Сделать стартовой  |  Добавить в избранное  |  RSS 2.0  |  Информация авторамВерсия для смартфонов
           Telegram канал ОКО ПЛАНЕТЫ                Регистрация  |  Технические вопросы  |  Помощь  |  Статистика  |  Обратная связь
ОКО ПЛАНЕТЫ
Поиск по сайту:
Авиабилеты и отели
Регистрация на сайте
Авторизация

 
 
 
 
  Напомнить пароль?



Клеточные концентраты растений от производителя по лучшей цене


Навигация

Реклама

Важные темы


Анализ системной информации

» » » “Загадочная Русская Душа”

“Загадочная Русская Душа”


9-08-2012, 10:06 | Политика / Статьи о политике | разместил: VP | комментариев: (2) | просмотров: (12 775)

 

ОСОБЕННОСТИ РУССКОГО НАЦИОНАЛЬНОГО ХАРАКТЕРА


Психологические тесты MMPI, проведённые более 30 лет назад в СССР, как уже было сказано, выявили в русском этническом генотипе явно выраженную эпилептоидную компоненту. Она, по мнению Валентины Чесноковой, определяет основные качества русского национального характера, который, в свою очередь, характеризуется наличием ряда составляющих.

1.

Некоторая замедленность и вязкость мышления, и, как следствие - довольно высокая (до определённого предела) неотзывчивость на внешние стимулы и раздражения.


Это особенность русского национального характера вызывает трудность при переходе от одного вида поведения к другому, от одного психологического состояния - к другому. Эта трудность преодолевается культурой за счёт развития склонности русского человека к бытовому ритуализму. С практической точки зрения эта обрядность, не имеющая никакого мистического значения, позволяет «спускать на тормозах» целый ряд повторяющихся, однообразных, но непроблемных в жизни ситуаций, экономя, тем самым, силы для разрешения ситуаций проблемных.

Необходимость и привычность ритуалов в обыденной жизни, разумеется, варьируется в зависимости от возраста и состояния человека, но всегда оставляет заметный след в нашей жизни. В ситуациях, когда выработать и установить такие ритуальные «автоматизмы» не удаётся (например, из-за разнообразия ситуации, быстрой изменчивости окружения), замечает Валентина Чеснокова, русский человек быстрее устаёт и начинает чувствовать неудобство.

Это, с одной стороны, способствует развитию склонности к индивидуализму, а с другой стороны - последовательности и упорства в достижении цели.

Неотзывчивость на внешние стимулы и раздражения связана с тем, что поведение русских, которые являются эпилептоидами, отличается цикличностью. Сравнивая данные теста MMPI, полученные в США и Л.Н. Собчик в СССР, Валентина Чеснокова замечает, что цикличность в поведении свойственна и американцам, но у русских это проявляется ещё заметнее. Это дало Чесноковой основания для вывода, что русские являются усиленными циклоидами. И в спокойные периоды они склонны, в отличие от американцев, к более сильной депрессии.

«В спокойные периоды, - пишет Валентина Чеснокова, - эпилептоид всегда переживает лёгкую депрессию. Его сверхактивность выражается в эмоциональном взрыве, в "необузданном нраве", который в нём в этот момент проявляется; депрессия же характеризуется "апатией", некоторой вялостью, пониженностью настроения и психомоторной сферы.»


14

Во время депрессии эпилептоид апатичен...


Эта особенность, по мнению Валентины Чесноковой, обусловлена следующим: когда «местные» нервные регулирующие механизмы не справляются и процесс «растормаживания» нарушает общее равновесие организма, он включает древние механизмы, которые посредством выработки специальных химических веществ осуществляют общее, глобальное торможение. Это приводит к подавлению не только моторики (то есть - сферы, «отвечающей» за движение), но и психофизиологической и даже чисто психической сферы. На уровне последней депрессия выражается в обесценивании потребностей, в том числе - и повседневных. Торможение распространяется также на интеллектуальную сферу, подавляя её активность и инициативу. Но как эта особенность русского национального характера проявляется на практике?

