То, что в дальних и долгих странствиях бывало всякое, особенно при залетах в чужие миры, в общем, ни для кого не являлось тайной.
И полевые формы «ино», попадавшие на карантин, при дотошном рассмотрении, оказывались обычными гибридами, извлекаемыми втихую, все теми же корабельными медиками, из полей чистокровных странников - молодых офицеров экипажа, кто по легкомыслию, свойственному возрасту, не сумел обуздать свои любовные порывы в отношениях с неизученной "местной жизнью".
Не слишком часто, но оказывались.
Проделывалось это обычно до прихода в базу, на стадии, когда под опытной рукой, ведущей луч, иссечение быстро растущего полевого зачатка занимало минуты, и шрамов на частотном рисунке практически не оставалось.
Невоздержанная удаль и неразборчивость в полевых контактах всячески не приветствовались именно из-за возможности непредсказуемого наступления животворящего резонанса и его неминуемых последствий.
Это было давно и хорошо известно многим поколениям покорителей пространств. Но в борьбе дремучей страсти и цивилизованного страха обычно побеждала страсть, поскольку страх в этом деле появился много позднее...
В противном случае, противном во всех смыслах, неприятности по возвращении грозили уже по полной схеме – и служебные, и домашние.
Причем не только разгильдяю, непосредственно виновному в ЧП.
Начиная от правила отстранения от вахт по состоянию здоровья еще на астромарине, которое заносилось в журнал с указанием причины.
А дальше уже вступали в силу крайне гуманные законы Империи. По защите полевого зародыша нового живого существа, при любом раскладе подлежащего дальнейшей инкубации и одеванию в тело в искусственных условиях.
С другой стороны, напирали инструкции по информационной безопасности, которые уже вообще никто не брался нарушать ради неведомой химеры- полукровки.
Если же офицер, ко всему еще, оказывался женатым, то полевой контроль всех его впоследствии рождавшихся в браке детей был много жестче из-за возможных миксовых искажений линий скан - идента.
Надо ли пояснять, что пока с несчастным разбирались соответствующие наземные службы, его карьера в КВ висела на волоске.
И даже в случае достаточно благополучного разрешения ситуации – оставалась запись в личном деле, часто невольно препятствовавшая дальнейшему росту в должностях и званиях, из-за требований абсолютной чистоты при все более высоких уровнях полевых допусков к серьезным объектам.
Поэтому, если получалось сбросить в зооколлекцию и после сдать «в хорошие руки» нечто, заведомо не претендовавшее на разум, это в узком кругу звездолетчиков не считалось чем-то совсем уж зазорным. Так сложилось, и пересмотреть вековые традиции уже не было под силу никому. Они диктовались образом жизни.
**************
Чем дольше корабельный Док наблюдал за тем существом, что уже никак не ассоциировалось с просто животным, тем хреновее становилось у него на душе.
До сих пор ему ни разу не доводилось задумываться, что после бывало с теми новыми полевыми образованиями, от которых и он сам помогал избавиться, не раз и не два, за свою достаточно долгую службу на разных астромаринах. Более того, несколько загадочное до сих пор обстоятельство, почему Дюшес с командором поделила дозу напополам, прыгнув под луч, вдруг приобретало вполне осмысленные с точки зрения звездолетчика контуры.
Пажеский тест, который поколение за поколением проходили все мальчики из летных династий, был ему более чем знаком.
И этот воротничок, который с годами должен был бы превратиться в роскошную многослойную пелерину, если бы… Если бы это был малыш странника, а не пьяная ошибка какого-то безымянного шалопая.
На время короткой стоянки на орбите -«бога, сошедшего с небес». В далеком диком мире, сотканном из острых запахов непривычной флоры, и призывных звуков копошащейся в буйных зарослях фауны. Одуревшего от нахлынувшего тепла и подзабытого яркого дневного света, чего всем им так не хватало на железе.
