|
"Если по вчерашнему счету, то - девять", - сказала она себе. Потому что
в окружении всех одиннадцати стратегов за столом сидела Мара Миностра, краса
ненаглядная. Златокудрая, ясноокая, в кремовой блузке и шортах,
стилизованных под форму Голубого отряда, в сплошных клапанчиках, кантиках,
строчечках со штучками и дрючками. И сшито, между прочим, не роботами.
Варвара вдруг всей кожей почувствовала, что надетое на ней самой как-то
мешковато и главное - всю ночь пролежало под подушкой. Подобные мелочи ни
разу в жизни ее не удручали, но, видимо, все рано или поздно бывает в первый
раз...
Варвара приблизилась к столу и королевским жестом пресекла
джентльменский порыв альбатросов космоса, пытавшихся подняться при ее
появлении. Села. Прислушалась. Интервью двигалось полным ходом - Мара
работала, и работала на совесть:
- Без вашей искренности, на которую я так надеялась, мне не донести до
моих слушателей всю глубину мироощущения нежной и сильной души и
аналитического ума перед грандиозностью и проблематичностью роли верховного
судии доселе чуждого вам мира, перестройка основ которого...
Гюрг, с ласковой улыбкой слушавший воркующий голосок обольстительной
гостьи, без колебания положил свою узкую ладонь на ее запястье, прерывая
журчащий поток:
- Но в нашу компетенцию не входит что-либо перестраивать. Достаточно
поверхностного отчета, кстати, уже почти готового, и краткого руководства к
действию - что взорвать, что закопать. Но - не сами. Мы белоручки.
- И вы не попытаетесь выключить этот... как его все называют...
подводный управляющий центр?
Все называют - надо Же! Совсем недавно его называли "несуществующий
управляющий центр".
- Дорогая Мара, мы пальцем его не тронем, уверяю вас! И зачем? Мы
подсчитали всю энергетику, которая предположительно на его совести за эти
полтора года, и нашли, что она падает почти по экспоненте. Так что подержим
еще несколько лет эту базу на новой площадке, а потом можно будет понемножку
и к морю возвращаться. Что же касается зверья, то на первых порах придется
понаставить тут силовые барьеры различных уровней, чтобы не переели друг
друга с голодухи... Я не слишком злоупотребляю специальной терминологией?
- Нет, что вы! Я давно заметила, что мужские коллективы обладают
своеобразной особенностью - хранить в себе что-то неизбывно детское... Так
продолжим? Ваша вчерашняя находка, о которой пока знает только начальник
базы...
- И вы. Откуда только?..
- Я - пресса, и притом в женском роде... Так что вы простите мне эту
маленькую слабость - быть по-мужски оперативной.
Это ж надо - сделать самой себе комплимент в таком изысканном стиле! Но
на командора это подействовало мобилизующе:
- Как бы я хотел, чтобы мои лежебоки хотя бы отдаленно приблизились к
вам! Но наш батискаф застрял на дороге с космодрома, и мы погрязли в самой
рутинной отчетности, заменяя дела бумагой.
- Так объединим наши усилия! И начать я предлагаю со съемок ваших
питекантропов.
- Видите ли, мы в какой-то степени уже... - промямлил Гюрг.
- Это не имеет значения! Ведь мы же с вами договорились работать на
более высоком профессиональном уровне! Нет, нет, это не упрек - мне очень не
хотелось бы, чтобы вы меня так поняли; напротив, я самого высокого мнения о
вашей профессиональной подготовке, иначе я не была бы здесь! Но уровень
определяется не только интеллектуальным потенциалом и квалификацией
исполнителя, но в значительной степени - классом его инструментария - вы
согласны? Так вот, я предлагаю свой "Соллер-люкс".
- У вас "Соллер"? Нам его обещали только через два сезона...
Невероятно! Мы даже не видели опытного образца!
- Я так и думала. Поэтому начнем с конца; я хочу вам продемонстрировать
изображения, которые сняты, правда, не с его помощью, - вы ведь знаете, что
он воспроизводит даже самые обыкновенные голограммы; так вот, предвидя этот
разговор, я перед эвакуацией нас отсюда привела всю аппаратуру в боевую
готовность... Кстати, Варвара, вам она не помешала? Ваш робот с очень
смешным именем согласился мне помогать!
Варвара от растерянности только пожала плечами. Речь шла, по-видимому,
о помещении таксидермички, где она не была с того памятного разговора,
первого и последнего, когда она отказалась заделаться интервьюируемым
кроликом. С тех пор она ни разу не вспомнила о своем былом пристанище,
полагая, что Ригведас все оттуда вывез и заботиться не о чем. Но, как
говорится, свято место пусто не бывает...
- Так вот, для большей убедительности я хотела бы пригласить всех
присутствующих ближе к берегу - проекция будет осуществляться на пляже,
настройка жестко зафиксирована. Вы не возражаете? - Призывный жест,
аннулирующий все возражения.
- Наоборот, наши желания совпадают - нам пора на работу, - командор
обратил к окружающим замутненный взор. - Коллеги, прошу, в колонну по два...
Все обреченно поднялись, и Варвара вдруг поняла, что никто из них,
кроме Гюрга, в течение завтрака не сказал ни единого слова. Она попыталась
отстать, потому что органически не способна была шагать в колонне, но Шэд
самым естественным образом задержал шаг, так что они оказались рядом, и
Варвара очутилась-таки в строю и неощутимо для себя пошла в ногу. Спереди
доносился артезианский смех и щебет: "Я оставляю за вами право на сомнения,
поскольку внешнее впечатление... Но все мои интервью... Они остались моими
лучшими друзьями - и Док Фанчелли, и Параванджава, и братья Каплан - они
очень высокого мнения..."
Интересно, а если бы она предложила добираться до пляжа, по-пластунски,
командор и на это согласился бы с той же обреченной покорностью?
