|
16 Июня. Прачка говорит:
— Какое наступление! Вот что солдатик из-под новой мельницы сказывал. Посылают будто бы из их полка двух на караул. Становятся на караул часовые, а из ямы вылезает шестнадцать головорезов и зарезали часовых. Посылают еще двух, и этих зарезали… Тогда весь полк выходит, окружил яму, пятнадцать убили, а шестнадцатого пытать, кто они такие. Сколько ни мучили, ничего не сказал.
— Кто же эти головорезы: изменники, шпионы, русские, немцы, австрийцы? Может, большевики?
— Вот то-то и горе, неизвестно кто, помер шестнадцатый и ничего не сказал.
Личный пример. Земли у нас мало хорошей, а размытой земли, оврагов на всех хватит. Я свой овраг засадил лесом и держу, уже много лет караульщика. Вдруг комитет объявляет: «Лес государственный!» Сломалась оглобля — не дают оглоблю срубить, ось, крюк не могу в своем лесу выбрать. А воры весь день тащат из леса все, и караульщик слова им не скажи. Обида выходит великая, и во всем виноваты безлошадные и бескоровные, время такое, их сила: надавали им векселей царства небесного на земле, вот они и радуются. Ладно же. Не векселями буду действовать, а личным примером. Долой тетрадки, записки и дела общественные. Отмеряю трудовую норму и пашу землю сам. Пашу и пишу — славно! Тревога проходит. И должно быть, время безлошадное проходит. Прихожу на деревню, жалуюсь на сходе: воры государственную собственность обижают, что делать? Безлошадные молчат, однолошадный Семен говорит:
— Вора лови и крой дубинкой!
— Крой дубинкой, крой дубинкой, — кричат все однолошадные и однокоровные.
Безлошадные молчат, двухлошадные и двухкоровные тоже говорить еще опасаются.
Я пашу, а время еще переходит, и народ уже ходит ко мне на пахоту, и слышу, одобряет меня народ: пашет человек, личным примером действует. Смелость у меня является большая: караулю в лозинах час, два и хватаю за рубашку вора Ивана. Тащу Ивана на сход. Молчат безлошадники, бескоровники, молчат однолошадники и однокоровники, двухкоровники и двухлошадники — все на моей стороне.
— Что же, товарищи, — говорю, — с вором делать?
— Как угодно, — отвечают двухлошадники и двухкоровники, — на ваше усмотрение, протокол или самосуд, как вам будет угодно.
Я прощаю вора и ухожу пахать пар. С каждым днем растет ко мне уважение. И вполне понятно: человек охраняет государственную собственность и действует исключительно личным примером.
17 Июня. Один солдатик раненый сказывал, что где-то в атаку ходил с Ефимом, а после атаки Ефима с ними не было, но и в раненых и в убитых не было. И тоже если бы в плен попал, то почти за три года из плена прислал бы письмо. По всему выходит, нет его в живых. Но Таня, жена его, молодая, бездетная, даже на улице не гуляет. Вот наступает время революции, кругом все говорят, что скоро мир, все бабы радуются, Таня говорит:
— А хоть бы и не надо мира.
Одна Таня в деревне стоит за войну «до полной победы», оттого, что Таня, пока идет война, все надеется, вернется Ефим после войны: кончится и все кончится. И надеяться будет не на что. Бездетная, молодая, а скромница — в праздник не выйдет на улицу. И все тупит в землю глаза.
Революция своим чередом, а Таня живет своим чередом: земли ей не нужно, и воли не нужно, и какого-то женского «равноправия» тоже не нужно. Время идет, леса одеваются, зацветают сады, и вот уже Троица. Отсеялись, а комитет ходит на собрания, чинно беседуют о земле, что вся земля после войны и Большого Собрания будет мужицкая, только бы война кончилась. И живут мужички без царя и без начальства хорошо, шалят с самогоном немного, но это что за беда.
В Троицу случилось, за обедней, во время великого входа батюшка помянул «Благочестивейшего самодержавнейшего», и сейчас же… «ах! «державу Российскую!». Старики, да и все наши поняли, что батюшка «отцикнулся», а какой-то новый солдат, какой-то чей-то товарищ стал шуметь, за ним все шуметь. Едва-едва без греха удалось батюшке обедню закончить. После обедни на выгоне выкинул этот солдат красный флаг и говорит:
— Мы большевики…
Что такое он говорит, трудно понять, кружит, говорит, и все к этому: мы большевики.
