Глава VI
Полнота и пустота
"Я прочитал все сочинения по военному искусству, и ни одно из них не выходит за пределы "Сунь-цзы". Во всех же 13 главах "Сунь-цзы" нет ничего, что выходило бы за пределы учения о полноте и пустоте. Если при ведении войны понимать значение полного и пустого, не победить нельзя", - так говорит в "Диалогах" Ли Вэй-гуна Тай-цзун (стр. 28). VI глава трактата Сунь-цзы названа "Пустота и полнота" и посвящена раскрытию этих понятий.
Эти термины уже встречались в предыдущих главах - в I и V. Они будут встречаться и далее. Сунь-цзы неоднократно обращается к ним, потому что, действительно, учение о полноте и пустоте, т. е. о сильных и слабых сторонах своих и противника, - основа всей его тактики.
В настоящей главе Сунь-цзы уже не говорит о полноте как о законченном состоянии боевой подготовки вообще и об общих правилах действий по отношению к противнику в условиях полноты и пустоты; такое правило, сформулированное безотносительно к различным условиям боевой обстановки, он дал в главе I: "Если у него все полно, будь наготове". Но война - это "тысяча изменений и десять тысяч превращений", поэтому необходимо уметь каждое общее положение приноравливать к обстановке на каждый данный момент. Умение же приспосабливать общее положение основано на понимании природы силы и слабости - своей и противника и их соотношения, понимании, соединенном с искусством владения этим соотношением. Именно этому и посвящены высказывания Сунь-цзы в данной главе. Последовательность глав в трактате не случайна, в ней есть своя закономерность, она основана на внутреннем развитии самой доктрины. Поэтому не случайно глава "Пустота и полнота" идет вслед за главой "Мощь армии". Чжан Юй эту последовательность объясняет так: "Глава о форме говорит о нападении и обороне; глава о мощи разъясняет понятия правильного боя и маневра. Кто умеет вести войну, сначала познает закон равенства наступления и обороны, а затем познает, что такое правильный бой и маневр; сначала познает механизм взаимных изменений правильного боя и маневра, а затем познает пустоту и полноту. Ибо правильный бой и маневр осуществляют свои функции исходя из наступления и обороны; полнота и пустота выявляются через правильный бой и маневр. Поэтому и глава об этом следует за главой о мощи".
Эти слова Чжан Юя важны в том отношении, что в них отчетливо отражено, как понимали Сунь-цзы его читатели и последователи. Все понятия наступления и обороны, правильного боя и маневра полноты и пустоты оказываются расположенными не в виде про стого линейного ряда независимых друг от друга элементов, а в виде элементов, друг из друта вытекающих, друг с друтом сопряженных, находящих свою реализацию только в столкновении друг с другом Итак, данная глава посвящена высшему тактическому искусству - искусству распоряжаться по своей воле "пустотой и полнотой" у себя и противника, т. е. своей и его силой и слабостью. У Сунь-цзы есть одна формула, в которой выражено общее, но исчерпывающее правило этого тактического искусства. Оно дано в первом же абзаце этой главы: "Тот, кто хорошо сражается, управляет противником и не дает ему управлять собой".
Значение этой формулы оценивается очень высоко. "Все тысячи слов и десятки тысяч фраз не выходят за пределы этой фразы", - говорит Ли Вэй-гун ("Ли Вэй-гун вэньдуй", II, 30). Чжан Юй толкует эту формулу как концентрированное выражение всего тактического искусства в целом. "Если я, - говорит он, - управляя противником, заставлю его прийти и сразиться, то его мощь всегда будет пустой; если я сам уйду и не буду сражаться, моя мощь всегда будет полной. Это есть искусство делать себя полным, а его пустым". Таким образом, эта формула Сунь-цзы является требованием всегда сохранять в своих руках всю полноту стратегической и тактической инициативы. Но это только внешняя сторона дела. Внутренняя сторона раскрывается в словах Чжан Юя. Умение распоряжаться по своему желанию действиями противника имеет, конечно, какую-то цель. Эта цель - создание условий для моей победы над ним. Создание условий для своей победы сводится к тому, чтобы всячески обессилить противника и усилить себя, или, выражаясь терминами Сунь-цзы, обратить полноту у него в пустоту, пустоту у себя в полноту. Так, например, если пользоваться пояснениями Чжан Юя, когда заставляют противника идти на какую-нибудь невыгодную для него операцию, этим самым подрывают его силы, превращают полноту у него в пустоту, и тем самым свою собственную слабость, т. е. именно то, что мешало прямо схватиться с противником, а заставило принять меры к тому, чтобы его предварительно обессилить, - превращают в силу, в полноту. Чжан Юй считает, что в словах Сунь-цзы скрыта мысль, что вообще всякое действие противника, предпринимаемое им не по собственной инициативе, вынужденно - сознавал ли он это сам или не сознавал, - не может быть выгодно для него; оно неминуемо приводит к его ослаблению, а следовательно, к соответствующему усилению себя. Так что в конечном счете тактика "полноты и пустоты" сводится к тому, чтобы заставлять противника предпринимать вынужденные действия. В дальнейших рассуждениях Сунь-цзы указывает конкрегные способы, которыми этого можно достичь.
Первое, чего требует Сунь-цзы от полководца, это умение все-гда предупреждать действия противника, действовать быстрее, чем он. "Кто является на поле сражения первым и ждет противника, тот исполнен сил; кто потом является на поле сражения с запозданием и бросается в бой, тот уже утомлен". Чжан Юй так развивает это положение: "Если я займу выгодную позицию наперед и буду поджидать на ней прихода противника, и воины, и кони у меня будут свежими и силы будут в избытке; если же удобная позиция окажется уже занятой им и я пойду против него и стану сражаться, то воины и кони будут у меня уже утомленными и сил будет недостаточно". Таким образом, Сунь-цзы повторяет - только на иной основе - общее правило, которое он преподал в I главе: "Если его силы свежи, утоми его".
В такой постановке вопроса положение Сунь-цзы получает широкий и общий смысл: требование первому являться на поле сражения имеет в виду создание такой ситуации, при которой можно обеспечить себе положение хозяина всей боевой обстановки: это есть требование всегда предупреждать действия противника и тем самым сохранять в своих руках всю полноту инициативы, другими словами, быть всегда "хозяином" войны.
Предупреждение всех действий противника, обеспечение себе положения хозяина войны уже само по себе создает известную "полноту" у себя и "пустоту" у противника. Вместе с тем такое положение является предварительным условием для того, чтобы в дальнейшем руководить действиями противника, подчинять его действия своей воле и тем самым осуществлять закон "обращения его полноты в пустоту, пустоты у себя в полноту". Сунь-цзы указывает четыре тактических приема, которыми это достигается: завлечение противника, ложное наступление, удар в чувствительное место, создание угрозы.
Завлечь противника, по мысли Сунь-цзы, - значит заставить его продвинугься в желательном для меня направлении и, наоборот, помешать его продвижению в нежелательном для меня направлении. Орудием первого маневра является призрачно-ложная или временная выгода, на которую заманивают противника; орудием второго маневра - вред, препятствия, которые создаются на пути противника с целью помешать ему двинуться туда, куда мне нежелательно. "Уметь заставить противника самого прийти - это значит заманить его выгодой; уметь не дать противнику пройти - это значит сдержать его вредом", - говорит Сунь-цзы. О могуществе этих двух орудий говорит Ли Цюань: "Если манить противника выгодой, он придет издалека. Если нанести ему вред в его чувствительном месте, противник непременно бросит меня и начнет сам укрепляться". Таким образом, путем такой двойной операции можно заставить противника направиться туда, куда это мне желательно.
