Из публикаций Хейердала, посвященных острову Пасхи, мы включили в сборник статью о статуях. Статуи на Пасхе не только символ, их появление и дальнейшая судьба отражают смену различных этнических слоев. Кто укажет истоки вдохновения ваятелей, у того в руках будет ключ от загадки острова. Эта статья по сравнению с "Аку-Аку" пополнилась новыми впечатлениями Хейердала. Кроме того, в статье он дал обзор истории исследования острова и указал на тесную связь этой истории с трагическими событиями, уничтожившими последнюю островную культуру. В основу главы лег доклад, прочитанный в Шведском обществе антропологии и географии в Стокгольме 24 апреля 1962 года. Доклад был напечатан в журнале "Имер", Э 2, стр. 108-124, 1962. Трудно найти другое место на земле, где между географией и этнологией было бы такое парадоксальное соотношение, как на острове Пасхи. На этом засушливом и бесплодном клочке земли, самом уединенном во всем Тихом океане, больше замечательных археологических памятников, чем на любом из более крупных, плодородных и легкодоступных островов и архипелагов, лежащих западнее. Конечно, естественно, что Тихий океан в силу своих географических особенностей - множество обитаемых островов разбросано на площади, занимающей более половины всего земного шара, - ставит перед этнологами больше проблем, чем любой другой из океанов. Но как-то неожиданно, даже несуразно, что именно остров Пасхи, самый обособленный и труднодоступный из десятков тысяч тихоокеанских островов, привлек всеобщее внимание обилием своеобразных археологических памятников. Пожалуй, столь же поразительно, что на острове, занимающем в географическом и археологическом отношении совершенно особое положение, не проводили археологических исследований вплоть до приезда туда экспедиции, о которой здесь пойдет речь. Первым из европейцев поселился на острове Пасхи в 1864 году французский миссионер Эжен Эйро; ему и его коллегам по конгрегации "Святое сердце Иисуса и Марии" удалось перевернуть последнюю страницу изначальной истории острова. Закончился последний, трагический акт одной из самых удивительных драм, какие когда-либо разыгрывались на одиноком океаническом островке. Никому из посторонних не довелось увидеть первых актов. Зрители прибыли на остров Пасхи, когда в разгаре было уже последнее действие. Только археология и другие науки, изучающие прошлое, могут помочь восстановить главные черты поры расцвета и величия острова. Раньше этого не знали, но теперь мы можем утверждать, что шли последние картины печального эпилога, когда первый европеец появился в поле зрения островитян, на несколько часов сошел на берег и был в Старом Свете объявлен открывателем острова. Это был голландский адмирал Роггевен. Под вечер дня пасхи в 1722 году он приблизился к неведомому острову. Утром следующего дня, когда солнце выглянуло из-за горизонта, три корабля подошли ближе, и моряки увидели островитян - людей с разным цветом кожи. Они сидели на корточках перед кострами, разведенными вдоль вереницы исполинских статуй, и, склонив голову, молитвенно поднимали и опускали руки. Как только солнце взошло, они упали ниц на землю, головой на восток, а костры перед каменными великанами продолжали гореть. Уже тогда статуи были настолько старыми, их так источило дождями и ветром, что Роггевен смог отломить кусок от одной из них; он заключил, что истуканы вылеплены из глины и земли, замешанных с камнями. Голландцы провели на острове всего один день. Прошло почти пятьдесят лет, прежде чем испанец Фелипе Гонсалес и его спутники вновь открыли остров. (Это было в 1770 году. Вице-король Перу послал два корабля с приказом разыскать и аннексировать остров, о котором в Перу говорили, что он лежит примерно в 600 милях от материка на широте Копьапо и может оказаться тем самым островом, который видел Роггевен.) Испанцы не ограничились поверхностным осмотром статуй: один из них так хватил киркой по статуе, что искры полетели. Скульптуры казались им изваянными из очень твердого и плотного камня. По записям испанцев, головы десятиметровых истуканов были увенчаны большими цилиндрами из камня другой породы. На цилиндрах лежали человеческие кости, из чего был сделан вывод: статуи были не только идолами, но и местом кремации покойников. И голландцы, и испанцы записали, что на острове Пасхи нет ни леса, ни канатов в достаточном количестве, чтобы воздвигнуть столь огромные статуи. Роггевен, как уже говорилось, считал, что скульптуры вылеплены из глины, но испанцы опровергли его мнение. От них удивленный мир впервые услышал о многочисленных каменных великанах, высящихся на голом, безлесном острове с примитивным населением, за тысячи километров от ближайшей суши. Два с половиной века загадка острова Пасхи прочно владела умами людей. Через четыре года после испанцев на остров приплыл капитан Кук, а за ним - французы во главе с Лаперузом. Все ранние путешественники подчеркивали, что статуи очень древние, а примитивные люди, которых застали европейцы, никак не могли быть причастны к ваянию этих монументов. Кук заметил, что многие статуи повалены и лежат рядом с разрушенными каменными постаментами, напоминающими алтарь. Он обратил внимание и на то, что пасхальцы ничуть не заботятся о починке разрушенного. У Кука был переводчик - полинезиец. Он с трудом понимал местную речь, но, во всяком случае, разобрал, что многочисленные статуи изображают умерших королей и вождей. Никто, кроме голландцев, не видел, чтобы пасхальцы молились перед идолами, но и англичане, и французы находили около статуй скелеты и поэтому описали их как древние могильники. Чем бы ни были скульптуры для тогдашнего населения Пасхи, жители острова продолжали свергать их с пьедесталов. В 1804 году на остров Пасхи высаживался русский мореплаватель Лисянский. Он записал, что в бухте Кука по-прежнему стояли на своих каменных платформах четыре статуи, в Винапу - семь. Двенадцать лет спустя, в 1816 году, на остров прибыла еще одна русская экспедиция во главе с Коцебу. Он установил, что в бухте Кука все изваяния повалены, а из семи статуй в Винапу остались стоять только две. Последнее сообщение о стоящих статуях мы находим в записях дю Пти-Туара, который в 1838 году видел севернее залива Кука девять истуканов на каменных платформах. Позднее были свергнуты и эти исполины, и когда в 1864 году первый европеец Эжен Эйро поселился на острове Пасхи, на многочисленных платформах не было ни одной статуи - все были повалены, причем многие при падении раскололись, а огромные каменные цилиндры с их голов скатились вниз по склонам, словно паровые катки. Пасхальцам не удалось повалить только наполовину врытые в землю изваяния, обнаруженные отрядом Кука у подножия древней мастерской в кратере Рано Рараку. Эйро и миссионеры, его коллеги, первыми из чужеземцев освоили язык пасхальцев. Они пытались расспрашивать жителей, чтобы получить ответ на загадку острова Пасхи. Островитяне могли лишь сообщить, что давным-давно все статуи стояли в одном месте, но затем по велению бога-творца Макемаке они сами разошлись по многочисленным платформам аху в разных концах острова. Через семь лет миссионеров заставили уйти с Пасхи. Вскоре на остров явился таитянский овцевод Салмон, а затем еще и чилийский метеоролог Мартинес. Они жили в тесном общении с пасхальцами; благодаря им до нас дошли чрезвычайно интересные предания. Согласно первым записанным преданиям, предками нынешнего населения острова были "короткоухие". Они пришли на Пасху со своим вождем Туу-ко-иху с острова, расположенного далеко на западе, то есть в Полинезии. Прибыв, они обнаружили, что новая земля уже заселена другим народом, "длинноухими", которые во главе с ее первооткрывателем Хоту Матуа прибыли с противоположной стороны, с востока. Шестьдесят дней плыли они из огромной страны, лежащей там, где восходит солнце и где так жарко, что временами палящие солнечные лучи сжигают всю растительность. "Длинноухие", прибывшие первыми, сразу начали воздвигать моаи - статуи. Двести лет "короткоухие" помогали "длинноухим" строить аху и высекать изваяния. Но затем мирное сосуществование сменилось кровавой распрей, во время которой "короткоухие" истребили почти всех "длинноухих" - загнали их в длинный оборонительный ров, в котором был разожжен огромный костер. Оставили только одного "длинноухого". После этого продолжались междоусобицы среди "короткоухих". Все истуканы были повалены с помощью канатов и клиньев, о чем тоже говорится в преданиях. (VII) Археологическое исследование острова началось в 1914 году, когда англичанка Кэтрин Скоресби Раутледж приплыла сюда на частной яхте. Правда, миссис Раутледж не захватила с собой опытных археологов. Ее собственные научные записки, к сожалению, утрачены. Но ее популярная книга о путешествии изобилует ценнейшими научными наблюдениями и до последнего времени оставалась главным источником общих сведений об археологии острова Пасхи. Двадцать лет спустя, в 1934 году, на остров прибыла франко-бельгийская экспедиция. К несчастью, француз археолог скончался в пути, и Анри Лавашери, его бельгийский коллега, должен был один исследовать все пасхальские памятники прошлого. Он занялся изучением неизвестных ранее наскальных изображений, а француз этнолог Альфред Метро провел не менее важное исследование в своей области. Однако эта экспедиция, как и экспедиция Раутледж, не проводила систематических раскопок. Все считали, что на безлесном острове не могло быть перегноя, который скрывал бы неведомые следы прошлого. Раутледж полагала, что до полинезийцев на острове Пасхи обитал неизвестный, уже вымерший народ, возможно, меланезийского происхождения. Однако Метро решительно утверждал, что этот уединенный клочок земли был необитаемым, пока в XII-XIII веках сюда не приплыли полинезийцы. Он выдвинул теорию, ставшую затем общепринятой, согласно которой пасхальцы воздвигали огромные статуи из камня, так как попали на голый остров, где не было материала для резьбы по дереву, распространенной на лесистых островах собственно Полинезии. Теория эта выглядела достаточно убедительной, и археологи больше не приезжали на Пасху, считая, что там нет смысла проводить стратиграфические раскопки. Был ли остров Пасхи, как уверяли этнологи, в самом деле таким безлесным, когда его впервые освоили люди? Мы надеялись, что сможем ответить на этот вопрос, и привезли с собой новейшее снаряжение для взятия проб пыльцы. Теперь я с удовольствием могу сообщить о результатах