Рейнхард Опитц
Фашизм и неофашизм
Корчагина М.Б.
«Спор историков» и слово Рейнхарда Опитца
Часть I
1. Возникновение «Фёлькишского» направления
2. Возникла ли нацистская партия «сама по себе»?
3. Было ли в НСДАП «левое» крыло?
4. Каким образом антисемитизм, преследование и уничтожение евреев сочеталось в германском фашизме с интересами монополистического капитала?
Часть II
5. Неофашизм и тенденции его развития в федеративной республике Германии
6. К возрождению «фёлькишских» идей в литературе «национальной волны»
Опитц Р. Фашизм и неофашизм. – М.: Прогресс, 1988. – 280 с.
«Спор историков» и слово Рейнхарда Опитца
В первой половине 80-х годов интерес западногерманской общественности к проблемам истории и социальной функции фашизма и неофашизма и антифашистской борьбы стимулировали три даты: 50-летие прихода к власти нацистов, 40-летие покушения на Гитлера и 40-я годовщина разгрома германского фашизма во второй мировой войне.
Но были и более глубокие причины для возрождения интереса к теме фашизма — и не только в ФРГ, — прежде всего выход на общественно-политическую арену в развитых капиталистических странах в 70-80-х годах массовых демократических движений <…>. Сложные по своему социальному и политическому составу, они являются не только субъектом общественного развития, но и объектом острой идеологической борьбы, что заставляет по-новому взглянуть и на историю фашизма, сумевшего на определенном этапе объединить под своими знаменами значительные слои населения Италии и Германии и стать реальной военно-политической силой. Отсюда более внимательное, чем прежде, изучение особенностей механизма формирования общественного сознания, влияния на массы реакционной идеологии.
В ФРГ немало сторонников той точки зрения, что принципы западной демократии препятствуют возникновению и развитию неонацизма. Они — преемники тех, весьма многочисленных представителей немецкой эмиграции и антифашистской буржуазной оппозиции, которые в конце войны свято верили, будто можно раз и навсегда покончить с фашизмом, свергнув Гитлера и разгромив нацизм. Отвечая им, знаменитый писатель Бертольт Брехт еще весной 1945 г. /5/ писал, что «дело ведь не только в том, чтобы удалить рак нацизма — и здоровое, ценное, «настоящее» вновь возродится...». По его убеждению, нельзя успокаиваться на том, что проблема раз и навсегда решена тем, что западные демократии учредили в Германии . По его убеждению, нельзя успокаиваться на том, что проблема раз и навсегда решена тем, что западные демократии учредили в Германии «здоровый, порядочный, неагрессивный, бескризисный и уютный капитализм...»[2].
Действительно, тема фашизма и неонацизма, хотя ей посвящена огромная литература, далеко не исчерпана. И на каждом витке истории исследователи вновь и вновь обращаются к ней, с новых позиций анализируя не исследованные ранее ее аспекты.
У истоков марксистского исследования происхождения и сущности фашизма стояли видные деятели международного коммунистического движения — Г. Димитров, А. Грамши, П. Тольятти, К. Цеткин, Э. Тельман, В. Пик, В. Ульбрихт и другие. Непреходящее значение имеют выводы о классовой сущности фашизма и задачах антифашистской борьбы, сделанные XIII пленумом Исполкома Коммунистического Интернационала в конце 1933 г. и VII конгрессом Коминтерна летом 1935 г. Опыт антифашистской борьбы в Италии, Германии, Франции и других странах позволил определить фашизм как террористическую диктатуру наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала, которая, однако, является одной из форм политической надстройки монополистического капитализма, одним из двух методов господства буржуазии, используемых лишь в периоды чрезвычайного обострения классовых противоречий и неустойчивости ее власти. Вместе с тем VII конгресс Коминтерна указал и на противоречия между фашизмом и буржуазной демократией. Поставив перед коммунистами и революционным рабочим движением задачу формирования единого фронта и широкого народного фронта как межклассового союза всех сил, выступающих против фашизма, конгресс подчеркнул, что, отстаивая в антифашистской борьбе буржуазную демократию, коммунисты защищают достигнутые в тяжелой и многолетней борьбе завоевания трудящихся и, если возможно, готовят почву для дальнейшего продвижения к социализму[3].
