Сделать стартовой  |  Добавить в избранное  |  RSS 2.0  |  Информация авторамВерсия для смартфонов
           Telegram канал ОКО ПЛАНЕТЫ                Регистрация  |  Технические вопросы  |  Помощь  |  Статистика  |  Обратная связь
ОКО ПЛАНЕТЫ
Поиск по сайту:
Авиабилеты и отели
Регистрация на сайте
Авторизация

 
 
 
 
  Напомнить пароль?



Клеточные концентраты растений от производителя по лучшей цене


Навигация

Реклама

Важные темы


Анализ системной информации

» » » Луций Анней Сенека. НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ (Часть 2)

Луций Анней Сенека. НРАВСТВЕННЫЕ ПИСЬМА К ЛУЦИЛИЮ (Часть 2)


10-07-2009, 11:29 | Файловый архив / Книги | разместил: VP | комментариев: (0) | просмотров: (2 883)

 

   Письмо XCI

 

   Сенека приветствует Луцилия! ,

 

   (1) Нашего Либералиса1 опечалила весть о пожаре, дотла спалившем Луг-

дунскую колонию2. Такое несчастье хоть кого взволнует, - что же говорить

о человеке, который так любит родной город! Вот и вышло так, что ему по-

надобилась вся твердость духа, которую он закалял против любых бед,  ка-

ких только можно опасаться, как ему казалось. А такого  неожиданного  и,

пожалуй, неслыханного бедствия не боялись, и я этому не удивляюсь:  ведь

не бывало даже таких примеров! Многие города страдали от огня, - ни один

не был уничтожен. Даже там, где дома поджигала вражеская рука, во многих

местах пламя гасло, и хоть его тем временем раздували, редко оно пожира-

ло все и ничего не оставляло оружию. Даже и землетрясенья вряд ли бывали

такими сильными и пагубными, чтобы разрушить целые города.  И  нигде,  в

конце концов, не случалось таких пожаров, чтобы ничего не  осталось  для

другого пожара. (2) А тут столько прекрасных творений, каждое из которых

могло бы прославить любой город, погубила одна ночь; в самую мирную пору

случилось такое, чего и на войне нет причин бояться. Кто  бы  мог  пове-

рить? Теперь, когда во всем мире царит спокойствие,  приходится  спраши-

вать, где Лугдун, украшенье Галлии! Фортуна, если настигала бедою  целую

общину, всегда давала возможность бояться предстоящих испытаний. Все ве-

ликое рушилось в течение некоего срока, а здесь вечером был огромный го-

род - утром его не было. Я дольше рассказываю тебе о его гибели, чем  он

погибал. (3) Все это надломило  дух  нашего  Либералиса,  несгибаемый  и

стойкий перед его собственными горестями. И не без причины:  все  неожи-

данное гнетет нас сильнее, невиданность  прибавляет  тяжести  бедствиям,

всякий смертный, удивляясь, горюет больше.

   (4) Поэтому ничто не должно заставать нас  врасплох.  Нужно  посылать

душу навстречу всему и думать не о том, что случается обычно, а  о  том,

что может случиться. Есть ли что-нибудь, чего  фортуна  при  желании  не

сгубила бы в самом расцвете? на что бы не напала и не ударила тем  гроз-

нее, чем ярче оно блистало? Есть ли трудное и недоступное для  нее?  (5)

Она налетает не всегда одним путем, не всегда  проходит  его  до  конца;

иногда  она  поражает  нас  нашими  же  руками,  иногда,   довольствуясь

собственными силами, находит опасности без виновника. Безопасного време-

ни нет. В разгаре наслаждений зарождаются причины боли;  в  мирную  пору

начинается война и оплоты безопасности делаются источниками страха; друг

становится недругом, союзник - врагом. Летнее затишье  разражается  вне-

запной бурей хуже зимней; мы терпим все, что терпят от врагов, хотя их у

нас нет, и если не имеется других причин для пораженья, их находит в са-

мом себе чрезмерное счастье. Самых воздержных настигает  болезнь,  самых

здоровых - чахотка, самых невинных -  кара,  самых  нелюдимых  -  смута.

Иногда случай избирает нечто новое, чтобы настигнуть своею  силой  поза-

бывших о нем. (6) Что по строило ценою великих трудов, при великой  бла-

госклонности богов долгое время, то один день рушит и опрокидывает.  Кто

сказал "один день", тот дал долгий срок поспешающим бедам: довольно  ча-

са, мига, чтобы низвергнуть державу! Было бы некоторым утешеньем в нашем

бессилии и в наших обстоятельствах, если бы все погибало так же  медлен-

но, как возникает; но нет, медлителен только  прирост,  ущерб  тороплив.

(7) Все непрочно - и частное, и общественное; судьба городов, как судьба

людей, вертится колесом. Среди полного спокойствия  встает  ужас;  нигде

нет причин для смятенья - а беды налетают, откуда  мы  их  меньше  всего

ждем. Царства, устоявшие и в междоусобных, и во внешних войнах,  рушатся

без всякого толчка. Много ли государств благополучно пережили счастье?

   Значит, нужно думать обо всем и укреплять дух против всего, что может

случиться. (8) Держи в мыслях ссылку, пытки, войны, болезни, кораблекру-

шенья. Случай может отнять у тебя родину и тебя - у родины,  может  бро-

сить тебя в пустыню, может сделать пустыней место, где сейчас задыхаются

в толпе. Пусть перед глазами у тебя будет все, что входит в человеческий

удел. Будем предвосхищать в душе не то, что происходит  часто,  а  самое

худшее, что может произойти, если только мы не хотим пасть духом,  пора-

жаясь необычному как небывалому. Нужно иметь в виду все,  что  под  силу

фортуне. (9) Сколько городов в Азии, сколько в Ахайе рушилось от  одного

землетрясенья? Сколько поглощено их в Сирии, в  Македонии?  Сколько  раз

опустошало Кипр это бедствие? Сколько раз рассыпался в прах Пафос? 3 Нам

часто приносят вести о гибели целых городов; но мы-то, к кому часто при-

ходят эти вести, большая ли часть всего мира? Так воспрянем духом  перед

лицом всего случайного,, и что бы ни произошло, будем знать: беда не так

велика, как гласят о ней слухи. (10) Выгорел  богатый  город,  украшенье

провинций, бывший их частью, но частью особой, и при  этом  стоявший  на

одном, не слишком высоком холме. Но  когда-нибудь  время  изгладит  даже

следы всех тех городов, о величье и благородстве которых мы  слышим  те-

перь. Разве ты не видал, как в Ахайе изничтожились уже и основанья слав-

ных городов и не осталось ничего, что свидетельствовало бы  о  самом  их

существованье? (11) Рушится не только рукотворное, череда дней опрокиды-

вает не только воздвигнутое человеческим искусством и усердием; оплывают

горные цепи, волны покрывают те места, откуда моря и вдали не видно  бы-

ло; огонь опустошил холмы, прежде сверкавшие огнями, обглодал прежде вы-

сокие вершины - утешенье мореходов, их маяки, - сравнял их  с  низинами.

Творенья самой природы терпят урон - потому-то мы должны  спокойно  сно-

сить гибель городов. (12) Они возникают, чтобы упасть;  всех  ждет  один

конец, - сбрасывает ли внутренняя сила и напор сдавленного дыханья приг-

нетавший их груз4, вырываются ли запертые в глубине потоки, прорывает ли

напор пламени плотность почвы, ведет ли медленное наступленье  ветхость,

от которой ничто не защищено, изгоняет ли народы тяжелый климат, превра-

щая их жилище в пустыню. Слишком долго перечислять дороги  судьбы.  Знаю

только одно: все создания смертных обречены смерти, мы живем среди брен-

ности. (13) Этими и подобными словами я утешаю Либералиса, пылающего ка-

кой-то невероятной любовью к родному городу, который, быть может, сгорел

для того, чтобы подняться еще прекрасней.  Часто  урон  расчищает  место

большей удаче; многое пало с тем, чтобы восстать выше и  величественней.

Тимаген5, ненавидевший счастье столицы, говорил, что пожары в Риме печа-

лят его по одной причине: он знает, что все сгоревшее будет  поднято  из

развалин еще краше. (14) И вероятно, что также и в том городе все  будут

состязаться, стараясь восстановить утраченное величавей  и  прочнее.  Да

будут нерушимы основания, заложенные ими при добрых знаменьях на  долгий

век! Ведь этой колонии от ее начала пошел сотый год, - а такой возраст и

для человека не предел! Выведенная Планком, она окрепла и  стала  много-

людной благодаря удачному местоположению, но  сколько  тяжелых  напастей

вынесла за тот срок, пока человек успевает состариться!

