|
Глава 6. Геополитика и социология Московского царства (XV-XVII вв.)
§ 6.1 Геополитические и социологические импликации теории Москва-Третий Рим
Напомним ряд исторических событий, включенных в содержание понятия Московской Руси или Московского царства. Их надо иметь в виду, потому что на разных этапах периода Московского царства меняются социальные, социологические и геополитические парадигмы рассматриваемого нами общества, то есть российского общества в его основаниях и корнях. Итак, эти корни формируются благодаря политике Александра Невского в самом начале монгольского периода. Корни Московского царства уходят в предыдущий исторический период, в монгольский период, которому была посвящена предыдущая глава. Важнейшая дата, с которой начинается путь свободного московского государства, это 8 сентября 1380 года – Куликовская битва. Это не просто исторически выигранное сражение, это фундаментальный момент этногенеза, как писал Лев Николаевич Гумилев. На Куликовскую битву под знаменами Дмитрия Донского вышли москвичи, суздальцы, владимирцы, а вернулись с этого сражения представители великоросского этноса[1]. Это был старт этногенеза.
Огромное значение в русской истории имеет Куликовская битва и с точки зрения первой фундаментальной победы, одержанной над Ордой. До этого русские постоянно проигрывали, и все попытки восстать против всевластия Орды терпели неудачу. Куликовская битва – это первая победа над силами Орды. Она была не окончательной. Мы знаем, что Тохтамыш в 1382 году взял и сжег Москву, и мы обязаны были вновь платить дань. Но Куликовская битва была фундаментальным рывком Московской Руси к независимости.
Важнейшим фактором победы над Ордой явилось Православие. Куликовская битва (1380 год) в полной мере показала значение сохранения в восточной части Руси (то есть части Руси под монгольским контролем) православной идентичности. На Западе она была в значительной степени ослаблена и размыта, особенно после Кревской унии, то есть объединения Литвы с Польшей. На Востоке же православная идентичность сохранилась в полной мере. И она заявила о себе как мощном социоорганизующем, политическом, историческом и геополитическом факторе в лице Сергия Радонежского, благословляющего Дмитрия Донского на ратные подвиги. Церковь в лице своего святого Сергия вдохновила русских на битву за освобождение от татарского контроля.
Факторы, определившие дальнейшее будущее России -- это военная победа над монголами, централизация Московского царства, особенно в эпоху Ивана Калиты, перенос митрополичьей кафедры митрополитом Петром из Киева в Москву. В 1380 году, за сто лет до начала полноценного Московского периода русского государства, произошла фундаментальная демонстрация всех тех факторов, трендов, тенденций, социальных и геополитических парадигм, которые в полной мере реализуются позднее.
Вскоре Дмитрий Донской завещает великокняжеский престол сыну Василию I как «свою отчину», то есть без получения ярлыка на княжение от Орды. Несмотря на взятие Москвы Тохтамышем и продолжение выплаты дани, политически Москва уже не так зависима, как ранее. В Орде идет «великое замятие», как пишут летописцы того времени, ханы постоянно меняются, прогрессирует развал, и Москва начинает становиться все более независимой.
Далее следует время Василия Темного, Василия II, ослепленного своими дядей и двоюродными братьями, Шемякой и Василием Косым, которого он сам, предварительно ослепил. Это период борьбы между двумя центрами русской восточной государственности -- Звенигородом и Москвой. Интересно, что в этот период Звенигород, который достался в удельное княжение младшему сыну Дмитрия Донского Юрию Долгорукому, претендует на фундаментальную роль столицы и много раз захватывает Москву, поэтому Василию II приходится даже бежать в Коломну. Москва могла уступить место столицы Звенигороду, который в то время был сопоставим по количеству людей и своему стратегическому положению с Москвой того периода. Конечно, правление Василия Темного – это период смут внутри вызревающего, подготавливающегося московского периода. Этот период чрезвычайно важен, именно в это время происходят следующие важнейшие события:
1) В 1339 г. состоится Флорентийский собор, на котором греки, представители Византии, которая еще была империей, и патриархатом, в которой мы входили как епархия греческой церкви, подписывает Флорентийскую унию и соглашается признать главенство Папы Римского. Налицо отказ греков от православной истины. Соглашаясь признавать правоту и первенство Рима, православная Византия отпадает от своего православия. Митрополит Исидор, участник Флорентийского собора, приезжает в Москву и пытается соблазнить русское общество принять унию, то есть поклониться католикам. Греки идут на это перед лицом нарастающей турецкой угрозы, в надежде на военную помощь Западной Европы. Русские митрополита Исидора сажают в тюрьму, откуда, правда, он потом сбегает. Но в 1448 году русская церковь становится автокефальной и впервые назначает своего главу на соборе русских епископов. Первым русским митрополитом становится Иона (1448-1461).
Далее происходит очень интересная вещь. На глазах русских людей в 1453 году падает Византия под ударами турок, Константинополь взят. Все это приходится на период княжения Василия II. И, несмотря на то, что это был период усобиц, одновременно внутри русского общества того периода происходила фундаментальная ломка геополитического и социального самосознания. В чем она заключалось? В совпадении двух одновременных параллельных процессов. Первый процесс – ослабление хватки Орды. Московитяне, жители Московской Руси все больше осознают себя не зависимым от Орды государством. Русские переживают себя не как часть Золотой Орды, но все больше осознают себя самостоятельным государством. Соответственно, русские берут на себя новые политические обязательства. В период от Куликовской битвы до конца правления Василия II Темного меняется статус Москвы. Одновременно возникает серьезный разлад с греками. Греки уклоняются во Флорентийскую унию, а русские еще до распада Византии провозглашают автокефалию русской православной церкви. Значит, ее главой становится русский митрополит, избираемый советом русских епископов. Это автокефалия: мы признаем номинально даже патриарха, но считаем его патриархом-еретиком, коль скоро он подписал Флорентийскую унию. В 1453 году рушится Византия как политическое государство, как империя, частью которой мы никогда, конечно, не были в полном смысле слова, но на которую мы всегда обращали взгляд, почитая византийского императора как Катехона, как того, кто удерживает приход Антихриста.
Итак, русские в период Василия II Темного оказываются перед лицом новой ситуации. Раньше мы были частью, как бы районом государства Золотая Орда, Улуса Джучи, с центром в Сарае. Мы подчинялись константинопольскому патриархату и, в целом, следовали в религиозных вопросах за теми процессами, которые проходили в византийском обществе, в византийском православии, и считали, что конец света не наступит, пока Византия, Царьград стоит, и ими правит православный император. Вся ситуация меняется в эпоху правления Василия Второго. Наверное, для современников все эти события были не очень заметны, но они неумолимой поступью меняли социальный и геополитический статус Московской Руси. Мы перестаем быть частью державы, которая распадается, Золотой Орды. Мы перестаем быть просто провинцией греческой церкви и берем ответственность на себя, потому что эта церковь уклоняется в ересь, принимая Папу Римского и католицизм. Православное царство, которое служило для православных людей всего мира оплотом отдаления прихода Антихриста, то есть Византия, Царьград, рушится под ударом иноплеменных, под ударом турок-мусульман.
