|
Глава 10. Геополитика пост-ялтинского мира
§ 10.1 Геополитический смысл окончания Ялтинского мира для России
Ялтинский мир, с геополитической точки зрения, - это тот мир, который сложился по результатам Второй мировой войны, как столкновения трех геополитических образований: атлантистского, воплощенного в англо-американском полюсе, среднеевропейского, воплощенное в странах оси, и евразийского в лице Советского Союза. Чисто теоретически результаты этой войны могли быть разными и расклад сил мог бы быть разным, и в зависимости оттого, кто бы в войне победил, так бы и организовалась послевоенная геополитическая конструкция. Однако история не знает сослагательного наклонения, поэтому победила та модель, которая означала проигрыш Средней Европой, разделение Европы по Германии и победу совместных сил атлантистов и евразийцев над теми, кто был между ними. То есть, две крайности победили промежуточный, с геополитической точки зрения, вариант.
Сложилась двуполярная модель мира, которая и была зафиксирована в послевоенном устройстве. Два победивших блока, воевавших на одной стороне, договорились друг с другом о разделе сфер влияния. Восточная Европа отошла Советскому Союзу, Западная Европа - американцам. Кроме того, образовалось два мощных военно-политических и экономических блока, один во главе с СССР, другой во главе с США. Так, можно сказать, что по результатам Второй мировой войны произошел передел мира. Этот мир получил название Ялтинского или биполярного.
В Ялтинском мире гарантом суверенитета любого государства, где бы оно ни находилось, считался консенсус двух глобальных держав. То есть, специфика двуполярности заключалась в том, что кто бы ни попытался пересмотреть границы, например, объявить о новой государственности, или вступить с кем-то в локальный конфликт из других стран, кроме США и СССР, или выйти, поменять свою принадлежность, он сразу же сталкивался с очень серьезными проблемами в лице той или иной ядерной державы. Это и есть двуполярность.
Напомним, что после того как 1648 году был заключен Вестфальский мир, по результатам Тридцатилетней войны, субъектами международной политики в Европе, а потом и во всем мире были признаны суверенные национальные государства. В ХХ веке юридически такое представление сохранилось, де-юре субъектами политики оставались государства. Де-факто же такими субъектами являлись блоки держав. Вначале - три геополитических блока, после Второй мировой войны – два. Все остальные страны могли иметь только две опции: либо войти в советский лагерь, то есть, присоединиться к геополитике евразийства, либо в капиталистический. Этот выбор был открыт. Но некоторым уже после того, как советские войска закрепились в Восточной Европе, перспектива смены блока затруднена. Существовал еще сегмент стран, которые назывались не присоединившимися, они организовали постепенно Движение неприсоединения, однако основное напряжение мировой политики в тот период было между социалистическими и капиталистическими странами.
Таким образом, существовало два блока и все остальные, те, что соглашались с этим глобальным двуполярныи миром, но не делали окончательного выбора, то есть, осциллировали между тем или иным полюсом. Отражением Ялтинского мира явилось создание Организации Объединенных Наций – ООН, как ассамблеи, в которой существует Совет Безопасности, где решающий голос принадлежит двум блокам, советскому и западному. По сути дела, в рамках ООН действовали два полюса, каждый из которых был наделен правом вето. Когда между ними возникали определенные проблемы, достаточно было вето одного из членов Совета Безопасности, чтобы закрыть всю тему.
В конце 80-х, начале 90-х годов прошлого столетия произошел пересмотр Ялтинского мира. Падение «Берлинской стены» означало его конец, конец двуполюсной геополитики, конец этого своеобразного консенсуса, который нарушался только на периферии противостоянием в Китае, в Афганистане, во Вьетнаме, в Корее, где сталкивались между собой сверхдержавы, но не напрямую. Все это рухнуло в 1989-м году. А в 1991-м году происходит распад одного из блоков. Однако после этого новая система не возникла, сохранилась старая система биполярности с отсутствующим вторым полюсом. Произошла, по сути дела, аннексия к противоположной стороне части территорий, которые контролировались ранее одним другим геополитическим блоком, то есть Советским Союзом.
§ 10.2 Геополитическая история России в 90-е годы
Когда одна армия отступает, другая наступает. Когда одно государство или геополитический блок отдает свои территории, другие его занимают. Это закон. Таким образом, конец Ялтинского мира означал, что второй полюс, на котором была основана модель послевоенного мироустройства в геополитике, умер. Советское руководство считало, что сдавая свои геополитические позиции, они могут расчитывать на милость и понимание американцев, но те думали иначе. И это различие, этот зазор в геополитическом понимании процессов очень важен. Мы до сих пор не поняли, что нас завоевали, разделали, расчленили, мы до сих пор думаем, что это демократизация. А на Западе абсолютно все убеждены, что одержали победу и углубились в территорию противника, воспользовавшись неразберихой.
Можно сказать, что у Советского Союза с геополитической точки зрения существовало три пояса безопасности. Первый пояс безопасности - все дружественные страны во всем мире, включая Кубу, Корею, просоветские режимы в арабском мире. Это были советские или социалистические страны дальнего зарубежья. Это пояс сразу оставили еще в середине восьмидесятых годов. Следующий пояс безопасности - это Организация Варшавского Договора. Варшавский Договор, представлял собой евразийский, с геополитической точки зрения, второй пояс, который примыкал уже непосредственно с Запада к Советскому Союзу. В 89-м году падение «берлинской стены» означало, с геополитической точки зрения, аннексию Восточной Европы атлантическим полюсом. Не освобождение а прямую аннексию.
