26 сентября 1849 года родился Иван Петрович Павлов — выдающийся физиолог, Нобелевский лауреат, создатель науки о высшей нервной деятельности. На его работах о поведении, не потерявших актуальность до сих пор, учатся все последующие поколения ученых-нейрофизиологов.
Иван Петрович Павлов (1849-1936).
Дом в Рязани, в котором родился И. П. Павлов, ныне музей его имени.
Пожалуй, никто из средневековых художников столь беспощадно не обнажал людские пороки, как Иероним Босх (начало его творчества - это середина 70-х годов XV века).
ЗАМЕТКИ О НАШЕМ ПОВЕДЕНИИ
Доктор биологических наук Л. СЕРОВА.
Среди десятка дат, отмечаемых в этом году ЮНЕСКО, три русские: 275 лет со времени основания Российской академии наук, 200 лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина и 150 лет со дня рождения Ивана Петровича Павлова. Юбилей великого поэта мы отметили с русским размахом, не знающим границ, - "Коль любить, так без рассудку" (как сказал другой замечательный поэт, А. К. Толстой), юбилей Академии - скромно-торжественно, юбилей великого русского физиолога Павлова - в кругу специалистов. А жаль. Высокая мудрость этого человека и результаты начатого им "строго объективного изучения высшей нервной деятельности" нужны сегодняшнему миру, может быть, не меньше, чем гармония, подаренная нам великими поэтами.
Мы живем в век фантастического роста скоростей и информационных потоков. Нашим внукам трудно понять, как мы обходились без телевизора, а для наших бабушек радио было чудом техники. Население Земли все больше "концентрируется" в городах, особенно в крупных. Коробки домов, минимум зелени, шум машин и нервотрепка дорожных "пробок". Газеты и телевизор - основной источник "нерабочей" информации. "Век толп", когда, по словам С. Московичи, автора книги с таким названием, средства массовой информации "проникают в каждый дом, находят там каждого человека, чтобы превратить его в члена некой массы... которой нигде не видно, потому что она повсюду. Миллионы людей, которые спокойно читают свою газету и непроизвольно вторят радио, составляют часть нового типа толпы - нематериальной, распыленной, домашней... Оставаясь каждый у себя дома, они существуют все вместе... Отношения взаимности между собеседниками превращаются в отношения невзаимности между читателем и газетой, зрителем и телевидением. Он может смотреть, слушать, но не имеет никакой возможности возразить".
Что значит все это для нервной системы человека? Способна ли она справиться с растущим потоком информации? Куда идут толпы, и куда ведут они мир? Во всех странах (независимо от количества материальных благ) растут алкоголизм, наркомания, преступность. Школьники, недовольные кем-то из своих сверстников, берут в руки оружие. Государственные мужи, недовольные другим государственным мужем, пускают в ход бомбы. Газеты и телевидение сообщают о "немногочисленных" или "многочисленных" жертвах. Сколько это - "немногочисленные": три, две, одна? Но у каждого жизнь - единственная!
Конечно, войны были всегда, и погибнуть на копье противника не менее ужасно, чем при взрыве бомбы. Но это была борьба лицом к лицу, и ее участники рисковали в равной мере. В наше время появилась техника, позволяющая вести "прицельное бомбометание", не рискуя собственной жизнью, не видя страданий противника. Это принципиально новая ситуация.
Конрад Лоренц, много лет изучавший агрессивное поведение животных, рассуждая о современном обществе, пишет: "Ни один психически нормальный человек не пошел бы даже на охоту, если бы ему приходилось убивать дичь зубами и ногтями. Лишь за счет отгораживания наших чувств становится возможным, что человек, который едва решился бы дать вполне заслуженный шлепок хамоватому ребенку, вполне способен нажать кнопку ракетного оружия или открыть бомбовые люки, обрекая сотни самых прекрасных детей на ужасную смерть в огне". И далее: "Если человечество в бессилии останавливается перед патологическим разложением своих социальных структур, если оно - с атомным оружием в руках - в социальном отношении не умеет вести себя более разумно, нежели любой животный вид, - это в значительной степени обусловлено тем обстоятельством, что собственное поведение высокомерно переоценивается и как следствие исключается из числа природных явлений, которые можно изучать".
Здесь Лоренц неправ. Физиологической наукой и в частности - русской накоплен огромный фактический материал, основанный на объективном (экспериментальном) изучении функций центральной нервной системы человека и животных. "Рефлексы головного мозга" И. М. Сеченова, "Возбуждение, торможение и наркоз" Н. Е. Введенского, "Двадцатилетний опыт объективного изучения высшей нервной деятельности животных" И. П. Павлова, "Доминанта" А. А. Ухтомского - вот классический базис этой области знаний. О некоторых событиях ее истории, о ее достижениях и о том, как эти достижения нужны сегодня для понимания событий нашей жизни, я попытаюсь рассказать в своих заметках.
О ПОЛЬЗЕ ТОРМОЖЕНИЯ
Свобода, свобода,
Эх, эх, без креста!