Приблизительно с этого периода, начинается совершенно новая эпоха, которая строго совпадает с правлением Ивана III. Правление Ивана III – начало в полном смысле слова московского периода, с фундаментальны моментом стояния на Угре (1480 г.). Тогда хан Ахмат, которому Иван III отказывается платить дань уже окончательно, приезжает на Угру вместе с литовским королем Казимиром. Обратим внимание, что геополитически татары вместе с Западом хотят укротить Восток: литовцы -- своего главного врага, московских великих князей, а татары – своих данников, которые отказываются платить дань. Но мощь русского войска была такова, что хан Ахмат был вынужден повернуть назад в степи. Там его догнал и убил союзник Москвы сибирский хан Ивак.
Таким образом, 1480 г. – это начало новой русской независимой государственности. С этого периода мы в полном смысле слова становимся независимой державой. В истории каждого народа одни и те же события происходят по-разному, в разных обстоятельствах, с разными смыслами, в разных контекстах. Мы были уже когда-то независимой державой в Киевской Руси, поэтому – это повторение. Мы вторично становимся государственностью. Но мы были государственностью одного типа, которая распалась на две -- восточную и западную Русь. Одна из них потом попала под контроль внешних сил. Но одна из этих двух частей – восточная часть – обретает свою независимость и государственность вновь. В каких условиях? Это происходит в условиях нашей религиозной самостоятельности. То есть, теперь мы сами должны решать, что православно, а что нет. Мы только что отвергли посланцев патриарха, приславшего нам митрополита Исидора, который подписал Флорентийскую унию. Мы отвергли власть Константинопольского, Вселенского патриарха за еретичество. Увидев, что мы не приняли это еретичество, а они приняли, и это их не спасло от турок, русские люди убедились в справедливости такого решения.
Греки, наши учителя, отказались от веры для того, чтобы сохраниться политически -- и политически рухнули. «Отказались от веры, -- подумали русские люди периода правления Ивана III , политики и простые граждане, -- следовательно, и упали». Значит, не отступайся от веры. Мы не отступились. Следовательно, мы стали независимыми. Византия отказывается от своей церковной идентичности, православной идентичности, признает правоту католиков, и политически исчезает. Мы отвергаем католиков, утверждаем собственную православную правоту и освобождаемся. Последовательность этих событий в традиционном средневековом русском сознании приобретают характер причинности. То есть, те упали, потому что отступили от веры. Мы укрепились, потому что сохранили веру. Не важно, верно это или нет. Важно, что таково социологическое самосознание русских московского периода. Одно следует за другим, и русские ставят знак причинности, следствия, консиквентности.
Иван III начинает закреплять новый статус своего великого княжения и уже называется Государем или Царем Всея Руси, Московской Руси. Он захватывает другие русские княжества, которые до этого враждовали с Москвой. А после смерти своей первой жены княгини Марии Борисовны Тверской он сочетается браком с племянницей последнего византийского императора Константина XI Софией Палеолог, тем самым возводя свою династическую линию к византийским императорам. Это чрезвычайно важно. В других обстоятельствах это значило бы гораздо меньше или значило что-то иное.
Так формируется государственная идея Третьего Рима[2], которая радикально меняет социологический статус Московского царства, московского государства. Это не просто великое княжество, это нечто новое, Третий Рим или новая Вторая Византия. Византия, с точки зрения православной традиции, представляет собой не только веру или религию. Это еще и социально-политическое устройство, нормативно основанное на принципе симфонии властей. Наш современный Патриарх всея Руси Кирилл в своей традиционной речи при вступлении в патриарший сан, говорил об этой симфонии властей как о принципе православного политического устройства. Смысл симфонии властей – это созвучие властей, то, что патриарх и император, то есть царь, участвуют в управлении империей совместно. И именно царь выполняет роль внешнего епископа церкви, и одновременно выполняет роль Катехона, «удерживающего».
По-гречески «катехон» означает «держащий», «держитель», «вседержитель», «самодержец». Это тот, кто препятствует приходу Антихриста. Во втором послании апостола Павла фессалоникийцам, говорится: «И сын погибели не придет, пока не будет взят от среды удерживающий теперь». Кто такой «удерживающий»? Катехон. Как он интерпретировался в православии? Как православный император. Поэтому, когда пала Византия, все ожидали конца света, потому что не было Катехона, не было удерживающего. Взятие Константинополя турками было воспринято как конец времен. И вдруг, этот конец времен для русских отложился, замедлился, потому что та империя, которая рухнула, Византия, была транслирована, перенесена на север -- в Москву, в Московское царство. И русский великий князь начинает осмыслять себя не просто великим князем, но императором, царем или Катехоном. Не политической фигурой, а внешним епископом церкви.
§ 6.2 Этапы становления Московского царства
Московское царство за правление Ивана вырастает в пять раз. Новгород падает, и попытки сохранить некую автономию в рамках уже восточной Руси становятся все более и более уязвимыми. Дальше следует период правления Василия III (1505 – 1533 гг.). При нем процессы укрепления страны, централизации, установления контроля над провинциями продолжаются, хотя и с меньшей динамикой.
Далее наступает кульминация московского периода -- царствование Ивана Васильевича Грозного, Ивана IV. В этот период происходит окончательное оформление концепции «Москвы --Третьего Рима» в качестве главной государственной идеи. И в 1547 г. Грозный официально венчается на царство. Это фундаментальный момент. Царем Всея Руси в некоторых документах называет себя еще Иван III. Ему же вместе с Софьей Палеолог привозят византийский трон и царские (императорские) регалии. Но официальной коронации Ивана Третьего мы не знаем. Царем Всея Руси, то есть по статусу императором новой римской империи, третьей Римской империи или новой византийской империи в 1547 г. становится Иван IV. При нем государственная идея «Москвы – Третьего Рима» достигает своего апогея. Все общество теперь мыслит себя как удерживающее, катехон.
Карта 20
Рост Московског княжества в XIV-XV вв.
В период правления Ивана Грозного, с 1533 по 1584 гг. всесторонне расцвела московская идея в геополитическом, социальном и религиозном аспектах.
