Новые американские санкции против России вынуждают Европу вернуться к фашизму.
На первый взгляд, сказанное в заголовке и подзаголовке статьи выглядит парадоксальным. Казалось бы, новые проекты американских сенаторов, вроде того же ESCAPE Act (Energy Security Cooperation with Allied Partners in Europe Act или «Акт о сотрудничестве в области энергетической безопасности с союзниками в Европе») направлены на укрепление коллективного Запада в его противостоянии со всякими разными врагами, но – не все то золото, что блестит.
Прикрываясь громкими фразами о дружбе и демократических ценностях, США просто пытаются отжать долю рынка в Европе под собственный экспорт. В особенности оружейный и энергетический. Собственные интересы самих европейцев, мягко скажем, игнорируются.
Более того, Вашингтон всеми доступными способами противится перевоплощению Евросоюза из нынешней рыхлой каши якобы дружественных стран в прочное успешное моногосударство размером с весь континент. Для этого американцы в ЕС всячески выискивают и пестуют малейшие поводы к внутреннему раздору, тем самым фактически не оставляя Европе иного выбора. Поэтому чтобы выжить, ей придется возродить фашизм.
Почему так – хорошо видно на примерах Украины и Польши. Справедливости ради следует отметить, что только ими список не ограничивается, просто упомянутые случаи наиболее рельефны, потому наглядны.
Оставим пока в стороне обсуждение степени обоснованности и даже адекватности стремления украинской и польской правящих элит на обретение (ну, или возврат, как кому больше нравится) собственной геополитической субъектности. Главное в другом. В результате распада советского блока две страны получили независимость и тем самым оказались перед потребностью поиска фундамента собственной государственности.
Это только детям может казаться, что страна держится исключительно на отдельном флаге, гимне и индивидуальности дизайна покроя формы служивых людишек. На самом деле, ее основой в первую очередь служит некая идея как комплекс понятий, объясняющих гражданам, чем именно они отличаются от всех прочих. И эта идея обязательно должна иметь что-то победоносное и героическое. Чтобы можно было в его честь называть площади, присваивать названия авианосцам, учреждать ордена и снимать пафосные фильмы с привлекательными героическими образами.
Но реальная история сложилась так, что необходимого фундаментального материала в ней нет. Киев "кончился" в 1648 с просьбы Богдана Хмельницкого об объединении с Россией, а Варшава – после третьего и, возможно, не последнего раздела Речи Посполитой в 1795 году. Так что богатые на глобальные события весь XIX и две трети ХХ века они провели в виде составных шестеренок других более могущественных держав мира.
Потому сейчас оказались в ситуации отрицания отрицания. Все, что у них есть своего независимого, оказывается связано с фашизмом. С той лишь разницей, что Украине кроме дивизии "Галичина" героизировать нечего совсем, а поляки сносят памятники советского периода потому, что они для них означают не общность победы, а напоминают о глубине их государственного поражения.
По мнению польского истеблишмента и обслуживающих его местных историков, Варшаву сначала обманули Франция с Британией, не выполнившие гарантии безопасности, потом ее растоптали сапоги Вермахта, а затем в обратную сторону через Польшу, как просто проходной двор, прокатилась Красная Армия на пути к Берлину. Построить на этом привлекательный героический образ государства крайне затруднительно.
Что и вынуждает нежелательные моменты в истории стирать. Но слишком большое их количество, в результате вычеркивания, создает понятийный идейный вакуум, требующий заполнения чем-то альтернативным. Потому что природа не терпит пустоты.
Раньше, где-то до 2008-2010 годов, достаточным всеобщим государственным фундаментом служила свободная демократия. Считавшаяся, во-первых, равной превосходящей альтернативой, как плохому фашизму, так и не менее негативному коммунизму. Во-вторых, выступавшая главной скрепой, объединяющей весь сонм различных стран Первого мира в некий общий монолитный Коллективный Запад.
Еще с конца 70-х годов ХХ века демократию было принято считать чем-то абсолютно универсальным, совершенно одинаково подходящим для любых наций, культур и государств. Таким образом, переход на единственно правильные принципы мировосприятия автоматически приводил в дружную и успешную семью западного единства.
На этом фоне казалось удачным ходом подводить нацизм, фашизм, коммунизм и любые другие -измы под общий знаменатель тоталитаризма, служившего однозначно негативным фетишем. Выглядело очень удобным сводить к тоталитаризму абсолютно все. Почему путинская Россия плохая? Потому что отказывается от демократии и норовит стать независимым геополитическим актором. Какая конкуренция, что вы? Ни в коем случае.
Просто русские явно строят тоталитарное государство, а тоталитаризм, как вы все несомненно знаете, это плохо по определению. Точно также тоталитарными, следовательно, плохими, являются Северная Корея, Китай, Иран и вообще любая страна, имеющая наглость отказаться повиноваться великому Западу.
