|
БЕЗ ДИСЦИПЛИНЫ НЕТ ВОЛИ, НЕТ ПОДВИГА
Часто молодые люди говорят, что к ним напрасно предъявляются повышенные требования, что сейчас не война и можно позволить себе некоторую легкость в поведении, а вот случись что, тогда и посмотрим, кто на что способен, кто первым бросится на ам- бразуру или ляжет под танк. Прежде всего я должен сказать, что ни один бой не планируется так, чтобы кто-то бросился под танк. Такие ситуации создаются обычно, когда кто-то из участников боя, и чаще всего из-за недисциплинированности, не выполняет четко своих обязанностей, дает возможность противнику перехватить инициа- тиву, добиться успеха, и вот тогда другому человеку или подразде- лению ценою своей жизни приходится исправлять эту оплошность. Если же в бою все до единого будут действовать четко, слаженно, то лишних жертв не будет. Однако есть и другое мнение о дисциплине. В этом большая вина ложится на фронтовиков-ветеранов. Рассказы- вая о войне, мы говорим иногда, что в годы войны недисциплини- рованные люди проявляли наибольшую смелость. Некоторые рассказчики изображают разведчиков этакими сорвиголовами, так что диву даешься. Идет в тыл врага: нож в зубах, пистолет за голени- щем, полные карманы гранат, и дрожат перед ним и враги, и свои. Нет, такого недисциплинированного человека в разведку во- обще посылать нельзя. Там все построено на четком выполнении каждым своих обязанностей, и малейшее отклонение от плана общих действий может привести к невыполнению задачи и даже ги- бели людей. Самое большое, на что способен этакий парень-ухарь, это совершить лихой поступок в азарте боя. Так разойдется иной раз, что забывает даже о том, что от него требуется, крушит направо и налево, не согласовывая свои действия с действиями товарищей. Бывает так и в труде. Иногда человек в повседневной деятельности проявляет самую настоящую недисциплинированность, но вдруг в какой-то авральной ситуации он начинает проявлять свою лихость. И смотришь — его хвалят. Но не эти лихие поступки обеспечивают решение трудовых задач, и не они решили судьбу войны. Судьбу войны решили подвиги миллионов солдат и матросов, которые совершались не в азарте боя, а ежедневно, в течение всей войны. Вот на такое действие недисциплиниро- ванный человек не спосо- бен. Уметь обуздать свои страсти, порывы, желания, зажать нервы в кулак и на- править свои усилия на вы- полнение поставленной боевой задачи может только человек с высокой, сознательной дисципли- ной. И вот тому пример. Группа разведчиков в со- ставе пяти человек была высажена в тыл против- ника. Они имели указания себя не обнаруживать и только в крайнем случае, если соседняя разведгруппа окажется в тяжелом положении, принять удар на себя. Несколько суток разведчики находились в тылу врага, все шло хорошо, как вдруг обычная выдержка им изме- нила. Заметив группу гитлеровцев из шестидесяти человек, бес- печно идущих по лощине, они решили окружить их и уничтожить. Фашисты были перебиты, документы собраны, оружие или уничто- жено, или взято с собой. Вернувшись без потерь, разведчики рассчитывали на похвалу начальства, а вместо этого командир группы получил серьезное взыскание. Группа не до конца выполнила свою задачу — она обна- ружила себя, вследствие чего было сорвано выполнение задачи вто- рой группы. Противник начал поиск и обнаружил вторую группу, которая была вынуждена вернуться на свою базу, не выполнив за- дачи. А выполнение задачи второй группой было гораздо важнее, нежели уничтожение нескольких десятков фашистов. Этот случай недисциплинированности обошелся без жертв. Но бывало и хуже. На Дальнем Востоке, в период освобождения Северной Кореи от японских империалистов, нашему отряду вместе с ротой автоматчиков морской пехоты была поставлена задача захватить в корейском порту Сейсин плацдарм для высадки основного десанта. Японцев в городе было больше пяти тысяч, но мы действовали решительно, четко, со знанием дела и к исходу первого дня захватили мосты через реку, тем самым отрезав японцам пути отхода, очистили от противника центр города и держали под контролем порт. Все, казалось, шло по плану. Ночью бой стих. Понимая, что утром японцы любой ценой попытаются уничтожить нас, расчистить себе путь к отходу и если не сорвать, то задержать высадку нашего десанта, я решил действовать. Оборону мостов, центра города и контроль за портом поручил специальному отряду. Рота, которая еще не имела боевого опыта, должна была занять оборону вдоль реки с целью не допустить пере- хода противником вброд водной преграды. Опасаясь, что японцы перейдут реку ночью, я приказал командиру роты вывести своих людей к самому урезу воды и контролировать реку. Одному взводу роты морской пехоты было приказано охранять маленький мост через канал в нашем тылу. Ночью разведчики доложили мне, что взвод у моста пропал, и разыскать его не удалось. Пришлось срочно, в ущерб обороне на главных направлениях, послать в район моста новую группу развед- чиков. Выяснилось, что вопреки моему приказанию командир взвода принял решение перейти канал. На другом берегу взвод попал в засаду и был полностью уничтожен японцами. На следующий день, когда в районе мостов разгорелся жестокий бой, я получил донесение, что рота окружена. Оказалось, командир роты тоже не выполнил моего приказания. Щадя своих бойцов, ко- торых у реки сильно кусали комары, он отвел их под защиту домов. Японцы, воспользовавшись этим, перешли реку и сосредоточились в камышах. Когда утром командир роты решил вернуться к воде, противник, хорошо замаскированный, пропустил роту через ка- мыши, окружил, и рота понесла большие потери. Лишь благодаря исключительному мужеству и мастерству разведчиков отряда нам удалось прорваться к роте и вывести бойцов вместе с тяжелоране- ным командиром из окружения. В этих действиях и наш отряд понес потери, которые были совершенно неоправданны. Конечно, все можно оправдать, как это и делали некоторые то- варищи после боя в Сейсине, отсутствием боевого опыта, но главной причиной потерь в данном случае была недисциплиниро- ванность. А еще раньше имел место и такой случай в нашем отряде. Нам нужно было найти базу легких кораблей противника в Се- верной Норвегии. На двух торпедных катерах, которыми командо- вал очень опытный моряк, теперь дважды Герой Советского Союза Александр Осипович Шабалин, мы вышли в море. Погода была пло- хая. Крупная волна не давала развить большого хода, сплошные снежные заряды скрывали береговую черту. Поплутав некоторое время в море, мы вышли к Босс-фьорду. Именно там ориентиро- вочно должна была находиться стоянка вражеских кораблей. Мы знали, что узкий вход во фьорд хорошо охранялся, но поскольку время для поисков другого места высадки было потеряно, я и Шаба- лин приняли решение войти непосредственно в Босс-фьорд. Риск предстоял немалый, но мы шли на него сознательно, убежденные, что при исключительно четких действиях катерников и разведчиков сумеем выполнить задачу. При входе мы были обнаружены, и с сигнальных постов у нас за- просили позывные. Сигнальщик, передавая «ответ», имитировал неисправность электроцепи клотика, и давал свои позывные так, что ни мы, ни немцы понять их не могли. Вероятно, фашистские наблюдатели были убеждены, что только свои корабли, когда их уже