|
БЕРЕТ ЛИ СМЕЛОСТЬ ГОРОДА?
Подвиг и смелость неразделимы. Но как понимать смелость? Бы- вает так. Идет по улице молодой здоровый парень, грудь вперед, и все разойдись перед ним, он никого и ничего не боится, и находятся люди, которые думают: «Вот это орел, ничего не боится, такому в руки оружие, и он обязательно станет героем». А рядом ходит скромный, застенчивый паренек, и о нем никто не скажет, что он смелый. Смелых людей, которые не боятся ничего на свете, нет и быть не может. Ничего не бояться может только человек ненормальный, до сознания которого не доходит, какой опасности он подвергается, а нормальный человек всегда будет бояться, и прежде всего бояться своей гибели. Другое дело, как он будет вести себя в критический момент. Страх (читай: инстинкт самосохранения) — это не порок, а защитная реакция организма на грозящую опасностью ситуацию, поэтому человек, лишенный чувства страха, может погибнуть в самой элементарной обстановке. Мне много раз приходилось ходить в тыл врага. И каждый раз, когда я пересекал линию фронта или на катере подходил к вражес- кому берегу, чувство страха сжимало сердце, но я его побеждал. Когда мы говорим о смелости человека и оцениваем ее с учетом его боевых успехов, я всегда вспоминаю один случай из жизни на- шего отряда. Во время войны к нам на Северный флот приехала де- легация из Новосибирска. Шефы побывали в разных частях, вручили морякам подарки. Появились они и в нашем отряде. Руководитель делегации, немного смущаясь, сказал: — Вам, как наиболее смелым людям на флоте, мы и подарки по- добрали соответственно... Я перебил его: — Если так, то вы ошиблись адресом. Вам бы к летчикам — там орлы! А у нас особо смелых нет, так, трудяги фронтовые, как все... — Не скромничайте, ребята у вас не робкого десятка, — не сда- вался руководитель шефов. — Вон сколько орденов у каждого! — Что есть, то есть... Просто хорошо выполняем задачи — вот и награды. Тут одна молоденькая девушка разочарованно протянула: — А нам сказали, что здесь самые смелые ребята, которым сам черт не сват, — только взглянуть на них, и то во сне приснятся. Я засмеялся и ответил шутливо: — Это точно, приснятся. Красавцы на подбор. Но все-таки и им порой страшно. Это когда они не могут устрашить врага. Правда, такое редко случа- ется. У меня были все основа- ния сделать такое заключе ние. Когда Агафонов вступил в единоборство с двумя вражескими пулеме- тами и одолел их, его спра- шивали недоуменно: как он решился броситься на кин- жальный огонь в упор. На- верное, разумнее было бы присесть у камня, а потом бросить в пулеметчиков гранату. Агафонов отвечал так: — А я все рассчитал наперед. Как только поднялся этот фриц, вижу, руки у него дрожат. Ну, думаю, шалишь, такими руками в меня не попадешь! Вот и прыгнул. Но самым близким друзьям признавался: — Когда старшина сказал, что пулеметы нужно взять, у меня все сжалось внутри, как будто кто-то мохнатой лапой схватил за сердце и давит. Мысль мелькнула: на этом, Семен, твоя боевая карьера кончилась. Я понял самое главное — другого выхода нет, значит, так нужно. Значит, надежда только на меня. Вот тут и по- холодело на душе: вдруг подведу... Как тогда на меня, мертвого, смотреть будут? И вдруг вижу, руки у фрица дрожат... Вот я и не упу- стил свой шанс.
Герой Советского Союза старшина 1 статьи С.М. Агафонов – командир отделения 181- го разведотряда - интересный человек. О нем рассказывали легенды, считали, пожалуй, самым смелым человеком на флоте. Он и не опровергал этого. Но однажды Семен обиделся на меня — это когда я рассказал шефам о его необыкновенной храбрости. Оказывается, что страх в бою переживал и он, Семен Агафонов, человек, способный, ка- жется, на все, на любой дерзкий поступок в бою с врагами. Знал я и другого храбреца. До войны, служа на Северном флоте, мы встретились с Андреем Жирновым. Связывал нас спорт, особенно лыжи. Жирнов бегал на них лучше и всегда опекал меня. Он умел каким-то особым чутьем определять изменения погоды в тече- ние дня и, соответственно, точно подбирать смазку. Рецептами своими делился со мной, и я был ему благодарен за это. С началом войны был создан наш разведывательно-диверсион- ный отряд. Формировали его в основном из спортсменов флота. Добровольно пришел в отряд и Жирнов. До войны на флоте он счи- тался отчаянно-смелым. Сильный, ловкий, всегда подтянутый, даже картинный, он ходил по городу с явной уверенностью в своем фи- зическом превосходстве над товарищами, и многие его откровенно побаивались. Если он появлялся где-то и ему мешали там показать свою удаль, он обычно кричал: «А ну, разойдись, салажня, Жирнов идет!» Разумеется, ему все уступали. Служил он уже по пятому году. Сила, ловкость всегда впечатляют, находились моряки, которые стремились подражать Жирнову. В отряде он сразу выделился лихой удалью и бесстрашием. Пер- вый поход в тыл врага был вроде тренировочного — разведчикам нужно было получше понять, что же это такое — поход в тыл. Учи- лись мы скрытному передвижению, маскировке, связи между груп- пами и другим приемам действий в настоящей боевой обстановке. С гитлеровцами отряд не встретился, однако разведчики подобрали некоторое количество трофейного оружия. Жирнов, как наиболее сильный и выносливый из товарищей, навешал на себя три авто- мата, винтовку, с полдюжины гранат и был страшно доволен тем, что и здесь он обошел товарищей. Через несколько дней в тыл ушла группа в составе двадцати раз- ведчиков под командованием старшего лейтенанта Лебедева уже с боевым заданием: разгромить опорный пункт врага вблизи линии фронта и, удерживая его, оттянуть на себя часть сил противника. Для меня это был первый поход, и я, естественно, старался быть рядом с Жирновым, присматривался к нему, учился. Командир группы решил атаковать врага с трех направлений. Получилось так, что мы с Жирновым оказались в разных группах. Увидел я его бегущим с сопки. Он кричал нам охрипшим голосом, что все кончено и нужно поскорее отходить. Когда же мы разобра- лись, то оказалось, что далеко не все кончено. Задачу мы выполнили и отошли, хотя и с потерями, организованно. Тогда я не обратил внимания на убогий вид Жирнова — было не до него. Но перед сле- дующим походом он вдруг заявил, что упал и сломал ключицу... Предстоит новый поход — объявляется приступ аппендицита. И так повелось: мы уходим в тыл врага, а Жирнов остается на базе. На- конец командир отряда, несмотря на освобождение врачей, прика- зал ему собираться и идти в поход. И вот тут мы увидели, что Жирнов самый настоящий трус. Еще пули свистят высоко над головой, а он уже ползает в грязи — ищет, куда бы запрятать свою голову. И ни уговоры товарищей, ни приказания командира не могли заставить его подняться, тем более принять участие в бою. Жирнов был отдан под суд за трусость. Так закончилась боевая карьера «самого сме- лого» матроса Северного флота. Здесь же, в бригаде подводных лодок, уже отслужив свой срок службы, работал слесарем-паропроводчиком в матросской столо- вой другой Андрей — Андрей Пшеничных. Работа у него была тяже- лая, семья большая, зарплата маленькая, и ходил он всегда засаленный, замызганный, о нем никто не мог подумать, что он спо- собен на какие-либо подвиги. Но было у Пшеничных одно хорошее качество — доброта. К нему в мастерскую всегда заходили спорт- смены бригады лодок то лыжи просмолить, то крепление отремон- тировать, и Андрей не только разрешал пользоваться инстру- ментом, но и сам всегда готов был оказать помощь. Вероятно, это и явилось основной причиной зачисления его в наш отряд. Тогда отряд процентов на сорок состоял из подводников и командовал им флагманский физрук бригады лодок Николай Инзарцев. В отряде очень скоро убедились, что Андрей Пшеничных страшно боится прыгать с парашютом. Однажды на своем аэродроме во время тренировок Андрей не мог прыгнуть, летчик уговорил его выбраться из кабины на крыло и убеждал, что страх пройдет, а когда Андрей действительно вылез из кабины и взглянул вниз, то с перепугу просто завопил и попытался вновь забраться в кабину, но летчик заложил такой резкий вираж, что Пшеничных не удержался и поле- тел вниз. Когда Андрей приземлился и ему для закрепления «успеха» приказали повторить прыжок, он категорически отказался, заявив: — Лучше отдайте меня под суд за трусость, но прыгать больше не буду, у меня голова кружится от одного вида самолета. Но поскольку Андрей действовал в походах сносно, его оставили в отряде. Примерно через год нужно было забросить десять разведчиков в Северную Норвегию. Я стал отбирать людей — тогда я был уже командиром отряда. Неожиданно ко мне в кабинет зашел Андрей и стал требовать, чтобы я включил его в эту группу. Я, помня его тре- нировочный прыжок, отказал. Но он сутки не давал мне покоя, про- сил, умолял, доказывал... и я согласился. Я записал Андрея запасным, на всякий случай. Он прыгнул, но, прыгая, нарушил порядок прыж- ков. Как запасной, Андрей должен был прыгать последним, а он, как только прозвучала команда «приготовиться» и открылась бортовая дверь, первым оторвался от самолета. Когда на земле мы встретились с Андреем и я стал ругать его за это нарушение, он ответил: — Я боялся, потому и нарушил порядок. — То, что ты дрожал, это ясно, — ответил я, — но это не дает тебе права нарушать дисциплину. — Да нет, — возразил Андрей, — я боялся не прыжка, а того, что запасной: пустят десять человек и скажут — довольно, ну а если уж прыгнул, то не поймаешь. Тогда я не поверил его словам. Если он боялся прыгать днем на ровное аэродромное поле, то прыгать ночью, когда ничего не видно, на территорию оккупированной врагом Северной Норвегии, где сплошные скалы, камни, озера, где кругом рыщут егеря, — это куда страшнее. Однако он прыгнул. Значит, истинная смелость заключа- ется в том, чтобы найти в себе силу преодолеть чувство страха и за- ставить себя делать то, что необходимо сделать для решения поставленной задачи. Такая сила была у Андрея Пшеничных, поэтому он и прыгнул, поэтому ему за неоднократные походы в тыл врага и отличные боевые действия в 1944 году было присвоено звание Героя Советского Союза, кроме того, он награжден двумя орденами Красного Знамени, орденом течественной войны и другими наградами. А у Жирнова такой силы не было, и его боевая карьера закон- чилась очень печально... И конечно, не врожденная смелость дает возможность человеку совершать подвиги, а воля, умение управлять собой, своими действиями. Фронтовой корреспондент газеты «Правда» Герой Советского Союза С. Борзенко рассказывал, что во время Керченско-Феодосий- ской операции одному подразделению моряков была поставлена задача высадиться с первым броском десанта и разгромить батарею врага. Подразделение высадилось и начало решительно действо- вать. Враг растерялся. Моряки добрались до батареи. Но впереди были минное поле и проволочное заграждение, прорвать которое они сразу не смогли. Понимая, что каждая минута промедления уменьшает шансы на успех операции, командир встал во весь рост, поднимая людей в атаку. И тут же погиб. Был сражен пулей и парт- орг. Вдруг вскочила девушка, санитарка подразделения Галя Пет- рова, и бросилась на минное поле. — Братишки, — крикнула она, пританцовывая, — здесь и мин- то нет! Единым порывом было смято проволочное заграждение и пройдено минное поле. Задачу моряки выполнили. Сергей Борзенко решил найти отважную санитарку и пошел ис- кать ее. Вдруг из-за укрытия донесся плач. Заглянув туда, он увидел рыдающую девушку. — Галя, вы что, ранены? — спросил Борзенко. — Нет, — ответила она, — я так перепугалась, что никак не могу унять слезы. — Так как же вы могли, перепугавшись, выбежать на минное поле? А теперь, совершив подвиг, плачете, как девчонка? — А что было делать? Ведь я комсомолка и знала, что Моряков надо поднять в атаку, а командир и парторг погибли. Я верила, что мужское самолюбие не позволит остаться морякам на месте, когда девушка одна может погибнуть у них на глазах. Гале было присвоено звание Героя Советского Союза. Эта девушка сумела выдержать громадную психологическую, моральную и физическую нагрузку. Нервы у нее сдали, лишь когда миновала опасность. Но я видел мужчин, которые совершали подоб- ные поступки и потом улыбались. Однако в момент свершения по- двига они переживали то же, что и Галя.
ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ СУТЬ ВОЛИ
Меня кое-кто считает незаурядным человеком, поскольку я из рядовых разведчиков вырос в командира отряда, дважды удостоен звания Героя Советского Союза, а отряд, которым я командовал, стал гвардейским. На это я отвечаю: талантов особых у меня нет, как нет и какой-то исключительной смелости. Мне просто повезло. Но повезло не в том смысле, что мне легко обошлась война. Враги не раз калечили меня, пока я сам не научился их бить. Повезло в дру- гом. Я прошел хорошую школу воспитания, где закалил свою волю, и в войну вступил уже подготовленным человеком. А волю я свою закалял в коллективе московского завода «Калибр», в экипаже под- водной лодки Щ-402, где я плавал до войны мотористом. Наконец, хорош был коллектив нашего разведотряда. Заслуги всех этих коллективов и кровь моих товарищей по ору- жию есть в тех звездах, которые я ношу на своей груди. Воля является основным качеством, дающим возможность че- ловеку четко выполнять стоящие перед ним задачи, совершать по- двиги. В учебниках психологии обычно о воле пишут так: «Воля — это способность человека управлять собой, своими поступками, мыслями, переживаниями для достижения сознательно поставлен- ной задачи, даже перед лицом смертельной опасности, во имя каких-либо побуждающих мотивов». Эти «побуждающие мотивы» всегда приводят меня в замеша- тельство, и я не могу согласиться с таким окончанием формули- ровки. Побуждающие мотивы обычно разделяют на две категории: на отношение к себе и отношение к окружающим. Из отношения к себе выделяется желание отличиться перед товарищами, желание заслу- жить похвалу командира, начальника. Но когда человек хочет отличиться перед товарищами, заслу- жить похвалу начальника, он как раз действует в одиночку. Он не поможет товарищу в затруднительной ситуации, не поделится с ним своими достижениями, а увидев его ошибки, не подскажет, как из- бежать их, а если и сделает это, то только на глазах у начальника. Такой человек радуется, если товарищи ошибаются, тогда ему легче отличиться, легче показать себя. В самом начале войны часть нашего отряда действовала в тылу врага мелкими группами, собирая сведения о дислокации войск и авиации, расположении артиллерии и т.п. Проникали эти группы на территорию противника через сухопутную линию фронта в районе Зимней Мотки. Группы действовали успешно, и кое-кто из развед- чиков был отмечен наградами. Одной из таких групп командовал молодой моряк Федор Н. Все походы этой группы проходили успешно, и вскоре Н. был награжден орденом. Его очень хвалили, ставили в пример другим, молодой раз- ведчик имел солидный авторитет, особенно у начальства. Однажды другая группа разведчиков ушла в тыл врага. Добрав- шись до Зимней Мотки, группа, как это и было запланировано, оста- новилась на суточный привал для уточнения обстановки на линии фронта. Там разведчики встретились с группой Федора Н., которая возвращалась из тыла врага. Группу сопровождал до линии фронта заместитель начальника разведки флота. Н. доложил ему о своих боевых успехах, и во время товарищеского ужина, поднимая тост за успехи группы, заместитель начальника капитан-лейтенант Изайчик заявил: — Я ставлю в пример всем действия группы Федора Н. Они в каждом походе наносят ощутимые удары врагу: взрывают мосты, склады и другие объекты. Кроме того, они приносят точные сведе- ния о расположении объектов врага, и по их данным наши отваж- ные летчики уничтожают эти объекты. Нужно учиться всем так работать. В группе Н. в основном были норвежские патриоты — молодые парни, которые покинули свою страну в период ее оккупации гит- леровскими войсками. Они плохо знали русский язык и никак не могли понять, за что их так хвалят, жмут руки, обнимают. А когда поняли, то просто возмутились. Один из них заявил: — Когда мы попадаем в тыл врага, то выбираем обычно лес по- гуще и устраиваем там лагерь. Командир иногда в сопровождении одного человека куда-то уходит, а больше сидит и раскрашивает карту. Дней через пять-десять заявляет, что все сделано, можно воз- вращаться, и мы возвращаемся. Никаких диверсий мы не совер- шали. Федора Н. здесь же судили за предательство. По данным этой группы действительно летали наши летчики и бросали бомбы в голые сопки. Ну а если бы началось наступление, то, используя эти липовые данные, мы поставили бы свои войска в очень тяжелое по- ложение. Это настоящая измена Родине, а причиной измены послу- жило желание отличиться перед товарищами, желание заслужить похвалу командира без особого риска для себя. Другой мотив — отношение к окружающим. Здесь выделяется любовь к своим близким, семье, своим детям. Мотив тоже порочный. Бывает так. Живет человек, имеющий большой запас знаний, опыта, человек, который мог бы принести громадную пользу Ро- дине, окажись он там, где смог бы эти знания применить с пользой для всех. А человек этот сидит не на своем месте и занимается не своим делом. Потому что его близкие родственники уезжать с наси- женного места желания не имеют. Сам же он, связанный любовью к родным, не может решиться на волевой поступок. Вот все, что можно сказать о побуждающих мотивах. Воля — это такое качество, которое не очень просто воспитать. Правда, иногда слышишь, что волю можно натренировать. Боишься, например, щекотки — заставляй щекотать себя, будешь волевым; ленишься умываться — обливайся холодной водой, будешь воле- вым. Нет, так волю натренировать нельзя. Воля растет у человека иногда помимо его прямого желания стать волевым, но вместе с ро- стом ряда других качеств, от которых она прямо зависит. И эти дру- гие качества можно измерить, определить у человека, а волю, как и смелость, определить трудно. В нашем отряде жила неписаная традиция — «не выполнил за- дания — не возвращайся». Она прижилась не сразу. Только тогда, когда мы сумели воспитать у разведчиков высокие моральные и боевые качества, эта замечательная традиция волевых людей прочно вошла в наш боевой опыт. Когда приходил в отряд новый человек, его с первых дней учили всем нашим премудростям, начиная с рассказов о славных, уже сло- жившихся традициях. Вся обстановка заставляла молодого развед- чика отобрать для себя из нашего опыта все самое лучшее, самое надежное, обязывала его точно соблюдать все наши традиции, весь отработанный порядок действий. Помню, как пришел к нам молодой краснофлотец Александр Каштанов. Мы критически отнеслись к нему, не понимая, зачем по- надобилось брать его в отряд. Маленький ростом, далеко не богатырского сложения и вообще какой-то застенчивый... Но поражали глаза его. Они просто кричали: возьмите, я не подведу! Казалось, откажи ему — и он тут же расплачется, как ребенок. Но раз взяли — значит взяли... Он начал готовиться к походам, изучать и отрабаты- вать все, что необходимо знать и уметь разведчику в глубоком вра- жеском тылу. Как и в каждой части, у моряков существовало неписаное пра- вило: чтобы человек стал полноправным членом боевой семьи, он должен помимо той подготовки, что предусмотрена планом, выдер- жать еще и испытания, придуманные товарищами. На склоне одной сопки положили бочку, на нее — пару дощечек. Получилось что-то вроде трамплина. Сказали Каштанову: пока не научишься прыгать через эту бочку, в поход не пойдешь. Так уж заведено в отряде. Ма- стера таких трюков тут же продемонстрировали, как это делается. Каштанов ежедневно кувыркался на этой бочке, упорно карабкался к цели и добился своего! А вскоре стал одним из лучших мастеров скоростного спуска на лыжах с гор. В отряде категорически запрещалось в обмундировании и сна- ряжении использовать разные шнурочки — все должно было засте- гиваться на крючки, кнопки, пряжки: если человек попадет в воду, он сможет мгновенно освободиться от лишнего груза. «Пока свое обмундирование и снаряжение не приведешь в порядок, в поход не пойдешь», — сказали ему. Каштанов столько нашил на себя разных крючков и застежек, что получил прозвище Король Пряжек, — по- старался наш острослов старшина второй статьи Павел Барышев. Этот шутник однажды всерьез напугал Каштанова, мол, ты столько нашил на себя металла, что если попадешь в воду, то сразу пойдешь ко дну. И что же! Алексей зимой в полном снаряжении бросился в залив, чтобы испытать, в