Япония не изолировалась от внешнего мира в XVII веке
В настоящее время во всем мире и в нашей стране проявляется большой интерес к Японии, достигшей потрясающих успехов в экономическом, техническом развитии, занявшей одно из первых мест в мире по этим показателям. Возникает вопрос о том, могла ли она совершить свой колоссальный рывок гораздо раньше, если бы не изолировалась от внешнего мира более, чем на 200 лет? И каков бы был в таком случае современный облик Дальнего Востока, а может быть, и мира? Известно, что незадолго до этого (первая половина XVII в.) Япония только стала единым централизованным государством. Здесь выдающуюся роль сыграл Тоётоми Хидзёси (его называют "японским Наполеоном" или "японским Иваном Грозным"), сумевший покончить с политической раздробленностью страны и создавший единую державу (см. Искендеров А.А., Тоётоми Хидзёси. М., 1984). После его смерти (1598 г.) власть оказалась в руках одного из его сподвижников Токугава Иэясу, провозгласившего себя в 1603 г. сегуном (военным правителем). Вплоть до революции "Мэйдзи" (1867 г.) Японией правил сегунат Токугава.
Став сегуном, Иэясу провел серию реформ направленных на закрепление успеха: дайме (крупные феодалы) сохранили некоторые свои традиционные права, но признали авторитет сегуна и каждый второй год вместе с семьей находились в заложниках в Киото. Ремесло и торговля были изъяты из-под юрисдикции дайме и переданы в подчинение правительству вместе с городами. В результате аграрной реформы крестьяне еще крепче были прикреплены к земле. Были четко проведены границы между сословиями (самураи, крестьяне, ремесленники, торговцы).
В основу своей внешнеполитической деятельности Току-гава положили принцип изоляции Японии от внешнего мира. Однако вывод, что сегуны были особенно предрасположены к политике изоляции в силу консерватизма, присущего их мировоззрению, отнюдь не является обоснованным. Изясу Токугава заботился о развитии заморской торговли и на первых порах находился в дружеских отношениях с христианскими миссионерами. Стремление к тому, чтобы быть единоличным правителем страны и обеспечить себе полную лояльность подвластных, привело постепенно сегуна к ограждению островного государства от внешних сил. Американский историк Дж. Холл пишет: "В процессе перехода Токугава к политике изоляции можно увидеть переплетение трех тенденций: 1) стремление к установлению внутренней политической стабильности; 2) желание иметь монополию в области заморской торговли; 3) страх перед христианством" (Hall J.W. Japonia od czasow najdawnejszych do dzisiaj. W.. 1979. S. 156).
Вначале Изясу Токугава стремился к развитию торговых отношений с иными странами и терпеливо вел переговоры с китайцами, испанцами, англичанами и голландцами. Однако ему не удалось превратить Эдо в торговый порт, так как европейские купцы предпочитали порты Кюсю, а китайцы отклонили предложение Изясу об установлении официальных торговый контактов и создании торгового флота, пользующегося правительственными лицензиями. Эти неудачи склонили Изясу и его преемников к монополизации существующей торговой деятельности посредством системы выделенных портов и предоставления концессий купцам. Так, в 1604 г. союз купцов, торгующих шелком в Осака, Киото и Нагасаки, получил специальное монопольное право на импорт и торговлю шелковой нитью.
Тем временем снова дала знать о себе проблема христианства - Изясу, хотя и относился дружественно к миссионерам, никогда не отменял запрета этой религии, наложенного в 1587 г. Хидзёси. В 1612г. этот вопрос поднял один из дайме с острова Кюсю-последователь христианства. Это привело к тому, что правительство потребовало от всех вассалов рода Токугава и всех, живущих в их поместьях, отречения от чуждой религии. Дайме Такаяма Юко был изгнан в 1614 г. из страны в рамках усиления акций по очищению Японии от сторонников христианства (см. Dunti С J. Evryday Life in traditional Japon. Tokyo. 1982. P. 7-8).