обнаружили, могут так спокойно заходить во фьорд. Нас пропу- стили. Мы оказались в самом логове врага. Кругом батареи, в населенном пункте склады, ремонтная база кораблей, много охраны, и, чтобы не только понаблюдать, а высадиться, захватить «языков», документы, нужно незаурядное мужество, позволяющее бойцам действовать с такой дерзостью. Высадка проводилась с помощью маленьких надувных лодок. Каждый разведчик четко знал свое место в лодке и порядок движения к берегу. На катере Шабалина находился я с основной группой разведчиков, и мы быстро и четко провели высадку. На другом ка- тере, которым командовал старший лейтенант П. Серенько, был на- чальник штаба отряда, представитель разведуправления флота, группа обеспечения, радист и часть разведчиков. По плану начальник штаба должен был отходить от катера последним, вместе с радистами. На берегу, оставив у лодок группу обеспечения и радистов, он обязан был сразу же догонять нас. Но Серенько замешкался с подходом к берегу, высадка затянулась. Представитель разведуправления начал нервничать, давать не- нужные указания, вносить путаницу в отработанный план действий. Это привело к тому, что начальник штаба отряда допустил ошибку, а точнее — проявил недисциплинированность. Он прыгнул в лодку на место командира группы Ивана Матвеева. Матвеев, оставшись без места в лодке, стал сам искать, куда бы пристроиться, и ушел с катера последним, вместе с радистами. Начальник штаба совершил и еще один недисциплинированный поступок. На берегу он не дождался подхода радистов и Матвеева с его разведчиками, а ушел вслед за нами. Иван Матвеев, оказавшись на берегу и не найдя там своей группы, но зная, что он должен ру- ководить ее действиями, ушел догонять нас один. Нас он не догнал... Мы действовали очень четко. Захватили «языков», документы, установили расположение складов, причалов, дали указание Шаба- лину снять группу обеспечения и радистов и подходить к немецким причалам за нами. Так, выполнив очень сложное задание, мы вы- рвались из логова врага и благополучно вернулись на свою базу. Од- нако в результате проявленной недисциплинированности началь- ником штаба и представителем разведуправления мы потеряли пре- красного разведчика, командира группы Ивана Матвеева. Недис- циплинированность этих людей усугублялась еще и тем, что они доложили на катер Шабалина о возвращении всех разведчиков, вы- саженных на берег. На такой поспешный неточный подсчет, без- условно, повлиял страх, желание как можно скорее уйти из расположения врага. Такие люди не могли находиться у руководства отряда, их убрали, но гибель Ивана Матвеева потрясла разведчиков и еще раз показала, какое громадное значение в сложных действиях имеют четкость и дисциплинированность каждого участника этих действий.
ГОТОВ К ТРУДУ И ОБОРОНЕ!
Для того чтобы хорошо выполнять определенные задачи, человек должен иметь достаточный запас моральных и физических сил и прежде всего волю. Если студент или школьник готовит домашнее задание, работает над рефератом или дипломом, он полностью со- средоточен на тех задачах или проблемах, которые ему необходимо решить к определенному сроку. Вдруг он почувствовал усталость. Он сразу же посмотрит на часы — как время? Он еще, возможно, будет продолжать работать, но его уже начнет преследовать мысль: «А не отдохнуть ли, хоть мало времени, но, возможно, успею — посижу ночью. Нет, — решает он, — позанимаюсь еще». Он еще работает, а мысль, вызванная усталостью, давит на его психику как очень тяже- лый груз, она, эта мысль, мешает ему сосредоточиться на той задаче, которая стоит перед ним. Мало пользы будет от такого труда. В бою, где человек испытывает наивысшее напряжение, мысли его всецело зависят от его физических качеств. Если солдат сильный, закаленный, то, видя перед собой противника, он думает лишь о том, как добраться до этого противника, а уж коли доберется... Такой человек решительно идет вперед. Боевая практика убедительно показывает, что рукопашных схваток, когда оба противника с одинаковой энергией борются за победу, не бывает. Один из двух обязательно струсит и отступит, а если отступать некуда, сдастся в плен. Другой, действуя решительно, будет выполнять задачу до конца. Этим вторым будет тот, у кого сильнее воля. Таков психологический закон боя. Ну а если солдат слаб? Поднимается, а спина болит, сапоги от земли оторвать не может, винтовка кажется тяжелой. Такому любой противник покажется богатырем. И мыслить этот солдат будет при- мерно так: «Добегу, если сил хватит, а что дальше будет?» Такой че- ловек забывает о задаче, начинает думать о спасении своей жизни, отдает инициативу боя в руки врага. Но жизнь-то спасти будет очень трудно, ибо противник поймет его состояние и уже сам начнет дей- ствовать решительно и смело. Этот закон нами был хорошо усвоен и всегда помогал доби- ваться успехов. Наш отряд, действуя в тылу врага, уступал ему в чис- ленности, техническом оснащении и огневой мощи, но мы всегда побеждали в рукопашном бою. Ни немцы, ни японцы в подобных ситуациях никогда не действовали так решительно, как мы. Когда они атаковали, это был натиск массы людей, подчинявшейся дру- гому закону — закону стада, а те, кто соприкасался с нами вплотную, только защищались, в глазах у них был страх. В июле 1941 года, только прибыв в отряд, я с группой разведчи- ков был высажен на вражеский берег для уничтожения одного опор- ного пункта. Командир, старший лейтенант Георгий Лебедев, принял решение атаковать вражеский объект с трех сторон. Нашей пятерке предстояло обогнуть две сопки, пересечь долину и все это проделать скрытно. Мы торопились, а я, вероятно, больше всех, так как оказался метров на пятьдесят впереди товарищей. Залег в кустах и решил подождать. Вдруг из-за гранитного выступа выбежали два вражеских офицера и больше десятка солдат и направились прямо ко мне. Я прицелился и выстрелил. Офицер упал, остальные остано- вились. Стреляю в другого офицера — осечка. Перезарядил — снова осечка. Пока я возился, второй офицер заметил меня, выстрелил из пистолета, но промахнулся. Много различных мыслей промелькнуло в мозгу: «Можно отступить, но буду подниматься — убьет. Ждать подхода товарищей — тоже убьет. Ну промахнется несколько раз, но когда-то попадет. Что делать?» Решение пришло тут же: «Если будет еще один промах, то дальше я ждать не буду, успею схватить офицера и смогу использо- вать его тело как защиту от солдат». Он выстрелил. Промах! Я вскочил с земли и бросился вперед. Офицер больше не стрелял, а пустился наутек — за ним остальные. Я гнал их метров семьдесят. Поймать никого не сумел — в таких слу- чаях они бегают, как зайцы, но удалось загнать всех их в блиндаж. Я швырнул туда гранату, потом подбежал Николай Даманов, и мы уни- чтожили всю группу. За этот свой первый бой я был награжден ме- далью «За отвагу». Мысль броситься на фашистов появилась не случайно. Я верил в свои силы, верил, что в рукопашной схватке сумею уничтожить лю- бого врага. В других боях, уже сознательно испытывая противника, мы с товарищами иногда вставали перед атакующими и решительно шли вперед, и враг отступал. Это стало нашим надежным приемом обороны, который мы использовали на Крестовом. Психологический закон боя действовал не только на земле.