самом ли деле ему грозит такая опасность. Все эти шутки могут кому-то показаться совершенно излиш- ними. Но разведчики вот так своеобразно желали прежде всего добра товарищу по оружию, исходя из личного опыта, который не предусматривался никакими инструкциями; создавая замысловатые ситуации, они заставляли новичка думать, искать разумные пути са- мостоятельного преодоления трудностей и опасностей. В стремле- нии во что бы то ни стало преодолеть пусть шутливые, но жизненные препятствия человек быстрее вырабатывал в себе и волевые каче- ства, и мастерство, необходимые для боя. Помню, как однажды мы разгромили автоколонну врага. Захва- тили много пленных. Однако положение у нас самих оставалось кри- тическим, и мы сомневались, сумеем ли вернуться на свои катера... Стремясь доставить в штаб пленных и документы до окончания боя, я приказал Каштанову переправить на катер двух дюжих егерей и два чемодана с документами врага. Он не мешкая направился к месту высадки, где находились наши надувные лодки. Бой закончился, весь отряд без потерь переправился на катера, а Каштанова с пленными и документами мы здесь не обнаружили... Такого ЧП никто не ожидал: то, ради чего мы рисковали жизнью, пропало. Но задерживаться у побережья противника мы не могли, следовало уходить. Нетрудно понять общее настроение. Вдруг сиг- нальщик доложил, что видит в море какой-то плавающий предмет. Катера устремились к нему. А вскоре на борт приняли Алексея Каш- танова с пленными и документами. Все объяснилось просто. Отойти от берега при крупной волне очень сложно, нужно иметь недюжинную силу и мастерство. Кашта- нов не церемонился — посадил одного егеря на весла, второму при- казал оттолкнуть лодку от берега и прыгнуть в нее самому. Силы у егеря на веслах было много, а мастерства нет, и лодку волной вы- бросило на берег. Так повторялось несколько раз. Наконец Кашта- нов закинул свой автомат за спину, гаркнул егерям, чтобы работали четче, сам сел на весла, а одному егерю приказал толкнуть лодку. Они отошли от берега, но отлив и волна утащили маленькую ло- дочку далеко от берега в море, и Алексей не смог найти катера. Кое-кто убеждал, что в этом эпизоде Каштанов допустил грубую ошибку. Егерям, которые сидели один на носу, второй на корме ло- дочки, когда он трудился на веслах, ничего не стоило прибить его, сбросить в море и стать хозяевами положения. Но они не сделали этого. Как они сами заявили на допросе, советский воин волей своей обезоружил их, заставил безропотно подчиняться даже взгляду своему. Значит, ошибки не было. Когда после победы над фашистской Германией мы переехали на Тихоокеанский флот, там в разведывательно-диверсионном отряде было много совсем молодых ребят — более опытные тихо- океанцы ушли освобождать Родину от гитлеровских оккупантов еще в начале войны. Молодежь, естественно, очень смутно представляла себе характер и объем предстоящей боевой работы. Нужно было привить ей наши боевые традиции, научить нашей сноровке, вос- питать нашу волю. Но одно дело, когда в крепко спаянную часть при- ходят один-два новичка, а другое — когда молодых и неопытных в части в несколько раз больше, чем самих «учителей». Неудиви- тельно, что на нас смотрели с раскрытыми ртами. Еще бы! Вот только один старшина первой статьи Семен Агафонов — Герой Со- ветского Союза, два ордена Красного Знамени, рядом с орденом Ле- нина и Золотой Звездой два ордена Отечественной войны 1 -й и 2-й степени. Они, эти юные ребята, о таких наградах и не мечтали. Ага- фонов, впрочем, как и все остальные мои друзья, повел себя с мо- лодежью в высшей степени корректно. Он стал для молодых товарищем, другом, воспитателем. Он не кичился заслугами, а щедро передавал тем, с кем ему предстояло вскоре идти в бой, все, чем был сам богат, что накопил и выработал в жесточайших схват- ках с врагом. Прежде всего нам понадобилось поднять физическую выносли- вость всех разведчиков, и мы это делали как только могли. Бывало, группа получает задание: в одном пункте имитировать разгром штаба, в другом, километров за пятнадцать от него, — подрыв моста, а после полудня, когда силы, кажется, на исходе, — атаковать высоту. Не все молодые разведчики выдерживали такую огромную нагрузку. Очень часто бывалый человек, вроде Агафонова, по ходу напряжен- ной тренировки подойдет к сникшему товарищу и шутя скажет: — Ну что, друг, уморился? Э-э... Да тебя измотал плохо прила- женный рюкзачок-то. Дай-ка посмотрю, в чем дело. Больше не разговаривая, Семен кинет рюкзачок на свои плечи и зашагает вперед — молодому товарищу облегчение, они выпол- няют задачу вместе. А вот перед самой атакой сопки Агафонов вдруг замечает, что один из разведчиков хромает. — Ну что, ребятки, передохнем малость? — простодушно пред- лагает он. — Надо бы, товарищ старшина, — немедленно соглашаются раз- ведчики хором. — Ну что ж, посидим малость, сынки. Только поймите, привал этот не зря мною устроен. Поглядите, вон человек хромать стал. А почему? Портянки навернул плохо. Ну-ка разуйся, друг... Действительно, портянки у парня сбились комьями, ноги ему на- тирают. А Семен продолжает:
— А знаете, друзья, накрутить портянки — это искусство! К нам специально приходили соседи поучиться, и немудрено — бывало, пять-десять суток мы в походе, а ноги у всех как огурчики с грядки. Давайте проверим, как у всех у вас обстоят дела. Пока ноги проверяли, время ушло, и вдруг Агафонов говорит: — Ребятки, провозились мы тут, а на выполнение задачи нам остался всего час... До сопки, которую нужно атаковать, по карте пять километров, а по холмам и болотам, вероятно, больше. Если мы опоздаем хоть на секунду, никому из нас несдобровать. Такая у нас традиция. — Товарищ старшина, — взмолился краснофлотец, который хромал по дороге, — разрешите босиком?.. — Нет, сынок, мы воюем обутые, не к лицу нам перед врагом го- лыми пятками сверкать. Да и портянки теперь не собьются. Кстати, пора тебе, дорогой, взять на свои плечи рюкзачок-то, а то я тоже не железный. Группа прибывает к заключительному этапу тренировки се- кунда в секунду. Такова незыблемая традиция. Все утомлены до пре- дела. Но поняли они, что это не чья-то прихоть. Таково веление боя. И традиции наши продиктованы только острой надобностью. Без них врага не победить. А побеждать надо! Возможно, кое-кому наши методы покажутся жесткими, но мы-то знали, что только так можно подтянуть молодых ребят до нашего уровня, уберечь их от гибели, научить бить врага наверняка, чтобы непременно выпол- нить любое задание командования. В огне выковывалась надеж- ность. И по-другому никак нельзя. Зато и делали буквально невозмож- ное. Вот на новом месте выделили нам жилье. Скорее, то, что из него можно и нужно сделать. Надежда лишь на себя. Приводит Семен Агафонов людей в это подобие сарая и говорит: — Ребята, заднюю стену нужно сложить и оштукатурить до обеда, чтобы не опоздать на тренировки — нам еще побегать при- дется. — Товарищ старшина, это же задание на весь день! — пугается кто-то из ребят. — Да, верно, на день. И мы не строители, а разведчики, и нам положено каждый день не меньше тридцати километров пробе- жать. Когда же бегать? Строители мы по совместительству. Сделаем так: разделим стену пополам, вас трое, я — один. Посмотрим, кто быстрее и лучше сделает свое дело. Сначала Агафонов выигрывал эти соревнования. А потом ре- бята стали все чаще помогать ему заканчивать работу в срок. Так росло мастерство на фоне традиции — где бы ни был ты, какую бы работу ни выполнял: в бою, ученье, труде — всегда будь достоин зва- ния разведчика! Там, на Дальнем Востоке, наш отряд стал именоваться первым гвардейским разведывательно-диверсионным отрядом. По этому поводу член Военного совета Северного флота прислал радио- грамму, в которой говорилось: «Поздравляю вас, боевые друзья, с присвоением гвардейского звания, рад, что боевой опыт, приобре- тенный в Заполярье, умело использован вами в боях с японскими империалистами». Когда секретарь партбюро сержант Козлов про- читал эту радиограмму, кто-то разочарованно протянул: — Это же не нас касается — поздравляют североморцев. — Нет, — ответил Иван Иванович Гузненков, — это касается нас всех. Вы крепко освоили наш опыт, впитали наши боевые традиции и, безусловно, достойны этого поздравления.
