|
БУДУЩЕЕ "НЕОСУЩЕСТВЛЕННЫХ СЦЕНАРИЕВ" ИСТОРИИ. Восток
История мировой цивилизации поистине парадоксальна, ибо она на локальном уровне неоднократно поворачивает к нам одно и то же лицо (на пример, термидор присущ был Великой французской революции 1789 года, он повторился и в нашей отечественной истории). Вполне вероятно, что спектр возможностей всемирной истории достаточно узок; поэтому некоторые неосуществленные сценарии цивилизации в прошлом теперь появляются в новых условиях и на новом уровне и имеют шансы воплотиться в жизнь. И если раньше центр мировой цивилизации перемещался с Востока на Запад (на это обратил внимание в свое время Гегель), то теперь начинается его движение с Запада на Восток. Известный американский футуролог О. Тоффлер пишет об этом несомненном факте следующее: "Меняется местоположение центров экономической и культурной жизни. Банковское дело уже не столь безусловно концентрируется в Лондоне, Нью-Йорке или Цюрихе. Сегодня Мехико, несмотря на то, что является сверхурбанизированной, загрязненной клоакой, в интеллектуальном отношении живет более интенсивной жизнью, чем многие европейские столицы. Он кишит художниками, политическими беженцами, интеллектуалами. Возможно, лучшая в мире художественная литература создается в Южной Америке" (145, 279-280). Заслуживает внимания и то обстоятельство, что вестернизация Востока фактически не удалась, ибо он сумел продемонстрировать изумительную способность адаптироваться к современности, не только не меняя радикально своей цивилизационной структуры, но и опираясь на нее. Л. Васильев пишет: "Комплекс неполноценности, вызванный в свое время, особенно в XIX в.. наглядным сравнением отсталой Азии с передовой Европой, ныне остался в далеком прошлом. Традиционная структура Востока, опирающаяся на устоявшиеся веками нормы великих цивилизаций, в свою очередь санкционированные и освященные религиями, снова выходит на передний план и даже укрепляется в новых условиях" [30, 407]. Это значит, что убыстрение развития традиции-цивилизации Востока сегодня порождает условия для осуществления несостоявшихся раньше альтернативных вариантов тех или иных локальных восточных цивилизаций.
Прежде всего рассмотрим такой неосуществленный в прошлом сценарий, как возникновение "Пакс Синика" (о нем шла речь выше). Именно этот сценарий имеет достаточно большую вероятность осуществиться в начале XXI столетия. Американские специалисты Дж. Грейсон и К.О'Делл в своей книге "Американский менеджмент на пороге XXI века" ставят вопрос о том, останутся ли США лидером в надвигающемся веке. Они подчеркивают, что новые индустриальные страны Азии - Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур, или четыре "дракона", - уже наступают на пятки Соединенным Штатам, что за ними, подобно теням на стене, просматриваются Китай и Индия: "Конкуренция в Азии - это не просто более острая конкуренция. Это - совсем другая конкуренция. Это не вызов со стороны одной страны, это - вызов со стороны целого региона. Страны эффективно освоили и усовершенствовали американскую технологию, наладили взаимодействие с правительством, подняли средний уровень образования, создали в стране дух экономического роста, научились мыслить категориями завтрашнего дня и добавили все это к не имеющей себе равных трудовой морали, целеустремленности, низкому жизненному уровню. Очень сильные обстоятельства для обеспечения конкурентоспособности" [46,309].
Американцы до сих пор находятся в плену западно-центристских догм и считают восточные страны неспособными достичь западного уровня жизни и мышления. Им как-то в голову не приходит, что ко времени высадки первых переселенцев на северо-востоке американского континента восточные цивилизации были уже древними и мудрыми, что они обладали для своего времени большим экономическим и военным потенциалом, имели высокоразвитую науку и технику [237]. Во всяком случае несомненно одно-не очень хорошее знание мира восточных цивилизаций или цивилизаций традиции Востока, с его совершенно отличными от западных концепций философии и религии, снижает конкурентоспособность Америки, а следовательно, ослабляет позиции Запада перед наступлением Востока.
Выводы Дж. Грейсона и К.О'Делла подкрепляются аналитическими размышлениями американского писателя и журналиста Р. Элеганта, хорошо знающего Азиатско-Тихоокеанский регион. Его книга "Тихоокеанская судьба. Современная Азия изнутри" посвящена событиям в огромном Тихоокеанском регионе, куда перемещается центр международного экономического и финансового влияния. Основная мысль этой книги такова- энергичная Азия занимает место, еще вчера принадлежавшее Европе, ибо в Азии концентрируются деньги, власть и технология будущего. Действительно, уже сейчас для областей Тихоокеанского бассейна (ТОБ) характерно динамичное развитие. Оно выявило парадокс: именно американские капиталы и американский рынок способствовали возрождению Азии в первые послевоенные десятилетия, а теперь эпоха безраздельного господства Старого Света и США в Азии ушла в прошлое.
