|
Материальная культура
Материальная культура тасманийцев издавна привлекала внимание многочисленных авторов, писавших об этом загадочном народе. Поэтому не будем тратить время и место на подробное описание предметов материальной культуры – это сделано другими, – а попытаемся взглянуть на нее с новой точки зрения. Спросим себя: что же дает она для решения проблемы происхождения тасманийцев и их этнокультурных связей с другими народами, для ответа на вопрос о том, какое место занимают тасманийцы на шкале культурного развития человечества.
Начнем с жилища. В предыдущих главах мы уже касались частично этого материала. Мы знаем, что жилища западного побережья острова отличались от жилищ восточного. В то время как последние были временными примитивными ветровыми заслонами, под защитой которых бродячие охотники разжигали костры, чтобы готовить пищу и обогреваться в холодные ночи, первые представляли собой долговременные, зачастую вместительные обиталища, связанные с полуоседлым образом жизни местного населения. Напомним, что Робинсон видел здесь круглые куполообразные хижины, крытые корой или травой, диаметр которых превышал 3, а высота – 2 м; они вмещали, по его словам, «до 15 человек, и еще собак» [91, 724]. По свидетельству других авторов, хижины бывали и конические, и вмещали порой до 30 человек; тасманийцы жили в них непрерывно в течение полугода [152, 109].
Ветровые заслоны сближают тасманийцев не только с австралийцами, но и с бродячими охотниками других частей света. Они относятся не столько к этническим, {93/94} сколько к стадиальным признакам, т. е. являются принадлежностью определенной стадии культурного развития. Такой же характерной чертой первобытности можно считать использование тасманийцами для жилья пещер и укрытий под скалами или ночлег в дупле дерева, специально расширенном огнем [152, 107; 153, 545]. Круглые в плане, куполообразные или конические жилища представляют собою более специфический признак тасманийской культуры. Весьма вероятно, что они восходят к глубокой древности. Искусственные круглые углубления, встречающиеся группами вдоль северо-западного побережья Тасмании, археологи считают следами хижин [125, 133]. Наряду с хижинами иных форм и конструкций, круглые в плане хижины, на каркасе, крытые чаще всего корой, иногда ветвями или травой, хорошо известны и в Австралии. Особенно же интересно то, что еще в первой половине XIX в. в Виктории австралийцы строили большие куполообразные хижины, имеющие свыше 3 м в поперечнике и более 180 см в высоту, почти такие же, какие Робинсон видел на западном побережье Тасмании; в таких хижинах помещалось до 12 человек [18, 139]. Следовательно, хижины такой формы и таких размеров нельзя считать чем-то исключительным для Тасмании – они встречаются и в Австралии.
Тасманийцы, как правило, ходили обнаженными, несмотря на то что на острове часто бывает холодно и сыро. Единственным одеянием им служили плащи-накидки из шкур сумчатых животных, которыми пользовались аборигены юга острова, где особенно часто дуют холодные ветры. Их видели мореплаватели начала прошлого века. По свидетельству путешественников, ими укрывались преимущественно старики и больные, а женщины носили в них младенцев. Такие же плащи встречались на юге, юго-востоке и юго-западе Австралии, т. е. там, где сохранились наиболее древние черты австралийской культуры. Использовались плащи в Тасмании и Австралии одинаково [179, 525–543]. Помимо накидок из шкур тасманийцы обогревались горящими факелами, как делают многие другие отсталые народы. Таким образом, и одежда тасманийцев сближает их с аборигенами Австралии.
Сближает их и обувь – сандалии, которые Робинсон и другие авторы называют «мокасинами». По словам {94/95} Робинсона, тасманийцы делали их из кожи кенгуру [91, 288, 510; 264, т. 2, 85; 152, 130; 24, 372]. Сандалиями из лыка или, подобно тасманийским, из кожи кенгуру или опоссума пользовались и аборигены Центральной Австралии.
Перейдем к деревянному вооружению тасманийцев (орудия из камня и кости рассмотрены в гл. «Прошлое тасманийцев в свете археологических исследований»). Оно было немногочисленным – в основном копья и палицы. Те и другие были и охотничьим, и боевым оружием. Наиболее распространены были простые цельные копья без зубцов или присоединяющегося наконечника, с острием, обожженным для прочности. Длина их достигала 3–4 м. Более примитивное копье трудно себе представить. Лишь на севере Тасмании отмечены копья с зазубренным концом [152, 69].
