После первой мировой воины и всего за год до __ захвата Гитлером Германского рейха Альберт Эйнштейн и Зигмунд Фрейд обменялись письмами на тему «Для чего нужна война?». Два великих человека этого поколения, идеи которых воздействовали на мышление первой половины нашего века и продолжают воздействовать до сих пор, задались этим вопросом. Эйнштейн, физик и пацифист, спрашивал Фрейда, который был старше его на двадцать три года, существует ли в сфере психиатрии и психоанализа панацея против убийства человеческих существ, организованных в государства, против санкционированного разрушения человеческой жизни. «Вы оказали бы всем нам колоссальную услугу, если бы представили проблему всеобщего мира в свете ваших последних открытий, поскольку это могло бы проложить путь к новым и более плодотворным формам действия».

   В своем ответе Фрейд дал довольно мрачный прогноз. Он не видел в нашем существовании возможностей «подавлять агрессивные склонности человека»1. Остальная часть ответа Фрейда была лишь обоснованием этого вердикта.

   Брайент Ведж, писавший свою работу «Психиатрия и международные дела» тридцать пять лет спустя, в годы, которые стали свидетелями второй мировой войны, с ее разрушениями и атомной бомбой, и войн в Корее и Индонезии, сказал следующее: «Этот ответ [Фрейда] не смог подорвать веру Эйнштейна в то, что психиатрия, наука, самым непосредственным образом занятая беспорядком и конфликтом внутри и между-человеческими индивидуальностями, может помочь в налаживании отношений между нациями. Эта надежда пока в нас живет, но понемногу наступает разочарование. Психиатрии не удалось оказать практической помощи в урегулировании международного конфликта, хотя такой конфликт стал гораздо более опасным для человечества с того времени, как прозвучал призыв Эйнштейна». Нельзя сказать, что не было усилий со стороны психиатров. «В 1935 году 339 психиатров из тридцати стран подписали манифест о предотвращении войн», в котором было записано: «Мы, психиатры, заявляем, что наша наука достаточно продвинулась вперед, чтобы мм могли судить о различии между рациональными, воображаемыми и бессознательными мотивами даже у государственных деятелен»1.

   Два года спустя, летом 1937 года, в Париже состоялся большой конгресс психологов2. Профессор Клапаред из Женевы зачитал главное обращение «О межнациональной ненависти», в котором выражались благие надежды и заверения о вере в человеческий прогресс. Мой доклад был единственным непосредственно посвященным этой проблеме3. Моя точка зрения, отражавшая в то время психоаналитические обобщения, состояла в том, что подавленные гомосексуальные потребности целых наций являются источником ненависти и желания нанести телесный ущерб целой социальной массе, что массовые убийства и одержанные каким-нибудь народом победы мотивируются мужской гомосексуальностью, направленной против феминизированных народов. Разве не было вызвано желание турок учинить резню в одной из армянских деревень этими различиями в подсознательной национальной структуре? И разве не является Германия, со своей национальной эмблемой – орлом с когтями, готовыми терзать плоть жертвы, – естественным врагом Франции, с ее девушкой во фригийском колпаке или Шантеклером – шумным, но не очень страшным, скорее смешным символом самца?

   Я все еще считаю, что подавленная гомосексуальность глубинно связана с агрессией. В серии конфликтов между Израилем и арабскими государствами последние постоянно и решительно наказывались евреями, образ которых в течение тех столетий, когда они были рассеяны по миру, связывался с преследуемой и терпящей насилие нацией. Таким образом, столь долго лелеемое мнение арабов о себе, как о мужской нации настолько серьезно пострадало, что их не утешат никакие уступки со стороны Израиля.

   Глава задуманной мною книги «Маски гомосексуальности», которая называлась «Крейцерова соната» Толстого и бессознательная гомосексуальность», была опубликована во фрейдистском журнале «1та§о»'; остальное осталось лежать в ожидании, так как я был захвачен темами моих книг «Столкновения миров», «Века в хаосе» и «Земля в перевороте».

   Вторая мировая война, разумеется, не стала ждать психологов, которые бы объяснили и выявили корни этого бедствия, известного как война. «Мысль о том, что «война начинается в умах людей» и что именно «в умах людей должны быть воздвигнуты гарантии мира», стара, как сама история отношений между организованными обществами».

