В середине 70-х годов общественное мнение ФРГ, долгие годы воспринимавшее неофашизм как своего рода реликт, совокупность вымирающих, не сумевших приспособиться к новым условиям старых фашистов, стало ощущать тревогу. Ее питали вполне реальные события: взрывы бомб в Болонье и Мюнхене, цепь убийств неугодных фашистам лиц, раскрытие больших складов оружия и боеприпасов, разоблачения деятельности «Военно-спортивной группы Гофмана», «Группы действия национальных социалистов» Кюнена, «Германской гражданской инициативы» Рёдера, международной сети «Серые волки», «ложи П-2» и др.

Иными словами, иллюзорное представление о фашизме как о преодоленном прошлом стало явно рассеиваться. Но причины его возрождения для многих остаются «неясными». Высказываются, в частности, сомнения в правильности определения характера перечисленных явлений: действительно ли их можно оценить как фашизм? А если да, то о каком именно фашизме идет речь: о старом или новом? Быть может, возникает нечто лишь внешне похожее, но в действительности совсем другое? В тех же случаях, когда сходство со старым отрицать невозможно, кое-кто задается вопросом: неужто это и впрямь старый фашизм, и возможно ли это с исторической точки зрения?

«Нео»-фашизм

Научная оценка понятия «неофашизм» зависит от того, какое значение вкладывают в приставку «нео». Если придавать ей субстанциональное значение содержанию или структуры, идеологии или политической стратегии, то в правомерности такого определения возникают серьезные сомнения. Ведь все исследования явлений, обозначаемых этим словом, показывают: несмотря на приставку «нео», суть фашизма не изменилась. /199/

Поэтому все попытки рассматривать «неофашизм» в отрыве от того фашизма, каким он был до 1945 г., терпели неудачу. Практика показала, что неофашистские экстремистские группы в тех случаях, когда они приобретают собственную динамику и выходят из изоляции, не говоря уже о приходе к власти (как в Чили и т. п.), игнорируют «более элегантные», приписываемые им «рафинированные», «плюралистски-корпоративистские» методы действий. Нет, они сразу же оборачиваются тем же самым старым, кровавым, террористическим фашизмом.

Однако, поскольку выражение «неофашизм» не только укоренилось, но и пришлось по вкусу многим и вряд ли его можно будет отменить, для применения этого понятия нужно договориться о следующем: речь идет не о чем ином, кроме как о фашизме, существующем с конца второй мировой войны и после нее. Тем самым заранее отметаются по сути своей бессмысленные попытки проводить различие между «старым» и «новым» фашизмом[1].

Особая историческая функция фашизма заключается в том, чтобы дать монополистическому капиталу возможность осуществить террористическую диктатуру, разрушив специфические институты, отвечавшие прежним формам господства. При этом тотальность и циничная жестокость террора, осуществляемого в форме фашистской диктатуры, проистекает не только из стремлений монополистического капитала утвердить внутриполитическое господство. Его экстраординарная жестокость обусловлена свойственным капиталу стремлением к внешнеполитической экспансии.

Первые послевоенные годы. «Братство» Франке-Грикша и Хассо фон Мантейфеля, их тайная армия и их концепция Европы

Мы проявили бы непонимание сути раннего и нынешнего неофашизма, а также истории, его развития, если бы считали, что уже в первые послевоенные годы он представлял собой лишь сеть созданных по старым образцам организаций взаимопомощи и союзов ревнителей традиций старого нацизма.

С первых же дней после капитуляции гитлеровского режима неофашизм был гораздо большим. Две крупные организации, стоявшие у истоков неофашизма и являвшиеся /200/ своеобразным мостом от рухнувшего фашизма «третьего рейха» к организованному неофашизму послевоенного времени – «Шпинне» («Паук») и «ОДЭССА» {Аббревиатура от нем. Organisation der ehemaligen SS-Angehörigen (ODESSA) – организация бывших членов СС. – Прим. перев.}, – осуществляли по своим тайным каналам бегство за границу таких военных преступников, как Эйхман, Менгеле или Барбье (он же – Альтман). Для этого они использовали маршрут: из Бремена, входившего в качестве анклава в американскую оккупационную зону, через Рим как промежуточный пункт и место получения паспорта, а затем с помощью Ватикана и «Красного Креста» – в порт Генуя (первоначально также Бари) и оттуда в Южную Америку. Переброска нацистских преступников шла за счет награбленных эсэсовцами капиталов с использованием опутавшей половину земного шара сети связей[2]. То была не просто помощь «старым коллегам» с целью избежать наказания. Нет, эти организации сознательно вели работу по созданию внутренней структуры для предстоящей «борьбы за Европу» завтрашнего дня.

Именно с такой целью уже в 1945 г. была образована третья крупная подпольная организация стремившегося к легализации неофашизма – «Братство» («Брудершафт»).

Оставшиеся «верными» основным намерениям и целям германского фашизма, готовые к дальнейшим действиям уцелевшие кадры ликвидированного аппарата нацистской власти даже после его запрета считали себя элитой и надежнейшим войском монополистического капитала для обеспечения «безопасности» Европы от коммунизма. Эта самооценка привела к восстановлению СС как полуоккультной тайной ложи. На фоне тогдашнего международного положения, в том виде, как оно представлялось германскому, а вскоре и американскому монополистическому капиталу, такую самооценку нельзя было рассматривать и понять вне функционального значения фашизма, а также в отрыве от соотношения сил между великими державами.

Ведь с точки зрения монополистического капитала, положение в 1945 г. и на ближайшие годы складывалось таким образом, что одной половине Европы грозила опасность стать «добычей» социализма. Потому другую половину, занятую западными союзниками, надо было надежно гарантировать от этого. Тем более что в результате войны и антифашистского Сопротивления, борцы которого стремились /201/ возглавить восстановление, она тоже оказалась глубоко революционализированной. Прежние политические структуры стали объектом воздействия слоев, находившихся под влиянием социализма. Во всяком случае, эта часть Европы явилась регионом подспудного брожения. Но западными державами еще не было принято окончательного решения о судьбе германского монополистического капитала и характере взаимоотношений с партнером по войне, Советским Союзом, о развитии послевоенной Германии, а также о всей будущей глобально стратегической ориентации. Потому все было еще очень зыбко.

В частности, еще не было абсолютной уверенности в том, что осуществится наметившаяся, а теперь все более отчетливо проявляющаяся ориентация западных держав на разрыв антигитлеровской коалиции и стратегию сплачивания агрессивных наступательных блоков Запада для вытеснения Красной Армии из Восточной Европы (в США ее вдохновителями были антирузвельтовские круги, а в Англии – Черчилль и его окружение). Нужно было взвесить возможность (на которую так рассчитывали неофашисты) совместного похода Запада и германских войск с целью «освобождения Европы» и разгрома обескровленного Советского Союза или же длительной позиционной войны на границах оккупационных зон в качестве фазы вооружения, предшествующей ведению «горячей войны». Еще не было ясности, а значит и единства, по вопросу неизбежной, с точки зрения бывших эсэсовцев и убежденных в этом гитлеровских генералов, окончательной борьбы с большевизмом как борьбы за расширение влияния на Восточную Европу, в результате которой должна будет возникнуть новая мировая держава – объединенная Европа.

Независимо от того, какой вариант в ближайшем будущем одержит верх, создавалась иллюзия необходимости создания линии обороны из готовых на все опытных головорезов, мысливших подобными категориями. Не призовут ли «ами» (если вскоре дело дойдет до крестового похода Запада и борьбы за «восточное пространство») на помощь нацистского солдата, обладающего опытом борьбы с «большевизмом» на собственной земле? Особенно после того, как они сами уже испробовали на себе силу германских элитных войск СС. Не потому ли американцы, невзирая на решение западных союзников о демилитаризации, тайно держат контингенты германских войск в боевой готовности /202/ для использования в перспективе в качестве своих союзников?

Не следует ли (рассуждали в некоторых кругах) с точки зрения долгосрочной перспективы европейского развития сделать ядром будущей западной армии, созданной для «освобождения» Восточной Европы, вермахт и тем самым в случае успеха реабилитировать бывшие германские войска в целом? Или же западногерманский военный контингент должен стать всего лишь придатком и комбатантным {Комбатанты (фр. combattant, ед. ч.) – лица, входящие в состав вооруженных сил воюющих государств и принимающие непосредственное участие в военных действиях. – Прим. ред.} отрядом вооруженных сил союзников, ядро которых составят американские войска?

И сможет ли эта Западная Европа с навязанными ей под нажимом англо-американских победителей условиями конституционной жизни выдержать предстоящую ей внутреннюю борьбу? Оказались ли все усилия элиты германского крупного капитала, направленные на избавление от «государства партий и интересов», не только тщетными, но и ложными? Сможет ли Западная Европа путем создания массовых партий достигнуть необходимой для осуществления господства степени национальной интеграции? Оправдают ли себя эти партии в критических внутриполитических ситуациях? Не создается ли теперь точно такое же положение, как в 1919 г., когда в момент поражения и величайшей политической слабости германского монополистического капитала ему была навязана явно не служившая его укреплению и расцвету Германии конституция, от которой потом пришлось с таким трудом избавляться?

Поскольку теперь создалась аналогичная политическая ситуация в отношениях с союзниками, а стрелка барометра политической ориентации масс первых послевоенных лет во многих странах смещалась влево, то в отношении Германии никто не мог поручиться, что западные державы вдруг не согласятся на объединение четырех оккупационных зон и тем самым не введут «коммунистов восточной зоны» в весь «германский дом». Иначе говоря, вскоре везде могла сложиться ситуация, при которой для действий на улицах весьма нужны были бы боеспособные оперативные отряды. И разве не требовалось тайно принять меры на такой случай? /203/

Поэтому не только нацисты, но и значительная часть представителей германского крупного капитала были убеждены в том, что три западные державы в крайнем случае согласятся придать конституции западногерманского сепаратного государства черты авторитарного, отвечающего духу «народной общности» государства. Но будет ли этого достаточно для внутренней безопасности такого лабильного трехзонального образования? Поэтому с таким положением придется считаться на время присутствия войск западных союзников, но затем, обретя суверенитет, можно будет приспособить конституцию к «германским» взглядам.

И не следует ли сразу же содействовать созданию; политического настроения в пользу такой «собственно гepманской» конституции и сделать это еще до того, как в общественном мнении сможет укрепиться либеральный или радикально-демократический конституционный пафос? И не следует ли (поскольку этого не делают вновь созданные, «народные партии», придерживающиеся конституции) для проведения в жизнь этой «другой» конституционной идеи иметь в своем распоряжении действующие на грани легальности группы, которые бы соответствующим образом вели обработку общественного мнения и собирали свои силы?

Только в феврале 1950 г. (в результате разоблачений, сделанных секретными службами союзников после встречи бывшего гитлеровского генерала Хассо фон Мантейфеля, с Конрадом Аденауэром) общественности стало известно, что, руководствуясь этими соображениями, за фасадом многочисленных легальных неонацистских организаций[3] с мая 1945 г. при непосредственном сотрудничестве с крупными промышленными и финансовыми группами Западной Германии скрытно велась работа по возрождению неофашистской организации.

Зять Грегора Штрассера д-р Альфред Франке-Грикш вместе с Отто Штрассером 4 июля 1930 г. вышел из НСДАП. По заданию «Черного фронта» в начале марта 1933 г. он под фамилией Хильдебранд прибыл в Австрию (Штрассер приехал туда только в мае) и стал редактором издававшегося «Черным фронтом» органа «Дер шварце зендер» («Черный посланник»). Затем в январе 1934 г.; он последовал за Отто Штрассером в Прагу, где редактировал журнал «Дойче революцион». В июне того же года он был подкуплен подосланным к нему гестаповским агентом для работы на гестапо и помог ему завербовать сотрудников штрассеровского пражского центра «Черного /204/ фронта». В том же году он вернулся в Берлин и с тех пор подозревался в том, что передал в руки гестапо список членов «Черного фронта». Этому способствовала бурная карьера, которую он сделал в органах СС (штаб Гиммлера, штандартенфюрер СС, начальник отдела личного состава Главного управления имперской безопасности)[4].

Этот Франке-Грикш вместе с бывшим командиром дивизии «Гроссдойчланд» («Великая Германия») генерал-лейтенантом Хассо фон Мантейфелем (который в первых послевоенных публикациях именовал себя служащим кёльнского банкира Роберта Пфердменгеса, затем руководителем отдела экспорта завода металлоизделий «Бауэр унд Шаурте» в Нёйссе-на-Рейне) создал по образцу масонских лож сеть ячеек тайной организации под названием «Братство». В создании «Братства» также приняли участие бывшие гауляйтеры Карл Кауфман (Гамбург) и Лаутербахер (они входили в число гауляйтеров, поддерживавших в свое время Грегора Штрассера), адвокат д-р Эрнст Ашенбах, доверенное лицо концерна Стиннеса, а позднее один из руководителей раскрытого в конце 1952 г. кружка нацистских заговорщиков внутри Свободной демократической партии, майор в отставке Гельмут Бек-Бройзиттер, многие офицеры (в основном из той же дивизии) и бывшие высокие чины гиммлеровской полиции из всех четырех оккупационных зон. Из состава организации в обстановке строжайшей конспирации были укомплектованы по штатам военного времени две боевые дивизии – пехотная и танковая. Весь личный состав состоял исключительно из бывших фронтовиков, в большинстве своем высококвалифицированных профессионалов, воспитанных в нацистском духе вояк[5].

История создания «Братства» уходит своими корнями еще в 1945 г., когда большая часть военнослужащих дивизии «Гроссдойчланд» находилась в английском плену. Здесь, в работавших под британским надзором «германских рабочих частях» этой дивизии, и возникла (едва ли без ведома правительства Дёница) идея создания «Братства», здесь из ее офицеров был подобран костяк организации. Это стало известно в феврале 1950 г., когда организация стала крупнейшей тайной армией Европы. Дело было в том, что Франке-Грикш, который стал именовать себя «канцлером европейского братства германской нации», и генерал Мантейфель сочли, что настал момент реализовать тайное предложение Аденауэра западным державам о создании /205/ западногерманского воинского контингента, чтобы их дивизии стали ядром возрождаемой западногерманской армии. До тех пор предполагалось в один прекрасный момент преподнести их западным союзникам в качестве «оборонительных отрядов для защиты от полиции восточной зоны».

По этому поводу в декабре 1949 г. Мантейфель и отправился к Аденауэру. Как ни старался Аденауэр сохранить беседу в тайне, спецслужбы союзников, узнавшие о беседе через прессу и обеспокоенные этим, предали ее гласности. Руководство «Братства» – совет «Братства» – рассматривало себя как «узкий круг», как «генеральный штаб» будущей германской армии, а обе дивизии – как «становой хребет»[6] будущих европейских объединенных вооруженных сил с чистыми в расовом отношении немецкими соединениями для защиты против Востока[7]. Когда создание таких «объединенных вооруженных сил» встало на повестку дня, главари «Братства» начали деятельность по включению в них своего кадрового ядра. Для этого они считали необходимым установить контакт с Аденауэром и в первую очередь активизировать имевшиеся тесные контакты с теми бывшими нацистскими генералами во главе со Шпейделем, которым было поручено создание новой армии.

В августе 1950 г. один из главарей «Братства», Карл Шпиккер, даже отправился в Латинскую Америку. После 1945 г. он участвовал в восстановлении «партии Центра», председателем земельного правления и представителем которой от земли Северный Рейн-Вестфалия он стал в Экономическом совете Бизонии {Бизония – наименование американской и английской оккупационных зон в Германии (1946–1949) после их сепаратного объединения. – Прим. ред.}; затем, перейдя в марте 1949 г. в ХДС, с сентября 1949 г. стал министром без портфеля в правительстве этой земли. В ходе поездки Карл Шпиккер в беседах с бежавшими нацистскими офицерами должен был убедить их в целесообразности немедленного возвращения, чтобы принять участие в предстоящем создании армии. Он добился ощутимого успеха: уже в октябре – ноябре того же года примерно 400 рекомендованных Шпикером военных специалистов нацистского вермахта совершили оплаченный правительством ФРГ переезд в Западную Германию.

Однако «Братство» имело не только военную, но и законченную идеологическую, а также всесторонне разработанную /206/ внутри- и внешнеполитическую концепцию нового порядка в Европе и ее безопасности. Разумеется, эту концепцию надлежало осуществить прежде всего в Германии, а оттуда распространить на остальную часть континента.

Без знакомства с этой концепцией нельзя понять всей дальнейшей истории неофашизма. И не только потому, что оно быстрее, чем изучение программ и заявлений, помогает понять в принципе одинаковые мотивы и причины борьбы различных направлений неофашизма. Оно необходимо потому, что «Братство» было связующим звеном между открыто действовавшими отдельными неонацистскими организациями, а также державшимися в тени заинтересованными кругами фашистской военной иерархии, с одной стороны, и (как писала газета «Базелер национальцайтунг») «промышленными и финансовыми группами, с которыми оно имело далеко идущие связи»[8], – с другой. Причем, насколько известно теперь, среди связей этих были первыми и самыми значительными те, целью которых была координация и интеграция всего неонацистского и правонационалистического лагеря.