Сунь-цзы считает, что такие действия могут дать большие результаты. Умело управляя противником, "можно утомить противника, даже исполненного сил; можно заставить голодать даже сытого; можно сдвинуть с места даже прочно засевшего".
Китайские стратеги, по-видимому, придавали большое значение утомлению противника. Это видно из того, что как Сунь-цзы, так и другие военные писатели постоянно говорят об этом; это подтверждается и частыми упоминаниями об этом у историков. Так, например, в период Чжаньго уский полководец У Цзы-сюй (конец VI - начало V в. до н. э.), воюя с царством Чу, прибег к такой тактике: когда противник начинал наступать, он немедленно отходил; когда противник отходил обратно, он немедленно подвигал свои войска; когда противник обнаруживал намерение ударить на него с юга, он сейчас же предпринимал удар на него с севера; когда же противник направлялся к северу, он немедленно создавал ему угрозу на юге. Таким способом он в течение года заставил царство Чу семь раз посылать армию и передвигать ее в разных направлениях и полностью измотал своего противника.
Равным образом очень важно заставить противника голодать. Сорай говорит, что это достигается главным образом тем, что отбивают у противника обозы, сжигают его запасы, уничтожают посевы и т. д. (Сорай, цит. соч., с. 113). Но хроника китайских войн передает и другие способы заставить противника голодать. Так, например, в конце Суйской эпохи (начало VII в.), во время происходивших тогда междоусобных войн, один из предводителей восставшей стороны, Ли Ми, заперся в укрепленном городе Лиян-чэне. Суйский император Ян-ди послал против него своего любимца - Юйвэнь Хуа-цзи. Ли Ми знал, что это полководец весьма недалекий, кроме того, знал, что у него мало провианта. Поэтому он пустился на хитрость: предложил своему противнику мир. Хуа-цзи пришел в восторг от такой быстрой победы и тотчас же распорядился раздать солдатам весь запас продовольствия. Разумеется, в лarepe пошел пир горой и все было быстро уничтожено. Тогда Ли Ми ударил по голодной армии противника и заставил се отступить.
Заставить противника предпринять передвижение в том направлении, в котором это выгодно мне, можно приемом ложного наступления. Сунь-цзы так его формулирует: "Выступив туда, куда он непременно направится, самому направиться туда, где он не ожидает".
Нужно предпринять ложное наступление на действительно важный и опасный для противника пункт. Тогда он сосредоточит все свое внимание и силы на этом пункте и дорога для подлинного наступления будет открыта.
Именно о том, что в таком случае дорога для наступления будет открыта, по-видимому, и говорит следующая фраза Сунь-цзы: "Тот, кто проходит тысячу миль и при этом не утомляется, проходит местами, где нет людей".
Эта фраза может пониматься прежде всего буквально. При комбинации ложного наступления с действительным первое предпринимается обычно в обстановке известной легкости, т. е. в близком направлении, второе же имеет в виду дальнюю операцию. Говоря условно, действительное наступление в этом случае производится за "тысячу миль", но так как противник отвлечен к месту ложного наступления, дорога к объекту действительного наступления окажется свободной от его сил, на ней "нет людей", т. е. войск противника, и поэтому наступающий пройдет "всю тысячу миль, не утомляясь", т. е. не подорвав свои силы встречными боями. Примером такой операции могут служить действия Дэн Ая во время войны между царствами Вэй и Шу в конце Троецарствия. С вэйской стороны действовали два полководца - Чжун Хой и Дэн Аи. Они разработали план именно такой комбинации ложного и действительного наступления. Первый из них двинул свои войска со стороны Цзяньгэ, т. е. в направлении, очень опасном для противника. Военачальник царства Шу Цзян Вэй поспешил ему навстречу. Этого только и ждали вэйские полководцы. Чжун Хой, успешно привлекший вражеские силы на себя, принял все меры, чтобы его удержать. Дэн Аи же тем временем направился к цели действительного наступления вэйских войск - к столице царства Шу, г. Чэнду. Двинувшись со стороны Иньпина, он углубился в горы к прошел 700 миль по местности, совершенно свободной от противника. Достигнув беспрепятственно Чэнду, он взял его, чем и была решена судьба кампании.
Таково буквальное понимание фразы Сунь-цзы о тысяче миль по безлюдной местности. Но комментатор Чэнь Хао понимает эти слова в иносказательном смысле.
"Пустота, о которой здесь говорится, не есть только незащищенность противника. Когда у противника защищенность слабая, оборона нестойкая, когда полководец у него слаб, а армия дезорганизована, когда у него провианта мало, когда его положение изолированное, а я предстану пред ним с организованной армией, - он обязательно увидит положение и сам развалится. Это и будет значить, что я не утомился и не столкнулся с трудностями, как будто прошел по безлюдной местности".
Отвлечение сил противника в ложном направлении есть превращение его полноты в пустоту. Его сила, направленная не туда, куда нужно, превращается в слабость. С другой стороны, то место, которое у него было "полно", которое он защищал, стало "пустым", беззащитным. Поэтому удар по такому месту есть удар "полным" по "пустому", "камнем по яйцу", как говорит Сунь-цзы в главе V. Ввиду этого можно толковать эти слова Сунь-цзы и в том смысле, что ими он хочет образно выразить легкость, с которой достигается победа при подобном маневре ложного и действительного наступления.
Сунь-цзы широко развивает эту мысль. "Напасть и при этом наверняка взять - это значит напасть на место, где он не обороняется", - говорит он. Ду My рисует, как это достигается: "Создают угрозу противнику на востоке, а ударяют на западе, отвлекают его к передней стороне, а атакуют сзади". Ду Му, следовательно, считает, что слова Сунь-цзы имеют в виду отвлечение внимания и сил противника к месту ложного удара, вследствие чего оказывается открытым то место, на которое направляется действительный удар. Другими словами, это есть развитие предыдущей мысли Сунь-цзы: "Выступив туда, куда он непременно направится, самому направиться туда, где он не ожидает". Ван Чжэ дает несколько иное толкование: "Нападают на пустоту у него". Речь идет о тех случаях, когда полководец у противника не способен, войско не обучено, укрепления непрочны, помощь не приходит, провианта не хватает, "сердца не едины". Ван Чжэ, следовательно, имеет в виду такие "пустые", т. е. слабые, места у противника, которые у него имеются независимо от меня. Чжан Юй понимает еще иначе. Он считает, что речь идет о тех "пустых" местах, которые получились у противника благодаря моим действиям: " Тот, кто хорошо нападает, действует с высоты небес, - вспоминает он слова Сунь-цзы, - и не дает противнику возможности подготовиться к отражению. Таким образом, то, на что я нападаю, противником не защищается".