Именно в этот период Русь начинает по-настоящему осмысляться как святая Русь. Она становится святой, потому что представляет в сознании ее граждан, ее жителей последний оплот от прихода в мир Антихриста. Соответственно, русский народ становится богоносным народом, мыслит себя как народ – богоносец, потому что только ему среди всех народов выделена, уготована миссия препятствовать приходу Антихриста. Точно также идея Катехона, идея удерживания, распространяется на русского царя и на русский народ. И русский царь, который воплощает в себе русский народ и русскую миссию, в лице Ивана Грозного представляет собой трагический пик пирамиды общества, перед лицом которого стоит тотальный конец света[3]. Потому что само падение Византии мыслится как безусловный признак конца света. Русским людям через русское общество и русскую государственность дается некоторое послабление, некоторое приращение времени к благодати Божьей, но конец все равно близок, и его никто не отменял.
Так возникла идея «Москвы – Третьего Рима», как ее формулировал старец Филофей: «Два Рима – падоша, третий – стоит, а четвертому – не быти». Обратим внимание: два Рима – падоша, это понятно. Третий стоит – это Московское царство. А четвертому – не быти. Это означает, что Московское царство, во главе которого стоит царь Иван Грозный, лицом к лицу сталкивается с концом – «четвертому не быти», будущего нет. Впереди приход Сатаны, приход Антихриста. Эта близость Антихриста и смерти составляет, формирует психологический портрет нашего великого царя Ивана Грозного. И сам Грозный пишет канон, который вошел в религиозный обиход Русской православной церкви как «Канон Ангелу Грозному», где, обращаясь к смерти, которая ждет и стоит лицом к лицу перед ним, он пишет удивительные проникновенные слова. Такое впечатление, что ангел смерти смотрит царю в глаза, и сам он говорит с ним, находясь в прямом живом диалоге. Ничего более пронзительного и яркого по своим формам, хотя и в соответствии с древней церковной литургикой, с сохранением классических православных тропов, не было придумано.
Итак, Иван Грозный становится носителем этой миссии, а вслед за ним и вся Московская Русь. И «Москва – Третий Рим» – это не просто идея бравурного самопрославления русских. Так же, как и идея Святой Руси и идея народа-богоносца, эта идея чрезвычайно сложная. Это идея, в первую очередь, ответственности, того, что было проявлено в принципе тяглового государства[4]. Что такое тягловое государство? Тягло – это то, что все должны всем, что люди должны давать государству. И это то, что высшие классы – бояре и дворяне – должны передавать царю. И то, что царь должен передавать Богу. Потому что царь, наш русский царь Иван Грозный впервые остался один на один с Богом, представляя все человечество. Все остальное человечество впало в ересь, и уже с нашей точки зрения человеческим считаться не могло. Мы остались последними православными, которые несли на себе двойную миссию: Ветхого завета и Нового Заветов. Ветхий завет перешел в Новый завет. Все праведники Ветхого завета перешли в Новый завет, согласно учению христианства. Далее, с точки зрения православных, от христианского завета отпали католики, западная церковь, и потом уже рухнуло само византийское православие. Таким образом, православными остались одни мы, русские, Московское царство, которое взяло на себя наследие всего новозаветного христианства и всей ветхозаветной церкви иудейской. Отсюда возникает идея «Россия –Новый Израиль», идея нового избранного народа. Но этот избранный народ не просто кичится тем, что он такой. Он чувствует колоссальную тягловую ответственность. Поэтому соучастие в социальной, политической, экономической жизни этого периода приобретает характер исполнения религиозного долга. Это религиозный долг крестьян перед боярами, бояр перед царем, а царя перед Богом. И все это на фоне близстоящей смерти, на фоне фигуры Антихриста, который «близ стоит», и смотрит на все то, что русские делают в Московском царстве.
Ощущение колоссальнейшей ответственности перед лицом исторических судеб мира, которые сводятся к Московскому царству, предопределяет психологию и социологию этапа «Москвы – Третьего Рима». Многие неверно понимают эту идею как национальное бахвальство. Можно сказать, русские чувствуют Святую Русь и самих себя народом-богоносцем. И понимая ответственность, действительно чувствуют, что они особенные -- потому, что остались верными православию, потому что в исторический период падения Византии они заново обрели свою государственность. Эти ноты народной избранности сопряжены с колоссальным тяжелейшим ожиданием – ожиданием скорого конца света, последних времен, последнего отступления. Русские мыслят «Третий Рим, который стоит, а четвертому не бытии» как оттяжку конца, как послабление, но не как изменение хода исторического процесса. Поэтому это очень мрачный период, и в нем обостряются эсхатологические ожидания, предвкушения смерти, конца, финальной катастрофы.
И в этом парадоксальность правления Ивана Грозного. Предчувствуя смерть, он сеет смерть. Находясь с ней в диалоге, он ее провоцирует. Существует либеральный, точнее, западнический миф, о двух Иванах: Иване Грозном периода Избранной Рады – «хорошем» и Иване Грозном периода опричнины, который чаще всего оценивается негативно[5].
Правление Ивана Грозного – это эсхатологическая драма. Все ритуалы Ивана Грозного с его опричниной и многочисленными эксцессами правления были лишь иллюстрацией, репетицией эсхатологической драмы, драмы приближающегося конца света[6]. И идея «Москвы – Третьего Рима», двойственная, дуальная, парадоксальная, демонстрирует ощущение избранности и одновременно тягловой обязанности, и еще ощущение бесконечного трагизма, предчувствие кошмара и ада, с которым каждый, кто живет в этой идее, сталкивается. Поэтому эта идея и трагичная тоже. Люди знают – четвертому не быть. Мы стоим на пороге конца, думают люди в этот период. И чувствуют этот конец, и визуализируют его в своих образах, и вглядываются в лица бесов на иконах, и видят их как довольно быстрых и скорых пришельцев.
§ 6.3 Геополитика Смутного времени (Годунов, Шуйский, Лжедмитирии) – внешние факторы и социальные процессы
Следующий период -- Смутное время (1598–1612гг0. После напряжения периода правления Ивана Грозного, где все держалось на одном человеке, на человеке Грозном, стоящим перед Богом и адом и отвечающим за все русское человечество, а поскольку все человечество свелось к русскому человечеству, то за все человечество вообще, начинается Смута. Иван Грозный и берет татарские ханства, и резко увеличивает наши территории, фактически восстанавливают полностью границы Золотой Орды, Улуса Джучи, только теперь подчиненные Москве, а не Сараю. Напряжение, действительно, слишком велико и фигура Годунова и Федора Иоанновича, а также убийство царевича Димитрия создает ощущение того, что теперь будет конец. И Смутное время многими воспринимается совершенно апокалиптическим образом. Правители, Лжедмитрии сменяют друг друга, бояре всех предают, родители, как пишет историк Щапов[7], от голода варят своих детей в котле и продают вместо баранины на рынке, идет дикая, тотальная деградация. Московское царство постоянно оккупируется разными народами, которые живут вокруг него, юг терзают крымские татары, шведы берут Новгород, литовцы по приглашению Лжедмитрия берут Москву. И так все продолжается до 1612 года.
