[1] Аналогами инновационных мезообъектов в естественном мире является «Твистор» – абстрактный геометрический объект, действующий в многомерном комплексном пространстве, которое лежит в основе обычного пространства-времени. «Теория твисторов» Роджера Пенроуза стала результатом двадцатилетних усилий проникнуть в область более глубокую, чем квантовые поля и частицы. Находясь в ряду с суперструнами и другими теориями великого объединения, данная теория вызывает острые дискуссии в научной среде. (Пенроуз Роджер. Новый ум короля: О компьютерах, мышлении и законах физики / общ. ред. В.О. Малышенко; пер. с англ. – М.: Едиториал УРСС, 2005. – С. 29).
© 2006 г., Н.А. Потаенко
ВРЕМЯ В ИНДИВИДУАЛЬНОЙ КАРТИНЕ МИРА
Процесс проживания и переживания человеком событий внешнего и внутреннего характера является той основой и материалом, из которых складывается пространственно-временная структура индивидуального мира.
Поступившая в разное время и в определенной последовательности информация может быть извлечена из памяти и вызвана на «табло сознания» уже в иной последовательности, т.е. приобретает иную структуру. Изменение претерпевают временные параметры и самих воспринятых событий. У отдельных индивидов в этом плане отмечаются значительные расхождения в восприятии и оценке временных промежутков в зависимости от возраста, профессиональных навыков, физического и эмоционального состояния.
То, что называется личностным, субъективно-переживаемым, психологическим временем, включает в себя время, которое может тянуться, долгие минуты ожидания, воспоминания о прошлом, феномены déjà-vu, возможность испытывать и продлевать минуты счастья, обеспечивать свое будущее, способность предвидеть и т.д.
Трансформация временного опыта во временную семантику единиц языка ставит ряд вопросов о психических эквивалентах темпоральных значений, их «образности» и способах хранения в памяти, например, ДЕНЬ – образ света, светлая длительность; ЗИМА – холод, длительность, связанная с ощущением холода; КАНИКУЛЫ – время отдыха, сопровождаемое ощущениями удовольствия; ВРЕМЯ СУТОК – образ циферблата, ход часов, движение и положение часовых стрелок.
Разные формы освоения времени, подвергаясь оязыковлению, находят соответстующее выражение в языковых формах, причем значения языковых единиц, представляя собой своеобразные проекции недоступных для прямого наблюдения аспектов временного бытия человека и разнообразных временных трансформаций, являются благодатным материалом для исследования гетерогенных по своему характеру содержательных структур сознания. Так, например, речь о координации движений предполагает наличие определенной способности организма; вспоминать, предвидеть – психический процесс; строить планы на будущее – мыслительный процесс; время действовать представляет время как внешний фактор.
Эти и другие свидетельства процессов внутренней жизни вполне соответствуют точке зрения психологов о наличии особым образом организованного и имеющего самостоятельный онтологический статус индивидуального времени (Брагина, Доброхотова; Петренко).
Темпоральная составляющая индивидуальной картины мира формируется во многом на основе личного временного опыта. Время индивидуума, как его личное достояние (франц. temps vécu, англ. lived time), ассоциируется с разного рода переживаниями реального настоящего, с багажом памяти, а также с ожиданиями, связанными с будущим. При формировании темпорального тезауруса взаимодополняющими являются: индивидуальный опыт, языковые ресурсы и культурная среда.
Настоящее и темпоральный тезаурус
Жизнь человека протекает в постоянной организации своего настоящего, т.е. конкретного контекста бытия, частью которого он является и в который он вносит свои изменения. Настоящее охватывает весь событийный пласт, вовлекаемый в сферу актуальной деятельности, будь то природные физические процессы (смена дня и ночи, чередование сезонов), физиологическое существование (периоды и ритмы жизни), культурный контекст (социальный, правовой, научный, религиозный).
Настоящее обладает рядом исключительных свойств: эфемерное и неуловимое, оно вместе с тем реально и конкретно. Выступая линией раздела между прошлым и будущим, оно вместе с тем служит соединительным звеном между ещё не существующим и уже не существующим.