Все это неплохо работало ровно до того момента, пока был рынок, свободный для колонизации. Однако как только он закончился, тут же коллективный и «монолитный» Запад оказался перед "проблемой Боливара". Тут-то Вашингтон и показал, что Запад конечно коллективный, но гегемону в коллективе позволено куда больше, чем всем остальным. Более того, Европа из-за Океана рассматривается в качестве точно такого же свободного приза, как когда-то земли индейцев в самих США.
И вот тут перед ЕС встала точно та же проблема с фундаментом государственной идеи, как у поляков, украинцев и всех постсоветских лимитрофов. Демократия перестала быть общей. Она превратилась в американский инструмент по ослаблению общества в европейских странах. Например, поведение того же посла США в Германии слишком явно смахивает на чванство римского патриция, присланного из Великого Города в дикую глушь к дремучим и диким готам.
Дело осложняется тем, что эскалация демократии, подрывающая устои даже в самой Америке, в Европе обернулась созданием пустоты не просто с национальной самоидентификацией, разрушению подвергаются основы самой европейской Традиции, которая сейчас начинает замещаться другой, столь же фундаментальной, сколь несовместимой.
Про единство в многообразии было красиво рассуждать, пока общий понятийный фундамент оставался стабильным. Если примитивно – в любом конфликте культур преимущественной признавалась местная традиционная. То есть европейская. А право на хиджаб считалось точно такой же формой личного индивидуального самовыражение как и, скажем, право на нудизм.
Но дальше все пошло в разнос. По мере роста размера доли носителей альтернативной Традиции, стал расти и масштаб их претензий на пересмотр общественных понятийных стандартов. Формально как бы демократический, но фактически означающий прогрессирующий отказ от норм культуры европейской в пользу стандартов ислама, с упомянутой выше свободой нравов совместимых, мягко скажем, никак.
С этого момента система и пошла в разнос. Чтобы удержать сложную пирамиду моральных, этических, юридических и просто бюрократических механизмов общества в более-менее целостном и работоспособном виде, государство должно конкретизироваться в императивах и укрепляться в однозначных реакциях на раздражители. Но сложившиеся в обществе демократические механизмы трактуют происходящее как рост ксенофобии, радикализма и преступлений на почве ненависти.
Весьма нагляден в этом смысле одноименный доклад, подготовленный общеевропейским экспертным сообществом. Формально он исследует как бы только саму проблему, но в его выводах вина за происходящую эскалацию чаще всего возлагается на государства и правительства. В том числе 15 из 28 членов ЕС называются плохими почти открытым текстом.
Причем это далеко не единственный пример характерной реакции официальных европейских либералов на сложившуюся проблему. Очень схож по смыслу доклад Европейского центра толерантностии доклад "Современные ультраправые" Европейского центра развития демократии.
Тем самым получается эдакий фатальный треугольник. С одной его стороны находится демократия, с каждым днем становящаяся все больше только американской. Разделять ее принципы можно только в обмен на организационную и экономическую капитуляцию перед Соединенными Штатами. Сопряженную с быстрым материальным разорением Европы и ее низведение до простого колониального статуса.
С другой его стороны располагается Россия с собственной общественно-политической моделью. Пусть и не лишенной недостатков, но принципиально не стыкующейся с Европейской. Более тысячи лет европейские страны рассматривали земли к востоку от Одера и Варты как дикое азиатское пространство для собственной европейской колонизации. Пусть Санкт-Петербург и включен в перечень культурного наследия Европы, ментально в европейских головах сам этот город расположен не в Европе, а где-то в дикой Азии. Пусть и в ее северо-западной части.
Любая управленческая и экономическая интеграция с Россией для Европы требует признание ее культурного равенства с собой. Это как в викторианские времена признать какого-нибудь индийского раджу полностью и во всем равным британскому лорду. Тем более, когда дело осложняется прогрессирующим нежеланием России далее подчиняться отводимой ей Западом роли. В общем, подстраиваться под Москву европейская элита для себя возможным не считает категорически.
Третья сторона еще хуже. Происходящие сейчас в Европе (в первую очередь, в ее южной части) процессы, вызванные исламской миграцией, по своей сути означают повторение Конкисты. В Центральной и Южной Америке до появления европейцев тоже существовали свои местные цивилизации, но сегодня от них остались только скупые упоминания в учебниках по истории.
Иными словами все три варианта для Европы означают культурную смерть. С полным стиранием всех элементов ее былой Традиции. Сомневающиеся могут сравнить нынешние нормы жизни и бытовых стандартов в той же Ливии, Афганистане или Иране с не столь уж и далекими временами, например, первой трети ХХ века. Вот так и вот так выглядел Иран в 1970 году при шахе Реза Пехлеви. А вот так они выглядят сейчас. Мало кто знает, что в том же 1970 даже одеваться вот таким вот образом считалось совершенно нормальным даже в Афганистане. Но потом там вернулись к нормам Ислама и все элементы западной Традиции оказались полностью ликвидированы.
Что может противопоставить Европа этим тенденциям на уровне базовой Традиции? Только фашизм. Правда, с некоторой поправкой.