Такое что-то новое, ни на что не похожее говорит, и чтобы вот сейчас сию минуту как-то сразу нужно по-новому всем, а там все пойдет так. В следующее воскресение назначили батюшке поверочный молебен на лугу, приносят хоругви, приносят со всех деревень красные знамена. Запугали батюшку, ни жив, ни мертв служит, а под конец самый, видно, справился, и вдруг: «Победы Благоверному императору… ах! «державе Российской!» Опять на поверочном молебне батюшка отцикнулся.
И началось, и началось! Кипит, горит Митинг на выго не, с каждым днем, как пожар, разгорается.
И так оно похоже на этом митинге, будто все бегут куда — то во весь дух, впереди бежит тот самый большевик, он гол и ничего не боится и во весь дух кричит: «За мной, товарищи, земля, земля за мной, бабы, мир, мир!» Ближе всех к нему бегут бабы, за бабами малоземельные, за малоземельными однолошадные, за однолошадными двухкоровные, и, делая вид, что тоже бегут, совсем трусят двухлошадные.
Говорит оратор, будто во весь дух бежит, час, два гово рит, сядет на землю и все говорит, уморится, подождет чуть-чуть — передохнет и опять говорит час и два. Потом скажет: «Не расходитесь, я сейчас», — сходит в сторонку, и опять до темноты говорит.
Таня не ходит на митинги, бабенки, однако, ей рассказывают:
— Видели самого Митинга, выходит черный, лохматый, голос грубый и говорит: «Пощупаем барские сундуки».
Не стоит ходить: Митинг страшный.
Павел, Фиона, Васька, Ванюха — семья рабочего, семья барина. Снимают рабочих. Господа берутся сами работать и повторяют то, что осуждено в семье Павла.
Имение — рай. Большевики зовут в рай, мужики идут грабить. Там в саду пожар.
В раю разгром. Изобразить всю смуту. Сирень.
18 Июня. Тяжелое положение. В семье создалось так, будто на митинге мужицком я рассказываю о настоящем социализме, а они ждут только одного, когда я им разрешу захватывать и делить землю — полное непонимание.
Сказка о быстром тельце. Теленок захотел присоединиться к человеческому быстрому времени и, когда попал в этот круг, в три дня стал <огромным> быком и попал под реквизицию.
Время такое головокружительно быстрое, кажется, все куда-то летит, но вот попадается на глаза теленок, жует он по-прежнему медленно, ровно, попади он как-нибудь в связь со временем, зацепись хвостиком за человеческое быстрое время — ив какой-нибудь час стал бы огромным быком. Но это чудо не совершается, и природа творит свое дело, не подчиняясь желанию человека. Так что с природой считаться нужно.
Черты сельского комитета. Пункт первый: заявление Танеевской старухи, просит лесу на избу.
— Передать в Земельный Комитет. Дьякон шепчется с председателем.
— Будет шептаться!
Пункт второй: инвалид просит хлеба.
— Передать в продовольственный комитет. Пункт третий: нераспечатанный конверт.
— Почему же вы его не распечатали?
— Не получил полномочий. Распечатывает пальцами, не слушаются пальцы.
— Все пальцами, все пальцами, Абрам Иванович! — говорит дьякон.
— Ну, что ж!
Конверт все не поддается.
— Холстина!
— Холстина! у кого нож? Вырезали, вынули, бумага большая — ого-го!
Сошник погнулся, и плуг стал забирать вглубь. Государство в образе сельской жизни. Плуг мой зарыл ся глубоко в землю, ни приподнять рукой, ни вытащить лошадям.
Политика — это маховик государства, сейчас он вертится быстро без передаточного ремня: молотилка стоит и еле молотит. Правда, неудивительно ли это: на всех политических съездах, советах крестьяне призывают к единению и сами крестьяне делают такие постановления и заключения, будто они самые настоящие социалисты. Земля есть и у социалиста, и у христианина, но земля крестьянская — планета.
Царство Божье здесь на земле — соединение в добре — вот это и есть земля.