Судя по семантике языковых единиц, объектом референции которых является настоящее, оно представляет собой сложное и качественно разнородное образование, организующим центром которого выступает сам индивидуум. Важную роль в становлении индивидуальной картины мира играет формирование семантики настоящего. Достаточно сказать, что категория настоящего занимает центральное место в триаде времен. Как правило, прошедшее определяется как то, что предшествует настоящему, будущее – то, что следует за настоящим).
Разделяя будущее и прошедшее, настоящее вместе с тем их соединяет, одновременно трансформируя виртуальное (будущее), которое, пройдя реальность настоящего, превращается в факт истории. В данном случае под будущим понимается совокупность событий, которые могут произойти (или не произойти), а под прошедшим – события, о которых сообщается, что они имели место.
Cфера настоящего, занимая ключевое место при выделении других временных планов, объединяет события, включенные в интервал одновременности с моментом речи.
Являясь исходным пунктом при выделении других временных планов, настоящее связывает события, объединенные отношением одновременности с актом речи (коммуникации). Сам акт речи (англ. act of speech, speech event; нем. Sprechakt, Sprechhandlung; франц. acte de parole, acte de discours individuеl, instance de discours) служит исходным ориентиром темпорального дейксиса и средством маркирования контекстного окружения как настоящего. Акт речи одновременно представляет собой исходное ключевое звено языковой темпоральности с ее сложной формально-содержательной структурой, варьирующей от языка к языку. Определяющим для событийного пространства настоящего служит фактор включенности в поле указания сейчас.
Показательно в этой связи рассуждение Э. Бенвениста, отмечавшего, что настоящее, как факт языка, «имеет в качестве временной референтной соотнесенности только одну языковую данность: совпадение во времени описываемого события с актом речи, который его описывает. На линии времени ориентир настоящего времени может находиться только внутри акта речи». Французский академический словарь (“Dictionnaire général“) определяет «настоящее» (“présent“) как «время глагола, обозначающего время, в котором мы находимся». Но к этому определению следует подходить с осторожностью: нет ни другого критерия, ни другого способа выражения, чтобы обозначить «время, в котором мы находимся», как только принять за это время «время, когда мы говорим». Это момент вечного «настоящего», хотя и никогда не относящийся к одним и тем же событиям «объективной» хронологии, так как он определяется для каждого говорящего каждым соответствующим единовременным актом речи. Лингвистическое время является аутореферентным (sui-référentiel) (Бенвенист, 296-297).
НАСТОЯЩЕЕ выступает, таким образом, как актуальность бытия (актуальность в отличие от виртуальности), это реальное бытие, противопоставленное воображаемому, мнимому, возможному. НАСТОЯЩЕЕ подразумевает со-присутствие, факт совместности пребывания в определенном месте; это непосредственная явленность (присутствие в отличие от отсутствия); это также временной отрезок или точка, противопоставленная прошедшему и будущему.
Сошлемся в этой связи на А. Бергсона, который считал, что «наше актуальное существование по мере того, как оно развертывается во времени, удваивается существованием виртуальным (подобно изображению в зеркале). Каждое мгновение нашей жизни дает, следовательно, две стороны (оно актуально и виртуально): восприятие с одной стороны, и воспо-минание – с другой. Оно расщепляется в то время, как наступает» (Бергсон, 1033).
Существующие определения настоящего свидетельствуют об амбивалентном характере момента речи как центра временного дейксиса и представляют сложную картину взаимоотношений элементов качественно неоднородного пространства референции настоящего, понимаемого как действительное (данное, актуальное, неповторимое, феноменальное) реально происходящее, существующее на самом деле, другой стороной которого является сфера виртуального, ментального, концептуального, имеющего разнообразные формы языкового выражения.
Ментальный лексикон
Ментальный лексикон (mental lexicon, vocabulaire mental), судя по описаниям многочисленных экспериментов, представляется как сложная многоярусная система пересекающихся полей, представляющих собой упорядоченную по разным основаниям информацию как о явлениях действительности, так и о связанных с ними языковых единицах (Aitchison; Залевская).
При этом предполагается наличие множества пересекающихся иерархий, в которые входит та или иная единица лексикона по каждому из характеризующих ее признаков. Авторами отмечается «вертикальная» и «горизонтальная» упорядоченность элементов лексикона и их взаимодействие, когда «элементы каждого яруса или подъяруса включаются в линейные связи разной протяженности, обеспечивая тем самым контакты между различными иерархиями» (Залевская, 1992, 62).
