Глава шестая
Гроза у порога
Война. Попытка развязать политический узел не языком, а зубами.
Граница. В политической географии воображаемая линия между двумя государствами, отделяющая воображаемые права одного от воображаемых прав другого.
Амброз Бирс, американский писатель
Южане оказались в трагическом и жутком тупике. Именно нам, русским, россиянам (поскольку в старой России крепостниками были не одни этнические русские, а чуть ли не все населявшие империю народы, за исключением разве что евреев и среднеазиатов) следовало бы отнестись к ним с большим пониманием. Наши собственные предки – практически в те же времена! – точно так же зашли в логический тупик: и мужичков надо бы освободить, и боязно рушить сложившуюся за века систему, да к тому же самые умные, интеллектуальные, совестливые люди не представляют себе, что можно жить иначе, без крепостного права, в котором усматривается и положительная сторона (разумеется, на взгляд хозяев).
США накануне Гражданской войны (1861–1865 гг.)
Речь, еще раз повторяю, не идет о том, чтобы оправдать и простить – но понять южан необходимо. Поскольку проблема никак не укладывалась в «алчность жадных плантаторов».
Южане должны были рассуждать примерно следующим образом…
Сложившийся порядок вещей существует более двухсот лет. Причем тот самый Север, который и поставлял все это время рабов на Юг, внезапно сделал поворот на сто восемьдесят градусов и принялся кричать, что рабство – зло. Хотя Северу следовало бы и помолчать в тряпочку…
Государство создали южане. Они составили Конституцию и Декларацию независимости, они вынесли на своих плечах основной труд Войны за независимость, они дали стране первых президентов. И вдруг от них требуют сломать основы жизни. Им говорят, что они «не имеют права» отделяться. Почему это? Когда южане устраивали революцию и отделялись от Британской монархии, это считалось доблестью и подвигом. Отчего же теперь южные штаты не имеют права уйти и жить так, как им хочется? Чем самопровозглашенная Конфедерация хуже самопровозглашенных Соединенных Штатов?
Примерно таким был ход мыслей…
Разве не Джефферсон говорил, что каждое поколение имеет право на свою революцию? Разве не Линкольн совсем недавно возглашал, что всякий народ имеет право революционным путем смести то правительство, которое его не устраивает? Наконец, разве не Линкольн заявил совсем недавно: «Когда белый человек управляет собой – это самоуправление; когда он управляет сам собой и вместе с тем управляет другими, это уже не самоуправление, это деспотизм».
«Вот мы и не хотим быть этими „другими“!» – воскликнули южане…
Многие аргументы южан отличались той неопровержимой логикой, которой просто невозможно возражать на логическом же уровне – только на эмоциях. Южане напоминали, что самая первая конституция США так и называлась: «Статьи конфедерации», а конфедерация – это объединение свободных штатов, которые уйти могут в любой момент.
Ситуацию усугубляло еще и то, что действующая Конституция США, как позже признает судья Верховного Суда Маршалл, «с самого начала была ущербной». Несовершенство Конституции в данном конкретном случае выражалось в том, что налицо был абсолютно неразрешимый парадокс. С одной стороны, ни в законах, ни в Конституции нигде не было указания, что штатам разрешен выход из Союза, но нигде не было ни словечка и о том, что выход запрещен. Точно так же не было писаных правил, разрешавших Конгрессу и федеральному правительству принуждать штаты оставаться в составе единого государства. А если вспомнить, что в южных штатах за Линкольна вообще не голосовали…
Короче говоря, оба государства, США и Конфедерация, с точки зрения закона были либо одинаково законны, либо одинаково незаконны. Одинаково… Не было ни «мятежников», ни «федерального центра». Была страна, расколовшаяся надвое. После этого всё, что делала одна сторона, другая могла объявить незаконным – и наоборот.
А ведь это еще не все… В Конституции имелись (и сегодня имеются) статьи, по которым штат может вести войну и самостоятельно, без дозволения федеральных властей, если «он уже подвергся нападению или находится в такой неотвратимой опасности, при которой недопустимо промедление». Это положение, если судить с точки зрения южан, как раз и давало право штатам Конфедерации вести войну против вступивших на их территорию федеральных войск (поскольку федералы могли ввести военную силу в штат исключительно с согласия его палаты представителей).
