|
Больше U- 21 на связь не вышла. На подготовку поисковой операции потребовалось еще несколько часов, но когда спасатели выдвинулись к рубежу – «глаза» сторожевой киберкобры загорелись красным.
Этот безжалостный рубиновый взгляд сдвоенных индикаторов зарделся одновременно и на пульте у начальника веганского погранрайона, и у командующего КВ, и у главы управления Сейдами. Многие из операторов вообще за время своей службы не видели его ни разу, давно привыкнув к неизменно зеленым огонькам штатного режима одной из многих систем, и не обращая на них никакого внимания.
Автоматика молча перекрыла не только этот квадрат, но и сопредельные, ясно давая понять, что на любую попытку поговорить ответит ударом. И оставалось только догадываться, что происходило с несчастной астромариной. Если она вообще была там, среди ощетинившихся ежей и активированных грави-ловушек . А не где –то еще.
Лучше бы где –то еще.
************
Треск и скрежет прочного корпуса. И нарастающий холод. "Иней космо".
Носовых отсеков больше нет, их разнесло вместе с нанизывателем при взрыве реактора оружейных систем . Залп гамма – радуги прокатился по центральным отсекам, выжигая все на своем пути, и тут же сработала аварийная защита, заглушив реактор хода.
Старпом, может, за минуту до этого зашедший в лазарет навестить Змея, очнулся на полу, коротко остриженным затылком касаясь ледяного металла, и сейчас пытался хотя бы приподнять веки и перевести взгляд, чтобы осмотреться в наступившей полутьме, аварийное освещение включилось, но уже мигало, слабея.
Царапая накренившуюся палубу, он пополз, сам еще не понимая куда. Каждое движение, даже самое маленькое, отдавалось страшной болью в местах надрывов легкого скафандра, не позволяя шевелиться под медленно нараставшей свинцовой тяжестью.
Как будто ему давали подумать, и, не дождавшись ответа, продолжали методично сжимать канаты мерцающей снаружи голубовато- фиолетовым свечением паутины, на которых беспомощной искалеченной осой повисла ослепшая U21.
« Волчья яма».
Эту задачу когда –то на тренжере он решал не раз и не два, в разных качествах. Но и сейчас все еще не хотел верить, что она настигла его, отнимая жизнь не понарошку.
Хотя, от того, что он сообразил, что случилось с кораблем, уже ничего не менялось. Грави- реле вышло из строя, и слабеющий защитный экран астромарины истончался с каждой минутой.
Наконец он вспомнил, куда ползет. Командорский браслет оставался на руке Змея, там была кнопка запуска аварийного буя…
Обжатие паутины не могло быть вечным, через какое–то время , достаточное для гарантированного убийства всего живого, внешнее воздействие отпускало хватку.
И в просторы космоса, по последнему расписанию сеансов связи, бесконечным репитом шло краткое кодированное сообщение с автономного маячка, пока запас энергии позволял работать маленькому, сверхнадежно защищенному устройству.
Это сообщение могло блуждать очень долго, но там уже спешить было некуда, достаточно было той надежды, что однажды кто-то его подхватит и передаст по линиям связи, тем самым спасая от ошибки живых.
И список пропавших кораблей станет короче, хотя бы на одну загадочную гибель.
И хотя бы так, но они вернутся домой.
Потому что все странники, к каким бы звездам не относились, и какие бы вопросы не выясняли силой КВ, были едины в твердом убеждении, что ничего нет хуже, чем исчезнуть безвестно.
У саркофага, неимоверным усилием, уже не сдерживая крика, старпом привстал на колени, подтянулся на руках и нашарил холодное тяжелое запястье Змея. Не с первой попытки сумев расстегнуть браслетку, стиснул ее в кулаке, и кулем свалился обратно на пол.
Он очень спешил, но пришлось немного отлежаться. Зрение сфокусировать не удавалось, едва светящийся плафон аварийки где-то наверху над входом троился, и был пригоден только для того, чтобы намертво вцепиться в него взглядом, так чтобы не провалиться в черное небытие, окончательно и незаметно.
Раньше, чем получится на ощупь ввести аварийный код.
Браслет тихо пискнул и ожил, включив подсветку.
Выведя строку для прощальной записки, он увидел, что Змей уже чем -то ее пытался заполнить. Но видимо не смог, или не успел.
«3.13»
Оставалось еще место, но не хватило сил додумать, как оформить то, что на уровне эмоций еще билось в душе, и что хотелось бы напоследок уложить в несколько допустимых символов.
Старпом вбил только цифры координат, тут же взятых с браслета. А потом , уже совсем не чувствуя пальцев – шифр тренажерной задачи, который всплыл перед глазами через какой-то разлом в подсознании, из обнажившихся глубин памяти, прежде чем его поле, корчась, стало распадаться на куски, пульсирующие от боли, и медленно- медленно угасать, растворяясь в набегающих волнах, в такт уже неслышному хрусту железного крошева.