Тра-та-та!
А. Блок. "Двенадцать".
В 1918 году, когда Блок написал поэму "Двенадцать", Павлов в своих публичных лекциях рассказал о тех же событиях с позиций физиолога *: "Что такое революция вообще? Это есть освобождение от всех тормозов... Это есть полная безудержность, безуздность, старого не существует, нового еще нет. Торможение упразднено, остается одно возбуждение".
Высшая нервная деятельность человека осуществляется согласованным действием двух активных процессов - возбуждения и торможения. При этом возбуждение создает основной фон, а торможение его корректирует. Существование центрального торможения впервые экспериментально доказал Иван Михайлович Сеченов в начале 60-х годов прошлого века. Вот как он сам рассказывает об этом в "Автобиографических записках": "Вопрос о том, что воля способна не только вызывать, но и подавлять движения, был известен, вероятно, с тех пор, как люди стали замечать в себе самих и на своих ближних способность угнетать невольно порывы к движениям <...> И противостоять вообще искушениям на различные действия <...>
Первый луч на темную область угнетения движений был брошен лишь в 1845 году достопамятной работой Эд. Вебера с тормозящим действием блуждающего нерва на сердце <...> До 1861 года никто не дотронулся до заметки Вебера, и опытная проверка его предположения выпала на мою долю".
Схема опытов Сеченова, проведенных на лягушках, была очень простой: он послойно перерезал головной мозг животного спереди, раздражал поверхность разреза кристалликом соли и измерял спинномозговые рефлексы, пока не дошел до участка мозга, раздражение которого их тормозило.
Николай Евгеньевич Введенский подобные исследования продолжил; он изучал соотношение между возбуждением и торможением и показал, что при изменении частоты поступающих сигналов возможен переход одного в другое. Начал заниматься этой темой и Иван Петрович Павлов.
Основой успеха работ Павлова в области физиологии высшей нервной деятельности стал счастливо найденный надежный метод исследований. Как и в работе Сеченова, он был очень прост - метод условных рефлексов. "Для натуралиста все - в методе, в шансах добыть непоколебимую, прочную истину", - писал Павлов. Наблюдая за собаками с выведенным наружу протоком слюнной железы, он обратил внимание, что слюна начинает отделяться не в момент получения пищи, а раньше, когда животное только слышит шаги служителя, несущего пищу. Это был первый толчок на пути к созданию метода - "сильное лабораторное впечатление", - заставившего Ивана Петровича Павлова, лауреата Нобелевской премии за работы по физиологии пищеварения, изменить направление исследований, заняться изучением поведения.
Оказалось (и это было установлено в опытах), что практически любой сигнал из внешнего мира можно сделать условным раздражителем для слюнной железы, если он несколько раз совпадает по времени с ее безусловным раздражителем - пищей. Им может стать звук, свет, запах... На основе врожденного безусловного рефлекса возникает условный рефлекс первого порядка. Далее рефлексы могут усложняться - у животных до 4-5 порядков, у человека - до 20 (одним из основных условных раздражителей у человека становится слово).
***
Поведение в естественных условиях, конечно, гораздо сложнее рефлексов, изучаемых в эксперименте. Но именно они, рефлексы, составляют часть любого, самого сложного поведения. И задача физиолога выделить эти элементы, изучить их, а затем все более и более усложнять * Лекции И. П. Павлова "Об уме", "О русском уме" и "Основы культуры животных и человека" не были опубликованы. Мы пользуемся публикацией В. О. Самойлова "Рефлекс свободы" Ивана Петровича Павлова" ("Успехи физиологических наук" № 3, 1999 г.), основанной на архивных материалах. изучаемую систему: "Мы можем анализировать приспособление в его простейших формах, опираясь на объективные факты. Какое основание менять этот прием при изучении приспособлений высшего порядка?" - писал Павлов. И еще: "Я не отрицаю психологии <...> Тем менее я склонен отрицать что-нибудь из глубочайших влечений человеческого духа <...> Я только отстаиваю и утверждаю абсолютные, непререкаемые права естественнонаучной мысли всюду и до тех пор, где и покуда она может проявлять свою мощь. А кто знает, где кончается эта возможность?"
Итак, в эксперименте у собаки можно выработать условный рефлекс, например на звук. После нескольких сочетаний с кормлением звук сам по себе будет вызывать усиленное слюноотделение. Но условно-рефлекторную реакцию можно и "угасить", если в течение нескольких дней не подкреплять звук кормлением. Рефлексы, наблюдаемые в обыденной жизни, также могут быть достаточно простыми. Например, если мы долго обещаем что-то и не подкрепляем обещаний делом, на наши посулы очень скоро перестают реагировать. Помните сказку Л. Толстого о мальчике, пасшем стадо? Он так часто ради забавы кричал: "Волки!", что, когда волки действительно пришли, никто уже не побежал его спасать.