«Братство» привлекло на свою сторону и Ганса фон Штауффенберга, кузена Вольфа Шенка фон Штауффенбер-га, а также бывшего имперского руководителя по обучению «Гитлерюгенд» Готфрида Гризмайра, который первоначально пытался создать нелегальную группу этого союза гитлеровской молодежи, но затем убедился, что «Братство» открывает гораздо более широкие перспективы. Через них «Братство» с конца октября 1947 г. сотрудничало с основанной Августом Хаузляйтером с разрешения союзнических властей молодежной организацией «Немецкий союз», которая объединяла бывших национал-социалистов и «младо-консервативных» членов ХДС из евангелических кругов и редакции газеты «Христ унд вельт». Но прежде всего оно сотрудничало с гамбургским «Клубом господ», который сгруппировался вокруг Карла Кауфмана, бывших австрийских гауляйтеров Густава Адольфа Шееля и Альфреда Фрауенфельда, а также бывшего «имперского фюрера молодежи» Аксмана.

Идейные позиции «Братства» в английских лагерях для военнопленных, на основе которых оно начало собирать первые кадры и создавать свою организацию, были поразительно схожи с теми, на которых стояли бывшие «фронтовые солдаты» и «солидаристы» 1919 г. «Зюддойче цайтунг» /208/ 9 сентября 1950 г. в обзорной статье, призванной отделить «зерна от плевел», а «проверенную информацию от слухов», писала: «Когда война была окончена... у этих военнопленных возникло впечатление, что на родине началась борьба всех против всех. Инициаторы «Братства» хотели воспрепятствовать такому развитию. Испытанное фронтовое братство так называемого солдатского поколения должно было быть брошено на чашу весов против разногласий в политических мнениях».

На этом фундаменте Франке-Грикш соорудил уже более общее идеологическое построение. Европейская история XX века – это, мол, история революции, которая идет тремя волнами. Первая волна возникла в 1914 г. и длилась до 1933 г.; вторая охватывает период с 1933 по 1945 г. Третья зародилась в конце войны в 1945 г., поэтому «эпоха национал-социализма» неотделима от начинающегося сейчас исторического этапа, являясь «органической составной частью революции».

Поскольку в этот период речь шла либо о «европейской армии», в которую «Братство» должно было войти в качестве «твердого германского ядра» (как это предполагалось вначале), либо об интегрированной «атлантической», находящейся под влиянием США (и с «твердым ядром» из американских войск), «Братство», как и весь тогдашний неонацизм, по мере того как все более вероятным становилось «американское решение» в духе возникшей позднее НАТО, оказалось перед необходимостью выбора. Так как это был выбор для германского монополистического капитала с его длившейся десятилетиями ожесточенной борьбой фракций за стратегию экспансии, неонацизм распался на два крыла, в последующие годы они превратились в противодействующие лагери, последствия чего сказываются и по сей день[9].

В то время как часть «Братства», состоявшая преимущественно из офицеров, тяготела к желаемому США и потому имевшему больше шансов на осуществление атлантическому или выдержанному в духе «атлантизма» европейскому военному пакту и спешила вовремя предоставить себя в его распоряжение, другая упорствовала на первоначальной концепции. Она отвергала секретное предложение Аденауэра о передаче западным державам германского контингента, критикуя его как шаг к превращению «германского воинства» в «армию наемников», и противопоставляла ему идею создания суверенных западноевропейских /208/ континентальных сил под германским командованием.

Однако, когда сведения о подпольной деятельности «Братства» получили широкую известность, его руководство поспешило выступить с опровержением, отрицая и конспиративные военные приготовления, и сам факт нелегальной активности. Оно пыталось выдать «Братство» за организацию, находящуюся в процессе становления, лишь готовящуюся к конституированию и регистрации.

Чтобы снять с себя обвинение в военном заговоре, «Братство» выдвинуло такое «доказательство»: в отличие от «определенных кругов» бывших германских военных, которые готовы на любых условиях и под любым знаменем нести военную службу, оно только «из чувства ответственности за Европу» высказывается против ремилитаризации Западной Германии. Вопрос об этом при нынешних обстоятельствах, а также по ряду других причин является совершенно недискутабельным»[10]. Но в сентябре 1950 г. в гектографированном издании «Динст аус Гамбург» «Братство» заявило, что для выяснения позиции по этому вопросу оно намерено вскоре провести публичные собрания бывших военнослужащих вермахта и затем представить правительству ФРГ следующее решение:

«Мы, бывшие солдаты и боеспособные немцы, заявляем: мы осознаем тот час опасности, который начался в Европе. Высшим законом наших действий всегда будет сохранение Европы. Мы готовы предоставить себя в распоряжение европейских вооруженных сил, которые будут созданы объединенной Европой, где все народы будут равноправны... Мы отказываемся от роли ландскнехтов и наемников в импровизированных германских воинских частях, которые оснащены устаревшим вооружением, а также от любого включения немецких частей в иностранные армии...»[11]

А для дальнейшего уточнения этой в принципе отнюдь не враждебной ремилитаризации концепции, исходящей «из чувства европейской ответственности» и оправдания своей позиции, «Братство» в первой же статье, распространенной через агентство печати «Дойчер унабхенгиге цайтунгсдинст» 27 февраля 1959 г., заявляло:

«Братство» рассматривает... «новый порядок в Европе» как наиболее важный момент, а предпринятые до сих пор с союзнической стороны шаги считает совершенно недостаточными и продиктованными ложными взглядами, ибо национализм европейских государств остается все еще неопределенным и на этом пути преодолен не будет. «Братство» стремится к объединению европейских народов (а не государств) /209/ в одну нацию, причем сохранение собственного фёлькишского образа жизни считает само собой разумеющимся...»

Если закулисной причиной отклонения аденауэровского проекта ремилитаризации была давно выдвигавшаяся концепция германского империализма Европы как мировой державы, то опровержения «Братства» относительно его внутриполитических намерений лишь повторили программные положения бывшего «Клуба солидаристов» и его «Объединения за политику, свободную от партий». Так, «Братство» объявило себя организацией, находящейся в стадии становления, не имеющей «фюрера» или «председателя»; зато после конституирования в качестве «германского ордена» оно получит своего «магистра». Сам орден не будет стоять ни «справа», ни «слева», ибо считает «эти понятия устаревшими» и хочет достичь собственных целей «путем привлечения лидеров из всех слоев немецкого народа, из всех сфер общественной жизни», поскольку верит в то, что все партии и организации располагают кадрами и силами, которые разделяют идеи и планы, провозглашаемые «Братством»[12]. Поэтому орден не хочет быть «массовой организацией» или же станет ею «лишь в самом крайнем случае», но и тогда будет «только консервативным», что, к сожалению, в Германии, зачастую ошибочно, отождествляется с реакционным, и монархическим[13].

Это заблаговременное предупреждение от «ложных оценок» оказалось вполне уместным, ибо принятое «Братством» направление было не традиционно-консервативным, а «революционно»-консервативным в «фёлькишском» понимании, было «младоконсервативным» и «солидаристским», то есть фашистским. И этот утвердившийся в «Братстве» «солидаристский», с подчеркнуто «европейским» акцентом неофашизм, добивавшийся от общественности своей классификации и признания как разновидности «консерватизма», воспринял программные установки «старого» фашизма и собирался руководствоваться ими в будущем, то есть в послевоенные годы. Ведь не случайно обобщение всех предварительных разработок о методах подпольной работы после поражения гитлеровской Германии Главное управление имперской безопасности поручило не кому-нибудь, а начальнику отдела личного состава РСХА штандартенфюреру СС д-ру Альфреду Франке-Грикшу.

Учитывающая требования «солдат-фронтовиков» и полностью отчеканенная в духе штрассеровского «солидаризма» /210/ концепция «Братства», по всей вероятности, именно под пером Франке-Грикша в апреле 1945 г. превратилась из эсэсовского проекта в программу «германского освободительного движения». С одной стороны, она была полностью направлена на объединение Германии по «федералистскому» принципу, а с другой – на создание велико-германского, более того, «всегерманского» рейха, ориентирующегося на «Европу».

Когда 28 февраля 1950 г. Франке-Грикш и другие представители «Совета Братства» объявили о преобразовании этой организации в «Германский орден», они все еще придерживались эсэсовского проекта программы «германского освободительного движения». В этом проекте выдвигалось требование считать созданный «Германский орден», члены которого прошли политические, военные и личные испытания (соответственно представлениям старого «Клуба господ»), «второй палатой», выполняющей под наименованием «Орденский совет» функцию государственного органа.

По всей вероятности, не позже лета 1949 г. «внутреннее кольцо «Братства» уже было создано[14] и в высших кругах бывших военных, крупных предпринимателей и их идейных пособников образовался своего рода тайный фашистский «орден». Примерно с начала 1951 г. им руководил вновь выплывший на поверхность Вернер Науман как самый высокий по чину – после Гесса и Дёница – из переживших поражение нацистских «фюреров».

Между тем Отто Штрассер, в конце войны объявивший о роспуске «Черного фронта», уже в 1945 г., все еще находясь в эмиграции в Канаде, создал из его бывших членов новую организацию, которая с 1946 г. конституировалась в трех западных зонах под названием «Союз обновления Германии» (СОГ). Ее программные лозунги, ничем не отличаясь от выдвинутых «Братством»[15], провозглашали «солидаризм» и «европейскую федерацию». Последний лозунг носил специфический характер, и его можно понять только в связи с основным курсом на «сохранение единства германского рейха» и борьбой против территориальных отторжений[16]. /211/

Организационные центры, наступательные действия и становление неофашистской «европейской» ориентации

Сразу после войны, боясь, что капитал не сможет удержать Европу под своей властью, германский «неофашизм» стал подчеркивать собственный, «европейский» характер. Однако за этой общей для него «европейской» формулой скрывались сначала подспудно, а затем открыто проявившиеся разногласия в ориентации более чем 20 легальных неофашистских организаций, которые уже существовали к маю 1949 г., т. е. к тому времени, когда была создана Федеративная Республика Германии. Они одна за одной возникли в 1948–1949 гг. внутри ряда всевозможных «землячеств» («союзов изгнанных»), которые превратились в мощный резонатор нацистских идей, а в перспективе – в потенциальный источник пополнения этих организаций[17]. Правда, при их организационном становлении выявились линии старых внутренних конфликтов и различных направлений, штрассеровскую линию среди них представлял не только «Союз обновления Германии».

Поначалу крупнейшей партией, объединившей всех неофашистов, была (образовавшаяся из «Немецкой правой партии», «Немецкой партии восстановления» и «Немецкой консервативной партии») «Немецкая правая партия – консервативная партия» (НПКП), которая на первых же выборах в 1949 г. провела в бундестаг пятерых своих депутатов[18].

После крупного успеха на выборах уже в том же году ей стала противостоять отколовшаяся от нее штрассеровская группировка во главе с бывшими председателями партии д-ром Фрицем Дорльзом и д-ром Фрицем Рёсслером (он же Рихтер), а также бывшим генерал-майором гитлеровского вермахта Отто Эрнстом Рёмером (который усердно похвалялся тем, что, будучи командиром охранной части дивизии «Гроссдойчланд», подавил в зародыше антигитлеровский заговор 20 июля 1944 г.). Эта группировка стала именоваться «Социалистической имперской партией» (СИП). Возобладавшей в НПКП тенденции к «свободному рыночному хозяйству» и западной ориентации она противопоставила программу «народного социализма всех немцев» и отказ от любой попытки «превратить любое сепаратное /212/ германское государство на Востоке или Западе в сателлита иностранной державы»[19].

В том же 1949 г. Август Хаузляйтер (в то время – один из трех равноправных председателей слившегося с «Братством» «Немецкого союза») основал «Немецкое сообщество»[20]. Наряду со штрассеровским «Союзом обновления Германии» возник явно инспирированный штрассеровцами «Немецкий социальный союз» (НСС)[21]. Еще в марте 1949 г. бывший руководящий сотрудник нацистского «Имперского руководства молодежи» и главный редактор учебного журнала «Гитлерюгенд» «Вилле унд Махт» («Воля и сила») Вольф Шенке (работавший также корреспондентом «Фёлькишер беобахтер» в Китае и на Дальнем Востоке) организовал «Сообщество дела». С 1949 г. он издавал в Гамбурге пресс-бюллетень «Реальполитик», в котором, в частности, выступали в качестве авторов Макс Хильдеберт Бём, Хассо фон Мантейфель, Эрнст Форстхоф и Морис Дюверже.

21 января 1950 г. на «самой широкой основе» возникло «Общество воссоединения Германии» под председательством Андреаса Гермеса. В качестве его членов-основателей фигурировали бывший посол Германии веймарских времен Рудольф Надольный; бывшие ведущие политики «Немецкой демократической партии» – «Немецкой государственной партии» Вилли Хельпах и Эрнст Леммер; директор и в прошлом специалист по вопросам «аризации» в «Дрезднер банк» (позже он стал членом «Экспертного совета правительства ФРГ по вопросам экономического развития», именовавшегося также «Советом пяти мудрецов») д-р Бингер[22]; политики Христианско-демократического союза (ХДС) Генрих Любке {впоследствии президент ФРГ. – Прим. перев.}, бывший председатель правления калийного синдиката Александр Пренцель, а также Вольф Шенке. Через два месяца, в марте 1950 г., Шенке основал в Гамбурге «Третий фронт» (напомним, что в «Третий фронт» Отто Штрассер в 1937 г. переименовал издававшийся им в Праге журнал «Ди дойче революцион»).

Тем временем поддерживавший Отто Штрассера бывший «боевой руководитель» «Черного фронта» всей Южной Америки, затем глава латиноамериканского филиала штрассеровского «Свободногерманского движения» Бруно Фрикке с ноября 1950 г. вместе со своим коллегой, возвратившимся в Западную Германию Вальтером Стеннесом, с которым он 12 лет служил в качестве военного советника при Чан Кайши, и бывшим близким партнером Шлейхера /213/ и ведущим политиком «Объединенного фронта» Отто Гереке прилагал максимум усилий для собирания неонацистских сил. Он стремился использовать людей, группировавшихся вокруг таких бывших высших эсэсовских чинов, как Вальдемар Крафт, Вилли Гутсмутс, Франц Зайбот и бывшего редактора нацистской газеты судетских немцев Вальтера Бехера из «Союза изгнанных и лишенных прав – Общегерманский блок». В этой организации собрались реваншистские группы «беженцев с Востока», а также «пострадавшие от денацификации». Используя призыв к «Великой Европе» и «Германии», Гереке старался объединить эти группировки в рамках «Немецкой социальной партии – Независимого союза изгнанных и лишенных прав» (НСП –НСИЛП)[23].

Международное сотрудничество неофашистских организаций под флагом «Европы» началось не позже 1948 г., когда Освальд Мосли, главарь английских фашистов, выступил с «боевой» программой-призывом: «Европа – одна нация»[24]. Британское движение Мосли, основанное в Риме в 1946 г. близкими приверженцами Муссолини «Мовименто сочиале италиано» (МСИ), франкистская «фаланга» в Испании – таковы были первые «солидные» организационные опоры этого сотрудничества. В декабре 1950 г. основанная МСИ студенческая организация ФУАН («Фронте универзитарио Ационе национале») созвала в Риме первый фашистский «Европейский конгресс». На нем представители примерно дюжины фашистских движений из 9 европейских стран приняли «Программу из 10 пунктов», предусматривавшую наднациональное объединение Европы. Главную роль на этом конгрессе в качестве глашатая западногерманского неофашизма играл бывший эсэсовский офицер и «фюрер» «Гитлерюгенд» Карл-Гейнц Пристер. По инициативе Пристера 12 мая 1951 г. в Мальме собрался «Европейский национальный конгресс», на котором при участии 60 делегатов из большинства западноевропейских стран (Скандинавии, Франции и Бельгии, Англии, Испании и Португалии, Австрии и Швейцарии), а также представителей бывшей венгерской фашистской организации «Скрещенные стрелы» было образовано «Европейское социальное движение» (ЕСД). Наряду с имевшимися по всей Западной Европе организациями МСИ это была первая фашистская «континентальная» организация.

Поскольку спектр вступивших в сотрудничество друг с другом группировок был весьма пестр и, по мнению /214/ некоторых из них, порывал с фашистским радикализмом, еще 28–30 сентября того же года в Цюрихе параллельно образовалась организация, назвавшая себя «Европейский новый порядок» (ЕНП); генеральным секретарем она пожизненно избрала бывшего заместителя лидера швейцарских фашистов Г.А. Амодруца.

В это время в ФРГ наряду с уже упомянутыми группировками штрассеровского толка возникли два главных идеологических организационных центра «нового» германского фашизма «европейской» ориентации.