Трижды Герой Советского Союза Иван Никитович Кожедуб, возвра- щаясь после выполнения боевого задания на подбитом самолете без боезапаса, был атакован гитлеровским истребителем. Фашист скоро понял, что наш летчик не может принять бой, и сбивать его не торопился, а просто сопровождал к линии фронта. Кожедуб пред- полагал, что последняя атака будет именно здесь, на глазах у наших и фашистских войск. Выбрав момент, Иван Никитович развернул и бросил свой израненный самолет в лобовую атаку на врага... В первый раз это решение подсказало безвыходное положение. Но постепенно накапливался опыт, приобретались знания, позна- вались законы боя, и в дальнейшей борьбе лобовая атака стано- вится одним из излюбленных боевых приемов Кожедуба, основанных на психологическом превосходстве над врагом. Отряд, в котором я начал боевой путь рядовым разведчиком, а закончил командиром, имел большие боевые заслуги, чему немало способствовала исключительная физическая выносливость наших разведчиков. Однажды нам была поставлена задача взять пленных с при- брежной дороги в Северной Норвегии. Воздушная разведка засекла там большое передвижение войск, и для уничтожения цели этого передвижения нужны были «языки». Задача усложнялась тем, что переброска немецких частей производилась только днем, под при- крытием береговых батарей и авиации. Мы вышли на торпедных катерах засветло, делая вид, что ведем поиск кораблей противника. Мы подсчитали, сколько времени за- трачивают автоколонны на переход от одного пункта до другого. Было установлено, что одна из автоколонн придет в пункт назначе- ния Вадсе, когда уже будет темно. Чтобы обмануть противника, ка- тера легли на обратный курс. Лишь когда стемнело, мы повернули в район Вадсе. Погода ухудшилась. Появилась крупная волна, и катера не сумели подойти к побережью. Разведчики высаживались на малень- ких надувных лодках, потратив на это много времени. Чтобы успеть перехватить автоколонну, надо было быстро добраться до дороги, а путь к ней по прямой — три с лишним километра. Мы бросили рюкзаки, лишнюю одежду и с одним оружием и боеприпасами по глубокому снегу побежали к дороге. Не каждый человек способен выдержать такую нагрузку. Двадцать минут шла схватка. Мы разгромили штаб зенитного полка и караульную роту, захватили пленных и всю штабную доку- ментацию. На побережье поднялась тревога. К месту боя потянулись не- мецкие подкрепления, и нам вновь пришлось по глубокому снегу, с пленными и большим грузом добираться до берега. На своих ма- леньких лодчонках, почти вплавь мы наконец достигли катеров. Гитлеровцы писали потом в своих сводках, что русские высадили крупный десант, но «доблестными войсками фюрера десант был ча- стично уничтожен, частично сброшен в море». Фактически же в бою участвовали тридцать три разведчика, и все они благополучно вер- нулись на базу. Пока возвращались, остаток ночи и все утро следующего дня море штормило. Мы скалывали лед с надстроек и палубы, вычерпы- вали воду ведрами, а ведь мы были полураздеты, так как вся одежда осталась на побережье. Около двенадцати часов вернулись домой, а через час уже участвовали в соревнованиях — в лыжной эстафете, и одна из наших команд заняла первое место. Не потому, что у нас собрались лучшие лыжники флота — в других командах тоже были отличные спортсмены, а потому, что общая физическая подготовка раз- ведчиков, их воля к победе были очень высокими. Мы умели в любых условиях бороться до последнего ды- хания. Таким людям никакой против- ник не страшен. Мы тоже боялись, но боялись не врагов, а того, что нас могут обнаружить раньше времени и открыть огонь. Но если мы добира- лись до врага вплотную, то были уве- рены, что самое большее, на что способен враг, — защищаться. Это укрепляло нашу волю, и мы действо- вали уверенно. Исключительную физическую выносливость продемонстрировали разведчики нашего отряда в период освобождения Северной Норвегии. Нам нужно было разведать об- становку в районе того же города Вадсе, на полуострове Варангер. Для выполнения задания предусматривалось выбросить группу раз- ведчиков в глубине полуострова для уточнения общей обстановки, а через сутки высадить с торпедных катеров часть отряда в районе мыса Комогвер, куда к тому времени должны были подойти и пара- шютисты. Нам не везло с погодой. Был сильный ветер, и разведчики-пара- шютисты сильно побились. Они даже не сумели собраться все вме- сте. Три разведчика добрались до Вадсе, а потом, не имея связи, перебрались в Кирке-нес, уже освобожденный нашими войсками, и оттуда мы получили их сообщение. От другой части группы мы по- лучили радиограмму, вернее несколько слов, из которых стало ясно, что они в неважном положении, и рация работу прекратила. Нужно было немедленно идти на поиски. Мы высадились уже через двое суток в намеченном районе и на- правились к району приземления парашютистов. До этого района от Комогвера примерно тридцать пять километров, без дорог, по сопкам и болотам — маршрут очень тяжелый. На переход у нас ушло часов шесть, а остаток светлого времени мы затратили на поиск раз- ведчиков. Только в сумерках нам удалось обнаружить основную группу, за исключением командира группы капитана третьего ранга Лобанова. С рассветом разведчики продолжали поиск. Лишь около пятна- дцати часов удалось найти Лобанова, но он был мертв. Лобанова по- хоронили на норвежской земле с воинскими почестями, а в семнадцать часов взяли курс к Комогверу. Туда мы прибыли через шесть часов. Нас очень тепло встретили местные жители, угощали сигаретами, молоком, приглашали в свои дома. Я дал указание раз- местить разведчиков на отдых, но в 23.40 получил радиограмму от командующего флотом адмирала Головко, в которой говорилось: «В 12.00 доложить обстановку в районе Варде». От Комогвера до Варде больше 70 километров, и пройти их нужно за 12 часов. Отдых пришлось отменить. Путь туда лежал по прибрежной дороге с большим количеством мелких, но бурных речушек, которые приходилось форсировать вброд — мосты фаши- сты взорвали. Мы миновали много населенных пунктов, где нас тепло встречали норвежцы, просили остановиться, предлагали угощение, но мы, голодные, уставшие, отказывались от их гостеприимства и упорно шли вперед. Часам к десяти мы добрались до укрепленного района Киберг, рассчитывая вступить здесь в бой с фашистским гарнизоном. Однако фашисты отступили из Киберга без боя. Следом за нами шла группа молодых норвежцев, которая уве- личивалась в каждом населенном пункте. Но быстрее, чем мы шли, бежали слухи о нашем появлении на полуострове Варангер. И эти слухи, которые бежали впереди нас, в каждом населенном пункте обрастая новыми легендами, увеличивали состав нашего отряда. В районе Киберга нас уже именовали «бригадой черных дьяволов», и враги отступали еще до нашего подхода. Город Варде расположен на острове, отделенном от материка узким проливом. Гарнизон Киберга отступил к этому проливу, и нам было очень трудно добраться до этого района. Норвежцы, которые были связаны с патриотическими силами города Варде, сообщили, что фашисты готовят город к взрыву, и просили нас помочь спасти город. Мы взяли у норвежцев большой мотобот и вышли в море. Вы- садка на остров была произведена со стороны моря. Здесь нас никто не ожидал. Как только мы начали движение к городу, создав на страх врагам приличный шум, фашистские вояки, до которых уже дошел слух о «черных дьяволах», бежали на материк. Город оказался в наших руках. Ровно в двенадцать часов командующий флотом получил ра- диограмму, в которой говорилось, что наше место — город Варде. Адмирал Головко посчитал, что в радиограмме допущена ошибка, он не мог поверить, что за этот сравнительно короткий промежуток времени мы сумели не только добраться до города, но и занять его. Адмирал приказал повторить радиограмму. Лишь после второй, более подробной, он тепло поздравил нас с большим боевым успе- хом. Прошло пятьдесят пять часов с момента нашей высадки до при- хода в Варде. За это время каждый разведчик под дождем и снегом прошел около двухсот километров, причем большую часть пути по сопкам и болотам, имея за плечами груз не менее двадцати пяти ки- лограммов, а ведь это очень большая нагрузка, но разведчики вы- держали. Такой физической выносливости, такой воле могут позавидовать и спортсмены в ранге чемпионов.
