|
"11"
Все, сообщаемое Ибн Фадланом о хазарах, опирается, как уже говорилось,
на сведения, собранные им во время путешествия, однако большая часть
получена от окружения царя булгаров. В отличие от остального повествования,
отражающего личные наблюдения, страницы, посвященные хазарам, содержат
поверхностные сведения и не производят сильного впечатления. К тому же у
него предубежденные информаторы - вспомним о понятной неприязни царя булгар
к хазарскому сюзерену, а о враждебности халифата к царству, перешедшему в
соперничающую религию, говорить вообще излишне.
Автор совершает резкий переход от описания двора русов к хазарскому
двору:
"Что же касается царя хазар, титул которого хакан, то, право же, он не
показывается иначе, как [раз] в каждые четыре месяца, [появляясь] в
[почетном] отдалении. Его называют "большой хакан", а его заместителя
называют хакан-бех. Это тот, который предводительствует войсками и командует
ими, управляет делами государства, руководит им, появляется [перед народом],
совершает походы, и ему изъявляют покорность находящиеся поблизости от него
цари. И он входит каждый день к наибольшему хакану смиренно, проявляя
униженность и спокойствие. Он входит к нему не иначе, как босым, держа в
своей руке дрова, причем, когда приветствует его, то зажигает перед ним эти
дрова. Когда же он покончит с топливом, он садится вместе с царем на его
трон с правой его стороны. Его замещает муж, называемый кундур-хакан, а
этого также замещает муж, называемый джавшыгыр. Обычай наибольшего царя тот,
что он не дает аудиенции людям и не разговаривает с ними, и к нему не
является никто, кроме тех, кого мы упомянули, а полномочия вершить дела,
наказывать [преступников] и управлять государством принадлежат его
заместителю хакан-беху.
[Другой] обычай [относительно] наибольшего царя [тот, что] если он
умрет, то строится для него большой двор, в котором [имеются] двадцать
домов, и в каждом из этих домов для него вырывается могила. Измельчаются
камни настолько, что они делаются похожими на глазной порошок, и
расстилаются в ней, и поверх этого накладывается негашеная известь. А под
[этим] двором [имеется] река, и [эта] река большая, [быстро] текущая, и они
проводят эту реку над этой могилой, и говорят: "Чтобы не добрался до нее ни
шейтан, ни человек, ни черви, ни насекомые". Когда он похоронен, то рубят
шеи тем, кто его хоронит, чтобы не было известно, в каком из домов
[находится] его могила. Могила называется "рай", и говорят: "Он вошел в
рай". И все [эти] дома выстланы парчой, сотканной из золота.
[Еще] обычай царя хазар [тот], что у него двадцать пять жен, [причем]
каждая из этих жен - дочь кого-либо из царей, соседящих с ним, которую он
берет [себе] волей или неволей. У него шестьдесят девушек-наложниц для его
постели, причем только такие, которые отличаются красотой" [29].
Дальше Ибн Фадлан дает довольно причудливое описание гарема кагана, где
у каждой из восьмидесяти пяти его жен и наложниц "свой дворец", а также
служитель или евнух, который по царскому приказу приводит ее к нему в альков
"быстрее, чем по мановению ока".
После еще нескольких сомнительных замечаний об "обычаях" хазарского
кагана (мы к ним еще вернемся), Ибн Фадлан приводит, наконец, кое-какие
факты о самой стране:
"У царя хазар [есть] огромный город на реке Атыл [Волга]. Он состоит из
двух сторон, - в одной из этих двух сторон [живут] мусульмане, а в другой
стороне - царь и его приближенные. Над мусульманами [начальствует] муж из
[числа] приближенных отроков царя, который называется хаз. Он мусульманин, и
судебная власть над мусульманами, живущими в стране хазар и [временно]
приезжающими к ним по торговым делам, предоставлена этому
отроку-мусульманину, так что никто не рассматривает их дел и не производит
суда между ними, кроме него. "У мусульман в этом городе [есть] соборная
мечеть, в которой они совершают молитву и присутствуют в ней в дни пятниц.
При ней [есть] высокий минарет и несколько муэззинов"" [30].
Сохранившаяся часть путевых заметок Ибн Фадлана заканчивается такими
словами: "Все хазары и их царь иудеи* а "славяне" [булгары] и все, кто
соседит с ними, [находятся] у него в покорности, и он обращается с ними как
с находящимися в рабстве, и они повинуются ему с покорностью. Некоторые
считают, что хазары - это Гог и Магог" [31].
"12"
Я так пространно цитировал одиссею Ибн Фадлана не столько из-за
отрывочных сведений о хазарах, которые в ней можно найти, сколько потому,
что она проливает свет на мир вокруг них, на полнейшее варварство
народов-соседей, дающее представление об их собственном прошлом,
предшествовавшем обращению. Однако ко времени посещения Ибн Фадланом булгар
Хазария уже превратилась в удивительно развитую, по сравнению со своими
соседями, страну [32].
Об этом контрасте свидетельствуют другие арабские историки**; он виден
во всем, от жилищ до организации правосудия. Булгары, даже их царь, все еще
живут только в юртах, хотя "юрта царя очень большая, вмещающая тысячу душ и
более" (127; 61)[33]. Напротив, хазарский каган обитает в замке из
обожженного кирпича, его женщины - "во дворцах под тиковыми крышами" (63), а
у мусульман есть несколько мечетей, в том числе "одна, чей минарет
возносится над царским замком" (81).
* Утверждение о том, что все хазары - иудеи, звучит как преувеличение,
особенно если учесть, что в столице существовала мусульманская община. Зеки
Валиди убрал в своем переводе слово "все". Надо полагать, "хазарами" здесь
именуется правящая группа или одно из племен в пестрой этнической мозаике
Хазарии, где у мусульман была юридическая и религиозная автономия и они не
считались "настоящими хазарами".
** Материалом для последующих страниц послужили работы Истахри,
ал-Масуди, Ибн Русте и Ибн Хаукаля.
В плодородных районах их сады и обработанные поля тянулись без перерыва
на 60-70 миль. У них были обширные виноградники. Вот свидетельство Истахри:
"У хазар есть город, называемый Самандар, [расположен] между (хазарами) и
Баб ал-Абвабом (Дербентом), в нем многочисленные сады, говорят, что содержат
около 4 тысяч виноградников, [тянущихся] до пределов Сарира, [в садах]
преимущественно - плоды винограда"* [34].
* Также см. Истахри (63), по его свидетельствам, было всего 4000 садов.
Область к северу от Кавказских гор была чрезвычайно плодородна. В 968
г. Ибн Хаукаль расспросил о Самандаре человека, побывавшего там после набега
русов: "И сказал он: "Там виноградник или сад [такой], что был милостыней
для бедных, а если осталось там [что-нибудь], то только лист на стебле".
Пришли на него русийи, и не осталось в городе ни винограда, ни изюма. А
населяли этот город мусульмане, группы приверженцев [других] религий и
идолопоклонники, и ушли [они], а вследствие достоинства их земли и хорошего
их дохода не пройдет и трех лет, и станет, как было" [35]. Кавказские вина и
сейчас чудесны и потребляются в большом количестве в Советском Союзе.
Однако главным источником дохода царской казны была внешняя торговля. О
размерах торговых караванов, бороздивших пустыни и степи между Средней Азией
и Волжско-Уральским регионом, свидетельствует Ибн Фадлан: как мы помним,
караван, к которому примкнуло его посольство в Ургенче, состоял из "5 тысяч
людей и 3 тысяч лошадей". Даже с учетом возможного преувеличения караван все
равно был велик, и мы не знаем, сколько таких караванов передвигалось
одновременно. Неизвестно также, какие товары они перевозили, однако немалую
часть грузов наверняка составляли ткани, сушеные фрукты, мед, воск и специи.
Другой важный торговый путь вел через Кавказ в Армению, Грузию, Персию и
Византию. По третьему разветвленному пути шли речные караваны русов,
спускавшиеся по Волге и устремлявшиеся к восточным берегам Хазарского моря и
перевозившие, в основном, ценные меха, пользовавшиеся спросом у
мусульманской аристократии, и рабов с севера, продававшихся на невольничьем
рынке Итиля. Все эти транзитные грузы, включая рабов, хазарский правитель
обкладывал десятипроцентной пошлиной. Учитывая дань от булгар, венгров,
буртасов и других народов, легко представить, как процветала Хазария; однако
ее процветание в значительной степени зависело и от военной мощи, а также от
уважения, внушаемого ее сборщиками налогов и таможенными чиновниками.
Не считая плодородных районов юга с их виноградниками и садами, страна
была бедна природными ресурсами. Один из арабских историков (Истахри)
свидетельствует, что единственным ее экспортным продуктом была слюда. Это
тоже явное преувеличение, однако факт остается фактом: главная торговая
деятельность хазар состояла в реэкспорте товаров, поступавших из других
стран. Среди этих товаров внимание арабских хронистов более всего привлекал
мед и свечной воск [36]. По словам Мукаддаси, "в Хазарии большое количество
овец, меда и иудеев" (85; 197). Правда, один источник - "Дербент-наме" -
упоминает то ли о золотых, то ли о серебряных месторождениях на хазарской
территории, но их расположение до сих пор не определено. С другой стороны,
сразу несколько источников сообщают о хазарских товарах на багдадских
базарах и о хазарских торговцах в Константинополе, Александрии и даже в
далеких Самарканде и Фергане.