И наконец, «государственная измена», в которой обвиняла южан северная пресса, опять-таки не имела места. Потому что в Конституции говорилось: «Государственной изменой Соединенным Штатам считается только ведение войны против них или присоединение к их врагам, оказание врагам помощи и поддержки». Таким образом, пока вооруженные силы южан не ступали на северную территорию, не было войны, а следовательно, не было и измены.
Такой вот головоломный клубок нерешаемых в принципе вопросов заплелся и перепутался из-за того, что Конституция и законы во многом были сформулированы невнятно…
А теперь – о новорожденной Конфедерации. Ее руководство состояло отнюдь не из «крупных плантаторов». Президент Конфедерации Джефферсон Дэвис был сыном разбогатевшего на Юге северянина. Вице-президент Стивенс в молодости был наемным рабочим на кукурузных плантациях. Министр финансов Меммингер – вообще воспитанник сиротского приюта, вышедший в люди. Иегуда Бенджамин – из небогатой семьи. Морской министр Мэллори – сын янки из Коннектикута, чьи богатства заключались лишь в скромной портовой таверне. Министр почтовых сообщений Рейган – сын простого дубильщика кожи (149). Это на Севере, в правительстве Линкольна, не протолкнуться было от денежных мешков…
Более того, и Дэвис (бывший военный министр США) до войны был известен как… противник какого бы то ни было раскола страны и отделения хоть одного штата! На заседании конвента, где была провозглашена Конфедерация, он не присутствовал вообще, президентом его избрали заочно, и он подчинился родине. Точно также будущий главнокомандующий южными войсками Роберт Ли (как и многие другие генералы конфедератов) до войны был противником всякого сепаратизма, мало того, был противником рабовладения, как и его отец, герой американской революции и войны за независимость (99). В этом и заключалась трагедия многих южных министров и генералов: будучи противниками рабства и сепаратизма, они, тем не менее, взялись за оружие, чтобы защищать родину – и, соответственно, одновременно защищали рабство и сепаратизм…
Декларация независимости Конфедерации гласила: «Мы чувствуем, что наше дело – правое и святое, мы торжественно заявляем перед лицом всего человечества, что желаем мира, не ищем ни завоеваний, ни уступок от штатов, в союзе с которыми мы прежде были; мы хотим только, чтобы нас оставили в покое».
Государственная печать Конфедерации. Д. Вашингтон в обрамлении хлопчатника, табака, кукурузы и пшеницы. Подпись И. Бенджамина – печать изготовлена по его эскизу
Последующие события, как мы убедимся позже, подтверждают, что это было не лицемерие, а чистейшая правда – Юг и в самом деле всего-навсего хотел, чтобы его оставили в покое…
Любопытный штрих: именно Конфедерация впервые в истории США учредила министерство юстиции – до того его не существовало…
Горькая ирония еще и в том, что Вашингтон вот-вот мог оказаться на территории Конфедерации – поскольку округ Колумбия располагался в пределах рабовладельческого штата Мэриленд. Пока что Мэриленд сохранял нейтралитет, но если бы он примкнул к Конфедерации…
К тому же (так уж географически сложилось) Вашингтон находился рядом с мятежной территорией. Вашингтон стоит на одном берегу реки Потомак – а за рекой как раз и начинался штат Виргиния. Из окон Белого дома Линкольн мог бы при желании разглядывать в подзорную трубу позиции южан (вполне возможно, он это и делал). Если бы конфедераты хотели напасть первыми, им не пришлось бы прилагать особенных усилий – следовало всего-навсего переправиться через Потомак, не особенно и широкую реку…
Тем более что в Вашингтоне не было боеспособного гарнизона. Горсточка солдат, которая там присутствовала, столицу в случае атаки удержать не смогла бы. Арсенал Вашингтона был вообще брошен охраной, в чем Линкольн убедился лично: прошел по опустевшим улицам, заглянул в ворота арсенала – все двери распахнуты, ни одного солдата на посту…
Но южане не предприняли ни единой военной экспедиции за пределы своей территории, хотя беззащитный Вашингтон мог быть в два счета взят одним полком. Все военные действия Юга свелись к осаде занятого федеральными войсками форта Самтер, закрывавшего вход в гавань порта Чарльстон, который первоначально хотели сделать столицей Конфедерации.
