Европа без христианства
Коснемся еще одного несбывшегося сценария мировой цивилизации, связанного с существованием христианства как мировой религии.
Любопытен факт разброса мнений о его значимости в жизни людей между двумя полярными точками зрения.
Одна представлена в трудах знаменитого немецкого мыслителя Ф. Ницше, который считал христианство религией рабов - в нем "на первый план выходят инстинкты угнетенных и порабощенных...", оно является пристанищем самых "дурных инстинктов", ведущих "ожесточенную войну с чувствами почтительности и дистанции, разделяющими людей", т. е. с основными предпосылками роста культуры [184а, 35,62]. По его логике именно христиане - эти хитрые, незаметные и скрытные вампиры - выпили всю кровь из греко-римского мира с его благородством инстинкта, вкусом, методичностью исследования, гением организации и управлением, верой в будущее и.волей к грядущему. Христианство растоптало и отняло у нас чудесный мир античной культуры, лишило нас редкостных и утонченных прелестей мавританской культуры [184а, 89]. Христианство является восстанием пресмыкающихся против всего благородного, превращая любую революцию в сплошное море крови и преступлений, оно - болезнь человечества из-за своего фанатизма и аскетизма.
На противоположной точке зрения стоит известный писатель и мыслитель Г.К. Честертон: "Те, кто считает христианство узким и фанатичным, обречены на вечное удивление. Мы - аскеты и воюем с аскезой; мы - наследники Рима и воюем с Римом; мы - монотеисты и бьемся с монотеизмом. Загадку христианства не разрешишь, назвав его нелепостью. Если оно нелепо, почему же оно кажется разумным миллионам здравомыслящих людей, несмотря на все перемены без малого двух тысячелетий? Я нахожу одну разгадку: потому что оно не нелепо, а разумно. Если христиане - фанатики, они фанатично защищают разум, обличают глупость. Только этим я могу объяснить, почему наша вера так свободна и тверда, почему она не желает принимать помощь от сил, которые на первый взгляд важны для ее существования; почему так строга к идеям, которые также на первый взгляд очень близки к ней; почему знает все чаяния века и всегда умеет встать над ними; почему никогда не говорит того, что от нее ждут, никогда не отказывается от своих слов. Все это возможно только в одном случае: как Паллада из головы Зевса, она вышла из разума Господня целостной, зрелой, сильной, готовой к суду и битве" [218, 238]. Перед нами настоящий гимн христианству, так много сделавшего для человека и человечества в силу его разумности, порожденной божественным разумом.
Оригинален подход к природе христианства Л. Гумилева, считающего его "византийским" этносом, зародившимся в Римской империи. Причем спецификой этого этноса служит отсутствие единства по происхождению, языку и территории, ибо сказано: "Несть варвар и скиф, эллин и иудей". Он пишет о христианах следующее: "В системе Римской империи, где была установлена широкая веротерпимость, христиане были исключением. Разумеется, причиной тому были не догматы, которые до 325 года и не были установлены, и не правительственный террор, ибо императоры стремились избежать гонений, специальными эдиктами запрещая принимать доносы на христиан, и не классовые различия, потому что христианами становились люди всех классов, а острое ощущение "чуждости склада" христиан всем остальным" [53, 45-46].
Это значит, что в недрах эллинистической культуры, в этническом аспекте напоминающей западноевропейскую, появились "христиане", противопоставившие себя "язычникам" по характеру поведения. Именно поведение отличало образуемую ими новую целостность, чуждую грекам, финикийцам, римлянам, иудеям. Эта целостность формировалась на протяжении двух столетий и начала ломать эллинистическую структуру в ее римском варианте. Вполне естественной оказалась реакция имперской власти - они начали преследовать именно христиан. Это не помогло, и тогда Юлиан-Отступник решился на более тонкую операцию: "Юлиан Отступник попробовал произвести реставрацию римской веры... и заменил Христа Митрой... Даже если бы Юлиан победил и искоренил христианство, то он укрепил бы не потомство бога Квирина и волчицы, а систему, которую правильнее было бы понять как Антирим, только иного фасона, чем тот, который создали христианские общины" [52, 373].
Представим себе, что замысел Юлиана-Отступника удался и христианство так и осталось одной из многочисленных сект или религий я эллинистическом мире. Тогда возникает еще один преинтереснейший возможный вариант развития мировой истории - "Европа без христианства в качестве государственной религии", или, говоря словами Л. Гумилева, нового "этноса".