Итак, Хазария вовсе не была изолирована от цивилизованного мира; по
сравнению с племенами-соседями на севере это была страна-космополит,
открытая для любых культурных и религиозных влияний, однако ревностно
защищающая свою независимость от двух могущественнейших мировых религий. Как
мы увидим, эта позиция и стала почвой для неожиданного объявления
государственной религией иудаизма.
В стране, судя по всему, процветали ремесла и искусства, в том числе
искусство шитья. Когда будущий император Константин V женился на дочери
хазарского кагана (см. выше, раздел 1), она привезла с собой в качестве
приданого роскошное платье, так поразившее византийский двор, что там оно
превратилось в мужской церемониальный наряд, названный "чичакион" - по
хазарско-тюркскому имени принцессы "Чичак", или "цветок" (в крещении она
получила имя Ирина). Тойнби назвал этот эпизод "ярчайшим фрагментом истории
культуры" (114; 549). Когда другая хазарская принцесса выходила за
мусульманского наместника Армении, ее кавалькада состояла, не считая слуг и
рабов, из десяти колесных шатров "из тончайшего шелка, с дверцами из золотых
и серебряных пластин, с полами, покрытыми соболями. Еще двадцать повозок
были нагружены золотой и серебряной посудой и прочими сокровищами,
составлявшими ее приданое" (128; 120). Сам каган разъезжал в еще более
шикарном передвижном шатре, увенчанном золотым гранатом.
"13"
Искусство хазар, как и искусство булгар и венгров, было, в основном,
подражательным, ориентированным на сасанидские прототипы. Советский археолог
О. Н. Бадер (13; 184) подчеркивал роль хазар в распространении на север
серебряных изделий в персидском стиле. Некоторые из таких находок могли быть
привезены хазарами, занимавшимися посреднической торговлей; другие были
подражаниями, вышедшими из хазарских мастерских, остатки которых обнаружены
рядом с древней хазарской крепостью Саркел*. Украшения, найденные в пределах
крепости, по всей видимости, были изготовлены местными мастерами (13; 139).
Шведский археолог Т. Арне сообщает об обнаруженных на территории Швеции
орнаментальных пластинах, заколках и пряжках, выполненных в сасанидском и
византийском стиле, созданных в Хазарии или на территориях, подвластных ей
(37; 231).
* К сожалению, Саркел, самый крупный район раскопок хазарской культуры,
оказался на месте затопления Цимлянского водохранилища.
Таким образом, хазары были главными посредниками в распространении
предметов персидского и византийского искусства среди варварских племен
Восточной Европы. Тщательно изучив археологические находки и документы (в
основном, по источникам, опубликованным советскими исследователями), Барта
приходит к такому выводу:
"Разграбление хазарами Тифлиса весной 629 г. имеет отношение к нашей
теме... [После захвата] каган прислал управляющих для наблюдения за
изготовлением предметов из золота, серебра, железа и меди [37]. Под их
контролем находились также базары, торговля в целом, даже рыболовство...
Ведя боевые действия на Кавказе на протяжении всего VII века, хазары
находились в соприкосновении с культурой, взросшей на персидско-сасанидской
традиции. Поэтому изделия этой культуры попадали к степным народам не только
благодаря торговле, но и в результате грабежей и даже сбора налогов... Все
пути, которые мы тщательно исследовали в надежде обнаружить источники
венгерского искусства Х века, возвращают нас на территорию хазар" (13;
143-145).
Последнее замечание венгерского ученого связано с замечательной
археологической находкой, известной как "Сокровище Naguszentmiklos". Этот
клад, состоящий из 23 золотых сосудов Х века, был найден в 1791 г.
неподалеку от деревни с этим названием*. Барта отмечает, что фигура
"князя-победителя", который тащит за волосы пленного, и мифологический
сюжет, изображенный на обратной стороне золотого кувшина, как и инкрустация
на других украшениях, близки с находками из Нови Павзаре в Болгарии и из
хазарского Саркела. Так как венгры и булгары долго находились под
господством хазар, этому не приходится удивляться. Так что конный воин, как
и весь клад, дает хотя бы некоторое представление об искусстве на территории
Хазарской империи и о доминирующем, как того и следовало ожидать, персидском
и византийском влиянии**.
* Теперь она принадлежит Румынии и называется Синниколаул Маре.
** Интересующиеся могут обратиться к прекрасной подборке фотографий в
книге Гьюлы Ласло "Искусство эпохи переселений" (Gyula Laszlo "The Art of
the Migration Period"), хотя к его историческим комментариям следует
отнестись с осторожностью.
Среди венгерских археологов существует направление, представители
которого полагают, что мастера золотых и серебряных дел, трудившиеся в Х
веке в Венгрии, были в действительности хазарами (74; 66 и далее). Как мы в
дальнейшем увидим, (см. главу III; 7, 8), во главе мадьяр, мигрировавших в
896 г. в современную Венгрию, стояло взбунтовавшееся хазарское племя,
известное как кавары, поселившееся вместе с ними на новом месте.
Хазары-кавары были известны как искусные мастера золотых и серебряных дел, у
которых венгры, первоначально не такие умелые, переняли умение и навыки.
Таким образом получает подкрепление теория о хазарском происхождении, по
меньшей мере, некоторых археологических находок на территории Венгрии, что
станет еще очевиднее в свете венгерско-хазарского союза, о котором пойдет
речь ниже.
"14"
Кем бы ни был воин с золотого кувшина - венгром или хазарином, - он
помогает нам представить облик тогдашнего всадника, возможно, из элитных
войск. По словам Масуди, "в хазарской армии в настоящее время около семи
тысяч* из них садятся на коня вместе с царем, вооруженные луками, облаченные
в панцирные шлемы и кольчуги. Среди них имеются и копейщики, вооруженные,
как мусульмане... Никто в том краю не имеет регулярной армии, кроме
хазарского царя" [38]. Ибн Хаукаль пишет: "На службе у этого царя двенадцать
тысяч воинов, и когда один погибает, на его место сразу встает другой".
Перед нами еще один важный ключ к тайне хазарского владычества:
постоянная профессиональная армия и преторианская гвардия, которая в мирное
время эффективно контролировала весь этнический конгломерат, а во время
войны служила ядром вооруженной орды, иногда достигавшей, как мы уже знаем,
сотни тысяч человек и даже более**.
* По Истахри - 12 тысяч.
** Согласно Масуди, "царская армия" состояла из мусульман, "бежавших из
области Хорезма. Давным-давно, после обращения в ислам, на их землях была
война и эпидемия, и они обратились с просьбой об убежище к хазарскому
царю... Когда царь хазар воюет с мусульманами, они держатся в его армии
отдельно и не нападают на своих единоверцев" [39]. То, что армия "состояла"
из мусульман - это, конечно, преувеличение, которому сам Масуди противоречит
несколькими строками ниже, когда говорит об "обособленности" мусульманского
контингента в хазарской армии. Ибн Хаукаль говорит о том, что "в свите царя
4000 мусульман, и на службе у него 12000 воинов". Хорезмийцы образовывали
внутри армии, вероятно, нечто вроде швейцарской гвардии, и слова их
соотечественников о "заложниках" (см. выше, раздел 10) имеют, возможно,
отношение именно к ним. Кстати, у византийского императора Константина
Багрянородного был элитный корпус хазарских гвардейцев, охранявших ворота
его дворца. То была дорогостоящая привилегия: "Охрана имела такой высокий
доход, что ей приходилось дорого расплачиваться за свои посты, так что
жалованье составляло всего 2,25-4% от этой платы (32; 692-693). Получалось,
что хазарин с жалованьем в 7,4 фунта стерлингов платил за право стоять на
воротах 302,8 фунта! (21; 228 прим.)
"15"
Столицей этой многоликой империи сперва была, видимо, крепость
Беленджер в северных предгорьях Кавказа; после арабских рейдов в VIII веке
столица была перенесена на западный берег Каспийского моря, в Семендер, и,
наконец, в Итиль в дельте Волги.
Существует несколько описаний Итиля, дополняющих друг друга. Город
лежал на обеих берегах реки. Восточная часть называлась "Хазаран", западная
"Итиль"*; между собой они соединялись наплавным мостом. Западная половина
была окружена кирпичной крепостной стеной; там размещались дворцы и дворы
кагана и бека, жилища их слуг** и "чистокровных хазар". В стене было четверо
ворот, одни из которых выходили на реку [40]. На противоположном, восточном
берегу жили "мусульмане и идолопоклонники" (55); здесь находились также
мечети, базары, бани и другие общественные службы. Несколько арабских
авторов говорят от том, какое впечатление на них произвело количество
мечетей в арабском квартале и высота главного минарета. Они также дружно
подчеркивают автономию мусульманских судов и духовенства. Вот что пишет об
этом ал-Масуди, которого иногда называют "арабским Геродотом", в своем
сочинении "Промывальни золота и россыпи драгоценных камней": "В хазарской
столице по правилу семь судей; два из них для мусульман; два - для хазар,
которые судят в соответствии с Торой (по Закону Моисея); два - для христиан,
которые судят в соответствии с Евангелием, и один для саклабов (славян),
русов и других язычников, которых судят согласно языческому [обычаю], т.е.