   (15) Пусть же наш дух научится понимать и терпеть свой жребий и  зна-

ет, что фортуна отважится на все; у нее столько же прав  над  державами,

сколько над самодержцами, столько же власти над  городами,  сколько  над

людьми. На это нельзя негодовать: ведь мы пришли в  мир,  где  живут  по

этим законам. Нравится - подчиняйся, не нравится - убирайся любой  доро-

гой! Негодуй, если несправедливое установление метит только в  тебя,  но

если одна необходимость опутывает стоящих и высоко, и  низко,  примирись

со все разрешающим роком! (16) Незачем мерить нас  величиной  гробниц  и

тех памятников, что стоят вдоль дороги, одни больше, другие меньше. Прах

всех уравнивает: рождаемся мы неравными, умираем равными. И о городах  я

скажу то же, что о горожанах. Что Ардею6 взяли приступом, что Рим. Учре-

дитель человеческого права разделил нас по родовитости и знатности имен,

лишь покуда мы существуем. А когда смертному приходит конец, он  изрека-

ет: "Прочь тщеславие! Для всех отягощающих землю закон да будет один!" И

необходимость все терпеть уравнивает нас: нет ни более хрупких, ни более

уверенных в завтрашнем дне. (17) Александр, царь  македонский,  принялся

изучать геометрию - несчастный! - только с тем, чтобы узнать,  как  мала

земля, чью ничтожную часть он захватил. Несчастным я называю его потому,

что он должен был понять ложность своего прозвища, - ибо можно  ли  быть

великим на ничтожном пространстве? Обучали его всяким тонкостям, требую-

щим прилежного внимания и непосильным для  безумца,  простирающего  свои

помыслы за океан. - "Учи меня чему-нибудь полегче!" - говорил он, и нас-

тавник отвечал: "Эти вещи для всех одинаково трудны!" - (18) Считай  же,

что так говорит тебе сама природа: "То, на что ты  жалуешься,  для  всех

одинаково, дать что-нибудь легче никому невозможно, но, кто хочет, может

сам себе все облегчить". - Чем? - Спокойствием  духа.  Тебе  придется  и

страдать, и терпеть жажду и голод, и стареть, если  отпущен  будет  тебе

долгий срок среди людей, и болеть, и нести утраты, и  умереть.  (19)  Но

незачем верить тому, о чем шумят вокруг: все это не зло, не тяготы,  ко-

торых не перенесть. Страх перед этим -  из  общего  мнения;  ты  боишься

смерти, как боятся молвы. А кто глупее человека, боящегося слов?  Остро-

умно говорит об этом наш Деметрий: "Голоса невежд для меня то же  самое,

что испускаемые животом звуки: какая мне разница, спереди  они  вылетают

или сзади?" (20) Что за безумье - бояться бесславья от бесславных! И как

сама молва, так и все названное мною страшно вам без  причины:  не  будь

приказа молвы, вы бы и не боялись. Какой ущерб человеку добра  от  враж-

дебных толков? (21) Пусть же и смерти не вредят они в нашем мнении, хоть

слава7 у нее дурная. Никто из обвинителей ее не испытал, а осуждать  то,

чего не знаешь, - безрассудно. Зато ты знаешь, сколь многим она принесла

пользу, сколь многих избавила от пыток, нищеты, от жалоб, от  казни,  от

тоски. Пока смерть подвластна нам, мы никому не подвластны. Будь здоров.

 

 

 

   Письмо ХСП

 

   Сенека приветствует Луцилия!

 

   (1) Я думаю, мы с тобою согласны в том, что все внешнее приобретается

ради тела, о теле пекутся во имя души, что в душе есть части прислужива-

ющие, - благодаря им мы движемся и питаемся, но даны они нам ради  глав-

ного. А главное в ней состоит из разумной и неразумной части, которая  в

подчинении у разумной, она же одна ни с чем не соотносится и все соотно-

сит с собою. Ведь и божественный разум стоит во главе всего и ничему  не

подчинен, и наш разум, происходящий от него, таков же. (2) Если  в  этом

мы согласны, то непременно согласимся и в другом: блаженная жизнь заклю-

чается в том, чтобы разум наш был совершенен. Ведь он один не порабощает

души, противостоит фортуне, охраняет нашу безопасность, как бы ни сложи-

лись обстоятельства. В этом - единственное  нерушимое  благо.  Счастлив,

повторяю, тот, кого ничто не умалит; он стоит  на  вершине  и  опирается

только на самого себя, - а кто  держится  чужой  помощью,  тот  может  и

упасть. В ином случае над ними обретает силу многое, нам не  принадлежа-

щее. Кто захочет иметь опорой фортуну? Какой здравомыслящий человек ста-

нет собою восхищаться, накопив чужое?

   (3) Что есть блаженная жизнь? Безопасность и постоянное  спокойствие.

А их дает величье духа, дает упорство и постоянство в  том,  что  хорошо

обдумано. Как прийти к этому? Постичь истину целиком; соблюдать во  всех

поступках порядок, меру, приличие и добрую волю, благожелательную, неиз-

менно послушную разуму, достойную и любви, и восхищенья.  Чтобы  сказать

все коротко и ясно, напишу так: дух мудреца  должен  быть  таким,  какой

приличествует и богу. (4) Чего желать тому, кому досталось все  честное?

Ведь если  что-нибудь,  помимо  честного,  может  способствовать  благо-

денствию, тогда из того же самого будет состоять и  блаженная  жизнь,  а

без этого ее не бывает. Но что может быть глупее и позорнее,  чем  пола-

гать, будто благо разумного духа слагается из вещей неразумных? (5)  Не-

которые, однако, считают, будто высшее благо можно  увеличить,  ибо  оно

неполно, когда ему противятся вещи случайные. Даже Антипатр, один из ве-

ликих чиноначальников этой школы, сказал, что придает внешнему некоторое

значение, хотя и очень небольшое. Но разве ты не видишь, - это  ведь  то

же самое, что быть недовольным дневным светом, если  не  горит  еще  ка-

кой-нибудь огонек? Много ли значит малая искра при сияющем  солнце?  (6)

Если ты недоволен только тем, что честно, значит, ты  непременно  хочешь

прибавить к нему или покой, который греки называют ао^лтрса, или наслаж-

денье. Первый еще можно принять: душе ничто не докучает,  и  она  вольна

вглядываться во вселенную, ничем не отвлекаемая от созерцанья природы. А

вот наслажденье - это благо для скотов. К разумному мы  добавляем  нера-

зумное, к честному - бесчестное. Когда щекочут наше тело, это тоже  нас-

лажденье, (7) так что же вы  не  решаетесь  сказать,  что  человек  бла-

женствует, когда нёбо его ублажено? И ты причисляешь пусть не  к  мужам,

но хотя бы к людям того, для кого высшее благо состоит из  вещей  прият-

ных: лакомств, красок, звуков? Прочь его из прекрасного разряда существ,

второго после богов, - к бессловесным скотам, ибо сам он  животное,  до-

вольное кормом. (8) Неразумная часть души сама состоит из двух  половин:

первая - отважная,  честолюбивая,  безудержная,  подверженная  страстям;

вторая - низменная, томная, преданная наслаждениям. Половину  необуздан-

ную, но лучшую и, во всяком случае, сильнейшую и достойнейшую мужа,  не-

которые отставляют, а для блаженной жизни считают  необходимой  половину

хилую и низкую. (9) Разум они заставляют служить ей,  унижая  и  опошляя

благо самого высокого по рожденью существа, превращая к тому же это бла-

го в нечто чудовищное, составленное из разных и  не  подходящих  друг  к

другу членов. Так говорит в "Сцилле" наш Вергилий:

 

   Сверху - дева она лицом и грудью прекрасной,

   Снизу - тело у ней морской чудовищной рыбы,

   Волчий мохнатый живот и хвост огромный дельфина.'

 

   С этой Сциллой срослись хотя бы животные свирепые, страшные и провор-

ные; а из каких чудищ составляют  иные  мудрость?  (10)  "Первейшее  ис-

кусство человека, - говорил Посидоний, - это сама добродетель, ей ввере-

на бесполезная и хлипкая плоть, годная лишь на то, чтобы  принимать  пи-

щу". Божественная добродетель переходит во что-то скользкое, и к верхней

части, достойной поклонения и причастной небу, оказывается  прилепленным

бессильное, ленивое животное: покой, хоть его место сразу же после  доб-

родетели, сам ничего не дает душе и только устраняет помехи; наслаждение

же изнеживает ее и подтачивает любую ее твердость. Можно ли найти  соче-

тание тел, больше рознящихся между собою? С самым сильным соединяют  са-

мое вялое, с суровым - пустячное, с чистейшим - не знающее удержу  ни  в

чем, вплоть до кровосмешенья.

   - (11) "Так что же, если крепкое  здоровье,  и  покой,  и  отсутствие

страданья ничуть не  мешают  добродетели,  ты  не  станешь  к  ним  стре

миться?" - Почему же? Но стремлюсь я к ним не как  к  благам,  а  потому

только, что они не противны природе и я принимаю  их  по  здравому  суж-

денью. Какое же в них будет тогда благо? Только одно: правильность выбо-

ра. Ведь когда я беру одежду, какую мне подобает, когда  гуляю,  сколько

положено, когда ужинаю, как мне должно, то  не  ужин,  не  прогулка,  не

одежда суть блага, а мое обращение с ними, мое умение соблюсти в  каждом

деле отвечающую разуму меру. (12) Я и  сейчас  повторю:  выбрать  чистую

одежду - это достойный предмет стремлений, потому что человек по природе

- существо чистое и опрятное. Выходит, благо есть не сама по себе чистая

одежда, а выбор чистой одежды, так как благо - не в самой вещи, а  в  ее

выборе, и честность заключена в нашем действии, а не в том, на  что  оно

направлено. (13) Можешь считать, что сказанное мною о вещах сказано и  о

теле. Ведь им природа облекла душу, словно некой одеждой, тело - ее пок-

ров. Но кто ценит одежду по сундуку? Ножны не делают меч  ни  лучше,  ни

хуже. И о теле я говорю тебе то же самое: если мне предоставят выбор,  я

предпочту здоровье и силу, но благом будет мое сужденье о них, а не  они

сами.