Первый образовался в Кобурге. Своим местопребыванием он был обязан тому, что этот район был сферой влияния династии герцогов Саксен-Кобург и Гота, которая была весьма тесно связана с историей «фёлькишского» движения[25]. Здесь, в Кобурге, нацисты чувствовали себя весьма уютно, а потому и избрали его главным местом встреч. В 1951 г. Артур Эрхард (с 1919 по 1933 г.– доверенный человек рейхсвера, а до 1934 г.– высокий чин CA) вместе с герцогом Саксен-Кобургским и Готским Карлом Эдуардом – «специалистом по борьбе с бандами» в абвере (отдел «Иностранные армии Востока») и гауптштурмфюрером СС, а под конец главой службы «по борьбе с бандами» в ставке фюрера, выпустил первый номер ежемесячного издания «Национ Ойропа» (с подзаголовком: «Ежемесячный журнал на службе создания нового европейского порядка»). Именно так назывался программный документ Мосли, который был одним из авторов этого журнала. Под таким же названием Эрхард основал и издательство. Журнал и издательство, вокруг которых Эрхард в 1954 г. сгруппировал «Объединение друзей “Национ Ойропа”», после того как годом раньше созданное еще Эрвином Шёнборном в Западном Берлине «Рабочее содружество “Национ Ойропа”» было запрещено западноберлинским сенатом как антиконституционное[26], быстро стали важнейшим «идейно-политическим», а также и идейно-стратегическим центром, пультом управления неофашизмом в ФРГ.

Основанный еще ранее, в 1950 г., бывшим «придворным» поэтом штурмовиков и «имперским руководителем отдела лирической поэзии» в «Имперской палате писателей» профессором Гербертом Бёме «Немецкий культурный фонд европейского духа» (ныне имеет в ФРГ около 70 филиалов) с его ежемесячным журналом культуры и современной истории под названием «Клютерблеттер»[27], несомненно, /215/ был родственным им в идейном отношении и тесно сотрудничал с ними.

В 1952 г. по образцу прежней «Гитлерюгенд» была создана военизированная организация «Викингюгенд», унаследовавшая традиции эсэсовской танковой дивизии[28].

Вторым центром германского послевоенного фашизма, придерживавшимся «европейской» ориентации, были сами СС, которые в 1951 г. создали под названием «Служба розыска и помощи сослуживцам» (причем исключительно из войск СС) легальную базу, а затем организацию под названием. ХИАГ {Аббревиатура от нем. Hilfsgemeinschaft auf Gegenseitigkeit der Soldaten der ehemaligen Waffen-SS (HIAG). – Прим. перев.} «Сообщество взаимной помощи солдат бывших войск СС». Основанное последним командиром дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» Отто Куммом, это «сообщество» перешло под начало бывшего одно время адъютантом Гитлера оберштурмбанфюрера СС, а затем командиром юнкерского училища СС в Бад-Тёльце Рихарда Шульце-Коссена. К 1979 г. в ФРГ насчитывалось 118 филиалов и окружных объединений ХИАГ. Под эгидой ХИАГ возникло множество местных эсэсовских групп, и своей федеральной «службой розыска» она оплела всю Западную Европу[29].

Войска СС, присягавшие на верность Гиммлеру (а не Гитлеру как главнокомандующему вермахта), с самого начала являлись особым формированием для борьбы «за Европу», против «внутреннего» врага в отличие от вермахта, который как менее гомогенная по своему мировоззрению сила, формировавшаяся на основе всеобщей воинской обязанности, должен был служить борьбе против «внешнего врага». ХИАГ восприняло эту старую специфическую трактовку роли войск СС, игравших, по словам Гиммлера, роль германской «государственной военной полиции для Европы»[30]. Оно стало превозносить себя как воплощение зародившегося еще в годы войны «европейского» духа будущего. Эсэсовцы, разъяснял последовавший за первым информационным бюллетенем ХИАГ «Аусвег» («Выход») орган этой организации «Викинг руф» («Зов викинга»), издававшийся бывшим генералом СС О. Гилле, а также выпускавшийся Германом Эрхардтом «Викинг. Журнал военного дела, спорта и политики», считали низвержение /216/ большевизма общеевропейской задачей. Так в рядах войск СС произошел поворот от веры в Германию к вере в Европу[31].

В 1955 г. журнал изменил наименование: теперь он называет себя «Фрайвиллиге фюр Ойропа» («Доброволец во имя Европы»), но аргументация его осталась прежней. В 1976 г. в одной, из статей он писал:

«Со времени исторического рубежа 1945 г. Европа стремится осмыслить свой исторический облик. Крах Германии как центральной европейской державы, определяющей ход развития и стоящей на страже порядка, содействовал сильнейшей эрозии политической субстанции континента. Два полюса этого неустойчивого состояния распада – победители второй мировой войны: Советский Союз как окраинное европейское государство и США как внеевропейская и непрочно связанная с европейскими традициями держава. Оба государства, будучи безликими в национальном отношении и этически анонимными силами, политико-военными средствами в результате воздействия в одном случае индивидуалистского, а в другом – коллективистского принципа жизни решающим образом содействовали разрушению Европы».

Затем следовало рассуждение о силах, которые могут явиться «панацеей»:

«8 мая 1945 г. погибла, возможно, самая великая многонациональная армия, которая когда-либо боролась под одним флагом. В рядах войск СС служили голландцы, норвежцы, датчане, финны, швейцарцы, шведы, фламандцы, валлоны, французы (далее перечисляются другие западно- и восточноевропейские нации. – Р.О.)... Ведь уже в гражданской войне в Испании европейские ... добровольцы боролись против красных Интернациональных бригад. Но если тогда только одни приверженцы испанской фаланги знали, против кого они сражались – против коммунизма и атеизма, – то эсэсовские добровольцы тоже имели политическую цель: создание Европы»[32].

В таком понимании «европейской идеи», как осуществления неудавшегося во время второй мировой войны «антикоммунистического освобождения Европы» и ее последующего объединения в могучий территориальный регион вокруг подлежащей восстановлению «сильной Средины» с «присущим ее политической системе духом порядка», все направления германского неофашизма были едины с самого начала. Это было связующими «общими скобками», внутри которых расхождения по вопросу об отношениях с союзниками и блоками являлись всего лишь тактическими разногласиями /217/ относительно обещающего наибольший успех пути к этой цели.

Вот почему такое понимание «Европы» никоим образом не противоречило американской стратегии «отбрасывания» коммунизма и натовской концепции «холодной войны». Напротив, оно служило связующим звеном при установлении контактов с кругами антикоммунистически настроенных американских правых, которые оценивали положение в Европе после 1945 г., как в свое время Генри Форд. После провала империалистической интервенции против Советской России он с начала 20-х годов финансировал Адольфа Гитлера, чтобы привести к власти в Германии те внутриполитические силы, которые разгромят Советский Союз.

Им не так уж чужда мысль об «антибольшевистском бастионе Европы», способном на относительно самостоятельные действия, внутренне стабилизированном надежными антикоммунистическими силами, сотрудничающими с международными монополиями. Она отнюдь не противоречила интересам США.

Поэтому выступавшие под флагом «Европы» неофашистские силы, мечтавшие о войне «за освобождение Восточной Европы» и стремившиеся к возможно более тесному военному союзу с США и соответственно быстрой ремилитаризации Западной Германии, получили возможность для консолидации, сославшись на подчинение Америке как руководящей державе Западного союза. Они консолидировались столь же быстро, как и те группировки, которые, желая набить себе цену при вступлении в военный союз, демонстративно отвергали политику Аденауэра, направленную на интеграцию Запада, и противопоставляли ей как альтернативу «Европу». При этом они требовали отмены всех положений о денацификации и особых прав западных держав, с самого начала добиваясь для ФРГ, центрального места в таком военном союзе, открывающем ей путь к автономной «мировой державе Европа». При этом тактические, рассчитанные на долгий срок стратегические и чисто демагогические (направленные на то, чтобы уловить правые национально-консервативные круги, которых оттолкнула жестокая политика привязки к Западу и раскола Германии) мотивы тесно и неразрывно переплетались. /218/

Статс-секретарь Геббельса появляется вновь. Заговор Вернера Наумана

Несмотря на внешне относительно сильную «Социалистическую имперскую партию», неофашизм в ФРГ был организационно раздроблен. Однако именно в 1951 – 1952 гг. он приобрел прочное кадровое ядро из числа бывших эсэсовцев и руководящих лиц «Гитлерюгенд». Они пользовались во всех этих группировках авторитетом и уважением, были окружены нимбом прошлых чинов и командных должностей; именно из их числа образовался координационный и руководящий круг.

Этот круг, соответственно своему рангу (опираясь в то же время на «Братство», прибирая его руководство к своим рукам и распространяя на эту организацию свою конспиративную сеть), представлял обширную, почти необъятную, а вместе с тем имеющую большее значение с точки зрения связей и командной власти, активно действующую сферу невидимого для постороннего глаза фашизма.

Ввиду огромного размаха пропагандистской кампании, ориентирующей общественность ФРГ на «холодную войну» и антикоммунизм, как на первейшую гражданскую добродетель, правые идеологи сочли, что пришло время собрать пока еще распыленные неофашистские группы в единую крупную фашистскую партию, которая смогла бы вобрать в себя безуспешно выступающие на выборах мелкие неонацистские организации и прочие фашистские группы[33].

Это стало возможным после возвращения в ФРГ д-ра Вернера Наумана, являвшегося с 1941 г. статс-секретарем Йозефа Геббельса в имперском министерстве народного просвещения и пропаганды и которого Гитлер в своем завещании назначил преемником последнего. Науман вступил на этот пост после самоубийства Геббельса и, таким образом, на один день стал последним министром пропаганды «третьего рейха». До последних секунд жизни Гитлера и Геббельса он находился рядом с ними в «бункере фюрера» в имперской канцелярии и покинул его вместе с Борманом и Аксманом только 2 мая 1945 г.[34]. Затем Науман скрывался в каком-то до сего дня невыясненном месте и летом 1950 г. объявился в Дюссельдорфе в качестве руководителя экспортного отдела импортно-экспортной фирмы. Ее владелицей была вдова Герберта Лухта, бывшего референта по вопросам культуры имперского министерства пропаганды, а позднее референт по вопросам культуры отдела пропаганды /219/ нацистского посольства в Париже.

С возвращением Наумана подпольная нацистская сцена получила в качестве действующего лица члена самой узкой группы доверенных лиц Гитлера, Бормана и Геббельса. Сам Науман перешел на легальное положение. Он сразу же прослыл не только единственным наравне с Аксманом исполнителем последней воли Мартина Бормана, но и хладнокровным нацистским «реальным политиком» и вместе с тем пропагандистом, «достойным» Геббельса. Не успел он появиться, как к нему, словно к магниту, стали липнуть все еще «чувствующие свой долг» по отношению к бывшему нацистскому «руководству» кадры СС и «Гитлерюгенд». Они ждали, что он возьмет на себя руководство ими, и они ему его предложили, что в свою очередь облегчило Науману включение их в группировавшийся вокруг него «Дюссельдорфский кружок».

«Дюссельдорфский кружок» (под ним понималась вся Рурская область с дюссельдорфской квартирой Наумана как центром) опирался на группу рейнско-рурских членов «Братства». К их числу принадлежал и депутат ландтага от Свободной демократической партии (СвДП), председатель, ее комитета по вопросам внешней политики д-р Эрнст Ахенбах. В начале 30-х годов он некоторое время был одним из управляющих «Фонда Адольфа Гитлера, учрежденного германскими монополиями», затем руководителем политического отдела германского посольства в Париже, где, как считалось, имел большее влияние, чем сам посол Абец. С весны 1943 г. Ахенбах служил в отделе культурной политики министерства иностранных дел под началом Франца Сикса, а после 1945 г. выступал в качестве защитника концерна «ИГ Фарбен» перед военным трибуналом в Нюрнберге, был адвокатом и близким другом Гуго Стиннеса-младшего, члена «узкого кольца» «Братства».

В 1951 г. авторитет «Дюссельдорфского кружка» в глазах фашистов значительно возрос. Он получил серьезное подкрепление в лице осведомленного эсэсовского главаря, бывшего заместителя Гейдриха по службе безопасности (СД) д-ра Вернера Беста, одного из организаторов и начальников PCXА. В 1933 г. Бест в качестве начальника правового отдела НСДАП в Гессене стал автором «Боксхаймских документов»[35], а во время войны был организатором действовавших в Польше так называемых «оперативных групп», начальником военного управления в оккупированной Франции и, наконец, «имперским наместником» в /220/ Дании. В 1948 г. его приговорили к смертной казни, но в 1949 г. заменили ее пятью годами тюремного заключения (правда, в 1950 г. ввиду поднявшейся волны международного протеста суд увеличил этот срок, до 12 лет). Тем не менее в 1951 г. Бест оказался на свободе, и Эрнст Ахенбах взял его в свою адвокатскую контору.

При таком «блестящем» руководящем составе северо-рейнско-вестфальского кружка «Братства» гамбургскому «Братству» во главе с бывшим имперским руководителем «Гитлерюгенд» Артуром Аксманом, региональным организациям «Братства» в Ганновере, Билефельде и Мюнхене, всей организации в целом было ясно: бразды правления находятся в руках «кружка Наумана». К тому же Науман и Бест создали эффективную пропагандистскую и организационную сеть, объединившую бывших членов CA и СС. Опираясь на нее и включив «Братство» в круг непосредственно руководимых ими доверенных лиц, они создали «внутреннее кольцо». Поэтому с весны 1951 г. наименование «Братство» исчезло с поверхности общественной жизни, а члены его четырех региональных центров, продолжавших существовать и действовать, стали членами «кружка Наумана», или, как его стали именовать ввиду большого числа входивших в него бывших нацистских гауляйтеров, «кружка гауляйтеров».

Науман целеустремленно продолжал начатую «Братством» работу по формированию фашистского ядра и «солдатского» потенциала, считая это первейшей и важнейшей задачей. Пользуясь многочисленными связями, он расширял сферу своей деятельности. Уже в начале 1951 г. Науман стал политическим советником бывшего генерал-полковника Гейнца Гудериана, под руководством которого надеялся создать солдатский союз, объединяющий всех бывших и будущих солдат. Осуществления этого проекта он добивался всеми имевшимися в его распоряжении средствами. Когда 9 сентября 1951 г. был основан «Союз немецких солдат», «кружку Наумана» удалось с помощью тайных сообщников внутри СвДП земли Северный Рейн-Вестфалия добиться избрания в качестве его «временного» председателя своего кандидата генерал-полковника Фрисснера, первая же речь которого вызвала такую бурю протестов в ФРГ и за рубежом, что тот долго не продержался на этом посту.

Науман стал политическим советником оберст-группенфюрера СС Пауля Хауссера, стоявшего у колыбели основанного в том же году ХИАГ. В это же время бывшие /221/ гауляйтеры Шеель и Фрауенфельд из Гамбурга установили контакты с бригадефюрером СС, командиром дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» Отто Кумом, ставшим официальным основателем ХИАГ, с управляющим делами ХИАГ Карлом Герффом, с одним из основателей этой организации эсэсовским генералом Штайнером.

С июня 1951 г. формирующийся под руководством Наумана единый солдатский союз начал издавать в Мюнхене «Дойче зольдатенцайтунг», которая стала затем органом «Союза немецких солдат». Ее редакцию отличала высокая концентрация «бывших служащих имперского министерства, пропаганды и Главного управления имперской безопасности, которые со своей стороны были теснейшим образом связаны с “кружком гауляйтеров”».

Но Науман оказал содействие не только в издании «Дойче зольдатенцайтунг». Как доказано, уже с конца 1951 г. и в 1952 г., осуществляя не вполне ясное, но достаточно ощутимое посредничество в передаче финансовых средств от французских неофашистских банковских кругов, поддерживал «Национ Ойропа», настойчиво заботился об укреплении экономической базы издательства и сам писал статьи для этого журнала; Артур Эрхард получал от него политические директивы. В таком же тесном контакте Науман находился с Куртом Фовинкелем, бывшим главным редактором журнала «Геополитик» и с 1933 г. председателем «Немецкого биржевого объединения»; с Гербертом Бёме из «Немецкого культурного фонда европейского духа»; Вальдемаром Шютцем – владельцем гёттингенского издательства «Прессе ферлаг»; Августом Хаузляйтером; Адольфом фон Тадденом; Карлом Гейнцем Пристером; д-ром Эберхардтом Таубертом, бывшим руководителем «Антико-минтерновского отдела» в имперском министерстве пропаганды и нынешним секретарем официального «Народного союза за мир и свободу».