по велениям разума. "А когда представится случай большой важности, для
которого у них нет знания, они собираются у мусульманских кади (судей),
судятся перед ними и следуют тому, что надлежит по шариату. [...] Русы и
саклабы, которые, как мы уже говорили, язычники, [также] служат в войске
царя и являются его слугами". В его стране находится много мусульманских
купцов и ремесленников, которые наехали в страну хазарского царя ввиду
справедливости и безопасности, [господствующих] там. У них есть соборная
мечеть с минаретом, который возвышается над царским домом, а также и другие
мечети со школами, в которых дети обучаются Корану. "Если бы мусульмане и
христиане вошли бы в соглашение, царь не имел бы средств [противостоять
им]"" [41].
* В разные периоды город был известен под разными названиями:
аль-Баяда, Белый Город.
** Масуди помещает эти сооружения на острове вблизи западного берега
или на полуострове.
По прочтении этих строк выдающегося арабского историка, написанных в
первой половине Х века (предположительно между 943 и 974 гг.), создается
слишком идиллическая картина жизни в хазарском царстве. Вот и в статье
"Хазары" "Еврейской Энциклопедии" мы читаем: "Во времена, когда в Западной
Европе неистовствовали фанатизм, невежество и анархия, царство хазар могло
гордиться справедливым и терпимым правлением"*.
* Так сказано в энциклопедии, изданной в 1901-1906 гг. В "Encyclopaedia
Judaica" 1971 г. статья о хазарах, написанная Данлопом, образцово
объективна.
Это, как мы видели, верно лишь отчасти. Не существует свидетельств о
практике религиозных преследований в Хазарии ни до, ни после перехода в
иудаизм. В этом отношении хазарское государство можно считать более терпимым
и просвещенным, чем Восточно-Римскую империю или ислам на ранних стадиях. С
другой стороны, у них, судя по всему, сохранялись от племенного прошлого
варварские обряды. Напомним сведения Ибн Фадлана об умерщвлении людей,
принимавших участие в сооружении могилы и погребении кагана. Он же упоминает
другой архаический обычай: "Продолжительность [правления] их царя - сорок
лет. Если он переживет их [хотя бы] на один день, то подданные и его
приближенные уволят его или убьют и скажут: "У этого ум уже уменьшился и его
суждение [стало] путаным [неясным]"" [42].
Истахри предлагает иную версию:
"Что касается управления ими и правителя, то глава их называется
"хакан-хазар". Он выше царя хазарского, но его самого назначает царь. Когда
они желают поставить кого-нибудь этим хаканом, то приводят его и начинают
душить шелковым шнурком. Когда он уже близок к тому, чтобы испустить дух,
говорят ему: "Как долго желаешь царствовать?" - он отвечает: "Столько-то и
столько-то лет". Если он раньше умрет [то его счастье], а если нет, то его
убивают по достижении назначенного числа лет царствования" [43].
Дж. Б. Бьюри (21; 405) с сомнением отнесся к этому сообщению, и от
него, действительно, стоило бы отмахнуться, если бы ритуальное цареубийство
не было таким распространенным явлением в архаических и традиционных
обществах. Дж. Фрезер особо подчеркивал связь между представлением о
божественном статусе царя и сакральной необходимостью убивать его по
прошествии определенного срока, или в случае, когда его жизненные силы
иссякнут, чтобы божественная энергия могла найти новое воплощение*.
* Фрезер посвятил этой теме специальную статью "Убийство хазарских
царей" (Frazer J. The Killing of the Khazar Kings // (Folklore. XXVIII.
1917)
В пользу правдивости Истахри говорит то обстоятельство, что об
аналогичной экзотической церемонии "удушения" будущего царя у другого народа
- кок-тюрок - говорится в независимом китайском источнике. 3. В. Тоган (28;
269) ссылается на французского антрополога Сен-Жюльена, писавшего в 1864 г.:
"При возведении государя на престол ближайшие важные сановники сажают его на
войлок, и по солнцу кругом обносят девять раз. При каждом разе чиновники
делают поклонение пред ним. По окончании поклонения сажают его на верховую
лошадь, туго стягивают ему горло шелковою тканью, потом, ослабив ткань,
немедленно спрашивают: сколько лет он может быть ханом?" [44].
Мы не знаем, отказались ли хазары от ритуала умерщвления царей (если он
вообще существовал) с переходом в иудаизм; если да, то, значит, арабские
авторы переносили сведения о практике из прошлого в современность - а они
так поступали постоянно, переписывая информацию предшественников и выдавая
ее за новую. Как бы то ни было, не приходится сомневаться в обожествлении
кагана, независимо от того, приносили ли его в конце концов в жертву. Как
уже говорилось, ему поклонялись, но держали почти что в заточении,
отрезанным от своего народа, а потом устраивали ему пышную церемонию
похорон. Государственными делами, в том числе военными, занимался бек
(именуемый иногда каган-беком), обладавший реальной властью. В этом сходятся
и арабские источники, и современные историки; последние обычно характеризуют
хазарскую систему правления как "двойное царствование", где каган
представлял небесную, а бек - светскую власть.
Двойное царствование у хазар иногда сравнивают - скорее всего, ошибочно
- с диархией в Спарте, а также с внешне тождественным ей двойным правлением
у различных тюркских племен. Два спартанских царя происходили из двух
главных родов и обладали одинаковой властью; что же касается кочевых племен
с двумя вождями*, то нет указаний на разделение их функций, как у хазар.
Правильнее сравнить хазарский вариант с системой правления, существовавшей в
Японии со средних веков до 1867 г.: светская власть была сосредоточена в
руках сегуна, а микадо являлся объектом поклонения как воплощение божества.
* Алфолди предполагал, что они возглавляли два крыла орды; об этом
писал и Данлоп (37; 159).
Кассель (26; 52) предложил занятную аналогию: он сравнил хазарскую
систему управления с шахматами. На шахматной доске двойное царствование
олицетворяется королем (каган) и ферзем (бек). Король находится в изоляции,
охраняемый слугами, имеет мало власти и может совершать только одношаговые
ходы. Ферзь, в противоположность ему, выступает самой могущественной
фигурой, доминирующей на доске. Тем не менее утрата ферзя не означает конец
игры, тогда как падение короля символизирует окончательный разгром,
завершение партии.
Таким образом, двойное царствование отражает резкое разграничение между
священным и мирским в хазарской психологии. Божественные черты кагана
явственно проступают в следующем отрывке из Ибн Хаукаля*:
"Хаканство является исключительною принадлежностью известных семей. У
хакана власть среди хазар только номинальная, и его только величают, когда
входят к нему. Приходят к нему только по необходимости. При входе к нему
входящий падает перед ним ничком на землю, поклоняется ему и становится
вдали, пока хакан не разрешит ему приблизиться. Когда постигает их тяжелое
событие или война, то они выводят хакана, и не взглянет на него ни один из
тюрков или других соседних с ними кяфиров (неверных) без того, чтобы не
поклонился и не удалился. И никто не воюет с ним из-за великого почтения к
нему. Когда он умрет, и его похоронят, то не проедет ни один мимо могилы его
без того, чтобы не спешиться перед нею и не поклониться праху его; и путник
сядет верхом не прежде, чем скроется из виду его могила.
* Ибн Хаукаль, арабский путешественник, географ и историк, написал свою
"Книгу путей и стран" примерно в 977 г. Цитируемый ниже отрывок почти
дословно повторяет текст Истахри, написанный на сорок лет раньше, однако
более понятен, поэтому я остановил выбор на переводе из Ибн Хаукаля,
выполненном Оусли в 1800 г.
Повиновение их своему царю доходит до того, что, когда иной раз бывает
необходимо убиение одного из них, а он бывает наиболее уважаем из них перед
царем и занимает весьма значительное место при нем, и в то же время царь не
желает его открытой казни, то приказывает ему самому убить себя, а тот
удаляется в свой дом и кончает с собой.
Я уже упоминал, что хаканство есть принадлежность известных семей, не
имеющих владений и богатств, но иногда бывают среди них богатые. Когда
достается кому-нибудь хаканство, то ему присягают, не обращая внимания на
его имущественное положение. Мне сообщил человек, которому я доверяю, что он
видел на одном из их рынков юношу, продававшего хлеб; и они говорили, что
если хакан их погибнет, то никого нет более достойного хаканства, чем он,
разве только, что он мусульманин, а назначаются на хаканство только иудеи.
У хазар трон под золотым навесом изготовляется только для хакана; шатры
хакана, когда разобьют их в случае необходимости в дороге, выше шатров царя,
а жилище его в городах выше царского жилища. (58; 189-90) [45].