   Доктор Ведж продолжал цитировать фрагменты переписки Эйнштейна и Фрейда 1932 года и, отмечая бесплодность всех усилий, задал вопрос: «Почему наука, более всего занятая тем, чтобы помочь отдельному человеку решить психологические проблемы, оказывается бессильной решить наиболее значимую проблему всего человеческого поведения? Что может дать психиатрия?».

   Ведж определил важность психиатрической науки для решения данной проблемы, но сам не предложил ничего более конструктивного, чем «исследование персональных особенностей иностранных государственных лидеров, психологических факторов в отдельных международных конфликтах, интерпретации поведения при переговорах и возрастающей эффективности межнационального общения» и т. п. Это не больше как общие фразы, с одной стороны, и паллиативы – с другой. Но при этом он сделал одно верное наблюдение: «Психиатрия сначала занималась отдельными людьми. Только недавно новая концепция социальной взаимообусловленности привела психиатрию к более обобщенным объектам, таким, как общество и нация в их влиянии на историю индивидуумов. Строгие границы психиатрии едва ли способны дать научное основание для рассмотрения международных дел. Психиатры, которые стали заниматься международными отношениями, совершенно верно отмечают, что в них порой действуют динамические психологические факторы. Здесь, однако, и начинаются все трудности…».

   Существует саранча, которая появляется раз в семнадцать лет. Что заставляет это насекомое свершать нашествие через этот долгий период времени, неизвестно; нет ни земных, ни космических причин, которые были бы очевидны.

   Подобное же наблюдается и в истории человеческого рода. Если мы начнем исследовать большие войны последних нескольких столетий, мы обнаружим определенную периодичность в возникновении этих крупных столкновений (я предоставляю другим судить, могут ли подобные же схемы быть обнаружены и в предшествующие последним векам периоды).

   С 1700 по 1709 год армии Карла ХП Шведского захватили в результате завоевательных войн значительную часть Европы. Карл покорил Данию, большую часть Германии, Польшу, балтийские государства и вторгся на Украину. Здесь, в центре страны, близ Полтавы, вдалеке от своего собственного отечества, он потерпел поражение от рук Петра Великого.

   В то время как Карл XII воевал в восточной Европе, западная Европа была ареной войны (1701-1714), в которой Франция под предводительством Людовика XIV, Испания и Бавария объединились против Англии, Голландии, Австрии, нескольких германских государств, а Португалия и Савойя постоянно переходили от одного лагеря к другому. Эта «война за испанское наследство» велась на Рейне и Дунае, во Фландрии, Италии и Испании и на морях, В результате Франция уступила Ньюфаундленд и Новую Шотландию Англии, Испания лишилась Гибралтара и Менорки, а Португалия утвердилась в Бразилии.

   Через век с небольшим, а именно, через 104 года после начала этого противостояния, Наполеон предпринял свою атаку на объединенные силы Пруссии, Австрии и России при Аустерлице (1805). Он завоевал большую часть Европы и прорвался далеко в глубь России в 1812 году, где и был разбит. Он вновь проиграл Битву народов (1813) и провел заключительное сражение при Ватерлоо (1815).

   И вновь, чуть больше чем через столетие, мир был охвачен пламенем. Германия при Вилъге/.ьме II повела за собой Австро-Венгрию и Турцию против Англии, Франции и России. Первая мировая война захлестнула многие европейские страны и самые уд<1ленные уголки мира с невиданным размахом. Она продолжалась с 1914 по 1918 год. Существует бесспорная периодичность в повторении таких событий примерно раз в 104 года. Но и на полпути мегаду этими войнами происходили также войны континентальных масштабов, так что реальный период составляет пятьдесят два года от начала одного мощного всплеска до начала следующего. В восемнадцатом веке это была Семилетняя война (1756-1763), мировая схватка Австрии, России, Франции и их союзников с Пруссией и Англией, которая предоставила Англии решительное преимущество в Северной Америке, Индии и Вест-Индии и сделала Пруссию главным противником Австрии.

   В девятнадцатом веке это была Гражданская война в Америке (1861-1865): в продолжение этой бойни, одной из самых масштабных в военной истории, были убиты сотни тысяч человек.

   Последний глобальный конфликт разразился точно на половине этого пятидесятидвухлетнего периода: первая мировая война началась в августе 1914 года, а вторая мировая война – в сентябре 1939 года, но она приобрела полный размах в 1940 году. Продолжалась она шесть лет, вновь охватив все пять континентов. В прошлом волна достигала подъема каждые пятьдесят два года, в этом столетии большая волна поднимается на половине этого периода, или опережает прошлую на полпериода.