Палицы, или вадди, имели в длину от 60 см до 1 м 20 см; к одному концу они утолщались, другой служил рукоятью. С большим искусством тасманийцы метали их в стаю птиц, животное или же врага. О необычайной меткости тасманийцев сообщают многие очевидцы. Однако вадди были не только метательным оружием, но и ударным.
Аборигены Австралии располагали значительно большим набором копий и палиц различных типов, но элементарные формы этих орудий, подобные тасманийским, были широко распространены и здесь. Так, в Южном Квинсленде и в некоторых других районах Восточной Австралии наиболее распространенной была палица тасманийского типа [70, 76–100; 163, 22–23]. Замечательно, что у тасманийцев засвидетельствован точно такой же, как у австралийцев, способ приближения с копьем к врагу. Человек подходит, положив руки на голову, – привычная поза тасманийца, не внушающая подозрений, – а копье он в это время незаметно тащит по земле, удерживая его пальцами ноги. Внезапным быстрым движением нападающий подхватывает копье рукой и наносит смертельный удар. Такой способ приближения к врагу хорошо известен и в Австралии [58, 21–22; 33, илл. к стр. 128].
Широко распространено мнение, что ни бумерангов, ни копьеметалок, ни щитов, характерных для Австралии, тасманийцы не знали. Действительно, в эпоху колонизации бумерангов у тасманийцев или уже не было, или {95/96} же они встречались очень редко, в порядке исключения. Так, в 1942 г. появилось сообщение о бумеранге, найденном близ Девонпорта, на севере Тасмании [103, 21– 26]. Но ведь бумеранг был бы почти бесполезен в густых лесах Тасмании. Вполне возможно, что он был известен предкам тасманийцев до заселения ими Тасмании и в эпоху ее заселения, но потом почти полностью исчез с острова.
Однако и в самой Австралии бумеранги, как и копьеметалки, распространены далеко не повсеместно, несмотря на то что оба эти орудия принадлежат, по-видимому, к древнейшим элементам австралийской культуры [10, 266–282]. Многие племена Австралии не выделывают бумерангов, а получают их путем обмена от соседей, а некоторым это оружие и вовсе не известно. Бумеранги отсутствуют у сравнительно изолированных групп Центральной Австралии – пинтуби, биндибу и питьяндьяра, в северных, северо-западных и северо-восточных прибрежных областях континента, они неизвестны на о-вах Уэлсли, Мелвилл и Батерст. Как и в Тасмании, бумеранг, метательное оружие, рассчитанное на открытые пространства, в лесах Северной Австралии малоэффективен.
Что же касается отдельных групп населения Центральной Австралии, которые сами тоже не делают бумерангов, а лишь иногда заимствуют их у других племен, то это можно объяснить глубоко укоренившимся, традиционным межплеменным разделением труда, многообразные проявления которого хорошо известны исследователям австралийской культуры. Вследствие относительной этнографической изоляции этих групп их культура в целом, подобно культуре тасманийцев, вообще представляется более архаичной и примитивной по сравнению с культурой других австралийских племен. Причины исчезновения отдельных культурных явлений в таких этнографических изолятах могут быть различными. Исчезают условия, делавшие необходимым или возможным то или иное культурное явление, или же оно не получило еще достаточно широкого распространения в той большой этнической общности, от которой изолят отделился, или, наконец, отделившееся население может быть знакомо с самим культурным явлением, но не умеет или избегает почему-либо его воспроизводить. Так, отсутствие бумерангов в Тасмании {96/97} и на о-вах Мелвилл, Батерст и Уэлсли связано, вероятно, не только с природными условиями, преобладанием лесов и отсутствием открытых пространств в Тасмании, существовавших в эпоху ее первоначального заселения, но и с тем, что до отделения этих островов от австралийского континента, т. е. до конца плейстоцена, распространение бумерангов в Австралии было еще сравнительно ограниченным. Лишь в эпоху термического максимума, уже после отделения этих островов от Австралии, бумеранги широко распространились на землях внутренней Австралии (за исключением некоторых сравнительно изолированных районов) в связи с образованием обширных открытых пространств – саванн, степей, полупустынь и пустынь.