Отрывок о достойном юноше-хлеботорговце, или чем бы он ни торговал,
больше похож на сказку о Гарун-аль-Рашиде. Если он был наследником золотого
трона, предназначенного для одних иудеев, то почему рос бедным
мусульманином? Если попытаться извлечь из этой истории хоть какой-то смысл,
то придется заключить, что кагана выбирали в зависимости от достоинств
кандидата, но только среди членов "императорского" или "знатного" рода. Так,
кстати, полагают и Артамонов, и Зеки Валиди. Артамонов считает, что у хазар
и других тюрков правили выходцы из тюркютской династии, некогда царившие в
угасшей тюркской империи (см. выше, раздел 3). Зеки Валиди предполагает, что
"императорская раса" или "знатный род", к которому должен принадлежать
каган, - это династия Ашина, упоминающаяся в китайских источниках, - подобие
аристократов пустыни, происхождением от которых традиционно гордились
тюркские и монгольские правители. Это предположение вызывает доверие и
помогает как-то примирить противоречивые ценности, провозглашаемые в
рассматриваемом отрывке: благородный юноша без гроша за душой - и величие,
окружающее золотой трон. Перед нами наложение двух традиций, подобное
оптической интерференции двух волновых картин на экране: аскетизма племени
кочевников пустыни и блеска царского двора, процветающего благодаря торговле
и ремеслам подданных и стремящегося затмить соперников в Багдаде и
Константинополе. Ведь у истоков религий, исповедуемых в обеих пышных
столицах, тоже стояли некогда пророки, вышедшие из пустыни.
Все это не объясняет поразительного разделения божественной и светской
властей, уникального для этого периода и региона. Как писал Бьюри (21; 405),
"мы не знаем, когда реальное правление кагана сменилось божественным
бездействием и зачем ему было возвышение до положения, похожего на положение
японского императора, когда для процветания государства важно его
существование, но не правление".
Вариант ответа на этот вопрос был недавно предложен Артамоновым. Он
предположил, что провозглашение иудаизма государственной религией было
результатом переворота, превратившего кагана, представителя языческой
династии, чьей преданности закону Моисея нельзя было полностью доверять, в
подставное лицо. Гипотеза ничем не хуже других - и так же, как другие, мало
подкрепленная фактами. Тем не менее вполне вероятно, что эти два события -
переход в иудаизм и начало двоецарствия - были каким-то образом связаны
между собой*.
* До перехода в иудаизм каган еще играл активную роль - взять хотя бы
историю с Юстинианом. Ситуацию затемняет то обстоятельство, что арабские
историки часто говорят о "кагане", определенно подразумевая "бека"
(поскольку "каганом" у многих племен именовался правитель), а бека именуют
по-разному. как явствует из таблицы (по Минорски, [84; 451]):
Константин Багрянородный: хакан, бек
Ибн Русте: хазар хакан, айша
Масуди: хакан, Малик
Истахри: Малик Хазар, хакан хазар**
Ибн Хаукаль: хакан хазар, Малик Хазар или бек
Гардези: хазар хакан, Абшад
** Возможна неверная последовательность правителей.
"II"
"ОБРАЩЕНИЕ"
"I"
Религия евреев, - пишет Бьюри, - оказала глубокое влияние на исламское
вероисповедание и послужила фундаментом для христианства; известны
разрозненные случаи новообращения; но переход хазар в веру Иеговы в чистом
виде уникален в истории" (21; 401).
Каковы же мотивы этого уникального события? Влезть в шкуру хазарского
принца нелегко - тем более, что он не снимал кольчугу. Если же рассуждать в
терминах силовой политики, которая во все века подчиняется одним и тем же
правилам, то напрашивается одна поразительная аналогия.
В начале VIII века мир был строго разделен между двумя сверхдержавами,
олицетворявшими христианство и ислам. Их идеологические доктрины находили
выражение в силовой политике, осуществлявшейся классическими методами
пропаганды, силового давления и военных захватов. Хазарская империя
представляла собой "третью силу", доказавшую свое равенство двум другим и в
роли противника, и в роли союзника. Но сохранить независимость Хазария
могла, лишь избежав принятия христианства или ислама, в противном случае,
она оказалась бы подчинена власти византийского императора, либо багдадского
халифа.
Обе силы упорно старались обратить хазар в христианство или в ислам,
однако старания эти приводили лишь к обмену дипломатическими любезностями,
династическим бракам и ненадежным военным союзам, основанным на взаимных
интересах. Полагаясь на свое военное могущество, хазарское царство, имея в
тылу вассальные племена, решительно отстаивало свое положение "третьей
силы", возглавляющей независимые степные народы.
В то же самое время близкие связи с Византией и Халифатом доказали
хазарам, что их архаический шаманизм - не только устаревшее варварство по
сравнению с великими монотеистическими религиями, но и препятствие на пути к
наделению вождей духовной и юридической властью, каковой обладали правители
двух мировых теократических держав, - халиф и император. Однако обращение в
одну из этих религий означало бы подчинение, конец независимости и потому
было неприемлемо. Разве не логичнее в этой ситуации было перейти в третью
веру, не связанную с другими двумя, но в то же время послужившую той и
другой древней основой?
Однако логика таких умозаключений призрачна, ибо они делаются задним
числом. В действительности обращение в иудаизм требовало гениального
провидения. Тем не менее и арабские, и еврейские источники, по-своему
детализируя историю обращения, выстраивают логику, схожую с вышеизложенной.
Снова процитируем Бьюри:
"Не вызывает сомнений, что к принятию иудаизма правителя склонили
политические соображения. При переходе в магометанство он попал бы в
духовную зависимость от халифов, пытавшихся навязать хазарам свою религию, а
в христианстве заключалась опасность превратиться в церковного вассала
Византийской империи. Иудаизм же был авторитетной религией, священные книги
которой почитались и христианами, и магометанами; он возвышал его над
невежественными варварами и одновременно гарантировал от вмешательства
халифа и императора. Однако, приняв обрезание, он не перенял нетерпимости
иудейского культа. Простому народу было позволено и дальше пребывать в
язычестве, поклоняясь прежним идолам" (21; 406).
Обращение хазарского двора имело, несомненно, политические мотивы, но
было бы ошибкой воображать, что эти люди слепо, в один присест перешли к
исповеданию религии с неведомыми догматами. Напротив, перед обращением они
как минимум столетие знакомились с евреями и их религиозной практикой
благодаря многочисленным беглецам, спасавшимся от религиозного преследования
в Византии и, хоть и в меньшей степени, в завоеванной арабами Малой Азии.
Известно, что среди варваров Севера Хазария выделялась как относительно
цивилизованная страна, еще не склонившаяся ни к одной из противоборствующих
религий, превратившаяся потому в естественное убежище для евреев,
спасающихся от византийского ига, насильственного обращения в другую веру и
других притеснений. Преследования в различных видах начались при Юстиниане I
(527-565 гг.) и приняли особенно свирепые формы в VII веке при Ираклии, в
VIII веке при Льве III, в IX веке при Василии и Льве IV и в Х веке при
Романе. Например, Лев III, правивший два десятилетия непосредственно после
обращения хазар в иудаизм, "попытался одним ударом покончить с непорядком
[терпимым отношением к евреям], повелев всем своим подданным-иудеям принять
крещение" (109; 61). Несмотря на неудовлетворительное исполнение
императорского повеления, оно привело к бегству из Византии значительного
количества евреев. Согласно ал-Масуди, ситуация с вероисповеданием в Хазарии
выглядела так: "Жители столицы - мусульмане, христиане, иудеи и язычники.
Иудеями являются: царь, его окружение и хазары его рода*. Царь принял
иудейство во время правления халифа Харун ал-Рашида (786-814). Ряд евреев
примкнул к нему из других мусульманских стран и из Византийской империи.
Причина в том, что император, правящий ныне, т.е. в 332 год Хиджры (943 г.),
и носящий имя Роман обращал евреев своей страны в христианство силой и не
любил их [...] и большое число евреев бежало из Рума в страну хазар" [46].
Царь хазар стал иудеем еще в правление халифа Харун ал-Рашида**, и к нему
сошлись евреи из всех земель ислама и из страны греков [Византии]. Нынешний
же, в год Хиджры 332 [943-944], царь греков силой обратил евреев своего
царства в христианство... И многие евреи бежали из страны греков в
Хазарию..."
* Видимо, правящее племя "белых хазар", см. выше, глава I, 3.
** Примерно между 786 и 809 гг.; принято считать, впрочем, что Масуди
пользовался просто привычным временным ориентиром, а обращение имело место
примерно в 740 г.
Две последние фразы из процитированных касаются событий, происходивших
спустя двести лет после обращения хазар, и демонстрируют постоянство
возникновения волн репрессий на протяжении веков. Но евреи были не менее
настойчивы. Многих подвергли пыткам, те же, у кого не хватило сил
сопротивляться, позднее вернулись к своей вере, "как псы к своей рвоте",
если прибегнуть к "изящной" формулировке одного христианского хрониста (109;
84). Не менее живописно описал еврейский автор (109; 88) метод
насильственного крещения, примененный при императоре Василии к еврейской
общине в Ории, на юге Италии:
"Как их принуждали? Любого, кто отказывался принять их ложную веру,
клали под деревянный пресс оливковой давильни и сдавливали наподобие
оливок".
В другом еврейском источнике (который рассматривал "Видение Даниила"
как древнее пророчество [109; 201]) так говорится о преследованиях при
императоре Романе ("греческом царе" из свидетельства Масуди): "А потом
появится царь, который будет преследовать их, не уничтожая, а милостиво
вытесняя из страны".