ВО ИМЯ РОДИНЫ
Основным качеством, которое дает возможность человеку со- вершать подвиги и которое лежит в основе воспитания воли, яв- ляется любовь к Родине и готовность в любую минуту пожертвовать своей жизнью за счастье человека. Подбирая людей в отряд разведчиков, мы иногда допускали ошибки. Придет так иногда человек, будто все у него хорошо, все нужные качества есть, а сходит один-два раза в поход, и вдруг какие- то болезни появляются. То ноги откажут, то спина заболит, а выго- нишь из отряда — болезни проходят. Мы стали задумываться: отчего это? Оказывается, причина простая. Человек шел в отряд не служить Родине, не на трудный участок борьбы с фашизмом, а за славой, за орденами. Увидит он, как у себя на базе ходят разведчики — вся грудь в орденах, и думает, пойду-ка и я в отряд, и у меня все это будет. Вот и просится. А когда поймет, что орден получить очень трудно, что прежде всего нужно доказать, что ты способен выпол- нить любое задание в тылу врага, а к Герою представят только тогда, когда на груди не меньше четырех боевых орденов, желание вое- вать у него пропадает. Он думает, что лучше без орденов, но живой вернусь домой. Такой человек забыл о Родине, о народе, который ведет героическую борьбу с фашизмом, о детях, умирающих в осаж- денных городах и на оккупированной территории, о воинском долге, о воинской присяге. Разве может такой человек проявить максимум усилий, чтобы воспитать в себе настоящую волю? Да и нужна ли такому воля? Однако чаще бывает обратное. К нам в отряд прибыл молодой матрос Макар Вабиков. Был он низкого роста, худощав и будто совсем слаб физически. По внешним признакам он в отряд никак не подходил, но мы его взяли. Взяли по- тому, что нам очень нужен был писарь, а Вабиков умел печатать на машинке, четко и грамотно писал, имел прекрасную память — с обя- занностями своими справлялся хорошо. Однако он не захотел отси- живаться на базе. Он пришел к командиру. — Мне воевать нужно. Знаю, вы скажете, слабоват я, — быстро проговорил он, видя, что командир пытается возразить. — Это я уже слышал и от вас, и от других разведчиков. Только вот и Николай Ост- ровский не очень силен был, а сделал много, да и ваши разведчики не все богатыри, а воюют здорово, и я буду не хуже других. С сегодняш- него дня начинаю готовиться к походам, изучать все, что нужно знать разведчику, спортом займусь как следует. Вот тут я книжечку сделал, все вписал сюда — и оружие, и подрывное дело, и фотодело, и спорт. Прошу принимать зачеты и отметки ставить, что сдал и как сдал. — Ну а как же писарские обязанности, Макар? Ведь ты все же у нас писарь, — сказал командир. — Что ж, и писарские обязанности выполнять буду, справлюсь. И Макар начал готовиться к сдаче зачетов. Вызвал меня коман- дир и говорит: — Будешь у Макара зачеты принимать по всей программе раз- ведчика. Смотри, поблажек никаких. По каждому зачету у него книжка есть зачетная, сам себе сделал. Ставь оценки и расписы- вайся. Я с тебя спрошу. Мне очень хотелось отказаться от этого поручения, но я промол- чал и ушел. А потом началось. Подтянулся Макар на турнике три раза — ставь зачет ему. Двухпудовик поднял — опять зачет. На лыжах с горки скатился — снова зачет. Пистолет трофейный изучил — тут уж зачет обязательно. И так мне эти зачеты надоели, что я стал прятаться от Макара. Однажды Макар пистолет канадский где-то раскопал и требует, чтобы я у него зачет принял, а я и сам-то систему эту первый раз вижу. И такое зло на Макара взяло, что не сдержался и сказал: — Ты, Макар, уже профессором стал в разведке, лучше меня все знаешь. Пока я воюю, ты зубрежкой занимаешься, я приду, ты за- четы сдаешь. Ты этими зачетами просто прикрываешься, чтобы в по- ходы не ходить. Тебе давно воевать пора. Макар ушел, а минут через пятнадцать вызывает меня коман- дир: — Ты что глупостями занимаешься, зачем человека в заблужде- ние вводишь? Он требует, чтобы его в поход взяли, говорит, все знаю, мне Леонов об этом сказал. Я выждал, пока командир высказался, а потом спокойно отве- тил: — Если вы прикажете, я возьму его в поход. Только вам советую заранее подбирать себе нового писаря.
— Это почему же? — А потому, что обратно он не вернется, и останетесь вы без пи- саря. — Это ты брось. Задача в том, чтобы дать почувствовать мат- росу, что такое настоящий боевой поход, но прийти он должен обя- зательно живым. Макар — фигура ценная для отряда. Мне стало обидно за остальных разведчиков, и с некоторым оттенком иронии я сказал: — Это верно, виноват, забыл, писарь — действительно фигура в разведывательном отряде ценная. Постараемся, будьте уверены, костьми ляжем, а писарчука вам сохраним. Через несколько суток мы уходили в поход. Маршрут предстоял несложный. Пройти линию фронта, затем километров семьдесят по тылам врага, взорвать объект и вернуться обратно. Вот и вся задача, но... Каждый разведчик брал с собой килограмм по сорок груза. Это тяжеловато и для закаленного человека, ну а Макару совсем не под силу. Но он шел, бодрился и даже улыбался. Товарищи подшучивали над ним, а потом, видя, что Макар спотыкается, встревожились. Ре- шили помочь. Семен Агафонов заявил ему прямо: — Я говорил тебе, Макар, что жидковат ты в коленках, а ты — нет, все в поход лезешь, вот теперь видишь, что получается. Давай твой груз мы понесем, а ты иди налегке. Но Макар упрямо ответил: — Я знал, куда иду, знал, какие трудности меня ожидают, и уж позвольте мне все делать самому. И он шел, шел, спотыкаясь, иногда падая. Тогда, на первом же привале, когда Макар крепко заснул, из его рюкзака вытащили все тяжелое, а взамен положили печенье, галеты, запасные носки и пор- тянки. Объем рюкзака остался прежним, а вес раза в три уменьшился. Мы вернулись из похода через девятнадцать суток. Двое суток лежал Макар пластом на своей кровати. Я доложил командиру, что задача «обработки» Бабикова выполнена, и получил от него благо- дарность. А через двое суток Макар встал — и прямо ко мне. — Я, — говорит, — плохо себя в походе чувствовал, кажется, хуже других. — Тебе все кажется, — отвечаю, — а вот мне нет. Я твердо знаю, что не дошел бы ты, если бы тебе товарищи не помогли. — А это потому, — возражает Макар, — что мало я еще трени- руюсь, мало работаю. — Верно, Макар, хоть раз в жизни честно сознался, что мало ра- ботаешь, вот садись за письменный стол и работай побольше, по- верь, дело у тебя пойдет. — Нет, я буду чаще ходить в походы, — решительно заявил он. Не помню, чем закончился мой разговор с Макаром, только пленил меня матрос своей целеустремленностью, желанием стать настоящим разведчиком. И мы стали тренировать его по полной программе. В походы я брал его с собой постоянно, при себе дер- жал, наблюдал, подсказывал, а на отдыхе ни минуты покоя не давал. День у нас с физзарядки начинался, но зарядка особая, тяжелая. Встают разведчики — и десять минут разминка. Тут и бокс, и джиу- джитсу. И Макар встает. А я кому-нибудь из опытных разведчиков уже задание даю наломать ему бока так, чтобы неделю болели. Для этого не десяти минут, а двух вполне хватало. Отдышится Макар, встанет и идет на лыжах вместе со всеми. Разведчики километров тридцать, а то и пятьдесят по сопкам пройдут, вернутся, вместо воды снегом по пояс разотрутся — и на завтрак. А Макар, смотришь, только к обеду подойдет. Но тоже снежком потрется — и в сто- ловую. И не было такого случая, чтобы он не прошел всей дистан- ции, которую прошел весь отряд в этот день, как бы сложна она ни была. Если Макара кто-либо по- колотит на ринге или намнет бока на ковре, он от этого раз- ведчика не отстанет до тех пор, пока не научится по-настоящему сопротивляться ему. Это образ одного из наших разведчиков, который не ро- дился богатырем. Этот простой сельский учитель из селения Усть- Цыльма Коми АССР, вероятно, и не мечтал о подобных подвигах. Но он любил Родину, любил детей, которых учил, и вложил много труда, чтобы стать настоящим разведчиком, и в хорошем коллек- тиве, с помощью хороших товарищей добился прекрасных резуль- татов. Такими были у нас все, простые советские люди, настоящие патриоты. Они отлично понимали, что разведка — это не роман- тика, это не просто блеск орденов, это труд тяжелый и опасный, но нужный Родине, и они сознательно шли на этот опасный участок борьбы, чтобы отдать свои силы общему делу борьбы с фашизмом. Только из таких патриотов и могут вырастать подлинные герои. Но, видно, не всегда жажда подвига одного человека бывает по- лезна обществу, всем, кто его окружает. Жажда жажде рознь. Еще до прихода Бабикова у нас в отряде появился статный ши- рокоплечий старшина первой статьи Иван Поляков. Когда я после ранения в конце 1941 года вернулся в свою родную часть, Иван уже имел орден Красной Звезды. Он тоже мечтал о подвиге. Но не так, как Бабиков, который молча, затаенно, но упорно шагал, а чаще ка- рабкался, полз по-пластунски по трудной тропе подвига к его сияю- щей вершине. Нет, Иван шумно, самоуверенно заявлял знакомым, особенно девушкам, что он первый кандидат в герои. Как-то я за- метил Полякову: — Много ты болтаешь, Иван, мечтаешь стать героем, а вот в по- ходы не рвешься, все больше стараешься отсидеться на базе. По- чему? — Я знаю, когда и в какой поход мне нужно пойти. Будь спокоен, свой шанс я не упущу! — с самонадеянной расчетливостью ответил Поляков и нехорошо усмехнулся. Как-то одна из наших групп была обнаружена в тылу врага. Пре- следователи прижали ее к морю. Разведчики отбивались как могли. Нужно было срочно снимать группу с побережья, снимать днем под огнем врага. Для этого командующий флотом выделил два катера- охотника «МО» и две группы разведчиков, в одной из которых на- ходился Иван Поляков. Командующий авиацией доложил комфлотом, что погода нелетная, и мы ушли без прикрытия. Од- нако, когда катера подходили к побережью, из-за сопки выскочили два «мессера» и атаковали нас. Один катер потерял ход, второй взял его на буксир, и мы вернулись, не выполнив задания. Вернулись, не- досчитавшись нескольких боевых товарищей... Командующий флотом адмирал А.