Марта присела на краешек скамьи, как ей показалось, всего на минуту, съежившись и обхватив себя за острые локотки, чтобы справиться с непонятно откуда накатившим ознобом. И только сейчас почувствовала, как она устала и хочет спать, так, что глаза слипаются сами, и совсем не остается сил, ни на беспокойство за Командора, все никак не возвращавшегося с заседания медкомиссии, ни на осознание той огромной перемены в ее жизни, которая произошла с ней со вчерашнего вечера.
Она даже не задумывалась, как будет жить дальше, когда рассеется этот волшебный мираж, который она себе, наверно, только придумала в своих мечтах. Просто потому, что ей пошел двадцатый год , а так получилось, что ее еще ни разу не целовали и не шептали слов любви, и жажда душевной близости, обретя конкретную направленность, оказалась сильнее разума.
Настолько, что когда герой ее девичьей грезы материализовался, она не смогла его оттолкнуть, возможно даже не осознавая , что ее согласия никто и не спросил. Что это Командор в душе спорил сам с собою, можно ему, или все же нельзя воспользоваться ее романтичной неопытностью, но с того момента, как он решился, от ее воли уже ничего не зависело.
Впрочем, на тот момент, он достаточно здраво рассудил, что от подарков судьбы не отказываются, и что на его месте рядом с ней, сегодня или завтра, все равно окажется не озабоченный щепетильностью молодой нахал, и очень быстро, раз уж барышню потянуло к звездолетчикам.
Но, за привычным уже цинизмом таких соображений, и у него сквозило все то же осточеревшее одиночество, и желание согреться хотя бы в этих безыскусных объятиях, искренне, и без всяких условий, готовых открыться ему теперь, когда он менее всего мог на это надеяться.
Но Марта об этих его мыслях даже не догадывалась, чувствуя только его потребность в тепле. И то, что он постарался сразу увести ее из Рая, от веевшей жутью надписи, легко подсадив на ограду, и перемахнув следом сам, увлекая в такую же старую дубраву, но уже без решеток и строгих аллей, было ей понятно без слов, и совсем нестрашно на уровне инстинкта.
Хотя, ее удивлению не было бы предела, если бы он сказал ей, что, когда он привлек ее к себе, уже по первому прикосновению поняв, что даже целоваться ее надо учить самому, так сказать, по ходу пьесы, сначала его охватила радость от совсем другого открытия.
На розовых плотно сжатых губках не оказалось никакой помады. И на вспыхнувших румянцем горячих щечках, на нежных, в тонких прожилочках, веках ее крепко зажмуренных глаз не было даже следов косметики, обожаемой женщинами из местных, твердо уверенных, что именно это заменяет половину привлекательности. Добротной, качественной, совершенно безопасной косметики, тихо ненавидимой теми, кого эти неистребимые аборигенские уловки заставляли пробовать на вкус нечто совершенно не съедобное, и напрочь отбивающее охоту к поцелуям, отчего и не целовали они своих подружек, предпочитая "для создания настроения " сразу подарить какую -то ювелирную безделушку и перейти к делу, более заботясь о своем удовольствии...
И реснички у Марты были самые настоящие, густые и пушистые, совсем не знавшие краски.
... Что –то давненько, он даже не мог сразу припомнить что-то подобное, не было в круговерти его бытия такой неподдельной щедрости девичьих чувств, такой пронзительной, не разменянной и не растраченной по пустякам нежности маленького сердечка, способного утешить его, насытить и и согреть…
Но когда этого головокружительного поцелуя ему не хватило, и не могло хватить, остальное он взял сам, непреклонно, терпеливо и бережно преодолев все рубежи ее неумелой обороны.
Однако, если о телесном продолжении любви теперь Марта имела представление, будучи изначально вполне готовой, и по возрасту, и по генетической памяти, к тем кратким болезненным ощущениям при первом любовном опыте, которые были, в общем –то, свойственны от природы, то о первом миксе полей и «другом лице страсти» странников она не знала вообще.
Этого в обыденном существовании аборигенов не было, и даже в старинных книгах, которые впрочем, никто особо не рвался читать, не понимая и половины написанного, если и попадались слова о жгучей страсти, то воспринимались они как преувеличенное иносказание, не находившее никакого непосредственного аналога в осознанной интимной жизни подавляющей массы женщин.
***
Они так и не успели поговорить о будущем. Даже когда он остался у нее в гостиничном номере на ночь, тем самым благополучно похоронив ее репутацию, и честно говоря, даже не вспомнив об этом обстоятельстве.
Марта наивно полагала, что завтра они улетят отсюда, и все определится само собой, может быть, он даже захочет познакомиться с ее родителями. Представить, что можно расстаться, едва встретившись, она не могла. И тем более не представляла, что ее можно просто бросить.
Командор уже давно избавился от вредной привычки планировать наперед личные дела, поэтому ему было много проще, достаточно было того, что сегодняшняя ночь не была одинокой.
Маленькая женщина, милая и бесхитростная, даже подсознательно не заставляла его казаться лучше, чем есть, и принимала его, без всяких попыток сравнить с кем бы то ни было даже мысленно. Забывшись в этом тепле и покое, он просто не успел додумать, что делать дальше.
