|
Прошлое тасманийцев в свете археологических исследований
Выше уже говорилось, что научная традиция долго и упорно смотрела на тасманийцев как на типичных представителей древнего каменного века, как на самых примитивных людей на земле. Для этого были основания: каменные орудия тасманийцев действительно напоминают палеолитические орудия Европы и других частей света. В первом издании своей книги «Древние охотники» У. Соллас сравнивал каменные орудия из Тасмании с эолитами – «орудиями зари», древнейшими каменными орудиями на земле, и лишь позднее он сопоставил их с орудиями мустьерскими, среднепалеолитическими. С древнейшими каменными орудиями Европы отождествлял тасманийские орудия и Г. Клаач. Одним из самых характерных орудий тасманийцев он считал «универсальное орудие», оббитое по всему краю с одной стороны – типичное орудие раннего и среднего палеолита, «аморфолит», по терминологии Ф. Нетлинга [189, 1–37]. Но Клаач отмечает также наличие в Тасмании разнообразных и более специализированных инструментов – круглых и полукруглых скребков, нередко с одной, двумя и более выемками; орудий с заостренными выступами, напоминающих сверла [20, 474–475; 139, 407–428].
Важнейшие упоминаемые географические названия и археологические местонахождения
(на первую половину 1970-х годов)
Э. Тэйлор, один из классиков этнографии, в статье «О тасманийцах как представителях палеолитического человека» называл аборигенов Тасмании «живыми представителями раннего каменного века». Каменная индустрия тасманийцев стояла, по его мнению, на уровне мустье или даже еще ниже, на уровне раннего палеолита. Нет никаких данных, утверждал Тэйлор, что {52/53} культура тасманийцев находилась когда-либо на более высоком уровне; очевидно, они сохранились на периферии ойкумены в том первобытном состоянии, которое было свойственно и их далеким предкам [257, 147–149].
Ф. Нетлинг, изучив каменные орудия тасманийцев и приемы их обработки, стремился подтвердить свою общую оценку тасманийской каменной техники как «археолитической» [190, 197–207; 193, 265–278]. По его мнению, каменные орудия тасманийцев были исключительно универсальными, и доказательство этого он видел в том, что все орудия из камня тасманийцы называли одним словом – «тронатта» – или его вариантами [191, 199–208]. Если бы все орудия тасманийцев были универсальными, то в этом и в самом деле можно было бы усмотреть проявление крайней примитивности тасманийской техники, но это не так: универсальными были далеко не все орудия тасманийцев, здесь уже возникла специализация.
Столь же ошибочна и модернизация тасманийской каменной техники, сближение тасманийских орудий с ранненеолитическими «макролитами», как это сделано в книге «Народы Австралии и Океании» [18, 275].
Г. Бальфур в статье «Место тасманийцев среди народов каменного века» писал, что тасманийцы являются, вероятно, единственным народом, о котором можно сказать с уверенностью, что он оставался до самого последнего времени на палеолитической ступени культурного развития «в самом строгом смысле этого слова» [38, 1–15; 39, 314–322; 25, 17]. Однако, в отличие от своих предшественников, Бальфур видел в тасманийской каменной технике черты, свойственные не только среднему, но и позднему палеолиту. Те и другие представлены здесь в комплексе, они не сменяют последовательно друг друга, а сосуществуют, что, как известно, одна из характерных особенностей и каменной индустрии австралийцев. Позднее на эту особенность тасманийской индустрии обратил внимание и К. Фюрер-Хаймендорф. Но еще в середине XX в. А. Брейль находил в ней типичные черты преимущественно европейского мустье, правда, при незначительных, отдаленных аналогиях с ориньяком – он относил последние к технике ретуши скребков некоторых типов [54, 37–42].
Скребло на крупном отщепе
(из коллекции Музея антропологии и этнографии, Петербург)
Какие же орудия были самыми употребительными в хозяйстве тасманийцев? Разнообразное применение {53/54} находили чопперы – крупные орудия из ядрищ или на отщепах, обработанные грубыми сколами с одной поверхности, и чоппинги, тоже грубые рубящие орудия, частично оббитые с двух сторон. В отличие от широко распространенных чопперов, чоппинги встречаются лишь местами на восточном и западном побережьях. Но самыми характерными орудиями тасманийцев были скребки. Их значение было очень велико, так как они служили для изготовления и обработки основного деревянного охотничьего и боевого оружия тасманийцев – копий и палиц.
По словам Дж. Бонвика, обычными каменными орудиями мужчин были топор и нож, причем топор был отесан с одной стороны и отличался от ножа или скребка только величиной [49, 44–45]. Топорами срубали деревья, которые шли на изготовление деревянного оружия, снимали кору для хижин, разбивали особенно твердые раковины моллюсков. Ножами вскрывали раковины и заостряли копья, – их острия затем обжигали на огне, чтобы придать им твердость, – вырезали палицы и производили множество других операций. Ножами свежевали убитое животное и разрезали его мясо. Когда тасманиец вспарывал шкуру, он держал нож большим и указательным пальцами и быстрым движением направлял орудие к себе, как делают и австралийцы. Ножами срезали волосы на голове у женщин и делали рубцы на теле мужчин.
Женщины всегда носили с собой небольшие каменные орудия, с помощью которых взбирались на деревья, делая в стволах зарубки для пальцев ног. Эти же орудия служили и для других целей – например, для обработки шкур.
По словам Тэйлора и многих других авторов, никто не видел, чтобы тасманийцы шлифовали каменные орудия, как, например, делали австралийцы, затачивая рабочие края каменных топоров. Широко распространено мнение, будто тасманийцы не прикрепляли каменные орудия к рукоятям и во время работы держали их непосредственно в руке. Если это так, австралийцы и здесь ушли далеко вперед. Но как мы увидим дальше, некоторые факты заставляют сомневаться в том, что тасманийцы никогда не шлифовали каменные орудия и не пользовались орудиями на рукоятях.
Широко распространено мнение, что тасманийцы не {54/55} применяли отжимную ретушь, что каменные орудия они обрабатывали только оббивкой. Позднейшие исследования, однако, показали, что тасманийцам была знакома и техника отжимной ретуши, хотя применяли они ее редко. Исследователи считали, что тасманийцы не знали орудий на пластинах, характерных для позднего палеолита, но оказалось, что такие орудия – правда, на коротких пластинах – у них были. Верно, впрочем, что большинство тасманийских орудий сделано на отщепах, сколотых с дисковидных нуклеусов. Немногочисленные призматические нуклеусы коротки и никогда не достигают длины нуклеусов позднего палеолита. Односторонняя обработка характерна для тасманийских орудий. Но даже в тех случаях, когда обработаны обе стороны, оббивка рабочего края, по наблюдениям Нетлинга, никогда не бывает двусторонней [190, 205–206].
1 - проколка;
2, 3 -остроконечники
(из коллекции МАЭ)
При обработке орудия тасманийцы старались сделать его таким, чтобы им было удобно пользоваться, удерживая его непосредственно в руке, чтобы оно соответствовало величине и форме руки [223, 365]. Это говорит о сравнительно высоком уровне техники обработки камня. Наряду с этим тасманийцы разбивали камень на куски просто ударом о скалу или о другой камень, а затем отбирали осколки с острыми краями, которыми пользовались, не подвергая их дальнейшей обработке. По рассказам очевидцев, тасманийцы подбирали с земли любой камень, иногда частично или по всему краю оббивали его другим камнем, чаще всего с одной стороны, и пользовались им. Но очевидцы сообщают и о том, как тасманийцы терпеливо, часами обрабатывали каменные орудия. Эти противоречивые сообщения – свидетельство того, что тасманийская техника изготовления каменных орудий сочетала в себе явления и глубоко архаичные, и прогрессивные, но последние нередко ускользали от постороннего взгляда.
Помимо камня тасманийцы использовали для изготовления орудий окаменелое дерево. Инструментами из этого материала они обрабатывали копья, разделывали убитых животных [91, 514, 517]. Ископаемое дерево использовалось для изготовления орудий и палеолитическим населением Бирмы.
Существовали многочисленные карьеры и мастерские по изготовлению каменных орудий, усеянные обломками камней и заготовок [152, 149–152]. Часто излюбленный {55/56} материал для орудий или готовые изделия люди приносили издалека, порою из мест, удаленных на сотни миль |[238].