Она вопросительно глянула на Шэда, и он если и не угадал ее мысли
дословно, то хорошо представил себе ее настроение:
- Все нормально, Барб. Стратегический разведчик должен быть
джентльменом. К тому же, если быть справедливым, то надо отдать ей должное -
ведь дура дурой, а прилетела ни свет ни заря, и вертолет посадила в трех
километрах, и добиралась по пустынной дороге пешком, без оружия, а ведь
знает... Пусть она покажет нам пару фокусов, пока батискаф не прибыл, а там,
как вы любите говорить, - и на Матадор.
Они вышли на прибрежную полосу, и море устало засветилось им навстречу.
Оно было ясным и спокойным, чересчур ясным и неправдоподобно спокойным - как
лицо человека, о котором нельзя сказать, спит он или без сознания. Солнце,
скрытое золотистой дымкой, не грело, и над пляжем висел странный, едва
уловимый запах, вызывающий во рту вкус металла. Варвара последней поднялась
по винтовой лесенке на крышу бывшего телятника, но в наблюдательную рубку не
вошла - там и без нее народу хватало. Она присела прямо на прохладный
пластик, положив сплетенные руки на колени, а подбородок - на руки. Из
распахнутой дверцы доносился гул голосов, и она, как в давешнем сне, не
могла угадать, где же там голос Гюрга.
А вот и журчащее сопрано: "Семнадцатый, семнадцатый..." Это же шифр
вызова таксидермички! Ах да, там ее знаменитая аппаратура, "Соллер" или как
там еще. "Семнадцатый, вызываю робота Пегас-одна-вторая... Пегас? Включайте
аппарат "Соллер", кадр номер один... Командор, а ваше подводное чудовище не
проявит каких-нибудь неожиданных эмоций при виде стеллереныша?" -
"Во-первых, он уже три дня никак себя не проявляет; во-вторых, это не
чудовище, а механизм, а в-третьих, эмоции свойственны только живым
существам". - "А разве он... не живой?" - "Скажем так: разумный, но не
живой". - "О, смотрите, смотрите, заработал..."
Варвара вытянула шею - ничего она не увидела, только у кромки воды на
гальке лежал теленок. Знакомый теленок. Тот самый теленок, которого она
передала Параскиву в день их знакомства... Но ведь они оба, и Параскив, и
теленок, уже на космодроме, и к тому же, малыш должен был подрасти...
"Эффект усиливается еще и тем, что изображение двустороннее - с моря вы
увидели бы ту же картину. Иллюзия полная, не правда ли? А теперь изменение
масштаба... Пегас, снимок номер два!"
Теперь Варвара поняла, почему теленок показался ей таким знакомым, -
это же были ее собственные снимки! Как это она забыла, что сама разрешила
Маре пользоваться всем, что найдется в лаборатории. И нашлось... Следующим
был овцеволк, вернее, целая семерка этих нелепых зверей, причем первый был
величиной со слоненка, а последний - как морская свинка. Все они печально
разглядывали агатовую гальку, которая не могла удовлетворить ни первую, ни
вторую составляющую этих неудобосочетаемых существ.
"Третий кадр - разномасштабные проекции, разнесенные в пространстве
сколь угодно далеко. Пегас!.."
Это был самый удачный ее снимок - Степка, которого, как любого
нормального ребенка, кидали в воду, и она снизу поймала момент, когда малыш
вскинул ручонки и счастливо засмеялся. Таким он и появился - в десяти,
двадцати, пятидесяти проекциях, самых различных размеров и в абсолютно
неожиданных точках; он как будто стоял на своих косолапых ножках и был готов
ринуться куда-то вперед, в море, которое ему по колено...
Да, снимок был превосходный. Но эта орава разнокалиберных малышей
производила почему-то совсем противоположное впечатление. Варвара медленно
поднялась. Это даже не орава. Это стая. И если смотреть со стороны моря -
стая, готовая к нападению.
Она почувствовала, что ей плохо, и поспешно отступила от края.
Наткнулась на дверцу. Вниз. Скорее. Металл во рту. Стук в висках. Разве она
на глубине? Нет. Это наваждение. Справиться. Не поддаваться. Это просто
предельная степень омерзения, потому что из детей нельзя делать стаю, пусть
даже призрачную. И море...
Море поднималось навстречу небу. Оно вспухало, как готовящееся закипеть
молоко, и было таким же белым, ни одной крупицы привычного янтаря.
Море стало седым.
Варвара пыталась крикнуть, но только беззвучно шевелила губами, а они
присыхали к зубам и при каждом движении трескались, и висящая в воздухе соль
тут же въедалась в них, так что скулы сводило от боли. Но сильнее всего был
ужас перед надвигающимся безумием - она вдруг перестала понимать, что же ей
чудится, а что существует на самом деле. Ведь не могли все остальные не
видеть этого страшного, беззвучного бунта белой воды, - значит, это ей
только кажется, и надвигающийся вал, и кошмарные шеренги вздыбленных
младенцев...
- Стоп! - крикнул Гюрг. - Прекратить подачу изображений! Нет, никакого
наваждения не было. Все нормально. И надвигающийся вал - страшновато, но
вполне реально. Никакого сумасшествия. А с остальным Гюрг справится.
Она медленно выдыхала судорожно набранный воздух и поглядывала вниз, на
полупросвечивающие ребячьи изваяния - сейчас вы, милые мои, растаете, и
больше ни-ког-да...
- Гюрг, связи нет! - пискнула Мара Миностра.
- Быть не может. Семнадцатый, семнадцатый, робот Пегас-одна-вторая, на
связь! Прекратить использование аппаратуры "Соллер"! Обесточить помещение
таксидермической лаборатории!
Младенцы стояли непоколебимо, словно были изваяны, из гранита, а не
света и воздуха.
- Бесполезно, Гюрг! Связи нет ни с кем - робот нас не слышит... - это
уже запаниковали стратеги.