С того момента стремление к монополизации заморской торговли и страх перед христианством действовали уже вкупе, подталкивая сегунат в направлении к политике строгой изоляции. В 1616г. заморская торговля была ограничена портами в Нагасаки и Хирадо. В 1622 г. новая волна преследований христиан привела к смерти 120 христианских миссионеров и неофитов. В 1624 г. из Японии изгнали испанцев, годом раньше англичане сами отказались от попыток получить право на торговлю в Стране восходящего солнца. С той поры все японцы, подозреваемые в приверженности христианству, подвергались неслыханным пыткам и, тысячи новообращенных вынуждены были отказаться от своей веры. Католическая церковь насчитала свыше трех тысяч случаев мученической смерти японских христиан в это время. Такая реакция сегуната на христианство объясняется его страхом перед возможным колониальным захватом европейскими державами Японии. "Еще в Европе почти ничего не знали о Японии, а ее элита уже прекрасно была осведомлена о том, что происходит в большинстве европейских государств, и давала себе отчет в том, какую политику европейские страны проводят в Азии" (Frederic L. Zycie codzienne w japonii u progu nowoczesnosci. W.. 1988. S. 7).
Вместе с тем японцы не упускали случая воспользоваться техническими достижениями европейцев. Например, в 1543 году были скопированы мушкеты голландских купцов, после чего резко возросло их число, значительно изменив характер феодальных войн. Англичанин У. Адаме, которого в 1600 г. силой задержали в Японии, посвятил японских кораблестроителей в секреты европейской техники судостроения.
Следует иметь в виду, что, изолировав Японию от внешнего мира, Токугава отнюдь не практиковали строгую и полную изоляцию. Они понимали, что контролируемые контакты с европейцами могут принести немало пользы стране. Известно, что среди всех европейцев ими были выделены голландцы, через которых в Японию проникала европейская наука и культура. Не надо забывать о присущей японцам способности перенимать все полезное у других народов и использовать в своих целях. Неудивительно, что образованные японцы, освоившие европейскую науку и культуру, использовали их активно и осознанно для совершенствования экономики отечества. "Однако изоляция страны,-подчеркивает Л. Васильев,- не вела ее к быстрому прогрессу. Если в XVII в. реформы и укрепление внутренней стабильности привели к относительному процветанию экономики Японии, то XVIII век принес с собой упадок и начало экономического кризисах (Васильев Л.С. История Востока. М., 1993, т. 1, с. 443).
Действительно, ограничив торговые отношения с европейскими державами, правительство Токугавы снизило потенциал экономического развития Японии. Трудно оценить, однако, к каким последствиям могла привести политика свободных контактов страны с Европой. Неясно также и то, привело ли бы поддержание живого общения с Западом и Китаем к усилению внутренней борьбы дайме с сегунатом или нет (см. HaLL J. Op. cit. S. 158). Во всяком случае эта изоляция на первых порах обеспечила Японии мир, благодаря которому она сумела создать эффективную политическую организацию и достигнуть успехов в сфере экономики и культуры.
Представляет поэтому интерес промоделировать такой неосуществленный сценарий мировой цивилизации, когда Япония отказалась бы от политики изоляции, продолжающейся свыше 200 лет.