Науман вел дневник-календарь, из которого видно, когда и с кем он договаривался о встречах. В число тех, с кем он постоянно встречался, входили Вальтер Стеннес; будущий канцлер ФРГ Курт Георг Кизингер (в прошлом сотрудник отдела политической пропаганды на радио фашистского министерства иностранных дел, отвечавший за радиовещание на зарубежные страны); бывшие гауляйтеры Лаутербахер и Кребс[36]; жена бывшего нацистского посла в Париже Абеца; высокий эсэсовский чин Вильгельм Кепплер (как и Бест, в 1951 г. выпущенный из заключения); Ганс Фриче, /222/ начальник отдела радиовещания в имперском министерстве пропаганды (в 1950 г. был выпущен из тюрьмы и стал специалистом по рекламе продукции рурских промышленных предприятий); бывший коллаборационист бельгиец Хендрик де Ман.

Представителем неонацизма являлся и Отто Скорцени[37], который во время войны был в Главном управлении имперской безопасности начальником специального отдела по руководству диверсиями и саботажем, а затем в 1944 г. – начальником специальной комиссии службы безопасности по расследованию дел офицеров вермахта, участвовавших в заговоре 20 июля. В последние недели войны он перебрасывал награбленное эсэсовцами золото в горные районы Австрии – так называемую «Альпийскую крепость», в окрестностях которой приказал создать тайный склад оружия для «Вервольфа» и групп «Гитлерюгенд». Вместе с гауп-штурмфюрером СС Эрихом Кернмайром (который позже под именем Эрих Керн стал главным редактором «Дойче зольдатенцайтунг» и вместе с Адольфом фон Тадденом издавал «Дойче вохенцайтунг») Скорцени был основателем и организатором предшествовавшей организации помощи беглым эсэсовцам «Шпине», причем в не меньшей степени, чем фон Овен, который всего несколькими днями ранее Наумана (примерно в конце апреля 1945 г.) покинул «бункер фюрера» в имперской канцелярии, чтобы (по его утверждению), следуя приказу Геббельса, не кончать вместе с последним самоубийством, а скрыться в безопасном месте и после поражения повести работу по «возрождению национал-социализма»[38].

Скорцени и фон Овен, так же как и Науман, представляли в неонацизме в качестве доверенных и посвященных лиц некогда могущественный германский фашизм и его руководящую клику. Фон Овен около пяти лет проживал около Киля под чужой фамилией, а с 1949 г., уже под собственной, – в Буэнос-Айресе. Наверняка не без помощи руководимой Скорцени «Шпине» он издал свой дневник «С Геббельсом до конца», а в декабре 1950 г., воспользовавшись объявленной правительством Аденауэра амнистией, вернулся в ФРГ и стал сотрудником журнала «Шпигель» по отделу внутренней политики. Затем в конце 1951 г. он в качестве «южноамериканского корреспондента» этого журнала отправился в Буэнос-Айрес. Там его немедленно принял как своего человека в местный «кружок Эйхмана» тогдашний советник Перона по вопросам ВВС генерал /223/ «люфтваффе» Ганс-Ульрих Рудель, а также процветавшая и насчитывавшая свыше 60000 членов аргентинская организация НСДАП. Овен быстро порвал со «Шпигелем», чтобы стать редактором ежедневной нацистской газеты «Фрайе прессе»[39].

Неофашистские организации завязывали в это время многочисленные подстраховывающие их связи как в общественных организациях, так и в крупных партиях и политических объединениях ФРГ. В результате этих связей рождались различные гибридные «программы», традиционные как для нацистов, так и для граничащих с ними крайних правых.

Именно поэтому программа Наумана никоим образом не ограничивалась созданием руководимого фашистами союза бывших солдат и офицеров вермахта. Напротив, она с самого начала была направлена на завоевание позиций в гражданских органах власти (например, должностей обербургомистров и бургомистров городов), на образование неофашистских групп по профессиям и интересам («Сельское население», «Розничная торговля», «Беженцы», «Налогоплательщики»). Эта программа предусматривала также, как называл это Науман, «проникновение» в крупные партии, завоевание «пусть даже какой-либо одной земельной организации той или иной партии» и внедрение в «общественную жизнь со всеми ее проявлениями», на воссоздание в скором времени фашистской партии. Уже в сентябре 1951 г. Науман и его «узкий круг» (в котором вторым человеком был бывший бригадефюрер СС из «Отдела экономики и управления СС» Густав Адольф Шеель, а третьим – ставший советником «Экономического объединения стали и чугуна» Пауль Циммерман и в который, по всей видимости, входил также и Ахенбах) сочли, что настало время перейти к практической подготовке создания такой партии. Это стало возможным в атмосфере фактически полной свободы для открытого выхода неонацистов на политическую арену.

17–18 сентября 1951 г. бывшим начальником «бюро связи» нацистского «имперского руководства студенчества» оберштурмбанфюрером CA Вернером Трумпфом была проведена тайная встреча представителей «внутреннего кольца» «кружка Наумана» (с участием Наумана, Шееля, Ахенбаха и Трумпфа) с Гердом Шпиндлером – хельденским текстильным фабрикантом и владельцем издававшейся СвДП в земле Северный Рейн-Вестфалия еженедельной /224/ газеты «Дер фортшритт» – и ее редактором Эрихом Шнайдером. Во встрече участвовали также доверенные лица – прежние члены руководства «Братства» генерал фон Мантейфель, генерал Венк, Готфрид Гризмайр и принадлежавший к этой организации генеральный секретарь поощряемого правительством «Общества военного дела» (ОВД) близкий к СД обер-штурмбанфюрер СС профессор Вильгельм Классе. Встреча проходила в доме Шпиндлера. После тщательного отбора с точки зрения надежности их политических взглядов (как заявил Трумпф боявшемуся огласки Аксману) приглашены были также Зигфрид Цогльман из СвДП Северный Рейн-Вестфалия (бывший «эксперт по зарубежной прессе» в нацистском имперском руководстве молодежи и областной руководитель «Гитлерюгенд»); доверенное лицо СвДП на «Северогерманском немецком радио» радиокомментатор Август Поппе; бывшие нацистские послы Герберт фон Дирксен и Рудольф Ран; д-р Альфред Гилле и д-р Вальтер Экхарт из «Союза изгнанных и лишенных прав»; д-р Карл Эрих из Немецкой партии; Фриц Брем (бывший бригадефюрер СС) из «Немецкого союза» и «Рабочего содружества национальных групп» (РСНГ); три чиновника министерств ФРГ (в том числе внутренних дел и экономики), а также журналисты Ганс Церер (тогда – из «Зоннтагсблатт») и Клаус Менерт (тогда – из «Христ унд вельт»)[40].

В ходе дальнейших встреч стали вырисовываться четкие контуры плана, и не позднее середины 1952 г. он приобрел окончательную форму. План предусматривал путем продолжающегося персонального и политического внедрения захватить в свои руки в землях Северный Рейн-Вестфалия и Нижняя Саксония организации СвДП, «Союза изгнанных и лишенных прав» и в значительной мере Немецкой партии, чтобы затем, сначала лучше всего с позиции СвДП, призвать к созданию «Национального объединения». Эти три закрепившиеся в парламентах на федеральном, земельном и коммунальном уровнях организации, или, как ожидалось, их преобладающая часть, объединились бы в нем с тяготеющими к фашизму силами из других партий (особенно из «Союза изгнанных») и с мелкими неофашистскими партиями и группами других организаций в одно «движение». Оно должно было пополниться за счет сильного притока из «солдатских союзов» и придать неофашизму потенциал, который позволил бы ему закрепиться в бундестаге и других внепарламентских организациях и оттуда обратиться /225/ к уже существовавшим партиям с боевым призывом о создании партии принципиально иного, фашистского типа.

Большинство предпосылок для осуществления этого плана к моменту его обсуждения уже имелось, а дальнейшее улучшение казалось делом легкодостижимым. Уже в 1951 г. Науману удалось сделать своими «личными адъютантами» и ближайшими доверенными лицами бывшего подчиненного по министерству пропаганды штандартенфюрера СС, Вольфганга Дивержа (начальника отдела радиовещания этого министерства с января по ноябрь 1942 г. и бывшего руководителя пропаганды «гау» Данциг – Западная Пруссия) и председателя СвДП Северный Рейн-Вестфалия (с ноября 1952 г.– второго председателя этой партии) Фридриха Миддельхова, до 1945 г. начальника «службы Запада» отдела политической радиопропаганды министерства иностранных дел. В начале 1950 г. управляющий делами СвДП Северный Рейн-Вестфалия Вольфганг Дёринг, а также перешедший в нее из «Союза изгнанных и лишенных прав» и ставший ее депутатом в бундестаге Зигфрид Цогльман участвовали в заседании «Братства» в Билефельде. На нем они оба заверили, что перешли в СвДП лишь потому, что видели в ней наилучший шанс возвращения национал-социалистов к власти.

В феврале 1952 г. д-р Вальтер Бранд, бывший адъютант Конрада Генлейна (главаря НСДАП Судетской области в Чехословакии), и Вернер Науман установили личный контакт с Вольфгангом Дёрингом, позднее погибшим при невыясненных обстоятельствах, который до тех пор поддерживал постоянную связь с Науманом и в земельном партийном аппарате которого, как констатировала в 1953 г. газета «Франкфуртер рундшау», на самом деле, «за немногими исключениями, не работал никто, кто не занимал бы прежде в нацистских организациях командного поста, начиная с гауляйтера НСДАП или же находившегося на действительной службе генерала войск СС»[41].

Аналогичным было положение в организации СвДП в земле Нижняя Саксония, председатель которой предприниматель д-р Артур Штегнер с конца мая 1952 г. вел тайные переговоры с бывшими гауляйтерами Кауфманом и Вегенером о создании «оппозиционной националистической партии» из «правых крыльев» СвДП и НП, а также более мелких групп радикально правого направления. 11 июня 1952 г. Штегнер побывал у Наумана. В конце 1952 г. его посетил Миддельхов и не позднее начала ноября того /226/ же года – член фракции СвДП в бундестаге д-р Эрих Менде, который в качестве специалиста этой партии по «солдатским делам» предварительно проконсультировался перед встречей с бывшими эсэсовскими генералами Хауссером и Гербертом О. Гилле[42]. С зимы 1949/50 г. ему в качестве управляющих делами были приданы бывшие ведущие функционеры «Гитлерюгенд» Хорст Хьюсген и Герберт Фрайбергер. Оба они еще 3 мая 1952 г. встретились в одном из ганноверских отелей с Науманом, Кауфманом и Шеелем, а также с несколькими бывшими видными нацистами. В их числе был профессор Генрих Хунке, который в прошлом в качестве начальника отдела внешнеполитической пропаганды имперского министерства пропаганды был одним из глашатаев планов установления господства германского империализма в Европе, членом правления «Дойче банк», а теперь являлся высокопоставленным чиновником министерства финансов земли Нижняя Саксония[43]. В ближайшие дни за этой встречей последовали и другие.

Нижнесаксонское бюро СвДП в Ганновере в еще большей степени, чем руководимое Дёрингом в Северный Рейн-Вестфалия в Дюссельдорфе, стало поистине наглухо закрытым Эльдорадо для бывших национал-социалистов и наумановских заговорщиков. Здесь они систематически укрепляли позиции своих верных единомышленников внутри СвДП, добиваясь при этом включения в нее неонацистских партий.

Связь «кружка Наумана» с «Немецкой партией» обеспечивал предшественник Шееля на посту нацистского имперского руководителя студентов д-р Дерихсвайлер. Начиная с 1952 г. эти связи активизировались и в результате тайных переговоров о слиянии, которые велись Ахенбахом, Дёрингом и секретарем фракции СвДП земли Северный Рейн-Вестфалия Вильке с представителями НП, практическая цель была близка к осуществлению. Контакт с «Союзом изгнанных и лишенных прав» поддерживался через выступавшего на выборах кандидатом от этой организации и активно действовавшего в ней Вернера Трумпфа, а также членов ее правления д-ра Альфреда Гилле и д-ра Вальтера Эккарта.

Каким же образом Науману и его «генеральному штабу», несмотря на казавшиеся непреодолимыми программные разногласия, так удивительно легко удалось объединить в стремлении создать единую большую фашистскую партию различные группы и направления, в подавляющем большинстве /227/ своем ориентировавшиеся на Запад, и именно на США, жаждущих вооружения бывших нацистов из «Союза, изгнанных», НП, СвДП и военных кругов с «национально-нейтралистскими» группами неофашизма в духе «Немецкого сообщества», прежней СИП и штрассеровской ВДЕ? Более того, как удалось им привлечь виднейших представителей бывшего «гауляйтерского» крыла Грегора Штрассера и даже кружок «Тат» вместе с Шахтом, в прошлом смертельным врагом Штрассера и Шлейхера, а также со Стиннесом-младшим?

Наиболее убедительный ответ на это дают высказывания Наумана о позиции в отношении США и о взаимосвязи европейской ориентации и союза с Америкой, содержащиеся в двух секретных программных речах, которые он произнес перед гамбургскими членами кружка заговорщиков в ноябре 1952 г.[44]

«Для нас не существует вопроса – Восток или Запад, –

подчеркивал Науман в этом узком кругу посвященных. –

Альтернатива такова: можем ли мы положиться на Запад, на его лозунги, на его силу или нет? Будем ли мы просто использованы, поскольку в нас остро нуждаются, или же понимание общей опасности, осознанной, к сожалению, с опозданием на десять лет, действительно существует? Западные союзники уклоняются от ясного ответа на этот вопрос, пытаясь найти выход в ЕОС {«Европейское оборонительное сообщество».– Прим. перев.}, в Страсбурге и сверхдержаве Европа».

«То, что мы, – заверил он,– искренне желаем единства и даже ценой отказа от суверенитета,– это вне всякого сомнения». И далее он обосновал это заверение:

«Мы как народ чувствуем себя достаточно сильными и интеллектуальными, чтобы выдающимся образом проявить себя в единой Европе, если ее единство будет осуществлено без всякой дискриминации».

Но именно такое условие, отметил он, и отсутствует полностью.

Из этого исходного положения Науман стал развивать стратегическую позицию по отношению к западным союзникам, и особенно США, пользуясь исключительно двумя взаимосвязанными положениями: готов ли действительно Запад к войне с целью освобождения Европы от большевиков? Готовы ли союзники, пусть с опозданием, осознать связь своей собственной судьбы с судьбой Германии, отказаться от ее «дискриминации»? (Под этим Науман подразумевал прежде всего денацификацию и все препятствующие возрождению фашизма и ремилитаризации решения союзников, /228/ а также таможенные охранительные меры соседей ФРГ и все еще неполноправное ее положение в союзах как правопреемницы проигравшей войну фашистской Германии.)

До тех пор пока в США будет сохраняться влияние Рузвельта и Трумэна (которых Науман, как и прежде, называл представителями «власти капитала, находящегося в еврейских руках»), Германии от США ждать нечего. Но в США есть и такие люди, как Тафт и Маккарти, которые действительно ведут «борьбу против анонимной силы», и «к этой борьбе мы никоим образом не должны остаться безучастными». Уже Эйзенхауэр может оказаться в таком положении, когда сможет находиться у власти только с помощью «национальных американских кругов». Мы не должны, говорил Науман, переоценивать США и приписывать им силу, которой у них нет. Но надо ясно показать «тамошним господам», что историческая ситуация вынуждает обе нации действовать сообща, и сказать им:

«Вместе с Германией вы еще сумеете преодолеть все заботы этого мира, но только с такой Германией, которую представляют надежные, стабильные национальные силы немецкого народа»[45].

Итак, здесь не сказано принципиальное «да» или «нет» о союзе ФРГ с США на вечные времена, а выражена позиция, которая – исключительно с точки зрения интересов германского монополистического капитала в освобождении «Срединной Европы» и создании «Великой Европы» – ставит ответ на этот вопрос в принципиальную зависимость от того, будут ли у власти в США стоять силы, которые наиболее решительно выступят за войну против СССР, чтобы навсегда «дебольшевизировать» Европу, и вместе с тем поддержат притязания ФРГ на роль руководящей державы Европы, а также и на ее возвращение к более энергичной, соответствующей ее внутригосударственному строению системе правления, либо те силы, которые станут препятствовать осуществлению таких ожиданий.

Оценка всех политических проблем с точки зрения создания очищенного от большевизма «крупного пространства Европы» с великогерманским рейхом в качестве его ядра[46] и явилась искомым общим знаменателем, ибо в ней сочетались в конечном счете единые интересы как нейтралистских неофашистских групп, так и групп, стремящихся к милитаризации и союзу с Западом. С точки зрения этих единых интересов в тогдашней ситуации действительно /229/ требовалось и то и другое. С одной стороны, само собой разумеющийся, немедленный (и фактически уже состоявшийся) союз с США – сильнейшей в мире антикоммунистической державой-гарантом, без военного участия которой немыслимо «отбрасывание» социализма и «освобождение восточного пространства» в Европе. А с другой – шантажистский хор тех, кто отказывался от этого союза из «национальных» соображений и старался поставить участие в ремилитаризации и западном военном союзе (вплоть до возрождения у западных держав страха перед новым «Рапалло») в зависимость от отмены положения о денацификации, прекращения преследования военных и нацистских преступников, ликвидации «дискриминации германских солдат», требуя полнейшей свободы деятельности всех фашистских объединений и восстановления «чести национальной Германии».