   Вдумчивое исследование диаграммы больших вооруженных конфликтов показало бы резкий подъем перед и после каждого пика, а у его подножия – отзвук столкновении меньшей мощности или ограниченного характера. Так Гражданской войне предшествовала Крымская война, а затем выступление Пруссии против Австрии, Дании и Франции. Первой мировой войне предшествовали балканские войны, а за ней последовала гражданская война в России. Второй мировой войне предшествовало выступление Муссолини против Эфиопии (а также гражданская война в Испании и война между Японией и Китаем), а за ней последовала корейская война.

   Если следовать этой схеме, то новый большой взрыв враждебности между нациями должен наступить около 1966 года; мир вошел в состояние напряженности и гонки вооружений, а также локальных войн – во Вьетнаме и на Среднем Востоке. Атомное вооружение,-развивавшееся со времени второй мировой войны, действовало как сдерживающее средство1.

   1 Если существует определенная подвижность в таких циклах, так что главный взрыв может произойти на половине цикла (как этЬ было со второй мировой оойной) или 'может, как кажется, быть удержан (как произошло в 1966 году), тогда, возможно, нам следует соблюдать осторожность и в наших прогнозах относительно семисотлетнего цикла. В разделе «Периодичность безумия» мы говорили о двадцать первом веке. Но исследуемый цикл составляет приблизительно семьсот лет. Было бы ошибкой заявлять, что мы будем пребывать в безопасности до середины двадцать первого века. Все, что мы можем сказать: час близится.

   Если человеческий род наделен потребностью разрушения и самоуничтожения, которая обнаруживается с интервалом в пятьдесят два года, а может быть, и двадцать шесть лет (это промежуток от начала перкой мировой войны до начала второй мировой войны), тогда вместо политических и экономических факторов в роли запальников, вызывающих воспламенение человеческих масс, должны выступать психологические и даже биологические факторы. Состояние раздражения – это предварительное условие той «патриотической» непримиримости, которая ведет к масштабным неконтролируемым столкновениями с насилием, увечьями и убийствами. Когда человеческий род, объединившийся в большие сообщества, разделяется на разные лагеря, локальные, «племенные» периоды конфликтов сами собой сливаются во внезапные общие взрывы континентального и даже, как в нашем веке, глобального масштаба.

   Масштабные конфликты, повторяющиеся каждые пятьдесят два года и угроза которых существует на половине этого периода, должны рассматриваться как своего рода природные явления, подобно нашествиям саранчи каждые семнадцать лет (можно по ходу дела отметить, что последний период составляет примерно третью часть пятидесятидвухлетнего, хотя, возможно, они и не имеют отношения друг к другу). Этот феномен массовой истерии мирового масштаба должен быть понят, и его корни должны быть найдены и удалены.

   Следует напомнить, что две грандиозных природных катастрофы произошли тридцать четыре столетия назад с тем же самым интервалом в пятьдесят два года, и если нельзя с уверенностью констатировать биологическую прнчи-. ну таких периодических массовых истерий, то по крайней мере ее следует предполагать и изучать. Само такое предположение и изучение может оказать целительное воздействие.

   6 августа 1945 года американский военный капеллан благословил команду самолета и пожелал ей успешного выполнения своей миссии – доставить и бросить атомную бомбу на Хиросиму. Это была ослепительная вспышка, горячий смерч и землетрясение; в небе повис атомный гриб; тела обуглилисьдесятки тысяч тел – и начался атомный век.

   Двадцать лет спустя (1967) роберт Джей Лифтон, профессор кафедры психиатрии в Иельском университете, опубликовал очень сильную книгу «Смерть в жизни: пережившие Хиросиму». Он опросил семьдесят человек из числа выживших, людей самых разных судеб.-Он обнаружил незначительные отличия в психическом состоянии людей образованных и необразованных, врачей, писателей, священников и торговцев, домохозяек, крестьян и людей деклассированных. Ниже я цитирую отзыв Пауля Гудмэна о книге Лифтона, поскольку ему удалось схватить самую суть1: «Они считают – семнадцать лет спустя – что постоянно присутствуют при этом событии. Они отказываются сообщать в точности о его деталях, которые священны. Это событие было Великим, некоторые говорили даже о мгновенном счастье в том смысле, что пробудились от иллюзий этого мира. Они Избранный народ. Многие имеют шрамы, как отметки бога Иисуса. Они создают своего рода мистическое братство с некоей миссией. Они являются жертвой. Они должны стать освободителями обездоленных и апостолами мира. Их презирают, но они тот камень, который отвергнут строителями.