Что в этой ситуации показательно? Сильная царская сильная власть, на которой держалась Московская Русь, мощнейшей грозная московская власть Ивана III, Александра Невского, Дмитрия Донского, Андрея Боголюбского пошатнулась. И московское общество требует сверхчеловеческого царя, царя, который был бы более, чем человек, который мог бы держать всю распадающуюся, разъезжающуюся груду народных обломков в одной жесткой руке, превращая их в тягловое, повинное население, в людей, которые тянут спасение, которые двигаются к последнему спасению перед лицом финального наступления конца света. Поэтому и тяготы, которые несет русский человек, есть тяготы религиозного порядка. И даже если ему тяжело пахать землю, тяжело платить налоги, тяжело ездить по дорогам, по которым невозможно проехать – это все несет в себе религиозное значение. Это аскеза. Как монахи, которые одевают на себя вериги, так и русские люди надевают на себя экономические повинности для того, чтобы очистить свою душу перед концом времен. Это и есть тягловая идея. И во главе должен стоять сильнейший грозный правитель, который всех будет гнать –свое население и весь остальной мир -- пинками к спасению, куда они тоже пойдут и потянут своих мужей, жен и всех остальных[8]. Только нет такого человека в Смутное время, несмотря на то, что мы восстанавливаем патриаршество, стремясь все больше и больше укрепить наши позиции в этот период (как раз в правление Годунова в 1589 году было учреждено патриаршество, точнее, в царствование Федора, так как Годунов практически правил при Федоре Иоанновиче). Власть без такого ультра, сверхчеловека, диктатора-ангела Грозного у нас не держится. Приходит обычный человек и все разъезжается.
Боярство как высший класс ведет себя в Смутное время отвратительно. Они перепродают страну. Некоторые бояре по несколько раз в день меняют свою лояльность от Лжедмитрия к Шуйскому. Где шубу получат, туда и бегут. Люди понимают: на боярах и на аристократах нельзя основывать никакое правление в стране. Есть только единый сильный государь. Нет сильного государя, бояре демонстрируют дурные нравственные качества -- и рушится Русь. Уже присягают Владиславу, польскому католическому королю. Русь опять оккупирована, Русь опять упала, вот-вот начнется новое иго.
И вдруг возникает новое начало, совершенно забытое на каком-то историческом периоде -- вечевое начало или народное самоуправление. Оно начинает формировать народное ополчение. И народ-богоносец, который тянул не просто потому, что его пинали, а потому что он понимал, что он делает, и понимал религиозное значение своего долготерпения, своего труда, поднимается и заявляет о себе. Этот народ-богоносец начинает выступать как самостоятельная сила, противостоящая распаду московской идеи[9].
Какая страта приходит на помощь московской государственности? Высшей фигуры нет, диктатора нет, представители же высших страт общества ведут себя как абсолютно никчемные существа. Бил их Иван Грозный, порол, ссылал, опричников на них напускал, резал, отбирал, грабил, чего он только ни делал со своими боярами, и что? И ничего. Он правильно делал, потому что стоило перестать их бить, они пригласили литовцев, пригласили Лжедмитрия. Период Смуты показывает, что аристократическое правление для Руси – это погибель, что в России может быть только монархия.
Но монархия ослабла, рухнула. Аристократы ничего не могут сделать. Кто поднимается? Поднимаются низшие страты. Мясник Минин из Нижнего Новгорода поднимается из самого низа для совершенно новой модели. А до этого, кстати, первое народное ополчение было создано Прокопием Ляпуновым. На самом деле, не только Минин начал создавать народное ополчение. И до Минина были инициативы. По всей стране народ начинает организовываться. Вторая сила, которая участвует в войне с интервентами, это церковь. Русская православная церковь, как и в эпоху Сергия Радонежского, начинает выступать в качестве мощнейшей государственно-организующей силы. И из заточения патриарх Гермоген, а до этого патриарх Иов посылают все новые и новые обращения. К высшим стратам, высшим классам обращаться бесполезно. Они за шубу мать родную продадут. И иерархи обращаются к народу-богоносцу. И если бы этот народ был действительно быдлом, которое Иван Грозный лишь закрепил за землей и который только и ждал, чтобы вырваться из-под этого контроля, как считают марксисты, то, конечно, он бы либо весь ушел в восстание Болотникова, к казакам и тому подобное, но уж никак бы не внял словам первосвятителей Русской православной церкви. А он внял, самоорганизовался, создал народное ополчение, и не рассчитывая на эффективность боярских дружин, символически погнал перед собой князя Пожарского. Это было самое настоящее народное движение за святую Русь под эгидой православной церкви. Вот какие социальные силы завершают Смутное время.
§ 6.4 Геополитическое и социальное значение избрания на царство Романовых
Смутное время заканчивается династией Романовых. Их избрал Земский Собор. А Земский собор – это и есть богоносный русский народ. Он следует не путем династической преемственности, так как московская ветвь Рюриковичей прервалась на убиенном царевиче Дмитрии, но сам выбирает себе царя. Народ с опытом вчерашней Смуты сам выбирает монарха. И выбирают они Михаила Романова. Так начинается новая династия.
Карта 22
Смутное Время и иностранная интервенция в начале XVII века
В эпоху Михаила Романова продолжается централизация, Русь залечивает раны. И без особенных уже внутренних проблем мы справляемся с интервентами и постепенно начинаем расправляться. Отвоевали Новгород, отвоевали Смоленск, разогнали Литву, разобрались с татарами -- остатками, которые еще нам мешали на юге. И постепенно Московское царство начинает приходить к очень хорошему, добротному состоянию. Это уже настоящее, мощное гигантское государство, обширнее большинства европейских царств. Мощное, сплоченное, с бурно развивающимися городами, с огромным количеством бойкого веселого населения, которое помнит, как организовываться в самоополчение, как прогонять интервентов, как стыдить и грабить бояр, которые с собой не могут справиться, и как созывать земские соборы. Это очень демократическое общество, но по-особому демократическое. Это не вечевая ранняя демократия, это демократия всенародная, которая уже в полной мере впитала в себя исторический смысл событий предшествующих периодов. Это московская демократия, где народ помалкивает до поры, до времени. Народ тягловый, народ тянет, народ подчиняется мощнейшему царю и требует этого мощнейшего, дикого, злого, жестокого, грозного царя, и не хочет мягкого, доброго богомольца. Он хочет сильной мощной руки. Для чего ему эта рука? Для того, чтобы идти к спасению, чтобы она его гнала к спасению, как пасторским жезлом. Это необходимая вещь для русского народного собора – мощная монархическая, религиозная самобытная православная власть.