О том, что предки тасманийцев были знакомы с бумерангами, возможно, свидетельствует и свойственный тасманийцам способ метания палиц – вадди. Очевидцы сообщают, что при метании палицу держали в горизонтальном положении; при полете она приходила, подобно бумерангу, во вращательное движение и описывала в воздухе характерную для бумеранга траекторию, издавая при этом свойственный летящему бумерангу жужжащий звук [152, 71].
Все сказанное о бумерангах относится и к копьеметалкам. Будучи одним из древнейших элементов австралийской культуры, копьеметалки, однако, как и бумеранги, были распространены в Австралии далеко не всюду. Они отсутствовали не только на о-вах Мелвилл и Батерст, но и в прибрежных районах Нового Южного Уэльса на востоке континента [215, 167], а также в некоторых других местах Австралии, населенных сравнительно изолированными группами, где исчезновение копьеметалок было, вероятно, также следствием этнографической изоляции. Возможно, что в плейстоцене, до отделения Тасмании и наступления термического максимума, копьеметалки были распространены в Австралии еще менее широко. В то же время некоторые данные говорят о том, что и тасманийцы были знакомы с этим орудием, хотя в эпоху колонизации оно встречалось крайне редко. Один из очевидцев первой трети прошлого века сам видел в руках тасманийцев настоящие копьеметалки [240, 84]. Можно, конечно, предположить, что пользоваться копьеметалкой тасманийцев научили завезенные на остров европейскими колонистами аборигены {97/98} Австралии, но это не более чем предположение, ни на чем не основанное.
Были у тасманийцев и щиты – характерное оборонительное оружие австралийцев. О плоских деревянных щитах пишет Линг-Рот, однако он тут же замечает, что щиты, вероятно, появились под влиянием привезенных колонистами аборигенов Австралии [152, 68]. Но и это остается лишь предположением. Можно добавить, что в 1942 г. появилось описание еще одного тасманийского щита [103, 21–26].
У тасманийцев имелось еще одно орудие, замечательное своим сходством с аналогичным австралийским орудием. На него обратил внимание еще Лабиллардьер в конце XVIII в. Он описывает деревянную лопатку, и помощью которой женщины отделяли от скал моллюсков (см. гл. «Земля и народ. Загадка его происхождения»)
О свойственном тасманийцам разделении труда между мужчинами и женщинами и о соответствующих различиях в орудиях труда пишет и Робинсон. Подобно Лабиллардьеру, он сообщает, что женщины ныряли за моллюсками и отдирали их от скал с помощью палки, заостренной «наподобие долота» [91, 63, 79]. Очевидно, это то же самое орудие, но одному наблюдателю оно напомнило лопатку, другому – долото. В другом месте своего дневника Робинсон пишет о том же орудии – короткой палке длиной 18 дюймов, уплощенной и заостренной на одном конце подобно долоту, – как о главном орудии женщин. Оно, по-видимому, было многофункциональным, подобно многим другим орудиям тасманийцев и австралийцев, женщин и мужчин. С его помощью, действуя им как рычагом, женщины снимали с деревьев кору для хижин – а строительство жилищ, как и собирание моллюсков, было и у тасманийцев, и у австралийцев обязанностью женщин [91, 531]. Далее выясняется, что короткая палка, заостренная «подобно долоту», служила тасманийкам также для добычи охры в карьерах. При этом они стучали камнем, как молотом, по противоположному концу палки. «Женщины показали мне несколько мест, – пишет Робинсон, – где они работали длительное время, теперь оставленных. Это были большие разработки, уходившие под землю на несколько ярдов» [91, 904]. Итак, добыча охры тоже была занятием женщин, и для этой цели служило все то же универсальное орудие. Женщины {98/99} возвращались в стойбище, нагруженные большим количеством охры, сложенной в шкуры кенгуру. Мужчины, отмечает Робинсон, редко помогали им в этом.
Оказывается, что аборигены Центральной Австралии также пользуются палками, заостренными на одном конце наподобие долота. Ч. Маунтфорд видел такое орудие у питьяндьяра (Маунтфорду принадлежит и сравнение этого орудия с долотом), а Д. Томсон – у биндибу, самого изолированного из всех племен Центральной Австралии, а потому сохранившего некоторые наиболее древние черты австралийской культуры [180, 7–9; 243, 12; 244, 407–408]. Те и другие пользовались этим орудием для выкапывания корней, разрывания нор животных и т. д., т. е. как землекопалкой, специальным орудием собирательства. Здесь оно тоже было орудием женщин.