   Нужно стать морально совершенными и не продавать свой опыт менялам. По мнению некоторых из них, любая речь и любая форма социальной активности – это про-фанаиия. Должно хранить чистоту с помощью изощренных табу, например, не носить нейлоновые чулки, потому что они сделаны Дюпоном. Однако с того времени произошла переоценка ценностей, на людей возлагается обязанность «обирать египтян», то есть действовать на черном рынке. Матрица человеческого существования разбита; вместо человеческого существа – сплошная рана: невозможно жить, если только 'не существует нового неба и новой земли. «В этом мире я вижу истинный ад». Традиционные религии, буддистская или католическая, не могут справиться с этим новым явлением. Это новое ощущение принадлежит всему человечеству.

   Но когда-нибудь лев ляжет рядом с агнцем. «Они считают… что энергия в десять миллионов лошадиных сил на грамм, освобожденная из атома, будет передана в руки человека. Тогда богатый урожай науки будет мирно доставлен людям, как гроздья винограда, собранного на заре и мокрого от росы». Это видение в стиле Исайи, Санхики Тоге. После черного дождя засияет радуга. Даже перед падением Бомбы, в том привычном прошлом, мы не жили – это была иллюзия. Но человек по-прежнему видят все еще четкую фотографию своего невинного детства: оно остановилось, пока не наступит новый мир, в котором оно оживет. Избранные святые, вместе с мертвыми, которые также присутствуют, ибо участвовали в том событии, захвачены, как в чистилище, бессмысленным ходом текущей истории. Скорее всего они ждут нового пророка, который сможет преобразить жизнь… А пока ждут, они сидят в молчании и вспоминают о яростной теофонии; другие же говорят с мертвыми».

   Мое внимание к эссе Пауля Гудмэна привлекло то, что он проявил проницательность, сравнивая психологическое состояние выживших в Хиросиме с испытаниями и последующей реакцией израильтян во времена Исхода – события, уходящего в далекую историю. Он даже начинает свою статью с упоминания о книге Мартина Бубера, посвященной Моисею: «„.Библейская история не может пониматься буквально, однако она не может считаться неисторичной: с этими людьми что-то произошло, сверхъестественное или ненормальное, и рассказ, который до нас дошел, был их попыткой справиться с этим испытанием, восстановить душевное равновесие и самих себя в мире, который подвергся трансформации».

   Эта параллель не была проведена профессором Лиф-тоном; он, однако, проследил аналогии с духовной эволюцией, или точнее, мутацией людей, переживших нацистские лагеря. Основная часть его книги «Смерть в жизни» посвящена защитным механизмам против травмы: вытеснению, отвержению, формированию реакций, перечеркиванию…экрана памяти, поискам козла отпущения и алиби, самообвинениям с целью избегнуть тревоги отверженности, идентификации с силой, которая нанесла ущерб с целью избегнуть чувства бессилия, обращению гнева против самого себя и чувству вины.

   Эта книга воссоздает поразительно законченную травматическую среду, но рецензент настроен критически по отношению к патологическому прогнозу профессора Лиф-тона. Для меня, однако, духовная структура – поскольку это не просто состояние, а духовная структура – ЫЬа amp;из-Ьа (под таким названием известны пережившие Хиросиму и -Нагасаки) является своего рода открытием и весьма значимым в свете событий далекого прошлого феноменом, в силу этой конфронтации «частицы духовного здоровья в сплошной буре безумия» с «народами, выступающими против мирового насилия».

   Лифтон пишет: «Основной способ защиты выживших от смертельного беспокойства и смертельной вины – это утрата чувствительности. В ходе наших наблюдении над Хиросимой мы говорили об этом процессе, в самой острой его форме, как о психической замкнутости, а в наиболее хронических формах – как о психическом онемении. Теперь я склонен считать, что психическое онемение скорее характеризует весь жизненный стиль выживших»1. «Психическое онемение переживших катастрофу является, на мой взгляд, первой стадией погружения значительной части воспринятых событий в частичное забвение. Главное различие этих двух'событий – феномена эпохи Исхода и событий 1945 года – состоит в том, что первый не был делом рук человека и имел глобальный характер; события же нашего времени были деянием человека, и хотя они были глобальны в том смысле, что война распространилась на все континенты и моря, они сфокусировались в сожжении двух городов с помощью высвобожденной «энергии в десять миллионов лошадиных сил на грамм». Для жителей этих городов катастрофа была не менее глобальной, и только позже выжившие узнали, что они были выбраны из всех городов для этого эксперимента тотального убийства. Но прежде, чем они об этом узнали, для них не было никакой разницы,' если бы и все города мира были сметены. Опыт Хиросимы и Нагасаки явился ужасающим зеркалом тех минут, когда «в утреннюю стражу воззрел Господь на стан Египтян из столпа огненного и облачного…» (Исход 14:24).