В послевоенный период углубление понимания классовой /6/ природы и политической функции фашизма и неофашизма сопровождалось полемикой между марксистской историографией, с одной стороны, и буржуазными и социал-реформистскими авторами — с другой, по таким вопросам, как фашизм и монополии, фашизм и милитаризм. Подробно изучалась политическая история фашистских режимов в Италии, Германии, Испании и других странах, был собран значительный материал об идейных истоках и политических предшественниках фашизма. Анализ особенностей нынешнего этапа развития государственно-монополистического капитализма, экономической и социальной политики империалистической буржуазии дал научную, основу изучения неофашизма. Советские читатели могли познакомиться с итогами исследований проблем фашизма, неофашизма и антифашистской борьбы, прочитав книги А. А. Галкина, Г. С. Филатова, Н. П. Комоловой, Б. Р. Лопухова, П. Ю. Рахшмира, Л. И. Гинцберга, Д. Е. Мельникова, обобщающие труды «История фашизма в Западной Европе» и «Фашизм и антидемократические режимы в Европе», сборника документов «VII конгресс Коммунистического Интернационала и борьба против фашизма и войны». В Советском Союзе были переведены такие книги ученых из ГДР, как «Философия преступления. Против идеологии германского милитаризма» Г. Гейдена, М. Клейна, А. Козинга, «Как Гитлер пришел к власти. Германский фашизм и монополии» В. Руге и другие.
Преимущественное внимание к политической истории обусловило некоторое отставание советской историографии в изучении фашизма и неофашизма как социальных и идейных феноменов. В то же время буржуазных исследователей отличает пристальный интерес именно к этим сторонам вопроса. С середины 1986 г. не утихает дискуссия между неоконсервативным, с одной стороны, и марксистским и антифашистско-демократическим, с другой, направлениями западногерманской историографии фашизма, получившая название «спор историков», хотя в ней участвуют и философы. Начало дискуссии было положено статьей историка Э. Нольте «Прошлое, которое не хочет пройти», известного своими правыми взглядами, в которой он утверждал, что фашизм в Германии якобы прежде всего нужно рассматривать как соответствующую реакцию на большевизм в России[4]. Мысль не новая, она представляет своего /7/ рода квинтэссенцию всех предшествующих изыскании буржуазных авторов по данной проблеме. Однако сегодня она вызывает не только академический интерес. Э. Нольте предоставляют свои страницы такие солидные буржуазные газеты, как «Ди вельт» и «Франкфуртер альгемайне цайтунг», эхо его «теории» звучит не только в прессе и научных публикациях, но и в программных заявлениях ряда западных политиков.
«Спор историков», упомянутый выше, во многом предвосхитила предлагаемая вниманию читателей книга известного западногерманского историка и публициста Рейнхарда Опитца (1934-1986) «Фашизм и неофашизм», изданная в ФРГ в 1984 г. и через год вышедшая в ГДР. Используя обширный фактический материал, автор не только вскрывает глубокую генетическую связь национал-социализма и неофашизма с идеологией и политикой германской империалистической буржуазии и военщины, но показывает их как важное средство буржуазной манипуляции общественным сознанием в интересах сохранения и укрепления власти монополистического капитала.
Первая часть книги посвящена истории возникновения и развития фашистского движения в Германии, которое Р. Опитц, опираясь на ленинскую характеристику империализма, связывает с переходом от капитализма свободного предпринимательства к монополистическому, а затем и государственно-монополистическому капитализму.