Поэтому, страны Восточной Европы, будучи присоединенными к странам Западной Европы, не получили каких-то новых суверенных прав или новой государственности. Условно они имели эти права и под Гитлером, и под Советским Союзом, и сейчас они имеют. Они более-менее в той или иной форме были национальными государствами. Но, естественно, они не получили и не могли получить никакой свободы, потому что ни двуполярный, ни однополярный мир никоим образом не отменил то правило, что суверенитетом обладают гигантские, мощные блоки держав[26].
Был разрушен и третий уровень обороны - это Советский Союз. Ты потеряли уже исторические территории российской государственности. Они возникли, естественно, не в советское время, это все урезанные территории Российской Империи, без Финляндии, Польши, где-то чуть-чуть прирезанные на Западной Украине. И уже это государство, которое номинально было разделено на республики, было разрушено в 91-м году.
Таким образом, три линии геополитической конструкции были перераспределены в пользу одной из сторон. Далее геополитический процесс пошел таким образом, что на грани распада оказалась уже сама Россия. Еще до конца Советского Союза, начинается парад суверенитетов в самой Российской Федерации. По сути дела, это была четвертая волна разрушения России. Так она и планировалась. Либеральные реформаторы, которые тогда были политической элитой, этот процесс приветствовали, они рассуждали, что процессы демократизации так и должны выглядеть, и после разрушения трех вышеупомянутых линий обороны, надо разрушить и четвертую.
Российская Федерация представляла собой уже, по сути, не единое государство, а очень свободную конфигурацию, юридически готовую к тому, чтобы объявить о роспуске РФ. По крайней мере, наличие, например, у президента Якутии собственных вооруженных сил, которые были прописаны в Конституции Якутии, давало к этому все основания. Якутия – большая страна, там много алмазов, якутов мало, поэтому можно было эту гигантскую территорию купить несколькими грантами Фонда Сороса, и этого спокойно хватило бы, чтобы якуты чувствовали себя замечательно и без всяких русских.
Четвертый этап разрушения России остановился на Кавказе. Тогда самые активные из сепаратистов, к которым принадлежали практически все кавказские республики, большинство республик Поволжья и многие республики Сибири объявили, по сути дела, о полном суверенитете. Создали свои министерства иностранных дел, но все это сосредоточилось на Чечне. Чечня заявила о выходе из состава Российской Федерации. За этим стояли мусульмане. Но они, мусульмане, не представляют собой геополитической силы, способной воевать с Российской Федерацией. А кто мог и был способен, и кто только что прекрасно осуществил процесс отчуждения наших подконтрольных территорий в сторону другого полюса, существовал. И он, этот полюс, то есть атлантизм, и был главной действующей линией ситуации в Чечне. С геополитической точки зрения, вся модель представляет собой абсолютно прозрачный процесс: первый пояс отчуждается, второй пояс, третий, четвертый, ну, в принципе, мог какой-то отчуждиться и пятый.
 
Ялтинского мира уже больше не существовало, мы не смогли остановиться на первом поясе… Хорошо, мы отдали бы Кубу, кстати, Куба и Вьетнам стоят, как ни парадоксально. Самый первый пояс, мы бросили, но его так и не подобрали толком. Там оказались такие устойчивые небольшие государства как Северная Корея. Второй пояс мы отдали подчистую, американцы его быстро интегрировали в Евросоюз. Третий пояс уже собрался в НАТО, кроме Белоруссии, где Лукашенко проводит самостоятельную политику. Во всяком случае, если мы не смогли отстоять территориальную целостность своего влияния в постялтинский мир, значит, Ялтинского мира нет. И мы начали транзицию, переход от двухполярного мира к однополярному миру, устроенному пока по такой модели: два сражались, один перестал, другой продолжает сражаться. Этим и вызвано наступление НАТО на Восток. НАТО срочно потребовался новый враг. Тем более, побежденная Россия особенно не воспринималается в качестве такового, поэтому постепенно этот однополярный мир ищет себе нового врага и им все больше и больше становится такая внетерриториальная инстанция, как исламский терроризм[27].
Декларируемый противник атлантизма теперь – это Бен Ладен, которого ищут и не находят, какие-то темные склады с химическим оружием в Ираке, в ходе ликвидации которых захватывают страну, вешают президента, и не находят этих складов. То есть, происходит виртуализация противника. А НАТО – это вещь не виртуальная. Вторжение в Афганистан и в Ирак – вещи не виртуальные. А объяснения, почему, что там делают американцы, – совершенно виртуальные, они особенно не стремятся быть хоть как-то обоснованными. Судя по этим объяснениям, американцы воюют в Афганистане и Ираке, чтобы поймать и наказать Бен Ладена и, по ходу дела, повесить Саддама Хусейна за то, что у него не нашли химического оружия, ради которого туда вторглись.
Я думаю, что это надо брать по модулю. Геополитика – это не дисциплина моральных выборов, у одних уходит, у других приходит. Тот, кто выиграл, тот берет то, что проиграл тот, кто проиграл. Был тест на то, в каком состоянии окажется бывший полюс двуполярного мира, тест на Россию, до какой степени она будет распадаться. Я не думаю, что американцы совсем уж по настоящему думали о необходимости полного развала[28]. Хотя Бжезинский в книге «Великая шахматная доска» об этом писал, как их бы устроил развал России на несколько независимых, небольших государств, которые будут друг с другом биться, а американцы будут устраивать свой новый американский порядок[29].