Она скользнула вниз по винтовой лестнице, радуясь тому, что не надо
подыматься вверх, - ноги дрожали. Выскочила на прибрежную гальку и невольно
запнулась - изображения злосчастного Степки высились, как сфинксы. Стараясь
не глядеть в сторону моря, она побежала влево, к тропинке, протоптанной
сквозь заросли прямо к ее лабораторному корпусу. Она не оглядывалась и пока
еще не слышала рева и грохота воды, но уже знала, что опаздывает; ко всему
еще и эти циклопические пупсы, которых надо обегать, и ноги вязнут, как
никогда, и так обидно, так глупо... Она споткнулась, и в тот же миг ее
подхватили и резко дернули вбок, обратно к морю - она задохнулась от
неожиданности и даже не сразу поняла, что это был командор, который,
подхватив ее на руки, мчался к метеовышке. "Я его не узнала... Как я могла
его не узнать?" - стучало у нее в голове.
Крутой утес, ограничивающий пляж с правой стороны, был обозначен
стандартным ласточкиным гнездом - пристанищем метеорологов. Учитывая
изобилие и разнообразие молний на этом побережьи, строители обеспечили здесь
тройную защиту, но ведь до нее надо было еще добраться. Гюрг локтем вдавил
клавишу подъемника - ни сигнальной лампы, ни гудения. Не работает. Варвара
трепыхнулась, как большая рыба, схватилась за металлические поручни лестницы
и потянула Гюрга за собой. Утес заслонял от них море, но шум уже надвигался,
уже летели, цепляясь за каменные уступы, клочья пены, и нарастало ощущение
холода и пустоты, словно кто-то откачивал воздух; до дверцы оставалось метра
четыре, когда грохнуло, и скала шатнулась, но основной напор воды она
приняла на себя, так что теперь нужно было только удержаться на ступенях и
не сорваться. Справа и слева со свистом хлестали закручивающиеся бешеные
струи, и Варвара подумала, что Гюргу придется хуже, чем ей, и тут уже ничего
не стало видно, одна вода, бьющая со всех сторон, пытающаяся оторвать их от
спасительного камня, и что-то уже рушилось, и промелькнул какой-то трос, и
Варваре удалось уцепиться за него, а потом вода поднялась снизу и
захлестнула их с головой.
Она почувствовала, как Гюрг дернулся вверх, - инстинктивное желание
всплыть; она ничего не успела сказать ему, да и сейчас в этой мутной,
пенистой круговерти невозможно было подать хоть какой-то знак, и она просто
прижала его руки к перилам, чтобы он не отцепился от спасительной опоры, и
зубами впилась в канат, пытаясь перекинуть его себе за плечи, - и тут вся
масса воды резко ухнула вниз, и их рвануло так, что хрустнуло в плечах, и
надо было не соскользнуть, не оторваться от лестницы, а Гюрг еще, похоже, не
очень-то был в себе - наглотался; она прижимала его к ступеням вышки, не в
силах даже повернуть голову и посмотреть назад, на беснующуюся воду, уже
подмявшую под себя беззащитную зеленую полоску и вломившуюся в хрупкие
коробочки человечьего жилья.
Наконец она оторвала щеку от ребра ступени, всей правой стороной лица
ощущая вдавленный рубец и проверяя языком, целы ли зубы. Ничего. Гюрг
шевельнулся - она быстрым движением обтерла лицо о рукав, чтобы он ее такой
не увидел.
Но он даже не глянул, вероятно, пришел в себя и сразу же оценил
обстановку, потому что снова схватил девушку в охапку и пополз по ступеням
вверх. Было больно и неудобно, но Варвара не сопротивлялась. Он ее спасал!
Дали небесные, как же это было прекрасно... Она, конечно, и сама сейчас кого
угодно могла спасти, но он-то ведь этого не знал. И не должен был знать. И
пусть их хоть смоет второй волной, лишь бы бесконечно долго прижиматься
щекой к скользкой куртке и помалкивать.
Но Гюрг уже добрался до двери, вышиб ее плечом и, перевалившись через
комингс, вместе со своей ношей рухнул на пол, залитый мутной водой. Идиллия
кончилась. Надо было срочно проверить, работает ли защитное поле - а то ведь
следующая волна может смыть это гнездышко как пушинку, - хорошо еще, сейчас
до него достали только брызги, и то вон что творится, стекло выдавлено и все
бумаги выдуло... Она вдруг поразилась, о каких пустяках можно думать, когда
ситуация грозит стать безвыходной. Они отрезаны водой, и никакой вертолет
сюда не посмеет сунуться. И если это надолго...
Гюрг по-звериному вскочил, оттолкнувшись руками и ногами, метнулся к
двери, успел захлопнуть ее и заложить титановой рейкой, когда за окном
послышался зудящий, тянущий скрежет, - схлынувшая вода утягивала за собой
гальку, обломки деревьев, вынесенный с улиц строительный мусор - то, что
несколько минут назад было уютными, обжитыми коттеджами... Хорошо еще, что
их обитатели перебрались на новую площадку! А вообще, надо бы поле включить,
пока командор возится с дверью; но он уже успел забаррикадироваться, и тут
стремительно возник рев - новая волна громыхнула так, словно по основанию
скалы ударили залпом десятка два крупнокалиберных десинторов; пол дрогнул и
зазмеился трещинами, а в торцевое окно хлынула пенящаяся вода. "Если
разнесет пульт управления и включить защиту станет невозможно, веселенькая
будет ситуация, - отчаянно подумала она. - А что я все время о защите?
Боюсь? Ни черта я не боюсь. И когда волной накрыло, не боялась - даже за
него... Так что же?"
Гребень волны и на этот раз не достал до парапета смотровой площадки,
окольцовывавшей метеостанцию, но пена и брызги, ворвавшиеся в незащищенное
окно, окончательно превратили маленькую комнатку в болото. "Ну что он
медлит? - с тоской повторяла про себя Варвара, глядя на осторожные движения
Гюрга, колдовавшего над станционным пультом. - Боится короткого замыкания?