Приведу большую цитату из работы Валентины Чесноковой, в которой очень хорошо описаны проявления цикла, в котором эпилептоид заторможен, неотзывчив на внешние стимулы и раздражения: «Находясь в периоде такого торможения, человек просыпается утром и чувствует, что ему ничего не хочется, - не хочется вставать, куда-то идти, что-то делать. Ему тяжело поднять своё тело, напрягать ум, что-то предпринимать, что-то решать. Единственное его желание - чтобы его оставили в покое. Он с удовольствием оказался бы где-нибудь на краю света, "в уединённом домике, в лесу или в горах", подальше от всей этой беготни, шума, волнений. Всё его раздражает, всё кажется ненужным, бессмысленным, излишним. В таком состоянии есть три средства, способных возвратить эпилептоида к деятельности: непосредственная опасность для жизни, чувство долга и... ритуалы.

Поскольку непосредственная опасность для жизни - явление не очень частое в нашем цивилизованном мире, то остаются, следовательно, чувство долга и ритуалы. Чувство долга даёт первый импульс: эпилептоид с отвращением поднимается и вяло тащится на кухню. Теперь важно, чтобы чайник стоял на обычном месте. Если он там стоит (а у хорошего эпилептоида он всегда стоит так, чтобы не делать лишних движений), он одной рукой привычно суёт его под кран, а другой в это время, не глядя, нащупывает на полке спички. Бухнув чайник на огонь, он со вздохом отправляется в ванную.

Он совершает очень немного движений, и они требуют от него совсем немного умственных и психических усилий, поскольку последовательность их выполняется автоматически, вещи как бы сами "лезут в руки", расставленные с вечера по "своим местам". И если дети не рассыпали зубной порошок, ЖЭК с вечера не отключил воду и не случилось никакого другого стихийного бедствия, то за вторым стаканом чая эпилептоид приходит к мысли, что жить, в общем-то, можно, что жизнь не так несносна, тяжела и бессмысленна, как показалось ему в момент пробуждения. Привычки-ритуалы выполнили свою функцию: они "раскачали" эпилептоида, находящегося в депрессии, мягко включили его в обычные повседневные структуры деятельности.

Он ещё и на работе будет раздражаться по мелким поводам: что папки в шкафу стоят не на обычных местах, что кто-то утащил отточенный с вечера карандаш и т.д., но он уже вполне в рабочей форме. Он может и предпринимать что-то, и решать, и даже проявлять инициативу и изобретательность - но только в той сфере, которая на данном этапе выделена им как "проблемная". Все остальные сферы он "спускает на автоматизмах". И здесь вы совершенно напрасно будете ему доказывать, что то-то и то-то гораздо эффективнее делать совсем иным способом. Он вас выслушает, согласится, даже, может быть, восхитится, но воспользоваться новым методом откажется: "Да ладно, - скажет, - я уж так привык". И будет совершенно прав. Привычки-ритуалы экономят ему силы, в которых он в период депрессии остро нуждается [...].

Любопытно отметить при этом, что в период вялости и апатии эпилептоид ворчит, раздражается, но чрезвычайно мало жалуется на здоровье, что является одним из признаков классической депрессии.».

Сравнивая данные теста MMPI, полученные в США и в СССР, Валентина Чеснокова делает интересный вывод: при всём описанном выше состоянии, явно характеризующем замедленность и инерционность, эпилептоид в тесте MMPI совсем не проявляется на шкале ригидности, набирая по ней те же пять с небольшим баллов, что и американцы.

Ригидность, как известно, - это страх перед изменениями, боязнь, что ты не сможешь к ним приспособиться. Русский человек в период заторможенности, неотзывчивости, депрессии инерционен, не склонен к изменениям, предпочитает привычные ситуации, но не потому, что он боится нового или не может приспособиться к изменениям. Он всего-навсего не хочет этого нового, потому что ему трудно фиксировать своё внимание сразу на многом. Но если это необходимо, если в этом есть смысл, русский эпилептоид вполне способен вводить и даже внедрять новое, может сам изобретать.