...Суровым заполярным вечером маленький катер пробирался в тыл врага. Тяжелые волны Баренцева моря бросали его, как лег- кую скорлупку, и морякам с большим трудом удавалось удерживать корабль вблизи каменистого берега, кишевшего фашистами. Нако- нец, выбрав наиболее подходящий момент, командир скомандовал: «Подать сходню». Два торпедных катера под командованием капитан-лейтенанта Александра Осиповича Шабалина вышли в море с задачей высадить разведчиков в Северной Норвегии. Неожиданно катера встретились в море с конвоем противника. Как и надлежит поступать в таком случае, катера пошли в атаку. Транспорты, идущие в конвое, хорошо охранялись. Помимо крупных кораблей в охранении было много ка- теров-охотников, которые имели примерно равный ход с нашими, а вооружение — гораздо мощнее. Несколько раз выходили торпедные катера в атаку, но успеха не имели. Сплошной стеной на их курсе появились охотники врага. Ветер трепал черные косицы дымовых завес, поставленных и нами, и фашистами. Нередко, выскакивая из дыма, противники оказыва- лись друг от друга на расстоянии не более пятидесяти метров... Ка- залось, пробиться к транспортам и крупным боевым кораблям и атаковать их совершенно невозможно. Разведчики находились в кубрике, на верхней палубе был только я. Вдруг меня вызвали в кубрик, и ребята спросили: «Что тво- рится наверху?» Я проинформировал их о ходе боя, и тут красно- флотец Федор Падерин заявил: — Товарищ командир, а если нас выпустить на палубу? Мы, по- жалуй, на таком расстоянии задавим артиллерию фашистских охот- ников! Предложение было заманчивым. Орудия на катерах-охотниках стояли открыто на палубе, и сами артиллеристы были беззащитны. Шабалин не сразу согласился на такую помощь разведчиков. — У них очень сильное оружие, они уничтожат нас всех на па- лубе, — сомневался командир. — Товарищ капитан-лейтенант, — смело вступил в разговор старшина второй статьи Саша Манин, один из разведчиков, которых я взял с собой из кубрика на палубу, — да мы сметем их всех с верх- ней палубы как метлой, если вы сумеете сблизиться с каким-либо охотником метров на сто. — Ну что ж, — согласился Шабалин. — Добро! Катер вновь пошел в атаку. Разведчики мгновенно оказались на палубе. Они стояли на коленях, пока мы шли в дыму, готовые от- крыть огонь с того борта, откуда появится корабль врага. Как только мы вышли на чистую воду, то буквально нос к носу сошлись с про- тивником. Расстояние между катерами было не более семидесяти метров. Фашист пытался лечь на курс, параллельный курсу нашего корабля. Но не успел он выполнить маневра, а артиллеристы раз- вернуть орудия в нашу сторону, как застрочили автоматы и пуле- меты разведчиков. Со второго катера, который шел нам в кильватер, разведчики, поняв наш маневр, через несколько секунд тоже открыли ураганный огонь. С палубы фашистского охотника действительно все было сметено как метлой. Досталось и мостику. Вероятно, был убит рулевой, и катер резко покатился влево. В это время из дыма выскочил второй его собрат и, не успев сманеврировать, наскочил на подбитый корабль. В охра- нении конвоя образовалась брешь. Даже не открывая огня, Шаба- лин скомандовал: «Строем — уступ, через дымовую завесу—в атаку». Когда катера прошли полосу дыма и оказались на чистой воде, весь конвой был как на ладони. Фашистские боевые корабли, раз- вивая максимальный ход, устремились навстречу двум маленьким торпедным катерам. Но было поздно. Четыре торпеды уже шли к цели, а наши торпедные катера скрылись в дымовой завесе. Атака была красивой, четкой. Баренцево море навечно похоронило боль- шой транспорт и миноносец врага. Конечно, и сами торпедные катера были сильно потрепаны. Не обошлось и без жертв. Из разведчиков погиб Федор Падерин, тот самый, который предложил в морском бою использовать оружие разведчиков. Выжимая последние возможности, преследуемые морскими охотниками врага, наши корабли тянули, как могли, на свою базу — на Рыбачий и дошли под прикрытием наших береговых батарей. Дальше преследовать противник побоялся. Мы искренне радовались победе, одержанной в очень трудном морском бою, и переживали потерю прекрасных боевых товари- щей. Наша победа была рождена патриотизмом воинов, их готов- ностью отдать свою жизнь за Родину, за победу, войсковым товариществом, дисциплинированностью, творчеством, умением мастер- ски владеть своим оружием, а также железной волей. Мы видели, как важна в бою широкая инициатива. Не менее важное значение имеет и находчивость воинов. Приведу интерес- ный пример из практики летчиков-североморцев. ...Самолет-торпедоносец, израненный, без боезапаса, возвра- щался после выполнения боевого задания на свой аэродром. Уже на подходе к нашей территории он встретился с истребителем врага. Фашист пошел в атаку. Но провел ее неуверенно, вероятно, сам по- баивался огня торпедоносца. Успеха он не имел, но понял, что тор- педоносец огня не откроет. Некоторое время на большой скорости он кружил вокруг нашего самолета, а потом ринулся в решительную атаку. В это время стрелок-радист, имея у себя две или три ракет- ницы, начал палить из них ракетами в фашиста. Тот не выдержал. Не поняв, что за оружие использует советский самолет, он свечой ушел вверх. Наш самолет прижался к воде, дотянул до зоны действия своих зенитных батарей и вскоре благополучно сел на свой аэродром. Если в бою из ста шансов есть хотя бы один, обещающий тебе успех, нужно бороться за этот шанс до последнего дыхания. Если у тебя есть все качества, нужные для боя, и если ты избежал ошибок в своих действиях, то ты сумеешь использовать его и добьешься ус- пеха. Для этого, безусловно, нужна несокрушимая воля. ...Корея. Только что закончился бой. Мы вышли за населенный пункт на сопку, разместили раненых у жителей корейской деревни. Решили немного отдохнуть. На товарищей моих было тяжело смот- реть. Под палящими лучами солнца, в непрерывных атаках, схват- ках, маневрах — нагрузка адская. Чтобы снять физическую и нервно-психическую нагрузку, пришлось заняться анекдотами, и вдруг встает наш секретарь партийного бюро сержант Козлов и за- являет: — Вы все смеетесь, а никто не подумает, где бы переодеться сей- час. — Чего это тебе приспичило? — спросил его Колесов. — Не догадываешься? — вставил Барышев. — Человек в гости собрался. — В гости, — улыбнулся Козлов, — посмотрите на меня... Быстрым движением он скрестил руки на груди, и рубашка лоп- нула на спине, как простая бумага, — настолько густо она была пропитана солью. Мы осмотрелись, оказалось, все разведчики стояли в изодранных рубахах. Громкий смех вернул нас к действительности. — Да, — заявил Иван Иванович Гузненков, — вид у нас, братцы, далеко не свадебный. Но где же взять нам обмундирование?.. Вскоре мы получили радиограмму с приказанием очистить рыб- ный порт и обеспечить высадку бригады морской пехоты. И снова атака, снова бой. Мы ворвались в город. С неимоверным трудом пробились к металлургическому заводу, который находился рядом с портом, но дальше продвигаться уже не могли. Враг