Камнем преткновения стала Чечня. Чечня, повторяя логику распада Югославии и распада самого СССР, только в более жестких моделях, начала изгнание русских. Вначале был осуществлен геноцид, этнический геноцид, этнические чистки русского населения, потом там стали создавать свои собственные политические структуры, что связано с Дудаевым и его политической системой правления. Но тут политическое руководство России подходит к определенной точке и застывает. Застывает и начинает балансировать. То есть, каждая из этих потерь каждого из поясов была очень точной, его теряли безвозвратно, признавая это, Москва еще признавала суверенитет и стран Восточной Европы, и бывших стран СНГ, давая право уйти к противнику своим подконтрольным территориям полностью, без разговоров. Когда этого потребовали внутрироссийские регионы, появилось некоторое недопонимание. Никто не говорит о том, что Ельцин решил любой ценой сохранить Российскую Федерацию и не пустить Чечню. Просто он не понял, как и что происходит. Хотя, наверное, он сам должен был это понимать, он же ездил и говорил: «Берите суверенитет». Суверенитет – это политическая независимость. Что он, не понимал, что говорит? Во всяком случае, он точно не понял, почему Чечня должна быть независимой. Но он не понял на половину, часть его советников высказалась за то, чтобы сохранить Чечню. А другая часть советников этому воспротивилась. Ельцин завис, как зависает компьютер. Но одновременно стал поддерживать тех, кто плевал в российские войска. Одновременно стал чеченцам поставлять оружие. То есть, это была действительно работа вышедшего из строя механизма.
Наши взяли Грозный в очередной раз, приехал генерал Лебедь, Грозный сдали и фактически чуть было не подписали начало процесса распада Российской Федерации, так называемый Хасавюртовский мир, когда Секретарь Совета безопасности Российской Федерации генерал Лебедь по поручению Ельцина приехал к чеченцам и поставил вопрос о правовом решении вопроса о независимости Чечни.
То, что Россия перестала быть глобальным фактором в игре двух полюсов, это уже было очевидно после потери трех поясов влияния. Стал вопрос, сохранит ли Россия за собой статус региональной державы. Региональная держава в геополитике – это держава большая, чем национальная, но, тем не менее, не способная бросить вызов глобальному мировому порядку и предложить свою версию международной архитектуры, однако, тем не менее, довольно жестко защищающая свои собственные земли и что к ним прилегает. Статус региональной державы, это не статус полюса в двуполярном мире, это гораздо ниже, но это еще и не статус безголосой, покорной страны, в которой внедрено внешнее управление, как сегодня во многих других странах.
И произошел очень серьезный поворот. Причем Ельцин только колебался, он размышлял, и так он и не додумал эту тяжелую мысль, и ушел с поста. Происходит назначение Путина, который с геополитической точки зрения решает чеченскую проблему. Геополитическое значение Путина – это остановка распада четвертого пояса и начало вступления в борьбу за региональный статус России. Потому что в конце 90-х гг. Россия могла лишиться статуса региональной державы, суверенной в ограниченном смысле, не в глобальном, в глобальном смысле мы не являемся суверенными, тогда не являлись, и сейчас не являемся. Но в региональном смысле был такой момент: либо мы будем суверенными, либо нет.
А теперь такой момент. Реализация всех этих событий 80-90-х гг. означает четкое следование планам Макиндера, создание черноморско-балтийской зоны санитарного кордона было предотвращением возможного сближения России, тогда – с Германией, сегодня с Европой. То есть, макиндеровское видение оптимальной геополитической позиции англосаксонского мира в Европе, оптимальной для мирового господства было реализовано[30]. То, что не удалось сделать окончательно в 1919 г. во время Версаля, было реализовано в 80-90-е гг.
§ 10.3 Геополитика постсоветского пространства
Что касается структуры границ постсоветского пространства. Мы видели, что было в Югославии, когда различные этносы, которые жили в составе Югославской Федерации, потребовали своей собственной национальной государственности. Там эти сторонники этнического самоопределения, превращения этноса в нацию, столкнулись с сербами, с сербским великодержавным национализмом. Сербы не хотели отдавать территорию, считая, что она им принадлежит. С этим было связано наказание сербов со стороны всего мира, то есть, со стороны Запада. Сербы претендовали на статус, пусть не большой, но гордой региональной державы. Запад и страны НАТО, напав на Белград, начав бомбардировку Белграда в 1999 г., по сути дела, дали им понять, что они не региональная держава. Вначале сербы пытались сохранить всю Югославию, потом уже только хотя бы саму Сербию и Черногорию. Постепенно Запад размозжил сербскую политическую конструкцию, сербскую геополитику до состояния невменяемости, и еще подставил, осудил Милошевича, посадил всех людей, которые представляли, что Сербия должна быть региональной страной, и заставил их улыбаться, и выбрать того, кто будет еще и радоваться. По российской модели 90-х гг., профессиональных конферансье, которые радуются, когда на их глазах кого-то расчленяют. Таких как Борис Тадич, современный президент Сербии.
Соединенные Штаты Америки создают систему нового управления значительной частью евразийских территорий[31]. Границы постсоветского пространства не соответствовали вообще никаким историческим реалиям. Кроме Эстонии, Латвии и Литвы, все остальные страны никогда не существовали в таких границах, таких границ не было. И Российской Федерации – такой страны не существовало, это абсолютно новая страна, созданная на границах, которые не были никем оплачены, это абсолютно случайная вещь. Эти государства воспользовались в целом распадом Советского Союза и объявили государственность тех в административных границах, которые были на этот момент признаны внутри, по сути, унитарного государства. Унитарного де-факто, формально федеративного, и унитарность эта держалась на политической воле Компартии. Она не была зафиксирована в юридических документах, поэтому борьба против 6-й статьи Конституции, это была борьба против той силы, которая препятствовала распаду. По сути дела, демократические реформы, таким образом, оказываются, последовательной, разумно спланированной, по крайней мере с одной стороны, и доведенная до своих конкретных результатов геополитической диверсией, включая осуждение культа личности. Культ личности надо было осудить или не надо, это не известно. Убрав эту статью, получили, что, комиссарская диктатура[32], партийная диктатура, которая скрепляла это государство сверхправовым образом, политическим образом, перестала существовать, и дальше уже любой район, любая часть страны могла потребовать права на самоопределение. Точно так это и произошло, и уже внутри Российской Федерации такие полусубъекты, эти районы точно также потребовали себе право на отсоединение.