§ 6.5 Геополитический и социологический смысл Раскола (роль внешних факторов – греки, латиняне, другие православные народы, Украина)
При Михаиле Романове и при Алексее Михайловиче идея сильной мощной власти, великой русской империи, московской идеи Третьего Рима, вселенского значения миссии русского православия, подкрепленная нашими геополитическими завоеваниями, приобретает характер глобальной исторической конструкции. И воплощается эта идея в боголюбческом кружке, который создается при молодом Алексее Михайловиче группой религиозных деятелей. В этот круг входят протопоп Аввакум и будущий патриарх Никон, а также Иван Неронов* и другие видные религиозные деятели и бояре. Они грезят о возрождении великой православной империи и объединении вокруг Москвы всех православных народов, включая отвоевание у турков Константинополя, возврат всех белорусов и украинцев из нашей западной части Киевской Руси, которая отошла под поляков и литовцев. И что происходит? Ведь задуманное сбывается. Мы действительно захватываем вплоть до Полоцка Литовскую Русь, русские наступают и освобождают православный народ от панского шляхетского гнета. Все события свидетельствуют, что в столь печальный, трагичный, травматичный период истории Московская Русь должна вспыхнуть и загореться перед концом времен. О конце времен все помнят, никто не забыл. И все уверены, что под короной великого русского православия, под жезлом русского царя, русского императора и предстателя Русской православной церкви соберутся все народы мира, кроме еретиков.
Но происходит страшная вещь -- перебор, перерастяжка имперской идеи. Она воплощена в патриархе Никоне. Какова главная задача Руси? Это духовное спасение. Какова главная сила в нашей истории? Это религия, это вера православная. И поэтому Никон решил поставить себя над царской властью. Далее, для того, чтобы быстрее реализовать геополитическую идею о Москве – Третьем Риме и создании единого вселенского православного царства под своей эгидой, Никон приказывает заменить старые московские обряды новогреческими, которые были распространены и на Западной Руси[10]. Он стремится быстрее включить представителей других православных народов, некоторое время назад попавших под католиков, и решает пойти им навстречу. Он отдает приказы переписать книги, поскольку, когда в конце XVI в. изобрели книгопечатальный станок и стали много печатать, встал вопрос о разночтениях. Рукописные книги стали сверять по современным греческим и украинским образцам, которые отступали от московских. Началась книжная справа. И тут вступила в силу и дала о себе знать вторая половина концепции московской идеи – эсхатологическая, темная, ожидающая прихода Антихриста. Протопоп Аввакум воплощает в себе эту другую сторону московской идеи. Никон же из идеи «Москва – Третий Рим» берет триумфальный аспект, оптимистический, прогрессивный, и строит Новый Иерусалим как площадку для нового Иерусалима. То есть в ожидании эсхатологического сценария у Никона возникает идея положительной империи. Русская империя становится всемирной, мощной, и на этом, на светлой, мажорной ноте история заканчивается.
А у Аввакума все наоборот. Он видит из «Москвы – Третьего Рима» опасение, то опасение, которое пронизывало мировоззрение Грозного. Аввакум видит Антихриста. И он видит Антихриста везде, он видит, самое главное, самое страшное, Антихриста в Никоне. Он утверждает, что Никон пытается нарушить древние устои, которые легли в основу православной идентичности, православного царства, православной религии[11].
Вначале это был спор двух фундаментальных русских патриотов, мистических националистов, носителей одной идеи «Москва – Третий Рим». При этом один разделяет оптимистический сценарий, а другой – пессимистический. «И собрались», -- пишет Аввакум, -- «мы со старцами и решили между собой, что зиме быть предстоит, поскольку ноги озябли». Ноги озябли – чувствуют дыхание Антихриста. Дело плохо, считает Аввакум, и начинает войну с Никоном, а также с Алексеем Михайловичем, который Никона поддерживает. Это уже последний этап Московского царства – новая Смута и практически конец.
Вначале Никон проклинает Аввакума, ссылает его в Даурию. Это первый этап. Затем начинаются гонения на староверов. Староверы – это, говоря метафорически, те же участники народного ополчения, земского собора из тяглового люда Московской Руси эпохи Ивана Грозного, это социальная страта народа-богоносца, который чувствует себя и в этот период, ответственным за решение судеб страны.
И снова, спустя какое-то время, православному народу надо делать выбор: либо идти за царем, которого они сами утвердили на земском соборе, который поддерживает Никона и принимает новины, либо послушать старообрядцев. И происходит страшная вещь в русском народе – в глубине его происходит раскол. Эпоха раскола – это страшное, не только религиозное, но социальное, геополитическое, политологическое, культурное событие нашей истории. Часть народа выбирает Аввакума, приблизительно одна треть. Две трети выбирают Никона и царя. Эти две трети считают, что «ничего, как-нибудь, царю виднее». А о других писал Аввакум: «Русачки же мои во огнь дерзают, а правоверие не предают»[12]. Это он говорил о самосожженцах, то есть о той трети русского народа, которая считает, что лучше погибнуть, чем принять изменения в вере. И в этой ситуации народ должена сделать исторический выбор. Он же не присягнул полякам. Он не принял Лжедмитрия. Он не пошел за Годуновым или Шуйским. И он, в принципе, пошел за самим собой, за московской идеей. И в момент раскола они идут за московской идеей, но московская идея перемещается на периферию нашего общества. Если это был центр круга в эпоху московской Руси, то теперь наоборот, Москва ударяется в бега, Москва помещается на периферии, старообрядцы расселяются по окраинам нашей страны, по ходу дела колонизируя Сибирь, Кавказ, присоединяя к русскому государству все, что вокруг существует, что еще осталось не заселенным нами. Это уже другой социологический аспект. Столкнулись две московские идеи: одна монархическая, другая с опорой на себя, одна оптимистическая вариация идеи «Москва-третий Рим», вторая – пессимистическая вариация той же самой идеи.
Второй раскол происходит после первого, это раскол между низами и верхами, между низшим и высшим духовенство. Низшее духовенство поддерживает старообрядцев. Высшее духовенство поддерживает Никона. А бояре поддерживают царя, на народ им наплевать. Бояре всегда выполняли не слишком красивую функцию. И они все дальше и дальше отходят от нашего народа. Происходит как раскол внутри одной страты, внутри одного социального класса, так и раскол между двух страт; нарушается единство той гармонии, в рамках которой Русь так или иначе существовала на протяжении всего московского периода, за исключением Смуты.