Осадившими форт войсками южан командовал генерал Пьер Борегар (француз по происхождению, коренной южанин, оставивший пост начальника военной академии Вест-Пойнт, чтобы уйти в южную армию). Комендантом форта был майор Роберт Андерсон – которого в свое время в Вест-Пойнте обучал артиллерийскому делу именно Борегар и считал лучшим своим учеником…
Борегар с соблюдением всех правил дипломатии предложил бывшему ученику капитулировать. Тот отказался. Артиллерия южан начала обстрел форта. Можно говорить с уверенностью, что обе стороны откровенно не захотели проливать кровь. Судите сами: и фортом, и осадной артиллерией командуют профессиональные артиллеристы. За 34 часа артиллерийской дуэли выпущено около четырех тысяч снарядов. Убитых – ни одного. Раненых – ни одного. Это возможно при одном-единственном условии: обе стороны палили в белый свет, как в копеечку, вовсе не стараясь зацепить кого-то всерьез. Единственной жертвой канонады оказалась лошадь кого-то из южан, задетая шальным осколком.
Потом Андерсон капитулировал. И тут-то появилась первая, официально зафиксированная жертва гражданской войны. Вот только южане тут ни при чем. Сдавая форт, Андерсон выговорил себе право отдать артиллерийский салют спускаемому звездно-полосатому флагу. Одну из пушек форта разорвало, при этом был убит рядовой-канонир Дэниел Хоу. Первый убитый на этой войне пал не от огня противника, а от собственного орудия…
Считается, что первый выстрел по форту сделал Эдмунд Раффин – опять-таки не «тупой рабовладелец», а ученый, политик, писатель, один из теоретиков «южной нации» (правда, иные американские исследователи ставят на его место некоего капитана Джорджа С. Джеймса).
Этот день, 12 апреля 1861 г., когда Самтер спустил флаг, и принято считать началом гражданской войны. Гораздо менее известно, что на один месяц и один день раньше произошло событие, хотя и не отмеченное выстрелами, но, по моему глубокому убеждению, как раз и начавшее войну. 11 марта 1861 г. Конфедерация отменила на своей территории «закон Моррилла», тот самый, по которому Север устанавливал на поступающие в южные штаты товары те самые грабительские накрутки чуть ли не в пятьдесят процентов. А это так ударяло по карману северных воротил, что другого выхода, кроме применения военной силы, они попросту не видели. К тому же вслед правительство Конфедерации выпустило новый указ, по которому все южане, имевшие долги перед Севером, должны были эти долги не Северу уплатить, а перевести в казначейство Юга…
Для серьезных деловых людей именно такие акции и служат провозглашением войны не на жизнь, а на смерть. Опереточная осада Самтера – не более чем милый красивый пустячок по сравнению с ударом по кошелькам северных магнатов…
Карикатура того времени: Линкольн-кот гоняется за разбегающимися мышами штатами
После падения Самтера окончательно определились игроки и произошла полная расстановка сил. К семи создавшим Конфедерацию штатам присоединились Северная Каролина, Теннесси, Арканзас и, самое главное, «колыбель страны», Виргиния.
На стороне Севера остались четыре рабовладельческих штата. Точнее говоря, четыре с половиной: часть Виргинии, решившая идти с Вашингтоном, провозгласила себя новым штатом, Западной Виргинией (куда тут же радостно вошли федеральные войска).