лавиной лез на завод. Сдерживать натиск было почти невозможно. Но мы дер- жались. Потому что было надо. Это слово всегда руководило на- шими действиями и боевыми поступками. Вдруг в залив вошли наш фрегат и тральщик. Старшина первой статьи Семен Агафонов, бывший кок с подводной лодки Щ-401, за- брался на крышу завода и по семафору попросил проложить нам ог- невую улицу от завода до порта. Мы шли среди разрывов и горящих домов до самого моря. А там опять атаки, схватки, опять тяжелое испытание. И все-таки мы очистили порт, подготовили плацдарм. Ночь была страшной. Японцы били со всех сопок, окружавших порт, из всего своего оружия. Но мы выдержали до рассвета, когда подо- спела наша бригада морской пехоты. Потом мы сидели на причале и блаженно дремали. Кое-кто не мог от перенапряжения спать — такие перешучивались. В это время корейцы привезли наших раненых, которым они оказали макси- мально возможную помощь. Краснофлотцы весело улыбались, до- вольные корейским гостеприимством. Я сидел и думал, какое большое, просто непомерное испытание выдержали ребята, а скажи им сейчас, что враг перешел в наступле- ние и нужно идти в атаку, — пойдут! Пойдут и не дрогнут. И сил хва- тит, и духа. Вдруг я услышал голос: — Товарищи, где мне найти Леонова? Я ответил не оборачива- ясь: — Он ушел в увольнение, часа через два-три будет. — Я серьезно спрашиваю, товарищ солдат, — повторил тот же голос. — А я серьезно отвечаю. Ушел на свидание. Человек долго молчал, а потом вдруг во всю мощь своих легких заорал:
— Виктор, это ты, бродяга? В какую ты дрянь вырядился! Да тебя мать родная не узнает!.. Я открыл глаза. Передо мной стоял капитан-лейтенант Влади- мир Михайлин, командир фрегата, мой друг по Северному флоту. Когда мы перестали тискать друг друга, я сказал, извиняясь: — Прости, Володя, видно, я просто устал... — Вставай, вставай! Пойдем на корабль скорее. Мы тебя там на- кормим, напоим, отмоем, переоденем. О боже мой, на кого ж ты похож в своей хламиде. И орлов своих немедленно переправляй на корабль. Мне приказано доставить вас во Владивосток. Позже, уже на корабле, он спросил меня: — Скажи, друг, трудно было? — Выдержали, — ответил я сквозь сон. А что скажешь... Действительно выдержали. Но какой ценой? Как-то я беседовал с Героем Советского Союза полковником Гу- бановым, командиром истребительного авиаполка Северного флота. Он рассказал мне об одном воздушном бое, длившемся около двух часов. Его друг — летчик-богатырь — не смог вылезти из самолета, когда приземлился. Врачи проверили его, и что же? За эти два часа он потерял в весе восемь килограммов! А сколько теряли наши ребята за один только бой? Как там, в Корее? Не знаю. Много. Но выдержали! Теперь можно иногда услышать, что в атомный век физические силы не ценятся — все делает техника. Война, дескать, если ее раз- вяжут империалисты, будет кнопочная. А для решения таких задач, мол, голова нужна, а не мускулы. Что ж, голова — хорошо, и техника, и кнопки — тоже хорошо, но у нас говорят: «Прежде чем кнопку на- жмешь — пять раз тельняшку выжмешь». Скажу прямо: есть основа- ния так считать. С ростом техники увеличивается быстрота действий человека, требуется мгновенная реакция на быстро меняющиеся со- бытия, на показания приборов. Попробуй выдержи, если ты слаб! Нет, не устарели и в наш атомный век слова простого, но мудрого изречения: «В здоровом теле — здоровый дух».
«НЕТ УЗ СВЯТЕЕ ТОВАРИЩЕСТВА»
Самым страшным днем в моей боевой биографии был день 29 июля 1941 года. Наш отряд должен был разгромить опорный пункт врага на мысе Пикшуев и обязательно захватить пленных. Особая группа разведчиков, в которую входил и я, под командованием старшего лейтенанта Клименко уходила в район населенного пункта Титовка с целью задержать помощь, которую противник, безусловно, должен был послать из крупной базы Титовка своему гарнизону на опорный пункт Пикшуев. Мы торопились, поскольку у нашего отряда был более длинный путь. На пути к Титовке попадались наблюдательные посты, мелкие заставы да и просто патрули врага. Иногда нас обнаруживали, при- ходилось вступать в схватки. В одной из таких схваток я был ранен, автоматная очередь прошила ступню правой ноги. Группа еще не выполнила задания и должна была продолжать путь, а я остался один. Нет, товарищи меня не бросили, просто я заявил, что в состоя- нии один добраться до Пикшуева, к основной части отряда, и никто не знал, в том числе и я, что в ступне три перелома. Шел я медленно, выбирая наиболее ровный путь, используя винтовку как костыль, аккуратно ставил пятку раненой ноги на землю. Но сопки, камни, канавы, кусты — это не асфальт, и я не- вольно иногда цеплял за что-то ступней. Казалось, что в этот момент нога попадала в кипяток, а в мозгу проскакивал заряд тока. Была такая страшная боль, от которой кружилась голова. Все мысли мои были сосредоточены на том, как бы меньше тревожить больную ступню. Но человек привыкает ко всему, и к боли тоже. Видимо, привык немного и я. Уже не такой резкой казалась боль, она стала ноющей, терпимой, я почувствовал облегчение, стал внимательней присмат- риваться к местности. И вдруг неожиданный треск, как будто сло- мали сухую ветку. Я вздрогнул, присел, осмотрелся кругом, но все было тихо. Тогда появилась первая мысль: «Ведь я один, враги уже обнаружили меня, следят и готовы схватить...» Стало страшно, это начало давить на мою психику так, что я забыл о боли. Показалось, что сбился с пути; каждый шорох, каждый далекий выстрел застав- лял вздрагивать, нервы были напряжены до предела. Но я все же шел вперед. Наконец, выбрав подходящее место, остановился, пе- редохнул, осмотрелся, нашел знакомые ориентиры и понял, что осталось преодолеть последнюю сопку, а за ней — Пикшуев. Ведь там еще один перевал, но на этом перевале должны быть радисты с охранением. Там свои. Я поднялся с земли и внимательно осмотрелся, выискивая путь через сопку полегче, как вдруг заметил, что на сопке стоят какие-то серые фигуры. Они наблюдают за мной, шевелятся, а я стою во весь рост. Я бросился на землю, забыв о раненой ноге, скатился в канаву. Холодный пот выступил на лбу, во рту стало сухо, и тут же появилась мысль: «Погиб...» Я уже был уверен, что егеря бегут ко мне с сопки и вот-вот появятся рядом. Нужно готовиться к бою, а у меня вин- товка, тридцать патронов, всего одна граната. Кто прикроет спину, кто поможет? Но время шло, враги не появлялись, все было тихо. Я пополз в сторону, зная, что там маленькая сопка, обогнув которую, я сумею проскочить на Пикшуев незамеченным. Теперь путь удлинялся на три-четыре километра, но зато так было безопаснее. Когда я вылез из лощины и взглянул на эту маленькую сопку, то вновь увидел серые фигуры... Они двигались, махали руками, показывали на меня. В страхе я вновь скатился в лощину. ‘ Я ползал между сопок, метался, искал проходы, но всюду на- тыкался на заслоны из серых фигур. Силы покидали меня, голова кружилась, хотелось лечь на землю и ждать конца. В отчаянии за- крыл глаза. Много мыслей