Единственная милость, проявленная Историей и к беглецам, и к тем, кто
был доведен вытеснением до отъезда, заключалась в существовании Хазарии - и
до, и после ее обращения. До обращения она служила убежищем для беглецов, а
после превратилась в подобие национального гнезда. Беглецы были
представителями более высокой культуры и стали, несомненно, важным фактором
формирования космополитизма и терпимости, так поражавших арабских хронистов,
упоминавшихся выше. Их влияние и, наверное, их миссионерский пыл* первыми
должны были ощутить придворные и знать. Видимо, евреи умело сочетали
теологическую аргументацию, мессианские пророчества и разумные соображения
по поводу преимуществ, которые получили бы хазары от перехода в
"нейтральное" вероисповедание.
* В ту эпоху обращение неверующих силой или убеждением было насущнейшей
заботой. О том, что этим занимались и евреи, говорит такой факт: начиная с
правления Юстиниана византийские законы грозили суровыми карами за попытки
обращения христиан в иудаизм, а евреев, "досаждавших" новообращенным
христианам, ждала казнь через сожжение на костре. (109; 25).
Изгнанники принесли с собой византийское искусство и ремесла,
прогрессивные методы земледелия и торговли, а также еврейскую азбуку.
Неизвестно, какой письменностью пользовались хазары раньше, но в "Фихристе"
Ибн Надима (94; 4О3. 37; 119), попытке универсальной библиографии,
составленной примерно в 987 г., говорится, что в то время хазары
пользовались еврейским алфавитом [47]. Древнееврейский язык служил двоякой
цели: был языком науки (как средневековая латынь на Западе) и письменностью
для различных языков Хазарии (подобно латинскому алфавиту, которым
воспользовались в Западной Европе формировавшиеся языки). Из Хазарии
еврейская письменность распространилась, видимо, на прилегающие страны.
Отсюда сообщения Коулсона о "надписях на несемитском языке (или, возможно,
на двух разных несемитских языках), найденных на двух могильных камнях из
Фанагории и Партенита в Крыму и до сих пор не расшифрованных (94; 4O3. 28)*.
(Крым, как мы уже видели, оказывался время от времени под хазарским
владычеством, однако там издавна существовала еврейская община, и надписи
могли быть сделаны даже раньше обращения хазар) [48]. Некоторые еврейские
буквы ("шин" и "цадей") попали в кириллицу (94; 4О3) (12; III; 210 прим.
47); найдены также польские монеты, относящиеся к XII и XIII векам, с
надписями по-польски еврейскими буквами (например, "Лешек кроль Польски"),
рядом с монетами с надписями латинскими буквами. Поляк А. Н. пишет: "Эти
монеты окончательно доказывают факт распространения еврейской письменности
из Хазарии в соседние славянские страны. Хождение таких монет не имело
отношения к религии. Их чеканили потому, что многие в Польше были более
привычны к таким буквам, нежели к латинским, не связывая их специально с
евреями" (94).
* Эти надписи относятся к другой категории, нежели подделки Фирковича,
известные среди историков (см. Приложение III).
Итак, вызванное, несомненно, чисто практическими соображениями и
задуманное как хитрый политический маневр обращение привело к последствиям в
культуре, какие вряд ли предвидели его инициаторы. Началом стал еврейский
алфавит; три века спустя закат хазарского государства был отмечен
неоднократными всплесками мессианского сионизма и появлением псевдо-мессий,
вроде Давида Эль-Рои, героя романа Дизраэли, возглавивших донкихотские
походы с целью отвоевать Иерусалим (см. гл. IV).
Вынужденный переход кагана в ислам после понесенного от арабов в 737 г.
поражения оказался пустой формальностью, не произведшей, видимо, на его
окружение никакого впечатления. Напротив, добровольное обращение в иудаизм
привело к глубоким и долговременным последствиям.
"2"
Обстоятельства обращения затемнены легендарными известиями, однако в
главном арабские и еврейские источники сходятся [49].
Рассказ ал-Масуди о роли евреев в Хазарии, цитировавшийся выше,
заканчивается отсылкой к его более раннему сочинению, в котором он описывает
эти обстоятельства. Сочинение это утрачено; однако существуют два фрагмента,
опирающиеся на него. В первом, принадлежащем перу Димашки (1327 г.),
повторяется, что во времена Харун ал-Рашида император Византии изгнал иудеев
из своего государства, и те направились в страну хазар, "где нашли умных и
благочестивых людей, объявили им свою веру, а те признали ее наиболее
правильной, присоединились к ней" (80; 6) [50].
Второй, гораздо более подробный рассказ содержится в сочинении ал-Бакри
"Книга царств и дорог" (XI в.):
"Причина обращения в иудаизм царя хазар, прежде язычника, такова. Он
принял христианство (см. ниже, гл. IV, 11). Потом он признал его ложность и
обсуждал эту тему, сильно его беспокоившую, с одним из своих приближенных.
Тот сказал ему: "О, царь, люди Священного Писания делятся на три группы.
Созови их и вели привести их доказательства, а затем последуй за тем, у кого
правда".
И послал он к христианам, за епископом. При царе был иудей, опытный в
спорах, и он затеял диспут. Он спросил епископа: "Что скажешь о Моисее, сыне
Амрана, и о Торе, данной ему свыше?" Епископ отвечал: "Моисей - пророк, в
Торе истина". Тогда иудей обратился к царю: "Вот он и признал правдивость
моей веры. Теперь спроси его, во что верит он сам". Царь спросил, и епископ
ответил: "Я говорю, что Иисус - мессия, сын Марии, Он - Слово, Он творил
чудеса во имя Господне". И сказал иудей царю: "Он проповедует учение,
которого я не знаю, но признает то, что говорю я". Но епископ не был силен в
доказательствах [51]. Тогда царь затребовал мусульманина, и прислали ему
ученого, мудрого мужа, мастера доказывать. Но иудей нанял человека, который
отравил мусульманина в пути, и тот умер. Так иудею удалось склонить царя к
своей вере, и тот принял иудаизм" (37; 90).
У арабских историков несомненный дар подслащивать пилюлю. Если бы
мусульманский мудрец принял участие в дебатах, то угодил бы в ту же ловушку,
что и епископ, ибо оба признавали истинность Ветхого Завета, так что
защитники Нового Завета и Корана неминуемо проиграли бы со счетом 1:2.
Согласие царя с этой аргументацией символично: он изъявляет готовность
признать доктрины, разделяемые всеми тремя, - общий знаменатель - и
отказывается примыкать к какому-либо из враждующих течений, идущему дальше
этого. Опять-таки восторжествовала непредвзятость в применении к теологии.
Из этой истории следует также, как указывает Бьюри (21; 408), что
еврейское влияние при хазарском дворе должно было быть сильным еще до
официального обращения: ведь за епископом и мусульманским ученым пришлось
"посылать", тогда как иудей уже находился "при нем" (царе).
"3"
Перейдем теперь от главного арабского источника по истории обращения -
ал-Масуди и переписчиков его сочинений - к основному еврейскому источнику.
Это так называемая "Хазарская переписка" - письма на еврейском языке,
которыми обменялись еврей Хасдай ибн Шафрут, главный министр Кордовского
халифата, и Иосиф, царь хазар - вернее, писцы того и другого. Подлинность
этой переписки долго вызывала сомнения, но сейчас она всеми признается
подлинной, со скидкой на вольности, допускавшиеся позднее переписчиками.
Обмен письмами имел, видимо, место после 954 и до 962 г., то есть
примерно тогда же, когда писал Масуди. Чтобы стала ясна значимость
Переписки, следует подробнее рассказать о личности Хасдая ибн Шафрута -
возможно, самой выдающейся фигуре "золотого века" (900-1200 гг.) еврейства в
Испании.
В 929 г. Абд ар-Рахману III, правителю из Омейядской династии, удалось
объединить под своей властью владения мавров в южной и центральной части
Иберийского полуострова и основать Западный Халифат. Его столица Кордова
стала жемчужиной арабской Испании и центром европейской культуры с
библиотекой в 400 тысяч томов. Хасдай, родившийся в 910 г. в Кордове в
зажиточной еврейской семье, сперва привлек внимание халифа как медик, на
счету которого были замечательные исцеления. Абд ар-Рахман назначил его
своим придворным лекарем и настолько доверял его суждениям, что сначала
поручил привести в порядок финансы государства, потом сделал министром
иностранных дел, распутывающим сложные дипломатические узлы в отношениях
нового халифата с Византией, германским императором Отгоном, с Кастилией,
Наваррой, Арагоном и другими христианскими королевствами севера Испании.
Хасдай проявил себя настоящим homo universale за столетия до Ренессанса: в
промежутках между государственными делами он находил время для перевода на
арабский язык медицинских трактатов, переписки с премудрыми раввинами из
Багдада и наставлений еврейским грамматикам и поэтам.
Совершенно очевидно, что это был просвещенный, правоверный иудей,
использовавший свои дипломатические контакты для сбора информации о
еврейских общинах, рассеянных по миру, и ходатайств в их пользу при малейшей
возможности. Особенно его беспокоило преследование евреев в Византийской
империи при Романе (см. выше, раздел I). К счастью, он обладал немалым
влиянием при византийском дворе, где были жизненно заинтересованы в
благожелательном нейтралитете Кордовы во время кампаний Византии против
мусульман Востока. Хасдай, проводя переговоры, использовал их как
возможность для вмешательства в защиту византийского еврейства - очевидно,
успешного (109; 100 см. прим.).