И с полным ощущением свободы поющей души, хозяйской вседозволенности делать здесь то, что заблагорассудится, в обманчивой удаленности от осточертевшей внутрикорабельной дисциплины и постоянного человеческого дресскода скафандра, требовавшего поддержания соответствующего морального облика. Серебристое поджарое брюхо корабля висело где –то высоко в небе, вместе с Уставом, командором и старпомом, а командир родной БЧ сам по возрасту и эмоциям обычно недалеко ушел от юного по всем меркам первопроходца империи Денеба, и охотно закрывал глаза на любую невинную шалость своих подчиненных, если за нее ему не предстояло немедленно лично отвечать.
Но однажды радости жизни могли закончиться, и заканчивались весьма плачевно, вплоть до Долины вечных снов по возвращении. В лазарет особо скрытные, по части интимных похождений, попадали прямо со своего боевого поста с симптомами нестерпимой боли. Период между включением фотонного двигателя и разгоном астромарины перед гиперпрыжком они запоминали навсегда. В молодом, абсолютно здоровом до сего момента поле от перегрузок начинали стремительно нарастать надрывы в месте тончайших и нежнейших структур оболочек нежданного зачатка, дававшего о себе знать столь своевременно и жестоко.
Природные циклы размножения живых полей не предполагали устойчивости к таким гравитравмам по определению.
Остановить разгон корабля было зачастую просто невозможно, и дальнейшее состояние пациента зависело от стечения многих факторов, где мастерство медиков было отнюдь не главным, поскольку переупрямить физику удавалось лишь до пределов возможностей защитных экранов корабля, и общей боевой обстановки.
В жизни Дюшес выпадало не так уж много счастливых дней. Но эта неделя запомнилась навсегда.
Что-то утаить от экипажа на 21 астромарине было делом нереальным. Сначала открытие Дока обсуждали в лазарете, после новость просочилась в отсеки, и, когда Дашка совершала свой привычный обход корабля, то один, то другой подзывал ее к себе, вопросительно заглядывая в глаза. Как если бы одновременно пытались и опасались уловить ненароком смутное сходство.
И гладили по атласистой короткой шерсти тяжелую Дашкину голову, возлежащую для удобства на коленях, чтобы, не торопясь, и рассмотреть, и приласкать. Нежными- нежными прикосновениями, и как-то даже виновато, совсем не так, как раньше, когда небрежно потрепав за уши, тут же слегка отстранялись от слюнявых собачьих брылей…
Если ее прежний ошейник был просто хорошим, соответствовавшим собачьей моде того времени, то теперь он был чудом ювелирного искусства.
По внешности и воспитанию корабельного пса, его породе, кличке, ошейнику, месту в каюте, судили о вкусах и щедрости командора и экипажа, и все это знали. На Дашкином новом ошейнике, которому скорее пристало быть ожерельем, привольно раскинулась звездная карта миров Веги, в натуральную величину, если считать за нее перфоленту нави-системы, взятую за образец.
Огромный сапфир, в окружении камней, подобранных по цвету обозначаемых звезд и крупных планет – тоже сапфиров разных оттенков, алмазов, изумрудов, рубинов, - мерцал и искрился сложнейшей огранкой. Только на непосвященный взгляд, узор на черной тисненой коже был бессмысленным и хаотичным. Знатоки сразу же видели, насколько точно и подробно передана картина небес…
Средства, которые накапливались за годы полетов, даже тратить было особо не на что и, главное, некогда. Они оседали на счетах практически без движения, и придумать, на что потратиться с удовольствием – это еще нужно было очень постараться. Поэтому и привилась, став традиционной, беспечная щедрость к случайным подругам и любовницам, разгульные кутежи, азартные игры и остальные «подвиги» в коротких отпусках, когда проявленная кем –то хорошая фантазия позволяла прирастать местному фольклору разнообразными байками. Дружно скинувшись на этот шедевр, несколько дней боялись только одного – не успеть получить заказ до похода, и, соответственно, похвастаться перед соседями по пирсу, которых долго ничем не удавалось прошибить всерьез. Те кичились своим кобелем просто по факту его мужского достоинства…
По такому случаю Дашу взяли в ресторан. Возглавлял мероприятие Старпом, поскольку у нового начальника, как уже неоднократно бывало, совсем не нашлось свободного времени для своих подчиненных. Но это было к лучшему. В профессиональном плане, к нему претензий не было ни у кого, но почти все на Stella maris тихонько считали дни и надеялись на возвращение своего Командора.