Ссылаясь на Нетлинга, Дэвидсон пишет, что в Тасмании землекопалок не было [70, 87]. Трудно, однако, представить себе, что народ, в жизни которого собирательство играло такую большую роль, не имел этого необходимого для собирательства орудия. Есть основания думать, что универсальное орудие, описанное Лабиллардьером и Робинсоном, служило и для этой цели, как это было в Центральной Австралии.
В деревянном орудии, уплощенном и заостренном на конце наподобие лопатки или долота, свойственном таким далеким друг от друга группам, как тасманийцы, с одной стороны, и питьяндьяра и биндибу Центральной Австралии – с другой, мы видим еще один элемент древнего общеавстралийского культурного пласта.
Для характеристики уровня развития тасманийцев как народа-охотника большой интерес представляют рассеянные в дневниках Робинсона упоминания о ловушках и силках на птиц; имеется даже рисунок ловушки в виде клетки, широко распространенной, по словам Робинсона, на юго-западе острова [91, 722, 724, 751–752]. Описаны им и ловушки на кенгуру. Они предельно просты и представлены двумя типами: копье или острый кол, воткнутый в землю на тропе, которой пользуются животные, либо натянутая над тропой незаметная веревка [91, 218, 626, 875]. В общих работах, посвященных тасманийцам, такие приспособления для охоты на птиц и животных не упоминаются. Не находим мы их и в обобщающей работе Бенгта Анелла о {99/100} всевозможных приемах охоты в Австралии и Океании, а в книге «Народы Австралии и Океании» недвусмысленно говорится: «Тасманийцы не знали никаких ловушек» [18, 276].
Мы уже знаем, что в археологических комплексах Тасмании сохранились многочисленные кости рыб, следы систематического рыболовства, хотя в эпоху колонизации тасманийцы, по-видимому, уже не употребляли в пищу рыбы. Имеются, правда, сообщения наблюдателей-европейцев о том, что тасманийцы иногда били морскую рыбу копьями со скал на мелководье, но лишь «в спортивных целях» [152, 102]. Возможно, что в далеком прошлом они ловили рыбу на костяные острия, о которых говорилось в главе 3. Достоверных сведений о наличии у тасманийцев в эпоху колонизации каких-либо рыболовных снастей нет; хотя Бонвик пишет, что у них были и рыболовные крючки, и сети [49, 15], другие авторы это решительно отрицают. Да и зачем они нужны были тасманийцам, если в то время они уже отказались от рыбной пищи? В дневниках Робинсона рассказывается о том, как тасманийцы ловили рыбу на удочку и крючок; но они это делали для европейцев, сами они рыбу не ели [91, 719].
Мы уже говорили о том, что на обоих берегах Бассова пролива существовали одинаковые приемы влезания на деревья и при помощи одинаковых орудий – петли из растительных волокон или сухожилий кенгуру и острого камня, которым на стволе делались зарубки для пальцев ног. Не говорит ли и это о культурной общности, причем такой, где уже никак нельзя заподозрить позднейшее влияние австралийцев на жителей Тасмании? Напомним, что этот способ влезания на деревья был засвидетельствован еще Тасманом в середине XVII в.
А как тасманийцы добывали огонь? На этот счет существуют различные, прямо противоположные суждения. Линг-Рот писал во втором издании своего труда, что, судя по сообщениям очевидцев, тасманийцам были известны три способа добывания огня: высеканием искры, т. е. ударами камня о камень, высверливанием и выпахиванием (в первом издании упомянуты только два первых способа) [152, 83–84 Append. H; 154, 606]. Правда, сам Линг-Рот сомневается в том, что высекание искры действительно было известно тасманийцам, {100/101} но о добывании огня этим способом пишет и Робинсон [91, 113]. О добывании огня высверливанием кроме авторов, цитируемых Линг-Ротом, сообщают Дж. Уэст и Р. Броу Смит [264, т. 2, 82; 234, т. II, 408]. Г. Вельгер, опираясь на свидетельства ранних путешественников и другие данные, доказывает, что тасманийцы добывали огонь высеканием искры; в том, что тасманийцы знали высверливание и выпахивание огня, она сомневается [260а, 58–63]. Наконец, Н. Пломли утверждает, что тасманийцы вообще не знали искусственных способов добывания огня и поддерживали огонь постоянно, а если он угасал, брали его у соседей [91, 225]. Такие утверждения делались уже в прошлом веке, их цитирует и Линг-Рот. Но тот же Линг-Рот приводит и ряд свидетельств, говорящих о противоположном. В самом деле, если даже забыть на минуту сообщения очевидцев, точка зрения Пломли и его предшественников представляется маловероятной. Этнография не знает народа, которому не было бы знакомо добывание огня. Если предположить, что тасманийцы не знали этого искусства, то мы допустим, что они были крайне примитивным народом, для чего у нас нет оснований, или что они деградировали, что тоже трудно объяснимо. У тасманийцев существовала даже легенда о происхождении огня: культурными героями, научившими людей «делать огонь из дерева», были две звезды – Кастор и Поллукс [152, 84–85]. Не говорит ли и это о знакомстве тасманийцев с искусственным добыванием огня и о том, что это знакомство восходит к глубокой древности?