Г. Головко тут же приказал поднять в воздух истребители. И снова два катера вышли в море с теми же разведчиками. Но Полякова вдруг одолел «приступ аппен- дицита», и он остался на базе. Задачу на сей раз мы выполнили. Встречаю оставшегося розовощекого Полякова. Спрашиваю: как, мол, оклемался? Жаль, что болячка тебя не вовремя придавила. — Ничего, героем все равно стану. Это просто несчастный слу- чай. Да и задача плевая, на такой не отличишься, только раздраз- нишь себя. Но пришло время, когда довелось выполнять задачу куда по- сложнее и опаснее. Батальон морской пехоты получил задачу раз- громить опорный пункт врага на мысе Могильном. Отряд должен был прикрывать действия батальона, а группа, которой командовал я и в которую входил Поляков, — скрытно провести батальон и пер- вой ворваться в опорный пункт. В конечном счете батальон не дошел до цели и возвратился на катера, а с ним и большая часть отряда. Тогда пятнадцать разведчиков ворвались на позицию врага... При высадке с катера у Ивана, как на грех, подвернулась нога. Он морщился от боли, стонал, кричал, скрипел зубами, но передви- гаться не мог, и его — вот уж невезение... — вернули на катер. Ка- тера оставили нас и отошли. Группа вела бой в течение суток. Из пятнадцати только восемь израненных, искалеченных разведчиков сумели вернуться на базу, но с захваченными у врага документами! Вернулись мы и видим: Иван Поляков преспокойно играет в волей- бол. За эту операцию все разведчики — участники похода получили высокие награды, а с Поляковым, как тому и следовало быть, отряду пришлось расстаться. Навсегда. Без тени сожаления. Издавна у нашей молодежи ведется — каждый молодой человек «строит жизнь», то есть берет пример с кого-то из известных, ува- жаемых в стране людей, старается быть похожим на своего кумира. Был и у меня такой. В юности писал стихи, стараясь превзойти са- мого Есенина. Не получилось. А когда началась война, Родина по- звала в бой с лютыми врагами — стало не до стихов. Мне повезло. В первом походе и в первом своем бою, за кото- рый я получил медаль «За отвагу», командиром группы у нас был старший лейтенант Георгий Лебедев. Я увидел его, когда он спус- кался с сопки, на которой мы разгромили опорный пункт против- ника. Кругом свистели пули, рвались мины. Я шел, не сгибаясь, чувствуя, что если лягу, то уже не встану — судорога сковала ноги... Лебедев, увидев меня, закричал: — Ложись, друг, убьют! Ползи! Приказываю — ползи! Я не мог ползти, по-прежнему шел и благополучно миновал ло- щину. Лебедев внимательно посмотрел на меня и вдруг приказал: — Там остался Николай Рябов. Он, вероятно, ранен. Его нужно вытащить. Пойдете вы с Домановым. Мы вновь пошли через ту самую лощину, и опять я боялся лечь на землю. Старшего краснофлотца Рябова мы нашли за камнем, он был мертв. Дикий страх сдавил меня, когда я уже был на своем ка- тере. Я лежал на палубе, и мурашки бегали по спине. Подошел Ле- бедев, присел рядом и спросил: — Как самочувствие, друг? Я не знал, что ответить, и спросил его: — Скажите, товарищ старший лейтенант, почему фашисты по- бежали от меня, ведь их было много? — Чудак, — улыбнувшись, сказал Лебедев, — ты пойди посмотри на себя в зеркало и поймешь, почему они побежали. На себя не похож. А на всякий случай запомни: кто-то должен бежать — либо ты, либо враг, иначе не бывает. Подумай над этим! — Подумаю, товарищ старший лейтенант. — Извини меня, Леонов, — продолжал Лебедев, — что послал я вас с Домановым искать Рябова. Очень тяжелый момент был в то время, трудно было решиться поднять кого-либо из ребят. Ну а вы были еще в действии. И верил я, что сможете дойти. Рябов — он же ваш друг. — Так и закончилась наша беседа, короткая, но такая емкая и полезная! В ид ел я Лебедева и во втором походе, когда разведчики бежали с сопки. Тогда я заметил, что у него дрожали руки. Скажи мне кто-нибудь об этом — не поверил бы... Да и как можно пове- рить, что у нашего Георгия, как звали его в отряде, могли дрожать руки! Потом мы поняли — не от страха, а от стыда за панику, кото- рой поддались некоторые разведчики, не находили они покоя. Бла- годаря мужеству Лебедева, его командирской решительности, личному примеру храбрости удалось восстановить порядок, собрать отряд и дать отпор врагу. Мне повезло потому, что я видел перед собой образец того, как надо владеть собой в бою, как влиять на подчиненных, увлекать их на выполнение поставленной задачи. Первым моим фронтовым младшим командиром был старшина второй статьи Степан Мотовилин. Интересный, необыкновенного мужества человек. Страстный рыболов и охотник, неутомимый ходок, находивший возможность все свое скудное свободное время проводить в лесу и на озерах. В нашем отряде он был с самого на- чала командиром группы разведки. Степан Мотовилин многое сделал для отряда, особенно в пер- вый период его существования, когда к нам приходили бывалые мо- ряки с кораблей, люди, закаленные морально и физически, но почти совершенно не знавшие сухопутного оружия, тактики и топографии. Трудно было им и в наших тяжелых походах. Длительные скитания по сопкам с нелегким грузом и оружием требуют очень разумного размещения тяжестей, чтобы они не сковывали движений человека. Солдатские вещевые мешки нам не годились — нужны были специ- альные рюкзаки. Следопыт и охотник Мотовилин сам конструиро- вал и подгонял их. Нагрузив разведчиков, водил их по самым труднопроходимым тропинкам и без тропинок, учил ориентиро- ваться в горной местности, читать чужие следы и не оставлять своих. Трудился Степан на этом поприще самозабвенно, и молодые раз- ведчики по праву называли его наставником. Был у Мотовилина завидный темперамент удивительно цель- ного человека. Если он любил или ненавидел, то до конца и беском- промиссно. Когда мы взяли первых пленных, один из гитлеровцев попросил пить. Молоденький разведчик схватил котелок и рысью направился к озеру. Вдруг Мотовилин что было сил закричал на него: — Стой! Ты что, прислуга им? Пить захотели? А когда они убили Лебедева, искалечили столько ребят, они не хотели пить? Потерпят, а ты запомни это... Придет время — я сам свожу их к озеру на водо- пой. А прислуживать — не смей! Порой горячность его подводила, и я на его же примере учился самообладанию, умению наглухо зажать собственные нервы в кулак. Однажды мне, Мотовилину и Лосеву командир приказал свя- заться с батальоном морской пехоты. Мы проскочили, используя снежный заряд, через окружение врага и стали быстро уходить по лощинам и оврагам. Снег здесь лежал водянистый, тяжелый, без лыж нам было тяжело, и мы очень устали. На подходе к своим ре- шили больше не маскироваться и пошли прямо через озеро, где снега почти не было. У нас еще не было специальной форменной одежды. Одевались мы кто во что, больше в спортивную форму, но так, чтобы было легче и удобнее работать. Вдруг слышим басовитый голос: — Стой! Руки вверх! Степан побледнел и тоже заорал: — Это кто там кричит? Да я перед фашистами никогда не под- нимал руки! Вот доберусь до вас... — Бросай оружие! Ложись, стрелять будем, — спокойно проба- сил все тот же голос. — Я вам стрельну! Я не таких стрелков видел, — прокричал Мо- товилин, продолжая двигаться вперед. Вдруг раздались две короткие пулеметные очереди, одна про- свистела над головами, вторая легла метрах в пятнадцати впереди. Степан завопил истошным голосом: — Что вы делаете?! Да я вас... Он рванулся вперед, но мы со старшиной первой статьи Лосе- вым успели схватить его и удержать. С сопки спустились офицер и три морских пехотинца с оружием наготове. У подножия сопки мы представились друг другу, поздоровались, обменялись информа- цией и, тихонько поднимаясь на сопку, начали деловой разговор. Мотовилин сразу же подался разыскивать пулеметчика. Когда мы поднялись на сопку, Степан бушевал: — Ты мокрая курица, а не пулеметчик. У тебя пули летят куда угодно, только не в цель. — Так приказали, — пожал плечами совсем еще молодой сол- дат. — Так приказали... — передразнил Мотовилин. — А в своих стрелять можно? — Кто вас разберет: свои вы или чужие, — возразил пулеметчик. — Оделись в какую-то хламиду... — Хламиду?! — взревел Степан. — Да как ты смеешь! Тебе эту «хламиду» век не заслужить — ее выдают тем, кто воевать и стрелять умеет. Я тебя сейчас научу, как стрелять нужно, ну-ка, иди ко мне!.. Но молодой пулеметчик счел за лучшее скрыться в группе своих товарищей, которые весело смеялись, наблюдая за этой сценой. Прибывший на сопку командир батальона выделил нам пуле- метное отделение. Мотовилин, узнав об этом, попросил: — Товарищ майор, вы нам того, который стрелял в нас, дайте. Славный парень. Мы его обучим и вернем вам в лучшем виде! У пулеметчика на глазах выступили слезы. Он весь сжался. Но вскоре они со Степаном стали закадычными друзьями. А уж стрелял пулеметчик после уроков Мотовилина действительно по-снайпер- ски. Мы вернулись в тот день как раз кстати. Ребята держались из по- следних сил. Боезапас кончался. Мы принесли им облегчение и ве- селую передышку. Пулеметчики под руководством Мотовилина длинными очередями так почистили склоны сопок, что егеря запры- гали вниз, как зайцы, и долго не решались потревожить нас. Впоследствии мы долго шутили над Мотовилиным, напоминая ему перепалку с пулеметчиками: «Ты в него — словами, а он в тебя — пулями...» Он отшучивался, все более утверждаясь в мысли, что выдержка нужна на фронте каждому, а воспитателю — втройне. Напомню, что было это в самом начале войны, и мы еще не от- решились от привычек мирного времени. А война не ждала, она брала свое. А кто не умел быстро перестраиваться, тот расплачи- вался кровью. К счастью, Степан Мотовилин быстро осознал свою слабинку и вскоре избавился от нее. Каждый из наших боевых друзей был сугубо индивидуален, со своим