В регионе ТОБ, включающем в себя Тайвань, Южную Корею, Японию, Сингапур, Малайзию, Индонезию, Австралию, Китай, Гонконг, Филиппины и Таиланд, проживает два миллиарда человек. Они производят около половины мирового ВНП (валового национального продукта). Япония а Тайвань прочно удерживают пальму первенства по размерам золотовалютных запасов-соответственно 97 и 75 млрд. долл. [244, 20]. Торговля США со странами ТОБ составляет 70% национальной торговли (308 млрд. долл. в год), а линия Токио - Сиэтл - наиболее оживленная в международной гражданской авиации [244, 4]. Наряду с этим растет дисбаланс американской внешней торговли., в первую очередь в торговле с Японией. Ряд азиатских государств вырываются вперед в области экономики и технологии.
В основе "восточной экспансии", продолжает Р. Элегант, лежат не только материальные факторы. Например, Японию не покидает чувство собственной уязвимости - "столетия отчаянной бедности" заставляют жителей страны Ямато опасаться, стать бедными. К тому же японцы сознают степень национальной зависимости от ввозимых извне сырьевых ресурсов, от "ненадежных и вздорных иностранцев". Вот почему "надо еще быстрее продвигаться вперед даже после того, как цель достигнута", вот почему "экспансия переходит в сверхэкспансию" [244. 99].
Значительное место Р. Элегант уделяет Китаю, и хотя им дается анализ осуществляемым там экономическим реформам, основное внимание сосредоточивается на причинах относительной устойчивости и могущества нынешней автократической власти, партийной и государственной бюрократии. Они, по его мнению, коренятся в древних национально-культурных традициях, системе мандарината: ничего не меняется и не изменится в Китае, ибо в 1988г. он был таким же, как в 1688 или 688 г. [244, 311]. Эти выводы отнюдь не являются бесспорными, однако они схватывают нечто реальное - ведь экономическое процветание и динамизм хозяйственного развития Китая и других стран Азии обусловлены стабильностью и постоянством политических структур, которые в регионе многие столетия тяготели к восточной деспотии.
Рассматривая особенности небывалого взлета Японии, четырех "драконов", Китая и других стран Юго-Восточной Азии, Р. Элегант выделяет такие явления, как сугубо азиатский прагматизм (равнодушие к социально-политическим и идеологическим спорам, всему тому, что мешает материальному прогрессу) и конфуцианство (трудолюбие, дисциплина, безусловное подчинение указаниям старших и пр.). Конфуцианство до сих пор является в этих странах своего рода государственной религией, моральным кодексом и учебником для правителей и чиновников. Однако оно составило лишь психологическую основу материального успеха, движущей силой которого стал авторитаризм, позволивший координировать различные факторы: амбиции технократов и предпринимателей, иностранную помощь, стремление народа покончить с нищетой и т. д. Р. Элегант отвергает точку зрения, что индустриальные страны Азии постепенно уходят от режимов диктаторского типа в сторону либеральной демократии западного типа: "Было бы чересчур самонадеянно, глупо полагать, что азиатам можно что-либо навязать -тем более англосаксонские институты" [244,74]. Прочность однопартийных режимов свидетельствует о тщетности их преодоления.
Несомненно, что в начале XXI столетия Китай займет одно из ведущих мест в ТОБе (прогнозы предрекают, что в 2010 году он по экономическому потенциалу будет находиться на втором месте в мире после Японии) и начнет уверенно восходить к доминированию в Азии (а значит, и во всем мире). Иными словами, весьма реальны шансы Китая создать "Паке Синика", синизировать по меньшей мере поп-мира, к чему он стремился издавна. Ведь идея господства в Азии никогда не покидала Китай, о чем и идет речь в пророческой работе В. Соловьева "Китай и Европа", опубликованной сто лет назад.
Одновременно с блестящим и шумным празднованием в Париже столетия "великой революции" на другом конце света произошло малозаметное, но важное по своим последствиям событие. Китайское правительство решило использовать достижения европейской цивилизации - в 1889 году декретом богдыхана было положено начало строительству железных дорог, способствующих процветанию и могуществу государства. Прочитав об этом сообщении, В. Соловьев вспоминает одно из заседаний Парижского Географического Общества, где выступали французские географы и египтологи, голландские и португальские путешественники, негр из Средней Африки и итальянский монах, а также китайский военный агент в Париже-генерал Чен Китонг. Именно он в толпе с разноцветными лицами, но в одноцветной европейской одежде, сохранил свой национальный наряд и был героем вечера. Его речь, произнесенная на чистейшем парижском наречии, показалась всем остроумным пустословием и вызвала шумную овацию. В. Соловьев тоже был восхищен остроумием желтого генерала, но вместе с тем его поразил полновесный смысл, скрывавшийся под видом легкомысленной болтовни. В его словах, по существу, выразилось целое исповедание тогдашнего 400-миллионного китайского народа, осуществление чаяний которого в будущем отечественный историк оценил как неизбежность.