Впрочем, все было гораздо сложнее. Поначалу в Союзе остались четыре рабовладельческих штата: Миссури, Кентукки, Мэриленд и Делавер. Два последних так и хранили всю войну верность Вашингтону – а в Миссури и Кентукки очень быстро образовалось по два правительства (южан и северян), по две администрации, по две армии. Кроме «большой» гражданской войны в двух этих штатах вдобавок бушевала еще война «малая» – не только Севера против Юга, но и жителей штата между собой…
В Техасе едва не случилось то же самое – но его губернатор Хьюстон, хотя и был противником отделения, не стал развязывать еще и «малую» войну, а ушел в отставку, заявив: «Я слишком люблю Техас, чтобы вызывать в нем гражданские беспорядки и кровопролитие» (77). Что сберегло немало жизней…
Теперь – о соотношении сил. Оно было категорически не в пользу Юга. На Севере жило 22 миллиона человек, на Юге – 9 (треть из которых составляли чернокожие невольники, на которых никак нельзя было полагаться как на вооруженную силу). На Севере – 110 тысяч промышленных предприятий, на Юге – 18 тысяч. На Севере – вся военная промышленность, на Юге – единственный оружейный заводик в Ричмонде (так что южане порой за неимением лучшего вооружались извлеченными со складов мушкетами времен Войны за независимость). Почти вся металлургическая и текстильная промышленность – на Севере. Две трети банковского капитала и почти все железные дороги – на Севере. Практически все инженеры и квалифицированные рабочие – на Севере. Весь военно-морской флот – у Севера. Почти все научные кадры – на Севере.
Соотношение, прямо скажем, печальное. Югу оставалось полагаться лишь на то оружие, что никогда не числилось в каталогах военной техники, но тем не менее играло важнейшую роль.
Называлось это оружие – дух Юга, дух отваги.
Английский наблюдатель, гвардейский офицер Флетчер, писал впоследствии: «Юг выказал в настоящую войну замечательный дух отваги. Как только завязалась борьба, замолкла мелкая зависть, соперничество и вражда, которые часто делали бесплодными порывы самого великого героизма. Все южное население было проникнуто мыслью, что сражается с иноземным врагом для защиты всего, что ему дорого».
Последующие события показали, что именно на этом «оружии» Юг и продержался в тяжелейших условиях, при вопиющем неравенстве сил целых четыре года…
Итак… После капитуляции форта Самтер Линкольн принялся действовать быстро и жестко, не стесняя себя соблюдением законов и Конституции. Оправившись от первого приступа страха и убедившись, что южане так и не пойдут на Вашингтон, там приободрились и загремели оружием…
«Старина Эйб» ввел федеральные войска в Мэриленд, где солдаты арестовали мэра Балтимора и 19 членов законодательного собрания штата, известных как сторонники Юга. Даже собственные министры Линкольна (и председатель Верховного суда) были против и напоминали, что это противоречит Биллю о правах (арестовывать можно за действия, но не за убеждения!), однако Эйби гнул свое. Мэриленд был передан под прямое управление военных, столица штата окружена войсками и пушками.
Последовали новые аресты – на сей раз за решетку упрятали все руководство полиции штата. И объявили, что малейшая попытка сопротивления закончится пальбой из орудий. Вот так и остался в составе Союза штат Мэриленд – не из убеждений его граждан, а из простого осознания того факта, что на пушки с голыми руками не попрешь, особенно когда все, кто мог бы возглавить сопротивление, брошены за решетку…
Нарушая все писаные законы, Линкольн единолично принялся тратить миллионы казенных денег – на спешное формирование армии. Интересно, что «коренные» англосаксы в нее не спешили и основной упор с самого начала был сделан на ту массу разноплеменных эмигрантов, что осела в США после того, как бежала из своих стран, проиграв всевозможные революционные заварушки: немцы, итальянцы, венгры. Все они большей частью была социалистами. Равным образом и американские социалисты валом валили в армию. Немецкие социалисты из Миссури быстренько собрали полк, выступивший под красным знаменем с изображением разбивающего кандалы молота (время серпа и молота еще не пришло). В Филадельфии не отставали – тамошний немецкий полк возглавил сомнительный «полковник» Бленкер, которому это звание присвоила некая «революционная армия Бадена». По воспоминаниям современника, «среди офицеров были участники фактически всех революционных войн в Европе». Обнаружился и польский полк. Немало удалось завлечь в федеральную армию и ирландцев.