Никон слишком возвысился над Алексеем Михайловичем. И Алексей Михайлович Никона ссылает. Тот уезжает в свой монастырь Новый Иерусалим, и думает, что его позовут. Так же, как Иван Грозный уезжает. Но Грозного потом народ сам пошел звать обратно. К Никону никто не приходит, и он остается там забытым, а Алексей Михайлович, минуя все процедуры, назначает другого патриарха[13]. Окончательное низвержение Никона происходит в 1666 году. Этого года боялись на протяжении всего московского периода. Эта цифра считалась одной из возможных дат конца света, по крайней мере, конца Московской Руси. Так все и произошло. Конец Московской Руси приходится на собор 1666-1667 годов. Что на нем происходит? Ни нем снимают Никона и анафематствует заново Аввакума. Теперь уже все представители идеи «Москвы – Третьего Рима» анафематствованы, и оптимистические и пессимистические. Делают это греки. Греков позвали, потому что уже больше некого было звать, потому что вся внутренняя, собственно христианская общественность, вся Церковь разделилась на новообрядцев-никониан и старообрядцев-аввакумовцев. И больше не к кому царю было обратиться, чтобы снять и тех и других. И он не нашел ничего лучше, чем вновь обратиться к иностранцам, советникам, которых, кстати, Никон завез книги править. В те времена вокруг престола вращалась масса всяких авантюристов, которые по десять раз перекрещивались: то они были иезуитами, то они у турецкого султана служили, потом они в Москву православных приезжали учить. И, фактически, Алексей Михайлович обращается к грекам, на которых мы уже двести лет не обращали внимания со времен падения Константинополя. Так, общались периодически, они за подарками в богатое Московское царство обычно приезжали от константинопольского патриарха.
На соборе 1666-1667 годов анафематствуется православный Стоглавый Собор 1551 года, который собирал Иван Грозный, на котором утверждалась избранность православной веры и который фактически придавал идее «Москвы – Третьего Рима», московской идее, религиозное значение. Это событие вменяется яко не бывшее, признается трехперстие, хождение по-гречески противосолонь, против солнца вокруг алтаря, принимаются все другие нововведения Никона, и вводятся еще дополнительные новые. И главное -- отвергается концепция «Москвы – Третьего Рима», и утверждается, что вселенское православие – это греческое православие, а Московское царство является просто одним из православных государств. Вот когда приходит конец московской идее. Она зачиналась при Александре Невском, она давала о себе знать на Куликовском поле, она обрела первую фундаментальную манифестацию Иване III, при Иване IV она вошла в апогей, пережила кризис Смуты, удержалась во времена первого Романова, но на втором Романове она закончилась.
Таким образом, мы рассмотрели драматическую историю Московской Руси с точки зрения социологии, с точки зрения геополитики, с точки зрения ее религиозного смысла. После раскол уже нет идеи Московской Руси, нет идеи Третьего Рима, нет идеи трансляции империи, и зреет совершенно новая социологическая и геополитическая парадигма, которая называется Санкт-Петербургской Россией, и связана она с реформами Петра. Но конец всякого исторического периода длится какое-то время, и конец московской идеи начался именно тогда, с Расколом.
§ 6.6 Формирование казачества и его геополитическое и социальное значение в русской истории
На всем протяжении Московской Руси, до начала Романовых, Москва восстанавливает контроль почти над всей территорией Золотой Орды. И дальше, в эпоху Романовых, и, в принципе, уже при Грозном она начинает продвигаться дальше, в Сибирь, к Сибирской орде и далее. И уже в эпоху Алексея Михайловича происходит присоединение к нам значительной части западных русских территорий.
Но самое главное, что Орда и её остатки не воспринимаются больше русскими как враги. Мы, наоборот, собираем под своим контролем те земли, частью которых мы некогда были. Мы воссоздаем в период правления Грозного Золотую Орду, Улус Джучиев, только не под контролем южной столицы Сарая, а северной столицы Москвы. Границы после взятия Казахского и Астраханского ханства почти те же самые. Мы воссоздаем государственность в основе, куда интегральной частью включена степь. И теперь, пожив при степно-лесном государстве, при монголах, когда монголы ослабели, и когда мы начали от них освобождаться, мы не вернулись в леса. Мы живем в лесо-степном государстве, чувствуя, что Казань, Астрахань и территории Сарая, южные донские степи – это наши земли, наше государство. У нас уже нет дуализма между лесными-своими и половцами, кипчаками, степняками чужими. Мы сами уже стали степняками.
И именно в тот период, когда мы начинаем осознавать себя как лесостепное государство, Московскую Орду, в этот момент появляется упоминание о казаках. Казаки – это уникальное явление, своих степняков. Это те русские, которые контролируют степь в интересах России. Как степные люди, они дикие, не подчиняются никаким законам; это мужская воинственная демократия, очень жесткая, фактически военная каста. Эта идея очень важная. Это свои степняки, поэтому есть даже версия что они – другой особый этнос[14]. Конечно, об этническом составе казаков говорить очень трудно. Среди них было множество славян, много тюркских и черкесских элементов, много кровей, которые перемешались на юге, в степных зонах[15]. Но именно казаки были представителями русской степи, которая была верна московскому государю. Это московская русская степь -- новое в нашей истории понятие. Казачество также пополнялось беглыми людьми, и так постепенно проходила казацкая колонизация степных, и в том числе азиатских, казахских, например, земель.
Монголы научили нас обращаться со степью. Это чрезвычайно важный момент. А дальше мы, казаки, тот же
 .
самый Ермак Тимофеевич, двинулись и в другие части бывшего царства Чингисхана -- туда, за Урал, и дальше в Сибирь. Казаки – это свои степняки, которые держали контроль над русскими землями и расширяли зону нашего влияния на юг. Они, конечно, подчинялись Москве с большим скрипом. Многое им не нравилось в том, что делает московский царь, часто они грабили всех подряд, в том числе и русских людей, выходя из-под контроля. Но в целом они выполняли геополитическую функцию контроля над степью. И поэтому казаки с социологической, социальной и геополитической точки зрения являются неотъемлемой частью русского общества, поскольку они представляют собой тот сегмент русского общества, который контролирует степь.