А.А. Залевская, обсуждая идеи Дж. Эйтчисон (Aitchison), считает, что ментальный лексикон в целом – это «сложная сеть взаимосвязей, увязывающая огромное количество знаний в памяти, при этом невозможно сказать, где кончается значение слова и начинаются знания о мире. Поскольку каждое слово имеет связи со многими другими и с общей информацией в памяти, все эти связи в определенном смысле составляют сумму того, что мы понимаем под словом» (Залевская, 1990, 87-88).
В контексте вышесказанного есть все основания говорить о темпоральной составляющей индивидуального тезауруса, определяемой содержательными структурами эпизодической и семантической памяти.
Эпизодическая память касается событий, непосредственным участником которых человек являлся. Согласно Э. Тулвингу, эпизодическая память помогает нам вспоминать события, которые мы лично пережили или свидетелями которых мы являлись, в то время как семантическая память содержит разного рода знания. Благодаря семантической памяти, считает автор, мы располагаем, например, сведениями о том, что Эйфелева башня является достопримечательностью Парижа и что Париж – столица Франции. В свою очередь, благодаря эпизодической памяти мы способны (можем) вспомнить свою поездку в Париж, а также связанные с этим события (Tulving, 1999).
По мнению Э. Тулвинга, эпизодическая память является источником самопознания и по своему характеру она аутоноэтична (от греч. νόησις – «мышление»). Эпизодическая память отличается от семантической своим рефлексивным характером. Эпизодическое же воспоминание автор сравнивает с формой мысленного путешествия по субъективному времени.
Семантическая память имеет опосредованный характер и представляет собой систематизированное знание субъекта о словах и других языковых символах, их значениях, о том, к чему они относятся, о взаимоотношениях между ними, о правилах, формулах и алгоритмах манипулирования этими символами, понятиями и отношениями.
Эпизодическую память можно, таким образом, рассматривать как основу психологического времени личности в силу того, что, согласно принятому в психологии событийному подходу особенности психического отражения человеком времени, его скорости, насыщенности и продолжительности «зависят от числа и интенсивности происходящих в жизни событий – изменений во внешней среде (природной и социальной), во внутреннем мире человека (мыслях и чувствах), в его действиях и поступках» (Головаха, Кроник, 14).
Ассоциативно-вербальная сеть
Дополнительные сведения о составе, содержательной специфике и структуре темпорального фрагмента внутреннего лексикона дают результаты ассоциативных экспериментов. Естественно-языковое ассоциативное поле, как онтологическая реальность, содержит информацию, которая относится к трем уровням языковой личности: грамматико-семантическому (т.е. «языковому» в узком смысле слова), когнитивному (знания о мире) и прагматическому (Караулов, РАС, 753).
Более того, по мнению авторов «Русского ассоциативного словаря», ассоциативное поле – «это не просто фрагмент вербальной памяти (знаний) человека, фрагмент системы семантических и грамматических отношений, но и фрагмент образов сознания, мотивов и оценок» (РАС, 6).
Очевидным является тот факт, что идентификация слов происходит в контексте индивидуального и социального опыта, а использование слов предполагает учет знаний об обозначаемых ими денотатах.
Поверхностный ярус лексикона[1], представленный словами-ассоциа-тами, есть лишь явная и видимая часть «айсберга». Глубинный же ярус лексикона представляет собой сложную сеть многоступенчатых связей. Исходя из того, что в основе упорядоченности знаний человека об окружающем мире в индивидуальном лексиконе лежат цепи опосредствующих импликаций, А.А. Залевская обоснованно считает, что «в поверхностном ярусе лексикона нередко хранятся начальные и конечные элементы таких цепей, в то время как восстановление промежуточных звеньев требует обращения к глубинному ярусу»[2] (Залевская, 1990, 110).
Ассоциативные связи в группе темпоральной лексики позволяют определить состав поверхностного яруса темпорального лексикона, а также судить о характере содержательной структуры внутреннего темпорального лексикона. Анализ материалов свободных ассоциативных экспериментов с участием носителей разных языков (Русский ассоциативный словарь; Edinbourgh Essociative Thesaurus; Ferrand, Alario; De la Haye) свидетельствуют о том, что темпоральная составляющая индивидуального информационного тезауруса, являющаяся субстратом темпоральных значений, представляет собой совокупность качественно разнородных явлений.