Мелким странам, вроде Бельгии, пусть и с известными оговорками, позволено несколько больше прочих. Там, например, бывший боец, позднее командир, добровольческого корпуса СС "Валлония", а потом и ее командир после переформирования в дивизию, кавалер Рыцарского креста Леон Дегрелль создал вполне себе официальную хоть и крайне правую парламентскую партию, сначала названную "Народный фронт", но позднее переименованную в Партию рексистов. С чисто фашистской программой.
Было время, когда она пользовалась поддержкой аж 11% населения и едва не получила большинство в парламенте. Сегодня рексисты снова набирают популярность. Потому что только они и аналогичные по взглядам другие общественные движения оказываются способны предложить внятную альтернативу упомянутому выше треугольнику.
Схожей по сути является ситуация в крупных странах, вроде Франции. Пусть леволиберальная демократия и не желает сей факт признавать, называя партию Ле Пен фашистской, но, по сути, только она там выступает за нормальное государство с прочных понятийных позиций.
Еще проще положение в постсоветских лимитрофах. Кроме эпизодов "борьбы против коммунизма", у них ничего хоть сколько-нибудь героического нет даже близко. А так как они рассматриваются Вашингтоном в качестве последнего ресурса для формирования Западного вала для препятствования экономического сближения Москвы и Брюсселя, то американцы почти открыто поддерживают почти любые местные инициативы по обелению нацизма и фашизма.
Особенно оформленные в виде подчеркивания разницы между "черными" СС (которые, безусловно, несут ответственность за все ужасы) и Ваффен-СС, которые пытаются перепозиционировать в почти обычные вооруженные силы. Потому что в том или ином виде в подобных формированиях массово служили представители практически всех стран Европы, и этот момент в своей истории им сегодня особенно необходим для формирования понятийного фундамента государства.
Но больше всего дело осложняется тем, что нынешний лидер евроинтеграции - Германия - крепкой государствообразующей перспективы сегодня не имеет вовсе. По целому ряду причин она прочно ассоциируется с фашизмом. Бисмарк сделал из кучи отдельных княжеств единое сильное германское государство и опа – мир тут же получил Первую мировую войну. Как только немцы оправились от поражения в ней, они немедленно соорудили еще одно сильное государство и опять вызвали войну - вторую мировую по счету.
В общем, Германии давать возможность превратиться в сильное централизованное государство, тем более стоящее во главе всей Европы, особенно объединенной и унифицированной по немецким нормам, нельзя ни в коем случае. Ибо достичь такого уровня она может только через возрождение фашизма. Потому что с ним у либералов принято ассоциировать любое сильное централизованное государство, как таковое. А фашизм это плохо по определению и без разговоров. Даже когда этот ярлык навешивается абсолютно бездумно.
Проблема осложняется тем фактом, что дефетишизацией ярлыка никто в мире сейчас не занимается. И это плохо, так как фашизм действительно является безусловным злом, но далеко не любое централизованное сильное государство является тоталитарным и/или фашистским. Из-за этого находящееся под давлением факторов треугольника европейские элиты оказываются бессильны выработать какую-либо новую концепцию, позволяющую получить прочное государство на базе европейской Традиции без неизбежного сваливания в фашизм.
А он, как концепция, в конечном итоге, исходит из безусловности полного превосходства одних рас над другими, что ведет к нарастанию конфликта с соседями, разрешаемого только военным способом. А соседями Европы являемся как раз мы, Россия.
Из-за чего некоторым может показаться, что противодействие возрождению фашизма в Европе является единственно верной стратегией, даже если ее реализация обернется полным коллапсом Европы под действием одного из факторов треугольника или их некоторого сочетания. Однако не стоит забывать, что у нас на Европу завязано 80% внешней торговли и 70% критичного для российской экономики технологического импорта. Крах ЕС ударит по нашему уровню жизни весьма и весьма негативно. Намного сильнее даже, чем крушение доминирования доллара.
Кроме того, там проживает 741 млн населения, большинство из которого подвергнется жесткой тотальной мусульманизации просто потому, что складывающаяся понятийная пустота на уровне Традиции не может существовать сколько-нибудь долго. И кроме ислама ее там заполнить нечем. Подобные процессы всегда в истории шли жестко. Неофиты повсеместно норовят стать "святее папы римского".
Попытка создания Исламского государства (организация, запрещенная в РФ) на Ближнем Востоке с тотальным террором в самых диких средневековых формах – наглядный пример того, что в Европе иначе не будет. Но если от ужасов переформатирования Традиции из Европы к нам ломанется хотя бы 10% населения нас – Россию – попросту смоет.
Таким образом, как ни крути, а вносить ясность в концепцию государства, в том числе, с отделением зерен от плевел в части разделения понятий сильного государства и тоталитарного фашизма, придется все-таки нам. Не столько для себя – мы и без этого прекрасно обойдемся – сколько для последующего экспорта в Европу. Если, конечно, мы не хотим потом срочно найти в себе силы полностью закрыть границы и в прямом смысле слова массово стрелять в толпы европейских беженцев из пулеметов.
Иначе у Европы других вариантов не остается: или умереть или возрождать фашизм.
Источник: aftershock.news.
Рейтинг публикации:
|