Но оставьте маховик-политику и посмотрите на молотилку-общество: там идет не соединение, а такое разъединение, каких на Руси никогда не бывало. Вот лежит земля, подлежащая дележу, а делят уже две недели и никак не могут разделить: и каждый день обида, раздражение вырастают, и вот-вот будет беда. Вы подходите и говорите:
— Не делите землю, пашите сообща, а хлеб потом раз делите по работе.
Вам отвечают:
— Кто будет работу считать?
— Выберите десятника, как в больших экономиях.
— Ничего не выйдет.
— Да почему же?
— Потому что наш брат сукин сын: у другого лошади нет, дай ему, скажет, лошадь общая. Земля общая, но лошадь, скажите, я же ее наживал, я работал, а он сидел на трубе галок считал и тоже — общая!
И вот мерят друг друга: однолошадные и безлошадные — кто прав из них?
Сила человека, нажившего лошадь, и сила человека, нажившего мысль добрую. К сожалению, у безлошадного мысль одна: себе получить лошадь. У него действительно нет ничего.
Не соглашаются, делят землю на мельчайшие кусочки, по три сажени на душу. И так видно по людям, как они делят, что за их спинами, и бабы делят что-то между собой, и бабы эти — злейшие-презлейшие, за одно куриное яйцо готовы между собой разодраться. И что никак это невозможно — ремень с маховика надеть на шестерню молотилки и чтобы все это согласно задвигалось.
Вопрос: когда крестьяне поделят землю, что они будут требовать? Вероятно, дешевые цены на городские продукты, и смута будет развиваться в этом направлении.
В Петрограде, с высоты полета государственной птицы, многим кажется, что наша революция социалистическая, а на месте, где-нибудь в Соловьевской волостной республике, революция эта чисто буржуазная. Не буржуазная и не пролетарская, а безлошадная.
Какая разница между теми и другими? Возьмем отношение населения к землепользованию. Если бы деревенский пролетарий думал о социализме, то зачем бы ему делить землю на такие мельчайшие подушные части и еще такую землю, которая только в чаянии будущего кажется ему своей землей. Почему бы в чаянии будущего не обработать ее сообща, ссыпать зерно в общий амбар и потом разделить выручку?
Член земельного комитета у пунктовщика Христом Богом выпросил лошадь. Отказывал пунктовщик, потому что ему денег с времен революции не выдавали: касса волости пуста. Выпросил лошадь член и едет на дрожках в город. Лошадь некормленая на полдороге остановилась. Член — делать нечего! — пускает ее в овес и, озираясь, на все стороны поглядывает, побаивается: овес — государственная собственность.
Дрова — государственная собственность. Рожь — госу дарственная собственность (мытарство с потравами). А гречиха, просо — то не государственная собственность.
20 Июня. От немца-германца перешли к немцу внутреннему — царю, помещику, капиталисту, теперь переходят к соседу, у которого не одна, а две лошади и есть, кроме надельной, десятина собственной земли и две десятины арендованной. Последний этап этого процесса, когда сознают, что немец-враг — в душе каждого отдельного человека: враг внутри меня самого — тогда начнется расцвет революции.
Изобразить все этапы врага внешнего — германца, внутреннего — немца, чиновника-врага, помещика-врага, соседа-врага, бабу-врага в одной душе (Иван Михалыча) и потом привести врага в свою душу и к социализму Христа.
21 Июня. Докладываю, что все комитеты уездные и волостные в настоящее время принимают вид деловых собраний.
Всю пору пережитой смуты сельское население в настоящее время склонно считать виною людей, которые называли себя большевиками.
Характерно в этом отношении, что вчера при обсуждении нового закона о земских выборах собрание председателей существующих волостных управ постановило: допустить в избирательную комиссию с совещательными голосами представителей от всех политических партий, кроме «большевиков».
Но мирный и деловой характер собраний можно объяснять и тем, что жизнь ушла из комитетов.
Жизнь теперь там, где землю делят. Вот уже третью не делю крестьяне, забросив вспашку пара и возку навоза, делят по живым душам пары помещиков и сгоняют арендаторов.
Передача в земельный комитет этих паров соверши лась при создавшихся условиях невозможности обработать землю. Иногда же путем прямого захвата. Так, например, у Стаховича было стравлено крестьянами 90 десятин клевера 1-го года. После чего клеверище было разделено и вспахано сохами или же плугами, которые были выданы из экономии Стаховича. Нечего говорить о вреде, причиняемом государственному хозяйству этим способом захвата. Гораздо серьезнее захват земли арендаторов.