Исторической иллюстрацией к этому положению Сунь-цзы могут служить действия полководца времен Поздней Ханьской династии Гэн Яня при его столкновении с Чжан Бу в правление Гуан-у (25-57). Оборонительную линию противника составляли две крепости - Сиань и Линьдянь, отстоящие на 40 миль друг от друга. Первая представляла собой небольшое, но очень сильное укрепление; вторая же крепость была большая, но гораздо менее защищенная. Гэн Янь решил эти опорные пункты противника ликвидировать. С этой целью он издал по своей армии приказ, в котором объявлял о предстоящем штурме крепости Сиань и назначил день штурма. В е-го лагере находились пленные, взятые в предыдущих небольших сражениях. Гэн Янь отдал секретное распоряжение дать пленным возможность бежать. Это было сделано, и пленные убежали. Разумеется, они поспешили в Сиань, чтобы донести своему полководцу Чжан Бу о готовящемся дней через пять нападении на крепость. Чжан Бу принял все меры к усилению обороны, отозвал часть войск из другой крепости - Линьдянь и стал ждать нападения. Но Гэн Янь вместо Сианя направился на Линьдянь, оставленную почти беззащитной, и легко овладел ею. Таким образом, крепость Сиань оказалась изолированной и скоро также пала.
"Оборонять и при этом наверняка удержать - это значит оборонять место, на которое он не может напасть", - продолжает Сунь-цзы.
В царствование ханьского императора Цзин-ди (156-140) против владычества ханьского дома восстали семь княжеств. Для усмирения восставших был послан Чжоу Я-фу. Он расположился со своими войсками в укреплении Чаньи. Восставшие повели на него наступление с юго-востока. Чжоу Я-фу, как только это выяснилось, немедленно отдал приказ всемерно усилить оборону северо-западной стороны. Его подчиненные были очень озадачены таким приказом. Однако предвидение Чжоу Я-фу оправдалось. Противник, поведя наступление на Чаньи с юго-восточной стороны, в самый разгар боя неожиданно направил свои лучшие части для нападения на Чаньи с северо-запада. Несомненно, он рассчитывал, что оттуда взять город будет нетрудно. Однако как раз там он наткнулся на такую оборону, что его лучшие части понесли жестокие потери и должны были отступить. Таким образом, действия Чжоу Я-фу в точности воспроизводили слова Сунь-цзы: он стал обороняться там, где противник не нападал, и этим одержал свои позиции.
Ду My толкует слова Сунь-цзы в том смысле, что он требует от полководца оборонять и те места, на которые противник не нападает. Ван Чжэ считает, что речь идет о полноте обороны вообще: "обороняться с помощью полноты у себя". "Речь идет о тех случаях, когда полководец способен, солдаты хорошо обучены, укрепления прочны, боевая подготовка строгая, помощь пришла вовремя, провианта хватает, сердца едины". Чжан Юй толкует эти слова Сунь-цзы со своей точки зрения: "Тот, кто хорошо обороняется, прячется в глубины преисподней, - снова вспоминает он слова Сунь-цзы, - и не дает противнику возможности проникнуть в свои намерения. Таким образом, на то, что я защищаю, противник не нападает".
Все вышеприведенные толкования, безусловно, правильно передают мысль Сунь-цзы, но не исчерпывают ее целиком. Его слова "нападать и при этом наверняка взять - это значит напасть на место, где противник не обороняется, обороняться и при этом наверняка удержать - это значит оборонять место, на которое противник не может напасть", эти слова получают особый смысл, если их сопоставить с центральной мыслью всего этого раздела - мыслью о том, что необходимо всегда быть "хозяином" на войне, а не "гостем", всегда управлять действиями противника, а не позволять ему управлять своими действиями. Но что такое оборона в том случае, когда противник нападает? Это - мое действие, к которому меня вынудил противник Значит, не я управляю им, а он управляет мной. Что значит нападать на то место, которое противник укрепил и обо-роняет? Это значит предпринимать действие, вызванное противником; в обоих случаях "хозяином" буду не я, а он. В такой обстановке победа не может быть обеспечена наверняка; скорее наоборот, противник, создавший мощную оборону и спровоцировавший мое нападение, может меня разбить; вынужденно обороняясь от противника, я всегда рискую потерпеть поражение. Поэтому Сунь-цзы и советует нападать на то место, где противник не обороняется, т.е. самому выбрать место нападения соответственно своим целям, планам и возможностям: таким образом можно "напасть и при этом наверняка взять". Равным образом следует оборонять такое место, нa которое противник не нападает, т. е. самому выбрать место обороны и тем самым, создав мощную позицию в другом направлении, освободить от опасности то место, на которое противник нападает. Всегда и везде следует стремиться к тому, чтобы соблюдать правило: "Управляй противником и не давай ему управлять собой". "Потому, - продолжает Сунь-цзы, - у того, кто умеет нападать, противник не знает, где ему обороняться; у того, кто умеет обороняться, противник не знает, где ему нападать". Эти слова как бы резюмируют все сказанное выше. Сунь-цзы рисует положение "хозяина" войны. Кто хорошо нападает, всегд а сохраняет в своих руках всю полноту стратегической и тактической инициативы; его действия настолько самостоятельны и независимы от противника, что тот оказывается всегда дезориентированным и не знает, где и какие меры ему принять. Так же получается и у того, кто хорошо обороняется. Если он умеет строить свою оборону, сам выбирая ее методы, а не принимает те, которые навязывает ему нападающий, он может именно этой самостоятельностью, а следовательно, и неожиданностью своих действий сбить нападающего с толку и разрушить его план.
В истории китайских войн хорошо известен один случай, рисующий именно такую оборону. Знаменитый полководец царства Шу в эпоху Троецарствия Чжугэ Лян был застигнут в г. Сичэне далеко превосходящим его по численности противником - войсками царства Вэй под начальством Сыма И. Обстановка как будто диктовала Чжугэ Ляну одну тактику: всемерно укрепиться в городе и защищаться изо всех сил. Но это означало бы пойти на то, на что и рассчитывал противник, т. е. действовать по его указке. Поэтому Чжугэ Лян поступил иначе, он решил выбрать свой собственный метод обороны. В тот самый момент, когда противник подошел к городу. Чжугэ Лян вдруг открыл ворота, приказал своим солдатам не трогаться с места, сам же вошел на вышку главных ворот города и здесь, на виду у противника, уже подходившего к стенам, заиграл на лютне. В высшей степени озадаченный противник, никак не могущий допустить, чтобы Чжугэ Лян мог сам открыть ворота и предоставить своему противнику возможность беспрепятственно занять укрепления, решил, что за этими действиями скрывается какая-то непонятная хитрость, что подстроена какая-то ловушка, для определения которой нет никаких признаков, но которая этим самым является тем более опасной, и в полной растерянности поспешил отвести свои войска. Таким образом, Чжугэ Лян даже в положении обороняющегося сумел сохранить за собой положение хозяина поля противника.
"Тончайшее искусство! Тончайшее искусство! - нет даже формы, чтобы его изобразить. Божественное искусство! Божественное искусство! - нет даже слов, чтобы его выразить", - так характеризует Сунь-цзы искусство управлять действиями противника. А как же он говорит о полководце, который этим искусством владеет? "Поэтому он и может стать властителем судеб противника".
Требование управлять всеми действиями противника - положение общее не только для этого раздела, но и вообще для всей главы. В данном же разделе особо подчеркивается принцип неожиданности. Действуя всегда неожиданно для противника, тем самым можно всегда сохранить за собой положение "хозяина". "Выступив туда, куда он непременно направится, самому направиться туда, где он не ожидает", - сказал выше Сунь-цзы.