палинологического исследования кратерных озер в потухших вулканах Рано Рараку и Рано Као на острове Пасхи. Был собран богатый палеоботанический материал, над изучением его затем работал профессор Улуф Селлинг из Государственного музея естественной истории в Стокгольме. Удалось установить, что естественная среда, в которую попали первопоселенцы, была непохожа на известную нам по описаниям, сделанным во время открытия острова европейцами в 1722 году. Теперь остров беден растительностью, а раньше здесь была более богатая флора, росли деревья. Между деревьями произрастали кустарники разных видов. В целом растительность до какой-то степени, должно быть, напоминала первичную низинную флору, скажем, на подветренной стороне Гавайских или Маркизских островов. До того как в кратере Рано Рараку начали трудиться ваятели, его голые ныне склоны, очевидно, были покрыты пальмами вида, которого теперь нет на острове. Донные отложения кратерного озера буквально насыщены пыльцой этой пальмы. Одно из самых неожиданных открытий - пыльца кустарника, родственного хвойным (Ephedra). Этот кустарник раньше вообще не находили на тихоокеанских островах; зато он сродни кустарнику одного южноамериканского вида, если не идентичен ему. Улуф Селлинг обнаружил пыльцу такого же вида на Маркизских островах. Взятые нами на острове Пасхи восьмиметровые колонки с пыльцой, которая поддается вполне четкому определению, позволяют проследить, как постепенно исчезала первичная растительность. Вокруг открытых древних кратерных озер еще росли деревья, когда здесь неожиданно появился американский пресноводный Polygonum amphibium. Вероятно, его как лекарственное растение привезли с побережья Южной Америки первопоселенцы. С той поры в отложениях появляются зольные частицы и быстро оскудевает первичная растительность. Зольные частицы - скорее всего след лесных пожаров. Виновниками пожаров, видимо, были первопоселенцы. Население росло, людям нужна была земля для жилищ и огородов, а потом, возможно, началось и намеренное уничтожение леса во время войн. Это опустошение было довольно основательным, во всяком случае в верхних слоях следы первичной растительности исчезают; голым островом постепенно завладели травы и папоротники. Такая перемена декораций на острове Пасхи интересна не только для ботаников. Выходит, мы неверно представляли себе природу острова в ту пору, когда первоначальная островная культура была в расцвете. Приплывшие с первой волной переселенцев каменщики, которые вытесывали и применяли для строительства огромные глыбы базальта, попали не на безлесный остров, на котором можно в любом направлении перетаскивать огромные монолиты. Им пришлось сперва валить деревья, расчищать участки, чтобы проложить путь к каменоломням, и освобождать место для жилищ и монументов. Это открытие опровергает старую гипотезу о пасхальцах, будто бы потому врубившихся в склон горы, что на острове не было возможности заниматься резьбой по дереву. Среда обитания первых пасхальцев в основном была такой же, как на других островах; и тем сильнее бросается в глаза своеобразие культуры, которую, как будет показано ниже, привезли с собой эти люди. Еще одно утверждение внесло путаницу в вопрос о статуях острова Пасхи. В основе его лежало неверное толкование одного из наблюдений, сделанных экспедицией Раутледж. Кэтрин Раутледж велела очистить от песка и гравия основания некоторых идолов, частично погребенных у подножия каменоломни Рано Рараку. В своей книге она написала, что у одной из этих статуй было заостренное основание. Раутледж предполагала, что эту скульптуру нарочно сделали так, чтобы врыть ее в землю, а не ставить на аху. Метро решил, что все шестьдесят изваяний, поставленных у подножия вулкана, заостряются книзу. Даже не проверив это сообщение, он в своем труде об этнологии острова Пасхи заявил, что на острове есть изваяния двух в корне различных видов: статуи, заостренные внизу, стоящие у подножия кратера Рано Рараку, и статуи с плоским основанием, некогда венчавшие многочисленные аху. Сэр Питер Бак, крупнейший авторитет по культуре Полинезии, сам не бывавший на Пасхе, усугубил путаницу, сделав вывод, что Метро считал остроконечными, то есть предназначенными для установки в земле, также те 170 незаконченных статуй, которые лежали на карнизах каменоломни. В итоге одна (дефектная) статуя превратилась в публикациях в 230. В "Мореплавателях солнечного восхода" - самой распространенной из всех книг, посвященных Полинезии, Питер Бак писал: "Изваяния с заостренными основаниями не предназначались для установки на ритуальных каменных платформах, их вкапывали в землю в качестве нетленных украшений и знаков, обозначающих дороги и границы округов. Так как у всех изваяний, оставшихся в каменоломне, основания заостренные, можно предположить, что заказы для платформ были полностью выполнены и пасхальцы приступили к украшению дорог...". Не стоило большого труда установить, что ни одна из многочисленных статуй, оставшихся в каменоломнях Рано Рараку, не заострялась книзу, хотя Шельсволд, руководивший этими раскопками, нашел около пятидесяти статуй, которые еще совсем не были описаны. Мы приступили к раскопкам частично врытых в землю истуканов и обнаружили, что у них, если не считать одного дефектного экземпляра, тоже плоское широкое основание и тонкие пальцы длинных рук встречаются в нижней части живота. Все эти скульптуры предназначались для установки на аху. Наши исследования показали, что все известные пасхальскис статуи (примерно 600) однородны и отличаются только по степени готовности. Весь процесс ваяния можно разбить на четыре стадии. На первой стадии спина изваяния была еще соединена с коренной породой, шла обработка передней части и боков, производилась даже полировка, и только глазниц недоставало. На второй стадии фигуру отделяли от породы и ставили в отвалах у подножия вулкана, чтобы закончить обработку спины и высечь на ней символические изображения; на крутом склоне нетрудно было поставить изваяние на вымощенную необработанным камнем площадку. На третьей стадии все еще безглазые статуи снова укладывали на землю и перетаскивали по дорогам, расходящимся от вулкана. И только на четвертой стадии, когда идол уже был установлен на своей аху, ему делали глаза, а на голову помещали большой цилиндр из красного камня. Этот цилиндр пасхальцы называли пукао, то есть узел или пучок волос. Наше открытие сразу упростило проблему. Ни о каком украшении дорог или ландшафта речи не было. Ваятели высекали лишь похожих друг на друга истуканов и красные цилиндры для установки в ряд на аху вдоль всего побережья. Однако оставалось еще немало загадок. Пока Шельсволд вел работы около Рано Рараку, американские археологи профессора Меллой и Смит приступили к систематическим исследованиям и раскопкам разрушенных аху, на которых некогда стояли изваяния. Они обнаружили, что под верхними слоями кладки скрывались более древние сооружения, которые частью были перестроены, частью расширены и укреплены. Первичные сооружения не могли служить постаментами для тяжелых статуй, в них нашел воплощение другой архитектурный стиль, другая каменотесная техника. Данные стратиграфических раскопок всюду и все ясное показывали, что доисторический период развития острова Пасхи можно подразделить на три отчетливо различимых периода: ранний, средний и поздний. В раннем периоде не делали изваяний для аху. Культовые сооружения представляли собой возвышения, напоминающие алтарь; они были сложены из очень больших, тщательно обтесанных и пригнанных друг к другу камней разной формы; фасад смотрел на море, а с противоположной стороны простиралась вырытая в земле культовая площадка. Все возвышения были точно ориентированы по солнцу; вероятно, здесь работали искуснейшие каменотесы, которые хорошо изучили годичное движение солнца и подчиняли ему религиозную архитектуру. На площадке устанавливали разного рода небольшие скульптуры. Только в средний культурный период на каменные платформы были водружены известные нам гигантские изваяния. Первичные сооружения были отчасти разрушены и переделаны, их надстроили, и возникли хорошо известные неориентированные аху. На них спиной к морю и лицом к старой культовой площадке шеренгами выстроились каменные великаны. Начало позднего периода характеризуется внезапным прекращением работ в каменоломнях Рано Рараку. Кончилась и транспортировка статуй по дорогам. Одно за другим изваяния свергли с аху; представители более примитивной культуры, искусные резчики по дереву, не умевшие делать мегалитических скульптур и не владевшие техникой каменной кладки, хоронили покойников под беспорядочно наваленными грудами камня на развалинах аху или в больших коллективных склепах, небрежно сооруженных под брюхом или лицом поверженных исполинов. На всем острове поздний период был порой резкого упадка, войн и разрушений. В слоях этого периода лежат тысячи обсидиановых наконечников для копий; до этой поры оружия на острове либо вовсе не было, либо оно было редкостью. (pic 8) История одной аху (аху Э 2 в Винапу), по материалам раскопок в 1955-1956 годах. 