 

15

Русские не отличаются ригидностью!


В этом, по мнению Валентины Чесноковой, и заключается корень отличий ригидности от ритуализма. Если, как уже было сказано, ригидность подразумевает страх перед изменениями, то ритуализм сам по себе такого страха не вызывает. Страх может вызываться ритуализмом, а может и не вызываться. Страх у эпилептоида вообще может вызываться иными причинами.

«Психологи, антропологи и другие учёные, изучающие культуру и личность, - пишет Валентина Чеснокова, - почти всегда предполагают в ритуализме ригидность и отсутствие творческих способностей [...]. Мы - ритуалисты не ригидные. Мы - ритуалисты по выбору, мы умеем манипулировать своими ритуалами, перемещая их из одной сферы в другую или вообще отказываясь от них на время, а потом вновь возвращаясь к ним.

Это показывает, что ритуалы для нас - не внешние ограничения, наложенные культурой на индивида, а инструмент, средство, своеобразный способ упорядочения (а, следовательно, подчинения себе) мира».

 

2.

В состоянии взрыва русский человек становится разрушительным и для окружающих, и для себя.


За пределами устойчивости (неотзывчивости) ко внешним стимулам и раздражителям, когда ситуация становится провоцирующей, начинается нарастание тревожности. В этом состоянии мы становимся взрывоопасными. А в состоянии взрыва «вышибаются» все заслоны контрольных механизмов и эмоции бушуют бесконтрольно и яростно до тех пор, пока не разрядится весь накопленный отрицательный потенциал.

Если, предполагает Валентина Чеснокова, наши предки также были эпилептоидами, то становится совершенно понятным большое количество праздников, существовавших на Руси. Для того, чтобы войти в новый для себя ритм - ритм праздника - тоже требовалось время. Чеснокова верно замечает, что обряды в русской культуре прошлого (именно прошлого, потому что в настоящее время мы, фактически, не имеем полноценных обрядов, кроме тех, которые сохранила в своём упорном, хотя и несколько обособленном существовании Русская православная Церковь) осуществляли весьма специфическую функцию: предварительной разрядки эпилептоида. Обряды по возможности разгружали эпилептоида до наступления момента «взрыва», в состоянии которого, когда «психика» переполнится, полетят все предохранительные механизмы. Предоставленный самому себе эпилептоид, как правило, как раз и доводит дело до разрушительного эмоционального взрыва.

Валентина Чеснокова по поводу такой особенности в характере эпилептоида замечает следующее: «Он терпит и репрессирует себя до последней крайности, пока заряд эмоций не станет в нём настолько сокрушителен, чтобы разнести все запретные барьеры. Но тогда он уже действует разрушительно не только на эти барьеры, но и на всё вокруг. Кроме отдельных редких случаев (например, отечественных войн), такие разрушительные тенденции, как правило, пользы не приносят. Но сам эпилептоид ничего с этим поделать не может - он своей эмоциональной сферой не владеет, это она владеет им. Однако культура выработала форму, регулирующую эпилептоидные эмоциональные циклы. И этой формой (по совместительству, потому что у него есть много и других функций) является обряд [...].

Обряд - сильное средство, и сила его заключается в связи с культом. Только благодаря этой связи он получает тот громадный авторитет, который позволяет ему владеть сердцами: он не просто способен вызывать или успокаивать эмоции, он может их окрашивать в тот или иной настрой, он может переводить их в другую плоскость.

Поэтому наш соотечественник - эпилептоид - был таким любителем и суровым хранителем обрядов: они приносили ему огромное облегчение, не только раскрепощая и давая выход эмоциям, но ещё и окрашивая эти эмоции в светлые, праздничные, радостные тона [...].