Начиная еще с возникшей в 1878 г. под покровительством Вильгельма II «Христианско-социальной рабочей партии» А. Штёккера, капитал не оставлял попыток привлечь на свою сторону рабочих как наиболее многочисленный в то время отряд населения страны, сделать их активными приверженцами буржуазной политики — воспитать из них «активных верноподданных». Однако неудача этих усилий заставила идеологов националистического «Пангерманского союза» сосредоточить внимание на агитации среди мелкой буржуазии города и деревни. Р. Опитц показывает различие между «национальным мышлением старого либерализма» и национализмом периода империализма, когда идейным обоснованием и оправданием политических целей правящих классов стали социал-дарвинизм, расизм и антисемитизм. Еще задолго до 1917 г., в конце XIX в. в Германии возникали и распадались, сливались друг с другом многочисленные партии «фёлькише», т. е. «народнические» (от немецкого слова das Volk — народ). Стержнем /8/ их идеологии была культурно-биологическая и мистическая трактовка понятия «народ», тезис о мнимом превосходстве германской культуры, немецкого народного духа над культурами других европейских народов. Пропаганда в духе «фёлькише» отличалась особой демагогичностью и в сочетании с политической и идеологической деятельностью традиционных буржуазных партий, которые, как, например, «Немецкая консервативная партия», все чаще брали на вооружение расизм и антисемитизм, она формировала тот особый духовный, политический и психологический климат, в котором только и могло возникнуть и развиваться массовое фашистское движение.
Р. Опитц опровергает также и получившее широкое хождение в западной историографии мнение, будто нацистская партия возникла «автономно», а крупный капитал якобы лишь использовал ее в начале 30-х годов. Автор доказывает, что становление нацизма, не только через финансирование и личную унию, но прежде всего идейно-политически, было связано с империалистической буржуазией и реакционной военщиной, с их интересами. В связи с этим он подробно останавливается на последствиях поражения германского империализма в первой мировой войне. Различная экономическая ориентация, мера потерь в результате войны и после заключения Версальского мира вызвали размежевание и обострение конкурентной борьбы в среде монополистических магнатов. Именно в кругах противников политики выполнения уже с 1919 г. вынашивались планы путча против Веймарской республики, и именно они, прежде всего хозяева Рура, а также ущемленный в своих амбициях генералитет рейхсвера, сыграли решающую роль в создании национал-социалистского движения и НСДАП.
В своей книге Р. Опитц уделяет особое внимание экономической и политической ситуации в Баварии, показывает участие крупной баварской буржуазии, военных и старого дворянства с их стремлением к сепаратизму в подготовке и проведении капповского путча, в деле возвышения Гитлера как «спасителя» нации после провала Каппа. В дальнейшем приход Гитлера к власти обеспечивал временную консолидацию сил капитала вокруг лидера массового движения, которое по своим лозунгам и целям в наибольшей степени отвечало потребностям всех фракций монополистов и рейхсвера, создавало необходимое состояние общественного сознания как предпосылку реализации реваншистской политики германского империализма. /9/
Механизм сплочения сил империалистической реакции Р. Опитц вскрывает, отвечая на вопрос о наличии в НСДАП «левого» крыла — лиц, «честно» веривших в возможность осуществления «антикапиталистической» программы нацистской партии. Автор показывает, что борьба за чистоту идеи «немецкого социализма», развернувшаяся между Гитлером и братьями Отто и Грегором Штрассерами с 1925 г., была не чем иным, как борьбой за власть в партии, а сама идея «национального социализма» — лишь социальной демагогией в духе «фёлькише». Уход из НСДАП в 1930 г. О. Штрассера, смещение со всех постов в партии Г. Штрассера в 1932 г. и его гибель в «ночь длинных ножей» 30 июня 1934 г. означали утверждение той концепции национал-социализма, на основе которой империалистическая германская буржуазия начала непосредственную подготовку к войне.
Р. Опитц считает необоснованным утверждение, будто антикапиталистическая демагогия братьев Штрассеров вызывала недовольство и даже опасения у промышленных кругов и Гитлера. Напротив, хозяева концернов приветствовали успехи «социалистов» Штрассеров в завоевании «красного» Севера — проникновении в «марксистский рабочий класс». Однако для читателя остается неясной причина отказа буржуазии от услуг Штрассеров.