   (14) Говорят2 и так: "Мудрец, конечно, блажен; но высшего блага  дос-

тигает он, только если этому способствуют естественные подспорья. Потому

обладающий добродетелью не может быть несчастен, но и высшего блаженства

нет у него, если он лишен естественных благ, таких, как здоровье  и  от-

сутствие увечий". (15) Однако ты при этом допускаешь вещь более  неверо-

ятную: даже терпящий сильную и непрерывную боль может не быть несчастным

и даже быть блаженным; а вот высшее блаженство у него ты отрицаешь, хоть

это и меньше. Ибо если добродетель может сделать так, чтобы  человек  не

был несчастен, ей еще легче дать ему высшее блаженство, - ведь  расстоя-

ние от блаженства до высшего блаженства меньше, чем от несчастья до бла-

женства. Так неужели же то, что способно вырвать человека из всех  прев-

ратностей и перенести его в число блаженных,  не  может  сделать  и  ос-

тального - дать ему высшее блаженство? Неужели оно лишится сил  у  самой

вершины склона? (16) В жизни есть вещи приятные, есть неприятности, но и

то и другое - вне нас. Если человек добра не бывает несчастен  даже  под

гнетом всяческих неприятностей, неужто он  не  испытывает  высшего  бла-

женства только потому, что лишен той или иной приятной  вещи?  Нет,  как

под грузом неприятностей он не согнется настолько, чтобы стать  несчаст-

ным, так недостаток приятного не низведет его с вершины блаженства; выс-

шее блаженство он испытывает независимо от всех приятных вещей  так  же,

как среди неприятностей не бывает несчастен, - а если его  высшее  благо

можно уменьшить, значит, можно его и отнять. (17) Я недавно говорил, что

огонек ничего не добавляет к свету солнца, затмевающего все, что блестит

без-него. - "Но порой застится и солнце!" - Сила  и  яркость  солнца  не

убавляются и среди препон; пусть стоит между ним и нами  преграда  и  не

дает нам его увидеть, - оно делает свое дело, идет  своим  путем.  Пусть

солнце светит за облаками - оно от этого не тусклее и  не  медлительней,

потому что застить его и препятствовать ему - не одно и то же. (18)  Так

же и все противостоящее добродетели ничего у нее  не  отнимает.  Она  не

становится меньше, только не так сверкает; сама по себе она все та же  и

бьет нам в глаза своим блеском, невидимо проявляет свою силу,  наподобье

солнца во мгле. Против добродетели все беды, все уроны, все обиды так же

бессильны, как облака против солнца.

   (19) Есть и такие что говорят, будто мудрец, чье тело не в  столь  уж

цветущем состоянии, и не несчастен, и не блажен. Но и  это  заблуждение:

добродетели приравниваются к вещам случайным, мужам честным приписывает-

ся то же, что и лишенным честности. А есть ли что более мерзкое и недос-

тойное, чем сравнивать вещи почтенные и презренные? Почтенны  справедли-

вость, благочестье, верность, храбрость, разумность; и наоборот,  ничего

не стоит то, что чаще и больше всего достается людям нестоящим:  могучие

и всегда здоровые и крепкие голени, и плечи, и зубы. (20) И потом,  если

считать недужного телом мудреца ни несчастным, ни блаженным, если  оста-

вить его посередке, то и жизнь его не такова, чтобы к ней стремиться или

от нее бежать. Но разве не нелепо утверждать, что к жизни мудреца не на-

добно стремиться? И можно ли поверить, будто есть такая жизнь, чтобы не-

зачем было ни стремиться к ней, ни от нее бежать? Далее, если изъяны те-

ла не делают несчастным, они позволяют быть и блаженным. Ведь  что  бес-

сильно ухудшить наше состояние, то и наилучшему состоянию неспособно по-

ложить конец.

   (21) Мне возразят: "Мы знаем холодное и горячее, но между  ними  есть

еще теплое; так же один блажен, другой несчастен, третий - ни блажен, ни

несчастен". - Я хочу разбить это выдвинутое против нас сравнение. Если я

добавлю к теплому больше холодного, оно станет холодным, если больше го-

рячего, оно станет в конце концов горячим. А если тому, кто  ни  блажен,

ни несчастен, я добавлю несчастий, он, по-вашему, не станет  несчастным;

значит, ваше сравненье не похоже. (22) И потом: вот тебе человек ни бла-

женный, ни несчастный; я добавлю к его бедам слепоту,  -  он  не  станет

несчастным, добавлю изнуренье, - он не станет несчастным, добавлю посто-

янные тяжкие боли, - он не станет несчастным. Чью жизнь столько  бед  не

сделают несчастной, у того они и блаженной жизни не  отнимут.  (23)  Кто

подался, как ему остановиться? А если что не дает ему скатиться  донизу,

оно же удержит его и на вершине. - "Неужели невозможно  уничтожить  бла-

женство в жизни?" - Его даже и убавить нельзя! Потому-то одной  доброде-

тели и довольно для блаженной жизни. - (24) "Что  же,  стало  быть,  тот

мудрец, кто дольше жил, кого не отвлекала никакая боль, не блаженнее то-

го, кто всегда боролся со злою судьбой?" - Ответь мне: разве он лучше  и

честнее? А если нет, так он и не блаженнее. Чтобы жить блаженнее,  нужно

жить правильнее; кто не может жить правильнее, тот и блаженнее не будет.

Добродетель не знает прироста, - значит, не знает его и блаженная жизнь,

чей источник - добродетель. - Сама добродетель -  столь  великое  благо,

что и не замечает привходящих мелочей, таких, как краткость века,  горе,

всяческие телесные страдания. Ибо и наслажденье  недостойно  того,  чтоб

она на него оглядывалась. (25) Что главное в добродетели? -  Будущее  ей

не нужно, дней она не считает: в самый ничтожный срок она вкусит  вечные

блага.

   Это все кажется нам невероятным, превосходящим человеческую природу -

затем, что мы мерим ее величие собственной немощью и прилагаем имя  доб-

родетели к собственным порокам. Но разве не столь же невероятными кажут-

ся слова, которые некто мог сказать среди  жесточайших  мучений:  "Какое

блаженство!" - А ведь этот голос донесся  из  самой  мастерской  наслаж-

денья! "Это мой последний и самый блаженный день!" - так сказал Эпикур3,

измученный и задержкой мочи, и болью незаживающих язв  на  животе.  (26)

Так невероятна ли такая вещь для почитателей добродетели, если ее  можно

найти и у подданных наслаждения? Они, выродившиеся,  низкие  духом,  ут-

верждают, будто среди тягчайших страданий, тягчайших бедствий мудрец бу-

дет ни несчастен, ни блажен. Но это невероятнее невероятного! Я не вижу,

почему бы добродетели, сброшенной с ее высоты, не  скатиться  до  самого

низа! Она либо должна давать блаженство, либо, если ее от этого  отреши-

ли, ей не помешать нам стать несчастными. Покуда она  на  ногах,  ее  не

прогнать: ей подобает только полное пораженье - или полная победа.

   - (27) Говорят и так: "Только бессмертным богам досталась на  долю  и

добродетель, и блаженная жизнь, - а нам лишь некое подобье и тень божес-

ких благ, к которым мы приближаемся, чтобы никогда их не достигнуть".  -

Но ведь разум у людей и богов один: в них он совершенен, в нас поддается

совершенствованию. (28) А доводят нас до безнадежности наши пороки. Вто-

рым после мудреца стоит тот, в ком  еще  мало  стойкости,  чтобы  всегда

блюсти наилучшее, чье суждение еще нетвердо и  колеблется.  Ему  хочется

иметь острый слух и зрение, крепкое здоровье, тело, не отталкивающее  на

вид и всегда сохраняющее крепость, и срок жизни подольше; (29) так  неу-

жели он на всем его протяжении не сделает ничего такого, в чем  придется

каяться? В человеке несовершенном пребывает некая сила зла; душа у  него

подвижна, сохранившееся в ней зло гонит ее, и, гонимая,  она  отдаляется

от блага4. Пока он еще не стал человеком добра, - но  становится  им.  А

кто еще добра не достиг, тот плох. Только

 

   Тот, в чьем теле живут и отвага, и добродетель,5

 

   равен богам; к ним он стремится, помня о своем происхожденье. (30) Ни

для кого не зазорны старанья подняться туда, откуда спустился.  Какие  у

тебя причины не верить в божественность того, кто сам есть частица бога?