Умением добывать огонь владели, как известно, и австралийцы. Им были знакомы все три отмеченных в Тасмании способа добывания огня, причем особенно распространено было высверливание огня с помощью деревянного сверла, быстро вращаемого между ладонями, в то время как конец сверла упирается в круглую лунку в лежащем горизонтально куске сухого дерева. Именно такой способ описывает Линг-Рот. Огневое сверло – не только самый распространенный, но, вероятно, и наиболее древний способ добывания огня в Австралии. Выпахивание огня с помощью так называемого огневого плуга имеет здесь гораздо более ограниченное распространение. Высекание искры ударами камня о камень известно лишь в Южной и Юго-Восточной Австралии, но этот способ наряду с высверливанием, вероятно, {101/102} тоже может претендовать на значительную древность. Вопрос этот, однако, далек еще от окончательного решения, хотя и делались попытки выяснить последовательность распространения на австралийском континенте различных способов добывания огня и их относительный возраст (например, Д. Дэвидсоном). Кстати, еще Дж. Мэтью [163, 21–22] отметил большое сходство между легендами о происхождении огня в Тасмании и Виктории (Юго-Восточная Австралия) – в обоих случаях герои, принесшие людям огонь, становятся звездами. Не раскрывается ли и в этом древний пласт общеавстралийской мифологической традиции? {102/103}
Известно, что тасманийцы действительно предпочитали переносить огонь с помощью тлеющей головни или факела из коры с места на место, а не добывать его всякий раз заново. Это и понятно: добыть огонь в сыром климате Тасмании было не просто, легче было его сохранить. Но так поступали и многие другие отсталые народы. Австралийцы тоже предпочитали иметь при себе на стоянке или в походе тлеющую головню. К искусственному добыванию огня тасманийцы прибегали, вероятно, в самых крайних случаях – вот почему сохранилось так мало сведений об этом и почему они так противоречивы, вот что послужило поводом для утверждений о полном якобы незнакомстве тасманийцев с искусством добывания огня.
Перейдем к одной из самых больших загадок тасманийской культуры – к судам тасманийцев, основному их средству навигации. Это было нечто среднее между плотом и лодкой. Они делались из трех свернутых в трубку и обмотанных травяными веревками кусков коры эвкалипта или из пяти связок тростника. Пучки коры или тростника связывались вместе, причем узкие концы плота загибались кверху. Обычная длина такого судна – 3–4,5 м. Оно поднимало до восьми человек, причем мужчины сидели впереди, женщины – сзади. В движение оно приводилось шестами длиной от 2,5 до 5 м; при низкой воде ими пользовались как баграми, при высокой – как веслами. Гребцы работали стоя или сидя. На одном конце плота зажигали огонь, а чтобы он не распространился, под него подкладывали землю или золу. Это давало тасманийцам возможность разжечь костер там, куда они прибывали. Колдер {103/104} пишет, что строительство плотов было делом женщин [58,22].