Так, данные анализа нескольких тематических групп, в русском, английском и французском языках дают основание для выделения в составе ассоциаций образного событийно-ситуационного, эмоционально-чувст-венного, феноменального и концептуального компонентов.
Образный событийно-ситуационный компонент включает совокупность тематически связанных впечатлений в виде сложных образов и воспоминаний. По характеру ассоциатов можно судить об их сенсорно-перцептивной и собственно образно-событийной основе (ср. стимул УТРО имеет в качестве реакций свежее, холодное, свет, заря, роса; ДЕТСТВО – дом, качели, мороженое, песочек, праздник, в деревне). Аналогичные по характеру ассоциации наблюдаются и в других языках.
Факт существования подобных чувственных групп в нейропсихологии трактуется как результат формирования специфических паттернов возбуждения на уровне больших полушарий коры головного мозга. Связанные со словом многочисленные паттерны представляют, таким образом, реальный нервный субстрат разнообразных чувственных впечатлений, получаемых человеком из внешнего мира и со стороны собственного тела.
Эмоционально-чувственный компонент связан с богатой гаммой переживаний эмоционального характера (ср. ВЕЧЕР – грустный, приятный, незабываемый, настроение; ЮНОСТЬ – веселая, счастливая, бесшабашная, эх!, куда ты уходишь?).
Феноменальный компонент (от греч. τά φαινόμενα – явления, видимое, кажущееся) включает в себя совокупность актов сознания, конституирующих субъективную темпоральность, содержание и структура которой определяется работой индивидуального психофизиологического механизма (ср. НОЧЬ – близка, пришла, напролет, долгая, до утра; СТАРОСТЬ – еще не скоро, неизбежно [наступит], приближается).
В связи с выделением данного компонента уместно сослаться на И. Канта, который, говоря о представлениях, отмечал следующее: «Откуда бы ни происходили наши представления … они как модификации души принадлежат к внутреннему чувству и как таковые все наши познания в конце концов подчинены формальному условию внутреннего чувства, а именно времени, в котором они в целом должны быть упорядочены, связаны и соотнесены» (Кант, 701).
В феноменологии Э. Гуссерля одним из ключевых понятий является Zeitbewußtsein, т.е. время-сознание или осознание времени. Э. Гуссерль, определяя свой предмет исследования феноменологии времени, отмечал, что «вопрос о сущности времени приводит к вопросу о «происхождении» времени. В этом вопросе о происхождении речь идет о первичных формообразованиях сознания-времени, в которых интуитивно и непосредственно конституируются первичные различия временного как изначальные источники всех очевидностей, относящихся ко времени» (Гуссерль, 11). При анализе сознания-времени (осознания времени) Э. Гуссерль использует три базовых понятия: праимпрессия (die Urimpression – первое чувственное впечатление), ретенция (die Retention – только что прошедшее, но еще существующее в сознании) и протенция (die Protention – ожидание или предвосхищение). Исходным темпоральным актом, по мнению автора, является удержание осознания Теперь или Теперь-точки (Jetzt, der Jetztpunkt), к которому присоединяется первичная память (ретенция) и первичное ожидание или предвосхищение (протенция).
Отметим в этой связи, что в физиологии распространенной является точка зрения, согласно которой ритм жизнедеятельности организма задается биологическими часами (англ. internal clock, франц. horologe interne). Считается также, что биологические часы во многом определяют характер суждений людей о времени (Droit-Volet, Wearden). Так, в человеческом организме, например, насчитывают до 100 различных биологических часов.
Концептуальный (логико-вербальный) компонент, т.е. превращенный, трансформированный и особым образом организованный (структурированный) индивидуальный и социальный временной опыт. Он представлен совокупностью коррелированных понятий, категорий, схем и моделей (ср. ДЕНЬ – ночь, 24 часа, день недели, пятница; ВОЗРАСТ – годы, годá, старость, молодость, жизнь).
При формировании представлений как вторичных образов предме-тов (в том смысле, что представления могут актуализоваться без непосредственного воздействия предметов на органы чувств человека), наблюдаются изменения взаимоотношения пространственных и временных параметров объектов.