Все окружающее нас едино, оно и есть бог, мы же - и его  соучастники,  и

члены его тела. Наша душа способна вместить его и вознестись к нему, ес-

ли ее не пригнетают пороки. Как положение нашего тела - прямое и устрем-

ленное к небу, так и душа наша, которой можно подняться,  насколько  она

хочет, с тем и создана природой, чтобы желать равного с богами и так  не

оставлять праздными своих сил и самой развертываться во всю ширь. Не чу-

жою дорогой карабкается она ввысь; трудно было бы идти к небу, -  а  она

возвращается. (31) Встав на этот путь,  она  шествует  смело,  презревши

все, не оглядываясь на деньги: золото и серебро для  нее  достойны  того

мрака, в котором лежали, она ценит их не по блеску, бьющему в глаза  не-

веждам, но по прежней грязи, из которой выкопала их наша алчность.  Она,

повторяю, знает, что богатства не там, где их копят,  -  наполнять  надо

душу, а не мошну. (32) Пусть она будет хозяйкой всех вещей, пусть  всту-

пает во владение всей природой, чтобы ограничить свои владения пределами

востока и запада, чтобы обладать всем по обычаю богов и с высоты  своего

изобилия презирать богачей,  не  столько  радующихся  своим  сокровищам,

сколько удрученных чужими. (33) Поднявшись на такую  высоту,  душа  и  о

плоти заботится, как о неизбежном грузе, но не любит ее и не подчиняется

тому, над чем поставлена. Не бывает свободным раб своей плоти. Ведь,  не

говоря о других хозяевах, которых не миновать, если слишком о ней  забо-

титься, собственная ее власть и своенравна, и прихотлива. (34) Из  своей

плоти душа либо выходит спокойно, либо отважно спешит прочь и не спраши-

вает, что случится потом с останками. Как мы  пренебрегаем  остриженными

волосами и бородой, так и божественная душа, собираясь покинуть  челове-

ка, не заботится, куда перенесено будет ее прежнее вместилище; спалит ли

его огонь, покроет ли земля, растерзают ли  звери,  -  все  это.  на  ее

взгляд, имеет к ней так же мало касательства, как послед - к новорожден-

ному. Что переставшему существовать до того, растащат ли птицы его тело,

или оно будет сожрано, отданное

 

   морским собакам в добычу? "

 

   (35) Но и пребывая среди людей, мудрый не страшится посмертных  угроз

от тех. кому мало, чтобы люди их боялись вплоть до своей смерти. "Нет, -

говорит он, - мне не страшны крючья, не страшно  гнусное  для  тех,  кто

увидит, растерзание брошенного на поругание тела. Я никого не прошу  от-

дать мне последний долг, никому не поручаю моих останков;  природа  сама

заботится, чтобы никто не лишился погребенья. Время схоронит  тех.  кого

жестокость вышвырнула в поле". Превосходно говорит Меценат:

 

   Что мне гробница моя? Похоронит останки природа!

 

   Можно подумать, будто это сказано человеком, высоко подпоясанным!  От

природы он был велик и мужествен духом, да только распустился от  посто-

янных удач 7. Будь здоров

 

 

 

   Письмо XCIII

 

   Сенека приветствует Луцилия!

 

   (1) В том письме, где ты сетовал по поводу смерти философа  Метронак-

та, словно он и мог, и должен был бы пожить дольше, я не обнаружил обыч-

ной твоей справедливости, которая всегда при тебе, кем бы ты ни  стал  и

чем бы ни занимался, и которой тебе недостает только в одном - в том же,

в чем и всем. Я встречал многих, кто был справедлив к людям, и ни  одно-

го, кто был бы справедлив к богам. Мы каждый день ругаем рок: почему то-

го-то он унес посредине пути? почему не унесет такого-то,. а  продлевает

его старость, тягостную и для него, и для других? (2) Молю" тебя, рассу-

ди по справедливости: ты ли должен подчиняться природе, или природа  те-

бе? Какая разница, скоро или нескоро уйдешь ты оттуда,. откуда все равно

придется уйти? Заботиться нужно не о том, чтобы жить  долго,  а  о  том,

чтобы прожить довольно. Будешь ли ты жить долго, зависит от рока, будешь

ли вдосталь, - от твоей души. Полная жизнь всегда долгая, а  полна  она,

если душа сама для себя становится благом и сама получает власть над со-

бою. (3) Много ли радости прожить восемьдесят лет  в  праздности?  Такой

человек и не жил, а замешкался среди, живых, и не поздно умер,  а  долго

умирал. Прожил восемьдесят лет! Но дело-то в том, с какого дня его  счи-

тать мертвым. (4) А этот погиб во цвете лет! - Однако  выполнил  обязан-

ности доброго гражданина, доброго друга, доброго сына и нигде ничего  не

упустил. Пусть век его неполон, зато  жизнь  полна.  Прожил  восемьдесят

лет! Нет, восемьдесят лет просуществовал,  -  если  только  не  говорить

"прожил" в том же смысле, как говорят "дерево живет".

   Молю тебя, мой Луцилий, постарайся, чтобы жизнь наша, подобно" драго-

ценностям, брала не величиной, а весом. Будем мерить  ее  делами,  а  не

сроком. Хочешь знать, в чем разница между мужем бодрым, презирающим фор-

туну, выполнившим все, что положено на службе у жизни,,  поднявшимся  до

высшего ее блага, и тем, у кого за плечами долгие годы? Один пребывает и

после смерти, другой погиб, не успев умереть. (5) Так  будем  славить  и

причислять к счастливцам того, кто и отпущенной ему малости нашел  хоро-

шее применение. Он увидел истинный свет, не был одним из многих, он жил,

а не прозябал. Иногда небо над ним было ясно, иногда, как бывает, сиянье

могучего светила мерцало ему сквозь облака. Зачем спрашивать,  долго  ли

он прожил? Он жил! Он пришел и к потомкам, оставив по себе память.

   (6) Я не откажусь, конечно, если мой срок продлится на много лет,  но

если он будет урезан, не стану говорить, будто  мне  чего-то  не  хвати-

ло-для блаженной жизни. Я ведь не привязался мыслями к тому дню, который

сулит мне последним жадная надежда: на всякий день я смотрю как на  пос-

ледний. Зачем ты спрашиваешь меня, когда я родился?  Могу  ли  числиться

среди еще не старых? Свое я получил. (7) Человек может быть.  совершенн-

ным и при тщедушном теле - так и жизнь  может  быть  совершенной  и  при

меньшем сроке. Возраст принадлежит к числу вещей внешних.  Как  долго  я

проживу, зависит не от меня, как долго пробуду - от меня  1.  Требуй  от

меня, чтобы я не провел мой бесславный век, как в потемках, чтобы я жил,

а не тащился мимо жизни.

   (8) Ты спросишь меня, каков самый долгий срок жизни?  Жить,  пока  не

достигнешь мудрости, - не самой дальней, но самой великой цели.  Тут  уж

можешь смело хвалиться и благодарить богов и, пребывая среди  них,  ста-

вить в заслугу себе и природе то, что ты был. И недаром: ведь ты  вернул

ей жизнь лучшей, нежели получил. Ты успел показать на примере, что такое

муж добра, каков он и как велик; а если тебе прибавят времени, то и  оно

не будет отличаться от прожитого.

   (9) И все же - до каких пор нам жить? Мы насладились знанием всего  и

вся. Мы знаем, от какого начала поднимается природа, как она  устраивает

вселенную, как все по тем же кругам возвращает год,  как  замыкает  все,

что было прежде, и сама себе становится пределом. Мы знаем,  что  звезды

движутся своею силой, что только земля стоит на месте, а  остальное  не-

сется с безостановочной скоростью. Мы  знаем,  как  луна  проходит  мимо

солнца, почему более медленное светило оставляет позади  более  быстрое,

как получает от него свет и как теряет. Мы знаем, по какой причине  нас-

тупает ночь и возвращается день. Вот и надо отправиться туда, чтобы  все

увидеть вблизи.

   (10) Мудрец говорит: "Я смело ухожу туда не в надежде на то, что  мне

открыт, по моему разумению, путь к моим богам. Я заслужил быть  принятым

в их число и уже был среди них: я послал к ним мою душу, а они мне  нис-

послали свою. Но допустим, что я исчезаю совершенно, что от человека ни-

чего не остается; мое мужество не меньше, даже если я ухожу в никуда".

   - (11) "Он прожил меньше лет, чем мог бы!" -  Есть  книги,  где  мало

стихов, но и достойные хвалы, и полезные. А вот "Летописи" Танудня -  ты

ведь знаешь, как они объемисты и как их называют2. Жизнь некоторых пото-

му и долга, что похожа на "Летописи" Танузия. (12) По-твоему, счастливее

тот, кого убивают в день игр на закате, а не в полдень? Или, ты думаешь,

кто-нибудь так по-глупому жаден к жизни, что предпочтет быть  зарезанным

в раздевалке, а не на арене? Не с таким уж большим разрывом обгоняем  мы

друг друга; смерть никого не минует, убийца спешит вслед за убитым.  То,

о чем ты так хлопочешь, ничтожно. Разве в том дело, долго ли  ты  будешь

избегать неизбежного? Будь здоров.

 

 

 

   Письмо XCIV

 

   Сенека приветствует Луцилия!