Те, кто читал наши газеты 15-20-летней давности, не могут не помнить доклады на нескольких газетных страницах, перемежающиеся фразами: "Аплодисменты... Бурные аплодисменты... Бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Все встают...". Это - рефлекс более высокого порядка. Безусловно-рефлекторный (врожденный) компонент здесь глубоко спрятан. И тем не менее это - рефлекс. Но он может быть снят (заторможен) и заменен на другой условный рефлекс, коль скоро сменились политические кумиры и "ключевые" слова их речей.
И в опыте можно создать более сложную ситуацию. Допустим, звук метронома несколько раз подкрепляют пищей, в результате он становится условным раздражителем и уже сам по себе вызывает отделение слюны. А теперь к метроному добавляют, например, запах камфоры, и это сочетание не подкрепляют пищей. Сначала оно будет сопровождаться выделением слюны (животное не отличает его от "чистого" звука), но при повторениях скоро настанет момент, когда слюны не будет. Это - условное торможение, а добавленный агент, в данном случае камфора, - условный тормоз.
Торможение может быть и безусловным. Например, если воробей, клюющий зерно, видит кошку, безусловный пищевой рефлекс вмиг сменяется безусловным оборонительным.
***
Павлов ассоциирует возбуждение со свободой, а торможение - с дисциплиной, с "уздой". И того и другого "должно быть в меру". Он пишет о том, что именно процессы торможения в коре головного мозга "обеспечивают порядок в помыслах и чувствах человека, дисциплинируют ум". Высокая культура возможна только при "равновесии между свободой и дисциплиной <...> Максимум тормоза при максимуме свободы - формула вершины человеческого ума".
Наша история представляет собой удивительную картину того, как условно-рефлекторные "надстройки" со временем начинают преобладать над безусловными влечениями, возникает сложная система тормозящих ограничений, постепенно превращающая раздирание мяса при свете костра в утонченную трапезу, а примитивный половой акт - в культ Прекрасной дамы... А потом - вдруг поворот назад. И то, что в ходе культурного развития общества стало тайным достоянием двоих, теперь ни от кого не скрыто, как было, может быть, в варварские времена. Только теперь это выставлено на всеобщее обозрение "символами прогресса" - прессой и телевидением.
Тормозящие ограничения в нашей жизни представлены правилами и законами - от самых простых (не ехать и не переходить дорогу на красный свет, не разбрасывать мусор, уступать дорогу и место старшим и т. д.) до самых серьезных: не укради, не убий, не предай. У нормального человека все это делается без каких-либо усилий, автоматически; но внешняя легкость - результат научения, воспитания с первых лет и даже дней жизни. Или - отсутствие воспитания: и тогда машины мчатся на красный свет, мы, держа за руку детей, перебегаем улицу где попало, а весеннее таяние снега открывает взору ужасную картину - результат того, что каждый бросал мусор, где пришлось. Это низший уровень ограничений, казалось бы, мелочи, но именно они - основа основ для выработки более серьезных правил и принципов.
Человек должен знать, что есть законы и правила, единые для всех, и их нарушение наказуемо - осуждением друзей, штрафами, лишением свободы. Человек должен быть уверен, что штрафы и лишение свободы всегда справедливы и адекватны нарушениям, а не наоборот, о чем нам с завидной регулярностью рассказывают газеты, радио и телевидение. Если подросток слышит (не во дворе от хулиганов, а в официальной телепередаче!), что к богатым и преуспевающим относят "удачливых" киллеров, то о каком воспитании может идти речь?! Каких трудов будет стоить выработка других, нормальных, привычек и принципов! "Живи в свое удовольствие!" - призывают ребенка огромные плакаты. "У каждого свои принципы", - учат вывески поменьше на дверях метро. Как трудно ему жить в таком мире, как трудно воспитать в себе высокие человеческие принципы, единые на все времена. Добро есть добро, зло есть зло. Иногда, к сожалению, зло одерживает верх, но от этого оно не перестает быть злом...
Казалось бы, сделано много хорошего: восстанавливаются церкви, издаются книги, которые еще вчера были недоступны, но они, в отличие от средств массовой информации, не приходят в наш дом ежедневно с утра до вечера. Подниматься в гору тяжелее, чем бежать с горы; подчиняться дисциплине, закону труднее, чем жить в свое удовольствие.
...И идут без имени святого
Все двенадцать вдаль.
Ко всему готовы,
Ничего не жаль...
Как удивительно этот образ, созданный Блоком, - двенадцать апостолов "без имени святого", без Христа - отражает суть революционных, переходных эпох. И о том же глубокие, мудрые мысли физиолога - Ивана Петровича Павлова: "Старого не существует, нового еще нет. Торможение упразднено, остается одно возбуждение".
Так хочется надеяться, что "закон жизни", как называл Павлов нормальное соотношение возбудительных и тормозных процессов, свободы и дисциплины, возьмет свое. И пусть не сегодня, пусть хотя бы через 100 лет после холодного и страшного 1918-го сбудется надежда Александра Блока на то, что
...И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз -
Впереди - Исус Христос.
Источник: Наука и жизнь.
Рейтинг публикации:
|