Мы сейчас не будем углубляться в суть ленинской и сталинской политики, как такая ситуация стала возможной. Тем не менее, она появилась, исходя из того, чтобы подогнать под марксистские модели реалии раннего Советского Союза, сохранить территориальный контроль большевиков над регионами и, тем не менее, соответствовать марксистской модели одновременно. Это сложнейшие кульбиты, где была ложь на лжи и с точки зрения терминологий, и моделей, и существовала сталинская национальная политика, которая по факту всем предлагала право на свободу, а по сути, тех, кто пытался этим правом воспользоваться, немедленно давила. Факт, с геополитической точки зрения, заключается лишь в том, что границы постсоветского пространства не являются историческими. Они проведены самым случайным образом в рамках, по сути, унитарного государства. Это ставит вопрос об ирредентизме. Сам термин переводится с латинского как неспасенность, ирредентизм – неизбавленность, неспасенность. Речь идет о том, что когда определенные народы переходят от этносов к государствам и получают свою национальную государственность, то часть этих народов оказываются за пределами этой государственности и, в общем, чувствуют себя неуютно. Это называется ирредентизм. То есть, какие-то этнические группы, которые хотели бы, или предполагают, что хотели бы, присоединиться к основной национальной государственности, оказываются лишенными этого. Вопрос русского ирредентизма возникает именно в этот период.
Дело в том, что, конечно, русское этническое великоросское население или культурный русский тип населял достаточно разбросано всю территорию Советского Союза. Где-то больше, где-то меньше. В Казахстане до сих пор русские, русскоязычные составляют более 40 процентов. Даже в Латвии, куда они приехали довольно поздно, и то они представляют существенный процент населения. Что касается Украины, то там где-то половина – великороссы.
На постсоветском пространстве сложилась мозаика национальных государств, где все государства, кроме Российской Федерации, стали строить нации, именно нации, национальные политические гомогенные государства с одним языком и с четкой доминацией ядерного этноса. Того, кто оказался в большинстве или провозгласил себя в большинстве. Так началась казахстанизация Казахстана, таджикизация таджиков, связанная с гражданской войной, украинизация всех жителей Украины и так далее. При этом речь шла о том, что эти национальные процессы, которые подчас проходили довольно грубо и в полном диссонансе с европейским представлением о правах человека, поддерживались Западом, вплоть до этнических чисток, в том случае, если они были направлены против русского населения или если они помогали укрепить национальную независимость постсоветских государств.
Таким образом, возникает следующая модель. Ялтинский мир рушится, а в России те же самые силы, которые аплодировали распаду Советского Союза и демократизации страны, стали стеной против того, чтобы нечто подобное осуществилось в Российской Федерации. В принципе, в этом случае надо сказать, что это было правильное решение, потому что если бы в 90-е гг. Россия пошла по пути других постсоветских стран и создала бы жесткую национальную государственность, с притеснением этнических меньшинств, то, наверное, мы уже Россию не видели бы сейчас. Потому что в тот период никаких сил для того, чтобы утвердить национальную идентичность, основанную на великоросском этносе, не было. Поэтому нет худа без добра
По факту на постсоветском пространстве возникло 14 национальных государств с доминацией одной национальной темы и с подавлением других этнических моделей. Чище всего это удалось в Армении, где меньше всего этнических сил, там только курды и совсем мало русских. Остальные государства, естественно, представляют собой широкую полифонию этносов. И тем не менее, все они теперь говорят по-казахски, по-таджикски, по-узбекски, по-украински. Юлия Тимошенко издала приказ о том, что запрещено в украинских школах говорить на не украинском языке, даже на переменах или в буфете. Что это такое? Речь идет об этноциде. Язык – это свойство этноса, значит идет речь об уничтожении неукраиноязычного этноса, не украинцев, то есть, о насильственной ассимиляции. Любое такое решение в европейских странах мгновенно бы вызвало страшный скандал, здесь же Запад не замечает. Почему Запад не замечает? Потому что Запад действует, исходя из своих геополитических интересов. Укрепляя свою национальную идентичность, постсоветские государства ослабляют возможность возврата их к пророссийской политике, и тем самым ставят определенные жесткие преграды на пути возврата России к новому историческому статусу. То есть, если Россия захочет подняться, она уже столкнется не со своим иррединтистским русскоязычным народом, а уже с украинцами, казахстанцами, которые будут воевать, если придется, против России в своих собственных армиях своих собственных стран. То есть, идет переход от этноса к нации.
Таким образом, реализуется полностью проект Макиндера, тот проект создания национальной государственности в ключевых зонах, которые обеспечивают Западу господство в мировом масштабе. Напомню его фразу: «Тот, кто контролирует Восточную Европу, контролирует Heartland. Тот, кто контролирует Heartland, контролирует мир». То, что произошло в 90-е гг., после окончания Ялтинского мира, было реализацией проекта Макиндера.