 

   (1) Некоторые принимают только ту часть философии,  что  дает  особые

наставления человеку в каждой роли и,  не  стремясь  придать  стройность

всему в его жизни, советует мужу, как вести себя с  женою,  отцу  -  как

воспитывать детей, хозяину - как управлять рабами; прочие же части фило-

софии они отставляют как витающие за пределами нашей пользы, - как будто

можно дать совет касательно части, не постигнув прежде всей жизни в  це-

лом. (2) А вот Аристон Стоик, наоборот, считает эту  часть  легковесной,

не проникающей глубоко в сердце. Ей, со всеми ее наставлениями1, помога-

ют, по его словам, в наибольшей мере основоположенья "философии и  опре-

деление высшего блага: ибо кто хорошо его понял и усвоил, тот  сам  себя

наставит, как надобно поступать в каждом деле. (3) Как овладевающий  ис-

кусством бросать копье старается попасть в намеченное место  и  приучает

руку направлять оружье, а потом, приобретя благодаря упражненью и навыку

эту способность, пользуется ею, как захочет (ведь он  научился  поражать

не тот или этот предмет, а любой, какой пожелает), - так снаряженный  на

все случаи жизни не нуждается в напоминаньях по каждому из них; он  ведь

постиг все: не как нужно жить с сыном или с женой, а как нужно жить пра-

вильно, сюда же входит и то, как нужно жить с женою и детьми. (4) Клеанф

считает и эту часть полезной, однако бессильной, если она не проистекает

из философии в целом, не знает ее основоположений и правил.

   Значит, тут различаются два вопроса: полезен ли этот раздел или  бес-

полезен и может ли он сам по себе создать человека добра, иначе  говоря,

этот ли раздел лишний, или он делает лишними все остальные разделы.  (5)

Кто хочет представить его лишним, говорит так: "Если какая-нибудь  прег-

рада перед глазами мешает видеть, надо ее убрать, а  покуда  она  застит

зрение, даром будет стараться поучающий: "Ходи так, протяни руку  сюда".

Так же точно, если что-нибудь ослепляет душу и  препятствует  разглядеть

порядок наших обязанностей, пустое дело поучать: "Так-то живи  с  отцом,

так-то - с женою". Поучения бесполезны, пока ум помрачен  заблуждениями;

а рассеется их мрак, - станет видно, чего требует каждая обязанность. Не

то ты будешь учить его, как нужно поступать здоровому,  но  здоровым  не

сделаешь. (6) Ты показываешь бедняку, как нужно вести себя,  когда  есть

богатство; но разве такое может быть, покуда бедность при нем? Ты объяс-

няешь голодающему, что бы он делал, насытившись; а ты лучше утоли голод,

засевший у него в утробе. И то же самое я говорю тебе обо всех  пороках:

их надо устранить, а не поучать тому, что при них невозможно. Если ты не

изгонишь ложные мнения, которыми мы страдаем, ни скупой не  станет  слу-

шать о том, как должно пользоваться деньгами, ни трусливый - о том,  как

презирать опасность. (7) Добейся, чтобы он знал, что деньги - не благ" и

не зло, покажи ему, как несчастны богачи. Добейся, чтобы  он  знал.  что

всеобщие пугала, в том числе и боль и смерть, не так страшны, как толку-

ет всюду молва. Хотя смерть непреложный закон, есть и тут великое утеше-

ние: ни к кому она не приходит дважды; а против боли  лучшим  лекарством

будет упорство духа, который все может облегчить себе стойкостью и  тер-

пением. Боль по природе хороша и  тем,  что  длительная  не  может  быть

сильной, а сильная - длительной. Нужно мужественно  встречать  все,  что

приказывает нам мировая неизбежность". (8) Когда, внушив ему эти осново-

положенья, ты научишь его видеть свой удел в мире, когда он узнает,  что

блаженна жизнь, ищущая не наслаждений, а согласия с природой2, когда по-

любит добродетель как единственное человеческое благо и как единственно-

го зла станет бежать позора, а все прочее: богатство,  почести,  крепкое

здоровье, власть - признает безразличным, не причисляемым ни к благу, ни

ко злу, - тогда ему незачем будет напоминать все по отдельности и  твер-

дить: "Ходи так, обедай этак! Это пристало муж чине, это - женщине,  это

- женатому, это холостому". (9) Кто усердно напоминает, тот  обычно  сам

на это не способен. Так наставляет дядька - мальчика, бабушка -  внучку;

так сердитый учитель рассуждает о том, что  сердиться  нельзя.  Войди  в

школу, где учат грамоте, и ты убедишься: о чем так надменно вещают фило-

софы, все есть в детских прописях.

   (10) Далее, должен ли ты давать  советы  о  вещах  явных  или  сомни-

тельных? Где все ясно, вразумленья не нужны; дающему советы о вещах сом-

нительных не верят - значит, все наставленья излишни.  Об  этом  запомни

вот что. Если ты вразумляешь в случае темном и неясном, нужно помочь се-

бе доказательствами; а станешь доказывать, - взятые  для  доказательства

примеры будут сильнее вразумлений, так что хватит их  одних.  (11)  "Так

относись к другу, так - к согражданину, так - к союзнику". - "Почему?" -

"Потому что это справедливо". - Но все это внушит мне  тот  раздел,  где

говорится о справедливом. Здесь я найду и то, что к справедливости нужно

стремиться ради нее самой, и то, что к ней не принуждает никакой  страх,

не приманивает никакая награда, и то, что  любящий  в  этой  добродетели

что-нибудь, кроме нее самой, не бывает справедливым. Когда я  проникнусь

такими убежденьями, зачем мне  нужны  будут  наставленья  всех  желающих

учить ученого? Для знающего наставленья излишни, для незнающего  их  не-

достаточно. Ведь он должен слышать не только, как его наставляют,  но  и

почему. (12) Кому, повторяю, нужны наставленья: обладающему или не обла-

дающему истинными мненьями о благе и зле? У кого их нет, тому ты  ничуть

не поможешь: его уши заткнула молва, противоречащая твоим  вразумленьям;

а кто верно судит о том, к чему должно стремиться и чего избегать, знает

и без твоих слов, что ему делать. Значит, всю эту часть философии  можно

отбросить.

   (13) Есть две причины наших преступлений: или в душе живет злонравие,

укрепляемое превратными мнениями, или, даже если ложные  понятия  ею  не

овладели, она склонна к ним и легко развращается, прельщаемая  какой-ни-

будь неподобающей видимостью. Значит, мы должны  либо  излечить  больной

дух, избавив его от пороков, либо еще свободный от них, но тянущийся  ко

злу, захватить заранее. И то, и другое делают основоположенья  философии

- и, стало быть, другой род наставлений ничего не дает.  (14)  И  потом,

если наставлять каждого в отдельности,  дело  это  окажется  неохватным.

Ведь ростовщику нужны одни наставленья, земледельцу -  другие,  купцу  -

третьи, ищущему дружбы царей - четвертые; любящему свою  ровню  потребны

не те, что любящему стоящих ниже. (15) В браке придется поучать, как об-

ращаться мужу с женой, которую он взял девушкой, и как с женой,  которая

до женитьбы знала мужчин; как жить с богатой и как - с бесприданницей. А

разве не будет, по-твоему, никакой разницы между плодовитой  и  бесплод-

ной, между пожилой и молоденькой, между матерью и мачехой? Нельзя  охва-

тить все разряды, а каждый из них требует своего. Между тем законы фило-

софии кратки, но связывают все. (16) Прибавь к  этому,  что  наставленья

мудрости должны быть определенными и твердыми; то, чего  нельзя  опреде-

лить, лежит вне мудрости, которая знает границы вещей. Значит, эта  нас-

тавительная часть философии должна быть отброшена: ведь она то, что обе-

щает немногим, не может дать всем, а мудрость охватывает всех. (17)  Нет

разницы между безумием всеобщим и тем, которое поручают лечить врачам, -

кроме одной: тут страдают недугом, а там - ложными мнениями. Тут причина

неистовства - в состоянии здоровья; там само оно есть  нездоровье  души.

Кто начнет наставлять безумца, как он должен говорить, как  ходить,  как

вести себя на людях и как - дома, тот будет безумнее вразумляемого: зна-

чит, надо лечить черножелчие, устранять саму причину безумия. То же сле-

дует делать, и когда безумна душа: нужно изгнать безумье, а  не  то  все

вразумляющие речи пропадут даром.

   (18) Вот что говорит Аристон. Ответим  ему  на  всё  по  отдельности.

Во-первых, возразим на его слова о том, что преграду, мешающую глазу ви-

деть, надо убрать. Согласен, тут нужны не советы, как  смотреть,  а  ле-

карство, которое прочистило бы зрение и согнало с глаза вредную  помеху.

Но мы видим благодаря природе, и убравший преграду вернул бы ей исконную

способность. А чего требует от нас каждая обязанность, тому  природа  не

учит. (19) Потом тот, у кого вылечили бельмо, не  может  сразу  же,  как

прозреет, возвращать зрение другим; а кого избавили от злонравья, тот  и

других избавляет. Нет нужды ни в ободрении, ни в советах, чтобы глаз по-

нял свойства красок; без всякого вразумления любой отличит черное от бе-

лого. А вот душа нуждается во многих поученьях, чтобы увидеть, как  сле-

дует поступать в жизни. Даже больных глазами врач не только лечит, но  и

вразумляет. (20) "Нельзя, - говорит он, - подставлять ослабевшее  зрение

вредному свету: от тьмы переходи сперва к сумеркам,  потом  отважься  на

большее и постепенно приучись терпеть ясный свет; нельзя заниматься пос-

ле еды; нельзя насиловать воспаленные и вспухшие  глаза;  надо  избегать

сильного и холодного ветра в лицо". И прочие советы в таком роде  враче-

ванье присоединяет к лекарствам, помогая ими не меньше, чем снадобьями.