Очень интересен в дневниках Дж. Робинсона рассказ об изготовлении женщинами каменных орудий с помощью огня. Куски особенно твердого гранита, ценившегося аборигенами за прочность и гладкую поверхность, использовались для растирания красной охры, которой аборигены смазывали волосы. Растиранием охры занимались женщины; почти у каждой было для этой цели по два камня, которым они стремились придать наиболее удобную для работы форму. Для этого они смачивали камень пальцем по направлению будущего разлома, затем клали край камня на раскаленные угли и, постукивая по нему другим камнем, раскалывали в нужном направлении [91, 897]. Здесь замечательно все: и способ раскалывания камня, бесспорно очень архаичный, и то, что его применяли женщины. Австралийцы также пользовались огнем для раскалывания камня [8, 29], и в этом отношении, как и во многих других, оба народа поразительно близки. Но у австралийцев изготовление каменных орудий было, как правило, прерогативой мужчин. Изготовление женщинами каменных орудий – пусть не всех, а лишь тех, которыми они будут пользоваться сами, – следует отнести к какому-то иному, возможно, еще более древнему культурному пласту. Группа тасманийских женщин, в начале XIX в. вывезенная тюленепромышленниками в качестве рабынь на {56/57} необитаемый о-в Кенгуру, и там продолжала изготовлять каменные орудия [247, 29–37].
1 - пластинка с выемкой, 2 - нуклеус, 3,4 - скребки
(из коллекции МАЭ)
Каменная индустрия Тасмании характеризуется атипичностью, аморфностью, отсутствием устойчивых серий; орудия с трудом поддаются классификации. Т. Кемп попыталась сгруппировать каменные орудия в три большие группы по функциональному принципу: орудия скребущего или скоблящего действия, предназначенные для очистки шкур и сухожилий животных и для обработки деревянного оружия; режущие и рубящие орудия, пригодные для изготовления копий и палиц, разрезания шкур и мяса животных и т. д.; и, наконец, жернова, ступки и наковальни [136, 244].
Более полная и совершенная классификация тасманийских каменных орудий принадлежит Ф. Маккарти [166, 72–81]. Он делит их на две большие группы. В первую группу входят нуклеусы и нуклевидные орудия, т. е. орудия из галек и ядрищ, во вторую – орудия, сделанные посредством скалывания из отщепов или коротких пластин. К первой группе относятся чопперы из галек или кусков камня, оббитые с одной поверхности. Автор отмечает, что ему не известно ни одного орудия, поверхность которого была бы обработана полностью. Почему-то он не упоминает чоппинги, о которых сообщают другие источники. Нуклевидными орудиями вырубали заготовки для палиц, срубали молодые деревца для копий или для каркасов хижин, снимали с деревьев кору, которая шла на покрытие хижин и на изготовление лодок.
Вторая группа состоит из многочисленных и разнообразных скребков – боковых, концевых, дисковидных, с выемками и жалом и многих других. Скребки с восточного и западного побережий несколько различаются между собой: первые обработаны тщательнее и обладают более острым рабочим краем. Выемчатый рабочий край их очень удобен для обработки древка копья и рукоятки палицы. На одном орудии бывает иногда несколько выемок, сочетающихся с ретушированным выступом – жалом. Выступов различной формы может быть также несколько – до пяти на одном орудии. Острым жалом просверливали отверстия в украшениях из раковин и в накидках из шкур, нарезали желобки на деревянных изделиях (такие желобки покрывают и деревянные изделия австралийцев), делали лунки в {57/58}инструментах для добывания огня. Орудие с жалом могло быть ножом. Орудия с несколькими выступами особенно часто встречаются в Восточной Тасмании.
В эту же группу Маккарти включает орудия, напоминающие долота тула и баррен, характерные для Австралии. Особо он выделяет «тасманийскую пластину». Отличительная особенность этого орудия – длинный, тщательно ретушированный рабочий край, прямой или выгнутый. По мнению Маккарти, это – {58/59} специализированное орудие, нож для разрезания мяса. Маккарти сближает его с пластинами из австралийской археологической культуры Гамбир, в свою очередь напоминающими мустьерские скребла.
Наконец, совсем особую группу составляют орудия для дробления и абразивы, отбойники и наковальни, предназначенные для обработки других каменных орудий, жернова, или зернотерки. Одно и то же орудие, входящее в эту группу, могло применяться для самых разнообразных целей, например для растирания охры, размалывания семян и зерен, разбивания орехов, костей и раковин. Большинство орудий сделано из галек. Все они напоминают аналогичные орудия из Австралии. Зернотерки – одно из старейших орудий и на австралийском континенте: возраст одной такой зернотерки, {59/60} найденной в Западной Австралии, около 7 тыс. лет [186, 375].
Возможно, что не все каменные орудия тасманийцев были на самом деле орудиями труда. Так, А. Местон высказал предположение, что плоские дисковидные камни с тщательно обработанными краями предназначались для ритуальных целей [173, 265–266].
В 1900 г. была опубликована очень типичная серия тасманийских каменных орудий; многие из них были найдены на месте покинутой стоянки. Особенно много здесь скребков, в том числе с двумя и более выемками и острыми выступами. Орудия этого типа встречаются в большом количестве в Австралии, в культурах, относящихся к раннему периоду истории ее коренного населения. В дискуссии, развернувшейся вокруг этой коллекции, выступил Бальфур. «Самая примечательная особенность этих орудий, – сказал он, – состоит не столько в их грубости и примитивности, сколько в отсутствии среди них более развитых и специализированных форм» [260, 260]. Едва ли это замечание справедливо по отношению к данной коллекции – и уж совершенно несправедливо по отношению ко всей каменной индустрии Тасмании.
Утверждение, будто каменные орудия тасманийцев были универсальными инструментами, а специализированных орудий, предназначенных для выполнения строго определенных функций, у них не было, встречается почти во всех работах о тасманийцах. Об этом писали Нетлинг и многие другие [например: 194, 656–661].
Действительно, тасманийские орудия были в основном полифункциональными, т. е. предназначались для выполнения различных трудовых операций. И все же в них видна тенденция к специализации. Она прослеживается по наличию инструментов с режущими краями. остриями, выемками и т. п. различного типа, предназначенных, очевидно, для ограниченного круга операций или, может быть, даже только для одной операции. Специализированными орудиями были выемчатые скребки с жалами, большей частью предназначенные для обработки изделий из дерева. Кроме ножей для сдирания шкур и других целей были ножи с двумя рабочими краями; ими, вероятно, вскрывали раковины моллюсков. Одно такое орудие найдено в раковинной куче на глубине около 1 м. На северо-востоке Тасмании найдены {60/61} специальные орудия для ретуширования других орудий [55, 691–693]. Специализация прослеживается и в формах многих других каменных инструментов [81, 262; 149, 39–43].
Обращает на себя внимание высокое искусство, с каким сделаны многие орудия, тщательность ретуши; особенно это относится к небольшим орудиям [150, 87–92; 184, 97].
Тенденция к специализации, которую недооценили или просто не заметили прежние исследователи, составляет одну из важнейших особенностей тасманийской каменной индустрии. Эта прогрессивная черта показывает, что культуре тасманийцев был чужд застой, так часто приписываемый ей.
Неподвижной, стабильной представлялась тасманийская культура многим ее исследователям. «Здесь не было никакого заметного сдвига со времени первоначального заселения острова вплоть до начала европейской колонизации в 1803 г.: орудия, найденные в древних горизонтах на побережьях и в раковинных кучах, неотличимы от тех, которые были в употреблении в XIX в.», – писал Д. Дэвидсон [75, 47–48]. Однако уже Н. Тиндейл различал в каменной индустрии тасманийцев два пласта, или две стадии: орудия «древние» и «новые». Первые, как правило, сделаны из отщепов, отбитых от нуклеусов с неподготовленной платформой. В пещере у м. Скалистого, которую Тиндейл посетил в 1936 г., они залегали в наиболее глубоких слоях. Орудия второй группы сделаны на отщепах, отбитых от нуклеусов с заранее подготовленной платформой [247; 248]. Г. Линг-Рот еще в конце XIX века отмечал среди грубо обработанных орудий наличие отдельных тонко ретушированных экземпляров [152, 145].
Необходимо было продолжать исследования, если возможно, основанные на стратиграфии. Но до середины ХХ в. таких исследований было очень немного. К тому же попытки установить возраст археологических находок с помощью геологических методов давали слишком приблизительные и ненадежные результаты. Так, опираясь на данные геологии, Т. Дэвид пришел к выводу, что тасманийцы появились на своем острове от 20 тыс. до 100 тыс. лет назад [68, 114–150]. Положение изменилось лишь с появлением радиоуглеродного метода. Около 1911 г. начались раскопки в пещере {61/62} вблизи м. Скалистого на северо-западном побережье Тасмании; они продолжались и в 1930-х годах [175]. В 1960-х годах начались систематические раскопки под руководством Р. Джонса и других археологов у Систерс-Крик, м. Западного и в других местах; продолжались раскопки и у м. Скалистого.