Об этой неожиданности он и говорит в последних словах этого раздела: "Когда идут вперед и противник не в силах воспрепятствовать - это значит, что ударяют в его пустоту". Эти слова имеют тот смысл, что, если наступление развертывается совершенно неожиданно для противника, инициатива вырывается из его рук, он неминуемо переходит к вынужденной обороне, сама же неожиданность наступления неминуемо обусловливает неподготовленность противника, "пустоту", по которой делается удар со стороны наступающего. "Когда отступают и противник не в силах преследовать - это значит, что быстрота такова, что он не может настигнуть". Эти слова не означают, как это кажется с первого взгляда, такую быстроту отступления, при которой противник не может догнать отступающего. Слово "быстрота" у него употреблено в смысле быстроты решения отступить. Как только полководец видит, что для победы нужно отступить, он это делает немедленно. Эта же внезапность, с какой нападающий отказывается от нападения и переходит к отступлению, тем самым делает его отступление неожиданным для противника и озадачивает последнего. Озадаченный и смущенный противник уже не в состоянии догнать отступающего, и не потому, что у него солдаты ходят медленнее, чем у отступающего, а потому, что его преследование ведется нерешительно и со всеми мерами предосторожности; быстрота и неожиданность отступления вселяют мысль о таящейся здесь военной хитрости - западне, ловушке и т.д.
Третий прием управления действиями противника состоит в ударе в чувствительное, особо важное для него место. Сунь-цзы рассматривает этот пример как маневр, вынуждающий противника принять бой независимо от того, желательно ему это или нет. Вынудить же к этому можно только ударом в важное и опасное для него место. "Если я хочу дать бой, пусть противник и понастроит высокие редуты, нароет глубокие рвы, все равно он не сможет не вступить со мною в бой. Это потому, что я нападаю на место, которое он непременно должен спасать". Цао-гун поясняет, какие это могут быть места: "Отрезают противнику путь для подвоза провианта, занимают дорогу для его движения назад, нападают на его государя".
Иллюстрировать этот маневр можно одним эпизодом из истории китайских войн в период Чжаньго.
Велась война между княжествами Лян и Чжао. Лянские войска вторглись в Чжао и осадили столицу этого княжества - г. Хань-дань. Ханьдань был уже близок к падению. Тогда чжаоский князь послал в соседнее княжество Ци просьбу о помощи. Циский князь решил эту помощь подать и хотел направить своего военачальника Тянь Цзи с большим войском на выручку осажденных. Однако один из его советников, Сунь Бин, стал решительно отговаривать его от этого намерения, предлагая, вместо того чтобы идти на помощь осажденным, предпринять нападение на столицу лянского княжества. Он уверял, что лянская армия, узнав об этой опасности, угрожающей своей столице, сама снимет осаду и поспешит на защиту столицы. Иначе говоря, он предложил "напасть на такое место, которое противник обязательно будет спасать". При этом бой, принятый в силу необходимости, обычно развертывается неблагоприятно для стороны, принужденной к этому бою. Поэтому лянская армия, в известной мере ослабленная осадой, несколько дезорганизованная спешным снятием осады и переходом от лагерного положения к форсированному маршу, утомленная переходом, не имеющая возможности выбрать хорошую позицию и укрепиться на ней, а принужденная вступить в бой в любой обстановке, непременно должна потерять свою "полноту" и стать "пустой", а в этих условиях нетрудно противопоставить ей свою "полноту". Циский князь послушался этого совета. Все произошло так, как предвидел Сунь Бин. Таким образом, столица Чжао была спасена, а лянская армия была разбита.
Четвертый прием, указываемый Сунь-цзы, - создание стратегической угрозы. Этим способом можно заставить противника отказаться от ранее намеченного им движения. Сунь-цзы так выражает это правило: "Если я не хочу вступать в бой, пусть я только займу место и стану его оборонять, все равно противник не сможет вступить со мной в бой. Это потому, что я отвращаю его от того пути, куда он идет".
Обстановка, следовательно, такова: для меня почему-то невыгодно в данной обстановке вступать в бой, противник же, наоборот, к этому стремится. Надо сделать так, чтобы он не мог вступить со мной в бой. Это можно сделать, не прибегая к сражению: достаточно занять определенную позицию, и он уже не сможет вступить в бой. Какова же должна быть эта позиция? Именно такая, которая может отвратить противника от предпринимаемого наступательного движения.
Необходимо отметить, что китайские комментаторы, по крайней мере некоторые, несколько иначе понимают это место Сунь-цзы. Чжан Юй считает, что здесь подразумевается такая ситуация. Дело происходит на моей территории, на которую вторгся противник. "Я - хозяин, он - гость. У меня много провианта, но мало солдат; у него мало провианта и много солдат. Следовательно, мне выгодно не вступать с ним в бой. Я могу не строить укреплений, и все же противник не осмелится прийти и напасть на меня. Это потому, что я отвращу его от того места, куда он направляется, тем, что покажу ему смущающую его форму". Иначе говоря, Чжан Юй полагает, что здесь речь идет о каком-нибудь приеме, имеющем целью озадачить противника, поселить в нем смущение, вызвать некоторую растерянность и тем самым заставить его отказаться от намерения напасть на меня. Так же полагает и Ду My: "Если противник появится и нападет на меня, я, не вступая с ним в бой, прибегну к различным маневрам и стану его путать. Этим я достигнутого, что ввиду его смущения сделаю его нерешительным, отвращу его от того намерения, с которым он сначала пришел, так что он и не осмелится вступить со мной в бой".
Каким же образом можно смутить противника, с/делать его нерешительным? Ду My ссылается на один эпизод из истории китайских войн, который может служить призером этого приема. Во времена Троецарствия Чжао Юнь, воюя с вэйским У-ди (Цао-гуном), случайно вместе с несколькими десятками всадников натолкнулся на большие силы У-ди. Отступив к своему лагерю, он приказал открыть ворота, спустить знамена и сохранять полную тишину и неподвижность. У-ди, преследовавший отступающих, подошел к лагерю и, увидя такую неожиданную картину, решил, что противник подстроил какую-то хитрость; по его мнению, противник хотел, заманив его видимой полной беззащитностью, заставить его предпринять нападение, а сам где-нибудь устроил засаду. Исходя из этого, У-ди не решился напасть на лагерь и отвел свои войска.
Таковы четыре приема, умелое применение которых дает возможность распоряжаться по своему усмотрению движениями и действиями противника. Это - второе требование общей стратегии и тактики Сунь-цзы. Третье требование - умение всегда сохранять численное превосходство над противником во время боя.
Уже из предыдущего изложения было видно, какое значение придает Сунь-цзы численному превосходству. Но это требование общего характера. В действительной же войне далеко не всегда можно выставить армию, превышающую силы противника. Сунь-цзы считает, что и в таких случаях следует стараться вступать в бой только тогда, когда свои силы превосходят силы противника. Чтобы это условие осуществить, нужно, как рекомендует Сунь-цзы, разделить силы противника на части и бить каждую часть отдельно. Тогда, будучи численно слабее противника в целом, можно быть сильнее каждой его части. Нужно, чтобы я сохранял цельность, а противник был разделен на части. "Сохраняя цельность, я буду составлять единицу; разделившись на части, противник будет составлять десять. Тогда я своими десятью нападу на его единицу".