   - (21) "Заблуждение - причина всех грехов; а от него наставленья  нас

не избавят, не вытеснят ложных мнений о благе и зле". - Не  спорю,  сами

по себе наставления слишком слабы, чтобы опровергнуть в душе  превратные

убежденья; но разве они поэтому не могут быть полезны в сочетании с дру-

гим? Во-первых, они освежают память; во-вторых, то, что в общем и  целом

видится неясно, по частям можно рассмотреть тщательнее. Ведь так ты  мо-

жешь назвать лишними и утешения и ободренья; но они лишними не бывают, -

а значит, и вразумленья тоже.

   - (22) "Глупо, - говорит он, - поучать больного тому, что  он  должен

был бы делать здоровым. - Нужно вернуть ему здоровье, а иначе  все  нас-

тавленья бесполезны". - Но разве нет у больных и у  здоровых  общего,  о

чем им надо напоминать? Например, чтобы они не были жадны в  еде,  чтобы

избегали усталости? Значит, есть общие наставленья и для бедного  и  для

богатого. - (23) "Вылечи алчность, и тебе не в чем будет  вразумлять  ни

бедняка, ни богача, если успокоится их жажда наживы". - Но разве одно  и

то же - не быть жадным до денег и уметь пользоваться деньгами? Алчные не

знают в них меры, а пользоваться ими не умеют не одни алчные.  -  "Унич-

тожь заблуждения - ив наставленьях  не  будет  надобности".  -  Неверно!

Представь себе, что алчность утихла, представь, что жажда роскоши крепко

связана, дерзость обуздана, леность пришпорена; но даже  избавившись  от

пороков, мы должны будем учиться, что и как нам делать. - (24)  "Вразум-

ления бессильны против тяжких пороков". - Но и врачеванье  не  побеждает

неисцелимых болезней; однако к нему прибегают ради излеченья  одних  или

облегченья других недугов. Даже сила всей философии - если  она  соберет

для этого все свои силы - не искоренит отвердевшей застарелой язвы в ду-

ше; но если она лечит не все, это не значит, будто она ничего не  лечит.

- (25) "Много ли пользы указывать на очевидное?" - И даже  очень!  Порой

мы и знаем, да не замечаем. Напоминанье не учит, а  направляет  и  будит

наше вниманье, поддерживает память, не дает упустить из виду. Мы  прохо-

дим мимо многого, что лежит перед глазами; напомнить  -  это  вроде  как

ободрить. Часто душа не хочет видеть и очевидного; значит, нужно внушить

ей знание самых известных вещей. Тут к месту повторить изреченье Кальва3

в речи против Ватиния: "Вы знаете, что подкуп был, и все знают,  что  вы

это знаете". (26) Ты знаешь, что дружбу нужно чтить свято, но не делаешь

этого. Знаешь, что бесчестно требовать от жены целомудрия, а самому сов-

ращать чужих жен, знаешь, что ни ей нельзя иметь дело с  любовником,  ни

тебе - с наложницей, - а сам не поступаешь так. Поэтому нужно порой при-

вести тебя в память: таким вещам следует не лежать в запасе, а быть  под

рукой. Что полезно для нас, нужно часто встряхивать, часто  взбалтывать,

ибо оно должно быть не только известно нам, но и всегда наготове. К тому

же так и очевидное становится обычно еще очевиднее.

   - (27) "Если то, чему ты поучаешь, сомнительно, надобны вдобавок  до-

казательства, - и выходит, что полезны они, а не поученья". - А что если

и без всяких доказательств поможет сила  влияния  самого  вразумляющего?

так же, как ответы правоведов действительны, даже если не приведено  ос-

нование? И потом то, чему поучают, весомо и само по себе, особенно  если

оно вплетено в стихи или в свободной речи сжато в изреченье. Возьми хоть

Катоновы слова: "Покупай не то, что нужно, а что-необходимо. А  чего  не

нужно, за то и асе отдать дорого" 4. А каковы изречения, или высказанные

оракулом или подобные им: "Береги время! Познай себя!" (28) И  разве  ты

будешь требовать обоснований, услышав от кого-нибудь такие стихи?

 

   Забвение - лекарство от любых обид,

   Храбрым фортуна помощница.

   Ленивый сам себе помеха.5

 

   Таким словам не нужны заступники: они  задевают  чувства  и  приносят

пользу силою самой природы. (29) В душе заключены семена всех  благород-

ных дел, и вразумленья пробуждают их, - так искра, если помочь ей легким

дуновеньем, выпускает на волю свой огонь. Добродетель выпрям  ляется  от

малейшего прикосновения и толчка. Кроме того, в душе есть нечто  слишком

глубоко запрятанное; оно-то и освобождается, будучи произнесенным.  Есть

и лежащее разрозненно, чего неопытный ум не может собрать воедино.  Зна-

чит, все это должно быть сведено и связано, чтобы стать сильнее  и  под-

нять душу выше. (30) А иначе, если наставленья ничего не дают, надо  уп-

разднить всякое образование и довольствоваться одною природой.  Кто  так

говорит, тот не видит, что один человек  по  природе  подвижен  и  остер

умом, другой медлителен и туп и, во всяком случае, один  умнее  другого.

Сила природного ума растет, питается наставленьями, к  врожденным  убеж-

деньям он присоединяет новые и исправляет превратные.

   - (31) "Если кому неизвестны правильные основоположенья, в  чем  вра-

зумления помогут ему, опутанному  пороками?"  Понятно,  освободиться  от

них! Ведь врожденные задатки в нем не угасли, а только затемнены  и  за-

давлены, они и так пытаются прорваться ввысь, одолев все злое, а  обретя

защиту и помощь в наставлениях, и совсем укрепятся, - если только они не

отравлены и не убиты долгою заразой, потому что тогда обучение философии

их не восстановит, каким бы ни было оно усиленным. В чем  разница  между

основоположениями философии и наставлениями? Только в том, что первые  -

это общие наставления, а вторые - на случай. Учат и те, и другие, но од-

ни - в целом, другие - по частям. - (32) "Если кто усвоил  правильные  и

честные основоположения, того излишне вразумлять". - Ничуть  не  бывало!

Пусть он обучен тому, что надлежит делать, но не всегда ясно видит  это.

Ведь не только страсти мешают нам поступать благородно,  но  и  неумение

найти то, что требуется в том или другом деле. Иногда строй  нашей  души

хорош, но она ленива и неопытна в отыскании путей к выполнению долга,  -

а их-то и указывают наставленья. - (33) "Избавь его от ложных  мнений  о

благе и зле, замени их истинными - и вразумленьям нечего будет  делать".

- Без сомненья, душа обретает таким образом правильный строй,  -  но  не

только таким. Хотя из многих доводов и сделан вывод, что  есть  благо  и

что - зло, но и наставленьям кое-что остается на  долю:  ведь  и  разум-

ность, и справедливость состоят в исполнении обязанностей, а в чем  наши

обязанности, растолковывают наставленья. (34) И еще правильное  сужденье

о добре и зле подтверждается исполненьем обязанностей,  к  которому  нас

приводят наставления. И основоположения, и  наставленья  друг  с  другом

согласны: и первые не могут быть впереди без того, чтобы за ними не сле-

довали вторые, и вторые идут за ними в свой черед, показывая, что первые

- впереди.

   - (33) "Наставлений бессчетное множество". - Неверно! Тех, что  отно-

сятся к вещам самым важным и необходимым, - не бессчетное  множество.  И

не так уж различаются они в зависимости от места, времени и лица.  Да  и

тут можно дать общие наставления. - (36) "Нельзя вылечить  наставлениями

безумье; значит, и злонравие тоже". - И это не так. Избавив от  безумия,

ты возвращаешь здоровье; а за изгнанием ложных мнений не сразу  приходит

уменье видеть, что следует делать, а если и приходит, то вразумленье ук-

репляет правильность суждений о благе и зле. Неправда и то, что  настав-

ленья для безумцев бесполезны: пусть одни они не исцеляют,  но  помогают

лечению, а предупрежденье и порицанье держит безумных в узде. Я говорю о

тех, у кого разум поврежден, а не отнят.