Таким образом намеревались оказать давление на западные державы с целью добиться от них готовности и согласия на участие в этом союзе надежных, зарекомендовавших себя на Востоке германских специалистов.

Учитывая это, будущая партия должна была осуществлять обе функции. Науман предостерегал: вымогательский нажим необходим и должен остаться, но осуществлять его надо не столь демонстративно, как это сделал в своем выступлении бывший генерал воздушно-десантных войск Герман Бернхард Рамке на первой встрече, устроенной ХИАГ 26 октября 1952 г. в Вердене. Такие встречи лишь отпугивают заграницу и дают «сторонникам Моргентау» {Моргентау Генри (1891 –1967) –министр финансов США в 1934– 1945 гг.; в 1944 г. выдвинул план послевоенного расчленения и децентрализации Германии, «интернационализации» Рурской области и т. п. – Прим. ред.} повод вопить: «Они появились снова!» Вместе с тем нельзя следовать аденауэровским курсом признания вины фашистской Германии за войну и заверений о готовности загладить ее, ибо именно «национальным силам в США, которые рассчитывают на нас, должно быть дано доказательство нашей мощи», а потому «правильный путь», которым следует идти новой партии, должен лежать «между Аденауэром и Рамке»[47].

Чтобы ориентировать будущих партнеров по объединению, наряду с имевшимся в распоряжении «кружка Наумана» собственным печатным органом (издаваемым Борнеманом /230/ журналом «Комментарии, сообщения и информации») и дополнительно к шпиндлеровскому полуофициальному органу северорейнско-вестфальской СвДП «Фортршрит» («Прогресс»), с начала 1952 г. дюссельдорфская СвДП начала выпускать журнал «Ди дойче Цукунфт» («Германское будущее»), причем его главным редактором стал Зигфрид Цогльман, а редакторами – исключительно поддерживающие связь с «кружком Наумана» бывшие нацисты. 25 июля 1952 г. съезд СвДП земли Северный Рейн-Вестфалия принял на рассмотрение в качестве платформы «Национального объединения» «Германскую программу», составленную Гансом Фриче и 19 июня 1952 г. с согласия Дивержа и Бранда переданную Вернеру Науману. Она имела подзаголовок: «Минимальные требования германской политики как фундамент сплочения национальных сил». Текст ее опубликовал «Ди дойче Цукунфт» в номере от 2 августа 1952 г.[48] Встречи представителей дюссельдорфского и гамбургского кружков с Науманом в ноябре 1952 г. свидетельствовали об ориентации на еще более интенсивное проникновение в правые партии и переход к их слиянию в рамках «национального объединения».

Однако в этот момент в дело вмешались английские оккупационные власти. В ночь с 14 на 15 января 1953 г. они арестовали Наумана и шесть других руководителей кружка. Этот удар, как злобно утверждал 27 января 1953 г. Вольф Шенке в гамбургском бюллетене «Реальполитик-тагесдинст», был направлен «не против бывших нацистов, а ... против немцев как таковых».

Английские оккупационные власти передали следствие и судопроизводство по делу о задержанных западногерманской юстиции. Однако Конституционный Федеральный суд в Карлсруэ[49] выпустил их на свободу, а затем оправдал по всем пунктам обвинения.

Этот арест, как и последовавший в октябре 1952 г. запрет СИП, отнюдь не свидетельствовал о стремлении к более решительным действиям против неонацизма в ФРГ. Напротив, в обоих случаях речь шла лишь об устранении (или ограничении влияния) тех его группировок, которые могли помешать процессу практического создания «Западного союза» и тем самым полностью подчинить своему влиянию весь лагерь «национальных правых». Запрет СИП давал и пропагандистскую выгоду: он мог быть использован как акт «борьбы с тоталитаризмом» для уже запланированного правящими кругами ФРГ запрета Коммунистической /231/ партии Германии. Те, кто в лагере приверженцев «холодной войны» делал ставку на войну против Востока, считали важным и необходимым этот удар по внушавшему им страх движению против ремилитаризации ФРГ и планов нового похода на Восток. Они рассматривали запрет КПГ как логически необходимый «уравновешивающий» удар по умеренной и желающей сохраниться «середине», а также по «другим экстремистам».

Годы нового оживления неофашизма

Мы не станем подробно излагать последующее развитие неофашизма, а продолжим его с того периода, когда начался процесс теоретико-идеологического «самообновления» и политического оживления неофашизма, типичный для современной ситуации и господствующих в ней тенденций.

Из промежуточного периода отметим лишь три разрозненные и не очень значительные подробности.

Первая. В марте 1955 г. на основе вынесенного в конце 1954 г. Федеральным административным судом решения о восстановлении германского государственного подданства в ФРГ вернулся Отто Штрассер. Он поселился в Мюнхене и из земельных и местных групп «Союза обновления Германии», а также других групп, которые под лозунгом «Воссоединение» пытались выступать против «союза с Западом» и открыто отстаивать ориентацию на «Срединную Европу», 17 июня 1956 г. Штрассер создал «Немецкий социальный союз» (НСС), а затем стал выпускать журналы «Дойче фрайхайт» («Немецкая свобода») в Мюнхене и «Циль унд Вег» (во Франкфурте-на-Майне).

Вторая. Организация скрывавшихся эсэсовцев ОДЭССА с 1951 г., распространив свою деятельность на все увеличивавшееся число «беженцев, нуждающихся в помощи», а также занявшись юридическим, финансовым и «моральным» обеспечением арестованных или преданных суду нацистов и членов их семей, создала официальную организацию «Тихая помощь». Ее председателем стала Элене Элизабет, принцесса Изенбургская, родственница бывшего эсэсовского генерала и гиммлеровского протеже, судьи «народного трибунала», известного своими кровавыми приговорами антифашистам, Йозиаса князя цу Вальдек-Пирмонта[50]. /232/

Третья. В 1958 г. Вернер Хавербек создал «Всемирный союз по защите жизни» и пропагандирующий его идеи «Коллегиум гуманум» – нечто вроде учебного семинара, для руководства которым он собрал старых нацистских единомышленников. Доктор Хавербек с 1929 г. был членом имперского правления нацистского «Студенческого союза», затем в 1933 г. Рудольф Гесс назначил его на пост начальника «имперского ведомства по содействию укрепления германской народности»; с 1940 г. в германском посольстве в Копенгагене и с 1942 г. в министерстве иностранных дел он вел радиопропаганду на Южную Америку. В создании союза ему помогали Отто фон Габсбург, друг Шахта, бывший чемпион мира по боксу Макс Шмелинг и принц Саксен-Кобургский и Готский Эрнст.

В программе союза «защита жизни» рассматривалась как «единая идейная концепция», как программа «сохранения и восстановления порядков, отвечающих законам природы», «возврата к определяемым законами жизни формам существования, при подчинении им с благоговением и самоотречением, независимо от мнимого прогресса и так называемого жизненного уровня», «обновления и осмысления жизни» в духе... естественного жизненного порядка, без высокомерия, жажды прибыли, мании величия, вырождения, эксплуатации и гибели», действий «во имя приоритета духа, души и личности, против бездуховности и пагубности». Союз без излишней скромности характеризовал себя в качестве «моральной силы будущего для политики, науки, культуры и общества». «Жизнь» в этой, программе понималась как «целостное явление». Соответственно обосновывался ее «приоритет» перед «абстрактной политикой»: выдвигались требования «здорового руководства людьми в интересах живущих», «здорового хозяйства», «здорового мира между всеми людьми, народами, расами».

Программа требовала также приспособления понимаемой как жизненная всеобщность «окружающей среды», включающей в себя общественный и государственный строй, образ жизни народов, развивающейся по своим собственным законам жизни во имя «здоровья» и «защиты самой жизни» посредством применимого ко всем этим ее областям «биологического поворота» или же «биополитики». Таким образом, под вывеской заботы о «здоровье» здесь политически актуализировалось виталистско-«фёлькишское» понятие «жизни» как стратегия нападения на противоречащие жизни современные порядки и идейные позиции[51]. /233/

В 1964 г. в связи с предстоявшими в 1965 г. выборами в бундестаг на короткое время всплыла «Национал-демократическая партия» (НДП) во главе с Адольфом фон Тадденом. После первоначального успеха на выборах в бундестаг она сумела использовать усилившуюся в последующие годы боязнь кризиса и политическую неустойчивость, чтобы до следующих выборов в парламент ФРГ добиться крутого взлета и на земельных выборах в 1966–1968 гг. пройти в семь ландтагов. Тем самым она доказала, что фашизм не потерял способности в кризисные времена «улавливать» массы. Ей впервые удалось привлечь к себе молодежь:) в 1967 г. были созданы организации «Молодые национал-демократы» и «Национал-демократический союз высшей школы».

Однако не эти резко возросшие количественные показатели стали причиной качественного, идеологически аргументированного «обновления» и активизации нацизма. Количественные показатели оказались недолговечными. Итоги выборов в бундестаг 1969 г. (несмотря на то что НДП получила 4,3% голосов) были для нее разочаровывающими. Вслед за этим начался спад: быстро уменьшилось число подаваемых за нее голосов, а следовательно и количество мандатов в землях и общинах. Причем произошло это в то время, когда для ФРГ встал вопрос о проведении более энергичной политики, соответствующей ее экономическому весу. Тем самым приобрело большее значение вновь ожившее националистическое стремление «набрать силу». В этом контексте и следует рассматривать динамику влияния «национальных сил».

Чтобы понять этот процесс, необходимо вспомнить о противоречиях начала 70-х годов, которые определили расстановку сил при рождении новых тенденций неофашизма в ФРГ. С одной стороны, Федеративная республика по экономической мощи стала второй, после США, страной в мире и первой в Западной Европе. С другой – эта, ставшая столь экономически сильной Федеративная республика столкнулась с тем, что в Западной Европе идет процесс политической дестабилизации («революция гвоздик» в 1974 г. в Португалии, падение франкистской диктатуры в Испании; студенческие волнения во Франции и Италии). Обстановка способствовала проведению Западной Германией самостоятельной политики, отвечающей ее национальным интересам; «политика силы» сменялась политикой разрядки напряженности. Для этого периода был характерен /234/ переход к социал-либеральным правительствам. Студенческие волнения свидетельствовали о глубоком разочаровании молодежи и интеллигенции в существующей системе власти; возник особый интерес к произведениям Маркса, начались попытки «наведения мостов» к рабочему движению.

С 1973 г. ситуация усложнилась начавшимся и быстро углублявшимся экономическим кризисом. В странах, где приход к власти левых правительств становился реальностью, неофашизм переходил к активной подготовке переворотов путем дестабилизации и террористических акций (Италия: заговор Боргезе, деятельность ложи «П-2»).

Такова совокупность факторов, которые привели в ФРГ к разочарованию в неофашизме. Попятное развитие НДП вызвало нападки на правление партии. Это позволило изобразить ослабление позиций неофашизма, как кризис одной лишь НДП.

Для сил, стремившихся к более активным, не сдерживаемым оглядкой на парламентские соображения действиям (а именно такая оглядка ставилась в упрек фон Таддену и считалась причиной падения притягательности НДП), борьба против политики разрядки, которую в годы своего подъема настойчиво вела НДП, и по сей день осталась «альфой и омегой» политики. В 1970 г. НДП призвала провести «Конгресс сопротивления» в знак протеста против предстоявшей встречи Вилли Брандта с Вилли Штофом в Касселе. По инициативе издателя журнала «Мут. Дас национальойропеише Магацин» Бернхарда К. Винтцека специально для срыва этой встречи была создана организация «Общегерманское действие». Потом из нее, при поддержке НДП, официально родилась «Акция “Сопротивление”» (лозунг: «Брандта – к стенке!»). Она объединила в ФРГ всех тех, кто, давно находясь под впечатлением выступлений французских и итальянских неофашистов, жаждал перехода к таким же «действиям» в ФРГ. Они завидовали притягательной силе, исходившей от демонстраций левого студенческого движения, привлекавшей к себе молодежь, которой им так недоставало[52].

Вошедшие в «Акцию “Сопротивление”» группировки отнюдь не принадлежали только к узкому кругу организаций НДП. К ним прежде всего присоединились те многочисленные группы, которые еще в 60-е годы, а частично и в конце 50-х годов конституировались в связи с фашистской «европейской» деятельностью. По аналогии с бывшими /235/ веймарскими «молодыми националистами», или «младогерманцами», они, полностью переняв их «фёлькишские» представления о нации, мире и молодежи, стали называть себя «молодыми европейцами» или же «молодыми националистами». В большинстве случаев они сотрудничали с «Младоевропейским рабочим кружком» (организацией бельгийского фашиста Жана Тириара) и «Национ Ойропа».

Так, например, в Гамбургском университете после запрещения основанного 17 июня 1956 г. Петером Дехоустом, Мартином Мусгнугом и Петером Штёкихтом «Союза национальных студентов» (СНС) его деятельность с того же 1956 г. продолжил «Легион “Европа”». Его глашатаем, а затем и председателем стал студент инженерного факультета Лотар Пенц (псевдоним Рудольф Юнкер). Эта организация (совместно с Артуром Эрхардом и бывшим заместителем имперского шефа печати, а затем неофашистским активистом Гельмутом Зюндерманом) приглашала нестуденческую молодежь на заседания кружка (так называемые «Четверги»), на них обсуждались политико-идеологические вопросы. Участником этих встреч стал с 1962 г. и Хенниг Айхберг (в 1956 г. он примкнул к гамбургской ветви «Немецко-социальногоо союза» Отто Штрассера, затем в 1961 г. объявился в созданном Вольфом Шенке и Вольфганом Фенором «Объединении “Немецкое национальное собрание”»; в том же году установил контакт с «Национ Ойропа»).

В 1964 г. «Легион “Европа”» и его «Четверги» раскололись на несколько организаций: на руководимый Лотаром Пенцом рабочий кружок «Молодежный форум» (издававший журнал «Юнгес форум» и требовавший «замены государства для всех народным государством»[53]); на возглавленную Бернхардом К. Винтцеком организацию «Акция: пароль Европа» (которая выпустила первый номер журнала «Мут» («Мужество») с подзаголовком «Национал-европейский пресс-бюллетень») и на руководимое д-ром Тиде «Рабочее содружество по охране родины» (через год влилось в ХСС). Раскол произошел по вопросу о поддержке НДП в избирательной борьбе, за что выступали Пенц и группа «Молодежный форум».

Об этом повороте Айхберг сразу же опубликовал в «Дойчер штудентен-анцайгер» – органе «Союза национальных студентов» – ряд статей, которые должны были побудить образовывавшихся в ФРГ «новых правых», «подобно французским, вернуться к традициям европейских войск /236/ СС»[54]. С мая 1968 г. Айхберг подвизался (в 1967 г. снова примкнув к «Молодежному форуму» во главе с Лотаром Пенцом) в качестве руководителя «Младоевропейского рабочего конгресса», а в 1970 г. вступил в возникшую в 1967 г. в Бохумском университете (Рур) «национал-революционную» группу, из нее он перешел в «Республиканский союз студентов», органом которого после прекращения выпуска «Рур-штудентен-анцайгер» стал корпоративный студенческий журнал «Штудент».

К началу 1970 г. эта группа оформилась как «национал-революционная базисная группа». Она использовала привнесенные в нее Айхбергом марксистские термины и переняла от местных «молодых троцкистов» лозунг: «Раскол Германии – это раскол германского пролетариата»[55]. 21 мая 1970 г. «базисная группа» отправилась в Кассель и там активно участвовала в выходках «Акции “Сопротивление”», имевших целью сорвать встречу Штофа и Брандта.

Но в Касселе она была не единственной группой такого рода. Примерно с 1968 г. «национал-революционные базисные группы» возникли во многих местах. Коротко остановимся здесь только на одной из них, имеющей особое значение для дальнейшего хода дел, а именно на западно-германском «Внепарламентском сотрудничестве» (ВПС).

Эта группа была основана 24 июня 1968 г. членами националистических союзов учащихся в противовес студенческому движению. В начале 1969 г. в нее вступили главные агитаторы активно проводившейся с октября 1964 г. кампании за «воссоединение» Германии. Их агитация осуществлялась в сотрудничестве с «Кураториумом “Неделимая Германия”» и организацией «Инициатива молодежи». Возглавлял их Свен Томас Франк. Враги разрядки ориентировали ВПС на «сопротивление», ссылаясь при этом как на борьбу немецкого народа в 1813 г. против наполеоновского ига, так и на заговор 20 июля 1944 г. Они заявляли: «ВПС оказывает сопротивление, ибо немцы... по рекомендации партий и политиков снова хотят смириться с тоталитарными условиями в своем отечестве и стремятся к «урегулированному сосуществованию»... ВПС... обещает начать сопротивление в тот самый момент, когда политики в Западной Германии преступно смирятся с судьбой немцев, проживающих в средней Германии {имеется в виду ГДР. – Прим. перев.}. ВПС будет оказывать сопротивление, если немецкие партии /237/ и политики захотят положить под сукно неразрешенные германские проблемы... ВПС будет оказывать сопротивление, если... поколение со сломленным хребтом и далее будет предавать будущее молодежи». Соответственно практические действия, или «сопротивление», предусматривали: призыв к созданию на предприятиях «групп самопомощи против анархистских и коммунистических провокаций» или организацию «службы блюстителей порядка», «по возможности из рабочих», для охраны запланированных диверсий у берлинской «стены» {так на жаргоне неонацистов именуются пограничные заграждения, установленные на границах ГДР и ее столицы Берлина с Западным Берлином 13 августа 1961 г.– Прим. перев..} и т.п.[56]

В январе 1970 г. эта группа изложила свои взгляды в «основных идеях» национал-революционной платформы, противопоставив «эрзац-идее “демократизации”», господствовавшей в период студенческого движения и прихода к власти в ФРГ социал-либеральной коалиции, путеводную идею «воссоединения» Германии.