Речь идет, следовательно, об обстановке, при которой силы обеих сторон равны. Тогда, действительно, в каждом отдельном случае можно быть вдесятеро сильнее противника, а, как Сунь-цзы говорит раньше, десятикратный перевес сил дает уже абсолютное превосходство над противником. Впрочем, надо думать, что Сунь-цзы берет цифру десять только для примера. Сорай прав, считая, что под этим подразумевается вообще всякое разделение противника на части (цит. соч., стр. 126).
Необходимо, однако, указать, как именно можно достигнуть того, чтобы противник разделился на части. Сунь-цзы, пользуясь своим выше объясненным понятием "формы", дает такое указание: "Если я покажу противнику какую-либо форму, а сам этой формы не буду иметь, я сохраню цельность, а противник разделится на части".
Чжан Юй так поясняет эту мысль: "Показывать противнику форму - это значит заставлять его принимать правильный бой за маневр, а маневр - за правильный бой. Не иметь формы - это значит превращать свой маневр в правильный бой, а правильный бой - в маневр, постоянно менять свою тактику и делать ее недоступной пониманию противника. Когда форма противника уже ясно обнаружилась, я собираю войска и иду на него. Моя форма при этом не раскрывается. И тогда он непременно станет защищаться, разделив свои силы".
Чжан Юй рассуждает совершенно правильно, но односторонне. Введение противника в заблуждение ложными приемами боя - это только один из многочисленных способов обмануть его. Понятие "формы", о которой говорит Сунь-цзы, есть понятие всеобъемлющее, охватывающее все потенции и действия армии. Поэтому гораздо лучше передает общий характер формулы Сунь-цзы комментатор Хуан Сянь-чэнь, который говорит о "показе противнику своей полноты и пустоты", т. е. о введении его в заблуждение относительно моих сильных и слабых сторон. Задача состоит в том, чтобы скрыть от противника свое подлинное состояние, свои сильные и слабые стороны, сделать свое истинное состояние неизвестным противнику. Достичь же этого можно, демонстрируя противнику то, чего на деле нет. Вследствие этого противник будет совершенно дезориентирован, станет направлять свое внимание на те якобы слабые и сильные пункты, которые ему ложно показываются, и неизбежно раздробит свои силы. Таким образом, можно всегда добиться численного превосходства над противником.
"Противник не знает, где он будет сражаться. А раз он этого не знает, у него много мест, где он должен быть наготове. Если же таких мест, где он должен быть наготове, много, тех, кто со мной сражается, мало", - объясняет Сунь-цзы. Чжан Юй, со своей стороны, говорит еще более подробно: "Противник не знает, откуда выступят мои боевые колесницы, откуда появится моя конница, откуда подойдет моя пехота. Поэтому он разделит свои силы и будет готовиться в разных местах. В конце концов, его силы раздробятся и станут слабыми, его мощь распадется и будет подорвана. Благодаря этому в том месте, где я с ним встречусь в бою, у меня будет много силы против его изолированного войска".
Таким образом, полководец, поставленный в необходимость разделить свои силы, всюду окажется малочисленнее своего противника. "Если он будет наготове впереди, у него будет мало сил сзади; если он будет наготове сзади, у него будет мало сил впереди; если он будет наготове слева, у него будет мало сил справа; если он будет наготове справа, у него будет мало сил слева. Не может не быть мало сил у того, у кого нет места, где он не должен быть наготове", - поясняет Сунь-цзы положение, в котором оказывается такой полководец, и резюмирует: "Мало сил у того, кто должен быть всюду наготове; много сил у того, кто вынуждает другого быть всюду наготове".
Ду My так развивает эту мысль Сунь-цзы: "Нельзя давать противнику знать, где я начну сражение. Моя форма должна быть непонятной для него. Противник не должен знать, слева ли я от него или справа, спереди или сзади, далеко ли я от него или близко, стою ли я на ровном месте или на возвышении. Он не должен также знать, откуда я появлюсь и нападу на него, где у нас с ним будет сражение. Поэтому он разделит свои войска и постарается быть всюду защищенным. Но если он станет готовиться к защите в разных местах, у меня, у которого форма будет скрыта, окажется много сил, у него же, который разделил свои войска на много частей, будет мало сил. Поэтому тот, у кого сил много, непременно победит, у кого сил мало, непременно будет побежден".
Одна фраза Сунь-цзы может считаться резюмирующей весь ход его рассуждений в этом разделе. Он говорит: "У того, кто умеет массой ударить на немногих, таких, кто с ним сражается, мало, и их легко победить".
Следующее требование, обращенное к тактическому искусству полководца, сводится к умению всегда точно выбрать время и место сражения. "Если знаешь место боя и день боя, можешь наступать и за тысячу миль", - говорит Сунь-цзы.
Чжан Юй разъясняет это требование. "Когда подымаешь войско и ударяешь на противника, необходимо знать заранее место боя; а в тот день, когда войско туда придет, нужно уметь заставить противника прийти согласно моему предположению и вступить со мной в бой. Когда я знаю место и день боя, моя боеспособность будет всегда полная и моя оборона всегда крепкая. Поэтому пусть это будет и далеко - за тысячу миль, можно идти и сражаться".
Нетрудно заметить, что в этом требовании Сунь-цзы центр тяжести лежит не на знании места и времени боя как таковом. Чжан Юй и все комментаторы добавляют к этому слову "заранее"; нужно знать это наперед. Но суть дела не в этом совершенно правильном дополнении. Главное в том, о чем Чжан Юй, понявший это место лучше прочих комментаторов, сказал словами: "Нужно уметь заставить противника прийти согласно моему предположению и вступить со мной в бой". Слова Сунь-цзы "знать наперед время и место боя" означают: "Знать, что противник не сможет уклониться от боя в тот день и в том месте, которые мне желательны и выгодны". Иначе говоря, здесь отражено основное положение тактического искусства, проповедуемого Сунь-цзы: следует управлять действиями противника и не позволять ему управлять моими действиями. Заставить противника принять бой в день и в месте, выбранными мной, это и будет управлять его действиями.
Сунь-цзы, рисуя все пагубные последствия незнания заранее ни места боя, ни дня боя, заканчивает свое рассуждение такими словами: "Если рассуждать так, как я, то пусть у юэсцев войск и будет много, что это может им дать для победы?"
Эти слова намекают на современную Сунь-цзы обстановку. Сунь-цзы, как передает традиция, составил свой трактат для князя Хо Люя в княжестве У. Как раз в это время это княжество враждовало с соседним княжеством Юэ. Так что местоимение "я" в этой фразе указывает на самого Сунь-цзы.
Следующее требование стратегии и тактики - хорошо знать противника. Сунь-цзы считает, что надлежит хорошо изучить: 1) достоинства и ошибки в оперативных планах противника. 2) законы, управляющие его действиями. 3) его "жизненное место". 4) его состояние: "в чем у него недостаток, в чем избыток". Сунь-цзы указывает и те способы, какими это знание достигается. Достоинства и ошибки оперативного плана противника можно определить всесторонней оценкой его. Законы, управляющие его действиями можно понять, воздействовав на него. Место его жизни и смерти можно определить, обманно "показав ему свою форму". Его сильные и слабые места можно узнать, соприкоснувшись с ним.