характером и внешним обликом. А все вместе мы составляли один воинский коллектив, многоликий, но крепко спаянный любо- вью к Родине и ненавистью к врагу. Пришел как-то в отряд молодой паренек краснофлотец Рихард Кеньев, финн по национальности. Был он среднего роста, белобрыс и начисто лишен, что называют, внешней эффектности. Почему-то он всегда улыбался, и это на первых порах озадачивало разведчи- ков. Он часто коверкал русские слова, из-за этого над ним потеша- лись, а он не обижался. Бывало, только улыбнется в ответ и скажет: — Так легче и проще. — Смотрите, опять расплылся, как ясное солнышко, — сказал ему старшина второй статьи Володя Фатькин после очередной улыбки. — Ты где такой вырос? — В лесу, — безмятежно ответил Кеньев. — Лесовик, значит. А что делать умеешь? — Ходить на лыжах, стрелять. — Не много, однако... Вскоре оказалось, что он умеет гораздо больше, чем мы думали. Степан Мотовилин и Рихард Кеньев быстро нашли общий язык. Как завязалась их дружба, трудно сказать. Говорят, что Степан очень хотел научиться хорошо метать нож, а у него все не получалось. Как- то раз Кеньев заметил это, подошел к нему, взвесил нож на руке и едва уловимым движением кисти послал точно в цель. — Ого! Видали?! Где это так научился? — В лесу, в Осоавиахиме и еще кое-где, — с уклончивой улыбкой ответил Кеньев. — А вашим ножом, товарищ старшина, только хлеб резать можно. Спрячьте и не мучайтесь... Нате-ка мой. А теперь смотрите, как надо... Постепенно вопреки ожиданиям Рихард стал в отряде прямо- таки незаменимым человеком, душой-парнем. Мы молчаливо при- знали в нем многоопытность, практичность человека, выросшего в лесах Заполярья. Признал это и Степан Мотовилин, ибо сам он, знающий лес и горы, понимал, что такие навыки даются трудно. Разжигают, к примеру, на привале костер — дымно, а огня нет. Подойдет Рихард, поколдует — все наоборот... Или группа развед- чиков ночью среди скал — луна, снег искрится. Смотришь, вдруг исчез впереди идущий — в яму залетел. Выходит вперед Рихард — и ни одной ямы на пути! Он их особым чутьем угадывает, лыжня ста- новится ровной и приятной. Я рассказал об этих двух разведчиках не потому, что они были выдающимися бойцами. В схватках с врагами находились посильнее их. Но было у них свое, только им присущее — они всегда знали, что надо делать, и редко допускали ошибки, за которые всегда прихо- дится дорого расплачиваться. Мы все учились у них этому редкому искусству, так необходимому фронтовику. Под новый, 1942 год мы ушли в тыл врага. Снег был очень рых- лый и глубокий, даже на лыжах мы утопали до колен. Направляю- щие менялись буквально через каждые полчаса. Выйдя на большое озеро, мы со старшим краснофлотцем Попо- вым метров на пятьдесят оторвались от основной группы. Миновали островок в центре озера и пошли дальше. Вдруг сигнал от коман- дира группы старшего лейтенанта Фролова — вернуться на остров. Мы с Поповым видели, что это ошибка, — на острове задерживаться нельзя, лучше идти дальше, лес рядом. Я пытался убедить Фролова: — Здесь очень опасно, островок маленький, только верхушки березок видны из-под снега, все просматривается с любой сопки, нас заметят, и мы не сможем защищаться. А до леса не больше пяти минут хода. Но он отверг мое предложение: — Нам пора на связь. Мы не должны опаздывать, ведь мы раз- ведчики. Только радист развернул антенну, как над озером появились че- тыре «мессера». Они нас не сразу заметили — сперва обнаружили лыжню и невысоко пролетели над ней. Пройдя над нами, засекли, где прерывается лыжня, развернулись и уже на бреющем полете атаковали нас, тщательно примерившись. Медленно тянулось время, фашистские летчики не спешили. По одному заходили в атаку, выпускали короткую очередь и горкой уходили в сторону, уступая место следующему. Падали срезанные пу- лями и осколками вершины березок, а мы молча лежали, не в силах что-либо предпринять. Основной огонь враги сосредоточили по центру островка, где у нас была развернута рация и валялись наспех замаскированные рюкзаки да лыжи. Там я и получил свои два осколка — в руку и спину, прежде чем, улучив момент между двумя атаками, пере- брался на самый край островка и там зарылся в снег. Разведчики нашего отряда не один раз побывали в глубоких рейдах в тыл врага и имели солидный опыт действий там. Случалась обстановка и посложнее той, в которой мы сейчас оказались. Но тогда мы имели дело с противником наземным, и, как бы он ни был силен, мы могли противопоставить ему свое мастерство, всю свою смекалку. Теперь же мы не могли предпринять в ответ ничего. А я знал по собственному опыту: ничто так не угнетает бойца, как собст- венная беспомощность. Истребитель заходил в очередную атаку, и я чувствовал, как во мне растет злоба и какая-то безрассудность. Хотелось вскочить во весь рост, схватить бесполезные теперь автомат или пистолет и бро- ситься навстречу самолету. Пересилив эту минутную растерянность, я испугался, как бы у кого-нибудь из наших ребят не сдали нервы. Первым не выдержал Яша Попов. Приподнявшись на локтях, он начал ругать всех, кто попадал ему на язык. К нему подполз очень спокойный и рассудительный старшина второй статьи Саша Манин и посоветовал: — Брось, Яша, не шуми, волноваться вредно. Побереги нервы. Они тебе пригодятся. Полетают, полетают эти мерзавцы — и отва- лят. Досталось нам крепко. Был убит радист старший краснофлотец Василий Палкин — он снял маскировочный халат, чтобы удобнее было работать, и стал хорошей мишенью для летчиков. Тяжело ра- нило разведчиков краснофлотцев Иванова и Карху. В довершение всего разбило рацию. Нас спасли наступившие сумерки — самолеты уже не могли прилететь — и то, что у линии фронта нас ждали олени. К рассвету все мы собрались на своей маневренной базе. Такова расплата за тактическую ошибку. Разведчики пережили и это, отряд стал еще сплоченнее и сильнее. Люди больше учились и работали, не стеснялись советоваться друг с другом, прежде чем при- нять решение. А уж если был отдан приказ, то выполняли его точно в срок, не жалея себя. Только общими усилиями ковалась победа. Много легенд сочинено о нашем отряде. Иногда они идут от жизни, в их основе лежат конкретные факты, а чаще факт обрастает вымыслом, и образы разведчиков расплываются, делаются неесте- ственными. А ведь это простые люди, труженики войны, которые если и отличаются от других воинов, то лишь тем, что были постав- лены в особые условия, требующие проявления их особых качеств. Одни легенды, гиперболизируя события, представляя их в обра- зах и красках, помогают лучше понять и усвоить истину. Другие же неразумно затеняют смысл и суть героики и дискредитируют ее. Лубок и сказка не всегда доходят до сознания молодых людей и чаще отталкивают их от военной истории, чем привлекают к ней. Однажды после моего выступления перед молодежью города Калинина мне задали вопрос: «Расскажите, как вы, проникнув через трубу в землянку врага, перебили всех фашистов, захватили доку- менты и ушли?» По тому оживлению, которое мгновенно вспыхнуло в зале, я понял: это очередная легенда, кто-то уже успел сочинить небылицу, и люди проверяют правду. Конечно, мне пришлось разочаровать слушателей. Документы, пленных брать приходилось и драться тоже, а вот чтобы лазить в трубу... Я объяснил, что в годы войны и мы имели достаточно большой опыт, и, если командованию требовались документы, мы нахо- дили приемлемый способ добыть их. А вот лезть в трубу и оказаться в ней совершенно беспомощным человеком не доводилось. Да и зачем? Ведь пока ты спускаешься, тебя запросто выдернут за ноги... Авантюризмом разведчики никогда не увлекались. Выполняя очень нужные задания командования, мы не имели права глупо риско- вать, безрассудно ставить под удар и свою жизнь, и решение задачи. Так воспитывали меня, так я воспитывал своих разведчиков. Вспомнил об этом потому, что часто хотят услышать о каких-то невероятных похождениях и приключениях типа россказней барона Мюнхаузена. Если же всего этого нет, то падкие на сенсации люди обижаются. Нас кое-кто считал эдакими «везунчиками», рассчиты- вающими на удачу. Прославленный подводник Северного флота, большой друг нашего отряда Герой Советского Союза контр-адми- рал Иван Александрович Колышкин по поводу подобных высказы- ваний как-то повторил известную фразу А.В. Суворова: «Раз — везение, два — везение, но когда-то должно быть и умение». И до- бавил, что риск, построенный на точном расчете и мастерском вы- полнении задачи, лежал в основе героики... Осенью 1941 года нам вместе с разведывательной ротой мор- ской пехоты пришлось выполнять весьма ответственное задание. Даже тогда, когда боевой опыт у нас был еще мал, все рассчитыва- лось нами до мельчайших подробностей. Мы добивались, чтобы каждый взвод, каждая группа, а в группе каждый разведчик знали свои обязанности в бою и делали только то, что обязаны делать со- гласно плану. Скрупулезная точность и честность, а не бездумный риск помогали нам выполнять задачу. Не сумев захватить незамерзающий порт Мурманск, гитлеров- ские войска оказались вынужденными зимовать в сопках, в районе реки Западная Лица. Пока не выпал снег, фашисты стали поспешно создавать базу снабжения в селении Титовка, на временно оккупи- рованном кусочке нашей территории. Туда они свезли горючее и боеприпасы, теплое обмундирование и продовольствие. Вот эту базу в ночь на 7 ноября, когда уже выпал снег и прекратился подвоз нового довольствия, мы и должны были уничтожить. Свой поход мы проводили под девизом: «Все силы — в помощь защитникам сто- лицы. Таков наш вклад в оборону Москвы». Трудно было командиру отряда. Обычно приказ о задаче, поставленной перед отрядом, и состав походной группы объявляли за три часа до выхода, после чего выключались телефоны и из поме- щения никто не выходил. И вдруг откуда-то стало известно, что поход будет боевой, цель его — оказать помощь защитникам Москвы. В те дни на