|
Пьетро да Кортона. Нахождение Ромула и Рема Фаустулом. 1643
Рим погубили те, которые его создали – римляне и италийцы. То есть «основной народ»
Римской империи. Можно было бы сказать «титульная нация», если бы все-таки
научный подход не исходил из того, что нации возникают лишь со складыванием
национальных рынков.
Первыми ее восстановили уже вполне романизированные франки Карла Великого. Но тут выяснилось, что меньше всего империя нужна не покоренным народам, а именно главному народу – италийцам. Хотя они составляли основное население имперских земель, выполнять свою миссию «держателей» они не собирались и за империю сражаться не хотели. Как только короли двух составных частей империи Карла – Франции и Германии – отобрали у брата-императора полосу земель, выходивших за пределы собственно Италии и доходивших до Фландрии, оказалось, что императоры не в состоянии противостоять ни собственным феодалам, ни соседям. Италийцы «устали» – и ни за что не хотели воевать. Кроме того, они стремились к тому, чтобы их никто не трогал.
С тех пор все имперские усилия народов, претендовавших на то, чтобы нести факел Рима, так или иначе разбивались о сопротивление народов Италии. Последние в течение следующей тысячи лет не только всячески сопротивлялись возрождению империи, но и не смогли составить уже даже единое национальное государство, пока не настало время, когда вне подобной формы стало просто невозможно существовать.
Но факел-то горел, светил, идея жила – и один за другим народы Европы воспринимали этот свет и загорались этой идеей. В 962 году империю вновь восстановили саксы (немцы) при Оттоне I.
После нового упадка императорской власти – с утратой доминирующего положения саксов – ко второй половине следующего века эстафета перешла к франконцам. Еще через шаг на первый план вышли швабы и правившие ими Гогенштауфены.
С падением Гогенштауфенов – падением, вызванным во многом тем, что их новой опорой стали южные италийцы, несумевшие оказать им полноценной помощи, – империя вновь пришла в упадок. Последнее длительное возрождение идея пережила при Габсбургах. Конечно, их империя была уже не слишком похожей на собственно империю Рима, но огонь продолжал гореть почти до XIX века. И чем дальше, тем больше против империи боролись именно те, которые некогда разожгли это пламя.
Нечто похожее можно видеть и на примере отношений разных народов Восточной империи.
Разница во многом заключалась в том, что западному христианству удавалось вновь и вновь переносить имперское пламя на новые народы, из которых многие в некой исторической очереди перенимали эстафету имперского строительства. Восточное христианство шаг за шагом теряло народы, подпадавшие под его влияние. Первое побеждало одну за другой иные веры в Европе и на других концах света – второе все время сокращало зону своего влияния, проигрывая то одной иной вере, то другой.
Если оно как-то и уцелело, то только за счет Руси, разжегшей затухавший византийский костер в новый огонь и создавшей новую империю. Но кто на протяжении всей тысячи лет попыток возродить Западную Римскую империю постоянно боролся против этих попыток? Отчасти постоянно зажигавший этот огонь – равно как и постоянно пугавшийся его – католицизм. Но постоянно и регулярно – именно тот самый народ, который произвел некогда эту идею, который зажег этот огонь – италийцы (итальянцы).
И даже когда они предприняли попытку создать свою новую империю в 20–40-е годы XX века, у них ничего путного не получилось.
Очевидно, империя – в понятии империи как особого проекта, особого типа цивилизации – может существовать лишь как огонь, в который включаются все новые и новые народы – не столько в смысле увеличения их количества (хотя и это важно), сколько в смысле их появления, поддержки имперского существования новыми составляющими.
 Император Филипп АравитянинВ этом смысле можно идентифицировать три типа национализма.
Первый – молодой, имперскообразующий. Возвышающий свою страну и своей энергией вовлекающий в имперского строительство соседей, возможно, имеющих недостаток такой энергии.
Второй – господствующий. Возвысившийся, господствующий, но сохраняющий только ту часть энергии, которая позволяет господствовать и присваивать чужую энергию, что рождает стремление иных народов освободится от подобного господства.
Третий – умирающий. Он уже не имеет энергии, как италийцы или византийцы. А ту, которую имеет, расходует на противостояние новой энергии, направленной на поддержание затухающего костра. Он способен лишь на то, чтобы, с одной стороны, погубить империю, а с другой – под видом борьбы за национальное государство (то есть иную фазу иного историко-этнического существования) разрушить свое собственное государство и превратить его в радующий взгляд иноземных путешественников заповедник вымирающего народа.