Формулировки, в которые облекает Сунь-цзы свои мысли, не всегда делают очевидным для читателей позднейших времен тот смысл, который он имел в виду. Поэтому некоторые пункты этих четырех его указаний вызывают разноречивые толкования.
Чжан Юй говорит: "Оценивать положение противника, узнавать достоинства и недостатки его оперативного плана следует так, как Сегун оценил три плана Цзин Бу".
В начале ханьского периода китайской истории в царствование Гао-цзу (206-195 гг. до н. э.) произошло восстание одного из местных князей - Цзин Ру. Император обратился за советом к Се-ryнy. Сегун сказал ему: "Если Цзин Бу обратится к наилучшему плану, вы, государь, лишитесь провинции Шаньдун; если он обратится к среднему плану, трудно наперед предсказать, на чьей стороне будет победа. Если же он обратится к наихудшему плану, вы, государь, можете спать спокойно". Тогда Гао-цзу спросил: "А что такое эти наилучший, средний и наихудший планы?" Сегун ответил: "Если Цзин Бу на востоке овладеет княжеством У, на западе - княжеством Чу, соединит вместе княжества Ци и Лу, привлечет на свою сторону княжества Янь и Чжао, а сам укрепится в своей резиденции, это будет наилучший план для него. Если он на востоке овладеет княжеством У, на западе княжеством Чу, соединит вместе княжества Хань и Вэй, захватит огромные запасы провианта и военного снаряжения, сосредоточенные в Ао-цан, сам запрется там и закроет путь у Чэнгао, это будет средний по качеству план. Если он на востоке овладеет княжеством У, на западе - Сяцай, сокровища свои перевезет в княжество Юэ, а сам укроется в Чанша, это будет наихудший план". Император тогда спросил: "К какому же из этих трех планов обратится Цзин Бу?" На это Сегун ответил: "Цзин Бу человек надменный и несообразительный. Поэтому он выберет наихудший план". События показали, что оценка Cегуна и его предвидение были совершенно правильны.
Другой известный пример искусной оценки противника подал Юй Цзинь, полководец западновэйского царства в период Шести династий. Началась война между западновэй-ским царством, расположенным в Северном Китае, и лянским царством, находившимся на юге. Во главе лянской армии стоял сам лянский император Юань-ди (552-554). Западновэйский император направил против него своего полководца Юй Цзиня, который и напал на лянцев у Цзянлина. На предварительном совещании Юй Цзинь сказал: "Если Юань-ди оставит Цзянлин и отойдет к Дяньяну - городу, с давних пор принадлежащему южной династии, - это будет с его стороны наилучший способ действий. Если он сгонит народ под защиту укреплений Цзянлина и станет ждать помощи с тыла, это будет средний способ действий. Подле Цзянлина есть небольшая крепость Лого. Если он запрется в ней, это будет самый скверный план действий. Но перевезти население Цзянлина трудно. Сам Юань-ди, кроме того, труслив, слаб и нерешителен. Поэтому он выберет наихудший план действий". Предвидения Юй Цзиня также полностью оправдались.
Из этих примеров ясно, что под "оценкой противника" в данном месте трактата следует понимать умение наперед, еще до начала военных действий, предвидеть, как будет действовать противник. Возможность же такого предвидения основана на знании всей обстановки у противника и качеств его полководца. Несомненно, что это требование Сунь-цзы тесно связано с выставленным им выше требованием "знать противника" (гл. III), а также с его словами о значении предварительного расчета, умения еще до сражения - у себя, в совете, все предвидеть и предопределить (гл. I).
Понять закон действия противника, т. е. то, чем руководствуется противник в своих поступках, можно, "воздействовав на него", говорит Сунь-цзы. Что это значит?
В трактате У-цзы есть такое место:
"Князь У спросил: "Предположим, что обе стороны стоят друг против друга и я не знаю полководца противника, но хочу его узнать. Как это можно сделать?"
У-цзы ответил: "Надо взять кого-нибудь из низших по чину, но храброго командира, дать ему легкий отборный отряд и поручить ему испытать этого полководца. Только пусть он постарается потом убежать, а не пытается добиться чего-нибудь. Пусть он наблюдает, как будет действовать противник. Если тот будет двигаться размеренно и все управление у него будет организованно, если он, преследуя бегущих наших, станет делать вид, будто он не может догнать; или если он, видя перед собой какую-нибудь выгоду, станет делать вид, будто не понимает ее, такого полководца можно назвать умным. Вступать с ним в бой не следует. Если же его войско шумливо, знамена в беспорядке; если его солдаты идут каждый сам по себе, останавливаются тоже каждый сам по себе; если построены они то продольными шеренгами, то поперечными; если, преследуя бегущих наших, он станет бояться только того, как бы не упустить; если, видя выгоду, он станет страшиться только того, как бы не потерять ее, это будет глупый полководец. Пусть у него будет и много войск, захватить его можно"" ("У-цзы", IV, 5).
Это место трактата У-цзы может служить наилучшим комментарием к вышеприведенным словам Сунь-цзы. Понять законы действий противника можно, "воздействовав на него", как говорит Сунь-цзы. "Воздействовать на противника" - это значит заставить его предпринять какие-нибудь действия. Заставить же можно каким-нибудь военным маневром, вроде рекомендуемого У-цзы ложного нападения. Таким образом, это требование Сунь-цзы естественно стоит после предыдущего. Предвидеть, как будет действовать противник, т. е. его оперативный план, следует до начала военных действий. Это - дело ума и знания. Определить же его конкретную тактику можно только боевыми средствами.
Ду My и Чжан Юй иначе понимают слова "воздействовав на него". Они считают, что здесь речь идет о воздействии на психологию противника, ближайшим образом, конечно, на его полководца как руководителя всеми действиями армии. Воздействовав на чувства полководца, можно заставить его предпринять какие-либо действия и, наблюдая эти действия, составить себе представление о противнике. Одним из самых распространенных приемов в этом направлении был, очевидно, тот, о котором говорил Сунь-цзы, перечисляя свои четырнадцать "расчетов". Там он говорит: "Вызвав в нем гнев, приведи его в состояние расстройства" (I, 7). На это рассчитывал Чжугэ Лян, посылая своему противнику - Сыма И - иронический подарок - женскую одежду. Надо полагать, что Чжан Юй имеет в виду именно такой способ воздействия на противника, так как он ссылается на пример цзиньского князя Вэнь-гуна (636-628). Во время одного конфликта царства Цзинь с царством Чу Вэнь-гун задержал у себя чуского посла Вань Чуня. Этим он привел полководца противника Инь Цзи-юя в ярость и заставил его начать военные действия без надлежащей подготовки, что и привело к его поражению. Однако тут же Ду My, считающий, что здесь речь идет о воздействии на чувства, ссылается на вышеприведенное место трактата У-цзы, которое говорит отнюдь не о психологическом воздействии. Вероятно, правильнее всего будет считать, что слова Сунь-цзы имеют широкое значение: заставить противника действовать вообще, любыми средствами.
"Показывая ему ту или иную форму, узнают место его жизни и смерти", - говорит Сунь-цзы.