1 - аху до начала раскопок (разрез), 2 - в конце раннего периода, реконструкция, 3 - в конце среднего периода, реконструкция, 4 - в конце позднего периода. Появляются погребальные камеры, четкие контуры смазываются. Архитекторы и ваятели среднего периода сосредоточили все свои силы и внимание на установке огромных статуй из туфа каменоломен Рано Рараку; в отличие от них, пасхальцы в ранний период гораздо искуснее обтесывали и подгоняли огромные базальтовые глыбы для алтареподобных культовых сооружений. Таким образом, было установлено чередование разнородных культур на острове Пасхи. И пришла пора в корне пересмотреть прежние гипотезы о последовательности развития местной культуры. Правда, Раутледж предполагала, что пасхальские аху прежде выглядели иначе и позднее были перестроены, но Метро и Лавашери отвергли ее догадку и заявили, что культура острова Пасхи однородна, в ней нет различных слоев. Все отмечали поразительное сходство самых больших и наиболее сохранившихся фасадов пасхальских аху с подобными сооружениями в Андской области, но полагали, что на Пасхе лучшие стены появились позже, в период расцвета независимого местного каменотесного искусства полинезийцев, которые не владели этой техникой, когда прибыли сюда, но, живя на безлесном острове, сумели достигнуть такого же совершенства, как лучшие мастера каменной кладки в Южной Америке. И вот все поменялось местами. Оказалось, что первопоселенцы, расчистив участки в лесу, сразу начали сооружать совершенные стены такого же типа, какой известен в Перу и в прилегающих частях Андской области. Во второй, средний период люди не владели этим искусством, они ограничивались ваянием огромных статуй. В третий период пасхальской истории всякая эволюция каменного дела прекратилась, все то, что создали две предыдущие культуры, разрушается и гибнет. Итак, все оказалось иначе. Теперь уже нельзя было исключать возможность влияния характерной каменотесной культуры Южной Америки. Ведь во всей тихоокеанской области больше негде было освоить эту совершенно особую технику обработки камня, которой владели первые пришельцы. Разнородность пасхальской культуры отразилась не только на культовых сооружениях и могильниках, но и на жилищах аборигенов. Фердон, ознакомившись с памятниками, предположил, что на острове сохранились остатки жилищ различного типа. До сих пор этнологи и археологи считали, что на Пасхе, помимо пещер, был только один вид жилья: продолговатые камышовые хижины, напоминающие перевернутую вверх дном лодку. Жерди, служившие каркасом для камышовой и травяной кровли, втыкались в отверстия в каменном фундаменте, который очертаниями также напоминал лодку. Наши археологи начали с того, что раскопали целый ряд таких фундаментов. Оказалось, что все они были сооружены либо непосредственно перед появлением здесь европейцев, либо вскоре после этого события, то есть в поздний период. Затем Фердон и Шельсволд принялись изучать кольцевые каменные ограды, которых очень много на острове. Прежде этнографы и археологи верили рассказам местных жителей о том, что на безлесном острове эти стены защищали от ветра огороды предков, сажавших махуте. Ботаник Скоттсберг, посетивший остров Пасхи в 1917 году, подтвердил, что стенами огораживали плантации; об этом свидетельствует и иллюстрация в его статье о флоре острова Пасхи. Позже Метро воспроизвел эту иллюстрацию в своем труде об этнологии Пасхи. Наши раскопки показали, что стены начали использовать для защиты огородов не сразу, а лишь в третий период. Первоначально это были крытые камышом круглые жилища. В земляных полах мы нашли множество изделий и отбросов - следы длительного проживания людей. Очаг помещался либо посреди пола, либо возле стены снаружи. Одна из найденных Шельсволдом печей, по-видимому, поспешно брошенная хозяевами, была полна обугленных остатков печеного сахарного тростника и бататов. Радиоуглеродный анализ показал, что этот совсем неполинезийский тип жилья распространился на острове в средний культурный период, когда вытесывались исполинские статуи; некоторые дома стояли еще и в третий период рядом с лодковидными жилищами из жердей и соломы. Фердон, хорошо знающий археологию Южной Америки, указал, что круглые дома, неизвестные в остальной Полинезии, были характерны для той части Андской области, которая лежит ближе всего к острову Пасхи. Во время раскопок на равнине у Винапу мы обнаружили третий, тоже своеобразный вид жилья - дом с массивной крышей из каменных плит, засыпанных землей. Последующее поколение пасхальцев использовало этот дом как склеп для захоронения обезглавленного человека. Целое селение из таких же каменных домов размещалось на вершине самого высокого вулкана острова Пасхи. Еще первые миссионеры установили, что здесь находился важнейший культовый центр - Оронго. Ежегодно во время весеннего равноденствия в Оронго собирались все жители острова и наблюдали за традиционными соревнованиями, участники которых плыли на маленьких камышовых лодках на птичьи островки поблизости, чтобы добыть первое в году яйцо. Победитель получал священный титул птицечеловека. И Раутледж, и Метро уделили немало внимания этому своеобразному ежегодному ритуалу, который сохранился до исторических времен. Однако каменные дома в Оронго все исследователи считали сугубо пасхальской культовой деревней; ведь на Тихом океане больше нигде не было таких жилищ-склепов. Раскопками в Оронго руководил Фердон, который и здесь нашел признаки чередования культур. Необычные сооружения на вершине вулкана, сохранившиеся в качестве ритуальных объектов, на самом деле были перестроены из жилищ раннего периода. Фердон заключил, что и этот тип сооружений, неизвестный в других частях Полинезии, связан с древним Перу и прилегающими частями Андской области. Все выступы скал в Оронго сплошь покрыты высеченными изображениями птицечеловека - этой типичной для Пасхи человеческой фигуры с птичьей головой и длинным изогнутым клювом. Один птицечеловек держит в своих объятиях солнце. Раскапывая низкие, нередко обвалившиеся культовые сооружения, Фердон открыл много ранее неизвестных росписей на стенах и потолке. Среди изображений преобладали камышовые лодки, двухлопастные весла и характерный для американских древних культур мотив "плачущий глаз" (круглые глаза, из которых струятся слезы в виде капель или вертикальных черточек - символ дождя, посылаемого богом-творцом). Ничего подобного не найдено в других частях Полинезии. По стратиграфическим материалам, поселок на вершине самого высокого пасхальского вулкана на протяжении всех трех культурных периодов с небольшими перерывами был культовым центром острова. В нижнем слое Фердон нашел солнечную обсерваторию с метками, определяющими положение восходящего солнца во время декабрьского и июньского солнцестояний и равноденствий. Тут были солнечные символы, в том числе петроглифы, и небольшая статуя, тип которой неизвестен. Ничего похожего на эту обсерваторию ранее не находили в Полинезии. И снова, чтобы найти параллель, мы должны обратиться к Андской области. В средний период солнечная обсерватория, кладка которой искусно выполнена из обтесанных камней, была перекрыта святилищем, напоминающим аху. Рядом выросли каменные домики поселка. И внезапно в совершенно развитой форме появился культ птицечеловека. Сперва он сочетался с предшествовавшим ему солнцепоклонничеством, потом совсем его вытеснил. В начале среднего периода в самом просторном и, видимо, главном каменном строении культового центра Оронго появилась сравнительно небольшая, изумительно выполненная статуя из темного базальта (она известна историкам под названием Хоа-хака-мана-па, хранится теперь в Британском музее). В ранний период она, по-видимому, воплощала бога Солнца; на спине идола были высечены символические изображения солнца и радуги. А затем поверх старинных символов были нанесены изображения птицечеловека и весла; Раутледж первая написала об этом, не делая попыток объяснить такое чередование. Статуя из Оронго отличается от всех известных изваяний острова Пасхи тем, что она вытесана не из серо-желтого туфа, а из твердого черного базальта; значит, ее делали не в каменоломнях Рано Рараку. У статуи выпуклое основание. Как мы увидим дальше, она, вероятно, была прототипом всех скульптур, установленных во второй период на аху. На равнине тоже стали находить статуи не встречавшихся раньше видов. Одни из этих ранних изваяний были намеренно разбиты, а обломки пошли на сооружение круглых домов среднего периода. Другие были целиком использованы как блоки для постаментов, на которых воздвигли великанов среднего периода. Среди ранних, подвергшихся надруганию статуй были статуи, вытесанные из черного базальта, из красного и серо-желтого туфа каменоломен Рано Рараку. И все они не были похожи на обычные пасхальские изваяния. Открытые экспедицией статуи, характерные для раннего периода, можно отнести к четырем разным видам, три из которых были ранее неизвестны в тихоокеанской области. К первому виду относится плоская, прямоугольная каменная голова без туловища, схожая с головой, найденной в храме Солнца в Оронго; ко второму - колонноподобная условная фигура в полный рост, с прямоугольным сечением, углы слегка закруглены; к третьему - очень реалистическая коленопреклоненная фигура с острой бородкой, сидящая на пятках, руки положены на колени, взгляд обращен в небо. Все эти три вида скульптур, не встречавшиеся на других островах, принадлежат к типам, которые Беннет считает характерными для доинкского культового центра Тиауанако в Андах. Зато четвертый вид статуй - традиционный: срезанный у бедер бюст, руки соединяются внизу живота. Это явно местный тип, очень близкий к типу исполинов, характерных для среднего периода Пасхи. Полное, до мелочей, сходство коленопреклоненной статуи раннего периода острова Пасхи, найденной Шельсволдом в отвалах каменоломни Рано Рараку, с коленопреклоненными скульптурами Тиауанако, отнесенными Беннетом к раннему предклассическому периоду этого важного культурного центра, настолько очевидно, что Шельсволд делает вывод: "Вряд ли это можно объяснить случайностью, скорее всего речь идет о близком родстве, указывающем на связь между этими двумя образцами древней каменной скульптуры в Андах и на острове Пасхи". Четвертый вид статуй раннего периода острова Пасхи - прямой, усеченный внизу торс - не имеет явных параллелей ни в Полинезии, ни в Южной Америке. Очевидно, это местная разновидность статуй, получивших распространение в конце раннего периода. Примитивные прототипы этого бюста высекались из красного туфа и черного базальта, а конечный классический вариант был в ранний период представлен небольшой базальтовой скульптурой из каменного дома в Оронго. Все "серийные" изваяния следующего, среднего периода Пасхи повторяют статую из Оронго. Их отличают только значительно большие размеры, материал (туф Рано Рараку вместо твердого базальта) и плоское основание, позволяющее установить идола на аху. По этим различным типам статуй можно отчетливо представить себе эволюцию пасхальских монументов с аху. До сих пор были известны только похожие друг на друга исполины среднего периода, а у них нет ничего общего ни со статуями островов на западе, ни с изваяниями, встречающимися на континенте на востоке. В этом одна из причин того, что их присутствие на уединенном острове Пасхи казалось столь загадочным. Теперь выяснилось, что в раннюю пору, о которой прежде никто не подозревал, первые пасхальцы экспериментировали с разными горными породами и различными типами антропоморфных статуй (из них три были хорошо известны в главном культурном центре на ближайшем материке на востоке). К концу раннего периода развился четвертый, чисто пасхальский тип. Он был принят в качестве обязательного образца для сотен каменных исполинов, воздвигнутых