Пожара? Так не будет ни пожара, ни аварии, потому что сегодня - день чудес и
все, что необходимо было для свершения чуда, уже произошло. Мы вдвоем, и я
его не звала, сам догнал и притащил. Осталось совсем немногое - отгородиться
от всего мира, и не поэтической сенью ветвей и сребротканым пологом ночи, а
пульсирующей защитой мощностью двести кротров на квадратный сантиметр. А
снаружи - хоть потоп! Впрочем, последнее уже имеется и тоже под стать веку,
не доисторический катаклизм, а порождение электронного разума и генераторов
неизвестных нам полей..."
На самом-то деле она была не против соловьиной рощи и даже увитой
вульгарными розами беседки. Но Гюрг был человеком другого мира, а выбирая
человека, выбираешь и его мир.
Вспыхнули лампы аварийного освещения, кондиционер погнал по полу теплые
волны воздуха, последние капли влаги скатывались в трещинки, и пульсирующее
табло предупредило о том, что генератор защитного поля к запуску готов. Гюрг
свое дело сделал. Что ж теперь?..
Он оглянулся и увидел ее, все еще сидевшую на полу, подогнув коленки и
положив на них подбородок.
- Встань с пола, - сказал он устало, - простудишься. Она вздохнула -
совсем не то хотела она услышать:
- Спасать, так до конца. И от простуды тоже.
- Логично, - усмехнулся он, поднимая ее на руки, - а что касается
спасения, то до следующей волны было бы неплохо оценить наши шансы.
Шлепая по влажному полу, он отнес ее к окну и посадил на подоконник -
боком - так когда-то изысканные амазонки восседали в своих дамских седлах.
Не отнимая рук, положил подбородок ей на плечо, так что теперь каждый выдох,
резкий и короткий, соскальзывал по шее прямо за шиворот, отчего становилось
жарко и жутковато.
- Наши успели прикрыться, и то хорошо, - облегченно проговорил он, и
Варвара наконец увидела поле битвы.
На метеоплощадке за окном не осталось ни единого прибора, даже перильца
балюстрады были вышиблены, словно от удара исполинского кулака, и в
образовавшуюся брешь весь пляж был виден как на ладони. Трехгорбый ватный
купол укрывал весь комплекс биолаборатории, но зато на всем остальном
пространстве волны погуляли всласть. На месте пирса торчали, как останки
свайной постройки, два частокола бетонных свай с обкусанными верхушками;
мутная жижа стремительно отступала, обнажая дно, как это всегда бывает перед
новой волной, а та уже надвигалась, пройдя половину пути от ближайшего
острова, и на сей раз ее гребень был увенчан короной тусклых злобных молний.
Вместе с галькой в глубь морскую волочилось что-то бесформенное, но, к
счастью, не одушевленное - при большом старании можно было узнать
расплющенный катер и сорванную с метеовышки арматуру подъемника.
Но главное - над всем этим разгулом стихии незыблемо и бесстрастно, как
символ несокрушимого человеческого упорства, вздымались призраки
голографических младенцев. Волны накрывали их с головой и отступали,
исчерченные контурами неосязаемых изображений, и уничтожить их было так же
невозможно, как солнечный свет.
- Велика мощь разума, - пробормотал Гюрг. - Неужели весь поселок
разнесло?
Варвара, оценив скорость приближающегося вала, перекинула ноги через
подоконник и скользнула влево вдоль наружной стены.
- Назад! - заорал не своим голосом командор.
Девушка добралась до края стены и, стараясь не наступать на осыпающиеся
камни площадки, выглянула за угол. Два купола. Она метнулась обратно и
ласточкой влетела в окно.
В тот же миг Гюрг включил защиту.
- Ты еще мне посвоевольничай! - рявкнул он, встряхивая ее за плечи. -
Кто здесь командор?
- Никто не командор, - фыркнула она, - оба - потерпевшие. А защиты
поставлено две: в западной части, естественно, моя таксидермичка, где
Полупегас осаду держит, а в центре, наверное, трапезная с будуаром - кто,
кроме ваших скочей, мог вовремя сориентироваться?
- Неужели в домах нельзя было оставить автоматические... И тут тряхнуло
так, словно в пол ударили беззвучной кувалдой. Скала вместе с гнездышком
метеостанции была защищена надежно, но сила удара волны о берег передалась
основанию утеса.
- Самое время кофе варить, - сказала Варвара. - А то у меня за шиворот
натекло. Неуютно.
- Не возражаю. Было бы из чего.
Она-то была уверена, что не из чего, просто ей не очень нравилось, что
он держал ее за плечи и думал о какой-то автоматике. Хотя в глубине души.
она понимала, что об автоматической защите домов он только говорил, а думал
о другом, о том, что он здесь, а его ребята там, и есть вещи, против которых
силовое поле бессильно.
Она наклонилась над пультом и вместо кофеварки включила зелененький
экранчик аварийного обзора. Изображение было смазанным, хуже некуда, и все
равно становилось не по себе, когда за только что прошедшей волной
поднималась очередная, и тоже с лентами молний, стелющихся впереди вала, и
за ней еще одна, и там уже смерчи...
- Резко наращивает мощность, - сухо проговорил Гюрг. - Но никакая
энергосистема не может делать это до бесконечности. Так что или он сорвется,
или...
О варианте "или..." Варваре почему-то не думалось - в этом случае надо
было бы бояться, а она органически перестала испытывать страх, как иногда
перестаешь слышать или чувствовать запах. "Может, я вообще стала
бесчувственной? - с недоумением спросила она себя. - Нет. И еще как нет! Я
хочу быть счастливой. Я уже сейчас почти до самого горлышка счастлива. А
когда все это кончится и те, в центральной рубке, будут в безопасности, так
что можно будет о них не волноваться, то... А вдруг - ничего? И вот то, что
есть сейчас, останется самым-самым? И тогда только вспоминать, как тащил по
ступеням, и носил на руках, и за плечи тряс, побелевший от страха, - за нее,
разумеется, не за себя же... Ох, уж лучше пусть нас разгрохает ко всем
чертям водяным, все-таки - вместе..."