Как мы уже видели, "показать противнику свою форму" в устах Сунь-цзы всегда имеет один смысл: показать противнику свою ложную форму и тем самым ввести его в заблуждение относительно состояния своих сил, своих действительных намерений. ""Показать форму" это значит показать противнику, будто я силен или слаб, будто у меня много войска или мало, будто я разделяю свои силы на части или соединяю их, будто собираюсь действовать на востоке или на западе, будто меня можно разбить, ударив на меня в таком-то месте или в таком-то месте", - поясняет эту мысль Сунь-цзы Со-рай (цит. соч., стр. 134). Обобщая различные конкретные высказывания по этому вопросу, можно сказать, что под показом ложной формы у Сунь-цзы всегда подразумевается ложный показ своей "пустоты" там, где у меня как раз "полнота", и наоборот. Ложный показ своей формы имеет своей первой конкретной целью отвлечение внимания противника от своих слабых, уязвимых пунктов и направление его как раз на те пункты, где я силен. Однако в данном случае Сунь-цзы имеет в виду не это. Если демонстрировать противнику свою ложную форму, он неизбежно будет как-то реагировать на это, и по его реакции можно увидеть, где у него "место жизни", т. е. неуязвимый пункт, и где "место смерти", т. е. самое уязвимое место.
"Если покажешь противнику свою форму слабой, он обязательно пойдет вперед; если покажешь ему свою форму сильной, он обязательно отступит. И по его наступлению и отступлению узнаешь, имеет ли то место, на которое он опирается, значение жизни или смерти", - говорит Чжан Юй.
После указания, как определять место жизни и смерти противника, Сунь-цзы переходит к указанию, как узнавать, "где у него избыток и где недостаток". Что понимать под словами "избыток и недостаток"? Эти два термина встречались уже раньше, в главе IV во фразе: "Когда обороняются, значит, есть в чем-то недостаток; когда нападают, значит, есть все в избытке" (IV, 2). Согласно общему ходу рассуждений Сунь-цзы в той главе, эти понятия имели двойной смысл в соответствии с противоречивым развитием военной ситуации. Я обороняюсь потому, что мне чего-то не хватает, т. е. я в каком-то отношении слаб, но эта моя слабость есть понятие не абсолютное, а относительное: я слаб потому, что для нападения мне не хватает слабости противника; надо, чтобы у него чего-то не хватало. Я наступаю потому, что у меня всего в избытке, т. е. я силен; но эта моя сила относительная: я силен потому, что у противника в избытке то, что дает мне возможность быть сильным. Это толкование можно вполне применить и к данной фразе Сунь-цзы: "Столкнувшись с ним, узнают, где у него избыток и где недостаток". Речь идет прежде всего о сильных и слабых местах противника, как таковых, и одновременно о тех его сторонах, которые обусловливают и мою силу, и слабость.
Что значит выражение "столкнувшись с ним"? Об этом можно судить, рассмотрев исторические примеры, которые приводятся в качестве иллюстрации этого положения. Сорай ссылается на действия императора Поздней Ханьской династии Гуан-у (25-57) во время его борьбы с Ван Маном. Гуан-у с целью узнать состояние боевой подготовки противника предпринял маневр: с отрядом в 3000 человек ударил по центру расположения противника и таким образом определил, что здесь у него "всего в избытке". Полководец эпохи Цзиньского царства Се Сюань (последняя четверть IV в. до н. э.) таким же способом, т. е. ударом небольшого отряда на Фу Циня у Лоцзяня, прощупал состояние боевой подготовки своего противника (Сорай, цит. соч., с. 136). Таким образом, речь идет, по-видимому, о том, что на современном языке называется разведкой боем.
Эта разведка боем определяет, где противник слаб и где он силен. Но она же определяет и другую, упомянутую выше сторону: где силен и слаб сам ведущий такое прощупывание противника. Об этом говорит танский император Тай-цзун в "Диалогах" Ли Вэй-гуна.
"Когда я нахожусь перед противником, я всегда противопоставляю свою силу его слабости, свою слабость его силе. И если я не буду определять это, соприкасаясь с ним, как же иначе я смогу это узнать (т. е. и свою и его слабость и силу. - Н.К.)?"
На этом заканчивается этот раздел настоящей главы, указывающий, как следует узнавать противника. Четыре средства для этого, приводимые Сунь-цзы, имеют каждое свою собственную цель и в то же время находятся в связи друг с другом. Оценка возможных оперативных планов противника имеет целью установить сильные и слабые стороны его стратегии и тактики; его действия сразу обнаружат это. Тактический маневр, предпринятый с целью вынудить противника к какому-нибудь действию, дает возможность, наблюдая эти действия, установить, чем он руководствуется в своих действиях. Различного рода ложными демонстрациями, соединенными с наблюдением над тем, как он на них реагирует, открывают его неуязвимые и уязвимые места. Разведка боем обнаруживает, где противник силен, где он слаб, и в то же время дает возможность установить, в чем моя собственная слабость и сила. Таким образом, каждый из этих четырех способов открывает новую сторону противника; все они восполняют друг друга и создают возможность полного знания противника и в то же время себя самого. А "если знаешь его и знаешь себя, сражайся хоть сто раз, опасности не будет", - говорит Сунь-цзы (III, 9).
В последнем разделе главы Сунь-цзы предъявляет полководцу высшее требование - наиболее трудное и в то же время охватывающее все прочие требования. Формулирует он его так: "Предел в придании своему войску формы - это достигнуть того, чтобы формы не было".
Мы уже встречались выше с понятием "формы", этим специфическим термином стратегического учения Сунь-цзы. "Форма" - это то состояние армии, в котором находит свое выражение вся сложная природа борьбы; это то состояние армии в каждый данный момент, которое является в точности соответствующим этому моменту. Естественно, что "форма" является высшим достижением организованности армии, ее боеспособности, ее приспособленности ко всем изменениям боевой обстановки. И вместе с тем высшее в этой форме есть отсутствие формы. Так утверждает Сунь-цзы.
Эти его слова можно, конечно, понимать очень просто: нужно эту форму, т. е. состояние своей армии, скрывать от противника нужно, чтобы он ничего не знал ни о степени организованности, ни об уровне боеспособности, ни о принятых мероприятиях. Но такое понимание задевает лишь поверхность мысли Сунь-цзы. Совершенно правильно, противник не должен ничего этого знать. Но все же, если форма существует, она всегда доступна наблюдению. Если противник не сможет увидеть ее простыми средствами, он обратится к разведке, к лазутчикам.
Но Сунь-цзы говорит, что "когда формы нет, даже глубоко проникший лазутчик не сможет что-либо подглядеть". Когда форма, хоть и тщательно скрываемая от противника, все же существует, умный и проницательный полководец все же распознает ее по ряду незаметных признаков или же прибегнет к перечисленным только что четырем способам. Но Сунь-цзы говорит: "Когда формы нет... даже мудрец не сможет о чем-либо судить". Следовательно, речь идет не о простом скрывании формы, хотя бы и самом тщательном. Дело не в скрывании, а в уничтожении формы. Сунь-цзы своими словами говорит то, что хочет сказать: "Предел в придании своему войску формы - это достигнуть того, чтобы формы не было". Нужно понимать эти слова так, как они сказаны.