на перестроенных аху в следующий культурный период острова Пасхи. Почему? Чтобы объяснить эту эволюцию и, как это показывает археология, сменивший ее странный застой, приходится обратиться за помощью к этнологам. Нет никаких оснований сомневаться в устной информации, которую получили Кук, Лаперуз и другие путешественники от пасхальцев в поздний период, когда многие статуи еще стояли на своих аху. Изваяния были не идолами в собственном смысле слова, а памятниками, воздвигнутыми на местах погребения королей, вождей и других могущественных лиц. Каждая статуя была изваяна в честь определенного умершего человека. Многие старики даже после племенных распрей в третьем периоде, когда изваяния были повалены на землю, еще помнили имена некоторых арики - вождей, чьи образы были воплощены в памятниках. При раскопках мы выявили, что в конце среднего и на всем протяжении позднего периода склепы и другие виды погребения были всецело связаны с аху. В ориентированных по солнцу алтареподобных сооружениях раннего периода, которые не украшались статуями, не хоронили. Но перед фасадом ориентированных по солнцу стен, более искусно сложенных и обработанных, мы нашли следы коллективной кремации. Это открытие тоже было совсем неожиданным: до сих пор было неизвестно, что в погребальный ритуал на острове Пасхи некогда входила кремация. И опять возникает естественный вопрос: почему могущественные вожди в средний период на Пасхе предпочитали, чтобы на их могилах стояли стереотипные копии небольшой статуи из Оронго? Может быть, эта статуя играла какую-то особую роль? На последний вопрос можно ответить утвердительно. Эта единственная статуя, основание которой было выпуклым, установлена на полу внутри помещения; из всех изваяний на острове одна она не подверглась надруганию во время всех трех культурных периодов: ее не пытались ни повалить, ни повредить. Наконец, это единственный монумент, которому поклонялось все население, независимо от родовой или племенной принадлежности. Остальные статуи вместе с аху принадлежали отдельным родам, поэтому во время кровавых распрей позднего периода все они оказалась свергнутыми и разбитыми - это был своеобразный акт мести. Глубокие шрамы свидетельствуют о попытках обезглавить даже некоторые незаконченные статуи, врытые в землю под каменоломнями Рано Рараку, потому что их не удалось повалить. А идол в каменном доме в Оронго простоял неприкосновенным в течение среднего и позднего периодов. С ним вплоть до прибытия миссионеров во второй половине прошлого столетия были связаны культ плодородия и важные ритуалы, общие для всех враждующих племен острова. При раскопках мы нашли очень много древесного угля - следы ритуальных костров перед входом в большой центральный каменный дом, в котором стояла базальтовая статуя. Судя по всему, изваяние в доме на вершине самого высокого вулкана в ранний период было связано с ритуалами пасхальских солнцепоклонников. На спине изваяния были высечены символические изображения солнца и радуги. В средний период статую внесли в новое каменное здание и на спине ее появились отличающие этот период символические изображения птицечеловека. Воплощая бога-творца или бога плодородия, этот идол сохранял свою центральную позицию в пасхальских культах; ему поклонялись во время ежегодных празднеств весеннего равноденствия. Если другие статуи, установленные в средний период на родовых аху, воплощали образы отдельных людей, то оронгская скульптура продолжала оставаться общим божеством, почитаемым всеми пасхальцами. А поскольку короли на острове Пасхи, как и во всей Полинезии, и в Перу, считали себя прямыми потомками высшего божества, понятно, что каждый хотел, чтобы его изображение как можно больше походило на божественный образец, известный всему населению. Единственное отклонение, которое допускалось - это увеличение размеров статуи, так как каждый стремился, чтобы его статуя была самой крупной - символом могущества и богатства. Так выяснилось место известных пасхальских великанов в хронологии сложной истории Пасхи. Все они относятся к среднему периоду; развились эти статуи тут же, на острове, из более древних и меньших по размеру монументов раннего периода; их перестали вытесывать, когда кончился средний период, и наконец без всякого почтения свергли с погребальных аху в поздний период истории острова, продолжавшийся вплоть до исторических времен. Естественно, возникает вопрос: можно ли хотя бы приблизительно датировать три разнородные культурные эпохи острова Пасхи? Чтобы выяснить это, археологи, не жалея сил, разыскивали связанные с разными периодами строительства органические остатки, по которым можно было бы сделать радиоуглеродный анализ. Прежние попытки датировать первое заселение острова делались на основании генеалогии местных королей, по сообщениям островитян. При этом наиболее древний "ряд королей" - пятьдесят семь поколений - был отвергнут в пользу более короткого ряда, насчитывающего двадцать - тридцать имен. Ведь все считали, что остров Пасхи первоначально был открыт пришельцами из Азии и заселен последним среди тихоокеанских островов, так как расположен он ближе всего к Южной Америке. Раутледж предполагала, что на остров Пасхи прибыли два потока иммигрантов разного происхождения, причем полинезийцы приплыли примерно в 1400 году. Кнохе тоже считал, что на остров в разное время прибыли два различных народа, первый - между XI и XIII веками. Лавашери и Метро считали культуру острова Пасхи молодой и однородной, открытие острова относили к XII - XIII векам. Энглерт допускал местное слияние двух культур, но полагал, что ни одна из них не могла появиться на острове ранее 1575 года. Наши раскопки показали, что уже в 380 году (плюс - минус сто лет) на острове было многочисленное население, занятое строительством крупного оборонительного сооружения. Эта дата на тысячу лет опережала все предполагавшиеся до тех пор; вообще ни на одном из островов Полинезии еще не было получено столь древней даты. (VIII) Тщательно отобрав на острове Пасхи древесный уголь и костные останки, мы смогли получить семнадцать радиоуглеродных датировок. Из них две (наиболее интересные) - из легендарного рва, отделяющего полуостров Поике. Островитяне давно рассказывали европейцам, что в этом месте произошла решающая битва между их предками и "длинноухими". И "длинноухие" были сожжены в их собственном оборонительном рву длиной более двух километров. И геологи, и археологи считали ров естественной геологической формацией. Метро и Лавашери полагали, что пасхальцы придумали легенды, пытаясь объяснить природное явление. Современные этнологи и археологи назвали предание о "длинноухих" и "короткоухих" сплошным вымыслом. Однако первый же шурф показал, что ров полон древесного угля, что здесь примерно в 1676 году (плюс-минус сто лет) пылал огромный костер. Это поразительно совпадало с датой (1680 год), которую патер Себастиан Энглерт еще раньше определил, исходя из утверждения островитян, что битва у Поике произошла двенадцать поколений тому назад. Раскопки Смита помогли установить, что оборонительный ров был вырыт не наскоро; к 1680 году, то есть к тому времени, когда усобицы завершились массовым аутодафе, он уже представлял собой древнее сооружение, частично занесенное песком и пылью. На дне его Смит нашел осколки обсидиана. Природная складка была расширена до 12 метров и углублена до 4-5 метров; общая длина рва около 2 километров. Вынутый со дна грунт пошел на строительство оборонительного вала вдоль одной стороны; при этом щебенкой было засыпано кострище, по остаткам которого удалось определить, что укреплять окаймленный скалами полуостров начали уже около 380 года. Возможно, обитатели острова не ладили между собой, а может быть, они боялись набегов из страны, из которой прибыли, - рассказы о преследующем враге занимают важное место в древнейших пасхальских преданиях. Расположенные ниже каменоломен Рано Рараку гребешки и холмики, поросшие травой, прежде считались природными образованиями. На вершине одного холма стоял фундамент священного жилища для ежегодно избираемого птицечеловека. Раутледж и Метро связывали этот фундамент с древнейшими ритуалами пасхальцев. Раскопки Шельсволда показали, что гребешки и холмы - не природные образования, а отвалы грунта. С каменоломен на склоне сюда носили обломочный материал, разбитые рубила, золу. Анализ пепла из костров, некогда горевших на отвалах, позволил датировать ту часть среднего периода, когда в каменоломнях Рано Рараку еще шла работа. Тут и выяснилось, что жилище птицечеловека - позднее сооружение; оно было выстроено на отвалах среднего периода, когда перестали вытесывать статуи. По данным радиоуглеродного анализа археологи смогли наметить хронологию трех культурных эпох острова Пасхи. Ранний период начался до 380 года и закончился примерно в 1100 году, средний период продолжался примерно с 1100 до 1680 года, поздний период, начавшись приблизительно в 1680 году, длился до 1868 года, когда миссионеры ввели на острове христианство. Чтобы получить основу для хронологических и типологических сопоставлений, наша экспедиция после острова Пасхи посетила Питкерн, Раиваваэ, а также два острова Маркизского архипелага - Хива-Оа и Нуку-Хива. Во всей Полинезии только на этих четырех островах, кроме Пасхи, найдены монументальные статуи. На Питкерне и Раиваваэ находили небольшие скульптуры сравнительно позднего происхождения, однако никто не пытался утверждать, что они были источником вдохновения древних ваятелей острова Пасхи. Но Бак и другие считали примитивными предшественниками совершенных пасхальских статуй неуклюжие гротескные фигуры примерно в рост человека, установленные в двух святилищах Маркизских островов, которые лежат так же далеко к северо-западу от Пасхи, как Перу на востоке. Шельсволду посчастливилось найти древесный уголь в двух слоях под каменной платформой, служащей опорой статуям острова Хива-Оа, а Меллой и Фердон взяли древесный уголь из-под постаментов изваяний острова Нуку-Хива. Ученые узнали, что статуи Маркизских островов были установлены в XIII, XIV и XV веках, то есть в разгар среднего периода культуры острова Пасха. Значит, маркизские скульптуры никак не могли вдохновить первых пасхальских скульпторов; ведь, как мы видели, ваяние развилось на Пасхе уже в ранний период, за тысячу лет до появления маркизских статуй. Ни стилистически, ни хронологически эти статуи XIII-XV веков не могли повлиять даже на тех