Так, Б.Ф. Ломов отмечает, что «сукцессивный (последовательный) перцептивный процесс превращается в симультанное (одновременное) отражение – то, что человек воспринимал последовательно, трансформируется в целостный одновременный образ» (Ломов, 69).
По наблюдениям психологов, при переходе от ощущения и восприятия к представлению изменяется структура образа и происходит его схематизация. Представления, в свою очередь, становятся базой для формирования образов-эталонов, когнитивных карт, наглядных схем и концептуальных моделей.
В когнитивистике для обозначения подобных структур широко используются такие термины, как когнитивная схема, фрейм, сценарий, прототип, ментальная модель, идеализированная когнитивная модель. Когнитивные модели, понимаемые как схематизированные образы, связываются с внутренней структурой схематизированных зрительных и ментальных образов, стоящих за языковыми явлениями. В предлагаемой, например, Дж. Лакоффом концепции идеализированной когнитивной модели особую роль играют образ-схемы (Lakoff). Они, по мнению автора, практически всегда выступают в качестве основного строевого элемента ИКМ других типов (пропозициональных, образ-схематических, метафорических и метонимических). Образ-схематические ИКМ представляют собой своего рода гештальты, т.е. конфигурации связанных друг с другом относительно простых представлений-концептов.
Темпоральные модели
В повседневном общении при построении и интерпретации высказываний применяются временные модели разных видов (подробно об этом см. Потаенко). Так, широко распространенной является ситуация, когда для ориентации во времени используется движение солнца (природные часы и сопровождающие его движение эффекты: восход (заход) солнца, заря, наступление сумерек и т.д. В данном случае можно говорить о наличии суточной шкалы циклического характера, позволяющей ориентацию в пределах суток: восход солнца, утро, полдень, вечер, ночь, полночь и др.
Природные явления лежат в основе сезонной шкалы, где основные деления представлены весной, летом, осенью, зимой, а также связанными с ними явлениями: цветение, летний зной, сбор урожая, зимние холода.
Следующим распространенным средством ориентации является циферблат в его различных модификациях. Его шкала с упорядоченной номенклатурой единиц органично сочетается с суточной шкалой: 2 часа ночи, 5 часов утра, 3 часа дня, 7 часов вечера.
Календарь, в свою очередь, позволяет осуществлять наряду с мегаориентацией линейного характера (бесконечная упорядоченная числовая ось, идущая в двух направлениях), также микроориентацию в пределах недели, месяца, года (цикличность).
Физиологические особенности и наблюдаемые изменения в организме лежат в основе возрастной шкалы (или, другими словами, шкалы жизненного пространства): детство, юность, зрелость, пожилой возраст. Вместе с тем есть основания говорить о неоднородности и многомерности возрастной шкалы, о чем свидетельствуют такие понятия, как физиологический (хронологический, паспортный) возраст, интеллектуальный, психологический, брачный, пенсионный возраст, совершеннолетие и т.д.
Распространенным средством ориентации является событийная шкала. Для нее характерно отсутствие общей ранжированности событий на одной оси как в календаре. Точкой отсчета могут служить, в принципе, любые известные говорящим события, принятые в качестве ориентира (акт речи, действие, женитьба или замужество, рождение ребенка и др.).
Как правило, высказывание строится с одновременным использованием нескольких временных моделей, причем наблюдается их регулярное совмещение и наложение друг на друга.
Темпоральные модели являются результатом упорядочения индивидуального темпорального опыта, а также интеграции существующих в обществе культурных моделей времени. Сошлемся в этой связи на мнение К. Бюлера, считавшего, что регистрирующий аппарат живого существа функционирует и предоставляет своему владельцу своего рода ориентирующую таблицу, регулирующую его практическое поведение (Бюлер, 117). Соответственно, каждый говорящий располагает системой координат субъективной ориентации (Ordnungsschema): «Тот, кто бодрствует и находится в себе», тот ориентируется в наличной перцептивной ситуации, а это в первую очередь значит, что все поступающие к нему чувственно воспринимаемые данные укладываются в некоторую последовательность – в координатную систему, исходным пунктом (Origo) которой является то, что обозначается словами «здесь», «сейчас», «я» (hier, jetzt, ich)» (Бюлер, 116). Более того, каждый участник общения, по мнению К. Бюлера, хорошо ориентируется в своей системе координат и понимает другого: «Если я предстану перед строем гимнастов лицом к лицу в качестве тренера, то я буду выбирать команды «вперед, назад, направо, налево» … в соответствии не со своей, а с чужой системой ориентации» (Бюлер, 95).