1 июля 1970 г., стремясь вновь привлечь внимание к идее «единства рейха», группа «Внепарламентское сотрудничество» открыла «Национальный центр 1871 года» (год бисмарковского объединения Германии «сверху». – Прим. перев.), где регулярно проводила различные мероприятия на тему «История национал-революционного движения в Германии». В конце 1971 г. она, стремясь использовать бунтарские настроения молодежи и ее надежды на появление руководителей, способных возглавить восстание «снизу» и придать своей программе еще более экстремистский характер, назвала свой центр «Баррикадой». Издававшийся ВПС для учащейся националистически настроенной молодежи журнал получил название «Ребелль» («Бунтарь»), под которым подразумевалось «Бунтарь во имя Германии».

Но еще ранее, а именно с конца 1970 г., эта группа вместе с «Восточнополитическим немецким студенческим союзом» (ВНСС) и «Союзом верной родине молодежи» (СВРМ) создала «Сообщество действий национал-революционной молодежи Германии»[57].

С 1971 г. ВПС посылало своих докладчиков и организовывало пропагандистские поездки по ФРГ, чтобы «форсировать обучение молодых национал-революционеров»[58]. Оно также взяло на себя роль организатора в Западном Берлине проведенных тогда впервые, а затем ставших регулярными «встреч» представителей всех «национал-революционных /238/ базисных групп» различных организационных форм и действующих под различными вывесками.

Правда, во время кассельской демонстрации среди впервые появившихся и активизировавшихся «новых правых» кроме «национал-революционных базисных групп» и явно уголовно-террористических неонацистских организаций, находились и лица, которые по типу не принадлежали к «базисным группам», однако давно поддерживали тесный контакт с «интеллектуальным руководящим кругом» «идейного сообщества», стремившегося к «обновлению правых». Для координации своих действий и дискуссий по политико-идеологическим вопросам они трижды в год встречались с представителями «базисных групп» и с тяготевшими к «национал-революционерам» членами НДП, а также с бывшими функционерами «Союза национальных студентов». Эти встречи получили название «Забабургских застолий» (г. Забабург находится около Касселя).

Среди групп, принимавших участие в этих встречах, имелись две, деятельность которых имела значение для образования, состава и идеологической направленности нынешних «новых правых».

Первая из них – «Независимая рабочая партия» (НРП), была основана 21 января 1962 г. в Эссене в связи с происходившим тогда по инициативе Отто Штрассера роспуском «Немецкого социального союза» (НСС) и вобрала в себя часть этого союза в Рурской области. В 1956 г. по возвращении из эмиграции Отто Штрассер организовал не только «Немецкий социальный союз», но и «Союз немецких социалистов» в Сааре. Он сразу же начал сотрудничать с выступавшим за автономию Эльзаса «Европейским народным движением» (ЕНД) (журнал этого движения назывался «Народная Европа»), стал его почетным вице-президентом (немецкая секция возглавлялась одним из сторонников Штрассера). Вместе с ЕНД, а также и НСС Отто Штрассер еще в октябре 1957 г. примкнул к основанному в Австрии неким Соуцеком «Социально-органическому движению за порядок в Европе» и одновременно к «Народной партии Швейцарии», общим печатным органом которых стал журнал «Ойропаруф» («Призыв к Европе»). Таким образом, он с самого начала активно занялся «фёлькишско»-фашистской «европейской деятельностью» и связал себя с нею.

В конце 1962 г. Отто Штрассер распустил НСС и реорганизовал движение. Один из функционеров НСС, Эрхард /239/ Клизе, еще в 1961 г. проявил инициативу по созданию в Рурской области ориентирующейся на программу Штрассера «Рабочей партии». При окончательном конституировании в январе 1962 г. под названием «Независимая рабочая партия» (НРП) она, в отличие от НСС, для которого программным словом было «солидаризм», поставила своей целью «немецкий социализм», потребовав от приверженцев борьбы за восстановление германского рейха и «воссоединение» Германии в рамках «Европейской федерации». Она выдавала себя за «партию борьбы за демократический свободный социализм немецкой нации», требовала во имя «прав немецкого народа» «отмены денацификации и всех вынесенных вражескими государствами приговоров так называемым военным преступникам»[59]. Все это было записано в принятой на 2-м съезде «Программе действий»[60]. В качестве своего органа НРП стала издавать «Рейхсарбайтерцайтунг», а в 1967 г. создала собственную молодежную организацию «Молодежь голубого орла», программными целями которой были: «восстановление единой Германии в рамках сообщества европейских государств»; приверженность «немецкому социализму как единственному независимому от марксизма и от крупного капитала мировоззрению»[61].

В январе 1969 г. в НРП вступил Вольфганг Штраус, специалист по антисоветской националистической пропаганде, которую он вел среди народов Восточной Европы во имя «национального» социализма или «национал-солидаризма». После 1945 г. он был осужден советским военным трибуналом, а после освобождения, в конце 1956 г., через Западный Берлин перебрался в Мюнхен[62] и там продолжил свою деятельность. В 1968 г. В. Штраус выпустил брошюру «Третья революция»[63] и под различными псевдонимами написал множество статей, предсказывая восстания народов Восточной Европы. В 1969 г. он опубликовал брошюру «Вопреки всему – мы победим!»[64], которая, как иногда считают, оказала большое влияние на становление «новых правых»; в ней, по мнению Г. Барча, впервые был пущен в оборот термин «освободительный национализм»[65].

Вторая группа состояла преимущественно из членов распущенного НСС и ставила своей целью придать «теоретическую» и политическую актуальность штрассеровскому понятию «солидаризм» (которое отнюдь не противоречило понятию «немецкий социализм», а имело лишь различные адреса). /240/

В 1968 г. Карл Йоххайм-Армин, воспитанник «Молодежного Стального шлема» «бригады Эрхарда», член НСДАП с 1927 г. и до конца войны – унтерштурмфюрер войск СС, бывший руководитель штрассеровского «Черного фронта» в Южном Бадене (в 1951 г. участвовал в создании организации «Национальная молодежь Германии»), основал «Социал-революционное боевое содружество Германии», которое вместе с другими аналогичными партиями и группами образовало «Народно-социалистический единый фронт».

Первоочередной задачей «Забабургских застолий» было объединить возникшие к этому времени в ФРГ «народно-социалистические базисные группы» с «национал-революционными базисными группами» в «Содружество действий “Новые нации”». Этот план предусматривал создание «собственной организации социал-революционных националистов Европы» путем сотрудничества прежде всего с основанной тогда же (в конце ноября 1969 г.) во Франции группой «Ордр нуво» и опираясь на итальянские группы «Народной борьбы», бельгийских «солидаристов», испанских и других «европейских националистов».

Цель плана четко выразил выпускавшийся с января 1973 г. на трех языках и выходивший раз в два месяца журнал «Вилле унд Тат» («Воля и действие»): «объединение Европы» имеет своей предпосылкой «европейскую, первоначально идейную революцию, предусматривающую максимальную связь с народом»; она будет делом «национальных социал-революционеров» отдельных стран, которые в целях ее осуществления должны сотрудничать друг с другом. Он призывал, используя энергию «социал-революционных националистов», «распространить Европейское экономическое сообщество до границ континента»[66].

Осенью 1971 г. «Забабургские застолья» создали «координационный комитет», а в ноябре того же года поручили специальному «рабочему кружку по идеологии» претворить в жизнь главный программный пункт: «создание национал-революционной публицистики для распространения социал-революционных идей». В этот кружок наряду с другими вошли Хенниг Айхберг и Герт Вальдман. Руководитель издательства «Национ Ойропа» Петер Дехоуст дал кружку возможность публиковать свои материалы в специально созданной для этого серии (карманного формата и черного цвета) под названием «Молодая критика», а также помог им основать собственное издательство «Ферлаг дойч-ойропеишер Штудиен», /241/ вокруг которого сгруппировалось «Общество германо-европейских исследований».

Образование нынешней расстановки сил. Возникновение «новых правых» внутри неофашизма в ФРГ

В октябре 1970 г. правление НДП под руководством Адольфа фон Таддена предложило создать на базе «Акции “Сопротивление”» временное внепартийное «движение», объединив в нем все воинствующие и стремящиеся к действию неофашистские организации. В учредительном обращении было взято на вооружение «национал-революционное» применение западноберлинским ВПС термина «сопротивление»[67].

Тем самым было положено начало той организационной перегруппировке внутри неофашизма в ФРГ, которая уже во второй половине 1974 г. привела к образованию трех главных лагерей, отличавшихся друг от друга не только внешне (несмотря на взаимные перекрестные связи), но и функционально.

Первый возник в 1970 г. и формировался до начала 80-х годов из групп, уже в своих названиях демонстративно подчеркивающих приверженность к НСДАП и гитлеровскому рейху. В качестве метода борьбы они использовали террор, считая, что он обладает пропагандистской силой[68].

В 1974 г. стали возникать «национал-социалистские боевые группы». Лица, занимавшие самые высокие официальные посты, и просто официальные круги, симпатизировавшие идее возрождения «военных союзов», покровительствовали созданию «военно-спортивных групп». Самой крупной из них стала «Военно-спортивная группа Гофмана», действовавшая с начала 1974 г. В 1978 г. она разместилась в замке Эрмрот (около Нюрнберга), где когда-то находилась школа гауляйтеров НСДАП. Группа не только избрала эмблемой эсэсовскую «мертвую голову», но и в своем журнале «Коммандо» и в разработанной Карлом-Гейнцем Гофманом «программе» будущего «движения» недвусмысленно продемонстрировала как свою «европейскую» ориентацию, так и свое назначение – ведение гражданской войны и организацию переворота»[69].

Этот переход непосредственно к террору или созданию /242/ предпосылок для него поневоле вынуждал партии (в том числе и НДП), заинтересованные в том, чтобы доказать свою способность к парламентской деятельности и продемонстрировать терпимость к конституции, в собственных интересах четко отмежеваться от данного лагеря. В результате из него на НДП посыпались те же самые обвинения, которые в свое время штрассеровцы, становясь в позу «последовательных борцов», выдвигали против Гитлера: в «легализме», «обуржуазивании», «примирении с системой», в «отказе от революции».

К образованию второго лагеря привело отторжение откровенно фашистских сил, группировавшихся вокруг НДП, и сосредоточение их вокруг иного центра. Причем он формировался не группами будущих «новых правых» (от которых именно теперь, как и идеологически «динамичных», можно было ожидать растущего влияния на НДП, которая отчаянно искала путей активизации своей деятельности), а сторонниками д-ра Герхарда Фрея, главного редактора «Дойче национальцайтунг» и единоличного владельца ее издательства, а также (с 1964 г.) одного из руководителей издательства «Национ Ойропа».

Еще в январе 1971 г. Герхард Фрей предпринял попытку, создав «Немецкий народный союз» (ННС), компенсировать провал НДП и объединить в рядах этого союза основную массу закоренелых неонацистов на платформе, выдвинутой «Дойче национальцайтунг»: «борьба» против «вины за войну», а несколько позже – и против «лжи о газовых камерах». В результате за короткий срок ННС завоевал большую, чем НДП, популярность и начал отодвигать ее на второй план, как общую партию неофашистских сил. (По непроверенным данным «Бюллетеня ведомства охраны конституции» министерства внутренних дел ФРГ, в 1982 г. ННС насчитывал 10000 членов, а НДП – 6000[70].) Фрей привел эти данные в январе 1972 г. при образовании сотрудничавшего с ННС и служившего ему прикрытием «Совета свободомыслящих»[71].

ННС определяет представляемое им направление как «национально-свободомыслящее». Если это название вообще о чем-либо говорит, то только о том, что ННС отмежевывается от оперирующих социальной демагогией групп. Иными словами: в отличие от национал-«социалистических», «признающих рыночное хозяйство» групп, «Совет свободомыслящих» считает себя координатором организаций «национально-свободомыслящего» направления. /243/

Еще в ноябре 1971 г. Тиес Христоферзен (бывший зондерфюрер СС в филиале Освенцима Раиско, а затем руководитель крестьянских организаций, издатель журналов для крестьян, член ХДС, затем Немецкой партии и, наконец, НДП, из которой он вышел, заявив, что она для него «слишком демократическая»[72]) основал принадлежавшую к тому же блоку «Гражданскую и крестьянскую инициативу», а также издательство «Критик-ферлаг», в котором выпустил впоследствии свою брошюру «Ложь об Освенциме». В декабре 1971 г. адвокат Манфред Рёдер (который спустя два года написал предисловие к брошюре Христоферзена об Освенциме и отредактировал ее) переименовал свою прежнюю, действовавшую в рамках «Акции “Ответственность”» «Гражданскую инициативу против моральной и политической анархии» в «Немецкую гражданскую инициативу» (НГИ), которая временами выступала и под названием «Гражданская инициатива “Германский рейх”».

С середины 70-х годов НГИ выступает совместно с созданным Эрвином Шёнборном «Боевым союзом немецких солдат» (БСНС), «Гражданской и крестьянской инициативой» Христоферзена и несколькими террористическими группами (в частности, «Военно-спортивной группой Гофмана» и «Подпольной организацией вервольфа» из «Викингюгенд»).

В начале 70-х годов НГИ по различным поводам организует всевозможные эксцессы, действуя в том же направлении, что и ННС. Здесь налицо комплекс неразрывно переплетенных между собой группировок с собственной идеологической базой и боевым аппаратом, своим печатным органом «Дойчер анцайгер» – приложением к фрейевской «Дойче национальцайтунг»[73]. Общая направленность этих группировок, с одной стороны, их очевидная связь с западногерманским и западноевропейским терроризмом – с другой, не оставляют никакого сомнения в том, что блок ННС фактически был главным блоком внутри западногерманского неонацизма. Приведем лишь один пример – самого д-ра Герхарда Фрея. Как председатель ННС, он не только принадлежит к «кружку друзей» тесно связанной с международным фашистским терроризмом «Военно-спортивной группы Гофмана», но и финансирует ее.

Становление третьего лагеря, который стремится распространить свое идеологическое влияние, выходя за рамки организованного неофашизма, и играет среди нынешних /244/ «новых правых» роль передового отряда, произошло спустя год после осуществленной Фрейем концентрации сил вокруг ННС. В тот момент, когда Фрей основал «Совет свободомыслящих», 9 января 1972 г. из НДП вышли прежний председатель ее земельной организации в Баварии д-р Зигфрид Пёльман и еще 460 ее членов. Эта наиболее радикальная часть партии, резко выступившая против ее правления, объединилась с «национал-революционными базисными группами», «солидаристами», «Независимой рабочей партией» и «народными социалистами» в «Акцию “Новые правые”» (АНП), которая затем присоединилась к фрейевскому «Союзу свободомыслящих».

Это первое объединение «нового национализма», которое возникло с перспективой создания «строго организованного кадрового союза», просуществовало недолго. Ввиду разногласий между входившими в него различными по своей направленности силами в них происходили расколы и возникали новые группировки, пока в августе 1974 г. не сложилась нынешняя организационная структура «новых правых», достаточно хорошо описанная ими самими[74].

История возникновения в недрах НДП, стремившейся к большей активности на базе крайне агрессивной демагогии «Акции “Сопротивление”», началась 17 июня 1971 г. В этот намеренно избранный день {В этот день в 1953 г. в ГДР произошел антинародный путч, организованный реакционными кругами ФРГ. – Прим. перев.} Фридхельм Буссе, исключенный из НДП и вступивший в только что возникшую «Немецкую рабочую партию» (НРП), бывший руководитель комиссии по социальной политике и профсоюзным вопросам правления НДП земли Северный Рейн-Вестфалия, основал в Крефельде «Партию рабочих – немецкие социалисты». Она действовала вместе с «Акцией “Немецкий социализм”» (Немецкое рабочее содружество – национал-революционное движение), а также с приверженцем Штрассера Вернером Козбабом, пришедшим от «солидаристов» и в это время особенно старавшимся расширить «народно-социалистические базисные группы» и превратить их в «народно-социалистическое движение». Он выступает также в качестве агитатора «Немецко-социалистической народной партии» и основателя возникшего в 1972 г. «Рабочего содружества за национальную политику». Всех их связывало стремление создать в ФРГ успешно /245/ действующее «национал-революционное и народно-социалистическое движение»[75].