И грохнуло. На экранчике полетело лиловое и липкое, закрашивая его
наглухо, пол качнулся, так что они вцепились друг в друга, пытаясь
удержаться на ногах, а скалу раскачивало - видно, здоровенный смерч
трудился; и совсем близко были колючие, настороженные ресницы, и неожиданная
улыбка, единственное светлое в этом аду, и шепот: "Ну, кто здесь ведьма -
давай, колдуй, без этого не выберемся..."
И вдруг все как оборвалось. Не то чтоб стало тихо - под колпак защиты
звуки не проникали; но наступило состояние покоя, даже безразличия; экран
прояснился и еще что-то там замерцало на пульте, но было все равно -
спаслись, ну и ладно. Как тогда от тучи спаслись, так теперь отсиделись...
- Связь, - проговорил он с каким-то удивлением, точно включилась прямая
связь с Большой Землей.
- А?.. - отозвалась Варвара и вдруг поняла, что шевельнуться не может,
так крепко прижимал он ее к себе.
Она присела, выскальзывая из его рук, дотянулась до пульта, включила
фон:
- Семнадцатый, семнадцатый, прекратить передачу изображения;
семнадцатый, ответь...
- Передачу прекращаю.
- Ура! Прорезался, милый! - не выдержала Варвара. - Отключи там всю
аппаратуру и ни под каким видом больше не включай. Понял? Кто бы тебе ни
приказал!
- Слушаюсь. - Точно консервная банка брякнула. На экранчике
просматривался весьма загаженный, но не обремененный никакими изображениями
пляж. Наваждение сгинуло.
- Пронесло,-устало проговорил Гюрг, и щека его задергалась сильнее
обычного. - Да будет свет!
Дымчатую пленку слизнуло с окон, и пронизывающий ветер рванулся в
помещение, точно выветривая из него накопившийся ужас. Варвара с Гюргом, не
сговариваясь, бросились к окну - триединый купол над биолабораторией осел,
уплотняясь, и разом сник, молниеносно тая. Из круглой надстройки на крышу
вываливались взмокшие в тесноте стратеги - воздевали руки, разминаясь, и
по-чаечному галдели, восторженно и победоносно. Командор тоже не удержался:
поднял над головой сцепленные руки и испустил боевой клич. Воодушевление
было общее: наша, мол, взяла.
"И что это они разорались, - подумала вдруг Варвара, - ну, победили бы
они кого-то, преодолели, отразили, отстояли. А то ведь просто отсиделись..."
Она с тревогой посмотрела в сторону моря.
Оно притихло как-то на удивление скоро и теперь рябило двумя унылыми
оттенками серого, как чешуя давно уснувшей рыбы; зоркий глаз мог усмотреть
над его поверхностью тоненькую пелену тумана, и эта пленочка вздымалась - не
волнами, а вся разом, часто и легко, как дышит загнанное и уже ничего не
ощущающее животное. Что-то неестественное, тревожное было в этой
несогласованности движения морских волн и туманной пелены - так в горячечном
бреду руки больного движутся каждая сама по себе...
- Я побежала, - сказала Варвара, спрыгивая с подоконника, - надо
отобрать у Полупегаса все снимки, а то как бы чего снова...
Гюрг успел поймать ее за хлястик:
- Ты куда? Чтоб я тебя еще хоть раз одну отпустил!
- И аппаратуру эту уникальную надо отключить и запрятать...
- Я бы кувалдой ее, уникальную! С хозяйкой в придачу. И полуроботу
твоему манипуляторов надо бы поубавить... Но мы с ним поступим по-другому.
Мы с ним знаешь что сделаем?
- Что? - послушно отозвалась Варвара.
- Мы его... выставим за дверь. Чтобы не подглядывал.
- А зачем?
Он резко наклонился над ней, и ресницы, неправдоподобные его ресницы
так и брызнули в разные стороны - казалось, они сейчас полетят, словно иглы
у дикобраза, и веселые голубые черти беззвучно заплясали у него в глазах.
- Кофе варить!!! - простонал он, хватаясь за голову.
И вот тут-то ей и стало страшно, потому что больше не было между ними
никакой беды.
Она поспешно отступила, краснея и, конечно, нелепо натыкаясь на ящик,
которым была задвинута дверь. Ей вдруг показалось, что вместе с защитным
полем растаяли и стенки метеобудки, и теперь все одиннадцать человек,
галдевших на крыше биокорпуса, притихли и снисходительно, насмешливо
наблюдают за ними.
Она отчаянно пихала ногой тяжеленный ящик, но он не поддавался, и она,
чувствуя, что от этих усилий и окаянного смущения становится уже не красной,
а коричневой, бормотала первое, что пришло - и, естественно, совсем некстати
- в голову:
- Какой там кофе... На чем его варить - на генераторе защитного поля,
что ли? Все ж демонтировано, голые стены...
- Да ты что, Барб?.. - с безмерным и все еще веселым удивлением
проговорил он, - что ты, Барбик, Барабулька, Барбарелла, Барбиненок мой?..
- Да выпустите же меня! - в совершенном отчаянье крикнула она, и голос
ее сорвался на писк, и все окончательно смешалось - и страх, сопутствующий
исполнению самого невероятного желания, и стыд от того, что одиннадцать
весьма скептических умов догадываются о происходящем, и шальная радость
догадки - не сейчас он придумал эти смешные, нежные словечки-бормотушки и,
значит, давно уже про себя называл ее так, и досада на себя, что не посмела
назвать его на "ты"...
- Ну пожалуйста... - совсем тихо добавила она.
Он смотрел на нее во все глаза, и лицо его становилось каком-то мягким
- пропал жесткий очерк губ, скулы округлились, и даже стрельчатые ресницы,
кажется, легонько загнулись кверху.
- Господи, да ты, оказывается, еще и трусиха! - проговорил он так
восторженно, словно во всей Вселенной смелых было пять миллиардов, а трусиха
- она одна.
Он отступил на шаг и почтительно подал ей руку, одновременно точным
пинком отшвыривая ящик. Дверь кракнула, сорвалась с петель и вывалилась
наружу, громыхая по ступеням. Варвара вылетела вслед за нею и подставила
горящее лицо влажному хлесткому ветру. Дали небесные, какая же она дура!