   В книге «Века в хаосе» я показал ошибочность _ точки зрения Манефона, отождествившего израильтян с гиксосами. Манефон был египетским историком третьего зека до нашей эры, писавшим на греческом языке. Ненависть к почти легендарным гиксосам, завоевателям и угнетателям Египта, которая сохранялась вплоть до того времени, обратилась на еврейский народ. Я показал также, что гиксосы, известные египтянам как Аму, были в действительности амаликитянами из Библии, которые властвовали над Ближним Востоком и над Палестиной во время долгого периода блужданий в пустыне и эпохи Судей. Я ссылался на многочисленных древних арабских авторов, которые описывали завоевание Сирии-Палестины и Египта амаликитянами и правление в Египте династии царей-амаликитян в течение четырех или пяти столетий. Характер эксплуатации Египта Аму, описанный в египетских источниках, и эксплуатации Палестины амаликитянами, освещенный в библейских книгах, идентичен. И что наиболее важно, было показано, что именно царь Саул, первый царь израильтян, сумел положить конец правлению амаликитян, захватив их крепость, эль-Ариш, являющуюся дреа.-ним Аварисом, вместе с их последним царем Агогом.

   Еврейский народ был объектом глубокой ненависти амаликитян со времен блужданий в пустыне, когда, изнуренный жаждой, он безжалостно истреблялся амаликитянами, вплоть до эпохи владычества амаликитян и мидраи-тян, которые регулярно совершали набеги на страну со своим скотом перед жатвой. Это ненависть продолжалась не только в течение всех веков жизни израильтян и иудеев на их собственной земле, но и в период их долгой диаспоры, или мировой ссылки, вплоть до наших дней.

   Еврейский историк первого века нашей эры, Иосиф Флавий, принял точку зрения Манефона, согласно которой израильтяне были гиксосами, и к этому времени антисемитизм, первым известным свидетельством которого стала книга Манефона, написанная тремя веками ранее, уже широко распространился на Древнем Востоке. Чтобы исправить ату ошибку, я в «Веках в хаосе» сопроводил предложенную верную идентификацию кратким рассуждением о начале антисемитизма.

   Кроме этой древней путаницы, возможен и еще один аспект. Со времен древности еврейский народ заявлял, что великая катастрофа с землетрясениями, разрушениями и природными катаклизмами, проявлениями которой были «казни», отступление моря и исчезновение фараона с его войском, была направлена во благо сынов Израиля. Египет был наказан за проявленную по отношению к ним жестокость. Израильтяне спаслись когда обрушились «казни». Их вождь призвал эти «казни» на Египет и обрушил на его армии воды Моря Перехода. Израильтяне обрели благо в результате катастрофических событий. Меньшее значение (а по существу и никакого значения) предавалось тому факту, что на самом деле разбушевавшиеся стихии не пощадили и их вопреки свидетельствам библейской истории, и в «Веках в хаосе» цитировались раввинские источники, раскрывающие оборотную сторону: во время казни темнотой уцелели только двое из каждой сотни израильтян, а'в Море Перехода многих беглецов поглотили поднявшиеся волны. Но история, описанная в Библии, в которую верили евреи и другие народы древности и современности, имела и имеет огромное значение; когда Египет страдал,.израильтяне были избавлены от бедствий и обрели свое освобождение от рабства, сохранявшегося в течение многих поколений.

   Природная катастрофа, обрушившаяся на Египет, обрушилась и на весь земной шар, и многие его районы были полностью уничтожены. Пережитое в эти дни сохранилось в коллективном бессознательном разуме человеческого рода.

   Эти две идеи – израильтяне как единственный народ, спасшийся во время катастрофы периода Исхода, и отождествление Манефоном израильтян с гиксосами – содержат корни антисемитизма, который сохранялся в течение столетий.