Как следует из данного Р. Опитцем анализа взглядов О. и Г. Штрассеров, их адресатом был прежде всего рабочий класс северной и западной Германии, т. е. наиболее развитых промышленных районов страны. Поэтому расправу Гитлера с Г. Штрассером в 1932 г. следует рассматривать как завершение начавшегося еще в 1930 г. тактического поворота в процессе формирования массовой базы фашистского движения, как отказ от ставки на завоевание большинства рабочего класса. И произошло это не потому, что так захотели хозяева Гитлера: они-то и ставили задачу превратить организованное рабочее движение в активного пособника империалистической политики. Фактически речь шла о серьезном поражении НСДАП, которой даже в тяжелейших условиях экономического кризиса, но при сохранении демократических завоеваний трудящихся, не удалось дезориентировать и повести за собой большинство немецкого пролетариата.
Р. Опитц указывает, что распространение легенды о «левом» крыле в национал-социалистской партии объективно способствовало оживлению фашистских традиций в Западной /10/ Германии; более того, вернувшийся из эмиграции в 1945 г. О. Штрассер сыграл важную роль в создании неофашистских организаций в стране. Уже это говорит об общей природе старого и нового фашизма. Автор считает также, что характеристика фашизма как продукта «определенных исторических условий» или «определенной эпохи», бытующая в буржуазной литературе, преследует цель разделить стеной прошлое и настоящее и, по сути, затушевывает вопрос о причинах возникновения фашизма, объявляя их «непостижимыми».
Р. Опитц также отвергает взгляды на неофашизм как на чисто западногерманское явление, рождение которого связано якобы исключительно с наличием «непреодоленного прошлого» Германии, и считает опасной иллюзией утверждения некоторых политологов об «элегантности», «утонченности» и «плюралистичности неонацизма». Он считает, что речь идет о явлениях одного порядка — о специфической идеологии и средстве формирования общественного сознания империалистической буржуазией. Примечательно, что, положительно оценив книгу, журнал «Проблемы мира и социализма» выделил в ней именно эту идею преемственности старого и нового фашизма, «который, приспосабливаясь к современности, хотя и отмежевывается от «крайностей» Гитлера, сохраняет основное «идейное» наследие фюрера, в первую очередь злобный антикоммунизм и антисоветизм»[5]. По мнению Р. Опитца, все попытки обелить неофашизм противоречат действительности тех стран, где фашизм пришел к власти, а также тех, где он пока находится на периферии политической жизни. Приставка «нео-» означает только определение во времени, но не по существу.
Анализируя развитие неофашизма в ФРГ, Р. Опитц показывает, какую роль при этом играли сохранившие свои экономические и политические позиции крупный капитал и офицерский корпус вермахта, а также США и Англия, которые стремились сколотить западный блок за «освобождение Восточной Европы» против Советского Союза. Автора занимает вопрос, каким образом старые националистические, шовинистические и расистские идеи используются всей системой обработки массового сознания: традиционные буржуазные партии, средства массовой информации, издания «национальной волны» — «исследования» о фашизме, /11/ мемуары видных гитлеровцев, жизнеописания Гитлера, публикации «Майн кампф» и т. п., собственно неонацистскими организациями, и приходит к выводу, что фашизм как идейно-политическое течение выполняет функцию обеспечения массовой поддержки империалистической политики и в условиях «классового мира».
Ценность работы Р. Опитца — и научная и практическая — несомненна. Вместе с тем на первый взгляд может показаться, что его трактовка фашизма или неофашизма как явлений, имманентных капитализму и дающих о себе знать на империалистической стадии его развития в любом буржуазном обществе, несколько упрощена и прямолинейна. Поэтому представляется необходимым дать дополнительные разъяснения, чтобы лучше понять суть концепции автора, ее сильные и слабые стороны.
Книга Р. Опитца вышла в год 40-летия покушения на Гитлера — 20 июля 1944 г., — когда была предпринята очередная атака с целью пересмотреть политическое наследие антифашистской борьбы в Германии, показать участников буржуазно-генеральского заговора единственными представителями Сопротивления немецкого народа, а Федеративную Республику Германии — единственной наследницей идей антифашизма. Р. Опитц, однако, аргументированно показывает, что империализму в моменты острых социально-политических кризисов имманентно присуще тяготение к авторитарным и тоталитарным методам правления, а потому фашизм является составной частью идеологии империалистической буржуазии, оружием воздействия на массовое сознание, независимо, идет ли речь о Германии или о Западной Германии.