Другая выплыла бы по-царски, вся в командорской нежности, как в горностаевой
мантии, а потом, уже при всех - "Гюрик, поменяй мне батарейку в
десинторе..."
Не умеет она так. Не уродилась. Да, не повезло бедной Степухе с
обитателями: с одной стороны, зверюги клетчатые, с другой - растяпы
усатые... Она вздохнула и, как приличествует вздыхающему, подняла глаза к
небу.
На блекло-желтом фоне, как белые хризантемы, распускались ложные
солнца. Они окружали настоящее светило, сегодня особенно тусклое, словно
намеревающееся погаснуть, не дожидаясь заката; их призрачные лучи поочередно
вспыхивали отраженным светом и тут же гасли, едва угадываемые. И в этом
несоответствии желтизны тамерланского светила и ледяной мертвенности его
надоблачных отражений Варваре снова почудилось что-то жуткое и
неопределимое.
- Смотри-ка, - удивился Гюрг, вставая рядом с ней на пороге, - хватает
пороху на световые эффекты! А я-то думал, у него все обмотки погорели и
программы застопорились... М-да. Интуиция мне нашептывает, что по этой
кастрюле истосковался хороший водородный заряд. Однако пора...
Варвара предостерегающе вскинула руку.
Полоска зелени, отделявшая прибрежную полосу от поселка, превратилась в
сплошной заградительный вал из вырванных с корнем деревьев, всевозможных
обломков и спутанных водорослей; сейчас через эту баррикаду кто-то с усилием
продирался. Робот? А если нет - то кто же?
Гирлянда морской капусты, свисавшая с поваленного ствола, сорвалась, и
на пляж, отчаянно встряхиваясь, выскочил олененок-бассет с длинными
замшевыми ушами. Он пугливо озирался, переступая копытцами, словно
прислушивался - что же его сюда позвало? И, учуяв источник этого неодолимого
зова, он неуверенно двинулся к морю, обходя илистые воронки, высверленные
смерчами. Следом за ним, пятясь и выдирая из клейкой зеленой массы
притупленные рожки, показалась громадная пещерная лама - стряхнуть водоросли
ей так и не удалось, и она понесла их на себе, точно развевающееся зеленое
знамя. А завал уже трещал, сокрушаемый мерными ударами, пока наконец на пляж
не вывалилась рыжая туша карликового мамонта - его можно было бы принять за
детеныша, если бы не охристо-красные бивни; следом за ним в образовавшийся
пролом хлынули звери. Голубые верблюжата, сурки-иноходцы, коробчатые игуаны,
муравьед-полоскун... Впервые, вероятно, увидев море, они вздрагивали и
цепенели, врываясь когтями и копытами в битую гальку; но неслышимый людям
призыв упрямо тянул их к воде, и они, обреченно раскачавшись, сдвигались с
места и брели, брели навстречу мелким зеленоватым волнам, уже подернувшимся
золотистой пенкой, и бесцветные ненастоящие солнца ритмично возгорались и
снова потухали, словно небо с трудом приоткрывало глаза и тут же снова
жмурилось.
- Ты смотри-ка, - с безмерным удивлением протянул Гюрг, - и чего тут
только нет... А клетчатого тапира не видно!
Варвара быстро глянула на него - неужели он до сих пор не почувствовал,
что тут не удивляться нужно, а ужасаться?
Нет, не почувствовал.
- Командор, - раздался в метеорубке голос Шэда, - у нас тут
впечатление, что они идут топиться на манер земных леммингов. Может, успеем
протянуть между ними и морем линию защиты?
Командор вернулся к пульту, наклонился над микрофонной сеточкой,
задумчиво потер подбородок. Оглянулся на Варвару.
- Пожалуй, подождем. Вы там фиксируйте...
- Само собой.
Варвара вздохнула, безотчетно радуясь тому, что в командорском ответе
не содержалось приказа. Она выбралась на площадку, так и не подсохшую,
забросанную обрывками водорослей и какой-то крупной чешуей. Отсюда вся
прибрежная полоса была видна как на ладони, но сейчас этот привычный, совсем
земной уголок казался огромной сценой, на которой диковинные сказочные
персонажи нехотя разыгрывают недоступное человеческому пониманию действо.
Звери все подходили и подходили, совались к воде и отступали, словно
выискивая отведенное им место, а найдя его, замирали в томительном ожидании
и как бы не замечая друг друга. Мелкие бесшумные волны время от времени
добирались до них, но и вода не привлекала их внимания. Другое. Им нужно
было что-то другое. И они ждали в тишине, немыслимой при такой массе
животных.
И тут олененок, пугливо жавшийся к стене биокорпуса, наконец решился и
несколькими неловкими прыжками достиг воды; ткнулся носом в зеленую муть и
недоуменно фыркнул. И словно успокаивая его, с гребня волны протянулось
янтарное щупальце, мягко коснулось крутого лобика - и растаяло.
Олененок попытался поймать губами золотистый дымок, но промахнулся и
нетерпеливо забил копытцем, разбрызгивая воду.
Золотистая пеночка потянулась к нему, приобретая очертание ветки; еще
что-то бесформенное, завивающееся, как струйка дыма, поднялось у него под
брюшком и мягко огладило спину, пересчитывая светлые крапины. Олененок
прикрыл глаза и мелко задрожал хвостиком. А золотые струйки, то
переплетаясь, то ветвясь, омывали его закатным светом, грустным и уже не
греющим. Такие же призрачные струйки протянулись и к другим животным, никого
не пугая, а завораживая едва ощутимыми касаниями, - так слепец ощупывает
черты дорогого ему лица.
Это было прощание, невыносимое в своей нечеловеческой нежности. Было ли
существо, заточенное в морских глубинах, разумным, было ли оно живым -
теперь эти вопросы потеряли смысл. Оно умело любить, оно, отдавало всю мощь
своей энергетики и всю скудость своей логики для. защиты тех, кто был ей
дорог, совершая, с точки зрения человеческого разума, поступки чудовищные.