Кроме хуторянина — столыпинского мужичка» в каждом селе Елецкого уезда существуют не менее крепкие земли и гораздо более многочисленные арендаторы. В большинстве случаев они арендуют 2–3 десятины в клину, имеют 1–2 десятины купленной земли, что позволяет им иметь из живого инвентаря пару лошадей, пару коров, десятка два овец, из мертвого инвентаря плуг, иногда жатку. И вот этих хозяйственных крестьян теперь устраняют от аренды и их землю делят на мельчайшие части. Безлошадные, которые никогда не имели «никакой скотности», получают тоже свою часть и, не будучи в силах и такие части обработать, вступают в разные сделки с соседями. Есть указания на признаки спекуляции в этой области.
Само собой понятно, что при таком равнении по безлошадному, по природе или но несчастию бесхозяйственного сельского пролетария, происходят каждый день столкновения, сила общего духа падает, и нравственность понижается до последней степени.
Земельные комитеты в очень слабой степени могут ослаблять раздоры, потому что до сих пор они не имеют ясного наказа.
Вот пример. Мы объясняем, что арендные договоры имеют силу, если совершены до 1-го Марта, а нам крестьяне показывают отпечатанное Елецкой газетой и разосланное всюду постановление Временного Совета Крестьянских Депутатов от 25 мая сего г., § 8: «Все сделки, совершен ные до 1-го Марта и до издания запрета, должны считаться недействительными». И даже в Уездном Земельном Комитете мы не можем установить, что это — опечатка или действительное расхождение правительства и Совета в этом вопросе.
С нашей стороны были сделаны многочисленные попытки остановить крестьян от междоусобного дележа и предложить им общественную запашку. Но все эти попытки разбивались о глубоко буржуазную природу сельского пролетария. Такой человек только на митингах и других народных собраниях признает, что земля «ничья», у себя в деревне он говорит: «Земля моя», и характерно, что крестьянина даже соседней деревни он называет «чужестранным».
Выбирают из тех, кого видят. В земельном комитете: значение в деревне человека со стороны. Товарищества арендаторов земли (кооперация) и общинный передел. Неудержимое стремление к переделу. Будущая социализация пойдет путем этих товариществ, будет подбираться подобное к подобному. К чему привел восхваленный Герценом обычай русский: право на землю, как на воздух [270].
«Черный передел»: [271] помещику кажется, что это обижают исключительно его (воровство одинаково: капусту нельзя посадить), а они это делают по «черному переделу».
По тесноте нельзя завести огород, выход из тесноты: купить в городе, но теперь дорого. Выход из тесноты: захват огорода Ивана Митревича — самый большой труженик. Правда общинно-родовая всколыхнулась со дна души народа и стала в противоречие с нынешней правдой <черного передела>; люди, вероятно, уже давно пережили русский сарафан, и, наверно, он уже давно вошел каким-нибудь круглым заветным в состав общемирового сарафана, но люди, не знающие этого процесса, объявили русский сарафан исключительной находкой.
Так и этот общинный дух давно уже использован социалистами и применяется в современных теориях кооперации. Но воскреснувший старинный сарафан теперь становится против социализма, и право каждого на землю (Земля Божья) теперь выражается: земля моя!
Провал эсеров (перечитать программу), бабушка русской революции.
Наступление. В городе относятся не очень доверчиво: не хватит овса, лошадей. На лугу в Рогатове крестьяне радостно выслушали, но подошел «большевик» (молодой солдат):
— А сколько наших легло! И: — Неправда, что Германия не хочет мириться.
— Это старое правительство, а новое? — слабо возразил один.
— Ну, что же новое: у нас десять министров от буржуазии.
И все замолчали и, помолчав, взялись за косы, и я уехал, ничего не сказав. То, что называют контрреволюцией, совершается в молчании, и это молчание обыкновенно признает половину революции и не признает вторую половину. Так все и будет, пока не получится новых вестей из Европы. Сейчас маховик русской революции вертится без передаточного ремня к молотилке (обществу). Заметно, что революция вертится вокруг себя, не приводя в движение общество.