Обратим внимание, где казачьи войска? Терское, донское, далее уральские казаки, и даже сибирские казаки -- все они расселены традиционно в степной зоне Евразии, южнее границы леса и лесной зоны. Поэтому нет архангельских казаков или пермских казаков. Есть казаки южноуральские и есть сибирские казаки, есть также кавказские казаки, и есть казаки донские или кубанские. Когда мы говорим о казачьих войсках, атаманских войсках или просто их расселении, мы описываем степи. Казаки – это степь. Когда мы говорим «казак» – это означает житель русский или русоподобный, на нас похожий, может быть, нас недолюбливающий, но все равно наш степняк, интегральная часть нашей государственности.
Отметим, что не везде, не у всех русских была такая история, как в Московском царстве. Мы хотим напомнить, что одновременно с историей Московского царства, существовала история другой её части – Руси Литовской, второй половины Руси изначальной, которая тоже платила дань Орде, но была больше интегрирована в польскую, литовскую, европейскую политику. Что происходит в этом обществе? Это западнорусское общество, состоящее из тех этносов, которые сегодня мы называем белорусами, жившими в северной части этой зоны, и малороссами, которые жили южнее этой зоны, кроме казачества. На самом деле, Восточная Украина заселена не малороссами, она заселена казаками, то есть нашими степными. Фактически вся территория степной части Украины – это казаческие поселения. То есть, это тот же самый народ или та же самая структура, которая у русских контролирует степи. Она была такая же непокорная, такая же вздорная, такая же не очень послушная, но, тем не менее, это была часть нашего социального и геополитического организма. Это казаки.
§ 6.7 Литва (Западная Русь) в XV-XVII веках: социальная и религиозная структура
Возьмем малороссов и белорусов. Это те, кто не участвовали в Куликовской битве. Это не великороссы. То есть, это две части западных русских, которые оказались в другой социальной, политической и геополитической ситуации. Генезис и белорусов, и малороссов в эпоху Литовской Руси происходил следующим образом. Это было православное славянское население бывшей Киевской Руси, ее западной части. В эпоху Литовского княжества это была его элита: большинство в Литовском княжестве составляли именно русские православные князья, а русское православное население образовывало значительную долю населения, его влиятельное уважаемое большинство. И даже языческие князья, такие великие князья литовские, как Гедимин, признавали правоту православия и, будучи язычниками, относились к православной вере терпимо. Многие литовцы даже собирались принимать православие, и в связи с этим чуть было не сложилась западнорусская православная цивилизация, западнорусское православное царство. Но судьба распорядилась иначе, и после Кревской унии литовцы стали жителями католической польско-литовской страны с доминацией польского дворянства, шляхетства и католицизма. И в это же шляхетство, в этот же католицизм вписались занимающие центральные посты, в частности, великий княжеский престол в Литовском княжестве, литовцы. И с этого момента статус фактичекого государствообразующего религиозного большинства, которым обладали малороссы и белорусы или их предки на первых этапах литовской государственности, стал постепенно нисходить. Вначале поляки установили свою власть над малороссами и белорусами, потом часть этих земель в результате войн и конфликтов под контроль Австро-Венгрии. Всякий раз значение католического фактора увеличивалось, и через какое-то время, хотя малороссы и белорусы представляли собой большую часть населения, они оказались в положении людей второго сорта. Из влиятельного большинства Литовской Руси они превратились в подавляемое рабское сословие польско-литовского и затем австрийского государства.
В отличие от татарского гнета, который ограничивался установкой политического контроля и выплатой дани, польско-литовское государство требовало и дани, и политического подчинения, и смены религии, то есть смены идентичности. Для того, чтобы быть полноценным членом польско-литовского княжества, русскому православному малороссу или белорусу необходимо было сменить веру. Но сменить веру значит сменить Я, сменить сущность. За долгие века русские настолько сжились с православной идентичностью, что не мыслили себя без нее. Смена веры, особенно под давлением физических обстоятельств, означает предательство, признание себя никем, еретичество.
Насильственный переход в католичество расколол малорусский и белорусский народ: часть его приняла эти условия и интегрировалась в польско-литовское государство. Но это была крошечная часть. Подавляющее число малороссов и белорусов не пошло по пути отказа от своей веры. В основном опять по пути предательства и смены веры пошли бояре, которые смешались с шляхетством, с литовским дворянством. По тому же пути шли дворяне и бояре, бежавшие из Московской Руси, предавая государя, великих князей и царей, как Андрей Курбский. Хотя многие из них оставались некоторое время православными, но затем постепенно ополячивались, принимали католицизм и растворялись. Народа это почти не коснулось. Была более тонкая стратегия. После того, как стало ясно, что окатоличивание действуют слабо и даже под социальным, политическим и экономическим гнетом русские не собираются менять свою идентичность, была предпринята более коварная попытка – Брестская уния. Брестская уния предложила улучшить социально-экономическое положение западных русских в Литовском государстве, если они, сохраняя свой православный обряд, признают главенство Папы. Это называется униатство.
Униатство – это сохранение православного обряда и утверждение, что можно сохранить православный обряд, но необходимо признать главенство Папы Римского, признать подчинение церковной иерархии римской метрополии и римских кардиналов, и так далее. То есть стать частью римской церкви, которая сохраняет православный греческий обряд, стать как бы католиками греческого обряда.
Можно понять несчастных белорусов и украинцев, которые приняли униатство и изменили свой социальный статус. Они стали из людей десятого сорта людьми девятого сорта, к ним относились гораздо лучше, чем к православным: им давалось полстакана водки дополнительно в шинках и, соответственно, некоторые поблажки по выплате налогов. Конечно, они были людьми второго сорта, но православные были людьми нулевого сорта. Какой процент населения приблизительно принял униатство? Сложно посчитать, но если брать социологически исторические хроники, не более пяти-семи процентов русских людей. То есть, основная масса малороссов и белорусов продолжала оставаться верными православной церкви. Конечно, влияние западной церкви, католицизма и униатства было очень сильным. Оно носило и теологический, и языковый, и гносеологический характер. Но все же они стояли в вере. И поэтому когда Алексей Михайлович со своими воеводами пошел отвоевывать их от католиков и поляков, все встречали нас с распростертыми объятьями. Православное население Белоруссии и Малороссии воспринимало приход русских в XVII в. и вхождение в состав российской государственности как избавление. Они превращались из людей никакого сорта, из просто еретиков, из презренных париев, ущербных изгоев в полноценных граждан своей православной страны. И они возвращались на Родину. Ведь такой же была несколько веков назад наша общая Родина – Киевская Русь. Это была православная свободная страна, где каждому русскому православному человеку жилось прекрасно, припеваючи, иногда трудно, и даже ужасно, но тем не менее в целом замечательно. Поэтому они не просто завоевывались илинасильственно присоединялись к России, как утверждают украинские и белорусские националисты. Они освобождались от польско-литовского ига. Они попадали к себе домой и восстанавливали свои гражданские права, свое гражданское достоинство.К большому сожалению, мы не всех освободили, и часть оставалась еще долгое время под влиянием и под контролем польско-литовской государственности.