Эпилептоиду нужно много времени, чтобы по-настоящему отдохнуть; он не виноват, у него заторможенность, у него репрессия, - он не может вот так сразу взять, и начать праздновать. Он должен "раскачаться", войти в новый для себя ритм, привыкнуть к мысли, что пришёл праздник, что можно веселиться. На это у него уходит много времени. Только после этого он может начать "выкладывать" свои эмоции. Один день для эпилептоида - вовсе ничто, он и растормозиться как следует не успеет.

С другой стороны, начав веселиться, он также не может сразу остановиться, и веселится долго и основательно, пока не исчерпает запас веселья. А запас у него большой. Вот и растягивается праздник на несколько дней, а то - и на недели [...].».

Из приведённых выше цитат становится понятно, чем обусловлены взрывные, а подчас - и разрушительные проявления в русском национальном характере. Обусловлены они социальным архетипом, который формировался в течение многих столетий и который может поддаться лёгкой коррекции (всего лишь коррекции!) отнюдь не за десять и даже не за двадцать лет.

После состояния взрыва происходит возвращение к состоянию успокоенности и даже некоторой замедленности и начинается новое накопление эмоционального потенциала, расходуемого в обычном состоянии очень скупо и только - определённой окраски (умеренной и мягкой).

Именно это сочетание терпеливости и взрывоопасности делает русских довольно непредсказуемыми и не всегда понятными в поведении для других.

 

16

Ярость эпилептоида опасна и для него самого, и для других


3.

Труд в русской национальной культуре имеет довольно большое, но - чисто прикладное значение. О причинах поиска «смысла жизни».


В русской национальной культуре большое значение имеет связь труда с ценностью внутреннего самосовершенствования человека. Такая связь должна формировать в нём необычайно сильную личность, вызывающую огромное уважение окружающих. При этом - что и неудивительно! - к продукту, к результату труда связь труда и самосовершенствования человека не имеет никакого отношения.

Этим и объясняется тот факт, что для русского человека моральное стимулирование труда имеет не меньшее значение, чем материальное (опять же, вне зависимости от того, осознаёт он это, или нет). Этим же объясняется существование достаточно устойчивого мифа о том, что русские не умеют хорошо работать.

Однако нам - здесь и сейчас - интересны не только исторические экскурсы, но анализ сегодняшней ситуации. С учётом характера развития современной цивилизации западноевропейского типа, в которую уже не первое столетие встроена Россия, не сложно заметить, что роль труда в парадигме русского национального характера претерпела дальнейшие существенные изменения.

Необходимость трудиться, зарабатывать на жизнь, безусловно, способствует накоплению эмоционального напряжения. И если в прежние времена, как уже было сказано, роль эмоциональной разрядки, предотвращавшей переход напряжения в состояние взрыва, выполняли праздники и обряды, то теперь этого нет. Напряжение нарастает, а механизмов «выпуска пара» нет.

Валентина Чеснокова замечает: «Современная промышленная цивилизация отняла эту радость (радость праздника - Consp.) не только у нашего, но и у всех народов, втянутых в её орбиту, по существу уничтожив, дисквалифицировав праздник. Она разрушила циклическое движение времени, вытянув его в одну сплошную одноцветную нить, устремлённую в неопределённое будущее [...].

С беспощадной очевидностью современному человеку предстаёт истина, которую утверждают все великие религии мира - нет более жалкого и безнадёжного рабства, чем рабство у собственных потребностей. Современный человек - каторжник своего собственного будущего. Непрерывно и "ударно", как говорили в 1930-е годы, без выходных и отпусков, он работает на реализацию своих идей и планов, которых у него громадное количество. В сером потоке неотличимых друг от друга дней он трудится, как муравей, и в нём накапливается безысходная, застарелая, неизлечимая усталость.

Осознав усталость, он набрасывается на развлечения. Он стремится до отказа заполнить ими свои выходные и отпускные дни».