Огромные раковинные кучи, площадь которых {62/63} достигает порою сотен и тысяч квадратных метров, а толщина – трех и более метров, тянутся вдоль всего побережья Тасмании. Давно уже было высказано предположение, что их распространение и размеры доказывают глубокую древность заселения Тасмании [155, 78–79]. Раскапывая некоторые из них, Джонс установил для Северо-Западной Тасмании наличие трех последовательно сменяющих друг друга археологических комплексов, или стадий [129, 1–12; 130, 359–364]. Был получен целый ряд радиоуглеродных дат.
Древнейший из этих комплексов представлен нижними горизонтами двух пещер – южной и северной – у м. Скалистого. Раковинная куча, заполняющая южную пещеру, имеет толщину свыше 3 м, изобилует культурными остатками и хорошо расчленяется на культурные слои. По словам Д. Малвени, это – одно из самых важных археологических местонахождений Австралии. По данным радиоуглеродного анализа, пещера была населена в течение 5 тыс. лет и покинута около 4 тыс. лет назад [185, 134–135].
Древнейший комплекс характеризуется многочисленными грубо оббитыми отщепами и небольшим количеством обработанных с одной стороны галек. Хорошо представлены и костяные орудия, исчезающие в позднейших комплексах. Найдено всего 35 костяных орудий, некоторые выделаны весьма тщательно. Они распадаются на две группы – длинные одножальные острия (115–145 мм) и лопатки (до 150 мм длиной). Те и другие сделаны из фибул валлаби. Примечательно, что острия гладко зашлифованы, причем лучшие экземпляры найдены у самого основания комплекса.
Для нижних горизонтов южной пещеры получены две радиоуглеродные даты: 8120±165 [208, 267] и 7465±150 лет назад [131, 198]. Первая из них относится к древнейшим абсолютным датам, связанным с археологическими комплексами Тасмании. Она означает, что Северная Тасмания была заселена человеком уже 8–9 тыс. лет назад.
Остатки пищи показывают, что животная пища аборигенов в то время почти целиком состояла из тюленей, рыбы и моллюсков. Кости сухопутных животных найдены в сравнительно небольшом количестве.
Следующий комплекс представлен пещерой у Систерс-Крик на северном побережье острова и позднейшими {63/64} горизонтами южной пещеры у м. Скалистого. По-видимому, этот комплекс генетически связан с первым, более древним комплексом, о чем свидетельствует типологическая однородность многих элементов. По-прежнему преобладают грубо оббитые отщепы; наряду с ними представлены обработанные с одной и двух поверхностей гальки (чопперы и чоппинги). Но есть здесь и кое-что новое: небольшие орудия с высокой спинкой и ретушированными выемками по краям; отщепы с крутой, ступенчатой ретушью, часто образующей выемчатый рабочий край; и, наконец, отщепы с плоской ретушью. Все эти орудия отличаются от предыдущих более тщательной обработкой, и это говорит о том, что в культуре местного населения произошли какие-то важные сдвиги. Некоторые экземпляры напоминают орудия типа Карта из Австралии. Костяных орудий найдено только два. Интересен предмет неизвестного назначения из глинистого сланца с круглым отверстием посередине, единственный такого рода найденный в Тасмании, напоминающий некоторые позднепалеолитические предметы из Восточной Европы. Возраст комплекса 6050±88 лет [127, 193–197].
Пещера у Систерс-Крик находится на отвесной скале, обращенной к морю. Пол ее покрыт плотным слоем отбросов толщиной свыше 1,5 м, состоящих из раковин, костей различных животных и многочисленных каменных орудий. Особый интерес представляют сотни рыбьих костей [126, 305–306]. Аналогичные находки имели место и в некоторых других древних раковинных кучах северо-западного побережья Тасмании, в том числе у м. Скалистого [101]. Изучение стоянки у Систерс-Крик показало, что местное население, ведущее комплексное хозяйство охотников, рыболовов и собирателей, успешно осваивало изобильную и разнообразную природную среду.
Последний комплекс состоит из плоских, слегка изогнутых ретушированных скребков на отщепах с крутой ретушью и выемками, круглых и полукруглых скребков и небольших нуклевидных орудий. Многие орудия имеют по два и более рабочих края и предназначены, видимо, для различных операций. Этот, наиболее поздний комплекс, представлен стоянкой у м. Западного и верхними горизонтами северной пещеры у м. Скалистого. Начался он приблизительно 2350±150 лет назад, {64/65} согласно датировке основания раковинной кучи у м. Западного, или 2600±120 лет назад, согласно контрольной дате [208, 266], и продолжался вплоть до европейской колонизации.
Раскопки у м. Западного велись в большой раковинной куче толщиной свыше 2 м с богатой каменной индустрией. Здесь оказалось свыше 20 тыс. костей тюленей, птиц, различных сухопутных животных [126]. По количеству костей это самое богатое археологическое местонахождение Австралии. Основу питания людей, населяющих стоянку у м. Западного, составляли охота на тюленей и добыча моллюсков. Обращает на себя внимание отсутствие рыбьих костей, которые были найдены в таком большом количестве в предыдущем комплексе. Несмотря на обилие костей животных, орудий из кости не обнаружено.
Однако три костяных орудия были найдены под скальным навесом вблизи Отлендса, в одном из внутренних районов Восточной Тасмании, примерно в 60 км к северу от Хобарта [127, 198]. Одно из них особенно интересно: оно заострено с обоих концов и напоминает орудие типа мудук из Австралии – двужальное веретенообразное острие из кости или дерева. Его можно рассматривать как исходную, древнейшую форму рыболовного крючка – на него ловили рыбу, как на крючок. Аборигены приморских областей Австралии употребляли его и для извлечения содержимого из раковин моллюсков. В Европе оно было известно в позднем палеолите и мезолите. В Австралии такие орудия впервые появились в археологических культурах среднего периода, около 6 тыс. лет назад, и сохранились вплоть до европейской колонизации. Их нередко находят в раковинных кучах сравнительно позднего возраста на побережье Виктории и Нового Южного Уэльса. Следует отметить, что пещера близ Отлендса находится у озера и экономика ее обитателей была ориентирована на озеро.
Одно из наиболее интересных открытий Джонса сделано в заливе Огней на северо-восточном побережье Тасмании. Здесь обнаружена выкладка из 138 плоских камней размером примерно 60Х30 см, образующих сплошной ряд длиной более 8 м, подобный вымощенной тропе на поверхности прибрежной раковинной кучи. Раскопки выявили такой же ряд камней на 30 см ниже первого, положенных прямо в песок. Раковинная куча {65/66} как бы наросла вокруг и над ними. Обе выкладки, несомненно, сделаны аборигенами. А так как между строительством первой и второй мостовой должно было пройти значительное время, достаточное для того, чтобы наросла раковинная куча толщиной до 30 см, традиция сооружения их сохранялась здесь, видимо, очень долго. Куча содержит большое количество каменных орудий – отщепов и ядрищ; очевидно, аборигены продолжали обитать здесь все это время [128, 78–79].
В Тасмании каменные выкладки найдены впервые. Однако еще Бонвик, рассказывая о религиозных верованиях тасманийцев, упоминал о кругах и искусственных нагромождениях камней где-то в глубине острова [49, 192]. Линг-Рот, напротив, пишет, что ни одно подобное сооружение в Тасмании не было обнаружено [152, 57]. Зато они хорошо известны на австралийском континенте. Особенно много их в Новом Южном Уэльса и Квинсленде – в восточной части континента, обращенной к Тасмании. Они встречаются также в Центральной и Западной Австралии, некоторые – по берегам водоемов, и здесь аборигены еще хранят память о них как о тотемических центрах, как о предках, превращенных в камень [104, 135–146]. А так как существа эти часто выступали в образе змей, не удивительно, что многие каменные выкладки вытянуты в длину и имеют змееобразный вид. Так выглядят они и в Тасмании. Мифический образ змеи как создательницы мира относится к древнейшему пласту австралийской мифологии. Миф о гигантской змее-радуге, обитающей в водоемах, распространен по всей Австралии [10, 319–321]. Он мог и должен был распространиться и в Тасмании. Может быть, не случайно, что святилище (если, конечно, это святилище) у залива Огней находится на берегу океана.
Возможно и другое толкование каменных выкладок в заливе Огней. На западе Арнемленда (Северная Австралия) найдена тропа шириной около 1 м, обрамленная камнями на протяжении почти трех четвертей мили. Тропа ведет в украшенную рисунками пещеру, где аборигены совершали обряды вокруг нагромождений костей животных. В Восточной Австралии, на севере Нового Южного Уэльса, в густом труднопроходимом лесу обнаружена вымощенная камнем тропа шириной свыше 1 м и длиной до 54 м, сделанная, скорее всего, просто {66/67} для удобства. Это открытие подтверждает ранние сообщения из Тасмании и Квинсленда о том, что аборигены поддерживали тропы через непроходимые участки леса [185, 170]. Наконец, еще к позднему палеолиту восходит обыкновение класть каменные плиты перед жилищами и вымащивать пол внутри жилищ. Интересно и то, что на территории Европы каменные вымостки вблизи пещер неоднократно возобновлялись, так как их обитатели время от времени покидали старое жилье и возвращались вновь [26, 182–183]. Так была возобновлена вымостка и в заливе Огней. Была ли она связана с жилищем, неизвестно. В отчете о раскопках не сообщается об остатках жилища. Впрочем, от тасманийской хижины могло не остаться следов.