Разумеется, в данном случае слово «национализм» используется не в его научном значении конкретной политической идеологии, признающей свою нацию высшей ценностью в сравнении и с отдельными ее членами, и с другими народами, или в значении известного типа политической тенденции, а в смысле определенного типа тенденции самоощущения. Самоощущения, перетекающего в некую государственную определенность.
Рим как империя уже с конца первого века нашей эры во многом обеспечивал свои военные и государственные нужды за счет не столько италийцев, сколько народов провинций. Императоры, приводимые к власти легионами на периферии, уже не всегда имели римское происхождение.
Отсюда возникают три предположения.
Первое: в прошлом империи (идентифицируемые проектно-цивилизационные ареалы) могли существовать лишь за счет вовлечения в свою энергию иных народов и подпитки их энергией, то есть исключительно экстенсивным путем.
Второе: развитие культуры и цивилизации требует создания такого типа имперского механизма, при котором энергия не уменьшается в процессе своего цивилизационного использования и не требует постоянного пополнения, а увеличивается и вовлекает в свое «горение» новые народы и культуры. И происходит это при общем увеличении количества высвобождаемой энергии и ее самовоспроизводстве. То есть центральный вопрос здесь – вопрос механизма воспроизводства энергии империи.
Третье: народы (этносы, нации – в данном случае неважно, хотя тут будут свои особенности), достигшие третьей стадии национализма, то есть включившиеся в борьбу против империи, могут подвергнуться двум воздействиям. Либо – в случае решения задачи самовоспроизводства имперской энергии – омоложению такой энергией. Либо организованному противодействию имперских элементов. Такими элементами могут быть и те народы, которые включены в имперский процесс, но находятся на более ранней стадии развития.
Если бы, скажем, на рубеже пятого и шестого веков Теодорих менее бережно относился к италийскому населению и не организовал практически изолированное проживание готов отдельно от италийцев, а либо изгнал италийцев, либо сумел смешать и ассимилировать их с готами, то Западную Римскую империю действительно удалось бы возродить на деле. Ведь впоследствии именно италийцы срывали все попытки новых цивилизованных ими же народов возродить их же державу.
Конечно, все это в известной мере является предположением.
Но представляется, что, как минимум, в качестве некой гипотезы это стоит принимать во внимание в ситуации кризиса и упадка той или иной империи.
Иными словами – хочешь восстановить империю, созданную некогда неким имперскообразующим народом, найди народ, который продолжит его дело. Даже если первый народ пытается сопротивляться возрождению собственного детища. Или найди способ вернуть этому народу его историческую энергию – но в рамках новых, иного типа энергообразующих процессов.
Но только не потакай его усталому стремлению помешать этому возрождению.
Византизм как агония
В силу известных аналогий интерес к такой достаточно вторичной в исторической сознании теме, как судьба Византийской империи, наверное, на некоторое время будет заметно активизирован. И в общем-то это, конечно, хорошо.
Это хорошо как потому, что тема сама по себе достаточно интересная и романтическая, так и потому, что действительно есть из чего извлекать определенные уроки. Ну, действительно, была Римская империя, основа нынешней европейской цивилизации, империя, наполненная пафосом и героизмом, со всеми своими культурными достижениями – и пала, предварительно разделившись на две половины.
 Мавзолей Теодориха в РавеннеОбе эти половины пошли разными путями – и обе пали. Есть простор и для анализа, и для сравнений, и для рефлексий.
Два пути – и оба привели к поражению. Та часть, которая пала раньше, практически возродилась в виде последующей европейской цивилизации, а та, которая стояла еще тысячу лет, ушла в историческую память. Поскольку все же российский Третий Рим – это не возрождение Второго, Восточного, а создание совсем нового.
Мусульманский Стамбул в каком-то смысле (но в каком-то) куда больше можно считать продолжателем Византии, чем Москву, ставшую центром и основой во многом вообще другого мира.
Падение Византии и все проблемы так и не поднявшейся еще из глубины падения 90-х годов России – в чем-то дают повод для сопоставлений. Но все же – это очень разные сюжеты. Реминисценции на тему того, как могла пасть такая славная византийская цивилизация, заведомо затушевывают тот простой факт, что все ее существование есть история ее падения.