Прикладная интеллигенция. Как бывает наука чистая и прикладная, например, математика и механика, химия и технология, как искусство бывает свободное и связанное, прикладное, например, гражданское техническое, политическое, так теперь интеллигенция появилась прикладная, которая называется классовой.
Образовался новый крестьянский полевой суд. Когда что-нибудь случится, мы обращаемся к председателю сельского комитета, который собирает сход, и сход судит (протокол или самосуд). Коля говорит: «Шемякин суд» (крой дубинкой).
Ударил Никифор по зубам гимназиста, расправился. Украли веревку от самого дома. Уздечку. Плуг укатили. На косу целятся. Жизнь среди дикарей, первобытная. Стоит береза, смотришь на березу и думаешь: «Цела!» И больше ничего не думаешь. А когда порубили, то скажешь: «Сволочи!» Самойле говорю, что вот как нехорошо бить по зубам гимназистов, а он соглашается:
— Непорядок, кто знает, куда еще это все перевернется.
— Не перевернется, Самойло! но все равно: разве для того мы республику вводили, чтобы бить но зубам?
Аникин, Филипп и другие арендаторы похожи на кадетов, на министров-«буржуазов», словом, на людей эволюции, однолошадные — вся неопределенная масса деревни, и безлошадные — смесь большевизма и черносотенства.
Девятое апреля — до волостного комитета: пустое пространство, самогон. От волостного комитета до появления большевиков. Реакция: речи Керенского о наступлении. Брошюры в газете. Газетные бюллетени.
Самосуд («Речь» 144). Лига русской культуры («Речь» 144). Отказ «бабушки» от званья члена ЦК («Речь» 144).
Отрава (ленинство) и оздоровление (наступление) («Речь» 143). Реставрация в Китае («Речь» 143) Об аграрной программе РСДРП («Новая жизнь» № 55). О причинах анархии («Новая жизнь», 54).
Что такое русское революционное большинство? Кто против — тот враг народа. Я против революции, но не враг народа, и потому я голосую за революцию, в надежде, что это не серьезно, что это не дело и потом как-нибудь отпадет.
26 Июня. Тихвинская. Жизнь есть путешествие. Не многие это сознают. Я всегда был путешественником, и все, за что я брался, было для меня только опытом: нужно что-то узнать для какого-то плана. Россия была всегда для меня страной неизвестной, где я путешествую. Семья — опыт. Дом, который я выстроил, часто мне представляется кораблем, вечером, когда я сижу на террасе, весной, летом, осенью, зимой кажется мне часто, будто я куда-то плыву, в страны разного климата.
Россия молодая и дикая, никто не может оседлать ее и взять в свои руки узду.
Стоит теперь любому революционеру взять власть, и он становится меньшевиком, умягчается, смиряется, как будто на дикую лошадь надели хомут и впрягли в непосильный воз.
На мой тяжелый вопрос отвечал социалист-революционер: «Что вы хотите от социализма, если христианство столько времени не могут люди понять?» — «А я социализм так и считал поправкой христианства: почему-то вот нельзя то осуществить, а если прибавить социализм, то и осуществится. Но если христианство откладывается до второго пришествия и социализм до какого-то столетия, то чем жить людям?»
1. В плену у собственности. Мать говорила: «Как хорошо теперь иметь клочок земли!» — «Почему теперь?» — «Из-за земли же они воюют!» II. Война как дележ земли. III. Смерть матери и семейный раздел. IV. Социалист делается собственником, хозяйствует и думает, что он вполне социалист, и вот революция — он собственник, которому расстаться невозможно с ней, и он враг народа.
Отчет. Наказ делегату: нет двоевластия и беспартийность.
Речь крестьянам о двоевластии. Сельский комитет и совет депутатов.
В городе Ельце много интеллигенции, внимание на уезд. Как терялись тезисы [272] (18 Апреля, земля общая, большевики и захват). В заключение совершилось именно то, чего боялись. Волостная республика и твердые цены. Снятие телефонов. Падение Юдина. Влияние человека со стороны. Изгнание помещиков большевиками. Конец: дележ земли, уравнительный закон. Лес государственный. Овраги. Контроль: иногда очень разумно, как, например, контроль над вырубкой леса Стаховича, иногда смешно: например, мой зеленый пар. Запаздывание: комитеты земельные и волостные. Отсутствие общинного начала: раздел по живым душам и отказ пахать солдаткам.