Раскопками Джонса были обнаружены в различных местах небольшие ямы, наполненные обожженными и сломанными человеческими костями и фрагментами черепов. Эти находки дали некоторые сведения о погребальных обычаях тасманийцев и древности обрядового комплекса. Трупосожжение у м. Западного, например, производилось не менее 2 тыс. лет назад, т. е. в период основания раковинной кучи. Трупы сжигались, но кости, по-видимому, не сгорали полностью, их затем ломали и вместе с углем и пеплом помещали в ямы, выкопанные в песке или раковинных кучах. В одной такой яме наряду с человеческими костями были найдены кости ног нескольких валлаби и когти большого ястреба. В другой яме находились раковины, причем в каждой было просверлено небольшое круглое отверстие. Вероятно, раковины, кости валлаби и когти ястреба составляли части ожерелий, положенных в могилу вместе с останками покойного. Как свидетельствуют этнографические данные, обычай трупосожжения, существовавший тысячелетиями, сохранился в Тасмании вплоть до колонизации (см. гл. «Элементы религии»). Многое изменилось за это время в жизни тасманийцев, а религиозный обряд сохранился.
Раскопки Джонса в Северо-Западной Тасмании показали, что люди обитали здесь уже 8–9 тыс. лет назад, т. е. в конце плейстоцена и в начале голоцена; что хозяйство их было ориентировано преимущественно на море и что наряду с моллюсками и тюленями они употребляли в пищу рыбу; охотились они и на сухопутных животных. Находки на стоянках тасманийцев {67/68} многочисленных рыбьих костей представляют большой интерес, так как до сих пор широко распространено мнение, что тасманийцы никогда не употребляли в пищу рыбы; очевидно, отвращение к рыбной пище появилось у них сравнительно поздно. По сравнению с каменной индустрией тасманийцев, которая первоначально имела аморфный, неспециализированный характер, индустрия из кости была развита несравненно больше.
После наступления термического максимума, около 7 тыс. лет назад, как показывают материалы раскопок, в технике изготовления каменных орудий произошли существенные сдвиги. Наряду с каменными орудиями прежних типов, наличие которых говорит о преемственности культуры, появляются новые, все более совершенные, нередко специализированные, орудия, свидетельствующие о прогрессе производства и техники. Хотя состав пищи аборигенов мало изменился и рыба по-прежнему составляла важную часть их рациона, костяные орудия – а некоторые из них, вероятно, служили простейшими инструментами рыбной ловли – постепенно исчезают. Потребность в них становится все меньше, может быть, в связи с развитием и совершенствованием специализированных каменных орудий.
Около 2,5 тыс. лет назад, когда термический максимум и малый ледниковый период миновали, начался последний, третий археологический период. Климат Тасмании стабилизовался. Под воздействием социально-идеологических факторов, обусловленных, возможно, переменами в природной среде, или в связи с какими-то иными обстоятельствами рыба исчезает из рациона тасманийцев, хотя экономика обитателей побережья по-прежнему тесно связана с морем. Особенно важную роль играла охота на тюленей, преимущественно молодых, имевшая, вероятно, сезонный характер. Существенным дополнением к ним были сухопутные животные. Орудия из кости на северо-западе острова больше не выделываются. Не вполне ясно, в какой связи находится исчезновение костяных орудий из производственного инвентаря и рыбы из рациона, – ведь для ловли рыбы служили лишь некоторые из них – но бесспорно, что эти два явления произошли одновременно. Каменная индустрия третьей фазы состоит преимущественно из небольших, хорошо сделанных орудий, в значительной мере специализированных. Возможно, они вытеснили {68/69} некоторые типы костяных орудий. Многие каменные инструменты предназначались, по-видимому, для обработки дерева, и их появление свидетельствует о том, что параллельно с ними совершенствовались и деревянные орудия. Сырье для каменных орудий (в отличие от прошлого) доставлялось теперь в виде заготовок или готовых изделий из отдаленных каменоломен.
В связи с тем, что Тасмания не пережила, в отличие от Австралии, катастрофического ухудшения климата в период термического максимума, культура ее аборигенов не испытала кризиса, связанного с исчезновением многих технических достижений. Напротив, развитие культуры тасманийцев протекало более спокойно. Это видно из того, что каменная индустрия острова постепенно совершенствовалась все более. Общее впечатление нарушает лишь исчезновение орудий из кости. Но в том, что касается каменной индустрии, составлявшей основу производства, термический максимум оказался не причиной кризиса и частичного регресса, как в Австралии, а толчком к развитию и совершенствованию техники. Тасманийская культура тоже пережила в это время период активной адаптации, но по-иному, чем культура аборигенов Австралии.
Восемь-девять тысяч лет назад люди обитали и на юге острова: раскопками обнаружена раковинная куча в районе залива Сторм, в устье р. Карлтон, в Юго-Восточной Тасмании, заложенная 8700±200 лет назад [208, 266].
Это – пока древнейшая абсолютная дата, установленная с помощью радиоуглеродного анализа в результате археологических работ на территории Тасмании. Она почти совпадает с датой, полученной для заключительных стадий оледенения в горах Западной Тасмании (8720±220 лет назад). Правда, заселение Тасмании могло начаться не тогда, а значительно раньше, но если эта дата и в дальнейшем останется самой древней вехой обитания человека в Южной Тасмании, то можно будет сделать вывод, что люди проникли сюда в самом конце плейстоцена, когда горные области острова окончательно освобождались от ледников. Местонахождения, возраст которых превышает 9 тыс. лет, либо еще не обнаружены, либо затоплены морем в конце плейстоцена. Но так как люди шли из Австралии и заселение Тасмании началось с севера, можно полагать, что на северном {69/70} побережье еще могут быть открыты и более ранние следы человека; однако самые древние погребены под водами Бассова пролива. Во всяком случае, данные, которыми располагает наука сегодня, не слишком далеки от того, что предполагал когда-то Нетлинг. Высчитав сколько времени, по его предположениям, требуется для образования раковинных куч Тасмании, он пришел к заключению, что заселение острова началось около 7 тыс. лет назад [192, 231–237].
Начав заселение Тасмании с северного побережья, в дальнейшем люди расселялись, вероятно, вдоль восточного берега, более благоприятного в климатическом отношении, двигаясь на юго-восток.
Возраст другой раковинной кучи в заливе Сторм, на о-ве Бруни, составляет 6050±350 лет, а еще двух куч, на о-ве Бруни и в устье р. Деруэнт, – свыше 5 тыс. лет [208, 265–266]. Таким образом, на юго-востоке острова не менее древние раковинные кучи, чем на северо-западе, и это заставляет думать, что человек осваивал северное и южное побережья одновременно.
Размещение местонахождений подъемного археологического материала показывает, что уже в древности было заселено почти все побережье Тасмании; много таких местонахождений обнаружено и в глубине острова, главным образом на востоке. Изучая материалы сборов, Кемп проследила различия между индустриями восточного побережья Тасмании, западного и областью Великих озер в центральной части острова. Восточное побережье и внутренние области характеризуются типологически однородными материалами, несколько отличными от материалов западного побережья, отражающих хозяйственную специализацию его населения: прежде всего орудий для резания, пригодных для забоя и разделки тюленей, а также орудий для обработки дерева, которыми, вероятно, выделывались копья для охоты на сухопутных животных [136, 243]. Возможно, что наличие деревообделочных инструментов связано и со строительством долговременных жилищ, характерных для Западной Тасмании. А ранее другой исследователь, Р. Легге, обратил внимание на своеобразие отбойников и орудий для дробления с западного побережья, отличающихся от тех же орудий из других районов Тасмании [148, 25–28].
Различие между востоком и западом распространялось {70/71} и на другие элементы культуры и делало эти географические области как бы самобытными культурно-этнографическими зонами. В какой-то степени оно проявлялось, как мы знаем (см. гл. 2), даже в физическом типе тасманийцев. И это не удивительно: ведь мы говорили о том, что горные массивы, покрытые густыми лесами и отделявшие западное побережье острова от центра и восточного побережья, препятствовали общению жителей Центральной и Восточной Тасмании с населением западного побережья. Связь между ними поддерживалась лишь на крайнем юге и севере острова. В результате население этих областей развивалось в значительной мере самостоятельно. В наибольшей изоляции находилось западное побережье, и это, возможно, отразилось в более низком уровне его каменной индустрии, на что обратил внимание Маккарти.