пролетело в мозгу, но навязчивее всех была одна: «Погиб, выхода нет, что делать?» Действительно, выхода найти я не мог и решил, что если уж по- гибать, так с музыкой. Решил добраться до вершины сопки и дать врагам свой последний бой. От камня к камню полз я к верху, но вершины не видел, ибо опасался поднять голову, не желая, чтобы меня обнаружили раньше, чем я доберусь до врагов, но зато был уверен, что и они не видят меня. В сознании затеплилась надежда, что, если сумею как следует «угостить» егерей, то, возможно, и пе- рескочу через сопку, уйду и доберусь до Пикшуева. Эта надежда взбадривала меня, придавала сил, и я, сжимая в руке готовую к броску гранату, упорно продвигался вперед. Конечно, это легко ска- зать «вперед», я полз, то и дело цепляя разбитой ступней за кусты и камни, морщился от боли, скрипел зубами, но отступать от принятого решения не собирался. Наконец вот она — вершина! Ищу вра- гов, готовый обрушить на них всю мощь своего весьма ограничен- ного огня. Но врагов нет, тишина, и только большие серые валуны, разбросанные по вершине сопки... Я упал в изнеможении на холод- ный гранит и просто заплакал, поняв, что одиночество породило у меня галлюцинации. Действительно, у страха глаза велики. Больно, обидно, что столько сил и времени потрачено зря. Поверив в благополучный исход перехода, пошел смелее и уже мало смотрел по сторонам. Вскоре добрался до горного перевала. Там были радисты, там была наша переводчица и военный фельд- шер Ольга Параева. Она перевязала мне ногу, и с ней мы отправились догонять отряд. Бой на опорном пункте начался, когда мы находились метрах в семистах от него. Ольга побежала быстрее, я ковылял сзади и видел, как под пулеметным огнем поднялся старший лейтенант Георгий Ле- бедев и бросился вперед, но упал, сраженный пулей врага. Мгно- венно рядом с Лебедевым оказалась Ольга. Она подняла его голову, увидела прямое попадание в лоб, бережно положила голову на землю, встала во весь рост и, бледная, взволнованная, крикнула: «Ребята, погиб Георгий!.. Ребята!» И, больше не сказав ничего, бро- силась к фашистским пулеметам. Мгновенно все разведчики во главе с Добротиным, руководителем всей операции, ринулись в атаку. Опорный пункт был разгромлен, захвачены пленные, но схватка была жестокой. Там свистели пули, рвались гранаты, там было страшно, там смерть была ближе, чем во время моего пере- хода к Пикшуеву. Но там были друзья, товарищи, там была уверен- ность, что тебя поддержат, выручат, и это снимало чувство страха. В атаке за опорный пункт действовал спаянный коллектив, а одному, без товарищей, очень тяжело. Одиночество страшнее смертельной опасности. ...Ольга, которая только что бесстрашно дралась с врагом, уже превратилась в заботливого «доктора». Она хлопотала возле ране- ных. Всю ночь перевязывала их, накладывала лубки, останавливала кровь, поила водой, не отходя от тех, кто был в тяжелом состоянии, до утра боролась девушка за жизнь боевых товарищей. А с рассве- том, когда, подтянув резервы, фашистские егеря перешли в контр- атаку, она снова взяла в руки оружие и разила их, помогая товарищам удерживать опорный пункт. Мы держались уверенно, но вскоре получили приказ отойти к побережью, где нас ожидали корабли. Раненых и пленных забрал морской охотник и ушел вперед. Отряд на мотоботах еще шел по Мотовскому заливу, когда четыре «мессера» неожиданно вы- скочили из-за сопки и атаковали почти беззащитные корабли. По- явились убитые и раненые, майору Добротину пули угодили в обе ноги. Ольга поддерживала его у борта. Изрешеченный бот начал то- нуть. — Прыгайте, быстрее прыгайте, товарищ майор, иначе вас затянет водоворот! — кричала Ольга. — Нет, дорогая, я уже не пловец, — отрешенно ответил майор. — Прыгайте все и быстрее к берегу! Ну, Ольга... — Не могу оставить вас, давайте вместе, — со стоном вырвалось у девушки. — Доберемся как-нибудь... — Я приказываю, прыгайте! — резко крикнул Добротин. Тогда Ольга, собравшись с силами, столкнула майора за борт и прыгнула сама. Бот затонул. «Мессеры» перенесли огонь на плов- цов, устремившихся к берегу. Под огнем врага, ныряя сама и погру- жая в воду майора, самоотверженно боролась Ольга за свою и его жизнь. Наконец она, смертельно уставшая, с трудом вытащила Доб- ротина на берег, перевязала ему простреленные ноги и немедленно занялась другими ранеными. Откуда только брались у нее силы!.. Словом, в госпитале после этого похода нас набралось много. Мы ежедневно собирались в палате у майора Добротина и заводили немыслимые споры обо всем на свете. Но, безусловно, речь больше шла о войне, об отряде и товарищах, погибших и живых. Как-то в разгар спора старшина второй статьи Степан Мотови- лин решительно заявил: — Все же, что ни говори, а война — дело мужское. Чего стоят одни только боевые походы! Страшнее всего терять друзей. Ей-ей, так и хочется зарыдать, когда видишь, как уходит из жизни твой бое- вой, а значит, самый надежный друг... — А как же Ольга! — возразил Алексей Радышевцев. — Что Ольга?.. Конечно, в бою она проявила себя отлично, да надолго ли? Женщину в любую минуту могут подвести нервы. Мотовилин хотел сказать еще что-то, но, заметив, что все улы- баются и смотрят чуть в сторону, взглянул туда же... За его спиной стояла Ольга. Она тихо вошла в палату и спокойно прислушивалась к нашему разговору. Смущение было общее. Мотовилин быстро вскочил и предложил Ольге стул. Кивнув всем головой в знак при- ветствия, она спокойно села. Майор, умышленно не замечая, что все притихли, сказал: — Вы утверждаете, будто хорошо воевать могут только муж- чины, война, мол, штука тяжелая, опасная и, прямо скажем, страш- ная. Каждый день, каждый час нужны крепкие нервы и сильная воля, то есть мужские качества. Трудно не согласиться. Но ведь воля-то об- ретается в борьбе, даже в песне об этом поется. Война... А с какой целью человек в войну вступил? Скажи, пожалуйста, Ольга, этим больным разведчикам, — обратился майор к Параевой, — зачем ты в отряд шла. Не ожидавшая такого вопроса, Ольга, хотя и покраснела, отве- тила рассудительно: — Я очень жизнь люблю, детей люблю, Родину люблю. Хочу счастливой быть. А фашист мне не позволяет. Вот и буду с ним до по- беды бороться. В отряд пришла потому, что считаю — именно здесь могу больше всего принести пользы Родине. — Вот на чем стоит воля! — подхватил майор. — Оля — настоя- щая патриотка. Такая никогда не дрогнет. Уверяю вас: Оля сумеет воспитать в себе все качества, необходимые на войне настоящему воину. Возможно, мы и не взяли бы Ольгу в отряд — она «не пока- залась» нам. Но хорошо знает финский язык, пришлось выбрать ее. Как видите, мы не ошиблись. Первый экзамен на мужество она сдала отлично. Нашу беседу слушали многие раненые. Подошел и лечащий врач. Улучив минуту, он спросил Ольгу: — Мы с коллегами заинтересовались вашей работой. Очень грамотные перевязки, не всякий медик сумеет сделать их в полевых условиях. Где вы учились? — Готовилась к войне. Закончила одни курсы, потом вторые. Осоавиахим все дал, — улыбнувшись, ответила