Эти идеи, собственно говоря, находят воплощение в двух основных типах когнитивных темпоральных моделей или же фреймов референции. Так, например, В. Эванс выделяет ego-ориентированные и событийно-ориентированные модели (ego-based models и time-based models). В моделях первого типа опорной точкой референции является сам индивидуум (experiencer или ego), воплощающий и представляющий опыт проживания «сейчас». В моделях второго типа (temporal sequence models) опорной точкой референции служат события, находящиеся в отношениях «раньше-позже» (in-tandem alignement) (Evans, 2004).
Можно, таким образом, констатировать, что важным конституирующим элементом темпорального плана дискурса в явном виде выступает класс материализованных референтов времени, будь то акт речи, явления природы или известные говорящим события.
Впечатляет многообразие средств и приспособлений, позволяющих человеку ориентироваться, приспособлять свою деятельность ко времени, осуществлять разнообразные манипуляции и тем самым воздействовать на естественный ход событий и придавать им желаемую временную структуру. Сюда входят многообразные виды часов (солнечные, песочные, механические, атомные), календари, ежедневники, программы, гороскопы, прогнозы, расписания, системы отсчета времени и система часовых поясов, нотная запись и используемые в законодательстве понятия (напр., пенсионный возраст, совершеннолетие, возрастные ограничения).
Упомянутые выше референты, не будучи временем в собственном смысле слова, являются естественными или искусственными посредниками, связанными со временем знаковыми и иными отношениями. Для ориентации во времени и для его измерения используются естественные явления, а также создаются многочисленные приспособления (часы, календари, таблицы), что сопровождается формированием систем измерения и ориентации, имеющих концептуальный характер.
Как уже говорилось выше, языковую концептуализацию получают многочисленные приспособления, позволяющие человеку распределять свою деятельность во времени и осуществлять разнообразные манипуляции, тем самым воздействуя на естественный ход событий и придавая им желаемую временную структуру.
Показательным в этом плане является обширный класс текстов, представляющих собой детально структурированное знаковое поле, моделирующее определенный событийный континуум. В качестве примера могут служить графики движения транспорта, астрономические таблицы, календари, правила внутреннего распорядка, программы разного рода мероприятий, законодательные акты и т.д.
В содержательном плане тексты такого рода представляют собой идеальное событийное пространство[3] с обозначенными пространствен-ными и временными границами, где каждому событию отведено определенное место в ряду других.
Использование вышеупомянутых текстов в качестве средства вре-менной ориентации основано, как правило, на взаимодействии с рядом других систем временной ориентации. Так, например, планирование учебного процесса происходит с учетом структуры конкретного календарного года, где немаловажную роль играет сочетание рабочих, выходных и праздничных дней, детально моделируется также структура отдельного рабочего дня, определяется структура недели, семестра, учебного года.
Календарь, как известно, служил и служит не только для мегаориентации (упорядочение событий давно минувших, а также исчисление и ранжирование событий грядущих, но и для макроориентации (организация деятельности в рамках дня, недели, месяца, года и т.д. Исходя из этого, в структуре календаря нашли отражение ритмы движения планет (исчисление суток, месяцев, годов), введены событийные точки отсчета, во внимание принимались хозяйственные, а также политические соображения (начало года и его внутренняя структура значительно варьируют от одного календаря к другому).
Одной из разновидностей временного моделирования является практика составления гороскопов. Представление будущего в виде ряда сценариев предполагает возможность выбора одного из них в качестве наиболее приемлемого для реализации сферы физического, интеллектуального и духовного.
Концептуальные модели времени, представленные в философских и религиозных учениях, в рамках физической теории или в литературе, также являются средством ориентации как в теоретической, так и в практической деятельности.
Библиографический список
1. Бенвенист, Э. Общая лингвистика / Э. Бенвенист; пер. с франц. – М.: Прогресс, 1974.