Обширная область гор и влажных лесов западной части острова, отличающаяся наибольшим количеством осадков, была населена очень редко или не населена совсем. Подъемные археологические материалы здесь нигде почти не обнаружены, но иногда каменные орудия находят на открытых участках, образовавшихся местами в чаще леса и заросших травой. Они появились, вероятно, из-за того, что аборигены систематически поджигали здесь растительность, так как охота и собирательство на очищенных от леса участках были эффективнее. Одно такое место вблизи часто посещаемых аборигенами залежей охры у Моул-Крик известно по описанию Робинсона. Немало орудий найдено на берегах озер и рек во внутренних областях острова, на местах давно покинутых стоянок. Однако самыми важными объектами археологических исследований по-прежнему остаются раковинные кучи на морских побережьях. Но и материалы из раскопок не противоречат общему впечатлению о резком различии между востоком и западом.
Различия между археологическими материалами востока и запада Тасмании, на которые впервые обратили внимание Легге и Кемп, не остались незамеченными, как говорилось выше, и таким авторитетным археологом, как Маккарти. Этот вывод подтвердил и Г. Лурандос, подобно Кемп связавший различия в каменной индустрии с хозяйственной специализацией и образом жизни аборигенов Восточной и Западной Тасмании [157, 41–46]. По мнению обоих авторов, для аборигенов {71/72} Восточной Тасмании был характерен кочевой образ жизни, для жителей западного и северо-западного побережья – полуоседлый, и в этих различиях отразились как местные природные условия, так и специфика хозяйственной деятельности.
Для Западной Тасмании очень показательна стоянка у м. Западного. Хотя она расположена у моря, большое количество найденных здесь орудий для дробления и жерновов, вероятно, связано с употреблением разнообразной растительной пищи. Очаги, выложенные камнями, углубления в земле – следы жердей, которые когда-то образовывали остовы хижин, – свидетельствуют о полуоседлом образе жизни местного населения. О больших прочных хижинах, характерных для западного побережья и так непохожих на примитивные ветровые заслоны обитателей Восточной Тасмании, сообщают многие источники. Так, Робинсон, рассказывая о путешествии вдоль западного побережья, упоминает о круглых куполообразных хижинах, крытых корой, диаметр которых превышал 3 м, а высота 2 м, расположенных обычно у источников пресной воды и вблизи скал, где аборигены добывали моллюсков; нередко такие хижины располагались группами [91, 139, 167, 168].
Обычно строительство таких жилищ объясняют сравнительно более суровым и холодным климатом западного побережья. Но дело не только в этом. Различные типы жилищ на востоке и западе Тасмании связаны также с различным образом жизни аборигенов. Джонсу удалось установить, что раковинная куча у м. 3ападного образовалась за сравнительно короткий срок [130, 363]. Это можно объяснить лишь тем, что население, притом довольно значительное, обитало здесь постоянно или в течение продолжительных периодов времени, когда оно занималось охотой на тюленей – а лежбища их находились поблизости. Зависимость от сезонной охоты на тюленей привязывала людей к местам их лежбищ. Охота на тюленей, наряду с добыванием моллюсков, собирательством и интенсивной охотой на сухопутных животных характерна и для других стоянок Западной и Северо-Западной Тасмании.
На восточном побережье плотность населения была, по-видимому, значительно ниже, чем на западном [151, 323–328]. Судя по составу раковинных куч, стоянки {72/73}восточного побережья были ориентированы почти исключительно на добывание моллюсков. Каменных орудий здесь найдено сравнительно немного. Люди, по-видимому, приходили сюда на непродолжительное время, а затем откочевывали в другой район побережья или – в определенные сезоны – в глубь страны. Жители западного побережья из-за неблагоприятных природных условий были часто лишены такой возможности. В отличие от Западной Тасмании, на востоке было заселено не только побережье, и стоянки в глубине острова заметно отличаются от прибрежных. Одну такую стоянку, вероятно типичную для всех внутренних областей Восточной Тасмании, Лурандос раскопал близ Краун Лэгун. Она расположена под открытым небом, в 16 милях к западу от раковинной кучи, что у города Литл-Суонпорт. Среди каменных орудий, найденных в Краун Лэгун, большое количество отщепов, причем некоторые обработаны вторичной ретушью и типологически очень близки к индустрии из Литл-Суонпорт, что, возможно, указывает на связь между обеими стоянками. Кроме того, в Краун Лэгун найдены абразивы, орудия для дробления, жернова, а это свидетельство того, что в рационе местного населения заметное место занимала растительная пища [157].
Эти археологические находки дают право предположить, что аборигены Восточной Тасмании вели кочевой образ жизни, видимо, в пределах определенных территорий, на которых располагались временные стоянки локальных групп. Так, стоянки Краун Лэгун и Литл-Суонпорт принадлежали, возможно, одной локальной группе. На морском побережье она добывала моллюсков, а откочевав в определенное время года в глубь своей территории, переходила к охоте на сухопутных животных и собирательству. Такой образ жизни давал жителям Восточной Тасмании возможность вести сбалансированное хозяйство, опирающееся на сезонные стойбища то у моря, то в глубине острова. Отсюда – иной тип жилищ на востоке. Они примитивнее, чем на западе, недолговечны, менее вместительны, о чем сообщают этнографические источники.
В нижних слоях стоянки Литл-Суонпорт, как и на стоянке у м. Скалистого, были найдены кости рыб и костяные орудия. Это означает, что рыболовство и изготовление костяных орудий были характерны в {73/74} древности не только для Северо-Западной Тасмании, но имели более широкое распространение.
Шестьдесят лет назад Нетлинг решительно утверждал, что изготовление орудий из кости тасманийцам было совершенно чуждо. По его словам, он, изучая покинутые стоянки аборигенов, не нашел ни одного костяного орудия и поэтому выражал сомнение в том, что костяной инструмент в виде лопатки, давно хранящийся в музее Хобарта [195, 102], принадлежал тасманийцам. Но к середине нашего столетия стало известно уже четыре таких орудия. А в 1956 г. А. Местон сообщил о находке большого количества костяных орудий различных типов. Почти все они сделаны из костей млекопитающих, и только одно – из птичьей кости. На остриях первой группы орудий – игл и шильев – заметны следы шлифовки, и Местон считает, что она произведена намеренно, а не образовалась в процессе работы инструментами. Вторая группа орудий – длинные и узкие куски кости с расширением в виде лопатки на одном конце [175, 193–195]. Все эти предметы происходят из раковинных куч Северо-Западной Тасмании. Складывалось впечатление, что их распространение ограничивается этой частью острова. Однако четыре лопатки, о которых сказано выше, были найдены на восточном побережье. В литературе нет ни одного сообщения об употреблении костяных орудий тасманийцами, и без трасологических исследований о их назначении можно лишь догадываться. Местон полагает, что орудиями первой группы пользовались как шильями, а орудиями второй группы, возможно, доставали из раковин моллюсков. Некоторые костяные острия, вероятно, применялись для ретуширования каменных орудий – такие костяные ретушеры имеются и у австралийцев.
Позднее последовали новые находки костяных орудий, преимущественно в древнейших археологически комплексах Тасмании, как Северо-Западной, так и Восточной. В 1968 г. Э. Гилл сообщил, что в одной из пещер близ города Биконсфилд на севере Тасмании было найдено костяное шило; его абсолютный возраст 7080±420 лет [99]. Впервые костяные орудия появились в Тасмании около 8 тыс. лет назад и 7–6 тыс. лет назад постепенно исчезли. Возможно, что их появление совпало с появлением на острове самих тасманийцев. Не вполне ясные причины их исчезновения я {74/75} попытался объяснить выше, связав их с тенденциями развития каменной техники и изменениями в экологических условиях жизни тасманийцев.
Костяные орудия в виде острий и лопаточек были широко распространены и в Австралии. Здесь они появились впервые в археологических культурах среднего периода, начало которого совпадает с концом плейстоцена и началом голоцена, и сохранялись до появления европейцев. Как и в Тасмании, они найдены преимущественно на берегах морей, озер, в устьях больших рек. Их применение было связано, очевидно, в первую очередь с рыболовством и добычей моллюсков. Применялись они, вероятно, и для изготовления накидок из шкур, которыми пользовались аборигены как Юго-Восточной Австралии, так и Западной Тасмании. Несколько заостренных на конце костяных орудий было найдено на стоянке Тартанга на нижнем Муррее. Их приблизительный возраст – 6 тыс. лет, но сама культура Тартанга, возможно, на несколько тысячелетий древнее. Костяные орудия, заостренные с одного или обоих концов, обнаружены и на стоянках Девон-Даунс и Фроммс-Лендинг, расположенных недалеко от стоянки Тартанга. Их возраст – от 4800 до 3200 лет. Изготовление орудий из кости вообще характерно для культур нижнего Муррея, находящегося в Юго-Восточной Австралии, одной из ближайших к Тасмании областей континента. Видимо, традиция изготовления орудий из кости возникла еще на континенте около 8 тыс. лет назад и сохранялась и в низовьях Муррея, и в Тасмании. На нижнем Муррее и в сопредельных областях Юго-Восточной и Восточной Австралии она сохранялась дольше, в Тасмании же исчезла раньше под воздействием специфических условий. Об общем происхождении костяных индустрий Тасмании и Юго-Восточной Австралии свидетельствует их типологическая однородность.