Немецкие полки, польский полк, мадьярский легион, итальянская бригада Гарибальди… Другими словами, скопище весьма специфического народа, который был на всю жизнь отравлен бунтарством и не мыслил себе бытия без какой-нибудь войнушки…
Нужно обязательно упомянуть, что на Севере с самого начала развернулось довольно массовое движение и людей вполне вменяемых, выступавших за то, чтобы мирно отпустить Юг. Речь шла вовсе не о сторонниках Юга. Некоторые видели в этом идеальный выход покончить с дискуссиями о рабстве: пусть Юг живет сам по себе, а Север – сам по себе, жизнь покажет, кто окажется прав. Некоторые (капиталисты, и не мелкие) ровным счетом ничего не теряли после отделения Юга, поскольку не имели там деловых интересов. Некоторые просто-напросто считали, что в теоретическом споре «за» и «против» отделения прав как раз Юг – действительно, если США могли «самопровозгласиться», почему же того самого в рамках американских свобод не может сделать Юг?
Солидные нью-йоркские газеты писали, что сложно жить в республике, «где одна часть пригвождается к другой штыком». «Если рабовладельческие штаты убедятся, что для них лучше быть вне Союза, чем в нем, мы будем настаивать на том, чтобы разрешить им уйти с миром». «Раскол Союза предпочтительнее войны».
Видный аболиционист из Бостона: «Пусть Юг уходит под звуки труб, с развевающимися знаменами, мы с радостью приветствуем уходящего гостя… Привет разделению. Пусть у нас будут только торговые связи, как со всеми другими странами».
Нью-йоркская «Геральд», орган достаточно крупных капиталистических кругов (не имевших на Юге интересов): «Наша единственная надежда на то, что деморализующая, дезорганизующая, подрывная сектантская партия (Республиканская. – А. Б.), послушным орудием которой является „честный Эйби Линкольн“, потерпит крушение, и тогда не будет затяжной гражданской войны».
Кроме того, Линкольном были недовольны многие радикалы, требовавшие от президента немедленного объявления свободными всех негров. Так и не дождавшись от Линкольна этого указа, они стали соображать, что грядущая война, очень похоже, все же затевается не ради благородного освобождения угнетенных негров, а по каким-то гораздо более приземленным причинам.
Многозначительные цитаты из газет аболиционистов: «Действительно, есть Север, но Север только для белого человека. Действительно, Север горит ненавистью к Югу, но не пылает любовью к рабу. Лидером этой войны не является Джон Браун. Вы думаете, что Джон Браун сражался бы за Союз, если бы он мог видеть происходящее?»
«Мистер Линкольн никогда не выражал никакого намерения или желания освободить четыре миллиона рабов. Могут ли аболиционисты участвовать в войне, главная цель которой заключается в поддержании Союза, где защищается собственность рабовладельцев на человека? Для нас время сражаться (если мы решим участвовать в какой-либо войне) наступит тогда, когда все участники войны на одной стороне будут за свободу, а все на другой стороне – за рабство».
Особый цинизм происходившего в том, что северная пропаганда, вовсе не собиравшаяся врать, будто война будет вестись из-за рабства, в то же время принялась раскручивать… светлый образ «изничтоженного злобными южанами Джона Брауна» Кем-то была срочно сочинена и вброшена незатейливая песенка, очень быстро ставшая военным маршем:
Тело Джона Брауна покоится в земле,
Дух Джона Брауна шагает по земле…
В общем, парни, идем мстить чертовым южанам за нашего Джона Брауна! И многие на это ловились, обряжались в мундир и брали ружье, полагая, будто идут сражаться за благородное дело.
А где-то в тихих гостиных сидели те самые большие боссы, которые протолкнули в президенты «старину Эйби» отнюдь не для того, чтобы он мирно махал платочком вслед уходящему с оркестром Югу. И, будьте уверены, боссы работали вовсю, да и денежек не жалели…
Дело, однако, шло туговато. На Севере хватало сторонников Юга, и далеко не мирных, а главное, тайных – в армии, в правительственном аппарате, в военном министерстве, в составе американских посольств за рубежом, даже в Конгрессе. Во многих северных штатах тайно проходили выучку отряды, которым в «день икс» предстояло захватить власть, создать «СевероЗападную Конфедерацию», объединить ее с южной и «повесить Эйба Линкольна, членов его кабинета и всех аболиционистов». Явление, характерное для всякой гражданской войны. Правда, на Юге не имелось и малейших следов «северного подполья»…
Иегуда Бенджамин, один из лидеров Конфедерации
Север оказался разобщенным, а вот Юг, наоборот, спаянным – там-то четко представляли, за что воюют и против чего: за родину, против северян, посягавших на независимость Конфедерации. Можно сколько угодно порицать эту незатейливую идею, но именно она сплотила Юг и вдохновила на борьбу…
Формировавшиеся на Севере и Юге армии были, как легко догадаться, совершенно непрофессиональными. В каждом штате, что южном, что северном, имелась своя милиция (ополчение), но на Севере она собиралась в основном для парадов пару раз в год – а вот на Юге, где всегда существовала опасность массового восстания негров, ополченцев учили гораздо серьезнее…
Многочисленные военные историки подчеркивают, что, в отличие от северянина, практически всякий южанин был, по сути, подготовленным солдатом: во-первых, хорошо владел конем и оружием, а во-вторых, жизнь выковывала из всех, кто был связан с плантаторством, неплохих организаторов.