Готы Теодориха дали Риму передышку. Они вообще во многом видели себя
«стражами империи». Сложись все немного по-другому – кто знает, может быть,
Италия не пришла бы в упадок, а Западная Римская империя просуществовала бы
не меньше Восточной.
Высшая точка ее могущества – это шестой век, правление Юстиниана, когда ему удалось не только закрепить внутреннее положение державы, но и вернуть ей многие земли прежней Римской империи, захваченные варварами.
Но этот век – это собственно еще не Византия, это – Восточная Римская империя. Затем опять шаг за шагом у нее начали отбирать ее владения. Лангобарды отобрали разоренную войной Италию, арабы – Ближний Восток и Африку.
Вот здесь и началась история собственно Византии. Если Восточная Римская империя – это боровшаяся за свое восстановление Римская империя – и боровшаяся вполне достойно, хотя иногда и с общим негативным результатом, – то Византия – это обворованная Восточная Римская империя. Она уже – вообще не Римская, а скорее Греческая империя. Но греки в свое время потому и уступили первенство Риму в основанном ими мире, что не были готовы сохранять наследие своего героического периода, удержать завоевания Александра Македонского. И для того, чтобы наследовать его могущество, потребовался Юлий Цезарь.
Облагороженный эллинистической культурой, Рим век за веком расширял свои границы. Византия, опиравшаяся на эллинистическое наследие в соединении с христианством, век за веком теряла свои территории.
И Западная, и Восточная Римские империи присягнули христианству. Запад пал, Восток тысячу лет противостоял падению.
В чем было различие? Во многом. Но в большой степени в том, что Константинополь опирался на зону развитого позднего эллинизма. И когда более молодые народы начали отбирать у него эту зону, уже они черпали из нее свою силу. Что такое халифат? Взбодренный энергией молодого арабского этноса мир эллинизма.
Когда иссякли силы Византии в ее противостоянии собственному упадку? Когда она утратила эллинистические территории и эллинистическое наследие.
Когда после ударов арабов Византии удалось возродиться и вернуть себе Ближний Восток? Когда к власти пришли представители классических зон эллинистического наследия – сначала Исаврийская, а потом Македонская династии. Когда начался новый упадок? Во времена сначала Комнинов, а потом Палеологов – то есть во времена правления аристократии центральных греческих зон.
Есть при определенном настрое мысли известный соблазн объяснить то, что сохранял Константинополь из своих успехов, соединением Римской государственности и Христианской церкви.
В основном этот соблазн опирается в лучшем случае на опыт Юстиниана. Хотя тоже с определенными вопросами. Но величие Юстиниана тратилось уже его наследниками. Когда в 717–718 годах арабы в третий раз осадили Константинополь, его спасение можно, конечно, приписать молитвам верующих. Но, скорее всего, оно все-таки было связано с болгарскими войсками, пришедшими на помощь своему союзнику. В этот период вообще именно славяне спасали империю и дали ей несколько лишних веков жизни.
В V–VI веках Восточная Римская империя выстояла и окрепла не столько за счет истовой веры, сколько за счет того, что именно на Востоке была сосредоточена масса еще свободных крестьян, ставших основой армии Юстиниана. Точно так же в VII–VIII веках ранее потрепавшие империю славяне, прорвав оборонительные рубежи, заселили Балканы и пополнили свободное крестьянское население, а следовательно – основу ее новой армии.
Лев III Исавр и его преемники обеспечили безопасность империи. Но при этом вступили с Церковью в почти столетний конфликт, когда они поняли ее бесполезность для дела защиты страны. Если в тот момент в Византии Православная церковь в чем-либо и сыграла роль, то, пожалуй, в том, что, с одной стороны, стала прибежищем аристократической оппозиции сильной императорской власти, а с другой – своим непониманием настроений народа вызвала массовое движение павликиан, потрясшее вновь основы государственности.
Последний славный период расцвета Византии – это Македонская династия (от середины IX века до середины XI века), то есть примерно до раскола Западной и Восточной церквей. Но эта лебединая песня империи основывалась не на преодолении конфликта между иконоборцами и иконопочитателями, а скорее на капитуляции Церкви перед светской властью.
Источник: devec.ru.
Рейтинг публикации:
|