По признанию самого Хасдая, впервые он услышал о существовании
независимого еврейского царства от купцов из персидского Хорасана, но
усомнился в их правдивости [52]. Позднее он расспросил членов византийской
дипломатической миссии в Кордове, и те подтвердили рассказ купцов, дополнив
его важными фактами о хазарском царстве, включая имя царя, правившего на тот
момент, - Иосиф. Тогда Хасдай решил послать к царю Иосифу гонцов с письмом.
Письмо (подробнее о нем ниже) содержит список вопросов о хазарском
государстве, народе, способе правления, войске и так далее, включая проблему
принадлежности Иосифа к какому-либо из двенадцати колен Израилевых. Это как
будто свидетельствует о том, что хазары-иудеи, по мнению Хасдая, были
выходцами из Палестины, подобно испанским евреям, а то и представляли собой
одно из Потерянных Колен. Иосиф, не будучи евреем по происхождению, не
принадлежал, разумеется, ни к одному из этих Колен; в своем "Ответе Хасдаю"
он, как мы увидим, приводит генеалогию другого рода, однако главное его
намерение - снабдить Хасдая подробным, пусть и легендарным рассказом об
обращении, состоявшемся двумя столетиями раньше, и обстоятельствах, которые
привели к этому выбору.
Повествование Иосифа начинается с панегирика предку, царю Булану,
великому завоевателю и мудрецу, "изгнавшему гадателей и идолопоклонников со
своей земли". Потом царю Булану явился во сне ангел, призвавший его
поклоняться единственному истинному Богу и пообещавшему, что за это Он
"благословит и умножит потомство Булана, отдаст ему в руки врагов его и
сохранит его царство во веки веков". Здесь угадываются мотивы Завета из
Книги Бытия; по всей видимости, хазары тоже претендовали на статус
избранного народа, заключившего союз с Господом, хотя и не происходившего из
Авраамова семени. Но в этом месте рассказ Иосифа делает неожиданный поворот.
Царь Булан полон желания служить Господу, но сталкивается с некоей
трудностью:
"Он отвечал и сказал ангелу, который говорил с ним: "Ты знаешь,
господин мой, помыслы моего сердца и расследовал нутро мое, [ты знаешь], что
я возложил свое упование на тебя. Но народ, над которым я царствую, [люди]
неверующие. Я не знаю, поверят ли они мне. Если я нашел милость в твоих
глазах и на меня снизошло милосердие твое, явись к такому-то, главному князю
их, и он поможет мне в этом деле". Всесвятой - благословен он - исполнил
желание его, и явился тому князю во сне. Когда он встал утром, оп пошел и
рассказал [это] царю, а царь собрал всех князей и рабов своих и весь свой
народ и рассказал им все это. Они одобрили это, приняли [новую] веру и стали
под покровительством Шехины (букв. пребывание божие, слава господня)" [53].
Ни в Книге Бытия, ни в арабских описаниях обращения ничего не сказано о
князе, согласие которого было так важно для успеха подобного мероприятия.
Это является очевидным свидетельством хазарского двоецарствия. "Главный
князь" - это, видимо, бек; но нельзя исключать и противоположного: что
"царь" - бек, а "князь" - каган. К тому же, согласно арабским и армянским
источникам, предводитель хазарской армии, вторгшейся в Закавказье в 711 году
(то есть за несколько лет до предполагаемой даты обращения), звался
"Булханом" (21; 406, см. прим.).
Далее в письме Иосифа говорится о том, как ангел снова явился царю и
сказал ему: ""Вот небеса и небеса небес не вмещают меня, но ты [все же]
построй храм во имя мое". Он отвечал и сказал: "Владыка мира, я очень
стыжусь перед тобой, что у меня нет серебра и золота, чтобы выстроить его,
как следует, как мне хочется". Он сказал ему: "Крепись и мужайся! Возьми с
собой все твои войска и иди в страну Руд-лан (вар. Д-ралан, т.е. Дарьяльское
ущелье) и страну Ардил (город Ардебиль в Азербайджане). Вот я вложу в сердце
их страх и ужас перед тобой и отдам их в твою руку. Я приготовил тебе два
склада: один серебра и один золота. Я буду с тобой и охраню тебя [везде],
куда ты пойдешь. Ты возьмешь [это] имущество, вернешься благополучно [к
себе] и построишь храм во имя мое". Он поверил ему и поступил так, как он
приказал ему". Это соответствует походу Булана-Булхана перед обращением, а
также сообщениям арабских источников, что хазары одно время владели на
Кавказе серебряными и золотыми месторождениями (37; 227). Булан следует
наставлениям ангела, возвращается с победой и добычей и устраивает "скинию,
ковчег, светильник, стол, жертвенники и священные сосуды. До настоящего дня
они хранятся в моем распоряжении (т.е. у царя Иосифа)".
В письме Иосифа, написанном во второй половине Х века, больше чем через
200 лет после событий, которые он описывает, безусловно, перемешаны факты и
легенды. Перечисление скудного убранства святого места резко контрастирует с
перечислением нынешних богатств его страны, которому посвящена немалая часть
письма. Времена предка Булана кажутся Иосифу далекой древностью, когда
благочестивый, но бедный царь вынужден был ограничиться шатром в качестве
священной скинии.
До этого момента письмо Иосифа оставалось всего лишь предисловием к
истинной драме, каким предстает в его рассказе обращение. Видимо, отказ
Булана от идолопоклонства в пользу "единственного истинного Бога" был только
первым шагом. Предстоял еще выбор между тремя монотеистическими религиями.
Во всяком случае, именно это следует из письма Иосифа:
"После этого слух о нем [царе Булане] распространился по всей земле, и
услышали о нем царь Эдома (т.е. царь христиан) и царь исмаильтян и прислали
к нему своих посланцев с великим имуществом и многочисленными дарами, вместе
со своими мудрецами, чтобы склонить его [перейти] в свою веру. Но царь был
мудр, и приказал привести [также] мудреца из израильтян, хорошо разузнал,
расследовал и расспросил [его], а [затем] свел их вместе, чтобы они выяснили
[истину] о своих верах. Они опровергали слова друг друга и не соглашались ни
в чем [друг с другом]".
Перед нами "мозговой трест" или "круглый стол", как у Масуди, с той
разницей, что мусульманина никто заблаговременно не отравил. Дискуссия
протекает примерно в том же русле. После долгих и тщетных споров царь
устраивает трехдневный перерыв, чтобы оппоненты поостыли, а затем применяет
новый метод: вызывает каждого по отдельности. Христианин на вопрос, которая
из двух других религий ближе к истине, отвечает: "Иудейская". Такой же ответ
дает царю на его вопрос мусульманин. Нейтралитет снова приносит плоды.
"4"
Итак, обращение состоялось. Что еще узнаем мы из знаменитой "Хазарской
переписки"?
Начнем с самого письма Хасдая. Зачином в нем выступают еврейские стихи
в модном тогда стиле "пийют" - напыщенные строки со скрытыми намеками и
загадками, часто в форме акростиха. Поэма прославляет ратные подвиги
адресата, царя Иосифа; в то же время начальные буквы строк образуют
акростих, складывающийся в полное имя автора: Хасдай бар Исаак бар Шафрут,
за которым следует имя "Менахем бен-Шарук". Менахем был знаменитым еврейским
поэтом, лексикографом и грамматиком, секретарем и протеже Хасдая. Видимо,
получив задание придать посланию царю Иосифу как можно более изящный вид,
тот воспользовался этим как возможностью обессмертить собственное имя,
вставив его в акростих после имени патрона. До наших времен сохранилось еще
несколько сочинений Менахема бен-Шарука, так что в авторстве этой части
письма Хасдая можно не сомневаться. (См. Приложение III)
После стихотворной хвалы, комплиментов и дипломатических красивостей
письмо живописует процветание арабской Испании и благоденствие евреев под
дланью халифа Абдар-Рахмана, "какого прежде не ведали..." "Бедные овцы,
которые были в печали, поднялись на спасение, а руки угнетателей их
ослабели, их рука перестала наказывать и стало легче их ярмо, благодаря
милосердию Бога нашего. Да будет известно господину моему, царю, что имя
страны, внутри которой мы проживаем, на священном языке - Сефарад, а на
языке исмаильтян, жителей этой страны - ал-Андалус (Испания)".
Далее Хасдай объясняет, что впервые прослышал о существовании
иудейского царства от хорасанских купцов, потом, уже подробнее - от
византийских посланцев. Вот что те ему поведали:
"Я спросил их об этом деле, и они ответили мне, что действительно дело
обстоит так и что имя царства - ал-Хазар; что между ал-Кустантинией
[Константинополем] и их страной 15 дней пути*, но что "сухим путем между
нами [и ими] находится много народов"; что имя царя, царствующего [теперь
над ними], Иосиф; что "корабли приходят к нам из их страны и привозят рыбу и
кожу и всякого рода товары"; что "они с нами в дружбе и у нас почитаются"**,
что "между нами и ими [постоянный] обмен посольствами и дарами"; что они
обладают [военной] силой и могуществом, полчищами и войсками, которые
выступают [на войну] по временам".