пасхальцев, которые в средний период наладили массовое производство истуканов для аху: средний период начался около 1100 года. Зато возможность влияния Пасхи на маркизское ваяние хронологически не исключена. (IX) Как известно, один из потомков Оророины (единственного уцелевшего после пожара во рву Поике "длинноухого") показал нашей экспедиции, как двенадцать поколений тому назад грубо заостренными рубилами из твердого андезита островитяне высекали на склонах кратера Рано Рараку огромные статуи, как несколько сот человек могли перетаскивать изваяния по равнине, как двенадцать островитян, располагая только канатами, бревнами и камнями, могли за восемнадцать дней установить на аху исполина весом примерно 20 тонн. Что же в итоге нам известно о загадке острова Пасхи? Некогда, до 380 года, то есть более полутора тысяч лет назад, на острове Пасхи высадились первые поселенцы. Они нашли цветущую землю, на которой росно множество разных деревьев и кустарников, а также пальмы. Люди принялись расчищать участки для жилищ, каменных святилищ, каменоломен, где высекались статуи. Хотя на острове не было недостатка в лесе, эти люди, в отличие от полинезийцев, не строили свои жилища из жердей и соломы. Они делали круглые дома из камня, лодковидные - из плит, которые выкладывали ложным сводом. Часто на кровлю шел камыш тотора - растение, корневища которого, несомненно, были привезены с какого-то орошаемого участка на засушливом побережье Южной Америки и высажены в пресноводные кратерные озера вместе с Polygonum amphibium - другим американским растением. И хотя леса было вдоволь, свои необычные суда поселенцы вязали из камыша тотора; такие же суда ходили по водным путям Тиауанако и вдоль тихоокеанского побережья древнего Перу. Чтобы добраться до туфа, скрытого под почвенным слоем, они рубили пальмы, рощи которых покрывали тогда склоны потухшего вулкана Рано Рараку. Из этого туфа, а также из туфов и базальта в других каменоломнях они рубилами американского типа искусно высекали огромные блоки самой различной формы, обрабатывали их и складывали так, что в шов между камнями не проходило даже лезвие ножа. Техника каменной кладки, которой они владели, была неизвестна в других частях Полинезии, зато она характерна для древнего Перу, от долины Куско до Тиауанако. Очевидно, эти первопоселенцы были солнцепоклонниками: ведь их мощные культовые сооружения представляли собой алтареподобные мегалитические платформы, ориентированные по солнцу. И недаром на самой высокой вершине Пасхи они соорудили солнечную обсерваторию и святилище. В отличие от полинезийцев, жители острова Пасхи не занимались резьбой по дереву, они высекали статуи из твердого базальта и разных туфов, потом устанавливали их в святилищах. Среди этих статуй мы видим скульптуры своеобразного типа, неизвестного на островах Тихого океана, зато характерного для динамического культурного центра Тиауанако. Оборонительное сооружение отделило от острова полуостров Поике; возможно, переселенцы опасались, что в их уединенное убежище вторгнутся те, кто преследовал их еще на родине. Нам неизвестно, что произошло с людьми, положившими начало культуре раннего периода. Как в Винапу, так и в Оронго археологи нашли признаки временной заброшенности святилищ. Не исключено, что на какое-то время между ранним и средним периодами остров вообще был оставлен жителями. Во всяком случае, люди, пришедшие позднее, враждебно относились к своим предшественникам. Они разрушали старые святилища и перекладывали каменные блоки, не считаясь с искусством обработки и кладки, не думая об ориентации по солнцу. Каменные истуканы тоже были разбиты, а обломки пошли на сооружение новых архитектурных объектов - аху. Несмотря на враждебность к предшественникам и явное различие в религиозных представлениях, новая культура была так близка к предыдущей, что мы вправе искать ее корни в той же географической области. Возможно, что поселенцы, положившие начало среднему периоду, знали, где лежит остров Пасхи. Прибыв сюда приблизительно в 1100 году, они ввели культ птицечеловека. С культом птицечеловека был тесно связан культ умерших. Большие статуи, изображающие предков, заняли главное место в архитектуре и повседневных занятиях островитян, а различные погребения стали культовыми центрами тех или иных родов. В течение примерно шестисот лет на обезлесенных склонах кратера Рано Рараку (ранее растущие на склонах пальмы давно обратились в развеянный ветром пепел) было высечено более шестисот огромных изваяний. Для поддержания престижа постепенно стали воздвигать все более и более внушительные памятники. Внешние враги не угрожали уединенному острову, и заботой островитян стало перещеголять друг друга в создании статуй для своего рода. К концу среднего периода весь остров был опоясан платформами - аху - с каменными великанами, обращенными лицом к святилищу, спиной к морю. В конце этого же периода вместо кремации перед аху, очевидно, стали совершать коллективные погребения внутри самих аху или на них. Этот обычай стал преобладающим в поздний период. Когда производство статуй достигло кульминации (перед внезапным концом среднего периода), пасхальские мастера уже умели воздвигать монолитные статуи высотой до 12 метров, что соответствует высоте четырехэтажного дома. Самая большая статуя, установленная на постаменте вдали от каменоломни, весила больше 80 тонн. Высота истукана оказалась 10 метров, да еще на голове его покоился красный каменный цилиндр, весивший 12 тонн - столько же, сколько два взрослых слона. В каменоломне уже шла работа над двадцатиметровой статуей (то есть равной по высоте семиэтажному дому), но около 1680 года внезапно произошла катастрофа. Работы в каменоломнях, на дорогах и на аху были прекращены и больше никогда не возобновлялись. Впервые началось производство наконечников для копий из обсидиана, которыми изобилуют все последующие культурные слои. Статуи были низвергнуты с аху, сожжены камышовые хижины, разрушены опорные степы. Победителем оказался полинезиец, который не привык высекать статуи и строить из камня. Он строил дома из жердей и соломы и собирал на берегу плавник, чтобы, как это принято во всей Полинезия, вырезать деревянные фигуры. На острове Пасхи важнейшим традиционным деревянным изделием, которое и поныне изготовляется в сотнях экземпляров для продажи, становится причудливая фигура изможденного человека с острой бородкой, орлиным носом и длинными, свисающими до плеч мочками ушей. По словам пасхальцев, так выглядели люди, которых их предки застали на острове и сожгли во рву Поике. Полинезийцы, приплывшие на Пасху, не привезли с собой ни пестов для приготовления пои, ни колотушек для тапы - двух важнейших предметов домашнего обихода, характеризующих общеполинезийскую культуру. До сих пор не найдено материальных следов, позволяющих определить, когда именно прибыли полинезийцы. Похоже, что это были смиренные пришельцы, послушно принявшие неполинезийскую веру и обычаи. Еще нельзя сказать точно, с какого острова они приплыли сюда. В их преданиях, записанных в прошлом веке, утверждается, что они прибыли карау-карау, то есть за двести лет до восстания, которое закончилось битвой на Поике. Это хорошо согласуется с предположениями, сделанными Раутледж и другими на основе более короткой из двух пасхальских генеалогий (в ней перечислено 22 поколения, а про Хоту Матуа говорится, что он пришел с востока 57 поколений назад). Многое говорит за то, что полинезийцы не но своей воле прибыли на уединенный остров помогать "длинноухим" островитянам; возможно, их захватили в плен и привезли пасхальцы среднего периода, если, конечно, они посещали Маркизские острова примерно в XIV веке. Так или иначе, новые пришельцы жили одни среди руин на голом острове Пасхи (сохранив в своей среде небольшой инородный элемент). Когда Роггевен поднял занавес перед европейским зрителем, основное действие давно кончилось и исполнители главных ролей покинули сцену.
ПОЛИНЕЗИЙСКИЕ И НЕПОЛИНЕЗИЙСКИЕ
ЭЛЕМЕНТЫ НА ОСТРОВЕ ПАСХИ Теперь, когда археологическое исследование выявило на Пасхе несколько культурных и этнических слоев, можно напомнить, что представители других наук (например, физической антропологии, лингвистики и этнографии, причем каждый по ряду пунктов) давно указывали на неполинезийские компоненты в культуре острова. Правда, к этому долго не прислушивались, так как умозрительное построение, предложенное Метро взамен истории, взяло верх над здравым смыслом. Господствовало мнение, будто некая полинезийская ветвь развилась здесь в уединении и достигла беспримерных высот. Очень уж увлекательной казалась картина неистового творческого порыва, когда художники старались превзойти самих себя. Но теперь это построение развеялось и собранный материал снова можно рассматривать объективно. В основе этой главы лежит доклад, прочитанный Хейердалом на VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук, состоявшемся в 1964 году в Москве. Раскопки на острове Пасхи, предпринятые по инициативе Норвежской археологической экспедиции в 1955-1956 годах и продолженные У. Меллоем и Г. Фигероа (университет Сантьяго), показали, что на Пасхе происходила смена культур. Памятники народа, религиозные и архитектурные представления которого в корне отличались от представлений людей, живших в поздний период, относятся к поре, опередившей на тысячу лет эпоху, с которой до сих пор связывали первое заселение острова.(1) Эти открытия вынуждают заново рассмотреть исторически известную пасхальскую культуру, чтобы выяснить, нет ли в ней элементов каких-то иных доисторических традиций. Тот факт, что ныне на острове живет полинезийский народ, говорящий на полинезийском наречии, приобретает новый смысл, если учесть, что в культурном наследии пасхальцев есть много черт, отличающих его от общеполинезийского наследия. Кстати, мысль о том, что на уединенном острове Пасхи слилось несколько культур, возникла задолго до упомянутых раскопок. Голландцы, открывшие остров в 1722 году, а затем испанцы, вновь открывшие его в 1770 году, описывают представителей многочисленных этнических групп, которые жили на острове.(2) Когда же Кук в 1774 году - всего через четыре года после испанцев - высадился на Пасхе, он нашел сильно поредевшее и истощенное войной население явно полинезийского происхождения. Кук проводит четкую грань между этими островитянами и монолитными статуями Пасхи; он считает, что изваяния - памятники какой-то давней эпохи.