Валентина Чеснокова по этому поводу приводит крайне уместную цитату из книги немецкого философа и преподавателя Отто Фридриха Больнова (Otto Friedrich Bollnow; 1901-1991) «Новое сокровенное» («Neue Geborgenheit». - Stuttgart, 1960): «Общий для всех момент заключается в той поспешности, с которой человек стремится получить по возможности большее количество переживаний в это ограниченное время, так чтобы полностью измученным добраться с праздника домой, чтобы вернуться в понедельник на работу уже совершенно вымотанным, чтобы затем нужно было отдыхать от приведённого отдыха. То, что должно давать отдых, разрядку от напряжения, само становится напряжением [...].


Фридрих Больнов

Фридрих Больнов



Это удивительное превращение - превращение нашего отдыха в нечто такое, от чего, в свою очередь, надо отдыхать, - указывает на то, что во всей структуре нашей жизни кроется какая-то глубинная ошибка, которая толкает нас вперёд, ко всё новым напряжениям и не позволяет по-настоящему глубоко расслабиться».

Что же делать? Ещё в конце 1950-х годов Отто Больнов дал ответ на этот вопрос: чтобы снять напряжённость, нужно «остановить» время. Однако время остановить можно только тогда, когда оно движется циклически, периодически проходя одни и те же фиксированные точки. Этими точками как раз и являлись праздники - именно они обладают свойством рассекать, структурировать и как бы останавливать время. Упорядоченность во времени, по мнению Больнова, как раз и закрепляется устойчивыми ритуалами (обрядами).

Обряд создаёт ощущение праздника. Праздник как бы останавливает бег времени и освобождает человека из подчинения ему, позволяет человеку выпрыгнуть (пусть и на время) из состояния бесконечной гонки за своим будущим. Только при этом условии, замечает Валентина Чеснокова, возможна эмоциональная встряска и, как следствие, - разгрузка, снятие напряжения.

В России в последние годы, вроде бы, федеральные власти сделали первые шаги в направлении: Государственная Дума ФС РФ уже, фактически, закрепила почти две недели новогодних праздников. Периодически дебатируется вопрос о том, что аналогичную по времени череду праздничных дней необходимо установить и в начале мая. Но есть проблема.

Праздник можно установить директивным путём. Однако в социальном архетипе русского национального характера (впрочем, не только русского) праздник без обряда - это не праздник. Обряд может создать праздник. Но сам обряд директивным путём создать невозможно. Такого рода попытки предпринимались в России ещё в советские времена (вспомним хотя бы «безалкогольные свадьбы» середины 1980-х годов). Но ничего из этого не вышло, что и неудивительно: как можно совершать некие внешние действия, которые не имеют внутреннего смысла?

Валентина Чеснокова абсолютно верно замечает: «Для того, чтобы набрать силу, обряду нужны столетия [...]. Настоящий обряд не предлагает человеку готового смысла, он выводит его на путь к нему. Человек должен сам хорошо потрудиться, чтобы обрести смысл. Он работает над этим всю жизнь. А обряд должен ему в этом только помогать и направлять [...].

Это не означает в чисто интеллектуальном смысле понять, для чего я живу, это означает ощутить всем существом, что вот я - человек, а вот - моя жизнь, она лежит передо мной, обычно за делами и заботами я не вижу её так, всю сразу, но сегодня - праздник, дел нет, а жизнь - вот она. Из этой перспективы "остановленного времени" я вижу, что она идёт неудержимо, она совершается, - удовлетворён ли я тем, как она совершается? Каков будет ответ каждого человека на этот импульс, зависит от этого человека. Дело обряда привести его в этот пункт и поставить лицом к жизни.

И каждый раз такая встреча "лицом к лицу" вызывает в человеке катарсис. Только после этого можно считать, что разрядка эмоций в человеке завершилась. Но такого катарсиса человек не может пережить, не встретившись со смыслом».