   Африканский континент разделен на то, что называется Черным континентом, и северную оконечность, к северу от Сахары, занятую берберскими, или арабскими, государствами. Восточное побережье Африки тянется параллельно западному побережью Аравии, а на западном побережье Индийского океана, в Занзибаре, широкую дугу образует древнее поселение арабских работорговцев. Арабы охотились на черных африканцев и продавали их в рабство повсюду, где был на это спрос. Рабство ожидало также военнопленных других рас. Колумб превратил в рабов своих карибских пленников, но в современную эпоху именно африканский континент стал местом охоты за рабами. Импорт рабов в западное полушарие, начавшись в шестнадцатом веке, прекратился только несколько поколений назад: хотя и ограниченная законодательством примерно в 1800 году, торговля продолжалась вплоть до окончания Гражданской войны и затронула соседние страны. В 1873 году, всего лишь четыре поколения назад, из 1 500 000 человек населения Кубы 500 000, или треть, были рабами.

   Под заголовком «Магометанское рабство» в четырнадцатом издании Британской энциклопедии (хотя энциклопедии не относятся к тем источникам, которые я склонен цитировать, в данном случае я делаю исключение) написано следующее: «Центральный Судан был, по-видимому, одним из обширных охотничьих районов. Сюда привозили пленников на рынок рабов Кука в Борну, где, купленные посредниками, они в количестве 10 000 человек ежегодно шли через пустыню Сахару в Мурзук в Феззане, откуда распределялись по северному и восточному побережьям Средиземного моря. Страдания их во время этого перехода были ужасны; многие погибали, и их бросали. [Сообщалось], что «любой, кто не знает дороги», по которой проходит караван, «должен ориентироваться по костям, которые лежат справа и слева от тропы». В Марокко также привозили негров из Западного Судана и из Тимбукту. «Перевалочным центром на пути в Марокко был Сиди Хамед ибн Муса, находящийся в семи днях пути от Могадора, где проводилась большая ежегодная ярмарка. Рабы отправлялись отсюда группами, прежде всего в Марракеш, Фец и Мекрнез».

   Султан взимал с работорговли дань аА Vа!<^^ет. Из Марокко французские, португальские, британские и другие корабли развозили проданных рабов по местам назначения.

   Занзибарские арабы на восточном побережье Африки были самыми крупными работорговцами. Черные деревни поджигались, когда их обитатели спали – иногда с ведома местных вождей – и убегающих негров ловили, превращая таким образом в живой товар. Многие из тех, кто был перевезен в цепях на арабских кораблях, часто плохо приспособленных к морскому путешествию, умирали от плохого питания, жажды, долгого пребывания на солнце, и на некоторых торговых судах, пересекавших Атлантический океан, только пятьдесят из каждых ста выдерживали поездку.

   Британцы, французы, португальцы и прочие, покупая рабов на африканских рынках, перевозили их в Европу, но главным образом – в Америку. Согласно британской статистике, не считая рабов, умерших еще до отправления из Африки, 12,5 /о умерли во время путешествия в Вест-Индию. В Ямайке 4,5% умирали еще до продажи, а одна треть – во время «выдерживания».

   Занзибарские торговцы не могли похвастать сохранностью своего человеческого груза.

   Торговля рабами в западном полушарии продолжалась и после гражданской войны, но, утратив масштаб, она искала других путей. С дальнейшим ее упадком после 1870-х годов главным рынком потребления стали сами арабские страны, в особенности Аравийский полуостров, обширная территория, расположенная к северо-востоку и востоку от африканского континента. Здесь велась также внутренняя торговля с черными королевствами Уганды, Бенина и Дагомеи, и арабские торговцы были здесь поставщиками. Многие из рабов приносились в жертву во время языческих церемоний. Исследователи девятнадцатого века, Дэвид Ливингстон, сэр Сюмюэл Беккер и доктор Генрих Барт, описали эти обряды.

   Черные рабы совсем до недавнего времени продавались и покупались на арабских рынках, особенно на Аравийском полуострове. С распространением мусульманства на восточном берегу Африки, торговцы приняли обличив миссионеров, приглашая правоверных отправиться в паломничество в Мекку. По прибытии их продавали, и они никогда не возвращались в Африку, чтобы поведать истинную правду о своем путешествии. В прибрежных государствах, в эмиратах и султанатах Аравийского полуострова рабство санкционировалось традицией и защищалось законом в нарушение принципиальных заявлений, в разное время сделанных европейскими властями, особенно в конце нашего века. Тем не менее эти несколько стран, члены ООН, все еще практикуют рабство у себя дома.