§ 10.4 Евразийская и атлантистская геополитические ориентации в России в 90-е годы
Мы в нашем курсе постоянно проводим параллель между социологией и геополитикой, между социальными процессами и геополитическими. Как, интересно, реагировало население Российской Федерации или, скажем, советско-евразийские страты в девяностые годы, наблюдая за тем, что происходит. Существует очень интересный опрос ВЦИОМа, который был проведен впервые, по-моему, в 92-93-м г., и который проводится каждый год, в котором был поставлен следующий вопрос: «Считаете ли Вы Россию самостоятельной православной евразийской цивилизацией, либо это европейская страна?» Вопрос предельно точно поставлен. И знаете, какой ответ? Не меняется из года в год, с 1994 г., кажется, до сегодняшнего дня. Как вы думаете, какой приблизительный ответ?
71 % россиян с 1994 г. отвечают, что Россия самостоятельная православная евразийская страна. На 2 % число этих людей выросло за все эти годы, сейчас это 73 %. При этом количество тех, кто утверждает что Россия – европейская страна, сократилось с 15 % до 12 %, это тоже немного. Остальные не знают, не понимают смысла вопроса. Это социсследование ВЦИОМа, по выборке покрывает все слои российского населения, абсолютно все. То есть, это не фокусная модель. Интересно, что не проводилось такого исследования, но довольно легко понять из наблюдений за нашей культурой (это уже просто такое эмпирическое наблюдение), что если бы мы поставили этот вопрос перед политической элитой, то есть, поставили некий имущественный, властный ценз по этим четырем нашим социологическим осям: богатство, деньги, известность и власть, если бы мы обратились к высшему классу, представителям, мы бы получили как минимум прямо противоположный ответ. 71-73 % считает, что европейская страна, как Путин и Медведев, они убеждены в этом, они это транслируют. Вся политическая элита уверена, что Россия – европейская страна. Народ, то есть широкие массы, они видят ситуацию по-другому. Вот здесь очень интересная социологическая стратификация существенным образом кореллирована с геополитическими процессами. Теперь вам может быть будет понятно, как эти две различные дисциплины – социология, геополитика или, по крайней мере, направления, как они между собой кореллируют и связаны. Народ убежден в том, что правильная, нормативная, желательная проекция собственного статуса – это, скажем, двуполярность или самостоятельность в глобальном масштабе, то есть, суверенность глобального масштаба, считают люди, считающие Россию цивилизацией. И есть политические элиты, которые считают, что Россия представляет собой региональное явление. Совершенно очевидно, по какой линии происходил и на которой до сих пор остается раскол в обществе между элитами и массами. Массы видят эту ситуацию как проигрыш, то, что происходит, как катастрофу. И Путин однажды даже высказался так, что распад СССР был великой геополитической катастрофой. И элиты видят Россию, как самостоятельную западную страну, которая должна в качестве уже модернизированной европеизированной инстанции влиться в управляемый не Россией мир на правилах этого мира. Отсюда сближение с НАТО и так далее.
В 90-е гг. появляются политики, которые провозглашают атлантизм российской политикой. Так, Константин Боровой, будучи в Думе, создает атлантистскую фракцию, смысл ее заключается в том, что Россия должна следовать за американской политикой, которая является самой лучшей из всех политик, и больше ничего не делать. Андрей Козырев, министр иностранных дел, проводил аналогичную модель также последовательно, называя себя атлантистом[33]. И даже сегодня проректор МГИМО Богатуров, продолжает утверждать, уже, правда, в более дипломатически образовательном ключе, что единственное устройство, которое приемлемо для России, это моделированная однополярность, где Америка правит, а Россия иногда подсказывает, как лучше ей править[34].
Таким образом, в ситуации однополярного мира видно, что власть, политическая элита России хочет отождествиться с ядром этой новой однополярности и соучаствовать в этом ядре на разных основаниях. Тем, кто попроще, достаточно, чтобы просто пустили в Европу, кто посложнее, говорит, что мы еще будем на что-то влиять в региональном ключе. Но существует совершенно явная геополитическая установка – признать статус-кво однополярного мира, а это означает, что, в общем, так или иначе можно продолжить тематику распада Российской Федерации на каком-то следующем этапе. Об этом открыто говорят и Березовский, и оппозиционные политические силы. И, соответственно, частью, которая останется еще под контролем, интегрироваться в ядро этого однополярного мира. То есть, в американский центр. Бывшие противники идут служить тем, кто их победил. Также мыслит, приблизительно, олигархат.
Очень важно, что в этом постялтинском мире Запад приобретает характер, по сути дела, глобального явления[35]. То есть, после Запада, как части мира, мы приходим к Западу, как к глобальному явлению, который уже больше не оппонируется и противопоставляется Востоку, например, как было до окончания Ялтинского мира. А возникает другая формула, которую еще раньше провозгласил Тойнби[36] и подхватил Хантингтон[37], и в 90-е гг. она звучит так: West against the Rest. Запад против Востока, это формула двуполярного мира. Запад против всех остальных, с большой буквы, – это формула однополярного мира. Есть глобальный Запад, как геополитический, социальный, политический, культурный, мировоззренческий, экономический образец, как некая форма, как некая фигура, в которой ценности и интересы совпадают. То, что хорошо, поскольку это демократично и является свободным рынком, то должно быть выстроено в интересах Запада. То, что в интересах глобального Запада, то является хорошим, благим и так далее. Стратегические идеи центра нового мира, Соединенных Штатов Америки, отождествляются с моральным и социальным благом. Запад становится глобальным, и наши массы чувствуют себя неуютно в этой геополитической модели, а наши элиты хотят встроиться в нее, поэтому они и покупают в Челси свои дома, покупают сами «Челси» вместе с футболистами, которые там проживают и все остальное, бронеяхты. Они хотят стать The West, а народ остается The Rest.