   - (37) "И законы не могут добиться, чтобы мы поступали, как должно, а

что такое законы, как не наставленья вперемежку с  угрозами?"  -  Прежде

всего, они потому и не убеждают, что грозят, наставленья же не заставля-

ют, а уговаривают. Потом законы страхом удерживают от  злодейства,  нас-

тавленья поощряют к выполнению обязанностей. Прибавь к этому, что и  за-

коны полезны для добрых нравов, по крайней мере если они не только пове-

левают, но и учат. (38) Тут я не согласен с Посидонием, который говорит:

"Мне не нравится, что к Платоновым законам приложены их основания:  ведь

закон должен быть краток, чтобы невеждам легче было его  усвоить.  Он  -

как божественный голос свыше, приказывает, а не обсуждает. По-моему, нет

ничего холоднее и нелепее, чем закон со вступлением. Вразумляй меня, го-

вори, что я должен делать! Я не учусь, а подчиняюсь". - Законы  поистине

полезны: ведь мы видим, что в государствах с дурными  законами  и  нравы

дурные. - "Но полезны-то они не для всех". - (39) И  философия  так  же,

однако от этого она не становится бесполезной  и  бессильной  образовать

наши души; а что такое философия, как не закон жизни? Но  допустим,  что

законы бесполезны; из этого не следует, что бесполезны и увещанья.  Либо

тогда уж признай, что утешать, разубеждать, ободрять, порицать,  хвалить

также бесполезно. Ведь эти речи - разного рода вразумления, благодаря им

достигаем мы совершенного состояния души. (40) Ничто так не  облагоражи-

вает душу, ничто так не возвращает на прямой путь колеблющихся и  склон-

ных к порочности, как общенье с людьми добра.  Часто  видеть  их,  часто

слышать - все это постепенно проникает в сердце и обретает силу  настав-

ления. Право, даже встретить мудреца полезно: есть  в  великом  человеке

нечто такое, что и без слов действует благотворно.  (41)  Я  затрудняюсь

сказать тебе, откуда это действие, но понимаю, что оно есть. Как говорит

Федон6, "укус мелких тварей нечувствителен, до того тонка и обманчива их

вредящая сила; место укуса вспухает, но и в опухоли не видно  ранки.  То

же самое - и общение с людьми мудрыми: ты и не заметишь, как и когда оно

принесло тебе пользу, но пользу от него заметишь". - (42) Ты спросишь, к

чему это все. - Добрые наставления, как и добрые примеры, если они всег-

да с тобой, принесут пользу. Пифагор говорит, что иной становится душа у

входящих во храм, созерцающих вблизи изваянья  богов,  ожидающих  голоса

некого оракула.

   (43) Кто станет отрицать, что некоторые наставления поражают даже са-

мых неискушенных? Например, эти изреченья, такие короткие, но такие  ве-

сомые:

 

   Ничего сверх меры! Для тех, кто жаден, всякая корысть мала.

   Что ты другим, того же от других ты жди.7

 

   Слыша это, мы чувствуем некий удар, и нельзя уже ни  сомневаться,  ни

спрашивать "почему?". Вот до чего захватывает, даже и без всякого  обос-

нованья, истина. (44) Если благоговение смиряет души и обуздывает  поро-

ки, то почему же неспособно на это поучение? Если порицание может  усты-

дить, почему и поучение, даже прибегая к одним лишь наставленьям,  не  в

силах добиться того же? Конечно, действует больше и проникает глубже та-

кое поученье, которое подкрепляет наставления разумными  доводами,  при-

бавляет, почему надо сделать то или это и какая награда ждет  сделавшего

и послушного наставнику. Если есть польза от приказов, то и от вразумле-

ний тоже; но от приказов польза есть, - а значит, есть она и  от  поуче-

ний. (45) Добродетель разделяется на две части: на созерцание  истины  и

поступки. Созерцать учит образованье, действовать - поучение. Правильные

поступки и упражняют, и обнаруживают добродетель; если убеждающий посту-

пить так полезен тебе, то полезен будет и  поучающий  тебя.  Итак,  если

правильно поступать необходимо для добродетели,  а  как  поступать  пра-

вильно, указывает поучение, стало быть, и оно необходимо. (46) Две  вещи

больше всего укрепляют дух: вера в истину и вера в себя. И то. и  другое

дается поучением, потому что ему верят, и, поверив, чувствуют в душе ве-

ликое вдохновение и веру в себя; значит, вразумление вовсе  не  излишне.

Марк Агриппа8 из всех, получивших от гражданской войны славу и могущест-

во, один был удачлив не в ущерб народу, и он говорил, что многим  обязан

такому изречению: "Согласием поднимается и малое  государство,  раздором

рушится и самое великое"9. Благодаря этим словам, он стал, как сам гово-

рит, и добрым братом, и другом. (47) Если такие изреченья, глубоко восп-

ринятые в душу, образовывают ее, то неужели неспособна на это  та  часть

философии, которая слагается из таких изречений? Добродетель дается  от-

части обучением, отчасти упражнением, - ибо нужно и учиться,  и  закреп-

лять выученное делом. А если это так, полезны  не  только  постановления

мудрости, но и наставленья: они словно указом  сдерживают  и  обуздывают

страсти.

   - (48) "Философия двояка: это и знания, и душевные свойства. Кто при-

обрел знания и понял, что следует делать и чего  избегать,  тот  еще  не

мудрец, если его душа не преобразилась в  соответствии  с  выученным.  А

третья часть философии - наставленья - исходит из первых двух: из  осно-

воположений и свойств души; и коль скоро их обеих довольно для совершен-

ной добродетели, третья оказывается излишней". - (49) Но так и  утешение

окажется излишним, потому что и оно исходит из тех же частей, и  поощре-

ние, и убеждение, и само доказательство, потому что источник всех  их  -

свойства души сильной и сохраняющей свой строй. Пусть они и берут начало

от наилучших свойств души, но эти наилучшие свойства  и  создают  их,  и

создаются ими. (50) И потом все, что ты говоришь, относится только к му-

жу совершенному, поднявшемуся на вершины человеческого счастья. А к  ним

приходят медленно; между тем и всякому, не достигшему  совершенства,  но

стремящемуся к нему, нужно показать, какую дорогу избрать в  своих  пос-

тупках. Мудрость, быть может, выберет ее и без вразумления, -  она  ведь

привела уже душу к тому, что та иначе как верным путем  не  двинется.  А

кому послабее нужен кто-нибудь идущий  впереди:  "Этого  избегай,  делай

так". (51) Кроме того, нельзя ждать, покуда такой  человек  сам  узнает,

что лучше всего делать, тем временем он будет блуждать, и заблужденья не

допустят его прийти к тому, чтобы ни в ком  не  нуждаться.  Значит,  его

нужно направлять, пока он не сможет направлять себя сам. Мальчиков  учат

по прописям: охватив детские пальцы, чужая рука водит ими по изображению

букв, потом детям велят подражать образцам, улучшая по ним почерк; так и

наша душа получает пользу, обучаясь по прописям.

   (52) Вот чем доказывается, что вся эта часть философии вовсе не  лиш-

няя. Дальше спрашивается, довольно ли ее одной, чтобы  создать  мудреца.

Этому вопросу мы посвятим особый день; а пока и без всяких доказательств

разве не ясно, что нам нужен некий помощник,  чьи  наставления  противо-

борствовали бы наставленьям толпы? (53) Ни один голос  не  доносится  до

нашего слуха безнаказанно: нам вредят, желая нам блага, вредят,  прокли-

ная, - потому что и проклятья сеют в нас ложные страхи, и добрые пожела-

ния любящих учат дурному. Они отсылают нас к благам далеким, неверным  и

ускользающим, хотя мы можем добыть счастье и дома.  (54)  Невозможно,  я

повторяю, идти правильным путем: в сторону  тянут  родичи,  тянут  рабы.

Никто не заблуждается про себя, всякий заражает безумием ближних и зара-

жается от них. Каждый в отдельности вмещает все пороки толпы, потому что

толпа наделяет ими каждого. Любой, делая другого хуже, становится хуже и

сам; обучившись низости, всякий учит ей; а в итоге получается та безмер-

ная гнусность, в которой собрано воедино все худшее, что известно каждо-

му. (55) Пусть же будет при нас некий опекун, который и за ухо дернет, и

даст отпор людским толкам, и окриком заглушит похвалы толпы.  Ты  ошиба-

ешься, полагая, будто наши пороки рождены с нами: они нас настигли, вне-

сены в нас извне. Так пусть частые вразумления оборонят нас  от  мнений,

провозглашаемых вокруг. (56) Природа не навязывает нам ни одного порока,

она производит нас на свет незапятнанными и свободными. Ничто  разжигаю-

щее нашу алчность не поместила она на виду, но бросила нам  под  ноги  и

золото, и серебро, давая попирать и топтать все то, из-за чего  попирают

и топчут нас. Она подняла наше лицо к небу,  пожелав,  чтобы  мы,  глядя

вверх, видели все, что она создала величавым и дивным: восход и закат, и

плавный ход мчащейся вселенной, днем открывающий взору земное, ночью не-

бесное, и движенье светил, медленное, если сравнить его с бегом  целого,

но быстрое, если вспомнить, какие пространства обегают они с никогда  не

перемежающейся скоростью, и все прочее, достойное восхищения,  что  либо

появляется в свой черед, либо мелькает, движимое  внезапными  причинами,

как, например, огненные борозды в ночи, и зарницы в  разверзающемся  без

всякого шума и стука небе, и огни в виде столпов, балок и  еще  многого.