Окулич долго не мог понять, за что он устра нен, всю жизнь работал для свержения старого строя и теперь устраняется, а когда до него дошла весть о большевизме, он назвал их «изменники»! («Рассосется!»)
Бюллетени. Революция и культура («Новая жизнь», 63). Ленинство — результат страха. Рожкова. Хорошая статья. Большевики и крестьянство («Дело народа», № 80). Герцен о русской общине и земельном вопросе («Дело народа», 79).
Воровство крестьян — коммунизм и чувство собственности (богатые мужики, помещики).
27 Июня. На запрос Государственной Думы об отношении населения к наступлению посылаю телеграмму:
«Масса населения наступление поддерживает — по де ревням начали сбор на заем свободы. Необходимы срочные меры согласования цен городских продуктов с хлебными. Ельце коса двадцать пять рублей, сапоги семьдесят, железо тридцать. Пришвин».
Отчет.
Наша бескровная революция принесла земледельчес кой культуре вред бесконечно больший, чем кровавая и пожарная революция 1905 года.
В краю моих наблюдений (средней черноземной Рос сии) совершилось то, что всякий, стоящий близко к земледелию, считал самым страшным: крестьяне разделили землю хозяйственных единиц по живым душам.
Вот примеры. В соседнем с моим хутором имении Стаховича крестьяне вытравили 90 десятин клевера 1-го года и, разделив клеверище на мелкие части, кое-как взодрали его сохами. Известно, что при полном отсутствии у нас пастбищных угодий хозяйство с посевом клевера является единственным выходом из земледельческого тупика и до сих пор недостижимым для крестьян идеалом. Кроме того, нынешнее лето вышло засушливое <жаркое>, овес едва-едва дышит. Спрашивается, почему крестьяне не обратились в Земельный Комитет, который мог бы взять имение Стаховича в свои руки и, сохранив план культурного хозяйства, дал бы крестьянам и сено и заработки?
Потому что в то время земельного комитета еще не существовало.
Другой пример. В этом краю очень распространена аренда крестьянами помещичьих земель. Арендуют не малоземельные, как принято думать, а более хозяйственные, более сильные крестьяне. У них обыкновенно есть 1–2 десятины земли купленной, 1–2 надельной и 2–3 им достается от аренды товариществом из таких же 5—10 хозяйственных лиц у помещика. Согласно с количеством земли у них заведен скот, плуги и даже жатки. Такой крестьянин есть образ и подобие столыпинского мужика, но гораздо более многочисленный.
Когда наступило время вспашки пара, то крестьяне бросились сгонять таких арендаторов и делить землю по душам. К беде хозяйственной прибавилась беда социальная, потому что арендаторов-крестьян много и, значит, много недовольных. Дележ с большими ссорами продолжается неделю, две. За это время дележа пары не пашутся и лежат вплоть до Петрова дня невспаханными. Когда разделили, пар так засох, что его невозможно поднять сохами. Теперь дожидаются одни дождя, другие, безлошадные, ищут себе пахаря, третьи потихоньку уже спекулируют своим осьминником. А близится время уборки ржи. Спрашивается, почему земельный комитет не объяснил крестьянам, что арендные договоры совершены до 1-го марта.
28 Июня. А может быть, буржуазная культура давно уже включила в свою культуру социалистический фактор и социалисты наши просто восстанавливают русский сарафан?
29 Июня. Государственное чувство «наше все» сначала простирается на все видимое (выбирают тоже только видимое), и притом — это видимое вокруг деревни взять себе лично, использовать. И вот потащили лес каждый себе, и каждому нельзя отставать от другого, и даже тот, кто сокрушался об этом хищении, председатель комитета, потащил себе.
Так представляется Заря человечества, когда земля бы ла для всех, как воздух, и рожденному давалась земля, и этого рожденного жрецы приветствуют как общерожден-ного; но теперь другая Заря, и каждый рождается с криком: «Земли! мне земли!»
По заключении раздела земли:.
Кому на Руси жить хорошо? [273] — У кого никакого дела с землей нет.
Источник: lib.rus.ec.
Рейтинг публикации:
|