Таким образом, геополитическое, почти расовое, в условном смысле, в кавычках, «расовое» напряжение между политическими элитами и массами в Российской Федерации после 90-х гг. и на всем постсоветском пространстве, где проблема ирредентизма вообще, не то, что не решена, она даже не поднята, составляет одну из специфик социологического устройства нашего общества. Чем можно сопоставить события 80-90-х гг. русской истории? Были аналогичные периоды. Этим закончилась феодальная удельная раздробленность, пришли монголы и всех прибрали к рукам, то есть, интегрировали. Закончилась самостоятельность киевской государственности, хоть она и была полуфиктивной уже в последние годы, но после монголов государство перестало существовать, как некое суверенное явление. Смута начала XVII в., бироновщина в эпоху Анны Иоанновны, когда все завоевания Петра покатились в обратном направлении. Революция, Гражданская война ХХ в. Вот прямые геополитические, социологические аналогии. И, как мы видели на всем протяжении нашего курса, элита в русской истории, как правило, играла самую замечательную роль в деле ее развала. На каждом этапе, когда элита поднимала голову, будь то аристократия, будь то князья, будь то боярство, всякий раз наступали какие-то мрачные периоды. Только тогда, когда, наоборот, народ и личное монархическое правление укрепляло свои позиции против аристократии и олигархии, наступали другие периоды.
Мы применяем это правило к 90-м гг., к постялтинскому миру – мы видим строго то же самое, Ельцин в окружении олигархов, которые друг с другом конкурируют, никто не соблюдает геостратегические интересы, вопросы о государственности никого не интересуют, массы чувствуют себя предельно неуютно, а элита просто откровенно растаскивает что плохо лежит и интегрируется куда-то еще. Классическая история, иллюстрирующая закономерные связи ориентации русских политических элит с деструктивными геополитическими процессами. И, наоборот, укрепление единоличной власти Путина, которой, может быть, он сам-то и не хотел, будучи представителем элиты, концентрация на нем ожиданий, в том числе и геополитических ожиданий, начинает в начале 2000-х гг. изменять этот процесс полного распада. И в этом отношении, можно сказать, это был поворотный пункт. Чеченская проблема решается. Никакого Хасавюрта. Чечня в составе России любой ценой. Так, приблизительно, мыслили традиционные цари и руководители России. Когда речь идет о территориальном контроле евразийского государства, кровь начинает восприниматься, как просто дополнительное обременение, как своя и чужая. На этом были построены все империи, и до сих пор американцы ежедневно получают десятки гробов из Афганистана, из Ирака. Кто хочет контролировать, что бы то ни было, должен за это платить, платить жизнью своих и чужих.
Были ли в политической истории 90-х гг., в этом постялтинском мире, какие-то силы, которые противодействовали на политическом уровне этой атлантистской политике саморазрушения? Да были. Это, безусловно, те, кого назвали путчистами 1991 г. Они выступили против конфедерализации Советского Союза. В результате они получили вообще полный распад Советского Союза, это другой вопрос, но силы, которые понимали и осознавали, к чему идут эти процессы, были. Верховный Совет в 1993 г., Хасбулатов, Руцкой, отстаивали не просто спор с ельцинскими элитами, но и отстаивали и определенный геополитический проект, связанный с тем, что Россия должна сохранять свой, хотя бы, региональный статус, в отличие от ультралиберальной политики того периода, которая доминировала в окружении Ельцина. Правда, быстро все повернулось, когда рядом с Ельциным после разгрома Дома Советов в 1993 г. появляется группа силовиков, таких как Грачев, Коржаков, и они, по сути дела,взяли на себя функцию в тяжелом, мрачном состоянии сохранить территориальную целостность Российской Федерации. Они начинают эту чудовищную, гибельную для нас, чеченскую кампанию, но мотивация у них такая же: не допустить уже утраты Россией статуса региональной державы. И приблизительно такое же настроение царит у силовиков, у людей советской спецслужбистской или военной выправки, которые просто инерциально мыслят в категориях двуполярного мира, они же подвергаются всяческим гонениям в 90-е гг. И тем не менее вплоть до Путина такого рода силы существуют.
Но если мы посмотрим, какую политику в геополитическом смысле, в социальном смысле, начал проводить Владимир Путин, мы увидим, что, явная тенденция постялтинского мира начинает оборачиваться[38]. Мы много раз видели в русской истории, в социальных и геополитических ее аспектах, когда, доходя до определенной точки, русская история куда-то поворачивала, потому что это не линейная история. Эта история, как минимум, синусоидальная, а скорее, еще представляет собой более сложную фигуру, такой графф, который, вообще неизвестно куда, на каком этапе идет. И для того чтобы понять, куда мы шли, надо дождаться, чем же все закончится. Потому что тогда фигура приобретет какую-то осмысленность, пока она не очень осмыслена. В эпоху Путина начинается битва за региональный статус Российской Федерации. То есть, никакого распада, ничего дальше, и даже с легкими попытками выйти за пределы Российской Федерации, вначале неудачно поддержав Януковича, а потом удачно поддержав Кокойты и Багапша в 2008 г., уже при Медведеве. Отсюда возникает новый тезис о суверенитете, речь идет, конечно, о региональном суверенитете, и это уже новейшая часть нашей истории.