Тасманийские лодки-плоты
По-видимому, такие лодки-плоты были распространены только на юге и западе острова. Здесь они были описаны и зарисованы еще Лабиллардьером и Пероном, а позднее Робинсоном. Последний отмечает достоинства этих судов – благодаря плавучести материала они в хорошую погоду не переворачивались и не погружались в воду [91, 119, 226]. Аборигены южного побережья Тасмании, пишет Робинсон в другом месте своего дневника, нередко пускались на лодках-плотах в опасные плавания, но частые штормы стоили жизни сотням храбрецов [91, 379]. Через несколько часов плавания суда из коры или тростника так сильно пропитывались водой, что управлять ими становилось почти невозможно. Тасманийские суда явно не годились для длительных плаваний в океане. На них тасманийцы не только не смогли бы приплыть из Меланезии, как это допускали многие исследователи, но не пересекли бы даже Бассов пролив. Суда эти предназначались лишь для каботажных плаваний; с их помощью тасманийцы освоили многочисленные острова вокруг Тасмании. Расстояние, преодолеваемое тасманийцами на лодках-плотах в открытом море, не превышало 20 миль (около 30 км). Более далекие плавания они не отваживались в них предпринимать. Сообщения о плаваниях на большие расстояния относятся, вероятно, к плаваниям вдоль берега или поэтапным, от острова к острову.
Правда, экспедиция Тура Хейердала на папирусной лодке «Ра» прошла в открытом океане около 5 тыс. км, доказав, что есть все основания верить сообщениям древних источников о мореходных папирусных судах. Но тот же Хейердал убедительно доказал, что мореходные качества подобных судов, зависящие от их конструкции, очень различны. Так, эфиопские лодки, находясь непрерывно в воде, приходят в негодность не позднее чем через две недели, а обычно даже раньше [28, 273, 282]. По всей видимости, лодки-плоты тасманийцев можно поставить рядом с эфиопскими как наименее надежными, а возможно, что конструктивно они были еще более примитивными.
Помимо лодок-плотов из связок коры или тростника существовали плоты из двух параллельных бревен, соединенных деревянной платформой. Эти своего рода {104/105} катамараны вмещали до 10 человек [49, 51; 152, 158; 174, 155–162]. Бонвик, кроме того, рассказывает о лодках из одного куска коры, связанной на концах, – совершенно таких же, какие бытовали на юго-востоке Австралии [49, 50–51]. Линг-Рот, однако, сомневается в точности этого сообщения. Иногда, чтобы пересечь реку, тасманийцы использовали связку коры или простое бревно.
Каково же происхождение столь своеобразного средства навигации, как тасманийский плот из связок коры или тростника? У. Соллас, Р. Пёх, а позднее Дж. Пирсон попытались выяснить, где еще существуют подобные суда, и обнаружили ближайшие аналоги тасманийского плота за тысячи километров от Тасмании. Это плоты из снопов тростника или камыша индейцев тихоокеанского побережья Южной Америки и индейцев сери (Калифорнийский залив, Мексика), лодки-плоты древних египтян, сделанные из папируса; такие суда еще и сегодня можно встретить в истоках Нила, на озерах Эфиопии, на оз. Чад в Центральной Африке; встречались они и в Меланезии [235, 116–118; 205, 79–83; 198, 221–225]. Пирсон приходит к выводу, что тасманийцы не изобрели плот самостоятельно, но и не заимствовали его, что он принесен их предками с далекой азиатской прародины, из единого центра, где произошли все суда подобного типа. Но ведь и перуанские лодки-плоты из камыша тотора – они существовали еще в древнем Перу и дожили на оз. Титикака до наших дней – тоже очень похожи на тасманийские. Точно такие же камышовые лодки сохранились и на о-ве Пасхи в Океании.
К этому списку можно добавить камышовые лодки-плоты индейцев Калифорнии и оз. Пирамид (США, шт. Невада) [26, 268–270]. Существовали они и на о-ве Сардиния в Средиземном море. По словам Т. Хейердала, который специально исследовал этот вопрос, лодками из камыша и папируса пользовались от Месопотамии до Атлантического побережья Марокко. Действительно, камышовые суда были не только в Древнем Египте, но и в Месопотамии.
Таким образом, камышовые и тростниковые суда (их вариант – суда из папируса) существуют на Ближнем Востоке и в Северной Африке с глубокой древности – возможно, еще с каменного века, – тогда как {105/106} распространены они гораздо шире – в Центральной Африке и в Средиземноморье, в Северной, Центральной и Южной Америке, частично в Океании. Трудно допустить, что суда такого типа распространились чуть ли не по всему свету из какого-то одного центра. Видимо, таких центров было несколько, в том числе один в Северной Африке или на Ближнем Востоке, другой – где-то на тихоокеанском побережье американского континента (откуда камышовые лодки-плоты попали на о-в Пасхи). Вероятно, строительство судов такого типа, сначала очень примитивных, возникало независимо в сходной естественно-географической среде, а затем распространялось в пределах достаточно обширных ареалов. Аналогичные конструктивные особенности, по всей видимости, подсказаны самим материалом, из которого строились суда.