* Видимо, если следовать так называемым "хазарским путем": из
Константинополя через Черное море, потом вверх по Дону, волоком с Дона на
Волгу, вниз по Волге до Итиля. Альтернативный, более короткий маршрут вел из
Константинополя к восточному побережью Черного моря.
** Строчка "... у нас почитаются" перекликается с отрывком из
Константина Багрянородного об особой золотой печати, которой запечатывались
письма к кагану. Во времена Испанского посольства Константин был императором
Византии.
Эти сведения, сообщенные Хасдаем хазарскому царю о его собственной
стране, очевидно, преследовали цель спровоцировать Иосифа на подробный
ответ. Психологический прием удался: Хасдай знал, наверное, что критиковать
ошибочные утверждения гораздо проще, чем излагать что-то от себя.
Далее Хасдай упоминает свои предыдущие попытки связаться с Иосифом.
Начинал он с отправки гонца, некоего Исаака бар Натана, получившего наказ
добраться до хазарского двора. Однако Исаак не проник дальше
Константинополя, где с ним учтиво обошлись, но не дали продолжить путь. И
можно понять, почему: учитывая двойственность отношения империи к иудейскому
царству, в интересы Константина вовсе не входило способствовать союзу между
Хазарией и Кордовским халифатом, где главным министром оказался еврей.
Пришлось посланцу Хасдая вернуться в Испанию ни с чем. Но вскоре
представилась новая возможность: в Кордову прибыло посольство из Восточной
Европы. В нем были, в частности, два еврея, мар Саул и мар Иосиф,
вызвавшиеся переправить письмо Хасдая царю Иосифу. (Судя по ответу Иосифа
Хасдаю, передано было третьим лицом, неким Исааком бен Елиезером.)
Итак, изложив во всех подробностях историю написания своего письма и
попыток его отправить, Хасдай задает ряд прямых вопросов, отражающих его
жадный интерес к сведениям обо всем, что касается Хазарии, начиная с ее
географии и кончая соблюдением Субботы. Заключительный пассаж письма Хасдая
звучит уже совсем не так, как начало:
"Испытующий сердца и исследующий помыслы знает, что я сделал это не
ради славы, а чтобы [только] разыскать и узнать истину, [а именно]
существует ли [где-либо] место, где имеется светоч и царство у израильской
диаспоры, и где не господствуют над ними и не управляют ими. Если бы я
узнал, что то, что я слышал, верно, я бы пренебрег своим почетом и отказался
бы от своего сана, оставил бы свою семью и пустился бы странствовать по
горам и холмам, по морю и суше, пока не пришел бы к месту, где находится
господин мой, царь, чтобы повидать его величие, его славу и высокое
положение. [...] Еще одна удивительная просьба есть у меня к моему
господину: чтобы он сообщил своему рабу, есть ли у нас указание касательно
подсчета [времени] "конца чудес" (т.е. времени окончательного избавления
еврейского народа), которого мы ждем вот уже столько лет, переходя от
пленения к пленению и от изгнания к изгнанию. Какая может быть [еще] надежда
у ожидающего, чтобы сдерживаться в таком состоянии, и как я могу успокоиться
[и не думать] о разрушении нашего великолепного храма, об уцелевших от меча,
которые попали в огонь и воду, [не думать] о нас, которые остались в малом
числе из множества, сошли с высоты славы и пребываем в изгнании и не имеем
сил [слушать], когда нам говорят каждый день: "у каждого народа есть [свое]
царство, а о вас не вспоминают на земле"".
Начинается письмо с прославления благоденствия евреев в Испании, но
конец его дышит горечью изгнания, религиозным рвением и мессианской
надеждой. Однако эти противоположные чаяния всегда, на протяжении всей
истории сосуществовали в разбитом еврейском сердце. Противоречивость письма
Хасдая придает ему дополнительную достоверность. Другой вопрос, насколько
серьезно было его предложение поступить на службу к хазарскому царю. На этот
вопрос у нас нет ответа. Возможно, не было его и у самого Хасдая.
"5"
Ответ царя Иосифа не так искусен и трогателен, как письмо Хасдая. И
неудивительно: как замечает Кассель, "ученость и культура царили не среди
иудеев на Волге, а на реках Испании". Квинтэссенция "Ответа" - уже
изложенная выше история обращения. Иосиф, несомненно, тоже прибег к помощи
писца, возможно, грамотного беглеца из Византии. И все же "Ответ" звучит
ветхозаветно, тогда как Хасдай предстает, скорее, блестящим государственным
деятелем образца десятого столетия.
"Ответ" начинается с громких приветствий, повтора содержания письма
Хасдая и гордого утверждения, что Хазарское царство есть опровержение лжи,
будто "скипетр Иуды навеки выпал из еврейских рук" и "что нет больше в мире
места для их собственного царства". Далее следует не совсем понятное
замечание насчет того, что "давно до нас доходили и давно между нашими
предками писались письма с счастливыми пожеланиями. Это было сохранено в
наших книгах, известно всем старейшинам нашей страны на всем востоке, как ты
и упоминаешь"*.
* Это может быть ссылкой на еврейского путешественника IX в. Эльдада hа
Дани, чьи фантастические россказни, популярные в Средние века, включают
упоминания Хазарии, населенной, по словам сочинителя, тремя потерянными
коленами Израилевыми и собирающей дань с 28 соседних царств. Эльдад побывал
в Испании примерно в 880 г., а вопрос о том, посещал ли он Хазарию, остается
открытым. Хасдай мельком упоминает о нем в своем письме Иосифу, словно
спрашивая, как с ним быть.
Далее Иосиф излагает генеалогию своего народа. Даже будучи ярым
сионистом, гордым тем, что сжимает "скипетр Иуды", он не может утверждать и
не утверждает, что властвует над людьми семитского происхождения. Он
прослеживает их предков не до Сима, а до третьего сына Ноя, Яфета, точнее,
до внука Яфета Тогармы, предка всех тюркских племен. "Мы нашли в родословных
книгах наших предков, что у Тогармы было десять сыновей, и вот их имена:
первый - Агийор, [затем] Тирас, Авар, Угин, Биз-л, Т-р-на, Хазар, 3-нур,
Б-л-г-д, Савир. Мы происходим от сыновей Хазара; это седьмой [из сыновей]".
Не очень понятно, что означают некоторые из этих названий племен,
записанные еврейскими буквами, но это несущественно; самое характерное в
этом упражнении по генеалогии - смешение Книги Бытия с тюркской племенной
традицией*.
* Это также проливает свет на частое отождествление хазар с "народом
Магога", а Магогом, согласно Книге Бытия, X. 2-3, звали оклеветанного дядю
Тогармы.
Покончив с генеалогией, Иосиф кратко упоминает военные захваты своих
предков, дошедших с мечом до Дуная; далее следует пространный рассказ об
обращении Булана. "С этого самого дня и впредь, - продолжает Иосиф, -
помогал ему всемогущий Бог и укрепил его силу. Он сам и его рабы совершили
над собою обрезание, и [затем] он послал [посланцев] и доставил [к себе]
некоторых из мудрецов израильских, и те объяснили ему Закон [Моисея] и
изложили ему в порядке все заповеди". После очередных хвастливых заявлений о
военных победах, покоренных народах и т.д. идет немаловажный текст:
"После этих событий воцарился из сыновей его сыновей царь, по имени
Обадья. Он был человек праведный и справедливый. Он обновил царство и
укрепил веру согласно закону и правилу. Он выстроил дома собрания (синагоги)
и дома учения (школы) и собрал множество мудрецов израильских, дал им много
серебра и золота, и они объяснили ему 24 книги [Священного Писания], Мишну,
Талмуд и весь порядок молитв" [54].
Получается, что примерно через два поколения после Булана имело место
религиозное возрождение или реформация (возможно, сопровождавшаяся
государственным переворотом, как предполагает Артамонов). Действительно,
иудизация хазар произошла, скорее всего, в несколько этапов [55]. Мы помним
об изгнании Буланом "гадателей и идолопоклонников", произошедшем еще до
явления ему ангела, и о Завете "Истинного Бога" еще до того, как стало ясно,
что это за Бог - еврейский, христианский или мусульманский. Весьма вероятно,
что обращение царя Булана и его последователей тоже было всего лишь
промежуточным шагом, что иудаизм, в который они перешли, был примитивен или
рудиментарен, опирался только на Библию и не знал Талмуда, писаний раввинов
и вытекающих из всего этого ритуалов. В этом отношении они походили на
караимов - фундаменталистскую секту, зародившуюся в VIII в. в Персии и
распространившуюся по всему миру, особенно в "Новой Хазарии", то есть Крыму.
Данлоп и некоторые другие авторитетные исследователи предположили, что в
промежутке между правлением Булана и Обадии (т.е. примерно между 740 и 800
гг.) в стране доминировала некая форма караимского иудаизма и что
ортодоксальный "раввинский" иудаизм был внедрен только в ходе религиозной
реформы Обадии. Это важное обстоятельство, так как караимская вера, скорее
всего, просуществовала в Хазарии до самого конца последней, а деревни
тюркоязычных евреев-караимов, безусловно, хазарского происхождения,
сохранились до наших дней (см. ниже, глава V, 4).
Итак, иудизация хазар представляла собой постепенный процесс, который,
начавшись по политической необходимости, медленно завладел их сознанием и в
конце концов, в период заката, вызвал к жизни мессианство. Их религиозные
убеждения пережили крушение государства и сохранились, как мы дальше увидим,
в хазарско-еврейских местечках России и Польши.