Выбор такого ракурса в освещении истории фашизма и неофашизма, т. е. стремление показать процесс саморазвития реакции, движущей силой которого являются внутри-империалистические противоречия, не случаен. Р. Опитц принадлежит к плеяде исследователей, заявившей о себе в конце 60-х и в 70-е годы в западногерманской историографии фашизма и антифашистской борьбы, — исследователей антифашистско-демократического направления, глубоких, оригинальных, авторитетных и близких к марксизму. Взгляды представителей этой школы формировались в конце 50-х — 60-е годы, в тот период, когда, как отмечали авторы книги «Мятеж студентов или новая оппозиция», «лишь немногие считали, что ГДР и СЕПГ являются носителями подлинной социалистической идеи, но почти все /12/ ненавидели ханжескую «республику» Аденауэра, двуличие СДПГ и предательскую политику ХДС в вопросе о воссоединении Германии»[6]. В то же время поиск ответов на волновавшие вопросы, стремление занять самостоятельную идейную и политическую позицию заставляли молодую интеллигенцию и студенчество обращаться и к марксизму, и к левосоциалистическим взглядам. Но ни то ни другое их полностью не удовлетворяло. Подлинным откровением для молодежи 60-х годов стала социальная критика современного капиталистического общества, данная философами Франкфуртской школы — Г. Маркузе, Т. Адорно и др., — претендовавшими на развитие марксизма в новых условиях и открытие «третьего пути» развития между капитализмом и социализмом[7]. Сочетание этих компонентов — социальной философии Франкфуртской школы, марксизма и левого социализма — определило своеобразие общественных концепций западногерманских «новых левых». Они приняли на вооружение идеи об авторитарном и тоталитарном характере «индустриального общества», об извращении и нивелировке сознания масс в «сформированном», «одномерном» обществе, критику «цивилизации потребления». В то же время в стране, где рабочее движение имело богатое прошлое, среди сторонников «новых левых» — главным образом выходцев из социал-демократических организаций — наряду с представлениями о роли интеллигенции как «силе интеллектуального ниспровержения» получили распространение мысли о необходимости сотрудничества с рабочим классом, а призывы к немедленному политическому действию воплощались в проведении массовых политических выступлений под общедемократическими лозунгами.
Несмотря на зыбкие теоретические посылки, концепции «новых левых» в ФРГ отражали реальное положение вещей и выражали критическое отношение к капиталистическому обществу. Поэтому идеи «новых левых» смогли стать катализатором широкого движения протеста конца 60-х годов и дать ему необходимое обоснование. Подъем /13/ демократической борьбы объективно способствовал улучшению условий борьбы рабочего класса ФРГ за свои права, за легализацию деятельности коммунистической партии, запрещенной в 1956 г. и воссозданной в сентябре 1968 г., а идея «новых левых» о «прямой демократии» — непосредственном самоуправлении народа — прокладывает себе дорогу в нынешних демократическом и антивоенном движениях.
Поиск субъекта современного революционного процесса определил особо пристальное внимание «новых левых» к проблеме формирования массового сознания. Сопоставление в этом плане истории и современности привело их к выводу, что рабочее движение Германии не смогло преградить путь фашизму, а в Западной Германии рабочий класс не смог воспрепятствовать процессу «реставрации». То и другое оценивалось как способность системы интегрировать потенциал протеста. Не особенно вникая в причины явления, а лишь констатируя факт, многие «новые левые» были готовы поставить знак равенства между буржуазной демократией и фашистской диктатурой, что вносило элемент фатализма в оценку перспектив буржуазного общества.