Вот фрагмент той речи: "Мы готовы и способны взять от вас все, что нам нужно, всю технику вашей умственной и материальной культуры, но ни одного вашего верования, ни одной вашей идеи и даже ни одного вашего вкуса не усвоим. Мы любим только себя и уважаем только силу. В своей силе мы не сомневаемся: она прочнее вашей. Вы истощаетесь в непрерывных опытах, а мы воспользуемся плодами этих опытов для своего усиления. Мы радуемся вашему прогрессу, но принимать в нем активное участие у нас нет ни надобности, ни охоты: вы сами приготовляете средства, которые мы употребим, чтобы покорить вас" [179, 85]. Таков смысл речикитайского генерала Чен Китонга, и европейцы восприняли ее с тем легкомысленным восторгом, с каким иудеи маккавейской эпохи впервые приветствовали римлян.
Пророчество В. Соловьева начинает приобретать зримые формы, ибо Китай весьма эффективно проводит экономические реформы, осуществляет план "четырех модернизаций", чтобы превратиться в мощную и процветающую социалистическую страну.
Велика в этом роль архитектора преобразований - Дэн Сяопина. Намеченные им планы выполняются, и в итоге Китай к середине XXI века приблизится к уровню развитых капиталистических стран [6, 256-257].
Однако плановое управление, которое "реализуется и корректируется через рынок" [104, 167], позволит Китаю достигнуть доминирования в Азии уже в 2010 году, и занявшей первое место Японии придется затем потесниться.
Таким образом, несбывшееся в прошлом - создание "Паке Синика" - начинает осуществляться.
Не менее интересно и то, что в наши дни ставится вопрос о продолжении и развитии лучших традиций многовековой цивилизации империи инков при одновременной рецепции важнейших достижении современной науки и техники [253, 46-48].
Возрождение доколумбовой цивилизации народов государства инков следует рассматривать в контексте тех социальных и идеологических процессов, которые ныне происходят в Латинской Америке. Известный мексиканский мыслитель Л. Сеа в своей книге "Философия американской истории" подчеркивает необходимость самообретения и освобождения испаноязычных американцев, что предполагает знание собственной истории: "Осознание собственных сил и умение применять их - вот наиболее верный способ возрождения действительности нашей Америки". Испанцы, индейцы, метисы, негры - все они, безусловно принадлежат нашей собственной реальности и нашей истории. Поэтому любой проект, предусматривающий обновление Америки, должен исходить из нее же" [169, 321]. Эта история необычайна, ибо она сотворена из крови и жертв многочисленных народов, боровшихся с европейскими завоевателями, с сильными врагами.
По мнению Л. Сеа, Испанская Америка может обрести спасение не в напрасных попытках подражать Северной Америке, а в опоре только на саму себя, на свои традиции, на весь культурный опыт индейцев, негров, метисов и креолов: "Единственный способ достичь этого состоит в том, чтобы воспитывать латиноамериканцев в духе познания собственной действительности, чтобы они, по незнанию, не принялись бы вновь за поиски заемных, чуждых их собственной действительности образцов, которые могут привести их только к новым поражениям" [169, 324]. Это значит, что на смену европейскому образованию должно прийти американское, причем все должны знать назубок историю Америки от инков до наших дней. Разумеется, это не означает пренебрежения мировой культурой. Ее нужно ассимилировать и адаптировать по принципу "испаноязычная культура - ствол дерева, мировая культура - его черенок".
Л. Сеа подчеркивает, что Латинская Америка вошла в поток всемирной истории отнюдь не благодаря испанской конкисте, а в силу сопротивления народов Америки разрушительным действиям испанских конкистадоров и колонизаторов [169, 325]. Поэтому нужно обратиться к собственному прошлому во имя собственного свободного будущего.
В Андских странах (Боливия, Перу), расположенных на территории бывшей империи инков, сейчас начинает выявляться ранее скрытое противостояние, закрытого универсума" Сьерры и "анклавов европейской цивилизации".