2. Бергсон, А. Воспоминание настоящего / А. Бергсон // Творческая эволюция. Материя и память / пер. с франц. – Минск: Харвест, 1999. – С. 1005-1049.
3. Брагина, Н.Н. Функциональные асимметрии человека / Н.Н. Брагина, Т.А. Доброхотова. – М.: Медицина, 1981.
4. Бюлер, К. Теория языка. Репрезентативная функция языка / К. Бюлер; пер. с нем. – М.: Изд. группа «Прогресс», 2000.
5. Головаха, Е.И. Психологическое время личности / Е.И. Головаха, А.А. Кроник. – Киев: Наукова думка, 1984.
6. Гуссерль, Э. Собр. соч. Т.1. Феноменология внутреннего сознания времени / Э. Гуссерль. – М.: Изд-во «Гнозис», 1994.
7. Залевская, А.А. Индивидуальное знание. Специфика и принципы функционирования / А.А. Залевская. – Тверь: Тверской гос. ун-т, 1992.
8. Залевская, А.А. Слово в лексиконе человека: Психолингвистическое исследование / А.А. Залевская. – Воронеж: Изд-во Воронеж. гос. ун-та, 1990.
9. Кант, И. Соч. в шести томах. Т. 3. Критика чистого разума / И. Кант. – М.: Мысль, 1964.
10. Караулов, Ю.Н. Русский ассоциативный словарь как новый лингвистический источник и инструмент анализа языковой способности / Ю.Н. Караулов // Русский ассоциативный словарь. В 2 т. Т.1. От стимула к реакции. – М., 2000. – С. 750-782.
11. Ломов, Б.Ф. Вопросы общей, педагогической и инженерной психологии / Б.Ф. Ломов. – М.: Педагогика, 1991.
12. Петренко, В.Ф. Основы психосемантики: учеб. пособие / В.Ф. Петренко. – М.: Изд-во МГУ, 1997.
13. Потаенко, Н.А. Время в языке: учеб. пособие / Н.А. Потаенко. – Пятигорск: Пятигорский. гос. лингв. ун-т., 1996.
14. Русский ассоциативный словарь. В 2-х т. / Ю.Н. Караулов, Г.А. Черкасова, Н.В. Уфимцева [и др.]. Т. 1. От стимула к реакции. – М.: АСТ – Астрель, 2002.
15. Aitchison, J. Words in the Mind: An Introduction to the Mental Lexicon / J. Aitchison. – 3rd ed.– Malde; Oxford; Melbourne : Blackwell Publishing, 2003.
16. Droit-Volet, S. Les modèles d’horloge interne en psychologie du temps / S. Droit-Volet, J. Wearden // L’Année psychologique. – 2003. – № 104. – P. 617-654.
17. Edinburgh Associative Thesaurus (Web site).
18. Evans, V. The Srtucture of Time: Language, Meaning and Temporal Cognition / V. Evans. – Amsterdam: J.Benjamins, 2004.
19. Ferrand, L. Normes d’associations verbales pour 260 mots «abstraits» / L. Ferrand, X. Alario // L’Année psychologique. – 2001. – № 101. – P. 659-709.
20. Lakoff, G. Women, Fire and Dangerous Things / G. Lakoff. – Chicago: Univ. of Chicago Press, 1980.
21. Tulving, E. Episodic vs Semantic Memory / E. Tulving // Encyclopaedia of the Cognitive Sciences / R.Wilson, F.Keil (eds.). – Сambridge, Massachusetts: MIT Press, 1999.
[1] Поверхностный ярус лексикона включает «единицы разной протяженности – от отдельных словоформ до типовых фраз, частотность употребления которых приводит к целостному «переживанию» последних индивидом без расчленения их на составляющие элементы. Можно предположить, что в основе организации единиц этого яруса должны лежать некоторые формальные признаки (звуковые или графические формы) (Залевская, 1990, 76).
[2] В основе организации единиц глубинного яруса лексикона, по мнению А.А. Залевской, должны лежать «принципы содержательного характера, являющиеся продуктами процессов дифференциации и генерализации на основе многократной перегруппировки разнородных элементов речевого и прочего опыта человека» (Залевская, 1990, 76).
[3] Под идеальным пространством понимается его концептуальный характер, отнесенность к разряду мыслительных конструктов.