Поэтому, чтобы решить загадку происхождения тасманийских лодок-плотов из связок коры и тростника, не нужно отправляться в очень далекое путешествие. Не поискать ли суда такого типа ближе к берегам Тасмании? Выяснилось, что они встречаются в Австралии. Н. Томас указывает два места на австралийском континенте, где бытуют суда, очень похожие на тасманийские [242, 71]. Другой исследователь обнаружил плоты из камыша, напоминающие тасманийские, в устье Муррея, в ближайшей к Тасмании области Южной Австралии [48, 351–361]. Итак, Австралия снова оказывается возможным источником происхождения одного из элементов тасманийской культуры – характерного для тасманийцев средства навигации. Возможно, что и австралийские, и тасманийские лодки-плоты восходят к общему прототипу, распространившемуся из одного из древнейших центров происхождения судов такого типа – скорее всего, из переднеазиатского – и принесенному предками аборигенов Австралии на их новую родину много тысячелетий назад, а уже от них заимствованному и тасманийцами. В более совершенных средствах мореплавания предки австралийцев не нуждались – ведь они двигались из Юго-Восточной Азии еще в плейстоцене, когда между Азией и Австралией существовали мосты суши, разрезаемые местами лишь сравнительно неширокими проливами. А если у тасманийцев действительно были, кроме того, лодки из цельного куска коры, связанного на концах, то это еще одно указание на {106/107}австрало-тасманийскую культурную общность. Наряду с простыми бревнами и плотами из бревен – а такие средства навигации, как известно, тоже имелись у тасманийцев – лодки из цельного куска коры принадлежат к древнейшим элементам австралийской культуры. Возможно, к ним следует отнести и лодки-плоты из связок коры, тростника или камыша, которые бытовали у тасманийцев и спорадически встречались на территории Австралии.
В литературе неоднократно описывались тасманийская техника плетения и выполненные в этой технике корзины и сумки. Отмечалось и сходство этих изделий с австралийскими. Сама техника плетения представляет собой, по-видимому, одну из древнейших особенностей австралийской культуры. По мнению Дэвидсона, нынешнее распространение ее на континенте показывает, что в прошлом она была распространена на большей части Центральной и Восточной Австралии [69, 257–299; 74, 186–187]. Не удивительно, что она сохранилась и в Тасмании, куда была принесена из Австралии.
Имелись у тасманийцев и более примитивные сосуды из коры, листьев, водорослей, раковин, мешки из шкур. Однако самым своеобразным является сосуд из черепной крышки, найденный в 1929 г. в одной из раковинных куч на северном побережье Тасмании. Череп, по-видимому, принадлежал коренному тасманийцу [175, 191– 192]. В Тасмании это пока единственный известный экземпляр сосуда такого рода. Вообще же использование человеческого черепа в качестве сосуда для питья – не такая уж редкость. В Европе этот обычай существовал уже в мадлене. По известному преданию, печенеги сделали чашу из черепа убитого ими киевского князя Святослава Игоревича и пили из нее. Но для нас важно и интересно то, что и аборигены Юго-Восточной Австралии пользовались черепами как сосудами для питья; имеется несколько сообщений об этом, сохранились и сами сосуды. Такова еще одна аналогия между культурами аборигенов Тасмании и Австралии.