Некоторые в основном культурные аспекты такой ситуации обыграл в своем эссе Г. Честертон. В частности, он пишет: "Если бы Церковь (речь идет о христианской церкви - В.П.) не явилась в мир, Европа наверное, .была бы теперь похожа на сегодняшнюю Азию. Конечно, кое в чем они бы различались - ведь народы и среда различались и в древности. Но античное язычество в последней своей фазе обещало стать неизменным в том самом смысле, в каком мы говорим о неизменной Азии. Должно быть, еще возникали бы новые философские школы, как возникают они на Востоке. Рождались бы истинные мистики - они есть и в Азии, и в античности. Создавались бы системы, уклады, кодексы, как в античности и в Азии. Были бы хорошие, даже счастливые люди - ведь Господь наделил совестью каждого, а тот, кто идет путем совести, может обрести мир. Но удель ный вес всего этого, соотношение добра и зла были бы в неизменной Европе такими же, как и в неизменной Азии. Если мы посмотрим честно и с настоящей симпа тией на Восток, нам придется признать, что там нет ни чего хотя бы отдаленно похожего на вызов и переворот веры. [218,242-243].
Действительно, Азия представляет собой скорее целый космос, нежели просто континент, ибо она велика географически, потрясает множеством народов, разнообразием вер и философских течений, в ней немало прекрасных художественных творений, красочных мифов и легенд. Азиаты блуждают в джунглях своих мифологий, тонут в океане своих философий, которые являются космическими по своему характеру, причем самые изысканные и причудливые фантазии почему-то оказываются адекватными действительности. По мнению Г. Честертона, воинствующая христианская церковь представляет собою армию, освобождающую мир от рабства, присущего и античному миру, и Азии: "Те, кто хоть раз соприкоснулся с Востоком, даже мусульманским, знают, какой поразительной бывает его нравственная бесчувственность; например, там нет границ между извращением и страстью. Не предрассудки, а опыт учит нас, что Азия кишит не только богами, но и бесами" [218, 244]. Иными словами, азиаты объявляются язычниками, зараженными изначально безнравственностью, которая связана с чувственностью окружающего мира, тогда как христиане возводят на пьедестал свободу человека, его индивидуальность, зачастую перерастающую в индивидуализм, причем они пренебрегают миром.
На это различие между христианским Западом и языческим Востоком указывает и французский культурологи писатель А. Мальро, который в своей работе "Искушение Запада" пишет от имени китайца Линя: "В этих церквах мне- слышались голоса двух христиан: один пел хвалу Господу; другой глухо его вопрошал. И вопрошающий уже не стремился внушить человеку сознание тех из сил человеческих - от могущества до сладострастия, - что утверждают человека на земле, отделяя его от мира; свои сомнения, покаяния, свою внутреннюю борьбу, что составляет его жизнь, он наделял высшей ценностью и крайней напряженностью: он связывал с ними Бога. Безответственный человек Востока стремится возвыситься над конфликтом, который его не касается. Христианин вообще не может оторвать себя от этого конфликта; отныне Бог и христианин неразрывны, и мир предстает не чем иным, как никчемной декорацией их конфликта" (132. 26).
Христианская цивилизация выпячивает отдельное Я и направляет его устремления на покорение мира, на подчинение природы, тогда как восточное умонастроение и мышление не придают особой значимости индивиду, в них сильны коллективное и космическое начало.
И вместе с тем восточные религии гораздо более человечны, чем христианство. Тот же буддизм представляет собою способ построения самим человеком своей личности, способ самосовершенствования индивида. Можно сказать, что в буддизме гораздо больше гуманизма, нежели в христианстве, ибо человек создает свой путь в нирвану, он в центре внимания и он выше бога. И вопреки Г. Честертону буддизм обладает колоссальным нравственным содержанием, что же касается отсутствия границ между страстью и извращенностью, то на Востоке это значит более человечное отношение общества к человеку, имеющему душевные недуги.
Нехристианская Европа ничем по существу не отличается от Азии, в ней процветает то же классическое язычество, подобное восточным религиозно-философским системам и учениям.
Пифагорийцы, аналогично индуистам, размышляют о перевоплощении, переселении душ из одного тела в другое.
Стоики в обучении людей разуму и добродетели ничем не отличаются от конфуцианцев:
Неоплатоники, как и буддисты, погружены в спорные потусторонние истины.
Просвещенные люди поклоняются Аполлону - некоему высшему началу. В этом они похожи на просвещеных персов, которые, поклоняясь огню, почитают Высшее Божество.
Поклонники Диониса предаются диким пляскам и веселым оргиям.
Толпы стекаются на пышные празднества, устраиваемые храмами, чьи жрецы поклоняются тем или иным богам.
Находятся и такие, кто верит в богов только потому, что отождествляет их с бесами, и приносят тайные жертвы Молоху.
Подобное же совершается приверженцами культа индийской богини времени Кали.
Сознание многих европейцев проникнуто магией, в основном черной, в журналах и газетах публикуются различного рода заговоры и заклинания.