§ 10.5 Появление Европы как интегрированного геополитического образования
Европа заново становится политическим игроком. После распада двуполярного мира Европа обретает новое значение, отныне это снова намек и набросок некой Центральной Европы, то есть, выполняет ту функцию, которая раньше играла Центральная Европа перед атлантическим полюсом, представленным Англией и Францией. Сейчас все европейское сообщество, за вычетом Англии и стран новой Европы, только присоединенными к НАТО восточно-европейскими государствами, становится синонимом Средней Европы. То есть то, что мы называем сегодня Европа или Евросоюз, это новое издание Средней Европы Ноймана. И поэтому можно сказать, что неслучайно именно франко-германский союз становится основой и осью этой новой Европы.
Атлантистский полюс в ходе ХХ в. сместился из Западной Европы за океан и точно совпал с Америкой. То есть, теперь Соединенные Штаты Америки являются главным носителем атлантистской модели, а раньше это были англичане и французы, а то, что находится между ними и русскими, между американцами и русскими, все больше и больше приобретает характер промежуточной зоны, то есть, той же самой средней Европы. Когда Европа была разделена, ее не существовало. Когда «берлинская стена» упала, появляется Европа. Она отлична теперь от Америки. Возникает зазор между двумя новыми геополитическими идентичностями: европейской и англосаксонской. Почему не просто сказать американской? Можно и так сказать, конечно, но надо подчеркнуть, что речь идет о Северной Америке, а не о Южной. И еще у Америки есть надежные партнеры в самой Европе. Прежде всего Англия, которую геополитики рассматривают, как пришвартовавшийся авианосец у берегов старой континентальной Европы.
Таким образом, если раньше Великобритания задавала тон этой Большой Игре, то сегодня ее место заняла Америка, и возникает новое пространство – Европа. Возникает набросок, пока еще очень смутный и далекий, новой модели, где существуют, начинают прорезаться новые системы разногласий и связей. Из этого можно вывести следующую вещь: у современной Европы есть две геополитических идентичности, которые находятся друг с другом в отношении суперпозиции, частично это Европа-1, частично это Европа-2. Первая Европа, это атлантистская Европа, Европа НАТОвская. Авангардом этой Европы выступает Англия и страны Восточной Европы, недавно в нее включенные. Это американско-атлантистский полюс, для которого Атлантический океан – это сближение, а не граница. И это Европа однополярного мира, и ее давление на другой мир транслирует однополярный импульс. А есть еще Европа континентальная, которая связана с франко-германским союзом, и которая исходит из принципа другой альтернативной архитектуры мира, где сам Атлантический океан является границей. По сути дела, если угодно, это Европа антиамериканская или Европа европейская. К ней сейчас строго принадлежат Франция, Германия, на сегодняшний момент Италия и Испания, то есть, крупные европейские страны и некоторые небольшие государства Европы. Кто является их противниками? Страны санитарного кордона, которые всем обязаны именно США и чью линию они проводят, и Англия. Таким образом, современная позиция современной Европы имеет две геополитические идентичности.
Любопытно, как проявилась эта континентальная антиамериканская идентичность в Европе после терактов 11 сентября. Крупнейший социолог и философ Европы Жан Бодрийяр комментируя после довольно долгого молчания свою реакцию на событие, сказал, что был рад, когда эти самолеты туда врезались. Это были его слова, от которых все были в шоке, потому что он сказал то, что ни один из европейцев никогда бы не произнес, он просто сказал правду. Это правда континентальной Европы, Бодриар был левым, он не был сторонником России. Но это была очень показательная реакция. Это ответственная позиция ответственного европейца на то, какие потери понес самый главный его враг.
Интересно, что после вторжения США в Ирак вместе с Англией без санкции Совета Безопасности и без, кстати, одобрения стран НАТО возникла новая идея, что, континентальная Европа, может приобрести некое политическое выражение. Это было связано с темой, которую вбросили французы, – создание оси Париж-Берлин-Москва[39]. Мгновенно оживает вся американская геополитическая пресса и специалист «Heritage Foundation» Джон Халсман пишет важную статью «Стратегия сбора вишен[40]».
«Стратегия сбора вишен» – эта статья, основанная на анализе консолидированной реакции Ширака, Шредера и Путина на вторжение англо-американской коалиции в Ирак. Халсман, анализируя ситуацию, приводит аналогию со сказкой «Волшебник из страны Оз», что были девочка Дороти, Железный дровосек, Страшила с пустыми мозгами, трусливый Лев, и какие-то еще персонажи, вроде собачки, ничего не значащей. Все по отдельности они не могли ничего толком сделать. Но когда, например, необходимо было собрать вишни, или когда осуществить какое-то еще дело, эти несостоятельные и лишенные самого главного персонажи помогали Дороти двигаться к своей цели. У французов, немцев, русских у каждого чего-то не хватает. У русских есть ядерное оружие, а экономики нет. У немцев нет никакой военной силы, наоборот, только экономика. А у французов особо ничего нет, кроме политических амбиций. По отдельности они ничего не стоят, как друзья Дороти. Но если мы вспомним «Волшебника страны Оз», они собрали вишни. И Халсман пишет, что они могут их собрать, а значит, немедленно надо разрушить, разбить, разнести в клочья стратегию Париж-Берлин-Москва
Интересно, как наши политические эксперты обсуждали перспективу Париж-Берлин-Москва. Все кричали, что надо быть только с Америкой, нам надо быть в Ираке, это необходимо. Европа – это страшная вещь, говорили эти все европеисты, ее надо сторониться. Речь шла впервые о реализации какого-то пусть и наброска, но последовательной нормальной стратегии. Причем альянс-то предлагался не с Северной Кореей, а с той Европой, которая является образцом, тем вожделенным местом, где все эти люди хотят жить. И очень экспрессивно заявлял, что нельзя осуществлять проект Париж-Берлин-Москва. А у американцев реакция довольно примитивная, но в логике того, что предписывал Халсман – ни в коем случае не допустить. Этот пример – повод для размышлений, какие эксперты кого обслуживают.