торпедах, бомбах и даже на снарядах писали: «За Москву», «В помощь защитникам Москвы» и прочее в этом роде. Энтузиазм на флоте был огромный. В отряде все рвались в поход, даже больные. Разведчики еще не знали, сколько человек и кто именно пойдет, что будет за поход, тщательно готовили оружие, подгоняли снаряжение. Вот типичный эпизод. Старшина отряда старшина второй статьи Григорий Чекмачев, прекрасный пулеметчик, видя, как старается Мотовилин, спросил: — А ты чего суетишься, Степан? — Как чего, — быстро ответил Мотовилин, — тут дел полно. Какой-то разгильдяй пряжку у рюкзака срезал, нож куда-то запро- пастился — поневоле будешь суетиться. — Брось, Степан, ты же больной! Командир сказал, чтобы я со- ставил список освобожденных врачом, будете охранять здесь поме- щение. — А кто меня больным сделал? — вспыхнул Мотовилин. — Я ногу на лыжах ушиб, пришел к врачу помазать чем-нибудь, а он: тебе, Мотовилин, отдохнуть нужно. От лыж меня освободил, а не от похода! Так что ищи других. — Не-ет, — настаивал Чекмачев, — с больной ногой в поход никак нельзя. Мотовилин сплюнул и побежал к командиру. Еще с порога он зашумел: — Товарищ командир, кто меня больным сделал? — Каким больным? Кто сказал? — Чекмачев. Говорит, вы списки потребовали освобожденных врачом, сторожами нас здесь хотите оставить. Инзарцев весело рассмеялся: — Идите. Идите, никаких списков я не требовал и сам не состав- лял, больным вас не считаю. Только ушел Мотовилин, появился командир группы главстар- шина Анатолий Баринов, более спокойно, но тоже настойчиво за- говорил: — Товарищ командир, мне сказали, что, поскольку наша группа техническая, мы остаемся здесь. — Стыдно, товарищ Баринов, слушать разную болтовню. Я еще и сам не знаю, кто пойдет, — покачал головой Инзарцев. — Идите передайте всем, чтоб ко мне больше не ходили. Но тут появился очень скромный и очень хороший разведчик краснофлотец Михаил Черных. — Товарищ командир, я из Коми АССР, но Москва и наша сто- лица... — Хватит! — гаркнул Инзарцев. — Пойдем! Инзарцев вышел из кабинета и направился к разведчикам. Он не сердито, но сурово сказал: — Знаете, орлы, ну вас всех к шуту. Вы тут переругаетесь перед походом. Собирайтесь все! Так был определен состав разведчиков на этот праздничный поход к базе Титовка. Полный инструктаж об обязанностях каждой группы в бою, порядке высадки и движения на переходе к базе, а также цели похода разведчики получили уже на Рыбачьем, где отряд сутки отрабатывал свои действия вместе с разведротой. После высадки с катеров-охотников на побережье, занятое про- тивником, маскируясь, мы двинулись к Титовке. Погода стояла чисто северная: то предательский свет луны освещал вершины сопок и от- крытые долины, загоняя нас в труднопроходимые от снега ущелья, то вдруг небо закрывалось косматыми облаками, налетала пурга, и мы, не маскируясь, бежали через озера, уже скованные льдом. До базы оставалось совсем недалеко — еще одна обширная до- лина. Обойти ее по сопкам трудно, да и время поджимало: мы не могли идти на предельной, доступной нам скорости, так как нас сковывала рота, слабее нас подготовленная физически. К чести ребят, они хоть и спотыкались, иногда даже срывались с откосов, буквально вползали на горки, напрягая все силы, но упорно старались не отставать. — Хорошие хлопцы, — сказал Инзарцев. — Им бы выучку по- лучше, получились бы прекрасные разведчики! Пока мы думали перед долиной, что делать, луну закрыли облака, налетела пурга. Отряд стремился прямо к базе, а морские пехотинцы, разделившись на две группы, уклонились чуть в сторону от отряда — им было приказано в бой не ввязываться, а занять обо- рону с флангов базы и контролировать реку.
Погода Севера изменчива, доверять ей нельзя. Бывает, идет такой густой заряд — конца ему не видно, и вдруг через какие-то пять минут все тихо — небо чистое, и луна сияет, как новенькая. Не успели мы добраться до базы, как ветер внезапно стих, по- явилась луна, а до базы оставалось еще метров двести. Рукой подать стояли три гитлеровца, огорошенные нашим появлением. Некото- рое время мы изучали друг друга. Наконец командир крикнул: — Взять живыми! А как? Только мы шевельнулись — они побежали. Эти верзилы, горные егеря чуть не двухметрового роста, тоже неплохие спорт- смены и бегать умеют. Сначала они действовали молча, и мы поне- многу приближались к ним. Но потом стали стрелять на ходу, даже ухитрились пустить ракету. Командир, понимая, что тревога на базе неизбежна, крикнул: — Да успокойте вы их поскорее! Весь гарнизон поднимут... Бы- стрее, пока там не поняли, в чем дело! Вперед! Враги не успели занять оборону. Выскочили только первые по- лураздетые егеря, поднятые тревогой с постелей, а разведчики уже атаковали их, каждая группа занималась своим делом. Группа глав- старшины Баринова устремилась к стоявшим на улице машинам, и они быстро запылали факелами. Группы старшины первой статьи Лосева и главстаршины Ченговатого занялись складами и подожгли их. Остальные группы блокировали жилые дома и почти в упор рас- стреливали выбегавших солдат. Все шло четко по плану. Обезумевшие егеря поворачивали обратно, пытаясь укрыться в зданиях, но в окна полетели гранаты. Вспыхнули пожары. Врага охватила паника. Гарнизон на самой базе небольшой — руководство базой, пи- сари, учетчики, рабочие складов, охрана и шоферы. Основная часть его дислоцировалась на другом берегу реки Титовка. Там не пони- мали, что творится на базе, — всякая связь была с ней прервана. Пройти гитлеровцам непосредственно на базу было невозможно: помещения, расположенные у реки, горели, и наши разведчики, ко- торые пробрались к самой реке, заметив врагов на льду, расстрели- вали их. Тогда фашисты решили перебраться на наш берег в стороне от базы и постараться окружить ее. Но стоило им только появиться на льду реки, как в упор открыли огонь разведчики морской пехоты. Попытка обойти базу с другой стороны тоже провалилась. Тогда взбешенные гитлеровцы открыли сильный пулеметный огонь по своей же базе... Так с нею было все кончено. Командир дал команду отходить. Отход — сложный маневр. Это не бегство с места боя и не просто отступление. За спиной у нас чужая территория, и на пути к месту встречи с кораблями мы в любой момент можем встретиться с врагом. Особенно трудно приходилось развед- роте. На нее все упорнее наседал противник. Это обстоятельство обязывало нас макси- мально помочь отходу разведчиков. Как наиболее подвижные и выносливые, две группы нашего отряда заняли места на флангах, и лишь когда разведрота скрылась из виду, они ото- шли и быстро догнали наш сводный отряд. Делалось все по заранее продуманному плану. Это и обусловило конечный успех. Всю дорогу над нами, шипя, взлетали ракеты, то и дело вспыхи- вали осветительные снаряды. Мы шли по освещенной земле Запо- лярья. Шли дружно, весело. Даже морские пехотинцы взбодрились и обрели второе дыхание. — Идут как на прогулке, не хватает только веселой песни, — заметил один из наших. — А что, можно и песню, — весело ответил другой. — Все равно егеря теперь до утра из своих укреплений носа не высунут. На свою базу мы прибыли, когда в Москве начинался военный парад на Красной площади. Разведчики, быстро сняв обмундирова- ние, бегом устремились в ленинскую комнату слушать Москву. Не- доволен был только заступивший дежурить по отряду старший краснофлотец Алексей Чемоданов. Он хмуро посмотрел на развед- чиков и крикнул: Немецкие горные егеря — Быстро строиться! — Куда? Зачем? — зашумели разведчики. — С бригады лодок звонили, праздничный завтрак ждет вас, и держать его больше не могут. — Не пойдем! Обойдемся! — раздалось в ответ. Чемоданов растерялся, решил доложить командиру, но тот сам вошел в ленинскую комнату. Осмотрев пеструю толпу разведчиков, улыбнулся и сказал: — Сообщите, что завтрак переносится на более позднее время. Кончился парад, разведчики позавтракали. А потом шел разго- вор о войне, родных и близких, многие из которых оказались на ок- купированной территории и ждали помощи от родной своей Красной Армии. Немного отдохнув, мы были готовы к новым рей- дам по тылам ненавистного врага. ЗНАНИЯ — ОПОРА ПОДВИГА В наше время вся деятельность людей связана со сложной тех- никой, большим количеством машин, станков, агрегатов. Теперь трудно представить себе кого-то, кому не нужны были бы техниче- ские знания. И если человек знает свое дело хорошо, то берется за выполнение любой задачи, связанной с использованием оружия, машин, агрегатов, с твердой уверенностью, что они его не подведут. Его воля тверда, а действия в любой обстановке будут смелыми, инициативными, красивыми. Если же запас знаний мал, у него нет уверенности в успехе, и, получая сложную задачу, он, вероятно, ду- мает: «Обойдется ли сегодня, сумею ли выполнить задачу или...» Он начинает бояться, все время оглядывается на соседей. А если нет со- седей, что тогда? Давайте посмотрим на солдата, действующего в бою. Солдат по- лучил задачу и выполняет ее, опираясь на своего помощника — ору- жие, технику, и от того, как он знает своего помощника, как верит ему, зависит в целом его уверенность в успехе, устойчивость воли. Кроме того, солдат на пути к цели встречает не пустое пространство, а врага, в руках которого тоже техника, оружие. И солдат будет дей- ствовать уверенно, решительно только до тех пор, пока все, что он видит перед собой, ему понятно, пока для него нет загадок, а его со- лидный запас знаний дает ему возможность понять и правильно оценить трудности и опасности на пути к цели и найти правильное решение борьбы с этими трудностями и опасностями. А приняв твердое решение, уверенный в своем успехе, он проявляет смелость, идет на риск, и воля его несокрушима. Но как только солдат встре- чает на своем пути что-то непонятное, загадочное, когда его порой скудный запас знаний не позволяет быстро оценить обстановку, а значит, найти правильное решение, он теряется, допускает