В обществе господствует мировоззренческий и идеологический плюрализм и неудивительно, что восхищение Сенекой прекрасно уживается с подражанием Нерону - ничто ведь не мешает соседствовать изречениям Конфуция с китайскими пытками. Все в жизни перемешано, все хорошее и плохое настолько старо, что уже не может просто взять и умереть. Религии на любой вкус и любую потребность, только нет самого христианства с его непомерными воинственными устремлениями, чья логика развития приводит сначала к смерти бога, а потом и к смерти самого человека. Не случайно в прошлом христианские богословы и философы доказывали существование бога, теперь же, в конце XX столетия, мыслители стараются доказать существование человека.
Самое интересное - это то, что в нехристианской Европе не смог бы возникнуть капитализм, ибо именно христианство в одной из его форм (протестантизм) создало мировоззренческие предпосылки для генезиса и функционирования рационального способа ведения хозяйства. "В Западной Европе в условиях децентрализации и плюрализма, многообразия феодальных форм борьба внутри правящего класса постепенно привела, - отмечает В. Зарин, - к отбору наиболее жизнестойких социально-политических и хозяйетвенных институтов, обеспечивающих экономический рост и совершенствование военного дела за счет технического прогресса. К числу таких институтов следует отнести городское самоуправление, сложившийся рынок, а также более защищенное правовое и экономическое положение посредственных производителей" [77, 89].
Для нас важно развитие городов, которые в самом начале служили европейским феодалам источником доходов от ремесленного производства и торговых операций, а также дополнительной опорой в их борьбе с центральной властью и в междоусобных столкновениях. И вот здесь перед нами весьма знаменательный факт, а именно: крестовые походы, к которым призвала католическая церковь во имя спасения гроба господня в Иерусалиме, и освобождение городов от власти феодалов странным образом совпадают. Да иначе и быть не могло, ибо феодалы, отправившиеся в крестовые походы в погоне за богатствами, в основном попали в зависимость от городских купцов и ростовщиков. Поэтому ряд городов выкупают свои права у сеньоров, в других городах королевская власть оказывает им вооруженную поддержку в борьбе со своими вассалами, ослабленными походами в Палестину. Один из ведущих западных социологов Х1Х-ХХ вв. М. Вебер отмечает роль христианства в разрушении разнообразных ритуальных барьеров, мешавших объединению людей в независимую городскую общину [34].
В целом для западноевропейской цивилизации было характерно отсутствие автократии, моноцентристской структуры светской, духовной и экономической власти. Наряду с военно-феодальной иерархией, переплетаясь с ней, существовала духовная иерархия. Меч светский, которым владела феодальная элита, имел свою параллель в "духовном мече", той силе, которой в европейской структуре обладала церковь [221, 135-157]. Борьба между этими двумя мечами, между императорской властью и папством помогла родиться и пробиться ростком свободных городских коммун, политического и религиозного свободомыслия. Имено возникший на этой почве протестантизм с его этикой, пронизанной духом капитализма, и позволил синтезировать несколько феноменов европейской цивилизации: античная наука, особенно математика, соединенная в эпоху Возрождения с экспериментом; рациональное римское право, получившее свое развитие в средние века; рациональный способ ведения хозяйства, возникший благодаря отделению рабочей силы от средств производства [34, 44-244].
Значимость "протестантской этики" в становлении капитализма подкрепляют и оригинальные исследования Ф. Броделя, посвященные экономической истории в масштабе всего мира с XV по XVIII век. В своей книге "Время мира" он показывает, что главная игра в движении Запада к капитализму была сыграна до 1585 года, что в ней победителем стала Голландия, завоевавшая и торговую Европу, и весь мир. Это было обеспечено, во-первых, связью между северным полюсом - Балтийским морем и фламандской, немецкой и французской промышленностью - и южным полюсом, которым выступала Севилья, великий поход на Америку с ее драгоценными металлами; во-вторых, значимостью Голландии как центра объединения протестантской Европы [22, 208-209]. Именно протестантская этика способствовала проявлению творческой энергии голландцев в торговых и финансовых делах и позволила им создать мощную мировую экономическую империю.
Христианство в его протестантской форме сыграло достаточно значимую роль в становлении капитализма, оно своим рационализмом как бы определило судьбы Западной Европы. И если бы последняя осталась нехристианской, то западная цивилизация не пошла бы по пути капиталистического развития. Ее дорога - это типичная эволюция восточных цивилизаций, когда города выполняют административную функцию, когда место феодальной раздробленности занимают абсолютистские монархии с мощной бюрократической системой, когда энергия индивиду а ЛИЗУ а скована стальным корсетом корпоративного духа, когда господствующая церковь подавляет алчные устремления ростовщиков и проповедует принципы социальной справедливости.
Но этот сценарий не был осуществлен, и капитализм начал свое победное шествие с Западной Европы.
Источник: Библиотека "Полка букиниста". Значимые книги отечественных и зарубежных авторов.
Рейтинг публикации:
|