Как раз в этот период неоконсы в Америке поднимают следующую тему, что ни в коем случае нельзя, ни при каких обстоятельствах оставлять Ширака и Шредера у власти, потому что они являются теми, кто может стать этими Страшилой и Железным дровосеком. С этого начинается ход мощнейшей сетевой операции по приводу к власти Саркози и Меркель, которые приходя, Меркель в 2005 г., Саркози в 2007 г., начинают проводить иную политику. И Саркози, и Меркель в своих предвыборных программах говорят: главная идентичность Европы – атлантистская. Таким образом, тем не менее, и до сих пор Европа имеет именно две идентичности, и поэтому при любом анализе, особенно для тех, кто специализируется по социологии международных отношений, надо понимать, что когда мы говорим о Европе с геополитической точки зрения, это две различные вещи. Это два различных понятия. Есть Европа и Европа, – континентальная Европа и атлантистская Европа. Союз с континентальной Европой, как в свое время союз с Heartland германским, выгоден современной России, это позитивное направление. Европейский атлантизм, представляет собой то же самое, продолжение трансляции американских интересов. Функции санитарного кордона и Восточной Европы, пропитанной постоянно возникающей и поднимающейся русофобией тоже в этом геополитическом контексте совершенно понятны.
Библиография:
1. Баталов Э.Я. Русская идея и американская мечта. М.: Российская академия наук, Институт Соединенных Шатов Америки и Канады, 2001.
2. Бжезинский З. Великая Шахматная доска (The Grand Chessboard), М.: Международные отношения, 1999.
3. Бжезинский З. Выбор. Мировое господство или глобальное лидерство (The Choice: Global Domination or Global Leadership). М.: Международные отношения, 2007 г.
4. Богатуров А.Д. Равновесие недоверия: приоритеты России на фоне смены власти в США // Международные процессы. Том 7. Номер 3(21) «Политическая демократия и мировое государство». Сентябрь–декабрь 2009.
5. Богатуров А. Д. Плюралистическая однополярность // Богатуров А.Д., Косолапов Н.А., Хрусталев М.А.Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений. М.: НОФМО, 2002.
6. Голдгейр Дж., Макфол М. Цель и средства: Политика США в отношении России после «холодной войны» М.: 2009
7. Дугин А. Г. Основы геополитики. Геополитическое будущее России. Мыслить Пространством. М.: АРКТОГЕЯ-центр, 1999.
8. Козырев А.В. Преображение. М.: Международные отношения, 1995.
9. Котляр В. С. Международное право и современные стратегические концепции США и НАТО. М.: Центр инновационных технологий, 2008 .
10. Кройцбергер С., Грабовски С., Унзер Ю. Внешняя политика России: от Ельцина к Путину. М.: Оптима, 2002.
11. Парвулеско Ж. Путин и Евразийская империя, СПб.: Амфора, 2006.
12. Российско-американские отношения в прошлом и настоящем. Образы, мифы, реальность / Russian-American Relations in Past and Present: Images, Myths, and Reality. М.: РГГУ, 2007.
13. Тойнби А. Постижение истории. М.: Прогресс, 1990.
14. Фукуяма Ф. Конец истории и последний человек (The End of History and the Last Man). М.: АСТ, 2005.
15. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций (The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order). М.: АСТ, 2007.
16. Шаклеина Т.А. Россия и США в новом мировом порядке. Дискуссии в политико-академических сообществах России и США (1991-2002). М.: Институт США и Канады РАН, 2002
17. Шмитт К. Диктатура: от истоков современной идеи суверенитета до пролетарской классовой борьбы / Пер. с нем. Ю. Ю. Коринца; под ред. Д. В. Скляднева. СПб.: Наука, 2006.
18. Шишелина Л. Н. Расширение Европейского союза на Восток и интересы России. М.: Наука, 2006.
19. Ширяев Б. А. Внешняя политика США. Принципы, механизмы, методы, СПб.: Издательство Санкт-Петербургского университета, 2007.
20. Юго-Восточная Европа в эпоху кардинальных перемен, Издательство: Весь Мир, 2007.
21. Grossouvre de H. Paris, Berlin, Moscow: Prospects for Eurasian cooperaion // World Affairs, Vol 8 No 1 Jan–Mar 2004
22. Holbrooke R. America, A European Power // Foreign Affairs, March/April 1995.
23. Hulsman J. Cherry-Picking: Preventing the Emergence of a Permanent Franco-German-Russian Alliance [Electronic sourse]: The Heritage Foundation [Mode of access]: http://www.heritage.org/Research/Reports/2003/08/Cherry-Picking-Preventing-the-Emergence-of-a-Permanent-Franco-German-Russian-Alliance
24. Lieven A. America Right Or Wrong: An Anatomy of American Nationalism. Oxford: Oxford University Press US, 2005.
25. Mackinder H.J. Democratic Ideals and Reality. New York: Holt, 1919.
26. Markedonov S. Unrecognized Geopolitics // Russia in Global Affairs № 1, January — March 2006.
27. Pirchner H. Reviving greater Russia? : the future of Russia’s borders with Belarus, Georgia, Kazakhstan, Moldova and Ukraine. — Wash. D.C. : American Foreign Policy Council; Lanham : Univ. Press of America, 2005
28. Stephanson A. Manifest Destiny: American Expansion and the Empire of Right (Critical Issue Book), Hill and Wang, 1996
Источник: geopolitica.ru.
Рейтинг публикации:
|