Ольга. Может, покажется странным, но эти госпитальные беседы вы- кристаллизовали впоследствии мерку отбора разведчиков в отряд. Не сразу, конечно. Определенная система проверки людей сложи- лась в долгих поисках, которые не были свободны от ошибок и даже казусов. Вот об этих нелегких временах я и хочу рассказать подробнее. Майор Добротин в отряд не вернулся. Нагрузки, которые при- ходилось выдерживать нашему отряду в сопках Заполярья, ему после ранения ног были непосильны. К руководству отрядом при- шли другие люди, не отличавшиеся избытком военного опыта. Помню середину весны 1942 года. Наше командование пред- приняло попытку разгромить одну немецко-фашистскую группи- ровку на мурманском направлении. Вместе с другими войсками должна была нанести удар по врагу бригада морской пехоты. Отряду предстояло обеспечить ее высадку — прорвать оборону врага и молниеносной атакой захватить господствующую высоту, за- крепиться на ней, тем самым сковать силы противника, оттянув их с побережья на себя. Высаживались ночью с боем. Наши корабли обстреливали по- бережье, фашисты били и по кораблям, и по месту высадки. Однако все обошлось сравнительно благополучно. Отряд быстро продви- гался к намеченной для захвата высоте. Я командовал группой. Мы высаживались первыми с основной задачей — прикрыть движение отряда. Противник, не сумев задер- жать отряд у побережья, организовал яростное преследование. Ночью нам было легче. Маневрируя огнем с разных позиций, мы создали видимость, что нас много, и враг осторожничал. Зато днем стало хуже. Обнаружив свою ошибку, преследователи решительно бросились в атаку. Проскочив одну долину и взобравшись на гребень, мы решили как можно дольше запереть егерей внизу, тем самым дать возмож- ность отряду оторваться. И тут я увидел поразительную картину. Еле шагает, далеко отстав от ядра отряда, разведчик Павел Барышев. На шее автомат, на плече винтовка, на руках же, почти не шевеля но- гами, висит его сосед Бабиков. Я догнал их и с тревогой спросил: — Павел, что, ранен? — Да нет, идти сил нету, — со злостью ответил Барышев. — А командир приказал не оставлять его. В крайнем случае вы помо- жете. — Нет, Паша, — твердо ответил я, — мы не поможем. Видишь, егеря уже спускаются в долину. Сейчас мы огнем прижмем их к земле — пусть на брюхе переползают долину. Потом станем бегом догонять отряд. Видишь, ребята уже поднимаются на высоту. Поэтому оставь его. — А командир?.. — Здесь я командир. Приказываю оставить! Бегом догоняй отряд и доложи командиру обстановку. Как только Барышев повернулся к высоте, Бабиков завопил: — Паша, не оставляй меня... Я сам пойду... Егеря были уже близко, и я поспешил занять свое место в группе. Но успел заметить, что Бабиков резко рванулся вперед и вскоре даже обогнал Барышева. Свою задачу группа выполнила, и мы присоединились к отряду, уже оседлавшему высоту. Барышев, конечно, не доложил командиру о том, что ему при- шлось тащить на себе Бабикова — тот умудрился прибежать на сопку первым, и едва ли кто-нибудь поверил бы разведчику. Это меня страшно возмутило, и я обо всем поведал Николаю Аркадь- евичу Инзарцеву, нашему командиру. Тот приказал позвать Баби- кова. Разведчик явился бодрый, веселый, хотел отрапортовать командиру, но, увидев меня, стушевался. — Вы что ж, товарищ Бабиков, решили испытать Ба рышева на прочность? — строго спросил Инзарцев. — Нет, товарищ командир, я плохо себя чувствовал... — А потом? — Потом стало лучше. — Настолько, что вы опередили измотанного Барышева? Вы зачем пришли в отряд? — Воевать, товарищ командир, — пролепетал Бабиков. — На чужих плечах?.. Так не воюют. Родину надо защищать собственной грудью. Как Барышев, как другие разведчики. Ладно, идите на место. Договорим потом. Положение отряда в окружении все осложнялось и стало крити- ческим. В этот момент командир приказал мне и еще двум развед- чикам проскочить через окружение, добраться до ближайшего батальона морской пехоты и попросить помощи. Используя один из частых снежных зарядов, мы двинулись вперед. Видимости — ника- кой. Задачу, которая стояла перед отрядом, мы выполнили пол- ностью. Отряд вернулся на базу. Были у нас раненые, были обморо- женные. Но не было больше трусов. Поскольку многие разведчики сильно пострадали в этом походе и уже не способны были выполнять задачи в тылу врага, предстоял отбор солидного пополнения. Встал вопрос: кого же брать в отряд? Совершенно четко прояснилось одно — хорошо работать в тылу врага могут только люди, обладающие прежде всего сильной волей. Пришлось задуматься: откуда взять таких? И вообще, из чего скла- дывается воля? Этот вопрос обсуждался не только в отряде, им вплотную зани- мался военный совет, но пока что единых критериев не было. Пер- вой ласточкой было предоставление отряду большей «автономии» в кадровом вопросе. В приказе командующего флотом так и гово- рилось: «Право подбора разведчиков отряда возлагаю на коман- дира отряда». Но чтобы благоприятная возможность превратилась в действительность, как мы вскоре убедились, комплектовать отряд людьми, именно такими, какие нам нужны, можно только в одном случае: если мы будем готовить их сами. А ответ на вопрос: «Какие качества надо воспитывать у разведчиков?» — впер-вую голову дала сама жизнь. В походе на мыс Могильный мы, пожалуй, впервые убедились, каким должен быть наш боевой разведчик. На самом мысе дрались всего пятнадцать человек, когда вместе с батальоном отошла боль- шая часть отряда во главе со старшим лейтенантом Фроловым. Но три разведчика — командир группы старшина первой статьи Алек- сандр Никандров, краснофлотцы Горшков и Панов — не сумели про- биться на Могильный к тем пятнадцати и остались в сопках на подступах к мысу. Когда Панов предложил отходить, чтобы не от- стать от отряда, Никандров решительно отверг спасительную идею: — Нет! Там, на Могильном, дерутся наши братья. Они еще живы, и мы обязаны помочь им. Погибнут они — погибнем и мы, но ото- мстим за них. Я оставался в числе пятнадцати и видел, как они помогали нам. Постоянно меняя место, били егерей, атакующих нас с перешейка в спину. Кончился боезапас — они отнимали у врагов оружие и ис- кусно использовали его. Отошли лишь тогда, когда мы, восемь остав- шихся в живых, израненных разведчиков, вырвались наконец с мыса Могильного, и вместе с нами вернулись на базу. Здесь было над чем поразмыслить! Группа Никандрова имела право отойти вместе с отрядом — никто не посмел бы упрекнуть ее в этом. Никандров решил остаться. Из чувства дружбы, товарище- ства? Однако у Никандрова и остальных двоих не было ни родствен- ников, ни близких друзей среди пятнадцати оставшихся на мысе. Они сами потом говорили, что ими двигала любовь к Родине, готов- ность пожертвовать собой ради счастья родного народа, ненависть к врагу, желание остановить его. Безусловно, они надеялись на свои знания, на свое оружие, на собственную физическую выносливость и дисциплину. Не жажда славы, а стремление выручить боевых дру- зей, помочь им выполнить