Многие исследователи отмечают стремление коренного населения Сьерры сохранить свое видение мира, живучесть культурно-мировоззренческих и психологических стереотипов доколумбовых цивилизаций, что "проявляется в народной культуре индейцев, оказавшейся на положении субкультуры: в театрализованных праздничных представлениях, широко распространенной устной анонимной поэзии, исконных напевах и танцах (в то время как, по свидетельству специалистов в этой области, среди индейцев Сьерры почти не прививается музыка, услышанная по национальному радио)" [253, 43]. Однако наибольшая стойкость присуща онтологическим концепциям, выраженным в мифах о Вамани - вторых по значимости божествах в пантеоне доколумбовых кечуа, дающих людям воду, о Пачакути и особенно об Инкари (Инке-царе) [245, 32-33]. Последние два мифа несут ныне колоссальную идеологическую нагрузку - они носят мессианский характер и обосновывают возможность в не таком уж далеком будущем освобождение коренного населения.
В качестве примера приведем содержание мифа об Инкари. Согласно ему прежний подлинный мир коренных жителей Анд, зиждевшийся на извечных законах вселенной, гармонировавший с природой и разрушенный европейцами, не исчез окончательно - он скрылся то ли в недрах земли, то ли в глубинах гор и при новом, очередном повороте времени (напомним, что для мышления представителей доколумбовых цивилизаций характерно циклическое восприятие мира, когда мир циклически пульсировал) снова станет реальностью. По одной из версий, казненный испанцами последний Инка и теперь помогает своему народу "ночным присутствием", не давая ему погибнуть окончательно. При этом он обещает грядущее ниспровержение угнетателей и возвращение к исконному, единственно возможному на земле порядку вещей. Согласно же другой версии, отрубленная голова Инки (зарытая где-то то ли в Куско, то ли в Лиме, то ли даже в Испании) жива и из нее постепенно вырастает тело. Когда же все тело вырастет, тогда Инка вновь вернется в мир и восстановит прежнюю жизнь индейцев.
"В этих мифах, бытующих в селениях и среди маргинального населения яимских кварталов бедноты, - отмечает Т.Е. Гончарова, - Инка - не исторический образ древнего правителя и тем более не казненный испанцами Атауальпа, но некий незыблемый архетип подлинно человеческого бытия, воплощение идеи порядка, культуры, неразрушенной природы, общей материальной устроенности и патриархального коллективизма. И даже раскрестьяненными маргиналами больших городов, судя по опросам, прошлое продолжает интерпретироваться как "золотой век" населения Анд: прошлое - это все высокое, положительное (порядок, богатство, человеческое братство), а настоящее - все низкое, отрицательное (социальный хаос, нищета, отчуждение)" [253, 44].
Характерно переосмысление древних архетипов, возникшее под влиянием знакомства с современными экономическими и политическими категориями. Инка отождествляется с "трудом", а его непременная победа над "капиталом" (существующей системой) и будет коммунизмом, тем самым коммунизмом, который уже имел место на этой земле до прибытия европейцев и основополагающие принципы которого продолжают сохраняться в мировидении и психологии коренного населения Перу и Боливии.
Не надо забывать, что эти надежды весьма сильны среди индейского населения Андских стран, что достаточно серьезна вера и возможность восстановления их прежнего мира, хотя бы в основных чертах. Вот почему этот вопрос настойчиво ставится в последние десятилетия, вот почему идея восстановления Туантинсуйю (империи инков), сопутствовавшая всем крупным индейским восстаниям прошлых веков, находится в центре большинства программных документов и многочисленных манифестов, выпущенных индейскими движениями Боливии и Перу в конце 70-х - начале 80-х годов ("Манифест Тиауанаку", "Освобождение индейцев Боливии", "Манифест движения индейцев Перу" и др.) [236, 215-220].
Чтобы решить задачу духовно-психологической деколонизации коренного населения, воспитания "индейского самосознания", идеологи и руководители ряда индейских движений и организаций проводят работу по реабилитации своей древней культуры, наследия своей автохтонной цивилизации. Все это они подкрепляют тезисом о плюралистичности цивилизаций и многовекторности исторического процесса. Они отвергают европейскую модель развития как неприемлемую не только для индейцев, но и для всего человечества, выражая уверенность, что, преодолев пять веков угнетения и геноцида, индейским народам удастся "вернуться к самим себе".
Индейские движения требуют передачи им политической власти, возвращения исконных земель, полного освобождения от господства европейцев во всех областях жизни, возрождения древних коллективистских традиций и создания на их основе "совсем иного общества" [253, 46].
И весьма вероятно, что неосуществленный некогда сценарий отпора испанским конкистадорам наконец станет действительностью.
Источник: Библиотека "Полка букиниста". Значимые книги отечественных и зарубежных авторов.
Рейтинг публикации:
|