И это совершенно верно. От своих друзей и знакомых в ситуациях, когда они в дружеских разговорах начинают жаловаться на страшную загрузку на работе, я нередко слышу столь хорошо многим знакомую фразу: «Я работаю для того, чтобы жить, но я не хочу жить для того, чтобы работать!».

Валентина Чеснокова много внимания в своей книге уделяет распаду естественной некогда гармонии (пусть отчасти и относительной) в обустройстве жизни русского человека. Этот распад в массовом масштабе, по её мнению, начался, конечно же, не вчера. По сути, процесс был запущен с того момента, когда Россия начала входить в фазу промышленной революции.

Характеризуя состояние человека и общества в советские времена, Чеснокова, которая писала свою книгу в начале 1980-х годов, делает верное замечание: «Чем больше марксистская идеология, имеющая в своей основе протестантскую иерархию ценностей, пытается направить внимание человека на труд, как главную жизненную потребность, как предназначение человека в мире, "соблазняя" возможностью "творчества", "созидания", "развития своих талантов", тем сильнее наша собственная, древняя система ценностей напоминает нам, что труд - лишь "одна осьмая искомого". А где остальные семь осьмых? И тем более болезненно и страстно стремится человек остановить время, чтобы понять, как ему устроить свою душу на эти остальные семь осьмых [...].

Бессмысленным для устроения его души трудом человек должен заниматься всю жизнь с некоторым числом выходных, но практически без остановок во времени. Не удивительно, что он не просто отчуждён от своего труда, он от него отвращается.

И это лежит в основании феномена, называемого "бытовым пьянством"».

 

4.

Бытовое пьянство и алкоголизм как ответ на трудовое и моральное закрепощения населения.


18


В самом деле, пьянство и алкоголизм считаются неотъемлемой чертой национального характера русских людей. При том, что выпивают - очень хорошо выпивают! - и представители других этносов. Однако именно русским приписывают пьянство и алкоголизм в качестве одной из основных национальных черт. В чём дело?

С одной стороны - и об этом уже было сказано - о русских в последние столетия было сложено немало баек и мифов. Причём, многие из них, явно не соответствующие действительности, создавались намеренно (причины этого мифотворчества - тема для отдельного большого разговора). С другой стороны, было бы, по меньшей мере, наивно не признавать очевидный факт: усиливающуюся алкоголизацию русского населения. В чём же кроются глубинные причины этого явления?

Вновь предоставлю слово Валентине Чесноковой: «Бытовое пьянство - это стереотип поведения, в который оформилась хроническая неудовлетворённость  человека, занятого бессмысленным для него трудом, и столь же хроническая жажда праздника.

Схема этого стереотипа очень проста: вырваться с работы - встретиться с компанией - купить бутылку - распить бутылку - найти ещё денег - купить бутылку - распить бутылку - найти ещё денег... И так - до момента полного отключения. Утром человек появляется на работе несколько одуревший, но по мере того, как голова его проясняется, оживает неудовлетворённость, тоска и, как говорится в поговорке, лыко-мочало, начинай сначала.

И поскольку, как мы утверждали выше, соотечественник наш по природе своей ритуалист, он всю эту сферу бессмысленных поисков смысла и возни вокруг бутылки оформил как ряд совершенно автоматических реакций, привычек-ритуалов. К сожалению, по-видимому, это уже не просто индивидуально устанавливаемые ритуалы, а начало укоренения "социального архетипа". Ситуация затянулась, надежды на изменение практически нет никакой: труд всё больше индустриализируется, отчуждается от человека, обряды гибнут и распадаются, праздник становится всё менее достижимым, время - всё более неподвластным человеку. И тогда человек, ожесточившись, начинает разрушать весь этот порядок изнутри: он втаскивает свой убийственный стереотип в сферу труда и начинает пить на работе.