Адольф фон Тадден, старый активист «Немецкой имперской партии», вынужден был уступить нараставшей в НДП критике его за «вялость». 21 ноября 1971 г. на 5-м съезде НДП председателем партии стал адвокат Мартин Мусгнуг, который проводил линию на раздувание неофашистского огня. Учитывая быстро проходивший под руководством Мусгнуга (который, например, в 1977 г. выступал в суде защитником Карла-Гейнца Гофмана) процесс сближения НДП с «новыми правыми» по основным программным положениям, это едва ли можно рассматривать как их поражение. И если всего через полтора месяца после замены Таддена Мусгнугом дело дошло до выхода из НДП Пёльмана и конституирования «Акции “Новые правые”», то произошло это отнюдь не потому, что Пёльман (как можно прочесть у Гюнтера Барча) «в определенной степени» представлял «левое крыло НДП», а фон Тадден – «правое» и было «уже поздно» положить конец конфликтам, возникавшим в связи с избранием Мусгнуга. Конфликт с Тадденом был вызван тем, что Пёльман встал во главе тех участников «Акции “Новые правые”», которым грозило исключение из партии за участие в террористических акциях; он считал, что Тадден не смеет «снижать эмоциональный накал»[76].

В соответствии с этим в январе 1972 г. (поскольку Мусгнуг, так же как ни один другой председатель НДП, не мог полностью игнорировать негативное воздействие террористических актов на избирателей) поддерживавшая Пёльмана и его призыв «положить новое начало борьбе за Германию» часть этой партии, будучи «самой эмоциональной», воспламеняющейся или «революционной», то есть наиболее отвечавшей фашистскому духу, вышла из ее баварского отделения. Однако этот конфликт и разрыв с НДП так называемого «левого» крыла в лагере правых отвечали политическим обычаям данного потенциала. Буссе обосновывает это следующим: «Буржуазно-реакционный характер руководящей клики НДП никогда не позволял этой партии быть чем-либо иным, кроме как реакционным правофланговым западногерманской партийной системы...»[77] Речь идет о радикальном воинствующем фашистском крыле НДП, которое в своем неудержимом натиске не желает считаться ни с какими возражениями и ограничениями, и противостоящим ему силам приклеивает /246/ ярлык «реакционных» или «буржуазных», а себя именует «антиреакционным», решительно «антибуржуазным» и зачисляет в «левые». Вот почему «Акция “Новые правые”» даже в названии стала ориентироваться на французскую «Нувель друат», взяв за образец организованную французским «Ордр нуво» «Службу безопасности», и начала подготовку неофашистских кадров.

Кратковременное существование «Акции “Новые правые”» поучительно с точки зрения закономерностей, которым фашизм в целом подвержен при создании своих организаций. Ведь в данном случае была предпринята попытка дать ход и придать вес желаемой «более активной» ориентации неофашизма в том ее двояком значении, которое с самого начала присуще объединяющему боевому призыву к «сопротивлению» (по крайней мере в понимании более энергичных кадров «молодежно-европейских» и «национал-революционных» групп). Это означало переход к более воинственным выступлениям на улицах – «сопротивление во имя Германии!»,– а также идеологическое наступление с особым прицелом на молодежь с ее левацкими движениями протеста (на языке «нового национализма»: «идейно-культурная революция ради Германии») посредством и внутри одной и той же объединенной неофашистской организации. Но в условиях 70-х годов, а тем самым с точки зрения тогдашних, да и сегодняшних, объективных организационных потребностей фашизма это было волюнтаристским мероприятием. Мы видим, как «Акция “Новые правые”» подтверждает это тем, что в силу обусловленных ситуацией фактически противоречивых требований к фашизму распадается сама.

Не успела АНП возникнуть, как выяснилось, что Пёльман намерен передать ведение столь рьяно защищавшегося им против Таддена «эмоционального огня» новой концентрации неофашистских сил вокруг ННС. Как уже говорилось, он незамедлительно присоединяет АНП к «Совету свободомыслящих», созданному в том же самом месяце Фрейем. И снова совершенно ясно, что при наличии общего стремления это в конечном счете приведет к поляризации и распаду этих неоднородных сил на два главных лагеря. Ведь не только Айхберг по просьбе Пёльмана составил «манифест» АНП, но одновременно и сам Пёльман выработал «Призыв к действию». Согласно этому призыву, АНП (по словам Барча) должна стать «движением молодежи за социалистическую нацию Европа и поддерживать всех освободительных /247/ националистов во всех странах». Однако присоединение к «Совету свободомыслящих», т. е. к лагерю Фрейя, означало и присоединение к группам того направления фашизма, националистическая агитация которого непосредственно направлена на реабилитацию гитлеровского, нацистского государства.

Это и определяло несовместимость представлений о мобилизации масс, связанных с деятельностью штрассеровских организаций и «национал-революционных базисных групп», с давно достигшими взаимопонимания относительно основных положений «нового» идеологическо-стратегического кредо идеологами «Идейного сообщества», которое взяло под свой прицел наступательную новую идеологическую рекомендацию фашизма, идущую через Штрассера под опознавательным знаком антигитлеризма, а тем самым и «антифашистский национализм».

Речь идет о двух разных методах мобилизации масс, которые (правда, не с точки зрения политического эффекта, но все же внутри одной организации), исключая друг друга, в конечном счете должны были взорвать ее. Именно это довольно скоро привело к конфликтам (при продолжавшемся два года тесном сотрудничестве), которые проявились уже на учредительном съезде АНП. В течение 1973 г. с обеих сторон имели место попытки исключения из партии, судебные тяжбы из-за права на сохранение ее прежнего названия (победителем из них вышел Пёльман). 2–3 марта 1974 г. прошли два раздельных партийных съезда, которые завершили раскол.

Большинство, прежней АНП вошло во вновь созданную «Национально-революционную организацию созидания» (НРОС), она уделяет основное внимание укреплению своих рядов.

«Солидаристы», «национальные социалисты», «национал-революционеры»

Несмотря на полное единодушие «национал-революционеров», которым больше уже ничто не мешало объединить все «национал-социалистические» силы в рамках этого «освободительно-националистического» направления в одну крупную единую организацию, дело до этого так и не дошло. Наоборот, среди них произошла организационная дифференциация, в результате чего разделились на две части даже представители «Идейного сообщества». Дифференциация /248/ эта весьма показательна. Ведь и в самом штрассеровском направлении все еще не решен вопрос о цели мобилизации – в данном случае той «третьей» модели, которую «новый национализм» обещает взамен объявленных устарелыми систем Востока и Запада. Иначе говоря, вместо капитализма и реального социализма должно появиться якобы нечто другое, «преодолевающее» и тот и другой, т. е. «истинный социализм».

Лотар Пенц из группы «Новый форум», выражавший мнение созданной тем временем гамбургской земельной группы НРОС, высказался за «солидаризм». Хенниг Айхберг, сотрудник «Молодежного форума», в полном единодушии со специалистом по «восстаниям в Восточной Европе» «освободительным националистом» Вольфгангом Штраусом стоял за «социализм». Это свидетельствовало о полном тождестве содержания штрассеровского «солидаризма» и «немецкого социализма».

24 августа 1974 г. группировка Пенца провозгласила в Ашаффенбурге «Солидаристское народное движение» (которое позднее было переименовано в «Союз немецких солидаристов»). Оно издавало журнал «Золль (Долг»). 31 августа 1974 г. во Франкенберге-на-Одере под руководством Айхберга и Штрауса оформилась группа «Дело народа – Национал-революционная организация созидания» (ДН/НРОС). Сначала органом этой организации стал журнал «Нойе цайт», который впоследствии объединился со старым печатным органом для неофашистских кадров «Идеологи унд Стратеги». Своей программой ДН/НРОС сделала «Национал-революционную программу», которую уже в 1974 г. Айхберг противопоставил «Солидаристскому манифесту». Ее «главным требованием» была «ликвидация германских сепаратных государств: Бонна, Восточного Берлина и Вены – путем национальной революции, осуществляемой легальными методами, а в случае необходимости – насилием». Начаться эта революция должна была в Западной Германии и Западном Берлине; считалось «возможным», что «центр ее тяжести будет перенесен на территорию ГДР, поскольку необходима общегерманская организация, охватывающая и Австрию»[78].

Кроме этих своих организаций, «солидаристы» создают различные «национал-революционные» группы, из которых ДН/НРОС оставалась крупнейшей, но не единственной. К этим двум главным организациям «национал-революционеров» в 1974 г. присоединилось еще несколько. /249/

Если сравнить программы этих объединенных под такой крышей, но все же самостоятельно организованных групп: «Солидаристский манифест» и «Солидаристскую программу принципов» «Союза немецких солидаристов»; программу ДН/НРОС «Наша программа для Германии», а также выработанную в качестве «основы национал-революционного самопонимания» «Национал-революционную платформу»,[79] то выясняется, что между ними нет ни малейшего концептуального различия. И это не удивительно, поскольку в основе их лежит один и тот же документ: программа тогдашнего «народно-социалистического движения», что было обусловлено следующей причиной.

Еще в 1968 г. Армин Молер,[80] который в 1942 г. дезертировал из швейцарской армии, чтобы вступить в СС, в 1949–1953 гг. был личным секретарем Эрнста Юнгера и впоследствии одним из руководящих сотрудников журнала «Критикой», а с 1964 г. управляющим делами Фонда Карла-Фридриха фон Сименса в Мюнхене, принял участие в рождении до сих пор единственной в своем роде организации французских «новых правых» – «Groupement de Recherche et d’Etudes pour la Civilisation Europeene» (GRECE) – под руководством Алэна де Бенуа. Это учреждение стало «копиркой» не только для «Идейного сообщества» и «Забабургских застолий» в ФРГ, но и для всех повсеместно возникавших «идеологических групп» в организациях «новых правых» других западноевропейских стран.

В 1981 г. общественность ФРГ стала свидетелем рождения еще одного объединения западногерманского неофашизма, заявившего о себе как о «новой школе». Его председателем стал некий Пьер Кребс из Касселя (а одной из центральных его фигур, само собою разумеется, Армин Молер). Это объединение утвердилось под откровенным названием «Семинары “Туле”» и уже первым томом – «Рабочий кружок. Исследование и изучение европейской культуры» (подзаголовок «Непреходящее наследие. Альтернативы принципу равенства»),– выпущенным тюбингенским издательством «Граберт-ферлаг» под знаком эсэсовских рун, оно не оставило ни малейшего сомнения в том, что требуемое для формирования нового национального сознания «фёлькишское» осознание «идентичности» тождественно регенерации расизма.

Подробное ознакомление с выходившими с 1981 г. публикациями «Семинаров “Туле”» показывает, что уже в /250/ предшествовавшие годы (через «национал-революционное» «Идейное сообщество», другие круги и организации правых в Европе) система этого «нового» мировоззрения из ее центров проникла как в аргументацию правых, так и в программные положения.

Поэтому Молер в кратком очерке истории развития германского консерватизма датирует «примерно концом 60-х годов» время, когда консерваторы осознали, что статус-кво в Европе неприемлем, а прошлое вернуть невозможно, и потому консерватизм устремляет теперь свой взгляд «вперед», как это имело место в Веймарской республике, у Мёллера ван ден Брука и Эрнста Юнгера.

Необходимо представлять себе облик сегодняшнего консерватизма, имеющего специфическую систему аргументации, которая свидетельствует о возможностях его воздействия на другие потенциальные политические силы.

Идеологический образец и стратегические направления «новых правых»

Гюнтер Барч еще в 1975 г. описал эту систему аргументации в главе «Мировоззрение новых правых» своей книги «Революция справа? Идеология и организация неофашистов». Недостаточно логично и последовательно он назвал следующие «шесть столпов» этой системы: «биогуманизм», «европейская теория познания логического эмпиризма», «биологический тип человека», «этноплюрализм с янсенизмом и евгеникой» {Янсенизм – неортодоксальное течение во французском и нидерландском католицизме. Янсенизм формировал тип интеллектуально развитого человека с высоким чувством моральной ответственности, но так же с фанатичной сектантской узостью. – Прим. ред.}, «освободительный национализм» и «европейский социализм».

Речь идет о системе взглядов, которая пытается оправдать требование создания «Большой Европы» и связанное с ним восстановление великогерманского рейха тем, что неевропейские державы подавляют «своеобразие» европейских народов.

По своей специфике это требование направлено не только против обеих нынешних «сверхдержав», но и против всех противостоящих такой ориентации политических сил, /251/ которые в конечном счете сводятся к единой враждебной «чужеземной силе».

Именно потому эта система может прочно утвердиться не только на историко-культурной почве (на которой она смешивается со всем «чужеземным» и к тому же подвергается возможности человеческого воздействия), но и, лишь впервые надежно, на почве «биологических» жизненных параметров, то есть на почве непреложного «естественного» значения.

Поэтому составными частями данной системы являются:

Биологическая, основанная на крайних социал-дарвинистских концепциях, антропология, опирающаяся главным образом на «результаты исследований» в области наследственной биологии и генетики, а также «науки о поведении» (этологии), которые были получены представителями элитарно враждебных массам и в большинстве случаев стоящих на расистских и социал-дарвинистских позициях.

Расистская этнография (этнология), утверждающая, что «различие», «своеобразие» народов определяется биологическими факторами и что каждому из них присуща специфически расовая логика и соответственно расовая теория познания («западный метод познания»). Базирующееся на всем этом «фёлькишское» учение о государстве, политике и обществе под названием «биогуманизм».

Основанная на этом учении программа мирового «фёлькишского нового порядка» («этноплюрализм»), а также внутриполитическая программа создания нового, «фёлькишского» государственного и общественного строя наций под флагом либо «фёлькишского», «национального социализма» и «органического» государства», либо «солидаризма» («европейский социализм» или только «европейский новый порядок»)[81].

Стратегия осуществления этой общей программы с целью активизации «народной» борьбы за исторически обосновывающую ее теорию «революции» («освободительный национализм»).

Замена прежних «рационалистических», «материалистических» или даже «интеллектуалистских» научных понятий отвечающими «жизни» (именно «особыми» вместо лишь фиктивных «всеобщих») формами «совершенно единого» образа мышления и требующими «мифологического» осознания философии, являющейся историей человеческого духа, которая к тому же отвергает это наименование, поскольку /252/ речь еще идет лишь о «мышлении» («сообщество мышления!»).

1. «Биологический» или «реальный тип человека»

По утверждению «новых правых», следует, пишет Барч, «разрушить антропологические основы господствующих мировых систем» на Востоке и Западе[82]. Для «новых правых» человек – это биологический тип, «сущность которого первично определяется биологической эволюцией и инстинктами»; поэтому все устанавливаемые нормы должны отвечать этим «естественным закономерностям». В чем же они состоят? «Исследование поведения» называет здесь «шесть конкретных инстинктов».

Первый. «Территориальный» инстинкт, который «новые правые» определяют как «групповой механизм отмежевания вовне и сплочения внутри», из чего делается вывод, что данный инстинкт – «антропологическая» первопричина «национализма».

Второй. Инстинкт «доминирования», который «новые правые» определяют как «механизм неравенства»: «только признание неравенства обеспечивает господство самого способного». Это – основа отстаиваемого «Нувель эколь» и «Семинарами “Туле”» учения о дифференциации, на основе которого вырабатывается мировоззрение, охватывающее все сферы жизни и направленное против «принципа равенства» как «противоестественного»[83]. Исходным пунктом является именно «неравенство» как присущий природе «творческий принцип созидания»[84].

Инстинкт «доминирования» «антропологически обосновывает» не только «гуманизм», который отвечает «жизни... и ее принципу неравенства»[85], но и выражает «волю» бороться против «догматизма» и «идеологии»[86]. Тем самым он ведет к «культурному Ренессансу и освобождению Европы», которая «в сотрудничестве с молодыми силами третьего мира будет угрожать империализму великих держав»[87]. В соответствии с этим законом жизни «Семинары “Туле”» пропагандируют «право народов на неравенство», а тем самым «плюрализм» их понятий истины, что подрывает международное право. «Смелые завоеватели» из рядов народа следуют своей собственной, «фёлькишской истине», а не истине завоеванных.

Третий. Инстинкт «собственности», который вытекает «из овладения и формирования материи человеком» и его отождествления «с захваченным и сформированным». Поэтому «частная собственность» – «не что иное, как /253/ конкретизация человека в материи»; это способствует выживанию лучших и укрепляет группу или общество вовне.

Четвертый. Инстинкт «агрессивности», который служит «защите территории, образованию сословий и приобретению собственности». «Материальная форма проявления» этого инстинкта – «оружие», которое «новые правые» объявляют «причиной становления человека».

Пятый. Инстинкт «сообщества», который служит «сохранению» малых и больших групп (таких, как «семья или народ»).