(3) Первые европейцы, поселившиеся на острове, услышали от пасхальцев рассказ о двух волнах миграции: одна пришла с востока, вторая с запада. При этом островитяне упорно твердили, что после многолетнего периода мирного сосуществования с другим островным народом наступил период, когда их предки почти совсем истребили этот другой островной народ, представлявший иную культуру.(4) Томсон(5), который при посредничестве Салмона беседовал с пасхальцами, тоже предполагал, что острова достигла не одна волна переселенцев. В. Кнохе(6), руководивший чилийским научным отрядом, обратил внимание на сложный состав элементов пасхальской культуры, он заключил, что культурному слою, характерному для преобладающего ныне населения, предшествовал неполинезийский слой. Он отверг взгляд английского специалиста по Андской области Клемента Маркхема(7), предполагавшего связь с Тиауанако. Кнохе заявил, что южноамериканские плоты не могли пересечь океанские просторы, он допускал дополинезийскую волну переселенцев из далекой Меланезии. Английский антрополог Бальфур8 утверждал, что культура Пасхи неоднородна, что была по меньшей мере одна дополинезийская волна переселенцев, вероятно, из Меланезии. А. Хеддон(9) предполагал, что этого уединенного островка достигли три волны переселенцев - одна из Австралии, вторая из Меланезии и последняя из Полинезии. Хеддон опирался на исследование черепов европейскими и американскими антропологами Фольцом, Хеми, Джойсом, Пикрофтом и Кейсом. Все эти видные ученые находили у пасхальцев неполинезийские черты. Первое систематическое исследование памятников на острове, правда, без раскопок, провела Кэтрин Раутледж(10). Ее научные записи были утрачены, но в популярной книге она высказывает мнение, что в основе пасхальской культуры явно есть какой-то неполинезийский элемент. Она заключает: "Очевидно, что здесь перед нами смешанная раса...". Американский антрополог Г. Шапиро(11) снова рассмотрел проблему с позиций физической антропологии и установил, что мнения ученых в этой области сильно расходятся. Сам он заключил: "Кто связывает остров Пасхи с населением Меланезии или Австралии... вступает в противоречие с известными фактами". Метро(12) счел это отрицание меланезийского фактора вполне обоснованным. В своей монографии об этнологии острова Пасхи он пишет о том, что исследование археологических памятников убедило его в единстве культуры острова Пасхи. Его коллега Лавашери(13), единственный квалифицированный археолог, посетивший Пасхи до 1955 года, подчеркнул, однако, что работа экспедиции свелась к общим наблюдениям и зарисовкам наземного материала. Стратиграфическими раскопками члены экспедиции не занимались, ибо господствовало представление, что почвенный слой на острове не менялся, поэтому памятники разных периодов надо искать не в земле, а на ее поверхности. Лавашери осторожно заключил: "По-видимому, полинезийцы нашли остров Пасхи необитаемым и лишенным следов каких-либо построек; впрочем, у нас нет доказательств этого утверждения". В 1941 году я вернулся к свидетельствам, говорящим в пользу комплексного характера пасхальской культуры, но вместо меланезийского субстрата предложил субстрат из соседней Андской области.(14) Позднее патер Энглерт(15) пересмотрел результаты археологического исследования наземных памятников и оспорил выводы Метро и Лавашери. Он вернулся к предположениям Кэтрин Раутледж и других исследователей о том, что полинезийскому этническому и культурному слою предшествовал какой-то другой слой. Старую гипотезу об иммиграции из Меланезии он видоизменил, указав на важные совпадения в элементах культуры с древним Перу. В области лингвистики было, пожалуй, меньше оснований искать чужеродный субстрат. Однако Энглерт(16), наиболее тщательно исследовавший современный пасхальский язык, заключает, исходя из преданий, что ранняя инородная этническая группа говорила на другом языке. Наличие синонимов в современном рапануйском наречии может объясняться тем, что одновременно существовало дна языка. Первый словарь, в который вошло девяносто четыре пасхальских выражения, был составлен в 1770 году участником испанской экспедиции Агуэрой.(17) В словаре много характерных слов полинезийского происхождения, но содержатся и явно неполинезийские слова. К последним относятся, в частности, числительные от одного до десяти. Привожу эти числительные (в скобках - полинезийские числительные на современном рапануйском наречии): кояна (этахи), корепа (эруа), когохуи (этору), кироки (эха), маяна (эрима), феуто (эоно), фегеа (эхиту), мороки (эвару), виховири (эива), керомата (ангахуру). Росс(18) и Метро(19), чтобы объяснить, откуда взялись эти, казалось бы, не имеющие никаких корней на Пасхе слова, предположили, что Агуэра неверно истолковал их смысл. Но даже если это так, они остаются чужеродным элементом в полинезийском языке: ведь другого толкования мы все равно не находим. Как показывает Энглерт(20), примерно с 1772 по 1774 год, как раз перед прибытием Кука, на острове, очевидно, шла разрушительная война. Плантации были опустошены; осталась горстка измученных войной, живущих в крайней нужде полинезийцев. Только они встречали разочарованных англичан, которые не смогли здесь запастись даже достаточным количеством провианта. Кук и его спутники вполне понимали, насколько отличаются эти несколько сот уцелевших пасхальцев от многочисленного процветающего населения, описанного предыдущими исследователями. Он и естествоиспытатель Г. Форстер сразу определили полинезийский элемент. По их описанию, уцелевшие островитяне - это малорослые, щуплые, боязливые и жалкие люди. Оба исследователя предположили, что на острове произошла какая-то катастрофа, и только грозные монументы остались свидетелями былого величия(21). Позднейшие исследователи забыли об этой резкой перемене, происшедшей между визитами европейцев в 1770 и 1774 годах. Между тем археологические находки и устные предания свидетельствуют, что примерно в 1680 году, то есть незадолго до визита Роггевена, тоже была уничтожена немалая часть населения острова.(22) Мы не знаем, в какой степени ко времени прибытия Кука на Пасху там сохранились неполинезийские языковые элементы, потому что Кук(23) и Форстер(24) записали для сравнения только такие слова, которые они и их переводчик с Таити смогли отождествить с таитянскими. Непонятные выражения не принимались во внимание. Сам: Кук признавал, что словарик из двадцати восьми слов, родственных таитянским, не характеризует пасхальского языка той поры. Ведь пишет же он о первом пасхальце, который поднялся на борт корабля, что "язык его оказался совершенно непонятным"(25) и для таитянского переводчика. Еще до появления полного словаря рапануйского языка на остров в 1864 году прибыл миссионер Эйро. Он привез с собой, кроме мангаревцев, немногочисленную группу пасхальцев, переживших эпидемию оспы в Перу, куда они были угнаны в рабство. Они вернулись на родину через Таити. Письменность и речь сильно сократившегося населения Пасхи подверглись влиянию таитянского диалекта. Вскоре французский миссионер Руссел(26) составил рапануйский словарь, опубликованный после его смерти. Но еще при жизни Руссела английский хирург Пальмер(27) писал: "Язык их изменился так сильно, что никто не может сказать, каким он был первоначально". Влияние таитянского диалекта еще больше усилилось, когда в 1871 году большинство пасхальцев отправились на Мангареву и Таити, а на острове, население которого к 1878 году сократилось до 111 человек, обосновались говорящие на полинезийском языке овцеводы и проповедники.(28) Лексика потомков этих 111 пасхальцев, которых обучали в школах на таитянском наречии, и легла в основу большинства словарей острова Пасхи. Неудивительно, что языковед Черчилль(29), сравнивая свой собственный словарь с рапануйским текстом, записанным на острове Томсоном со слов жителей предыдущего поколения, сообщал в 1912 году: "Об этом тексте мы можем лишь сказать, что это не тот рапануйский язык, который мы видим на страницах словаря; не отвечает он и наречиям каких-либо иных известных полинезийских народов, речь идет, скорее, о смешении нескольких языков". Независимо от того, что к глоттохронологии (так называется метод, сторонники которого по характеру и степени языковой дифференциации определяют начало обособленного развития языка) многие относятся скептически, ко всяким подсчетам, основанным на нынешней пасхальской лексике, вообще нужно подходить очень осторожно(30), так как этот метод очень ненадежен. (X) Говорящая на ломаном таитянском диалекте группа, которая прививала свою речь немногочисленному покорному населению Пасхи, состояла из полинезийцев, обращенных в христианскую веру. Они не привезли с собой понятий, связанных с их прежним пантеоном. Поэтому богам и богиням острова Пасхи не пришлось потесниться, уступая место божествам, занимавшим ведущее место в собственно Полинезии. Высшие полинезийские божества Ту, Тане, Тангароа, Тики и Мауи не играли никакой роли в религии пасхальцев. Хиро, Ронго, Тангароа и Тики были известны по преданиям, но их не почитали и им не поклонялись. Метро(31) справедливо отмечал: "Наиболее приметной чертой пасхальской религии является то, что важнейшим богам и героям других полинезийских религий придается весьма малое значение". Он предположил: "Значение, придаваемое в пасхальской мифологии богам, имена которых неизвестны в остальной Полинезии, свидетельствует о том, что переселенцы, прибывшие на остров, заменили главных богов богами низшего ранга, снабдив их соответствующими атрибутами и достоинством ".