Выше мы уже обращали внимание на то, что в "Си цы-чжуань" - в памятнике, относящемся, вероятно, к VI в. до н.э., т.е. к эпохе Сунь-цзы, при объяснении процесса развития явлений появилось понятие "предела". Высшей точкой развития какого-либо явления считался его "предел", его предельное состояние; но в тот момент, когда этот предел достигается, это явление превращается в свое отрицание. Как мы видели, у Сунь-цзы эта мысль сквозит в словах: "Беспорядок рождается из порядка, трусость из храбрости". Вполне допустимо, что так же должно пониматься и явление "формы". Форма, развиваясь, достигает своего предела и в тот же самый момент превращается в свое отрицание, в свою противоположность, в отсутствие формы.
Поэтому "отсутствие формы" - это не скрывание формы, а действительное отсутствие формы, т. е. такая организованность армии, такая ее боеспособность, такая гибкость и маневренность, которые уже перестают быть организованностью, боеспособностью и т.д., а превращаются просто в самую сущность армии, становятся ее органическим свойством. Естественно, что никакой лазутчик тогда ничего не сможет "подглядеть", у самого умного полководца не будет никакого материала, на основании которого он мог бы "судить". Ду My говорит: "Когда формы нет, то пусть тут и будет лазутчик, пусть он глубоко проникнет ко мне и наблюдает за мной, все равно он не сможет узнать, где у меня полно и где пусто; мои сила и слабость не имеют внешнего выражения, так что пусть здесь и будет умный человек, все равно он не сможет меня понять".
Все это создает наилучшие условия для победы. Противник может отнестись к этому отсутствию формы двояко: он либо сочтет, что эта форма непроницаема, и тогда его действия будут парализованы, либо примет такое отсутствие формы за действительное отсутствие ее, т. е. за дезорганизованность, плохую боеспособность, и тогда предпримет ряд неправильных действий.
Всегда следует помнить, что каждое положение Сунь-цзы есть не отвлеченное правило, а руководство к действию. Поэтому и формула "присутствие формы - отсутствие формы" не есть механическое превращение одной противоположности в другую. Этим процессом руководит воля полководца, понимающего внутреннюю природу "формы"; тогда эта "форма" превращается в его руках в грозное оружие, дающее ему победу.
Но эту победу он осуществляет не сам непосредственно, ее осуществляет руководимая им армия. Поэтому Сунь-цзы и говорит: "Пользуясь этой формой, он (полководец. - Н. К.) возлагает дело победы на массу (т. е. армию. - Н. К.)". Побеждает не вождь непосредственно, а руководимая вождем армия. В приложении к армии, о которой тут идет речь, эти слова означают, что побеждает не полководец непосредственно, а армия, руководимая полководцем. Но Сунь-цзы считает, что масса не может знать этого, т. е. тайны этого руководства. "Все люди знают ту форму, посредством которой я победил, но не знают той формы, посредством которой я организовал победу", - говорит Сунь-цзы. Массы, т. с. армия, пребывают в сфере "формы"; армия есть сама носительница формы, вождь же ею управляет. Но необходимо повторить еще раз: война есть "тысяча изменений и десять тысяч превращений". Поэтому нет и не может быть повторяющихся операций; обстановка непрерывно меняется. "Поэтому победа в бою не повторяется в том же виде, она соответствует неисчерпаемости самой формы", - утверждает Сунь-цзы. Победа одними и теми же средствами вторично достигнута быть не может; она находит каждый раз новые пути соответственно "форме".
Есть, однако, условие, являющееся общим для всех бесконечно разнообразных способов решения победы. Сунь-цзы находит в природе формы, во всем процессе ее изменений один общий принцип, служащий в то же время руководством к действию. Этот принцип - "пустота и полнота"; это руководство - удар полным у себя по пустому у противника. Способы решения победы могут быть самыми различными, но содержание всех этих способов - одно: удар полным у себя по пустомуу противника. Неизменность этого принципа Сунь-цзы сравнивает с одним постоянным свойством воды: вода всегда стремится вниз, для воды это свойство всегда остается неизменным. "Форма у войска подобна воде: форма у воды - избегать высоты и стремиться вниз; форма у войска - избегать полноты и ударять по пустоте".
Но Сунь-цзы остерегается, как бы его не поняли так, что он снова вводит какой-то абсолютный принцип. Поэтому он сейчас же разъясняет: "Вода устанавливает свое течение в зависимости от места; войско устанавливает свою свободу в зависимости от противника". Эти слова означают, что удар "полным у себя по пустому у противника" остается неизменным содержанием всякого способа решения победы, но сам способ этого удара определяется каждый раз обстановкой на данный момент и решается характером взаимоотношений с противником. "Поэтому у войска нет неизменной мощи, у воды нет неизменной формы", - продолжает Сунь-цзы. Мощь армии - это, как мы видели, ее внутренняя потенция, создавшаяся в результате взаимодействия всех элементов армии - организованности, боеспособности и т. д. Но эта потенция не может быть всегда неизменной; она зависит и от себя, и от противника, а главное, от характера взаимоотношений меня и противника. Таким образом, искусство руководить армией, тактика "полноты и пустоты", представляется делом настолько сложным и глубоким, что Сунь-цзы называет полководца, который этим владеет, "богом". "Кто умеет, в зависимости от противника, владеть изменениями и превращениями и одерживать победу, тот называется божеством".
Согласно натурфилософским воззрениям, отразившимся в "И-цзине" и господствовавшим в Китае во времена Сунь-цзы, все бытие природы, вся жизнь ее считается построенной на диалектике противоположностей - в духе стихийного круговорота явлений. Эти противоположности условно именуются Инь и Ян - "тьма" и "свет", поскольку эти два явления представляют наиболее наглядные противоположности, доступные наблюдению человека, и притом противоположности космического порядка. Этот круговорот находит свое конкретное выражение в круговороте основных элементов природы. Таких элементов насчитывается пять: вода, огонь, дерево, металл, земля. Эти пять элементов развиваются и переходят друг в друга, и все предметы и явления внешнего мира рождаются в этом процессе. Движение же этих элементов рисуется в форме "преодоления" одним другого: дерево преодолевает землю, земля преодолевает воду, вода преодолевает огонь, огонь преодолевает металл, металл преодолевает дерево. Иначе говоря, дерево рождается из земли, земля рождается из воды и т.д.
Это преодоление распространяется на все пять элементов: каждый элемент преодолевает какой-нибудь другой, но вместе с тем и сам преодолевается каким-нибудь другим. Поэтому в каждом "преодолении" есть и свое "подчинение". "Поэтому, - говорит Сунь-цзы, - среди пяти элементов природы нет неизменно побеждающего; среди четырех времен года нет неизменно сохраняющего свое положение. У солнца есть краткость и продолжительность, у луны есть жизнь и смерть".
Зачем Сунь-цзы об этом всем говорит? Только затем, чтобы сказать, что законы войны являются отражением в своей сфере общих законов природы и жизни. Учение о полноте и пустоте, о том, что в каждой полноте есть пустота и наоборот; учение о том, что каждая полнота обращается в пустоту и наоборот; словом, учение о соотношении этих двух основ всей стратегии и тактики открывает ту же картину, что и учение о природе и жизни. А это значит, что для Сунь-цзы искусство борьбы на войне подчиняется общим законам жизненной борьбы, в конечном счете - жизни.
Источник: pistoletchik.ru.
Рейтинг публикации:
|