ошибки, а в бою это ведет к гибели. Иван Кожедуб, отвечая на вопрос о значении смелости, заявил: «Конечно, на войне все бывает, но чаще погибает тот, кто боится». Расскажу об одном случае, происшедшем в годы войны на Се- верном флоте. Отделению моряков под командованием Василия Кислякова была поставлена задача удержать одну из сопок. Гитле- ровцы наступали силами, во много раз превосходящими горстку советских воинов. Бой был жестоким. Много бойцов погибло, раненые отошли. Последнего здорового человека Кисляков послал за подмогой и остался на сопке один. Чтобы ввести противника в за- блуждение, он собрал все оружие отделения, умело расположил его и, попеременно ведя огонь с разных мест, создавал видимость, что на сопке не один человек, а целая группа. Но фашисты по-прежнему остервенело рвались вперед. Тогда Кисляков открывал огонь из пу- лемета, бросал гранаты, и враги скатывались вниз, оставляя десятки убитых. Но вот кончились боеприпасы, осталась последняя граната... Ва- силий выждал, когда егеря оказались на самом крутом участке склона, поднялся во весь рост, бросил гранату и, крикнув «Взвод, за мной, в атаку!», ринулся на врага. Егеря панически бежали, а наход- чивый воин, подобрав большое количество оружия, вернулся на сопку и сумел удержать ее до прихода подкрепления. Храбрость воина, недрогнувшего перед лицом смертельной опасности, его боевая выучка, находчивость позволили ему в тяже- лых, казалось бы, безвыходных условиях не растеряться и победить. Храбрость, находчивость Кислякова основывалась на большом запасе знаний, умении использовать различное оружие, а главное — на отличном знании психологии врага, и поэтому воля его была несокрушима. Он мог бы поступить смело, взорвать себя последней гранатой, но подвига в полном смысле этого слова не было бы. Была бы не выполнена основная задача — удержать сопку; враги захва- тили бы ее, а выбивать их вновь пришлось бы с большими потерями. За этот подвиг Кисляков первый среди моряков Северного флота был удостоен звания Героя Советского Союза. Опытом войны доказано: человек действует уверенно, реши- тельно и грамотно до тех пор, пока все, что видит перед собой, ему понятно, все опасности и препятствия, которые предстоит преодо- леть, ясны, и он знает, как с ними бороться. Такого не собьешь с пути. Но стоит ему встретить что-нибудь загадочное, неизвестное, он почти всегда на какое-то время теряется. Очень показательный случай произошел во время освобожде- ния Печенги (Петсамо). Высаживались два отряда одновременно: со- седний находился на катере-охотнике, наш — на торпедном. Катер-охотник быстро подошел к берегу, четко была подана сходня, и разведчики, не замочив ног, сбежали на берег. На нашем картина сложилась совсем иная. Командир долго маневрировал, прежде чем ему удалось подойти к береговой черте. Последовала команда: «По дать сходню». Матросы, которые обязаны выполнять эти практически несложные действия, слабо знали свои обязанности, оттого и действовали неуверенно, робко. Катер волной начало разворачивать, и командир был вынужден отойти от берега. Снова маневрирование для подхода к берегу. Вновь звучит команда: «Подать сходню». В ответ — те же ошибки матросов... Правильно говорят, что море не прощает, не щадит неумелых и разгильдяев. Ударом волны выбило из нерадивых рук сходню и унесло в море. Катер вновь вынужденно отошел от берега. Что делать? Конечно, можно было бы высаживаться: прыгай в воду и — греби вплавь. Но с оружием, боезапасом, рюкзаками далеко не уплывешь.
Немецкие горные егеря Командир катера принимает решение возвращаться на базу. Он еще, вероятно, не понимает, чем все это кончится. Он наивно счи- тает, что просто не сумел высадить, и все. За это могут отстранить от командования катером, наложить взыскание... Мы же видели в этом другое: это не просто невыполнение задачи отрядом не по его вине, а срыв операции, проводимой флотом. Корабли наши пойдут с большим десантом в порт Лиина-хамари, а вход в него будет закрыт на замок, батареи мыса Крестового станут в упор расстреливать их в узком проходе, соединяющем порт с морем. Кроме того, в нашем отряде давно уже укоренился неписаный закон: «Не выполнил задание — не возвращайся». Укоренился он не сразу, а лишь тогда, когда отряд стал действительно грозной боевой силой, когда каждый разведчик стал настоящим мастером разведы- вательно-диверсионного дела. Разумеется, мы бурно запротестовали, узнав о решении коман- дира катера. Решили: пусть разобьется катер, но отряд будет выса- жен! Это наше решение было бесповоротным. Нам помог командир катера-охотника лейтенант Борис Митрофанович Лях. Он подошел почти вплотную к нашему борту и спросил, в чем дело. Я объяснил ему ситуацию и наше решение. Мы — старые друзья с Борисом Митрофановичем, он много раз снимал нас с побережья врага, бук- вально вытаскивая из огня, и мы бесконечно верили в его искусство. Борис Митрофанович хорошо знал выучку разведчиков и спокойно сказал: — Надеюсь, сумеете перепрыгнуть ко мне на борт? — Сумеем, — ответили. — Ну и добре. Командир, — это уже командиру катера, — держи курс навстречу волне, иди самым малым, я буду проходить мимо на чуть большей скорости, разведчики знают, что им делать. Понял? Начали! Перепрыгивать с катера на катер, спокойно стоящий рядом, на метровом расстоянии, на палубу, загроможденную всякой всячи- ной, и то опасно, если ты переотягощен грузом, но все-таки можно. А как быть, когда катера на ходу и имеют разные скорости? Когда волна качает их, и ты не знаешь точно, каким окажется расстояние в момент твоего прыжка?.. Тут нужны большое мастерство, сно- ровка, смелость и решительность. Большое мастерство, отвага требуются тому асу, который решил провести свой катер на волне почти рядом с другим катером. Выручить может только ювелирная работа. Борис Митрофанович так и сработал. При первом проходе перепрыгнули всего три разведчика. На охотнике матросы, хорошо знающие свое дело, буквально ловили их на руки. На втором — го- раздо больше, потом еще и еще... На пятом «перегрузка» разведчиков с катера на катер закончилась. Катер-охотник твердо взял курс к берегу. Мы любовались удивительной отточенностью действий моряков. Как только катер приблизился на расчетное расстояние к берегу, послышалась команда: «Обеспечивающие — в воду». Не- смотря на большую глубину и сильный прибой, два матроса мгно- венно прыгнули с носа катера в воду. «Подать сходню!» Поползла сходня с палубы катера к берегу и легла на плечи стоящих по горло в воде матросов. «Начать высадку!» Разведчики, веселые и доволь- ные, стремительно побежали по сходне, которая почти не качалась, крепко удерживаемая мужественными моряками. — До свидания, орлы, желаю успеха! До скорой встречи! — крикнул нам на прощание Борис Митрофанович. Два почти одинаковых катера, одинаковые условия действия, два экипажа, но как не похожи действия людей! Они вполне объ- яснимы: разный запас знаний, мастерства, разный уровень подго- товки, разная психологическая закалка и волевая натренирован- ность. А главное, диаметрально противоположный подход к вос- приятию обстановки, а отсюда — и разное чувство ответственности за выполнение приказа. В итоге — диаметрально противоположные результаты при выполнении одной и той же задачи. Впрочем, по- чему одной? Ведь задача команды катера-охотника, принимавшего нас на свой борт, куда как осложнилась. И надо иметь поистине твердую волю, ум и большое сердце, чтобы взять инициативу на себя и довести до конца общее огромной важности дело. Умело использовал боевую технику и экипаж подводной лодки Северного флота Щ-402. Однажды лодка успешно атаковала враже- ский транспорт, но затем подверглась длительному преследованию кораблей охранения противника. Без горючего, с разряженными батареями, она оказалась в критическом положении — не могла ни идти, ни погрузиться. И хотя было уже темно и корабли противника преследование прекратили, рядом находился вражеский берег с на- блюдательными постами и мощными батареями. Однако и в такой обстановке, из которой, казалось, нет выхода, экипаж подводной лодки не сдался. Из парусиновых чехлов моряки сделали парус, ко- торый был поднят на перископе, и лодка отошла от опасной бере- говой черты. Тем временем мотористам удалось запустить дизель, используя вместо солярки смазочное масло. Они отлично знали воз- можности дизелей марки 38-К-8. Вероятно, даже создатели этих дви- гателей не предполагали такого варианта, но мотористы своими знаниями и опытом расширили возможности техники. Еще раз, касаясь знаний, скажу, что все мои ранения, которые я получил за годы войны, пришлись на ее первый период, вернее, на самый первый год. Было мало знаний, мало умения, мало опыта. Потом все это пришло, и вот тогда я поверил, что при встрече лицом к лицу с любым врагом, как бы ни был он вооружен, я выйду побе- дителем. Схватка с врагом обычно кончается раньше, чем встре- чаются штыки. Кто-то из противников проигрывает морально, и бой для нега кончается либо пленом, либо гибелью. Все эти примеры из времен минувшей войны. Теперь же тех- ника шагнула далеко вперед, и непомерно выросло значение зна- ний в воспитании волевого, мужественного человека, способного стать настоящим защитником своей Родины. Но не только технический запас знаний нужен для воспитания воли. Необходимо уметь логически мыслить, предугадывать ход раз- вития какого-либо события, нужно знать психологию человека при встрече с опасностью и уметь или своевременно прийти на помощь другу, или в самый выгодный момент нанести удар врагу. Нужно знать объективные законы развития общества и уметь использовать их в борьбе. Только всесторонний запас знаний делает волю чело- века предельно устойчивой и дает ему возможность в любых, самых трудных, самых опасных ситуациях находить правильные решения.
Источник: ПО СТРАНИЦАМ САЙТА «ВОЕННАЯ РАЗВЕДКА».
Рейтинг публикации:
|