(57) Все это она поместила над нами, а вот золото и  серебро  и  железо,

никогда не знающее из-за них мира, она скрыла, ибо к нам в руки они  по-

падают на горе. Мы сами извлекаем на свет  то,  из-за  чего  будем  сра-

жаться, мы сами, раскидав груды земли, вы капываем и причину,  и  орудие

своей гибели; мы вручили нашу пагубу фортуне и не стыдимся ставить  выше

всего то, что лежало в земле ниже всего. (58) Ты хочешь  убедиться,  что

блеск, ослепивший тебе глаза, обманчив? Пока металлы погружены в грязь и

облеплены ею, нет ничего отвратительнее, ничего тусклее! Когда их вытас-

кивают из тьмы длиннейших копей, покуда они не отделены от родной  грязи

и не стали тем, что есть, нет ничего безобразнее!  Наконец,  взгляни  на

мастеров, чьи руки очищают этот род бесплодной,  безобразной  земли!  Ты

увидишь, сколько на них копоти! (59) А ведь  душу  эти  металлы  пачкают

больше, чем тело! Больше грязи на их владетеле, чем на изготовителе!

   Значит, необходимо, чтобы тебя вразумляли, чтобы при тебе был  благо-

мыслящий защитник, чтобы среди великого шума  и  суматохи  лживых  речей

слышался хоть один голос... Какой голос? Да тот, что шепнет тебе на ухо,

оглушенное криками честолюбцев, спасительное  слово;  что  скажет:  (60)

"Нечего завидовать тем, кого толпа зовет великими и счастливыми; незачем

из-за плеска рук терять здравый ум и спокойствие духа; незачем тебе гну-

шаться собственной безмятежностью из-за вон того, шествующего среди фас-

ций в пурпурном одеянье, незачем считать его счастливее себя потому, что

перед ним расчищают дорогу, а тебя ликтор прогоняет с пути. Если  хочешь

власти, и тебе полезной, и никому не тягостной, -  изгони  пороки!  (61)

Много найдется таких, что подожгут города, разрушат то, что было неприс-

тупным много веков и благополучным много поколений,  взгромоздят  насыпь

вровень с крепостным холмом, возведенные на невиданную высоту стены сок-

рушат таранами и другими орудиями. Есть много таких, что  погонят  прочь

войска, будут неотступно грозить  неприятелю  с  тыла,  дойдут,  залитые

кровью, до великого моря; но и они, победители, побеждены алчностью. При

их приближении никто не в силах сопротивляться, но и они не в силах соп-

ротивляться честолюбию и жестокости; когда казалось, что они гонят  вра-

гов, их самих гнали. (62) Несчастного Александра гнала и посылала в  не-

ведомые земли безумная страсть к опустошению. Или, по-твоему, здрав умом

тот, кто начал с разгрома Греции, где сам был воспитан? кто отнял у каж-

дого города то, что там было лучшего, заставив Спарту рабствовать, Афины

- молчать? кто, не довольствуясь поражением многих государств, либо  по-

бежденных, либо купленных Филиппом 10, стал опрокидывать другие в других

местах, неся оружье по всему свету? чья жестокость  нигде  не  останови-

лась, уставши, - наподобие диких зверей, загрызающих больше добычи,  чем

требует голод? (63) Уже множество царств он слил в  одно;  уже  греки  и

персы боятся одного и того же; уже носят ярмо племена, свободные даже от

власти Дария; а он идет дальше  океана,  дальше  солнца,  негодует,  что

нельзя нести победу по следам Геркулеса и Либера10 еще дальше, он  готов

творить насилие над самой природой. Он не то что хочет идти, но не может

стоять, как брошенные в пропасть тяжести, для которых конец паденья - на

дне.

   (64) И Гнея Помпея не разум и доблесть убеждали вести войны,  междоу-

собные и внешние, а безумная страсть к ложному величию 12. Он шел то  на

серторианские войска в Испании, то против пиратов, чтобы установить  мир

на морях; (65) но все это были только предлоги продлить свою власть. Что

влекло его в Африку, что на север, что против Митридата, что в Армению и

во все уголки Азии? Конечно, бесконечная жажда подняться еще выше, - хо-

тя только ему одному его величье казалось малым. Что  толкало  Цезаря  к

роковому для него и для республики исходу? Жажда славы  и  почестей,  не

знавшая меры страсть возвышаться над всеми. (66) Он не мог потерпеть над

собою даже одного, хотя государство терпело над собою двоих.  По-твоему,

Гай Марий 13, однажды консул (ибо одно консульство он получил, остальные

взял силой), когда разбил кимвров и тевтонов, когда гонялся  за  Югуртой

по африканским пустыням, разве шел против опасностей по веленью  доблес-

ти? Нет, Марий вел войско, а Мария вело честолюбие. (67) Эти люди, нико-

му не дававшие покоя, сами не ведали покоя, будучи подобны смерчам,  ко-

торые все захватывают своим вращением, но прежде приведены  во  вращенье

сами и потому налетают с такою силой, что сами  над  собою  не  властны.

Явившись на беду многим, они на себе чувствуют потом ту губительную  си-

лу, которой вредят другим. И не думай, будто кто-нибудь стал  счастливым

через чужое несчастье.

   (68) Нужно распустить эту ткань из примеров, окутывающую нам глаза  и

уши, нужно опорожнить сердце, наполненное пагубными речами. Пусть расчи-

щенное место займет  добродетель,  -  она  искоренит  все  поддельное  и

прельщающее вопреки истине, она отделит нас от толпы, которой мы слишком

уж верим, и вернет нас к правильным сужденьям. В том и состоит мудрость,

чтобы обратиться к природе и вернуться туда, откуда изгнало нас всеобщее

заблужденье. (69) Большой шаг к исцелению - покинуть подстрекателей  бе-

зумья, подальше отойти от людей, которые толпятся, заражая друг друга.

   Хочешь убедиться, что это правда, - погляди, как по-разному живут на-

показ народу или для себя. Само по себе одиночество  не  есть  наставник

невинности, и деревня не учит порядочности; но где нет свидетеля и  зри-

теля, там утихают пороки, чья награда - указывающие на тебя пальцы и ус-

тавившиеся взгляды. (70) Кто наденет пурпур, если некому  его  показать?

Кто прикажет подавать на золоте, ужиная в одиночку? Кто, лежа один в те-

ни сельского дерева, расставит всю свою роскошную утварь? Никто не  при-

хорашивается напоказ самому себе или немногим и близким людям; нет,  все

пышное убранство своих пороков разворачивают, смотря по числу глазеющих.

(71) Это так: поклонник и сообщник - вот кто подстрекает нас на все наши

безумства. Добейся, чтобы мы  ничего  не  выставляли  напоказ,  -  и  ты

добьешься, чтобы мы перестали желать. Честолюбие и роскошь  и  безудерж-

ность хотят подмостков; ты вылечишь их, если спрячешь".

   (72) Потому-то, если мы живем среди городского шума, пусть будет  при

нас наставник, который, наперекор хвалителям огромных  имуществ,  хвалит

богатого при малом достатке, измеряющего изобилье потребностью.  Напере-

кор превозносящим милость и власть сильных, пусть зовет почет ным досуг,

отданный наукам, и душу, от внешних возвратившуюся к своим благам.  (73)

Пусть покажет, как блаженствующие на взгляд черни дрожат и  цепенеют  на

этой достойной зависти высоте и держатся о себе совсем иного мнения, чем

другие. Ведь то, что прочим кажется высотою, для них есть обрыв.  Вот  у

них и спирает дыханье и начинается дрожь, когда они  заглянут  в  бездну

собственного величия. Они думают обо всяческих  превратностях,  делающих

вершину столь скользкой, (74) они страшатся желанного прежде, и счастье,

через которое они стали в тягость всем, еще тягостнее гнетет  их  самих.

Тогда они хвалят отрадный и независимый досуг, ненавидят блеск, ищут пу-

тей бегства от своего величия, покуда оно не рухнуло. Тут-то ты  и  уви-

дишь философов от страха, и безумную судьбу, дающую здравые советы. Ибо,

словно благополучие и благомыслие несовместимы, мы правильно судим в бе-

де, а удача уносит верные сужденья Будь здоров.

 



Рейтинг публикации:

Нравится0



Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в:


 

 
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.





» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
 


Новости по дням
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Погода
Яндекс.Погода


Реклама

Опрос
Ваше мнение: Покуда территориально нужно денацифицировать Украину?




Реклама

Облако тегов
Акция: Пропаганда России, Америка настоящая, Арктика и Антарктика, Блокчейн и криптовалюты, Воспитание, Высшие ценности страны, Геополитика, Импортозамещение, ИнфоФронт, Кипр и кризис Европы, Кризис Белоруссии, Кризис Британии Brexit, Кризис Европы, Кризис США, Кризис Турции, Кризис Украины, Любимая Россия, НАТО, Навальный, Новости Украины, Оружие России, Остров Крым, Правильные ленты, Россия, Сделано в России, Ситуация в Сирии, Ситуация вокруг Ирана, Скажем НЕТ Ура-пЭтриотам, Скажем НЕТ хомячей рЭволюции, Служение России, Солнце, Трагедия Фукусимы Япония, Хроника эпидемии, видео, коронавирус, новости, политика, спецоперация, сша, украина

Показать все теги
Реклама

Популярные
статьи



Реклама одной строкой

    Главная страница  |  Регистрация  |  Сотрудничество  |  Статистика  |  Обратная связь  |  Реклама  |  Помощь порталу
    ©2003-2020 ОКО ПЛАНЕТЫ

    Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам.
    Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+


    Map