Неудача попыток «пробудить» массы и поднять их на немедленное и полное уничтожение системы вызвала размежевание среди сторонников «новых левых»: одни ушли в левацкий «революционаризм», а другие (к ним принадлежал и Р. Опитц) признали необходимость формирования противостоящей господствующей системе власти демократической политической контркультуры, развития классового сознания пролетариата в ходе массовой борьбы за конкретные требования.
Взгляды Р. Опитца, таким образом, можно оценить в полной мере лишь в контексте его творчества и политической деятельности. На наш взгляд, на концепции книги «Фашизм и неофашизм» сильно сказалась прошлая принадлежность автора к «новым левым». Это проявилось в явно недостаточном освещении социальных противоречий германского и западногерманского общества во всем их своеобразии. Чрезмерно жесткая связь категорий «империализм — фашизм» порой приводит автора к неоправданному смещению акцентов в освещении тех или иных исторических событий. Р. Опитц исходит из того положения, что рабочий класс — это антагонист буржуазии, одно лишь присутствие которого заставляет ее приспосабливаться, /14/ маскировать свои подлинные цели, искать новые средства противодействия распространяющейся по всему миру революционной идеологии, прибегая то к «социалистической» демагогии, то к антимарксизму и антикоммунизму вкупе с национализмом и реваншизмом. И несмотря на это, провал капповского путча 1920 г., когда планы реакции были сорваны всеобщей политической забастовкой в защиту республики, а затем и путча Людендорфа — Гитлера, ставшего трагическим эпилогом революционного подъема 1923 г., Р. Опитц рассматривает только через призму противоречий в среде монополистической буржуазии. Точно так же падение правительства Куно, которое произошло в результате всеобщей политической забастовки, в освещении автора предстает лишь как стабилизация позиций капиталистических конкурентов рурских магнатов, а возможности создания в конце лета 1923 г. рабоче-крестьянского правительства Германии он не видит. Наконец, тот факт, что реализация социально-экономических и идейно-политических целей германской буржуазии потребовала установления фашистской диктатуры, он объясняет прежде всего «историческими трудностями», вставшими на пути укрепления власти молодого германского империализма, и его особой агрессивностью.
Между тем приход Гитлера к власти был свидетельством политической слабости демократических сил Германии и неспособности буржуазии решить свои проблемы средствами буржуазной демократии. Недолгая история Веймарской республики была наполнена драматическим и изматывающим обе стороны противоборством рабочего класса, руками которого была завоевана демократия, и буржуазной реакции, которая не могла смириться с тем, что буржуазная республика родилась в огне революции, стала результатом небывалого в стране массового политического подъема. В атмосфере кануна гражданской войны начала 30-х годов «январь 1933 г.» был противопоставлен «Ноябрю 1918 г.». Но и после этого «призрак революции» не переставал тревожить германскую буржуазию, особенно после коренного перелома в ходе второй мировой войны. Один из руководителей заговора против Гитлера К. Гёрделер в секретной записке о необходимости государственного переворота, предназначенной для генералитета вермахта, 26 марта 1943 г. писал: «1918 год учит нас тому, что значит действовать (?) вовремя». И далее: «Если наша бездеятельность допустит распространение радикализма, /15/ то он примет гораздо худшие формы, чем в 1918 году»[8]. Отношение буржуазии к нацистскому режиму в конце войны определялось и пониманием его обреченности, и стремлением не допустить того, чтобы фашизм увлек за собой в бездну и своих покровителей. Всех буржуазных противников Гитлера объединял страх перед нараставшим массовым протестом против политики режима и серьезные опасения, что борьба за последовательное осуществление антифашистско-демократических преобразований сможет выйти из-под их контроля и привести к подрыву основ капиталистического господства.