Это относится и ко всей каменной индустрии Тасмании, к ее древнейшим археологическим комплексам. Еще Фюрер-Хаймендорф отметил, что в каменной индустрии Тасмании, имеющей в общем палеолитический характер, мы находим как бы два исторических пласта – древний, с очень примитивными, атипичными формами раннепалеолитического, по его мнению, облика, и более поздний, с орудиями, напоминающими мустьерские и ориньякские. Фюрер-Хаймендорф считает, что в {75/76} Тасмании представлена древнейшая культура, типичная для всей Австралии. Из этого он заключает, что первые насельники Тасмании пришли из Австралии [93, 433, 451]. Один из лучших знатоков материальной культуры австралийцев, Д. С. Дэвидсон, также находил, что каменная индустрия Тасмании и древнейшие археологические комплексы Австралии типологически очень близки и что чем дальше в глубь времен, тем это сходство все больше возрастает; отсюда он делал вывод, что тасманийцы в древности населяли Австралию [72, 47– 62]. Самые древние черты австралийской культуры, имеющие наибольшее сходство с тасманийской, сохранялись в южных, юго-западных и юго-восточных областях Австралии, наиболее удаленных от контакта с внешним миром. В обширные районы Юго-Западной Австралии так и не успел проникнуть отшлифованный топор. Недаром еще в прошлом веке Тэйлор указывал на Юго-Западную Австралию как на ту часть континента, культура которой ближе всего к тасманийской. Не случайно именно на юге Австралии сохранились древнейшие черты австралийского антропологического типа.
Дж. Горн сближал типичные для Тасмании орудия с выемчатым рабочим краем с аналогичными орудиями из Юго-Восточной Виктории – той части Австралии, которая всего ближе к Тасмании [114, 182–187].
О сходстве каменных индустрий Австралии и Тасмании писал позднее и Г. Нун; по его мнению, эти аналогии не идут далее сравнительно ранней стадии развития, типологически – не далее ориньяка. Вероятно, еще до того, как контакт с Тасманией был прерван, австралийцы достигли стадии развития, которую мы теперь можем именовать «тасманийской» [196, 3–4]. У. Хаучин отметил многочисленные аналогии между каменными орудиями Центральной Австралии и Тасмании [115, 206–230; см. также: 137, 467–469]. Но особенно много общего между Австралией и Тасманией как в технике изготовления орудий, так и в их типах обнаружил Ф. Маккарти. Это и односторонне обработанные орудия на гальках, и скребки различных форм, в том числе с выступами и выемками, дисковидные и полудисковидные, концевые скребки на пластинах, долота на отщепах; типологическая близость этих орудий бесспорно указывает на культурные и исторические связи между Австралией и Тасманией [165, 305–319]. {76/77}
В свое время Бальфур справедливо утверждал, что происхождение тасманийской культуры не может быть понято без углубленного изучения древнейших культурных фаз Австралии. Иначе невозможно «предложить сколько-нибудь удовлетворительного объяснения генезиса тасманийской культуры» [25, 20]. Сегодня, когда археологическое изучение Австралии достигло значительных успехов и культура ее аборигенов впервые предстала перед нами в движении, развитии, в смене культурных фаз, мы можем сделать то, что казалось невозможным полвека тому назад.
Указания на австрало-тасманийские связи, на типологическое сходство австралийских и тасманийских археологических материалов делались иногда и до 30-х годов. Но одним из первых, кому удалось доказать несомненные типологические связи между каменной индустрией Тасмании и археологическими культурами Австралии, был Н. Тиндейл. В середине 30-х годов он установил среди тасманийских каменных орудий наличие чопперов на гальках, орудий типа карта, суматра и «лошадиное копыто», типичных для каменной индустрии о-ва Кенгуру [248, 39–60]. По наименованию этого острова – на языке аборигенов он зовется Карта – и названа одна из древнейших археологических культур Австралии.
Мы уже говорили о том, что каменные орудия, напоминающие орудия типа карта, найдены в среднем археологическом комплексе Тасмании, возраст которого около 6 тыс. лет. Это – грубо обитые дисковидные орудия из расколотых надвое камней или галек, ретушированные по рабочему краю. Их наличие в комплексе с некоторыми другими орудиями, характерными для культуры Карта [10, 110–122], заставляет вспомнить предположение Тиндейла, что в плейстоцене культура Карта распространялась на всю юго-восточную часть Австралии, включая Тасманию. В это время и о-в Кенгуру составлял одно целое с материком. Позднейшие археологические исследования на острове выявили наличие не только массивных нуклевидных орудий, но и скребков на отщепах с остриями, типичных для Тасмании [109, 363–368]. В конце плейстоцена Кенгуру и Тасмания отделились от Австралии; но технологические традиции, свойственные культуре Карта, еще очень долго сохранялись тасманийцами, а на материке – некоторыми {77/78} изолированными группами австралийцев. Эти традиции, однако, прослеживаются лишь в некоторой части тасманийской каменной индустрии. В целом ее характер определяют традиции, восходящие к другим древнейшим культурам Австралии. Тасманийская каменная индустрия – в основном индустрия отщепов и коротких пластин и лишь в значительно меньшей степени односторонне обработанных ядрищ, типичных для культуры Карта.
К древнейшим археологическим культурам Австралии относится и культура Гамбир, локализованная на юго-востоке Южной Австралии и юго-западе Виктории [10, 128–132]. В числе типичных ее орудий – большие отщепы и пластины с длинным ретушированным рабочим краем, которые, как мы знаем, типологически очень близки к аналогичным орудиям из Тасмании, они даже получили название «тасманийские пластины».
Третья древнейшая археологическая культура Австралии – культура Каперти в Новом Южном Уэльсе [10, 122–128]. Она является одной из тех культур Восточной Австралии, которые оказали, по-видимому, наибольшее воздействие на развитие культуры тасманийцев. Наиболее типичный для нее инвентарь включает грубо оббитые отщепы и пластины с острыми выступами, выемчатыми краями и другими особенностями, столь характерными и для Тасмании. К нему относятся и орудия с удлиненным рабочим краем, напоминающие «тасманийские пластины», и сделанные из больших массивных отщепов треугольные в сечении клинья с острыми ретушированными рабочими краями (их мы тоже находим в Тасмании). Типологически культура Каперти ближе к каменной индустрии Тасмании, чем культура Карта, и это естественно: ведь носители культуры Каперти расселялись на юг вдоль восточного побережья Австралии, тогда как культура Карта тяготела в основном к области, лежащей к западу от Большого Водораздельного хребта.
Абсолютный возраст культур Карта и Гамбир еще не установлен; древность культуры Каперти, как было доказано радиоуглеродными исследованиями, достигает 11 тыс. лет. Она относится, таким образом, к концу плейстоцена и вполне могла быть – и по давности, и по району распространения – одним из источников археологических индустрий Тасмании. {78/79}
Но особенно ощутима типологическая близость к каменной индустрии Тасмании в четвертой древнейшей археологической культуре Восточной Австралии – Маунт-Моффат в Южном Квинсленде [10, 133–140]. Возраст этой культуры по радиокарбону – от 16 тыс. до 9 тыс. лет. Она характеризуется массивными, грубо обработанными нуклевидными орудиями и разнообразными скребками на отщепах и пластинах. И в целом, и в деталях индустрия Маунт-Моффат очень напоминает тасманийскую. Это относится, например, к характерным для обеих культур толстым скребкам с крутой ретушью и особенно к орудиям с выступами и выемками по краю. Еще С. Митчелл отмечал, что наличие таких типичных для Тасмании орудий в Австралии указывало бы на тесные связи ее с Тасманией [176, 7]; но в его время находки подобных орудий в Австралии были редкостью, тогда как теперь они раскопаны в большом количестве. Орудия, найденные в культуре Маунт-Моффат, напоминают, например, характерные для Тасмании скребки с широким режущим краем и несколькими выемками и остриями. Среди орудий Маунт-Моффат, как и в Тасмании, меньше всего нуклевидных. Эта культура, еще более древняя, чем культура Каперти, также была связана с людьми, расселявшимися на юг вдоль Большого Водораздельного хребта, и также могла быть – и, вероятно, была – одним из источников каменной индустрии Тасмании. О типологической близости каменной индустрии Маунт-Моффат и тасманийского подъемного археологического материала пишет и Кемп [136, 245].