Оно, несчастное, умело любить и во имя этой любви растратило последние свои
силы, сражаясь с призраками, созданными по прихоти вздорного и капризного
человека. Оно умело любить и оставшиеся крохи могущества потратило на то,
чтобы позвать, - и его услышали; и приласкать - и его ласка была принята.
Оно умело любить, без конца повторяла себе Варвара, вцепившаяся в
воротник форменной куртки и замершая от ужаса перед всем, что открылось ей в
эти секунды. Оно умело любить, - значит, люди могли с ним договориться, у
них был общий язык и общая точка приложения своих забот; но вместо этого
люди увидели сначала тупую ярость стихии, а потом - холодную логику
механизма. И кому бы почувствовать истину, как не ей, ведьме морской; ведь
приходил же Лерой на этот берег и часами смотрел вдаль - угадывал? Наверное.
Сказать не успел. Или побоялся, что сочтут старческой придурью... Маленький
шаг был, и она могла, ДОЛЖНА была его сделать, если бы...
Если бы оставалась самой собой. Но она изменила своему делу, своему
нраву, своему имени. Последнее белое солнце выбросило два луча, словно
перечеркивая желтое небо от востока до запада, и угасло. Варвара
оттолкнулась от леденящего камня, одним прыжком перелетела через метеорубку
и скатилась по выщербленной лестнице. Она бежала по гальке, отпихивая
попадавшееся на дороге зверье, пока не достигла воды и не забрела по колено.
Мышастый гепард стоял рядом и осторожно прогибал спину, когда янтарная
струйка проскальзывала по его хребту. Струйка таяла, истончаясь и теряя
цвет. Варвара протянула к ней руки ладонями вверх - символ открытости и
беззащитности, словно предлагая частицу себя. "Пока еще есть время, -
беззвучно заклинала она, - пока есть еще хотя бы секунды - прими меня, как
их, уравняй меня с теми, кого ты позвал, коснись меня золотой ветвью твоей
нежности - а там хоть смерч, хоть молния..."
Пугливая струйка изогнулась, отступая перед ее руками, потом резко
отпрянула в сторону и исчезла. Янтарные блики, скользившие по шкурам
животных, угасали, и день тускнел, хотя солнце, уже одинокое в
дымчато-палевом небе, продолжало вершить свой полуденный труд. Звери стояли
понуро и недоуменно, словно спрашивая себя, почему они не уходят, если
стоять больше незачем. И все-таки не уходили. Ни одна золотая пылинка больше
не светилась на морском берегу. И тогда раздался оглушительный скрип
человеческих шагов. Они приближались, по-хозяйски вспарывая тишину, и
замолкли только тогда, когда к ним примешался холодный всплеск воды.
- Варя, - послышался голос, какого она никогда не слышала у командора.
- Варя, Варенька...
Она оглянулась, все еще стоя по колено в воде, - он был совсем рядом,
не дальше протянутой руки, и кривил губы, не в силах остановить неуемную
дрожь щеки.
- Все, - сказала она жестко. - Все. Все.
И стиснула за спиной руки, чтобы не коснуться его лица.
x x x
Они сидели на лавочке - Сусанин, откинувшись и время от времени
почесывая спину о шершавую госпитальную стену, и Варвара в своей любимой
позе, жестко обхватив колени, с ногами на сиденье. Сусанин сложил на животе
бело-розовые, словно новорожденные, руки, но по мере того как солнце
садилось, они принимали привычный медный оттенок. Напротив, на лужайке,
выкусывал репей из ляжки рыцарь Тогенбург, которому уже здесь, на Новой,
позолотили рога, дабы ненароком не угодил он на кухню. Беднягу, привыкшего к
обильной зелени прибрежной полосы, раздражало сухотравье плоскогорья, но узы
привязанности к Петрушке, обременившие его скудный козлиный интеллект раз и
на всю жизнь, были сильнее гастрономических предпочтений.
Небо с утра было безоблачным, погода - летной, что, впрочем, не имело
ни малейшего значения для космолета, вышедшего за пределы околопланетного
пространства уже час назад, и настроение у Сусанина было без пяти минут
идиллическим.
- Все равно уеду, - угрюмо пообещала Варвара. - На этот не взяли - уеду
на следующем.
- На космолете не ездят, сердечко мое, - безмятежно ответствовал
Сусанин. - На космолетах прыгают, от одной зоны дальности до другой, и так
через все подпространство. И во всех сопредельных с нашей зонах ни одной
движущейся посудины не наблюдается.
- Ничего, наблюдется, - буркнула девушка.
- А наблюдется, так уж я постараюсь, чтобы в поле твоего зрения он не
попал. Загоню тебя, к примеру, на дикую сторону. И вообще, Варька, здесь
сейчас будет столько работы...
- Хватит! - крикнула она, хлопая ладошкой по теплой скамье. - Никаких
больше Варек. Варвара! И вообще, мы с вами никого не пасли...
- Ну, это ты изволила запамятовать, - добродушно скривился Сусанин,
щуря и без того узкие глазки, словно в медовом небе можно было еще
разглядеть огненную морковку удаляющегося звездолета. - Телят мы с тобой
пасли, вот кого. Знаешь, за сколько тысяч километров они сейчас? Не знаешь.
И я не знаю. А с телятами - половина моих людей. Так что с завтрашнего утра
каждый оставшийся выкладывается за четверых, поскольку до сих пор мы
работали за двоих. - Он оттолкнулся лопатками от стены и, по-птичьи вывернув
шею, попытался заглянуть ей в лицо. - Аль обленилась, пока я тут себе новую
шкуру, точно питончик королевский, наращивал?
Варвара оскорбление фыркнула - как будто не она возле него сутками
дежурила, безропотно снося все сусанинские выходки!
- Главное, Кони улетела, - продолжал Сусанин горестно. - И Темрик. Со
своей Марфуней, естественно. И красавцы наши, гордость вселенной, альбатросы
глубокого космоса.
- На Матадор? - с какой-то мстительной радостью спросила Варвара,
словно это было синонимом всего окаянства белого света с черной дырой в
придачу.