Хороший был вечер. Как будто завтра, крайний срок послезавтра, не нужно было опять уходить в рейд, и не было никакой войны, смертей и похоронок, в которые никто из них не хотел верить, предпочитая считать живыми астромарины, безвестно канувшие в глубинах космоса.
О родичах и друзьях страшнее всего было получать известия «из Рая», вот они уже не оставляли никакой надежды. Застолье не ладилось, пока с энного захода, по очереди терзая линию связи, подключив весь ресурс личного обаяния и обширных знакомств среди операторов Лилий, дозвонились до госпиталя, и только, когда на экране проступила заспанная, помятая и бледная, но явно вознамерившаяся жить физиономия Командора, сообразили, что там уже глухая ночь…
Впрочем, по нему настолько соскучились, и столько уже всего накопилось, о чем следовало рассказать, и что прямым текстом нельзя было доверить открытому эфиру, что пошумев и потолкавшись, чтобы всем втиснуться в кадр, постепенно застыли в неподвижности, кто улыбаясь, кто чуть хмурясь от волнения. Командор стоял посреди пустого в этот час холла отделения реабилитации перед панелью переговорного устройства, выведенной на стену, и неотрывно смотрел на них, чувствуя, что никакие слова не нужны.
В первый ряд по центру выдвинули Дюшес в ее роскошном украшении, не слишком понимавшую, зачем это вдруг понадобилось.
Пока она не услышала голос, обращенный к ней, и не закрутилась, радостно и беспокойно скуля, узнав дорогие ее сердцу черты, сопоставляя знакомый облик Хозяина с человеком, что ждал ее по ту сторону экрана, и до которого она не могла дотянуться, чтобы удостовериться наверняка, как ни старалась. Натыкаясь на прозрачную преграду монитора, отступала назад, подчиняясь повелительному оклику занервничавшего следом за ней Старпома, и, все равно, всеми силами своей души рвалась туда, откуда, казалось бы, совсем рядом, раздавался хозяйский приветливый зов, лишь немного искаженный помехами. И замирала, вытянувшись в напряженной стойке, что-то, наконец, поняв, и вся обратившись в слух, по неосознанной привычке беря ухом то, что было недоступно людям.
После, как будто успели сделать что-то очень важное, все оживились, торопясь попрощаться, пока не отключилась межпланетная связь, и занимая свои места за столом, и вот уже разговоры пошли своим чередом, зазвенела посуда и бокалы,.. зазвучала музыка... Кок повсюду таскал свою гитару, поддерживая заведенные раз и навсегда обычаи. 21 астромарина была богата талантами… Дашка развалилась под столом у ног Старпома, меланхолично положив морду на лапы и слушала негромкие гитарный переборы, грезя о чем –то своем, постепенно погружаясь в бесконечно повторяющийся собачий сон, туда, где она, увидев Хозяина, бежит и бежит… по мокрому песку в полосе прибоя …
Командор, взволнованный этим свиданием ничуть не меньше, и так постоянно мучился своей тревогой за корабль, не по его воле оказавшийся в чужих руках, изводя себя упреками, которые ему никто бы не осмелился бросить, зная его честность и преданность делу. Он мысленно каждый день был с ними, но и он не почувствовал, что видит их всех в последний раз.
Потом, когда Stella maris не вернулась с задания, эти фрагменты его памяти были выгружены на машину Микерина, и педантично сопоставлены с записью видеоразговора, сделанной в Райярве.
Источник: Is.
Рейтинг публикации:
|
Статус: |
Группа: Гости
публикаций 0
комментариев 0
Рейтинг поста:
Пожалуй следует перечитать пронзительное начало этой печальной повести:
"Моцарт. Концерт №23 ла-мажор."
http://oko-planet.su/authors/authorsvp/347--mocart.-koncert-23-la-mazhor.-.html
Спасибо Is!
Статус: |
Группа: Гости
публикаций 0
комментариев 0
Рейтинг поста:
Спасибо, жду продолжения!