Допустим, что правящая элита Японии не испугалась возможной колонизаторской политики ведущих европейских стран по отношению к своим землям. Проистекает это из ряда обстоятельств, к которым, в первую очередь, относятся культурные факторы и особенности японского национального характера. В этом случае сегуны стремились бы получить как можно больше информации о состоянии дел в Европе, и поэтому они организовали в Англии, Франции, Испании и других европейских странах свои посольства (естественно, открыв доступ европейским дипломатам в своей стране) и стали регулярно посылать способных юношей из сословия самураев и торговцев на получение образования в западноевропейских университетах. Эти постоянные контакты позволили сегунату сделать вывод о том, что в Японии и Западной Европе протекают практически идентичные процессы в сфере культуры. Действительно, имеется ряд поразительных аналогий явлений, которые наблюдаются приблизительно в одно и то же время в Европе и Японии. "Правда, в конце XVI и в XVII в. мы обнаруживаем в Европе поздний Ренессанс, унаследовавший вдохновение у более раннего Ренессанса предшествующих веков. В какой-то степени то же самое можно сказать и о Японии, поскольку некоторые из описанных нами событий уходят корнями в эпоху Аси-кага. Во многих конкретных случаях параллели настолько очевидны, что если мы имеем право называть европейский культурный подъем Ренессансом в самом широком смысле этого слова, то, вероятно, с таким же правом можно применять этот термин и к японскому культурному процессу этого времени" (Кирквуд К. Ренессанс в Японии. М., 1988, с. 257).
Для нашего аспекта рассматриваемой проблемы существенными являются следующие параллели. Во-первых, и Японии, и Европе присуща высокоразвитая феодальная система, имеющая множество похожих признаков. Во-вторых, и Япония, и Европа вступили в эру исследований и мореплавания, что в конечном счете привело к значимым переменам в интеллектуальной и торговой сферах. Одни осваивали Средиземное море, Атлантический, Индийский и Тихий океан, другие (японцы) - Тихий океан, Японское море, Желтое море, Восточно-Китайское и Южно-Китайское, Охотское море.
"Средиземное море, - отмечает У. Дэйвис,- продолжало сохранять свое значение для торговли. Государства, такие, как Венеция и Генуя, которым выпало счастье находиться на его побережье, стали могучими торговыми державами... Венеция и Генуя превратились в крупнейшие рынки мира... Географические открытия повлекли за собой огромные перемены. Из Средиземного моря мореплаватели проникли в Атлантику. Сразу же на первое место выдвинулись такие страны, как Голландия и Англия, до того находившиеся на периферии торгового мира. Открытие пути в Индию через мыс Доброй Надежды наряду с захватом Константинополя турками почти положили конец средиземноморской торговле. Появились приборы, способствующие развитию навигации и, следовательно, сильно повлиявшие на торговлю. Улучшилась конструкция судов. Быстроходная галера, оснащенная двумя-тремя рядами весел и имевшая небольшую осадку, была великолепна для использования в спокойных водах внутренних морей, но совершенно неприемлема для плаваний в Атлантике. Поэтому появился новый тип корабля, способный противостоять самым ужасным ветрам и медленно, но надежно совершать кругосветные путешествия" (Davies W. How to Read History. L., 1924. P. 105-106).
Аналогичные тенденции были присущи и Японии -на протяжении тысячи лет осуществлялись контакты с Китаем. Их активность значительно возросла в конце XVI столетия. С этого же времени японские корабли вышли в Тихий океан, и перед японскими путешественниками открылся громадный мир.
В-третьих, Версаль, Лондон и Киото представляли собой центры монархий и аристократии. В них доминировали дворы с их хорошим вкусом, рафинированностью и изяществом. Одновременно в них же или их торговых двойниках (Париже, Лондоне и Осака) возникла буржуазия, которая не только занималась торговлей, но и стремилась насладиться жизнью, совмещая гедонизм с прагматическим подходом к миру. "Она определяла ритм жизни на бульварах Франции, в кофейных домах Лондона (где только за время жизни одного поколения их появилось две тысячи) или в оснащенных фонарями чайных домиках быстро растущих "кварталов развлечений" Киото и Осака. Этот класс начал ощущать собственную силу и значимость своей роли в общественной жизни страны" (Кирквуд К. Указ, соч., с. 261). Именно эти крупные центры внесли немалый вклад в формирование вкусов и нравов японского и европейских народов.