- Ну а куда же? Наша Степуха была для них сущим отдохновением,
жаловались еще, что форму теряют. А на Матадоре с них жирок-то спустят, это
ведь планета-стадион, где шаг ступишь - в тренажер попадешь. Не знала?
Спасибо хоть не занесли нашу землицу в Красную книгу, а то понаехало бы
эмиссаров Галсовета, а они такие зануды... Так что будем тут управляться
самостоятельно, благо теперь ни молний, ни смерчей, ни ворот этих с
эпилептическим синдромом... Соскучимся.
- Тогда что не отпустили? - чуть ли не со слезами выдохнула Варвара. -
Мне и без вашей скуки хоть с моста в реку...
Сусанина как ветром сдуло со скамьи - поддернул свои больничные, в
голубую полосочку, брючки и присел на корточки перед девушкой,
по-мальчишечьи заглядывая ей в глаза.
- Ну что ты, дуреха? Все живы - значит, все в порядке!
У Варвары потемнело в глазах. А он глядел прямо в лицо - и не
почувствовал.
- Работой я тебя запугал? Зверь я, зверь и есть. Но ты ж у меня умница,
даром что ведьма. Так что по шестнадцать часов ты у меня будешь колдовать
ежеденно, а в остальном - проси, что хочешь.
- Космолет верните.
- Ну-у... С ним и связи-то не будет, аллюром идет, ни к одному
промежуточному буйку не причаливая. Летяги обещали всех телят в сохранности
доставить, это ж, наверное, самое дорогое, что когда-либо из космоса
выуживали. А тот десантник, на котором стратеги прилетели, без экипажа
стоит, на краешке космодрома проветривается. Штурмана с механиком на этот,
улетевший, забрали, один первый пилот остался - вон сарай под виварий
приспосабливает. Да Гришка Эболи в гипсе лежит. Так что работай себе
потихонечку и жди, когда я тебе экспедицию за клетчатым тапиром организую. А
пока... выходи-ка ты за меня замуж!
Варвара спустила ноги со скамейки:
- Да? И вместо Варвары Нореги будет Варечка Сусанина?
- А что? Меня это устраивает.
- Вы очень хороший человек, Евгений Иланович, - проговорила Варвара,
подымаясь и одергивая свой старый лабораторный халатик. - Не дам я вам жизнь
свою молодую погубить из-за меня - я ведь как коброй была, так коброй и
останусь.
Она перешагнула через козла, дремавшего подогнув коленки, и пошла по
тропинке, заменявшей пока улицу. Время от времени под ногами щелкало,
выметывался здоровенный, с воробья, кузнечик и врезался в сухую траву со
специфическим хрустом, точно кедровая шишка. Она шла прямо на солнце,
жмурясь - то ли чтобы не ослепнуть, то ли чтобы не заплакать. Подумать
только, первый раз руку и сердце предложили.
Первый раз в жизни!
И никакого восторга. Словно на каток пригласили. Нет, не получается у
нее с обыкновенным человеческим счастьем. Где бы просто махнуть рукой и
броситься ему навстречу, как в море с утеса; так вот нет, ей почему-то надо
обязательно помедлить и призадуматься: не чрезмерна ли плата, когда за такое
счастье надо обязательно поступиться частичкой себя?
Она шла мимо здешней унылой трапезной, и мимо строящегося вивария, и
мимо штабелей безликих всепланетных блоков, и неприкаянно твердила: почему,
почему, почему для того, чтобы стать счастливой, надо перестать быть самой
собой?..
Это нечаянное и окаянное открытие мучило ее, как рыбья кость, и надо
было остаться наедине с собой, повернувшись задом ко всей окопавшейся на
Степухе цивилизации, чтобы в горестном одиночестве переболеть им, как
свинкой или скарлатиной, а выздоровев, стать до последней клеточки прежней
Варварой. За это возвращение она уже заплатила десятикратную цену -
рассталась с человеком, который был из тех, что дважды на жизненной тропочке
не встречаются. И ведь как чувствовала там, в метеостанции, выпотрошенной
ураганом и захлестнутой злобной желтой пеной, что это преддверие счастья и
останется для нее на всю жизнь самым-самым...
Она тряхнула головой, упрямо отбрасывая это воспоминание. Все осталось
там, на берегу. Жаль только, что там осталось и море. Очень недоставало
воды. Сейчас она поняла, что именно тянуло ее сюда, за черту уже обжитой
земли, навстречу заходящему солнцу, уже коснувшемуся подбородком краешка
поджаристо-золотой осенней горы: в густом закатном свете можно было
выкупаться. Он был так плотен, так веществен, что тело, подставленное
прохладным янтарным лучам, словно теряло вес. Стараясь не упустить солнце,
она взбежала на пригорок - и досадливо фыркнула: на наспех сколоченной
изгороди восседал кто-то длинный и нелепый, каким только может быть высокий
мужик, взгромоздившийся на тоненькую жердочку. На фоне медного солнечного
диска беспомощно топорщилась куцая курточка, а широкополая соломенная шляпа
была, вероятно, заимствована у пугала. Петрушка? Нет, этот сегодня уже
пытался ее развлечь. Келликер? Похоже, он. Все они сговорились опекать и
утешать ее со всей неуклюжестью и искренностью. Сейчас он приподнимет шляпу
и каркающим голосом пригласит на жареную печенку перистого удава. Поклонник
средневековой кухни...
Она чуть было не свернула с тропинки, но вовремя вспомнила, что прежняя
Варвара легко и насмешливо шла навстречу кому бы то ни было. Легко и
насмешливо отшучивалась. Легко и насмешливо оставляла позади все - и
случайное, и дорогое.
Она снова тряхнула головой и ускорила шаг. Сидевший на изгороди шляпу
не приподнял и развлекать девушку явно не собирался. Она прищурилась,
стараясь притушить ресницами бьющее прямо в глаза солнце, и только тут
поняла, что это не Келликер.
Это был Гюрг.
Источник: exlibri.ru.
Рейтинг публикации:
|