Шестой. «Сексуальный» инстинкт, который способствует «биологической эволюции».

2. «Европейская теория познания»

Эта «теория познания», выдвинутая «новой школой», претендует на принадлежность к «логическому эмпиризму», который уже преодолевает «рационализм» (в понимании любой всеобщей идеи) и тем самым ликвидирует разрыв между мышлением и эмпиризмом. Исходя из этого, «новые правые» строят концепцию расистской «теории познания», делают на ее основе практические политические выводы и выдвигают политические требования. Так, превращение Европы в один из важнейших центров мировой цивилизации они объясняют неким «европейским синдромом» и требуют, чтобы «европейская политика» определялась осознанием этих фактов. «Новые правые» заявляют, что и «общественный строй в Германии должен быть сформирован заново, в соответствии с европейским синдромом».

Считая своей целью создание «Великой Европы», «новые правые» пытаются сконструировать некую «европейскую идентичность», но при этом резко отмежевываются от национал-социалистского расизма периода до 1945 г., поскольку тот «хотя видел и принимал в расчет биологические реальности, но неправильно толковал и понимал их». Ведь, по их мнению, «реальность – это деление человечества на европейцев, негроидов и монголоидов. Языковое деление на германские, романские и славянские народы, правда, существует, но имеет второстепенное значение» (вполне понятно почему). Вообще «основная причина политического и военного поражения национал-социалистов» коренилась в этом «ненаучном биологизме», хотя не кто иной, как Ницше, показал, что путь Европы как к мировому господству, так и к «сверхчеловеку» лежит через научное познание природы; именно за такое «познание» «новые правые» и выдают свою «европейскую теорию познания». /254/

3. «Биогуманизм»

Он является применением «реалистического типа человека», «европейской теории познания», дополненной расовой «дифференциацией» к проблемам общественного и государственного устройства. Соответственно этому Барч дает главе название: «Биогуманизм против техномарксизма».

В действительности же речь идет здесь о той издавна главной, а потому классической для всех «фёлькишских» идеологов теме, из которой они пытаются выкристаллизовать «фёлькишский» принцип как таковой, противопоставляя его «либерализму» и «марксизму» (под которыми они понимают рационализм, веру в прогресс, материализм и т. п.) как главным течениям времени, утверждая, будто бы те потерпели банкротство.

4. «Этноплюрализм»

Он является основным звеном всей системы, в котором понятие «национальная идентичность» (в чрезвычайно характерном для «новых правых» «фёлькишском» смысле слова) становится обобщающим идеологическим обоснованием и оправданием как кампаний против иностранцев и направленной против них политики внутри страны, так и (при помощи одной и той же формулы) всей внешнеполитической программы, призывающей к установлению «фёлькишского, нового порядка в Европе», который именуется «этноплюралистским» и развитие которого является теоретическим самообоснованием «нового национализма».

В понятии «национальная идентичность» «национализм» сводится к присущему всем живым существам «инстинкту захвата территорий», который отвечает «основному биологическому принципу и потому служит прогрессу в деле эволюции»[88]. Поэтому он означает «стремление» народов «к самоутверждению и самовыражению» и тем самым является «экзистенциональным сознанием своеобразности данного народа». «Давлению», которое оказывается на это «своеобразие» (другими «своеобразиями») извне, он противопоставляет «контрдавление изнутри», служа тем самым «духовной интеграции всех участников группы в территориальный союз»[89].

Если к этому тезису «новых правых» мы присоединим тезис о том, что отдельный индивидуум вообще что-то значит лишь внутри такого «органического целого», а вне его ничего собой не представляет, то понятие «национальная идентичность» приобретает внутренний импульс, который придает ему особую динамическую силу: каждый в /255/ отдельности идентичен своей личности, но в связи со всеми он представляет нацию.

Это «фёлькиш»-националистическое понятие «идентичности» – умело применяется в «вопросе об иностранцах». Умерший в мае 1971 г. Артур Эрхардт перед смертью записал на пленку «Призыв к сопротивлению против убийства народа», именуемый с тех пор всеми приверженцами «новой Европы» «политическим завещанием». В нем он, ссылаясь на якобы существующий гигантский вражеский заговор, расписывал «всяческие, вынашиваемые с конца прошлого века планы истребления немецкого народа» посредством «геноцида», «биологического засилья иностранцев» и «сокращения рождаемости».

Тем самым он дал «добро» неофашизму в ФРГ в его попытке создать массовую базу путем направленных против иностранцев кампаний, адресованных скрытому расизму «молчаливого большинства». «Научной» опорой «новым правым» послужил проведенный в 1980 г. «Обществом свободной публицистики» и «Национ Ойропа» конгресс на тему «Будущее немецкого народа с биологической и политической точек зрения», который оказал определенное воздействие на политику правительства ФРГ[90].

«Новые правые» стоят на позициях этого «биополитически» (и что весьма интересно, «геополитически») обоснованного курса против иностранцев в ФРГ. Их мысли, как отмечал еще в 1975 г. Барч, «идут в том же самом направлении». Однако специфическим «вкладом» их возникшей в то время и направленной против иностранцев «этноплюралистской концепции» был тот, что кампании, организованные неонацизмом, теперь больше не могли использовать арсенал аргументации, базирующийся на утверждениях о расовой или национальной неполноценности тех или иных народов. Им пришлось изображать эти кампании и акции как проводимые якобы в пользу самих иностранцев, чтобы оградить их от потери своей «национальной» и «культурной», а таким образом, и личностной «идентичности».

Эта аргументация имела свой внутренний, предназначенный для населения ФРГ и собственной «нации» агрессивный смысл. Функционально она полностью соответствовала прежнему фашистскому расизму с его «градацией наций по их ценности», а по действенности не уступала ему. Об этом свидетельствовало невиданное возмущение, которое вызвали открыто провозглашенные неонацистами кампании /256/ против иностранцев в ФРГ, что имело решающее значение для «новых правых», всего западногерманского неофашизма.

Во внешней политике концепция «этноплюрализма» находит применение в требовании создать «народные идентичности» путем присоединения к ним территорий тех или иных государств. Это означает пересмотр существующих ныне в Европе государственных границ согласно этническому принципу порядка «фёлькишского самоопределения» в качестве «зародыша нового мирового порядка». Концепция эта имеет «четыре уровня»: «общегерманский», «великогерманский», «континентальный» и «международный».

На «общегерманском уровне» речь, понятно, идет об «объединении» ГДР с ФРГ.

На великогерманском уровне «новые правые» в план создания «нового порядка» включают и Австрию. Дабы Германия смогла возникнуть вновь, ныне существующие государства ФРГ, ГДР и Австрия должны быть ликвидированы. К числу «воссоединяемых» с Германией областей относится и Южный Тироль.

Этот «этнический» порядок надлежит осуществить и на «континентальном уровне», причем взгляды тут направлены на Советский Союз как на «многонациональное государство», которое, по мнению «новых правых», необходимо расчленить на более мелкие, «этнически» идентичные государства. Главное препятствие для установления такого «нового порядка в Европе» – существующие системы экономических и военных блоков, которые являются воплощением «ялтинской системы европейского устройства держав-победительниц». Поэтому во имя «национальной идентичности» европейских народов эта послевоенная система должна быть ликвидирована. Европейские народы на Востоке и Западе посредством нынешних двух систем равным образом лишены своего национального лица и «колонизированы» каждой из представляющих эту систему внеевропейских «сверхдержав» (в отношении Советского Союза «новые правые» аргументируют это ссылками на «азиатский коммунизм»[91], и это мешает им в результате раскола Европы осуществить свою «европейскую, идентичность» в политическом отношении). Поэтому «свобода от блоков», «свобода от оккупационных держав» как предпосылка «фёлькишского самоопределения» и «этнического» преобразования европейской «системы государств» (в отличие от /257/ ориентирующихся на западный блок консерваторов, или «старых» правых) должны стать лозунгами и первоочередной боевой целью «новых правых».

Результат такого «этноплюралистского» нового порядка в Европе очевиден: в центре континента вновь возник бы «Великогерманский рейх», а Советский Союз должен был бы распасться точь-в-точь с представлениями времен Брестского мира. Вот здесь как на ладони смысл «этноплюралистской» концепции, как и суть «новых правых» вообще.

«Западноевропейское» применение концепции «этноплюрализма» выражается в поддержке движений за автономию ирландцев, басков, южных тирольцев и др., а также издавна интересующих германский капитал движений за распад Бельгии на фламандскую и валлонскую части[92].

На «международном» (глобальном, трансконтинентальном) уровне реализованная в Европе «фёльиишская» система государств должна послужить затем «примером для всех». В этом духе пресса «новых правых» равным образом приветствует все без различия как антиимпериалистические национально-освободительные движения, так и действия самых реакционных вооруженных формирований, предназначенных для ведения гражданских войн, а также фашистских террористических групп, лишь бы они были направлены против одной из «сверхдержав», которые «оккупировали и раскололи нашу страну».

5. «Освободительный национализм»

«Новые правые» исходят из того, что «этноплюралистское» преобразование Европы не возникнет само собой. Поэтому европейский национализм должен стать «революционным». За образец выдается «17 июня 1953 г. в ГДР». Этот реакционный путч интерпретируется как «детонирующий взрыв национальной освободительной борьбы во всей Германии» и ежегодно отмечается «новыми правыми» как день революционной борьбы немецкого народа. «Новые правые» стремятся подготовить «восстание восточноевропейских народов», к которому они готовы присоединиться. Такую же «помощь» они обещают и «национальным и оппозиционным меньшинствам в СССР, которые готовы к перевороту».

«Новые правые» реализуют свои идеологические установки, по возможности включаясь во все движения «протеста» (как и параллельно – во все еще «консервативные» фракции правых объединений). Этим преследуется двойная цель: использовать данное движение для пропаганды /258/ и осуществления собственных политических требований и, если удастся, сделать его движением за воссоединение «великой Германии» и ликвидацию послевоенной «ялтинской системы». Вместе с тем «новые правые» стремятся изобразить существующую ныне систему партий и прочих политических сил в ФРГ как систему, порожденную «ялтинскими державами», а идеи разрядки и мирного сосуществования – как «заговор с целью раскола Германии». Они пытаются изобразить представительную систему партий в ФРГ, а также государственный строй социалистических стран всего лишь двумя формами равно «чуждого народам» осуществления власти, порожденной тем же самым «рационально-технократическим» и «универсалистским» духом. Эта позиция рассматривается как альтернатива социализму и потому может быть названа «третьей», от которой в любом случае до «фёлькишской» всего небольшой шаг.

«Новые правые» всерьез рассчитывают на свержение коммунизма в Восточной Европе, включая и Советский Союз. Весь смысл их концепции в том, чтобы, внутри ФРГ ориентируя массы на осуществление великогерманской задачи, способствовать выполнению этой цели, а вне страны оказывать влияние на все антиимпериалистические движения, пытаясь придать им прежде всего антисоветский характер.

6. «Европейский социализм»

Борьба против «американо-советского империализма», против «ялтинских держав» выдается за путь к «третьей системе» (особенно рассчитанный на восточноевропейские государства), за «социализм», отвечающий именно особой европейской сущности, собственно «европейский социализм». Суть этого нового, истинно европейского «социализма» «направлена против требования равенства... Его главная идея состоит в иерархии. Именно в этой идее – отличительная особенность социализма новых правых... Главная мысль – это намеренное перенесение инстинкта «доминирования» из области психики на экономический строй...»[93].

Иначе говоря: «Что принадлежит человеку по праву при новом порядке? Прежде всего... то положение, которое соответствует его ценности для общества»[94] что будет измеряться его «готовностью проявлять национальную солидарность». «Каждый националист» поэтому «неизбежно является и социалистом», ибо «базирующаяся на естественном /259/ мировоззрении» идея целостности считает «каждого отдельного человека членом социального организма, прежде всего – народа», а под «осуществлением» социализма понимает проведение в жизнь «понятия целостности также и в социально-экономических отношениях». Но «поскольку человеку присуще стремление выделиться», его надо «удовлетворять», а потому «в рамках регулируемого соревнования» каждый человек должен иметь возможность «завоевать себе положение». «Новые правые» даже вынашивают мысль о необходимости «создания качественно нового профессионального чиновничества, высокие ранги и столь же высокие оклады которого, как движущие силы свободного предпринимательства, должны быть сохранены». Поэтому «носителем социализма для новых правых является не пролетариат или интеллигенция, а единый народ... Марксистскому классовому социализму они противопоставляют националистический народный социализм».[95]

Это мировоззрение «свободомыслящих социалистов» как «воплощение самого современного и единственно научного социализма», по мнению Барча, «одинаково далеко» как от «гуманистического восприятия», так и от марксизма.

* * *

Все элементы этой основной идеологической схемы проявляются в программах отдельных «национал-революционных» организаций и тесно примыкают друг к другу в единодушно провозглашаемой ими и закрепленной в «Национал-революционной платформе» «идее пятикратной революции» (национальная, содержащая в себе аспект «охватывающего весь мир освободительного национализма», «социалистическая» или «социальная», «экологическая», «культурная», «демократическая» или «базисная») с постулатом из «Платформы»: «Мы принципиально отвергаем политическую форму господства буржуазного общества – демократический парламентаризм»[96]. Исходя из этих положений, журнал «Вир зельбст» («Мы сами») сформулировал свои шесть пунктов и заявил, что стремится к «созданию новой, независимой, объединенной Германии в Европе свободных народов» и желает «бороться за охватывающий весь мир освободительный национализм». Он также выдвинул «следующие отдельные требования, взятые в их общей взаимосвязи»: «этноплюрализм», «экологический образ мысли», «гуманный социализм» (причем «гуманный» – значит /260/ «биологический» или «реалистический тип человека»), «децентрализация экономики», «культурное обновление» и «базисная демократия».

Теперь становится понятно, почему «новые правые» при первом же своем натиске почти полностью включились в экологическое движение, рассчитывая через него создать себе массовую базу, и даже попытались с помощью быстро созданных собственных «Эко-групп» с самого начала захватить в нем инициативу. Так, «солидаристы» Пенца стали интенсивно сотрудничать с «движением зеленых». Пенц обосновал это следующим образом: «Мы, солидаристы, в духе третьего пути стоим в стороне от правых и левых, от капитализма и коммунизма, и в своих идеях создания нового порядка исходим из экологическо-биологической угрозы, нависшей над людьми и окружающей средой и коренящейся в материалистическом мировоззрении господствующих идеологий. Мы, солидаристы,– изначально «зеленые!»[97]

Смысл этой борьбы за «зеленых» коренится в концепции «биогуманизма». Речь идет о том, чтобы создать «партию против партий», «партию для надпартийной, свободной от партий политики», «партию народного государства» с «солидаристским избирательным списком», партию, которая будет бороться «против раскола, порожденного Ялтой», за «жизненное пространство Срединная Европа» и за «всю Европу».

Становится понятным и то, почему в начале 80-х годов «новые правые» обратили усиленное внимание на движение в защиту мира. Ведь, казалось бы, это противоречит прежним установкам их матадоров из «Акции “Сопротивление”» и кассельского кружка и их действиям против разрядки. Тем не менее они не выступили против этого движения фронтально, а, наоборот, стали стараться закрепиться в нем и приобрести на него влияние. Ведь, в сущности, речь шла здесь непосредственно о главной политической теме и кардинальном устремлении самих «новых правых» – о Европе. Они использовали в пропагандистских целях опасность ядерного уничтожения, которая грозит как западной, так и восточной части Европейского континента вследствие американской доктрины ограниченной ядерной войны в Европе, а также тезис о невыносимом «порабощении» Европы «ялтинским раскольническим диктатом», призывами к борьбе с «ялтинскими державами» и с их присутствием в Европе, выступая за «единую» и «автономную Европу», /261/ выдавали за самую актуальную задачу по «защите жизни» для всех европейцев на Западе и Востоке. Они призывали бороться против общего врага в лице обеих «сверхдержав», считая, что опасность исходит как от Пентагона, так и от Советского Союза.

Таким образом, «новые правые» стремятся внедриться в движение за мир и, учитывая его большую потенциальную силу, заставить сторонников мира занять основную позицию всех приверженцев «холодной войны»: будто опасность войны в Европе порождается отнюдь не стремлением к ^ пересмотру статус-кво и существующих границ, а именно самим этим статус-кво. Следовательно, его ликвидация, «отбрасывание» социализма и экспансия на Восток и являются путем к миру[98].

Европейская политика США (в частности, размещение в конце 70-х годов в Западной Европе ядерных ракет среднего радиуса) оживили у монополистического капитала в ФРГ, особенно в кругах, горячо ее поддерживающих, надежды на создание «Срединной Европы».

Такие спекулятивные расчеты всегда предполагают возникновение ситуаций «народного восстания» в том духе, в каком его пропагандируют и даже пытаются вызвать «национал-революционеры» возрождая иллюзорные надежды на создание «Срединной Европы» в духе «фёлькишско»-экспансионистской политики, направленной против Востока. /262/

Примечания