Немало общего в типах орудий и технике их изготовления прослеживается между каменной индустрией Тасмании и индустрией, открытой на древних стоянках юго-восточной части Южной Австралии в районе хребта Воаквине, в ареале распространения культуры Карта и сравнительно недалеко от ареала культуры Гамбир. Здесь тоже найдено большое количество типичных для Тасмании выемчатых концевых скребков и скребков с жалом [10, 139].
Культура Маунт-Моффат и другие рассмотренные выше культуры представляют собой один из самых ранних этапов австралийской материальной культуры в целом. Возникновение каждой из них относится еще к плейстоцену. Генетически они восходят к древним культурам Юго-Восточной Азии. {79/80} Расположены все они недалеко от Тасмании. Их морфологическое сходство с каменной индустрией Тасмании представляется поэтому вполне закономерным. Оно свидетельствует, очевидно, не только о стадиальной близости всех этих культур, включая тасманийскую, но и о их генетическом родстве, о единстве их происхождения.
О том же говорят и другие археологические материалы. Уже много лет на выветрившихся дюнах у юго-восточного побережья Южной Австралии, в районе Маунт-Берр, находят покрытые патиной древние каменные орудия, поразительно напоминающие орудия, собранные на поверхности земли в Тасмании. Возраст таких же орудий, найденных в районе Маунт-Берр при раскопках, достигает 9 тыс. лет [185, 144]. Индустрия нуклевидных орудий и скребков, очень напоминающих тасманийские, возраст которой насчитывает 5–7 тыс. лет, открыта археологами в Ингаладди, на Северной Территории [185, 147–150].
Однако ближе всего к Тасмании расположена стоянка Грин-Галли близ Кейлора, в Виктории. Для каменной индустрии стоянки характерны боковые, выемчатые и круглые скребки, морфологически тесно примыкающие к материалу из пещеры Кенниф (культура Маунт-Моффат) и из Тасмании. Даты, полученные по радиоуглеродному анализу, фиксируют возраст местонахождения от 17 тыс. до 6 тыс. лет [185, 141]. Правда, орудий из кости на стоянке Грин-Галли найдено не было, но ее положение в пространстве и во времени, характер каменной индустрии позволяют видеть в ней один из возможных источников тасманийской культуры.
В то же время в Тасмании отсутствуют специализированные орудия более поздних археологических культур Австралии (острия бонди, геометрические микролиты и др.), хотя эти орудия были широко распространены в ближайших к Тасмании областях континента, но уже в тот период, когда Тасмания находилась в изоляции. Все эти факты показывают еще раз: чем дальше в глубь времен, тем больше сходства между каменными индустриями Австралии и Тасмании, тем больше оснований видеть в них генетические связи, свидетельствующие о единстве происхождения.
Каким же был физический облик носителей древних культур Австралии? Об этом можно судить по известному {80/81} черепу, найденному близ Кейлора. По мнению Дж. Вундерли, в кейлорском черепе совмещены в одинаковой пропорции австралоидные и тасманоидные черты [274, 57–69]. Аналогичный череп был найден и в Грин-Галли. Люди из Кейлора и Грин-Галли населяли Юго-Восточную Австралию от 9 тыс. до 18 тыс. лет назад [10, 50–51]. Они и были представителями того населения, из которого развились впоследствии аборигены Австралии, с одной стороны, и Тасмании – с другой. Это подтверждается антропологическими особенностями черепов из Кейлора и Грин-Галли и характером современных им археологических культур.
Аналогии между Австралией и Тасманией не ограничиваются орудиями труда. Предмет из глинистого сланца с круглым отверстием посередине, найденный в Систерс-Крик, и плоский овальный камень с отверстием на конце, найденный у м. Песчаного, напоминают некоторые предметы из Восточной Австралии. Камень с м. Песчаного, кроме того, по форме имеет сходство с центральноавстралийскими чурингами (священными предметами из камня или из дерева), игравшими, как известно, важную роль в религиозно-обрядовой жизни аборигенов.
Среди находок из Юго-Восточной Австралии есть камни цилиндроконической формы (так называемые цилконы), распространение которых ограничено лишь этой частью континента, а назначение до сих пор не выяснено. Аналогичный предмет был обнаружен и на севере Тасмании [82, 20–21; 166, 78–79].
Археологические находки на территории Тасмании заставляют признать, что в прошлом орудия тасманийцев в отдельных случаях укреплялись на рукояти [166, 74–76; 165, 305–319]. Это инструменты, аналогичные австралийским орудиям типа тула и баррен. Тула – полудисковидное или удлиненно-овальное орудие на отщепе, ретушированное по краю, противоположному основанию. Баррен – разновидность такого орудия. Рабочий край этих орудий обычно хранит следы длительного пользования: он затуплялся и его неоднократно вновь ретушировали. После нескольких таких подправок орудие становилось настолько узким, что работать им, удерживая его непосредственно в руке, было почти невозможно. Поэтому австралийцы укрепляли его с помощью смолы на конце деревянной рукояти и {81/82} пользовались им как долотом, главным образом, для обработки изделий из дерева. Рабочий край их часто вогнут, следовательно, имеет форму, удобную именно для этой цели. До недавнего времени долота тула оставались важнейшими деревообделочными инструментами многих племен Южной и Западной Австралии. В Тасмании были найдены сильно изношенные в работе орудия того же типа, и это свидетельствует о том, что тасманийцы пользовались каменными орудиями и на рукояти, хотя последние и не сохранились. Этот вывод противоречит обычным утверждениям о том, что тасманийцы не умели укреплять каменные орудия на рукояти, что они вообще не знали составных орудий. Очевидно, тасманийцы когда-то находились на более высоком уровне технического развития, чем предполагали до сих пор.
Правда, некоторые исследователи утверждают, что укреплять каменные орудия на рукояти тасманийцы научились у аборигенов Австралии, которых белые поселенцы ввозили в Тасманию еще в первой половине XIX в.; но это не больше чем предположение.
Орудия типа тула и баррен впервые появляются в культуре Тартанга – одной из австралийских археологических культур среднего периода [10, 173–183]. Основное ее местонахождение, обнаруженное на о-ве Тартанга, находится в Южной Австралии, на нижнем Муррее. Но долота тула распространены гораздо шире, вплоть до Квинсленда и Северной Территории, хотя тяготеют они преимущественно к Южной Австралии. Древность культуры Тартанга – примерно 6–9 тыс. лет. Значит, и географическое положение культуры и ее абсолютный возраст говорят о том, что она могла оказать какое-то влияние и на развитие каменной индустрии Тасмании. Если мы допускаем, что орудия на рукоятях появились в Южной Австралии по крайней мере 8 тыс. лет назад, почему нельзя допустить то же и для Тасмании?
Может возникнуть вопрос: если тасманийцы умели пользоваться, пусть лишь в некоторых случаях, орудиями на рукояти, почему же они утратили это несомненное техническое достижение? Мы еще вернемся к вопросу о причинах утраты народами-изолятами – а именно таким народом были тасманийцы – культурных достижений их предков. Подобных примеров в истории культуры немало. Полинезийцы, например, утратили искусство изготовления керамики, которое, как показывает {82/83} археология, было хорошо знакомо их предкам. У тасманийцев же орудия на рукоятях, по-видимому, никогда не были особенно распространены. Есть основания полагать, что они и не исчезали полностью. Об этом свидетельствуют глухие упоминания о таких орудиях в воспоминаниях белых поселенцев.
Один из таких очевидцев видел укрепленное на рукояти с помощью сухожилий грубо оббитое каменное орудие, которое У. Хэмбли классифицирует как «рубило» [106, 89]. Есть и другие сообщения о тасманийских топорах, укрепленных на рукояти точно так же, как это делают аборигены Австралии, причем тасманийцы действовали этими орудиями очень умело. Говоря об этом, Тэйлор замечает, что, если бы тасманийцы были знакомы с такими орудиями еще до контакта с австралийцами, в Тасмании, как и в Австралии, сохранились бы каменные топоры, приспособленные для крепления в рукояти и даже отшлифованные; однако подобные орудия здесь не обнаружены [257, 146]. Это было написано в 1894 г. А через год Тэйлор сам опубликовал статью, посвященную трем отшлифованным каменным топорам из Тасмании – точно таким, какие аборигены Австралии обычно прикрепляют к топорищам, – но тут же заявил, что не верит в их тасманийское происхождение – предубежденность его сказалась и здесь.