(32) Однако в Полинезии нет божеств низшего ранга, носящих те имена, которые по-настоящему почитались на Пасхе. Высшим божеством пасхальцев был Макемаке. Кроме него, поклонялись и приносили жертвы только Хауа(33). В других частях Полинезии не знали даже имен Макемаке и Хауа. Предположение, что речь идет о неполинезийских богах, доставшихся пасхальцам в наследство от носителей другой культуры на самом острове, кажется более правдоподобным, чем гипотеза о полинезийских переселенцах, которые будто бы, прибыв на необитаемый остров, выбросили за борт всех общеполинезийских богов, то есть принесли их в жертву собственному изобретению, совершенно чуждому их предкам. Это было бы совсем непохоже на полинезийцев. И ведь Макемаке был не просто обожествленным героем, он являлся верховным божеством пасхальцев, которые считали его творцом земли и моря, солнца, луны и звезд, человека и всего живого. Он вознаграждал добродетельных и карал дурных людей после их смерти, о своем гневе он давал знать громовыми раскатами. Фердон(34) показал, что символ Макемаке тесно связан с сооружениями для наблюдения за солнцем и с другими следами солнцепоклонничества, обнаруженными в Оронго, на вершине самой большой горы острова Пасхи. Ритуальное поселение Оронго с его искусно выполненными каменными строениями было центром культа Макемаке и всей религиозной деятельности, общей для всего острова. Причем постройки и приуроченные к ним ритуалы были такими же неполинезийскими, как сама фигура Макемаке. Сооруженная здесь обсерватория для наблюдения положения солнца во время солнцестояния и равноденствий пока что остается уникальной во всей Полинезии. Зато такие сооружения обычны на ближайшем материке, в Перу. И здесь, как на Пасхе, они служат центром религиозных ритуалов.(35) Мы установили, что ритуальное поселение Оронго и по архитектуре не является полинезийским. Нигде больше в Полинезии не проявлялось стремление соединить вместе несколько домов. Но это свойственно древнеперуанской архитектуре - и в горах, и на побережье. Не знает параллелей в Полинезии и высокоразвитая техника строительства домов в Оронго. Это относится к кладке стен, ложному своду, искусному соединению под острым углом наклонных стен. Такие каменные дома характерны для строительного искусства Перу и прилегающих областей Южной Америки.(36) Археологи свидетельствуют, что к культу Макемаке, то есть солнцепоклонничеству, позднее добавился общий для всех островитян культ птицечеловека, если не совсем был вытеснен им. Здесь главную роль играло неполинезийское божество Хауа. В средний период все скалы в Оронго были покрыты изображениями человеческой фигуры с птичьей головой. Ритуальными стали ежегодные заплывы на заостренных, как клык, поплавках из камыша тотора к островку у побережья за первым яйцом. Победитель считался священным птицечеловеком и в течение года получал почти неограниченные социальные привилегии. Метро(37) пишет: "Глядя на руины Оронго и многочисленные изображения птицечеловека на скалах, невозможно оспаривать значение культа птицечеловека. Предания, свидетельства ранних миссионеров и путевые заметки мореплавателей подтверждают первостепенную роль ритуалов этого культа, а также рисуют социальные отношения во время этих ежегодных соревнований... Весь комплекс культа птицечеловека... не знает параллелей в остальной Полинезии... Нигде больше не было всеобщих состязаний, за которыми следовало поклонение священному человеку". Фердон(38) пишет: "Хотя художественные изображения пасхальского птицечеловека сейчас кажутся уникальными, следы культа птицечеловека в Тиауанако (Боливия), а также в культуре чиму на северном побережье Перу позволяют предположить американское происхождение пасхальского культа". Применявшиеся в состязаниях камышовые плоты с острым носом - еще одна неполинезийская черта. Плавучие средства из растительного материала использовали в прошлом в Новой Зеландии, но там они формой не напоминали клык, кроме того, делали их из Phormium tenax - местного представителя лилейных. Материал этот быстро намокал.(39) Зато остроносые лодки такого же размера и формы, как на Пасхе, сделанные из такого же камыша, были самым распространенным плавучим средством в древнем Перу. На озере Титикака, особенно у тихоокеанского побережья, камышовые лодки порой достигали поразительных размеров. Стоит отметить, что изображение знакомого нам птицечеловека с длинным изогнутым клювом часто встречается среди памятников древней культуры чиму, причем птицечеловек плывет на камышовых лодках.(40) Шведский ботаник Скоттсберг(41) недавно показал, что на Пасхе первоначально рос неполинезийский камыш Scirpus riparius (по новейшим данным, Scirpus tabora) - американское пресноводное растение, которое из искусственно орошаемых участков в приморье Перу могло попасть на пасхальские пресноводные озера лишь при посредничестве человека. Фердон(42) отмечает, что существование на острове Пасхи не только камышового плота южноамериканского типа, но и самого растения, которое шло на такие плоты, "служит веским доказательством контакта с Америкой и позволяет предположить, каким образом элементы американской культуры могли достичь острова Пасхи". Большие и малые камышовые лодки занимают видное место в стенных росписях домов Оронго. Мы видим тут также стилизованное изображение двухлопастного пасхальского весла. В остальной Полинезии двухлопастного весла нет, им не пользовались даже в ритуальных танцах, как это было на Пасхе. Зато оно было широко распространено в Америке; в древнем Перу его использовали гребцы на камышовых плотах.(43) Далее, изображенные в Оронго личины имеют "плачущий глаз" - постоянный элемент всего пасхальского искусства.(44) "Плачущего глаза" тоже нет нигде в остальной Полинезии; вместе с тем его считают характерным мотивом ранних культур Перу и сопредельных областей Америки. Типичным примером могут служить изображения птицечеловека на тиауанакских Вратах Солнца.(45) Верховный бог Макемаке изображался в Оронго в виде животного, напоминающего кошку. Томсон(46) писал об одном наскальном рельефе, который считал самым древним: "Наиболее часто встречается мифическое существо, полузверь-получеловек, с выгнутой спиной и длинными, переходящими в когти руками и ногами. По словам островитян, это символ бога Меке-Меке...". Томсон считал это изображение "удивительно схожим" с мотивом, виденным им на побережье Перу. Кошка с выгнутой спиной, втянутым животом, длинными ногами, круглой головой и раскрытой пастью вырезана рядом с птицечеловеком и на пасхальских дощечках.(47) Жоссан предположил, что речь идет о крысе(48), так как на островах Южных морей нет хищных кошек. Зато они есть в Южной Америке и со времен культуры тиауанако от Мексики до Перу служили символом бога-творца. У каждого рода наряду с главным культовым центром Оронго, единым для всех племен Пасхи, была своя платформа со статуями, связанная с культом предков. В поздний период постаменты напоминали культовые сооружения других островов Юго-Восточной Полинезии. Однако при раскопках выявилось, что аху были выстроены поверх более древних конструкций, они имели другой рисунок и выполняли иную задачу. На месте задней стены аху находился фасад ранних сооружений, в которых не было склепов; они не предназначались для установки исполинских статуй. Позднейшие постаменты с пристроенными крыльями ориентировались беспорядочно и представляли собой массивные сооружения из каменных глыб и бывших в употреблении плит; ранние конструкции предстают перед нами как астрономически ориентированные алтари с искусной облицовкой из тщательно обтесанных и пригнанных блоков. Многочисленные статуи, водруженные на позднейшие постаменты - аху, были обращены лицом внутрь острова. В позднее время ритуал совершался на площадке перед ними, а в ранний период - у обращенного к морю высокого фасада платформы, ориентация которой была согласована с годовым движением солнца. Щели в тех местах кладки, где грани прямоугольных или многоугольных блоков не совпадали, были аккуратно заполнены щебнем; получалась очень ровная, чуть выпуклая стена. Нигде в Полинезии не найдено ничего похожего на эту совершенную технику каменной кладки. Правда, на некоторых островах можно увидеть старательно выложенные стены, но их отделка не идет ни в какое сравнение с отделкой пасхальских стен, и они не согласовывались с движением солнца. Зато мегалитические культовые платформы со щебневым заполнением, ориентированные по солнцу и облицованные мастерски высеченными и пригнанными плитами, то есть платформы, кладка которых так же совершенна, как в ранний период на Пасхе, встречаются во многих областях Перу доинкского периода, от долины Куско и Руми-Кольке до Оллантай-Тамбо и Тиауанако.(49) Бак50 предлагал считать предшественниками пасхальских изваяний немногочисленные в рост человека каменные статуи Маркизских островов. Эта гипотеза опровергается новейшими раскопками и радиоуглеродным анализом. Маркизские платформы с идолами, о которых здесь идет речь, появились намного позже той поры, когда на Пасхе начали вырубать статуи среднего периода.(51) А различные пасхальские скульптуры раннего периода относятся к слою, который вообще не дает нам антропоморфных монолитов ни в Полинезии, ни в Меланезии, ни в Микронезии. Вместе с тем огромные статуи, воздвигнутые под открытым небом, были характерными для святилищ в соседних областях северо-западного угла Южной Америки. Три из четырех типов скульптур раннего пасхальского периода, о котором до раскопок ничего не было известно, очень близки к своеобразным типам статуй раннего периода Тиауанако.(52) Бросается в глаза разнообразие погребальных обрядов на крохотном острове Пасхи. Наши раскопки позволили открыть новые ритуалы. Сначала перед ориентированной по солнцу стеной Винапу, а затем перед другими пасхальскими аху Меллой нашел примыкающие друг к другу каменные гробы с кремированными останками.(53) Кремация известна на Новой Зеландии, но в остальной Полинезии не обнаружена. Случайные следы кремации найдены в Меланезии, и установлено, что она применялась в западной части Южной Америки.(54) Неизвестны в Полинезии и широко распространенные на Пасхе овальные могильники из камня, полые внутри; в эту полость помещали вторичные останки.(55) Нет в остальной Полинезии и цилиндрических, увенчанных ложным сводом каменных башен, которые на Пасхе называют тупами. Зато они в точности повторяют южноамериканские погребальные башни, известные под названием "чульп" и особенно часто встречающиеся в области Тиауанако. Если обратиться к жилым постройкам, то мы опять увидим совсем неполинезийскую картину. В статье, посвященной типам пасхальских жилищ, Фердон(56) пишет: "Одна из многих черт, которые так хорошо отличают комплекс материальной культуры острова Пасхи от культур других полинезийских островов, - многообразие типов жилищ... По своей общей конструкции каждый из этих типов является уникальным в Полинезии; это порождает еще одну проблему, которую вряд ли можно объяснить только самостоятельным развитием". Один из основных ранних типов жилищ особенно часто встречается в восточной части острова. Речь идет о круглых каменных домах с толстыми двойными каменными стенами со щебневым заполнением, встроенными погребами и входом через крышу, которая, по-видимому, была конической и делалась из камыша. Местами такие круглые дома примыкали друг к другу, у них были смежные стены; получались поселения с единообразной планировкой.