"6"
Обмолвившись о религиозных реформах Обадии, Иосиф приводит список его
наследников:
"После него воцарился его сын Езекия, после него его сын Манассия;
после него воцарился Ханукка, брат Обадьи, его сын Исаак, его сын Завулон,
его сын Манассия, его сын Нисси, его сын Менахем, его сын Вениамин, его сын
Аарон и я, Иосиф, сын упомянутого Аарона. Все мы - царь, сын царя. Чужой не
сидит на престоле наших предков, но [только] сын садится на престол своего
отца. Таков наш обычай и обычай наших предков".
Далее Иосиф пытается ответить на вопрос Хасдая о размерах и топографии
его страны. Однако при дворе у него не нашлось, видимо, осведомленного
человека, равного по знаниям арабским географам, так что его туманные
замечания о других странах и народах мало что добавляют к тому, что мы знаем
от Ибн Хаукаля, ал-Масуди и из других арабских и персидских источников. Он
утверждает, будто собирает дань с тридцати семи народов, что выглядит
преувеличением; Данлоп предполагает, правда, что девять из них - племена,
жившие в самом сердце Хазарии, а остальные двадцать восемь хорошо
согласуются с упоминаемыми Ибн Фадланом двадцатью пятью женами, каждая из
которых была дочерью вассального царя (а также согласуются с сомнительными
рассказами Эльдада hа Дани). Следует также иметь в виду большое количество
славянских племен, обитавших в верхних притоках Днепра, которые, как мы
увидим, действительно платили дань хазарам.
Как бы то ни было, в письме Иосифа нет упоминания о царском гареме: в
нем говорится только об одной царице и ее "служанках и евнухах". Все они
жили в одном из трех районов, составлявших Итиль, столицу Иосифа. "Живут в
нем иудеи, исмаильтяне и христиане; проживают в нем также и другие народы из
других племен. Второй город со своими пригородами занимает в длину и ширину
8 на 8 фарсахов. В третьем городе живу я со своими князьями, рабами и всеми
приближенными служителями*. "0н невелик и занимает в длину и ширину 3 на 3
фарсаха. Между стенами его тянется [в ту и другую сторону] река." Мы живем
всю зиму в городе, а в месяце Нисане выходим из города и идем каждый к
своему полю и саду и к своей [полевой] работе. Каждый из [наших] родов имеет
еще известное [наследственное] владение, [полученное им] от своих предков.
Они отправляются [туда] и располагаются в его пределах в радости и с
песнями; никто не слышит голоса притеснителя, нет противника и нет дурных
случайностей. "А я, мои князья и слуги, отправляемся и идем на протяжении 20
фарсахов пути, пока не доходим до большой реки, называемой В-р-шан (?), и
оттуда идем вокруг [нашей страны], пока не приходим к концу [нашего] города.
Таковы размеры нашей страны и место нашего отдыха." Страна [наша] не
получает много дождей. В ней имеется много рек, в которых выращивается много
рыбы. Есть [также] в ней у нас много источников. Страна плодородна и тучна,
состоит из полей, виноградников, садов и парков. Все они орошаются из рек. У
нас есть очень много всяких фруктовых деревьев. [...] С помощью всемогущего
я живу спокойно".
* Разделение Итиля на три части упоминается, как мы уже знаем, и в
некоторых арабских источниках.
Следующий отрывок посвящен срокам "конца чудес":
"Наши глаза устремлены к Господу, нашему Богу, и к мудрецам
израильским, к академии, которая находится в Иерусалиме, и к академии,
которая в Вавилонии. Мы далеки от Сиона, но до нас дошел слух, что по
множеству наших грехов спутались подсчеты, так что мы ничего не знаем. Но да
будет угодно богу сделать [это] ради своего великолепного имени; да не будет
ничтожно в его глазах разрушение его храма, упразднение служения ему [в нем]
и все беды, которые нас постигли, и да осуществит он в отношении нас слова
[Писания]: и вдруг войдет в храм свой. У нас же в руках только пророчество
Даниила. Да ускорит Бог, Бог Израиля, спасение и да соберет наших
изгнанников и наших рассеяных [единоплеменников], при жизни нашей и твоей".
Последний абзац в письме Иосифа - это ответ на прозрачное предложение
Хасдая поступить на службу к царю хазар:
"Ты упомянул [также] в своем письме, что желаешь видеть меня. И я очень
стремлюсь и хочу видеть твое приятное (для меня] лицо, твою [всеми]
почитаемую мудрость и твое величие. О, если бы случилось [так], как ты
говоришь, и я удостоился бы иметь общение с тобой и видеть твое почтенное и
вожделенное лицо. Ты был бы для меня отцом, а я был бы тебе сыном, твоим
устам повиновался бы весь мой народ и согласно твоему слову и правильному
решению я бы [сам] выходил и входил (т.е. действовал, распоряжался)".
Есть в письме Иосифа место, где говорится о текущей политике, но в
туманных выражениях:
"Я живу у входа в реку [Итиль - Волгу] и не пускаю русов, прибывающих
на кораблях, проникать к ним [т.е. в земли арабов на побережье Каспия].
"Точно так же я не пускаю всех врагов их, приходящих сухим путем, проникать
в их страну." Я веду с ними упорную войну. Если бы я их оставил [в покое],
они уничтожили бы всю страну исмаильтян до Багдада" [56].
Здесь Иосиф изображает себя защитником Багдадского халифата от набегов
скандинавов-русов (см. главу III). Это может показаться бестактностью, если
вспомнить о вражде между омейядским Кордовским халифатом, которому служит
Хасдай, и абассидским Багдадским халифатом. С другой стороны, причуды
византийской политики по отношению к Хазарии диктовали Иосифу необходимость
выступать в роли защитника ислама, невзирая на распри двух халифатов. Во
всяком случае, он мог надеяться, что Хасдай, изощренный дипломат, поймет его
намек.
Встреча между корреспондентами этой переписки - если даже они серьезно
относились к ее возможности - так и не состоялась. Больше ни одного их
письма - если таковые посылались - не сохранилось. Факты, содержащиеся в
"Хазарской переписке", немногочисленны и мало что добавляют к тому, что нам
известно из других источников. Но очаровывают причудливые фрагментарные
картины, встающие перед мысленным взором при чтении, образы, словно
выхватываемые прожектором из густого тумана, окутывающего глубокую старину.
"7"
Среди других еврейских источников выделяется "кембриджский документ"
(названный по его теперешнему местонахождению - библиотеке Кембриджского
университета). Обнаружен он был в конце XIX века вместе с другими бесценными
документами в "Каирской Генизе" - хранилище древней синагоги - ученым из
Кембриджа Соломоном Шехтером [57]. Документ очень плохо сохранился: это
письмо (или копия письма) примерно в сто строк на древнееврейском языке;
начало и конец отсутствуют, так что невозможно понять, кто его написал и
кому. Каган Иосиф упоминается в нем как современник и величается "моим
господином", Хазария фигурирует как "моя страна", так что появляется повод
предположить, что письмо написано хазарским евреем - придворным кагана
Иосифа при жизни последнего, то есть практически в то самое время, когда
велась "Хазарская переписка". Некоторые авторитетные исследователи
предполагают даже, что оно адресовалось Хасдаю ибн Шафруту и было передано в
Константинополе неудачливому посланцу Хасдая Исааку бар Натану, который
вернулся с ним в Кордову (в Каир оно попало после изгнания евреев из
Испании). В любом случае, в самом документе содержатся доказательства того,
что он был создан не позднее XI века, а скорее всего, еще при жизни Иосифа,
в Х веке.
В нем приводится очередная легенда об обращении, но главное его
значение политическое. Автор говорит о нападении на Хазарию алан,
подстрекаемых византийцами, при отце Иосифа, Аароне Благословенном. Ни один
другой греческий либо арабский источник эту кампанию, кажется, не упоминает.
Правда, в сочинении Константина Багрянородного "Об управлении империей",
написанном в 947-950 гг., есть примечательное место, придающее достоверность
сообщению неизвестного автора письма:
"О Хазарии, как нужно и чьими силами воевать [с ними]. [Знай], что узы
(гуззы) способны воевать с хазарами, поскольку находятся с ними в соседстве,
подобно тому как и правитель Алании. [Знай], что девять Климатов Хазарии
прилегают к Алании и может алан, если, конечно, хочет, грабить их отселе и
причинять великий ущерб и бедствия хазарам, поскольку из этих девяти
Климатов являлись вся жизнь и изобилие Хазарии" [58].
Если судить по "Письму Иосифа", правитель алан платил ему дань.
Неважно, соответствовало это реальности или нет, но отношение правителя алан
к кагану, вероятно, было таким же неприязненным, как и у царя булгар. Пассаж
из сочинения Константина, раскрывающий механизмы внешней политики
византийцев, когда с помощью алан можно было причинить ущерб хазарам,
иронически перекликается с целями миссии Ибн Фадлана, имевшего ту же самую
задачу. Видимо, во времена Иосифа византийско-хазарское сближение осталось в
далеком прошлом. Но речь об этом впереди, в главе III.
Источник: bibliotekar.ru.
Рейтинг публикации:
|