Антифашистская борьба в Германии имела следствием рост общедемократического сознания народа, а также и у самой германской буржуазии. К. Гёрделер, сторонник авторитарно-сословного государственного устройства, принадлежал к правому крылу буржуазной оппозиции против Гитлера, но в ней было и национально-патриотическое направление, представители которого, прежде всего члены Крейзауского кружка графа Г. фон Мольтке, в своей политической программе для будущей Германии пытались сочетать возросшее самосознание масс с субъективно честными представлениями о «системе порядка», а по сути с задачами сохранения и укрепления капиталистического господства на новой идейно-политической основе. В свою очередь и немецкие коммунисты, возглавившие движение Сопротивления, не могли не учитывать общедемократического характера антифашистской борьбы. В мае 1944 г. был принят документ «“Мы, коммунисты, и Национальный комитет “Свободная Германия”», в приложении к которому говорилось:
«Само собой разумеется, что грядущая после свержения Гитлера демократия не будет буржуазной демократией. Но грядущая демократия не может быть и пролетарской демократией... Грядущая демократия будет слишком демократичной, чтобы быть буржуазной демократией, с самого начала в ней будет слишком много от самоопределения народа и народовластия. Но в свои первые дни, недели и даже месяцы грядущая демократия будет не достаточно демократичной, чтобы быть демократией пролетарской»[9].
КПГ определила этот новый тип демократии как «борющуюся /16/ за прогресс революционную демократию». Таким образом, историческая альтернатива фашизму в Германии заключалась в выборе пути общественного развития: либо к народной демократии, как предсказывали коммунисты, либо в сторону совершенствования буржуазной демократии, как это виделось буржуазным противникам фашизма. История распорядилась так, что на немецкой земле развитие пошло в обоих направлениях.
Решение проблемы демократической альтернативы фашизму нуждается в освещении вопроса о соотношении буржуазной демократии и фашистского режима, а также учета потенциальных возможностей влияния буржуазной демократии на общественное сознание. Согласно концепции Р. Опитца, буржуазная демократия отрицает себя в фашизме и путь ее заранее определен. Он не обращает внимания на относительную самостоятельность нацистского режима по отношению к тем силам, которые привели Гитлера к власти.
Обратимся вновь к определению фашизма, данному VII конгрессом Коминтерна, и его выводу о двух методах господства буржуазии, из чего следует, что фашистская диктатура не является неизбежным следствием развития буржуазной демократии. Напротив, фашизм стал продуктом разложения буржуазной демократии и в то же время ее грубейшим отрицанием. Отражая интересы монополистического капитала и крайней реакции, нацизм одновременно спекулировал на чувстве униженного национального достоинства и на стремлении к социальной справедливости, которые у достаточно широких слоев населения выливались в острое недовольство Веймарской республикой и, как результат низкого уровня демократического сознания, в убеждение в необходимости «сильной власти». Однако реальности фашистского рейха и особенно война вызывали у оглушенного нацистской пропагандой и задавленного террором «молчаливого большинства» тягу к старому миру, «возвращение в который означало бы по сравнению с фашизмом освобождение»[10]. Оценка этого психологического аспекта возрождения буржуазной демократии стала уделом художественной литературы и, к сожалению, мало учитывается специалистами.
Относительная независимость гитлеровского режима дала возможность буржуазии отмежеваться от наиболее /17/ одиозных проявлений его политики, так сказать, сохранить свое лицо. Советский исследователь А. А. Галкин пишет:
«... Режим служил монополиям, но он не был и не мог быть простой игрушкой в руках отдельных монополистов. Если бы он считался только с ними, он не мог бы пользоваться свободой политического и особенно социального маневра и тем самым выполнять свои классовые функции. Поэтому передача власти фашистскому режиму означала в то же время для монополий и подчинение этому режиму во имя сохранения и расширения своих позиций»[11].
Автор имеет здесь в виду прежде всего укрепление позиций государственно-монополистического капитализма на основе сотрудничества монополий с нацистским руководством и подавления революционного рабочего движения. Но выделим мысль о том, что в критические для себя моменты буржуазия готова встать под «чужой флаг» и даже пожертвовать частью своих привилегий, тем самым оставляя за собой возможность, опять же в критической ситуации, отмежеваться от бывшего союзника.
Следование курсом Гитлера поставило Германию и саму немецкую буржуазию на грань катастрофы. В документе «В начале последней фазы войны» немецкие коммунисты указывали, что
«перед лицом неизбежного военного поражения германского фашизма все преимущества, которые до сих пор фашистская система обеспечивала финансовому капиталу, начинают становиться недостатками, и те, кто дал власть Гитлеру, ныне не могут его просто отстранить или прогнать»[12].