В-четвертых, и в Японии, и на Западе в это время происходят активные поиски в сфере религии и этики. В Японии подвергся реформам буддизм, который заменило конфуцианство, ставшее идеологией государства и относившееся к светским проблемам подобно английскому пуританству. Для культуры Западной Европы и Дальнего Востока XVIII столетия характерны взлет гуманизма и рост секуляризма, когда прагматизм и богатство вытеснили из душ людей небесные помыслы и заставили их обратиться к сугубо земным делам.
И Япония, и страны Запада прошли в целом одни и те же фазы культурного развития, присущие переходу от феодальной системы к буржуазному обществу. "Экономические факторы способствовали подъему среднего сословия,- отмечает К. Кирквуд, - и простолюдины приобрели в общественном механизме большую силу. Аристократия, а в сущности - автократия, все еще существовала, но под натиском денег она теряла свою, основанную на военной мощи, позицию исключительности. Наряду с переменами в отношениях между социальными группами произошло изменение самого характера культуры: из величавой собственности привилегированных сословий она стала достоянием масс и приняла общедоступную форму" (Кирквуд К. Указ, соч., с. 263).
Важно именно то, что и на Дальнем Востоке, и на Западе одновременно существовал переходный период. Как раз эту особенность и использовала японская элита, которая сумела получить в свое распоряжение практически чуть ли не весь научно-технический потенциал Запада. Все новинки в области науки и техники моментально воспроизводились в Японии и находили свое место в начавшейся экспансии, за счет которой сегунат смог решить внутренние проблемы.
Политика сегуната, в целом направленная на увековечивание господства феодалов, под влиянием происходящих изменений вынуждена была выпустить пар из котла.
Бурно развивалось городское хозяйство, представленное ремеслом и мануфактурной промышленностью, увеличились объемы торговых операций, возросло значение торгово-ростовщических домов.
Новые экономические отношения проникали и в деревню, где поднялась роль ремесла и активизировались отхожие промыслы. Разбогатевшие крестьяне и городские буржуа начали скупать землю. Товарно-денежные отношения стали выходить за рамки феодальной регламентации, так как ряд феодалов стали заниматься торговыми и финансовыми операциями. "С другой стороны, в Японии шел процесс обнищания основной части самого многочисленного ее сословия - крестьянства, жестоко страдавшего от растущих феодальных поборов и повинностей. Разорение и люмпенизация коснулись и части мелкого дворянства. Все это вело к сужению круга лиц, материально заинтересованных в сохранении существующих порядков (Гайдар В. Революции Мэйдзи 125 лет // Знакомьтесь -Япония. 1993. № 1.С. 49). Поэтому, по примеру западноевропейских держав, Япония тоже включилась в процесс захвата колоний. Это позволило снять внутреннее социальное напряжение - энергия нищих крестьян и люмпенизированных самураев была направлена на завоевание новых колоний и освоение их ресурсов.
Колониальная экспансия Японии в первую очередь устремлялась на Север, где находились территории, еще не ставшие добычей Португалии, Испании, Англии, Голландии и Франции. Отряды японских "конкистадоров" высадились на Дальнем Востоке и, не входя в соприкосновение с могущественной китайской империей, захватили колоссальный регион от Уссури до Камчатки и от Байкала до Аляски. Именно русские в поисках пушнины, этап за этапом овладевавшие бассейнами Оби, Енисея и Лены, в 1689 натолкнулись на берегу Амура на китайские посты (см. Бродель Ф. Время мира. М., 1992. С. 468-469)и японские поселения недалеко от Лены. В Сибири, на Дальнем Востоке и Аляске японцы приучили нанайцев, эвенков, коряков, чукчей, эскимосов и представителей других малых народов Севера платить дань собольими и лисьими шкурками. Управлять этой огромной территорией было нетрудно в силу малочисленности проживающего на ней населения. Следует отметить, что японцы довольно легко вписались в местное монголеидное население не только из-за принадлежности к одной расе, но и в силу близости синтоистской религии туземным верованиям. Со временем здесь распространился и буддизм в его японском варианте, ибо буддизм гибко приспосабливается к иным религиям, поглощает их и незаметно входит в сознание аборигенов.