   В процессе черного освободительного движения в Соединенных Штатах определились характерные социальные и психологические тенденции. Потомки рабов от четвертого до десятого поколений (з Вест-Индии это всего лишь третье поколение) ощущают зоз Африки, который сопровождал закованных в клетки рабовсво время их подневольного путешествия в эту страну и поглощал мысли первого поколения тех, кто работал на плантациях или в рудниках. Но вместе с этим чувством тоски по Африке возникает одно странное, даже патологическое явление: самые воинственные из чернокожих американцев смотрят на арабов как на своих союзников и наставников.

   Потомки рабов возвращаются к тем, кто на них охотился, кто захватывал их в ловушку, надевал на. них цепи, безжалостно тащил их через пустыню. Потребность вернуться к мучителю или к его потомкам, принять их религию и почитать их как мудрецов – это реакция, причина которой известна психологии: дети жертвы остаются под чарами того, кто хлестал кнутом их отца.

   Демографический взрыв объявлен многими, как величайшая опасность для будущего человеческого рода, опасность не отдаленного будущего, но следующих двух поколений. Я помню время, когда население Земли составляло 1,6 миллиарда человек. Теперь оно превышает 4 миллиарда, несмотря на две мировые войны. Было подсчитано, каким будет население Земли, если нынешние темпы роста сохранятся – примерно от семи до десяти миллиардов к концу нашего века. Не во взрыве бомбы, а в демографическом взрыве лежит величайшая опасность – заявляют многие социологи и почти все эксперты по вопросам народонаселения. Народы, которые уже сейчас балансируют на грани голода, размножаются быстрее всего. Народы, кишащие на берегах Ганга, живут в соответствии с максимально низкими стандартами: бездомные, они испражняются на общественных площадях, открыто; они спят на улицах Калькутты; и они производят потомство. Сожительство – одно из немногих удовольствий, оставшееся нищим и неумелым. В то же самое время священные коровы – все коровы и быки у индусов священны – бродят неприкаянными прожорливыми стадами, и даже когда они умирают естественной смертью, есть их не разрешается.

   В Египте феллахи (фермеры) в Дельте, одном из самых густо населенных районов мира, мучаются от малярии, трахомы (инфекционная болезнь глаз, которая ведет к слепоте) и от глистов. В то время, как большая часть обитателей этих мест страдает от одной или нескольких изнурительных болезней, население увеличивается: на весь Египет, где оно составляет тридцать миллионов, прибавляется еще два миллиона ежегодно. Большая часть этого прироста приходится на Дельту.

   Эта планета – наш общий дом – не увеличивается; ее питательные резервы ограничены и уже недостаточны, чтобы прокормить людей земного шара, и уже снова слышен крик (как столетие назад, когда об этом впервые написал Мальтус), что рост населения превосходит рост возможностей для выживания. Что касается пропитания, океан еще не раскрыл до конца своих потенциальных резервов: то, что мы сегодня получаем от океана, только часть доступного. Но в любом случае, жилье, образование, транспорт – все эти нынешние проблемы будет чрезвычайно трудно решить, если непритязательные земляне поднимутся из пыли и грязи и потребуют удобств.

   Существуют те, кто отстаивает доктрину священной неприкосновенности человеческой жизни при любых обстоятельствах. Самых отъявленных убийц кормят за общественный счет ради их жизни или ради отсрочки приговора, так как смертная казнь отвергается во многих государствах. Аборт, даже если ребенок зачат в момент изнасилования, был до недавнего времени наказуемым преступлением во многих странах, и уже случалось так, что насильник и его жертва получали приговоры в одном и том же суде. Только насильник, будучи виновен в менее тяжком преступлении, вскоре выходил на волю под залог, а жертва оставалась за решеткой за убийство нерожденного ребенка.

   Здесь не предлагается никакой программы защиты от опасности демографического взрыва. Но возможно,, что значение быстрого роста населения Земли связано не только с проблемами питания. Давайте оценим этот феномен в его вероятных социологических последствиях.