(57) В полинезийской культуре ничего похожего нет, зато эти дома во всем, вплоть до такой детали, как вход через камышовую крышу, схожи с круглыми толстостенными и многокомнатными каменными домами тихоокеанского побережья ниже Тиауанако.(58) (pic 9) План пасхальского селения со смежными домами. Не менее распространенными, чем круглые дома с вертикальными стенами и камышовой крышей, были продолговатые лодковидные жилища из положенных горизонтально друг на друга каменных плит. Характерные черты этих жилищ - тщательная подгонка камня в местах соединения стен постройки под острым углом, кровля ложным сводом и вход через туннель сбоку. Ритуальное поселение Оронго представляет собой наиболее сохранившийся образец этой примечательной неполинезийской архитектуры, но и в других частях острова есть развалины отдельных домов и даже руины целого поселения такого же рода.(59) Пасхальские камышовые хижины, в отличие от полинезийских (деревянные каркасы, крытые пальмовыми листьями), были не прямоугольными и не овальными, они сохраняли в плане ту же своеобразную ланцетовидную форму, что и каменные дома с конструктивно обусловленными острыми концами. Необычная форма, применение южноамериканского камыша, жердей, вставлявшихся в отверстия, пробуренные в каменном фундаменте, который выкладывался из тщательно обтесанных и пригнанных плит, - все это отличает даже пасхальские дома исторической поры от жилищ остальной Полинезии.(60) Повсюду встречающиеся базальтовые фундаменты - паенга - принадлежат к самым частым археологическим находкам на Пасхе. Ничего похожего нет в других частях Океании.(61) Пасхальский очаг, не имеющий ничего общего с применяемой во всей Полинезии земляной печью, сооружался из прямоугольных каменных плит и блоков, устанавливаемых торчком. Наполовину врытые в землю, они образовали квадратную или пятиугольную фигуру. И опять перед нами конструкция, которая была хорошо известна в древнем Перу и выполняла там ту же функцию.(62) Можно привести немало других подробностей, но ограничимся здесь общим обзором орудий, утвари и других изделий. Основное оружие, наиболее часто встречающееся на Пасхе, - матаа, обсидиановый наконечник для копья с черенком, позволяющим крепить наконечник к древку; в нем нет ничего полинезийского. За пределами острова Пасхи найдено всего два матаа, оба в могилах древних жителей чилийского приморья. Были ли они изготовлены на месте или привезены (может быть, как раз с Пасхи), остается невыясненным.(63) Каменные топоры из слоев последнего пасхальского периода весьма разнотипны. Топоры с симметрично обитым с двух сторон клинком (то есть собственно топоры, а не тесла) нельзя назвать типично полинезийскими. Тем не менее их находили при раскопках в слоях среднего периода. Заостренные с одного или с двух концов ручные рубила составляют на Пасхе основную массу находимых орудий труда: ведь ими пользовались все каменотесы. Однако они не являются характерным полинезийским элементом. Зато в Америке эти рубила, как и упомянутый выше топор, были широко распространены. В чрезвычайно пестром пасхальском наборе рыболовных крючков важнейшее место занимает сплошной каменный крючок, не встречающийся ни в Полинезии, ни в прилегающих к ней областях. По не выясненной пока причине его встречают в культурных слоях на островах у побережья Калифорнии. Кроме того, сплошные каменные крючки делали только на южноамериканском побережье ниже Тиауанако.(64) Важнейший элемент всех полинезийских культур - каменный пест для приготовления пои. Тем резче бросается в глаза его полное отсутствие на Пасхе. Хотя тут выращивали таро, но пои, основную полинезийскую пищу, не делали.(65) Отсутствовал на Пасхе и кава - распространенный по всей Полинезии ритуальный напиток, присущий лишь полинезийской культуре. Сделанная из дерева или китовой кости ребристая колотушка для тапы (наряду с пестом главный предмет полинезийской утвари) на острове Пасхи не применялась, пока ее не ввезли уже во времена миссионеров. Пасхальны выколачивали свой луб махуте окатанными морем голышами и соединяли получившиеся полосы совсем не на полинезийский лад - сшивали их с помощью иголки и нитки. Как показал Метро(66), остров Пасхи - единственное место во всей Полинезии, где одежду из тапы шили. Соответственно важным элементом пасхальской культуры стала маленькая костяная игла с ушком. Наша экспедиция нашла 163 таких иглы. Этот тип изделий чрезвычайно редок в Полинезии, зато подобные ему изделия известны в древнем Перу.(67) Единственным предметом обстановки в домах были циновки из южноамериканского камыша тоторы и каменные подушки с нацарапанным рисунком, не употреблявшиеся в Полинезии. Применение на острове каменных подушек (они известны также у многих южноамериканских народов) неверно объясняли(68) нехваткой древесины - довод, которым долго оперировали исследователи. (pic 10) Положение острова Пасхи по отношению к ближайшим островам Полинезии и побережью Южной Америки. Наглядно видно сколь мала разница в расстоянии до соседей на западе и на востоке. До сих пор вне поля зрения ученых оставались повсеместно встречающиеся на Пасхе неполинезийские жернова, очень похожие на американские метате. Для чего древние пасхальцы применяли эти жернова, неизвестно. Не менее часто попадаются (тоже неполинезийские) маленькие миски из полированного базальта в форме полушария. Аналогичный тип распространен на северном побережье Чили.(69) Личные украшения и знаки достоинства пасхальцев - например, деревянные реи миро (плоский кусок дерева в виде полумесяца, обычно с бородатой мужской физиономией на концах; по словам островитян, реи миро символизировали, во-первых, луну, во-вторых, те самые суда, на которых приплыли на Пасху их предки) и тахонга (кусок дерева, напоминающий по форме яйцо или кокосовый орех; на тупом конце часто вырезалась двойная человеческая голова; тахонга вешали на грудь) - сильно отличаются от полинезийских. Даже столь важные моаи кавакава (резное изображение изможденного мужчины с торчащими ребрами, впалым животом, орлиным носом, козлиной бородкой и свисающими до плеч ушами; местные предания утверждают, что это портрет единственного представителя первых обитателей острова, который уцелел после жестокой битвы), моаи паапаа (плоское деревянное изображение женщины с некоторыми мужскими чертами) и прочие деревянные скульптуры - основные атрибуты искусства и ритуалов острова Пасхи, неизвестны в Полинезии. У них нет ничего общего с фигурками тики. Перечень пасхальских элементов, отсутствующих в Полинезии, и полинезийских элементов, которых нет на Пасхе, можно продолжить, но мы уже назвали важнейшие предметы местного быта и черты религиозных обрядов. Поэтому достаточно в заключение сослаться на дощечки ронго-ронго, ставшие предметом столь оживленного обсуждения. Полинезийцы но знали письменности, а между тем именно остров Пасхи, занимающий обособленное географическое положение, оказался единственным из островов Южных морей, где обнаружена письменность. Исследованиям этого вопроса посвящена следующая глава. Трудно объяснить сложную историю острова Пасхи, если догматически отвергать влияние культур Нового Света. И ведь от Пасхи до Нового Света расстояние ничуть не больше, чем до Центральной Полинезии на западе.
ИСТОРИЧЕСКОЕ НАСЕЛЕНИЕ ОСТРОВА
ПАСХИ И ПИСЬМЕННОСТЬ РОНГО-РОНГО (XI) Остров Пасхи, ныне принадлежащий Чили, приобрел в последние десятилетия известность не только благодаря экспедиции Хейердала. Прошел слух, будто один немецкий ученый, применяя методы дешифровки, разработанные в годы второй мировой войны, обработал собранный епископом Жоссаном материал и раскрыл наконец тайну пасхальской письменности. Во всяком случае, печать превозносила этого ученого как толкователя письмен острова Пасхи и Хейердалова супостата. Но опубликованный отчет оказался чрезвычайно сдержанным. Впечатление, что многое осталось невыясненным, подтвердилось тем, что в расшифровку включились советские исследователи, применяющие самые современные способы. Причем они считают, что проблема прочтения пасхальских дощечек далеко не решена; больше того, они сомневаются, что ее вообще можно решить. Хейердал внес немалый вклад в решение этой проблемы. Он не ограничивается ссылками на собранный экспедицией материал, а тщательно разбирает все, что почти за двести лет стало известно от островитян о дощечках с письменами. Интерпретируя толкования, предложенные самими пасхальцами, Хейердал пришел к тому же заключению, к какому другим путем пришли советские исследователи: язык дощечек, очевидно, так же чужд для Полинезии, как и письмена. Некоторые признаки как будто указывают на связь с Южной и Средней Америкой. На первый взгляд, аргументация Хейердала может показаться чрезмерно обстоятельной, отдельные факты повторяются и рассматриваются с различных сторон, но это необходимо при той осторожности и сдержанности, с которой он формулирует свои выводы. Зато читатель приобщается к увлекательной, кропотливой работе исследователя, когда словно при расследовании уголовного дела, отыскивается деталь за деталью и возникает мозаичная картина, призванная выявить истину. Текст этой главы первоначально был напечатан во втором томе "Отчетов Норвежской археологической экспедиции на остров Пасхи и в восточную часть Тихого океана". Он был дополнен статьями Т. Бартеля, Ю. Кнорозова, И. Федоровой и А. Кондратова, а также образцами письменности. На VII Международном конгрессе антропологических и этнографических наук в Москве в 1964 году русские исследователи ронго-ронго сообщили, что содержание дощечек с письменами острова Пасхи все еще неизвестно, хотя некоторые утверждают обратное.(1) Ю. Кнорозов и его коллеги считали, что ронго-ронго - иероглифическое письмо, однако, по их мнению, неверно было бы отождествлять язык дощечек с современным рапануйским языком, как это делалось до сих пор.(2) Этот вывод сам по себе является важным шагом вперед и побуждает еще раз критически рассмотреть сведения, сообщенные пасхальцами в XIX веке. Ведь все известные попытки расшифровать кохау ронго-ронго исходили из предположения, что язык и письменность дощечек были известны некоторым островитянам той поры, когда на Пасхе уже обосновались миссионеры. (XI)
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам. Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+