В Японию пошел поток леса, пушнины, рыбы и других товаров, которыми так богаты Сибирь, Дальний Восток и Аляска. Меха продавались в Китае и Европе, принося большие доходы японским купцам и обогащая казну сегуна. Стараниями японских крестьян, работающих уже на самих себя, все плодородные земли были аккуратно возделаны и приносили щедрый урожай пшеницы, сои и других сельскохозяйственных культур. Не приходится говорить уже о том, что Камчатка с ее прекрасной природой и гейзерами была превращена в райский уголок. Не случайно со временем здесь выросли шикарные курортные комплексы, притягивающие желающих отдохнуть и туристов со всего мира.
Японская колониальная экспансия продвигается и в противоположном направлении - на юг, где находились Австралия и Новая Зеландия. И здесь японцы основывают свои поселения, чтобы осваивать и использовать несметные природные богатства южного континента. Гораздо позже знаменитый капитан Дж. Кук пытался пристать к восточному берегу Австралии; "Эта часть Австралии была гористая, и там росли огромные деревья. Несколько дымков показывало, что берег населен: жители, довольно многочисленные, поспешно убегали, как только англичане начинали готовиться к высадке" (Берн Ж. Мореплаватели XVIII века. М., 1993, с. 147). Однако первыми, кого увидели члены экипажа корабля Дж. Кука, оказались вооруженные солдаты японской армии во главе с офицером-самураем. От него Дж. Кук узнал, что японцы нашли общий язык с австралийскими аборигенами на религиозной почве - именно синтоизм великолепно стыкуется с анимистическими верованиями туземцев. Правда, не все аборигены отнеслись добродушно к японцам: аборигены восточной части Арнемленда были свирепыми и непокорными людьми: "В западной части полуострова происходили вооруженные столкновения с китайцами - торговцами лесом, а также с японцами: но в основном с японцами - искателями жемчуга соприкасались аборигены Восточного Арнемленда: вплоть до 30-х годов здесь имели место случаи убийств как японцев, так и европейцев" (Берндт P.M., БерндтК.Х. Мир первых австралийцев. М., 1981. С. 395-396). Австралия и Новая Япония (Зеландия) стали представлять собой одну из жемчужин растянувшейся на весь азиатско-тихоокеанский регион Великую Японию.
С начала XVII века сегунат поощряет торговлю с Аннамом (Северным Вьетнамом), Сиамом (Таиландом) и Китаем. С торговцами в Аннам и Сиам проникают японские миссионеры, где им пришлось столкнуться с первыми в Индокитае католическими миссионерами-французами. В результате изворотливости японцев французы были вытеснены из Аннама и Сиама, в них остались только единицы французских священников и торговцев.
В конце XVIII столетия Аннам потряс политический кризис, связанный с восстанием тэйшонов (см. Васильев Л .С. История Востока. М., 1993. Т. 2, с. 59-60), что послужило поводом для усиления вмешательства японцев в дела этого государства. Официальный представитель Японии принимает активное участие в невзгодах свергнутого с трона Нгуен Аня и, апеллировав за помощью к сегуну, добивается организации военной экспедиции в Индокитай, которая помогает подавить восстание тэйшонов.
С этих пор установились весьма тесные связи Японии и Вьетнама, относящихся к конфуцианскому кругу культур. Не пропали и усилия японских миссионеров, чей синтоизм и буддизм нашел отклик среди местного населения (не надо забывать, что сюда буддизм в свое время занесли буддийские проповедники из Индии).