главную задачу руководило ими в бою. Пример Никандрова, впоследствии Героя Советского Союза, еще раз доказал, что главный критерий отбора в отряд — беззавет- ное чувство любви к Родине, к своему народу и необоримая нена- висть к врагу. Такого человека можно было быстро закалить и укрепить физически, научить владеть любым оружием, внушить ему уважение к дисциплине, повиновению, исполнительности... В дальнейшем мы старались понять, зачем человек просится к нам? Что его влечет? То ли хочет воевать, как воюют лучшие развед- чики, то ли тянется к славе? Кому же не приятно, когда ты идешь в морской форме по улице родного города и вся грудь у тебя звенит орденами, а то и Золотыми Звездами блестит? Что ж, желание за- служить орден — похвальное желание. Да вот беда, у многих пре- тендентов складывалось наивное впечатление, что в отряде ордена дают как значки: сходил в поход — и получай. Мы брали в отряд только тех, кто понимал, что разведка — это не романтика, а труд. Тяжелый и очень опасный воинский труд. Кто отлично понимал это и жаждал борьбы, кто сознательно шел к нам служить Родине на самом трудном участке борьбы с фашизмом, тот становился настоящим разведчиком, настоящим воином, вступал в семью отряда равноправным братом. Конечно, если у него были и соответствующие морально-боевые качества, влияющие на закалку воли человека. Вновь возвращаюсь к бою на мысе Могильном. Там для выпол- нения боевой задачи нам был выделен батальон морской пехоты. Разведгруппа, которой я тогда командовал и которая состояла из семи человек, должна была провести батальон к опорному пункту и первой ворваться в него, чтобы захватить пленных и документы. Остальным группам отряда ставилась задача прикрывать действия батальона. Морские пехотинцы, недостаточно подготовленные к дей- ствиям в горных условиях и слабовато физически закаленные, лишь к рассвету добрались до места назначения. Встреченные артилле- рийским и минометным огнем врага, они начали отходить к месту высадки. Я лежал среди камней. Впереди была долина, за ней — опорный пункт. Притихшие разведчики с напряжением следили за мной, а я ждал сигнала к началу атаки, с болью думая, что мы теряем драго- ценное время и можем понести лишние потери. Когда стало ясно, что батальон почему-то застрял (мы еще не знали, что он отходит), решил действовать, уверенный, что нас поддержат если не морские пехотинцы, то остальные наши разведгруппы. Я не подавал команд, а просто поднялся и рванулся что было сил к вражескому укреплению. Все разведчики группы в ту же секунду бросились вперед. Другие группы нашего отряда тут же пришли на помощь. И задача наша была решена. Нам нужно было возвращаться, но егеря уже заняли перешеек. Мы могли бы проскочить через их позиции, но у нас на руках был тяжело раненный младший лейтенант Федор Шелавин, командир одной из групп. Мы остались на мысе. Чтобы развязать нам руки, Шелавин пытался застрелиться. Я отобрал у него оружие. У многих такое решение вызвало недоумение. Кое-кто считал, что для спасения людей и захваченных документов нужно было по- жертвовать одним человеком. Но я до сих пор считаю, что поступил правильно. Оставить товарища на расправу врагам означало то, что была бы подорвана вера разведчиков в боевую дружбу, это лишило бы многих решимости, смелости — качеств, без которых нельзя вое- вать. У нас в отряде каждый разведчик, отличившийся в бою, призна- вал, что это заслуга не только его, но и товарищей по оружию. Успех одного человека связывался с общим успехом отряда. В бою каждый думал о том, как помочь товарищам выполнить поставленную задачу, облегчить их тяжелый ратный труд. Не слу- чайно в народе говорится: «Один в поле не воин». Ведь как бы ни стремился человек отличиться перед другими, подвига он не совер- шит, если нет настоящей дружбы, полного доверия друг к Другу. Подвиг — дело коллективное, при этом кто лучше других подго- товлен, тот и выполняет самую ответственную и самую опасную задачу. Однако чтобы он добился успеха, товарищи должны помогать ему, но они сделают это лишь тогда, когда будут полностью доверять ему. Тогда, рискуя собственной жизнью, они совершат все, чтобы он выполнил свою задачу, тем самым достигая успеха общего дела. В бою, когда человек принял какое-то ответственное, рискован- ное решение и начинает его выполнять, считая, что его действия по- могут осуществлению общего плана, он будет действовать уверенно, смело только тогда, когда верит в своих товарищей. Когда он знает, что все четко выполняют свои обязанности и готовы в любой мо- мент помочь ему, именно тогда он сможет сосредоточить все свое внимание на необходимых действиях. В этих условиях действия его будут четки, ошибки минимальны, и как результат — победа. Если же в части нет настоящего войскового товарищества, нет дружбы, то действия человека в бою, даже принявшего какое-то смелое решение, не могут быть четкими. Действуя, он должен сле- дить за товарищами, смотреть по сторонам, назад, отвлекаться: как они, что делают, помогут ли? Для старых, повоевавших на своем веку солдат войсковое това- рищество — понятие святое и нерушимое. И вдохновенную, как песня, гоголевскую строку «нет уз святее товарищества» многие из них могли бы поставить эпиграфом к своим боевым биографиям. Меня часто спрашивают, каким чудом удалось мне уцелеть в многочисленных и опасных вылазках в тыл врага, какие таланты по- могли мне. Неизменно отвечаю, что этим чудом, этим талантом все- гда были окружавшие меня верные мои товарищи. Их постоянная готовность защитить, помочь, выручить и моя беспредельная вера в них придавали силы, бодрость, выдержку. Мои друзья — вот кому я обязан высокими наградами и самой жизнью. Всегда буду помнить урок, который получил от своего подчинен- ного, разведчика Семена Агафонова. После победы над фашистской Германией меня перевели командиром такого же отряда на Тихо- океанский флот и разрешили взять с собой пятьдесят разведчиков- североморцев. Но желающих оказалось гораздо больше. Отказать кому-либо ехать со мной — значит обидеть... Как быть? Решил по- говорить с теми ребятами, кто и воевал много, и наград достаточно имеет, что, мол, пора бы и об отдыхе подумать. Вызываю Семена Агафонова. Как-никак Герой Советского Союза, три ордена Крас- ного Знамени, орден Отечественной войны... Советую ему готовиться к демобилизации. А Семен, наш легендарный разведчик, взглянул на меня так, что стыдно мне стало, и очень спокойно ска- зал: — Я прошусь на Дальний Восток потому, что тебя и тех мальчи- шек из тихоокеанского отряда жалею. Они молодые, пусть не дети наши, а младшие братья, без боевого опыта, а японцы — это ковар- ные, хитрые враги, они и тебе голову снимут, и мальчишек этих уло- жат много. А если рядом будем мы, знающие, как выполняются самые трудные задачи разведки, пользы больше будет, а главное, этих ребят в живых побольше останется. Им ведь жить надо! Жить, а не погибать. Разве ради славы воюем мы?
Источник: ПО СТРАНИЦАМ САЙТА «ВОЕННАЯ РАЗВЕДКА».
Рейтинг публикации:
|