   В животном царстве те формы жизни, которым угрожает уничтожение, обычно производят наибольшее потомство. Насекомые, которые вынуждены пережить суровую зиму, размножаются в невероятных количествах, так что, по крайней мере, часть их потомства выживет и сохранит вид. Имея в виду этот процесс, очевидный для всех животных, населяющих сушу и море, бурному демографическому взрыву в годы, последовавшие за второй мировой войной, следует уделить самое пристальное внимание. Вполне возможно, что существует некий механизм регуляции. С древних времен было замечено, что в период больших войн и после них самцов рождается значительно больше, чем са? мок: природа выступает как регулятор. И если природа может средствами, нам неизвестными, направить рождаемость в пользу самцов, не может ли та же природа регулировать само увеличение населения, чтобы защитить род от неизбежного исчезновения?

   Если это так, тогда кажущийся неконтролируемым рост населения – это симптом находящейся в инкубационном периоде опасной болезни.

   В редакционной статье в «Ныо-Иорк Тайме» (18 декабря 1974) о владивостокских соглашениях между секретарем Коммунистической партии Советского Союза и президентом Соединенных Штатов, сообщается следующее: «Новое соглашение позволит каждой стороне создать силы первого удара на базе новых МИРВ – многоэлементных снарядов с боеголовками, небольшая часть которых может угрожать полным уничтожением бункеров МБР, в то время как основная часть средств нападения будет оставаться в резерве для отражения ответного удара. Ни одна из сторон сейчас не имеет такой возможности…

   Соглашение, подписанное во Владивостоке, позволит Советскому Союзу, начиная со следующего года, заменить новыми, более крупными и более точными ракетами с боеголовками МИРВ фактически-все МБР, разрешенные по условиям ОСВ 1 1972 года, т. е. 1320 из своих 1410 наземных ракет. До 1985 года настоящее количество боеголовок – 1410 – будет доведено до установленной цифры 6700. С их возросшей мощностью это более, чем в три раза превышает количество боеголовок, необходимых для уверенного удара по 1054 наземным МБР б Соединенных Штатах. Соединенные Штаты, по условиям владивостокских соглашений, могут заменить все первое поколение Мь пи1етап III и снарядов МБР «Посейдон» – 800 из запланированных 1030 уже разблокированы – на более крупные и точные снаряды МтиЬетап IV н ТгИеп! II. Вдобавок планируются еще 288 более мощных ракет Тп-<Ьп1 II на борту двенадцати огромных субмарин Трндент стоимостью почти 1,5 миллиарда $ каждая. С этой программой… объединенное командование уверено, что сумеет опередить русских в силах первого удара через два или три года.

   Ядерная база «Пирл Харбор», с ее неоценимым значением, не может, естественно, быть легко атакованной с какой-либо стороны. Но наличие такой возможности у обеих сторон в свете будущего кризиса и огромное преимущество, которое, как кажется, получает сторона, наносящая удар первой, открывает столь ужасные перспективы, что их трудно оценивать. Возрастание нестабильности – предпоследняя опасность ядерной эры, стоящая непосредственно перед окончательным ужасом реального ядерного столкновения – явственно обозначилось неудавшейся попыткой во Владивостоке ограничить количество снарядов МБР более умеренными пределами.

   …Без МИРВ атакующий должен послать по крайней мере два снаряда на каждую установку противника для обеспечения большей надежности, таким образом разоружая себя больше, чем врага. Обладая МИРВ, атакующий имеет преимущество. Один снаряд, несущий шесть боеголовок, может разрушить три вражеских МБР».

   Эта редакционная статья включает еще больше цифр и расчетов – или просчетов. Армагеддон приближается1. Всеобщее равнодушие к тому, что произойдет, когда накопившееся ядерное оружие вылетит из своих подземных шахт, или с'подводных лодок, или с движущихся по орбитам спутников, – это психологический феномен огромной важности. Уступчивость почти переходит в желание рокового конца. Разве не молят посетители церквей о Втором Пришествии, разве не распределяют концерны между своими акционерами доходы от торговли смертью, и разве супердержавы вместе с «развивающимися странами» не жн-вут в предвкушении? И в этом предвкушении не патологическая безответственность, а скорм радость. Возможность видеть уничтожение ближних в таком грандиозном масштабе настолько завораживает, что хочется рискнуть. Может быть, только у грешников выкатятся глаза, выпадут зубы, слезет кожа, сгорит плоть и сломается спинной хребет?

   Соглашения ОСВ – это всего лишь допуск к гонке вооружений, усовершенствованию арсеналов и организации по всем правилам того удара по нашей планете, который превратит ее на всех восьми тысячах миль в соляную пустыню Содома.

   1 С разрядкой напряженности, заметной за годы, прошедшие со времени опубликования" этой передовой статьи, данные наблюдения приобретают даже еще большее значение.