Попытка свержения Гитлера, предпринятая 20 июля 1944 г., хотя и потерпела неудачу, вписала яркую страницу в историю антифашистской борьбы в Германии. Но то обстоятельство, что инициаторами заговора были представители буржуазии и военных, было использовано апологетами буржуазной демократии, чтобы возложить терновый венец мучеников тирании лишь на правящий класс Германии и ФРГ.
Р. Опитц прав, указывая на преемственность идейного и политического развития Федеративной Республики Германии и Веймарской республики. Однако времена изменились, и полного тождества быть не может. Кроме того, ФРГ /18/ унаследовала из прошлого не только фашистские и милитаристские традиции, но также завет еще бисмарковской дипломатии поддерживать нормальные, взаимовыгодные отношения с Россией и «дух Рапалло», миролюбивые устремления национально-патриотического крыла буржуазной антифашистской оппозиции, наконец, опыт немецкого Сопротивления. Bсe это во многом определило облик послевоенной Западной Германии. Однако существенным является то, и Р. Опитц это доказывает, освещая историю возникновения и становления неонацизма, что буржуазия как раньше, так и теперь, не может считать свою власть прочной, не имея фашистского резерва, хотя бы в виде одного из многих идейно-политических направлений, способного даже «затеряться» в «плюралистическом» обществе, но заявляющего о себе при малейшей попытке покушения на систему. Это особенно заметно сегодня, когда социальное положение и политическая роль средних слоев в капиталистическом обществе меняются — а именно они составляют базу массовых демократических движений, — когда альтернативой войне становится последовательная борьба за демократию и новое политическое мышление. Современный империализм поощряет реакцию, но не может не корректировать свой курс в соответствии с изменениями на международной арене и в своих странах.
Талантливая книга Р. Опитца подает опыт фашизма и неофашизма Германии и ФРГ в новом и непривычном для нас ракурсе, показывает генезис и развитие реакционного общественного сознания, вскрывает механизм его формирования и манипулирования им. Но книга интересна не только этим. Важнее то, что автор заставляет еще раз задуматься о прошлом и будущем, оценивая настоящее как момент, принадлежащий тому и другому.
Из прошлого звучат слова замечательного антифашиста Харро Шульце-Бойзена:
«Мы спасем нас и нашу страну только тогда, когда найдем в себе мужество включиться в борьбу против Гитлера и тем самым докажем, что фашизм и безумие войны не есть чисто немецкие явления, но следствия нездоровой системы, ответственность за которую несет весь мир и которая поэтому должна быть преодолена силами возрождения всего мира, включая Германию»[13].
Эта мысль звучит по-прежнему актуально. Ей вторят /19/ слова, сказанные председателем Германской коммунистической партии Гербертом Мисом:
«Мы разделяем тревогу всех антифашистов и демократов в нашей стране и за границей по поводу антидемократических тенденций, отсутствия у господствующих и правящих сил готовности последовательно преодолеть фашистское прошлое. Мы с пониманием относимся к тому, что народы Европы и всего мира вновь задают вопрос, какую роль играют сегодня немцы Федеративной республики и какую они будут играть в будущем. Если эта тревога сводится ко лжи о том, будто за границей в нас снова видят «отвратительных немцев»,
то мы хотели бы на это сказать, что по-прежнему есть немцы и немцы. Есть немцы в Германской Демократической Республике, которые раз и навсегда ликвидировали все корни фашизма и войны. Есть и немцы в Федеративной республике, которые никогда не прекращали и никогда не прекратят борьбы за устранение причин войны и фашизма»[14]. Книга Р. Опитца, хотя в ней и имеются спорные положения, безусловно, представляет интерес, дает повод для плодотворных раздумий, по-новому освещая прошлое, побуждая к размышлениям о настоящем и будущем. /20/
к. и. н. М.Б. Корчагина
Публикуется с сокращением ритуальной ссылки на очередную программу КПСС
Примечания
|