Возможно, счастье и заключалось в том, чтобы однажды проснутся рядом с ней, и больше никуда не спешить. И когда он, еще не совсем стряхнув с себя свои сновидения и блуждая по самому краешку яви, вдруг отчетливо понял это, рассматривая в сером предутреннем свете сонное, удивительно похорошевшее личико Марты, и потянулся к ней, освобождаясь от своего тела, которое сейчас только мешало, он начисто забыл, что она другая, чем он, и поле ее много слабее и тоньше, и что, желая сейчас всем сердцем соединиться с нею, он может ее серьезно изранить.
Это часто бывало у многих и многих предыдущих поколений «веганских ос», жалящих в неудержимом порыве подлинной страсти, прежде чем естественный отбор закрепил у женских особей сопредельных полевых видов вместе с пугливой осторожностью определенную устойчивость к слабым резонансам, дававшую возможность образовывать новые, более разумные чем материнское, детские гибридные поля.
А цивилизация в дальнейшем технически позволила продвинуться в устранении нежелательных последствий, самым тяжелым из которых были различные степени утраты памяти, вплоть до стирания собственной личности девушки после первого смешения полей.
Старинная фраза «мир был зачат и родился из крика» одинаково описывала все уровни рождения, как обособления новой разумной жизни.
**********
Долгожданный звонок с приглашением на комиссию застал его под душем. На ходу прихлебывая поданный кофе, он быстро собирался, стараясь не показывать виду, насколько далеко сразу убежали его мысли, и только уже на пороге догадался приобнять ее и ласково погладить по волосам. Марта, молча, растерянно приникла к нему, не проронив ни слова.
Если бы она хоть о чем –то спросила его на прощанье, он бы, наверно, удержался от еще одного безрассудства, продиктованного в большей степени чувством вины перед ней, нежели страстным порывом.
Решительно и нещадно наломав еще мокрых от утренней росы белых роз, он вернулся обратно, уже не сомневаясь, что другого выхода судьба ему не оставила.
************
- Что я могу сделать для вас?
Этот вопрос кардинал- начмед задал Командору в самом конце их недолгой и тягостной беседы в опустевшем кабинете, когда, спросив о Дюшес, он убедился, что ему не собираются лгать.
Чтобы прояснить ситуацию, ему пришлось сказать, почему он вмешивается во внутрикорабельные проблемы, обрисовав положение дел на Stella maris.
В отличие от Дока c 21, он знал, что собака была ни при чем. Даже если бы она перекусила обидчика пополам, нанести полевую травму такого рода без привлечения спецсредств было невозможно. «Зубы дракона» защищали от несанкционированного входа наиболее важные объекты, те, что охранял лично покойный Сфинкс.
Ключа от этой гравикомпонентной арки не было даже у него, но сам принцип составления крючков этого типа был начмеду достаточно известен.
По - человечески. ему были хорошо понятны мотивы тех членов экипажа, кто пытался спасти Дюшес от нового начальника, и в их поступках, в общем, не просматривалось никакого криводушия и фальши.
Но что двигало новым командором U 21 в его страсти докопаться до истины в происхождении корабельной собаки, было ему или понятно всецело, или не понятно вовсе.
Младший сослуживец рей- адмирала Ореи, ставший командором U 21 при достаточно странных обстоятельствах , своим неукротимым желанием убрать безобидное животное с корабля, привлекая лишнее внимание к теме бастард -гибридов, в свою очередь привлек к себе внимание кардинал-начмеда самым нехорошим образом.
Потому что он точно знал, что не имеет права останавливаться ни перед чем при малейшей угрозе, даже намеке на угрозу преждевременного раскрытия высшей гос.тайны, которая была связана с проектом 204 и ребенком императора.
Единственной и последней надеждой Империи.
Сейчас он напряжено думал, может ли доверить Дюшес ее хозяину дальше, ничего не сказав о степени его ответственности, и понимая, что разлучить их было бы слишком жестоко, в первую очередь для нее.
Но судя по тому, что в жизни Командора намечались серьезные изменения, кардинал -начмед не знал, как лучше подтолкнуть его к решениям, устроившим бы всех.
Как ни соблазнительно было бы отправить его вместе с негаданной подругой и собакой, хотя бы на год куда – нибудь подальше в безопасную пока глухомань, сложностей в обеспечении этой семейной идиллии возникло бы слишком много.
« Посмотри, что ты наделал, она вся горит… ты принес ей утром цветы? Да, белые розы... Белые розы командора… Нет, она не знает, что это значит. Ты ей ничего не обещал. Заберешь свою собаку, и чтобы до следующего июля я о тебе не слышал. Ни по какому поводу! Если хочешь летать.»
Там, за окнами второго этажа, двое мужчин, не сказав вслух ни слова, окончательно и бесповоротно решили ее судьбу.
- Отправьте ее обратно.
Источник: Is.
Рейтинг публикации:
|