Джефферсон Дэвис
И на Севере, и на Юге кое-где царило откровенное шапкозакидательство: мы их, кособоких, одной левой! Однако северяне, чересчур полагавшиеся на перевес сил в свою пользу, все же оказались гораздо более безответственными: Линкольн создал так называемые «девяностодневные полки», куда набирали только на три месяца, а потом солдат волен был убираться восвояси – «старина Эйби» искренне полагал, что за три месяца он покорит Юг…
Если на Юге полки новорожденной армии формировали люди известные и уважаемые в своих округах (и зачастую, организовав полк, вступали в него рядовыми), то на Севере все обстояло иначе: любой, у кого имелась определенная сумма денег, получал право сформировать роту или полк, после чего официально получал от государства звание капитана или полковника армии США. Наличие способностей к военному делу власти не интересовало. Вот эти полковники потом и навоевали… (99).
В обоих враждующих лагерях были свои заблуждения и самые иллюзорные планы, быстро опрокинутые жестокой действительностью. Аболы на Севере полагали, что все четыре миллиона южных негров, едва услышат, что с Севера идут «враги рабовладельцев», тут же восстанут и сметут «прогнивший режим» (именно за подобные заблуждения и поплатился жизнью Браун). Люди посерьезнее, пощелкав на счетах, прикинув все преимущества Севера в заводах и крейсерах, в капиталах, железных дорогах и технике, делали вывод: «южные лапотники» ни за что не смогут долго сопротивляться северной махине.
Генерал Роберт Ли, командующий войсками южан
На Юге, в свою очередь, чересчур уж преувеличивали потребность всего остального мира в южном хлопке – особенно у матушки-Англии. Многие верили, что европейские страны, нуждающиеся в южном «белом золоте», придут на помощь Югу.
Еще в 1858 г. один из сенаторов от Южной Каролины говорил: «Без единого пушечного выстрела и не обнажая меча, мы можем поставить на колени весь мир, если они посмеют начать с нами войну… Что произойдет, если в течение трех лет не будет поставок хлопка? Я не буду подробно останавливаться на том, что каждый из вас может себе представить, но одно не подлежит сомнению: Англия сделает все возможное и мобилизует весь цивилизованный мир, чтобы спасти Юг. Нет, вы не посмеете воевать с хлопком. Нет такой власти на земле, которая посмела бы воевать с ним. Хлопок правит миром».
Оптимизм был, мягко говоря, преувеличенный. Бодрости южанам придало, правда, сделанное перед самой войной заявление английского посла американскому госсекретарю: «Если Соединенные Штаты решаются силой приостановить столь важную для Великобритании торговлю с производящими хлопок штатами, я не отвечаю за то, что может произойти».
Как показали последующие события, южане чересчур уж полагались на свою прародительницу, добрую старую Англию – у которой, как известно, нет ни врагов, ни друзей, а есть лишь постоянные интересы. Ну, а грозные тирады дипломатов еще ничего не значат…
Вступая в должность, Линкольн говорил, обращаясь к мятежным южным штатам: «Правительство на вас нападать не будет. Не будет конфликта, если вы сами не станете агрессорами».
Врал, конечно. Через три месяца после капитуляции Самтера северная армия переправилась через Потомак и вступила на территорию Конфедерации под вопли вашингтонских «ястребов»: «Вперед, на Ричмонд!»
Теперь только шутки кончились и началась настоящая война…
Источник: lib.rus.ec.
Рейтинг публикации:
|