Благодаря гибкой политике Япония сумела превратить Индокитай в свой протекторат, ставший для нее важным рынком сбыта и опорной базой в Юго-Восточной Азии. Японское присутствие в Индокитае умерило колониальные аппетиты Франции и Англии, более того, отсюда Страна восходящего солнца стала активно проникать в Индию.
Индия представляла собою единственное крупное государство (точнее даже группу государств, объединенных общей цивилизацией, религиозными традициями и социально-кастовых принципов внутренней структуры), которое стало колонией (см. Васильев Л.С. Указ. соч. Т. 2, с. 26). Как всегда, сегунат получил от своих информаторов достаточно исчерпывающие данные о положении дел на индийском субконтиненте. Он сумел воспользоваться промахами Аурангзеба, который, как приверженец ислама, стремился выкорчевать ростки идей и настроений, посеянных его великим прадедом Акбаром. Он запретил живопись, музыку и танцы, приказал разрушить до основания многие индусские храмы, а из их камней выстроить мечети (см. Hansen W. Pawi tron. W., 1980). Более того, самой последней каплей, переполнившей чашу унижений и оскорблений, был запрет Аурангзеба ездить на слонах индусам даже самого знатного происхождения.
Наибольшую ненависть Аурангзеб вызвал введением когда-то отмененной Акбаром ненавистной джизии (унизительный налог на индусов-паломников). По стране прокатилась волна народных выступлений, в том числе и восстание маратхов, славившихся своей быстрой конницей и образовавших независимое от Моголов государство со столицей в Пуне.
Посланцы сегуна устанавливают дружественные контакты с правителем маратхского государства Шиваджи и, когда скончался в 1707 году Аурангзеб, то именно маратхи оказали немалую помощь японцам в овладении ситуацией на индийском субконтиненте. Ведь Могольская империя стала фактически распадаться, три преемника Аурангзеба превратились в марионеток враждующих между собою раджей и махараджей. Эта практически не затухающая междоусобица подготовила почву для проникновения в страну японцев и последующего ее превращения в колонию.
В такой ситуации японцы сравнительно легко, без особых затрат и потерь, в основном руками самих индийцев (тех же маратхов и других), захватывают власть и устанавливают свое господство в Пенджабе после победы над сикхами в 1849 г. Для них не возникает проблемы управления гигантской колонией, ибо они правили так, как это было определено веками и понятно всем азиатским народам. Японцами учтены и новые обстоятельства, вызванные тем, что присоединение Индии Японией явилось следствием сложных экономических и социальных процессов во всем мире, ведущих к образованию мирового капиталистического рынка с включением в него колонизуемых стран. Ведь Страна восходящего солнца к этому времени превратилась в конституционную монархию с мощной промышленностью и прекрасно оснащенной армией и флотом. Поэтому Японии не составляет особого труда вытеснить из Индии британскую Ост-Индскую компанию и остановить английскую и французскую экспансию в азиатско-тихоокеанский регион.
Молодой японский капиталистический хищник принимает участие и в опиумной войне, когда английские и французские отряды под командованием X. Гранта взяли Пекин (см. Харботл Т. Битвы мировой истории. Словарь. М., 1993, с. 144). Это означало открытие Китая для европейской колониальной экспансии, к которой подключается и Япония. Воспользовавшись упадком маньчжурской династии Цин, она не только поставила свою подпись на документах целой системы неравноправных договоров с Китаем, предоставлявших иностранному капиталу торговые, таможенные и другие экономические, политические и правовые льготы, но и заняла Маньчжурию.
Таким образом, завершается создание Великой Японии, охватывающей практически чуть ли не весь азиатско-тихоокеанский регион. Не следует забывать и тот существенный момент, что она обладала высокоразвитой экономикой и огромным финансовым капиталом, что выдвинуло ее на одно из первых мест в мире.
Однако такого рода сценарий мировой цивилизации тоже оказался неосуществленным.
Источник: Библиотека "Полка букиниста". Значимые книги отечественных и зарубежных авторов.
Рейтинг публикации:
|