Внимание многих, кого интересовало происхождение тасманийцев, привлекали два элемента материальной культуры, издавна приписываемые тасманийцам: барабан, обтянутый кожей, и скамейка, подставляемая во время сна под голову, – головная скамейка. Оба они сближают Тасманию с Меланезией и Новой Гвинеей, {107/108} для которых эти предметы очень характерны. В Австралии головная скамейка неизвестна, а деревянный барабан с натянутой на него кожей ящерицы встречается только на севере, где он появился, скорее всего, под влиянием Новой Гвинеи; и в том, что эти предметы обнаружены в Тасмании, видели одно из доказательств происхождения тасманийцев из Меланезии [см., напр.: 18, 71]. В действительности же, ни барабана, ни головной скамейки у тасманийцев не было. Такой авторитетный источник сведений о культуре тасманийцев, как Линг-Рот, упоминает только два музыкальных инструмента: свернутые в трубку шкуры кенгуру, по которым били ладонью, так что они издавали глухой звук, «подобный звуку барабана», и две палки из высушенного дерева, которыми отбивали такт во время плясок [152, 135]. Такие музыкальные палки и шкура кенгуру известны и в Австралии. О головной скамейке Линг-Рот и другие наиболее надежные источники не упоминают. Ни головной скамейки, ни барабана нет и в тасманийских коллекциях музеев мира. Во все популярные работы о тасманийцах эти два предмета проникли из записок Лабиллардьера, участника экспедиции Д'Антркасто, посетившей Тасманию в конце XVIII в. (см. гл. «Земля и народ. Загадка его происхождения») [205, 72, 89]. По-видимому, Лабиллардьер просто ошибся. Экспедиция Д'Антркасто кроме Тасмании посетила многие острова Меланезии – Новую Каледонию, Соломоновы, Санта-Крус; побывала она на о-вах Тонга в Полинезии и у берегов Новой Гвинеи. Возможно, что какие-то впечатления, вынесенные с других островов Океании, Лабиллардьер ошибочно отнес к Тасмании.
Итак, материальная культура тасманийцев очень близка к культуре аборигенов Австралии. О сходстве, более того, об однородности двух культур писал в свое время Дэвидсон [72, 47–62]. И в самом деле, наш анализ выявил это сходство почти в каждом из важнейших элементов материальной культуры тасманийцев: в жилищах (вместительные куполообразные хижины, не говоря уже о ветровых заслонах; к этому можно добавить общий для обоих народов обычай рисовать на коре, образующей стены жилищ), в одежде и обуви (плащи-накидки из шкур сумчатых животных и сандалии), в деревянном оружии (копья, палицы, щиты), в способе приближения к врагу с копьем, зажатым между {108/109} пальцами ноги, в таком специфическом орудии, как деревянная лопатка-долото, в способе влезания на деревья с помощью петли и острого камня, в способах добывания огня, в средствах навигации, в технике плетения и в плетеных изделиях, в сосудах из черепов, в ударных музыкальных инструментах (шкура кенгуру и музыкальные палки). Сравнение культур двух народов показало вместе с тем, что культура австралийцев в целом богаче. Если у тасманийцев и отсутствовали такие характерные элементы австралийской культуры, как бумеранги и копьеметалки, то есть основания считать, что предкам тасманийцев они были знакомы. По некоторым сведениям, они даже встречались в Тасмании еще в эпоху колонизации. Их исчезновение (полное или частичное) связано с механизмом культурной изоляции. Отсутствие у тасманийцев рыболовных снастей объясняется их отказом от рыбной пищи.
Культура тасманийцев является как бы локальным вариантом австралийской культуры, вследствие длительной изоляции отрезанным от воздействия других локальных австралийских культур, которые в процессе продолжительного взаимного общения и культурного обогащения выработали в целом более богатую и разнообразную материальную и нематериальную культуру. Относительная бедность тасманийской культуры как локального варианта общеавстралийской культуры вполне объяснима ее изоляцией, продолжавшейся тысячелетия, а также естественно-географическими условиями. Вследствие этого тасманийцы утратили – полностью или частично – некоторые культурные достижения прошлого, но в целом их материальная культура – типичная культура охотников и собирателей на доземледельческой стадии, по уровню своего развития очень близкая к культуре аборигенов Австралии, а точнее, к одному из ранних этапов эволюции австралийской культуры. Причиной более замедленного темпа развития культуры тасманийцев, их относительной отсталости была продолжительная изоляция от Австралии. В самой Австралии сохранились (или существовали еще недавно) отдельные группы, в силу тех или иных причин отставшие в своем культурном развитии и во многом близкие к уровню развития тасманийцев.
Мы снова убеждаемся в том, что развитие тасманийской культуры было сложным и противоречивым {109/110} процессом. Не впервые убеждаемся и в том, что культура тасманийцев, подобно культуре аборигенов Австралии, тоже не была чем-то единым, неизменным во времени и в пространстве; мы можем говорить о культурных различиях между группами, населяющими разные территории острова. В целом материальная культура тасманийцев – культура позднепалеолитического общества, развитие которого протекало в особых, специфических для Тасмании условиях.
Источник: aboriginals.narod.ru.
Рейтинг публикации:
|