Даже если бы такие орудия и не были найдены, это ни о чем еще не говорит. Достаточно вспомнить топоры кодья, распространенные в Юго-Западной Австралии – настолько архаические орудия, что их по праву можно считать палеолитическими предшественниками позднейших отшлифованных топоров и тесел. Топор кодья снабжен деревянной рукоятью с комом очень твердой смолы на одном ее конце; в смоле утоплены один или два камня, причем из смолы выглядывают только рабочие края, обращенные в противоположные стороны. Как правило, камни не обработаны, изредка лишь грубо обиты, и без рукояти даже опытный археолог не всегда признает в них орудия труда. Топоры кодья, бесспорно, принадлежат к числу древнейших элементов австралийской культуры [10, 251–253]. Такие или подобные им незамысловатые орудия на рукоятях могли сохраняться и в Тасмании. Ничто не говорит за то, что они появились в результате позднейших контактов с австралийцами. Тэйлор сам отмечает, что топоры {83/84} кодья почти не отличаются от обычных тасманийских форм [259, 199].
Одним из интереснейших наблюдений, не только сблизивших тасманийские каменные орудия с австралийскими, но и показавших, что каменная техника тасманийцев достигла сравнительно высокого уровня, было открытие на некоторых тасманийских орудиях отжимной ретуши, наличие которой в Тасмании отрицали Тэйлор, Соллас и другие эволюционисты [177, 131–139]. Считается, что тасманийским каменным орудиям не свойственна и пильчатая ретушь, характерная для Австралии. Однако в Тасмании встречаются – правда, крайне редко – экземпляры, обработанные пильчатой ретушью [190, 204].
Но, пожалуй, самым замечательным было открытие трех отшлифованных каменных топоров, поступивших в Брайтонский музей из коллекции Дж. Робинсона, по данным которого орудия эти принадлежали тасманийцам. Это овальные, или валиковые, топоры, заточенные по рабочему краю, типичные для Австралии, и Э. Тэйлор, который опубликовал сообщение о них в 1895 г., считал, что они сделаны либо австралийцами, либо тасманийцами, которые научились искусству шлифовки у австралийцев [258, 335–340]. Тэйлор, считавший тасманийцев типичными представителями палеолитической стадии развития, не допускал, что орудия эти были сделаны ими независимо от влияния извне. И, однако, он же рассказывает, со слов европейских наблюдателей, что тасманийцы взбирались на деревья – совершенно так же, как это делали австралийцы, – с помощью петли из растительных волокон, охватывающей ствол дерева, и острого камня, которым делали в коре зарубки для больших пальцев ног, причем камень, который они держали непосредственно в руке, был заточен. Тэйлор приводит два таких свидетельства, из которых одно относится еще к первой трети XIX в. В сопроводительном документе к одному из топоров также написано, что им пользовались тасманийские женщины для влезания на деревья. Такие же орудия были в ходу и у австралийцев. Как и тасманийцы, они взбирались с их помощью на деревья, нередко тоже удерживая их непосредственно в руке [258, 339]. Но ведь этот способ влезания на деревья, сближающий тасманийцев с аборигенами Австралии, был известен тасманийцам задолго до {84/85} колонизации, чему, как говорилось выше, еще в XVII в. был свидетелем Тасман.
Группа австралийских аборигенов из района Сиднея в 1820-х годах действительно была перевезена в Тасманию, а один из них, по имени Москито, даже руководил действиями коренных тасманийцев против колонистов во время «черной войны». Но то, что эти люди научили тасманийцев шлифовать каменные орудия, остается не более чем предположением. Да и до того ли было тасманийцам в годы колонизации и «черной войны»!
Режущее орудие с подшлифованным с обеих поверхностей лезвием воспроизведено также на рисунке в статье Бальфура [25, 21]. Известны и другие шлифованные предметы, найденные уже после того, как была опубликована статья Тэйлора. В 1906 г. на одной из стоянок была обнаружена овальная плоская галька, хорошо отшлифованная по одной из поверхностей и заточенная по краю. В другом месте был найден круглый камень, отшлифованный по одной из поверхностей. Галька, найденная в третьем месте, имеет яйцевидную форму; одна ее поверхность тоже тщательно отшлифована [194, 633–638]. Два последних предмета формой своей напоминают австралийские жернова или наковальни, поверхность которых шлифуется во время работы ими; возможно, они служили также для затачивания костяных орудий. Но первый предмет, у которого заточен край, зашлифован, несомненно, специально.
Этим, однако, не ограничиваются находки отшлифованных орудий в Тасмании. В 1895 г. у г. Сент-Леонардс был найден отшлифованный каменный топор, по мнению специалистов происходящий из Новой Зеландии. В 1942 г. была опубликована серия топоров и тесел из семи предметов [225, 35–67]. По мнению Скиннера, одно орудие этой серии происходит с Новой Каледонии, три орудия – из Полинезии и три – из Австралии [233, 18]. Нефритовое тесло – как полагают, новокаледонского происхождения – было найдено в 1927 г. у г. Девонпорт, на стоянке аборигенов, на глубине около 3 футов от поверхности. Скиннер высказал мнение, что орудие это оставлено первонасельниками Тасмании, выходцами с Новой Каледонии [232, 39–42]. На это сразу же откликнулся Дэвидсон. Признав, что тесло и в самом деле могло происходить с Новой Каледонии, Дэвидсон, однако, отметил, что ни сама стоянка, ни культурный {85/86} слой, в котором оно найдено, не датированы. Древний возраст орудия, восходящий якобы к первоначальному заселению Тасмании, таким образом, ничем не подтвержден. Не доказано даже, что оно и в самом деле залегало на глубине около 3 футов, а не попало сюда с вышележащих слоев или с поверхности. Не доказано археологически и то, что такие типы тесел из нефрита уже существовали на Новой Каледонии ко времени заселения Тасмании. Скорее всего, тесло попало к тасманийцам от китобоев или иных мореплавателей [73, 85–87]. Теперь, когда мы располагаем целым комплексом данных, доказывающих австралийское происхождение аборигенов Тасмании, изолированная находка новокаледонского тесла не может поколебать наши выводы.
Конечно, какие-то орудия попадали в Тасманию с других островов Океании, вероятно, с европейскими моряками, а может быть, даже с жителями Меланезии и Полинезии, случайно заброшенными на ее берега штормами и течениями. Такие находки известны и в Австралии. Какую-то роль могли сыграть и позднейшие контакты с соседней Австралией. И все же предположение, что искусство шлифования камня было известно тасманийцам с глубокой древности, имеет не меньшее право на существование. Когда-то его высказал Нетлинг, полагавший, что в Тасмании шлифовались только предметы нехозяйственного, ритуального назначения – такими он считал упомянутые выше гальки, найденные на старых стоянках [194, 639–640; 188, 1–6]. Мнение о том, что тасманийцы шлифовали только «священные», или магические, камни, аналоги австралийских чуринг, повторил позднее и Фюрер-Хаймендорф [92, 8–11]. Известно, что шлифование камня возникло еще в палеолите – найдены палеолитические ретушеры из шлифованного камня, в Костенках I обнаружена кремневая проколка с пришлифованным концом, а в Костенках IV – большая серия шлифованных сланцевых дисков [26, 75]. Отчего же не допустить, что техника шлифования камня могла быть знакома и тасманийцам с глубокой древности, а не заимствована ими в последние десятилетия их существования, и применялась, хотя и крайне редко, не только к ритуальным предметам, но и к орудиям труда?
Основание предполагать это дают не только прямые {86/87} свидетельства – находки в Тасмании немногочисленных шлифованных орудий, – но и косвенные. Это – замечательное, поистине сенсационное открытие последних десятилетий на севере Австралии шлифованных топоров, примерно таких же, какие были найдены в Тасмании, но в слоях, относящихся к плейстоцену. Возраст этих орудий, по радиокарбонному исследованию, достигает 22 тыс. лет [10, 149–150; 265, 144–145]. Следовательно, аборигены Австралии умели шлифовать камень задолго до того, как началось заселение Тасмании. Правда, на востоке Австралии шлифованные топоры, согласно данным археологии, появились несколькими тысячелетиями позже, уже после образования Бассова пролива и отделения Тасмании. Но возможно, что археология еще не сказала здесь своего последнего слова. Трудно допустить, чтобы такое полезное изобретение, как шлифование орудий, на протяжении нескольких тысячелетий не распространилось за пределы Северной Австралии. Вероятно, шлифованные орудия спорадически появлялись и на востоке. Вполне правомерно допустить, что тасманийцы принесли с австралийского континента на свою новую родину наряду с другими техническими навыками и умение шлифовать камень. Этим подтверждается связь тасманийской культуры с Австралией и опровергается широко распространенное мнение об особенной примитивности тасманийцев. Но даже если верно, что тасманийцы научились шлифовать каменные орудия и пользоваться ими – у австралийцев или независимо от них – лишь на закате своей истории, то и это опровергает традиционное мнение о застойном характере культуры тасманийцев и их невосприимчивости к новым, прогрессивным достижениям.
<!--[if !supportFootnotes]-->
<!--[endif]-->
|