В любом случае эта часть западных русских людей представляет собой довольно однородную социально-этническую группу. Тем не менее, к сожалению, проживая около двухсот лет в разных государствах и социальных системах (великороссы – в Московской Руси, а малороссы и белорусы – в Литовской Руси), помимо православной идентичности, которая сохраняется и сближает их с московской социальной и геополитической системой, эти народы сформировали некоторые специфические особенности своего исторического пути и опыта. И мы в чем-то перестали друг друга понимать. Мы изменились, у нас образовалось больше татарско-восточного, а у них больше европейского, даже если они сохраняли свою православную идентичность.
Поэтому между великороссами и православными малороссами и белорусами тоже возникали социологические и геополитические барьеры. Нельзя сказать, что мы -- одно и то же. Мы слишком далеко разошлись, и когда мы соединились, то только по нескольких признакам: по общности государства, по общности социальных, исторических и этнических корней в Киевской Руси, по общей геополитической модели и по общим религиозным корням. Это лежит в основе нашего сближения, нашего единства до сих пор. Но были и существенные различия, которые укреплялись. К тому же западнорусское общество было открыто к влиянию западной социальной системы. Все-таки они жили в аристократическом обществе (с точки зрения правления). Правление аристократов – это правление немногих. Правление монархическое – это правление одного. Это политологические термины, они не говорят, что хорошо, а что плохо. Монархическое – это власть одного, аристократия – власть нескольких, власть недостойных аристократов -- олигархия.
Они жили в олигархическом обществе польско-литовского шляхетства и, конечно, не могли не впитать часть социального паттерна господствующего класса, как любые социальные страты, даже самые низшие. Какой ни какой обмен все-таки был, и циркуляция их социологических паттернов проходила сверху вниз. Через этнические, социально открытые модели уже по горизонтали происходил обмен различными социальными установками, католическое и униатское влияние проникало даже в православную среду.
Поэтому современное белорусское и украинское общество – это наследники истории существования у русских двух типов государственности, которые первично разошлись, как мы видели, в начале удельной Руси, еще дальше разошлись при монгольских завоеваниях, и затем частично сошлись в том московском периоде Алексея Михайловича, который знаменует отвоевывание части Малороссии. Такая возникла сложная социальная, этно-геополитическая конструкция, чьи последствия в полной мере в геополитическом, социальном и политическом смысле мы можем видеть сегодня.
Поэтому знание истории, знание геополитического смысла процессов, происходивших в древности, и понимание социологических трансформаций, флуктуаций, изменений и циклов в разных сегментах нашего общества совершенно необходимы не только как часть культурного багажа любого человека, но как необходимые знания для того, чтобы ориентироваться в настоящем, творить и понимать будущее.
Библиография:
1. Алексеев Н.Н. Русский народ и государство. М.: Аграф, 1998
2. Антонович В.Б. Монография по истории западной и юго-западной Руси Киев, 1882.
3. Багалей Д. И. Очерки из истории колонизации степной окраины Московского государства. М., 1887.
4. Вернадский Г. В. Монголы и Русь (The Mongols and Russia) / Пер с англ. Е. П.
5. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой. Тверь, М.: ЛЕАН, АГРАФ, 1997.
6. Вернадский Г.В. Московское царство. В 2-х чч. Тверь-М., 1997.
7. Вернадский Г. В. Начертание русской истории. СПб.: Издательство ""Лань"", 2000.
8. Вернадский Г.В. Россия в средние века. Тверь-М., 1997.
9. Вернадский Г.В. Русская историография. М., 1998.
10. Вернадский Г.В. Русская история. М., 1997.
11. Гумилев Л.Н. География этноса в исторический период. Л., 1990.
12. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Астрель, АСТ, 2004 г.
13. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М.: 1967.
14. Гумилев Л.Н. Конец и вновь начало. М., 1994.
15. Гумилев Л.Н. О термине "этнос" // Доклады отделений комиссий Географического общества СССР. Вып. 3. 1967.
16. Гумилев Л.Н. Открытие Хазарии. М.: Алгоритм, 2007.
17. Гумилев Л.Н. От Руси до России. М.: Айрис-Пресс, 2008.
18. Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»). М.: Айрис-пресс, 2002.
19. Гумилев Л.Н. "Тайная" и "явная" истории монголов XII-XIII вв. //Татаро-монголы в Азии и Европе. М., 1977.
20. Гумилев Л.Н. Тысячелетие вокруг Каспия. М.: АСТ, Харвест, 2008 .
21. Гумилев Л.Н. Этногенез и биосфера Земли. М.: АСТ, Астрель, 2005.
22. Житие протопопа Аввакума им самим написанное и другие его сочинения. М.: Acadeia, 1934.
23. Заседателева Л. Б. Терские казаки (Середина XVI – начало XX в.). М, 1974.
24. Зеньковский С. Русское старообрядчество, М.: Харвест, 2007.
25. Каптерев Н. Ф. Патриарх Никон и царь Алексей Михайлович. Сергиев Посад, 1912.
26. Кобяков С. Г. Заселение Дона в XVI – XVII вв. // Учен. зап. Ленингр. пед. ин-та им. М. Н. Покровского. 1955. Т. 10. Географический ф-т, вып. 3.
27. Костомаров Н. Личность царя Ивана Васильевича Грозного. М. 1990.
28. Кутузов Б. П. Тайная миссия патриарха Никона.-М.: Алгоритм, 2007.
29. Лисовой Н. Н., Соколова Т. А. Три Рима. М.: Olma Media Group, 2001.
30. Рябушинский В. Старообрядчество и русское религиозное чувство. М.: Мосты культуры. 2010.
31. Ульянов Н.И. Происхождение украинского сепаратизма. Мадрид, 1966.
32. Фроянов И.Я. Грозная опричнина. М.: Алгоритм, Эксмо, 2009 .
33. Фроянов И.Я. Драма русской истории: На пути к Опричнине. М., 2007.
34. Юрганов А.Л. Опричнина и страшный суд // Отечественная история. 1997. № 3. С. 52-75
35. Щапов А.П. Великорусскiя области и смутное время (1606-1613): Статьи 1 и 2.- СПб.,1861.
36. Щенников А.А. Червленый Яр: исследование по истории и географии Среднего Подонья в XIV-XVI вв. М.: Наука, 1987.
37. Fedorowicz J. K. A Republic of nobles: studies in Polish history to 1864. New York : Cambridge University Press, 1982.
Источник: geopolitica.ru.
Рейтинг публикации:
|