Он достиг, наконец, определённого, хотя и очень плохого состояния эмоционального баланса: его эмоции постоянно несколько "распущены", он взрывается часто, но по мелким поводам и вспышки эти кратковременны и неопасны. Сознание его постоянно замутнено и вполне мирится с ложными и иллюзорными смыслами. Он что-то утверждает, против чего-то борется в своём пьяном понимании. А, фактически, живёт вне реальной ситуации. Он вышел из-под принудительного гнёта ценностно неприемлемой для него ситуации. Убийственным способом? - Да. А что, есть другие? Пусть ему покажут [...].

Пьянству - бой!Начинаются разговоры о том, что необходимо наладить организацию труда и поднять трудовую дисциплину. И все эти попытки претворяются в какую-то жалкую бюрократическую суету с проведением проверок, контроля и ловлей опоздавших. И этими убогими средствами надеются поправить то, что вызвано ни более, ни менее, как дезорганизацией духовной и эмоциональной сферы. Это всё равно, что от смерти лечить припарками [...].

В этом, как мне кажется, основная трагедия нашего этнического пьянства. Человек пьёт, потому что чувствует неудовлетворённость от серой, бессмысленной текучки, от этой суеты, которая не может быть настоящей жизнью, он как бы отбрасывает её от себя, хочет выйти вовне, стать над нею - и для этого напивается, раскрепощается, даёт волю эмоциям.

Эмоции бушуют, но они бушуют в пустоте. Опьянённое сознание заполнено призраками, искажёнными образами, иллюзиями, иногда - мрачными и тяжёлыми, иногда - безудержно оптимистическими и восторженными, но всегда - ложными. И по поводу этих иллюзий он переживает фальшивые катарсисы.

Проспавшись и вернувшись к своим будням, он ощущает (не понимает, а именно "нутром ощущает", переживает) возросшую неудовлетворённость и продолжающуюся пустоту. И он... опять прибегает к алкоголю, считая, что в предыдущий раз просто не хватило времени, были не те обстоятельства и т.д.».

Ещё раз повторюсь, что эти тенденции были отмечены Валентиной Чесноковой - да и не только ею! - уже в 1970-х годах. Время показало, что процесс алкоголизации (а с 1990-2000-х годов - ещё и нарастающий вал наркомании) и отвращения к труду, который является не осознанной, а навязанной необходимостью, в России с тех пор только нарастал. Учитывая тот факт, что общественное, политическое и экономическое устройство в России с начала 1990-х годов с умноженными силами продолжает строиться на принципах протестантской этики, нет ничего удивительного в том, что моральная дезорганизация основной массы населения только усилилась. Понятно, почему: протестантская этика, безусловно, хороша для англосаксов. Но - не для русских.

Сколько бы не сетовали современные российские либералы на тему, почему Россия - не Америка, эти горестные причитания так и останутся гласом вопиющего в пустыне. Социальные, политические и экономические стандарты США в России, конечно же, могут быть внедрены в полном объёме при одном «маленьком», но очень важном условии: едва ли не стопроцентной замене населения России.

Работая над текстом этой статьи, я, перебирая дома книги, наткнулся на один роман, который впервые прочитал в самом начале 1990-х годов. Перечитав его сегодня, я - что вполне естественно - иначе оценил его содержание. И хотя это в чистом виде беллетристическое, а не научное произведение, в нём содержится масса крайне любопытных наблюдений, небезынтересных с точки зрения рассматриваемой сейчас проблематики. В том числе - и с позиции разрушения мифа о русских, как об исключительно сильно пьющей нации.

Вот первая цитата из этой книги: «Ни высокие заработки, ни довольно значительные дополнительные льготы не способны компенсировать этот безрадостный, бездуховный труд, физически тяжкий и убийственно монотонный - одно и то же час за часом, изо дня в день. Сам характер работы лишает человека гордости за то, что он делает. Рабочий на конвейере никогда ничего не завершает, не ставит точки; он ни разу не собирает автомобиля целиком, а лишь соединяет какие-то части - там прикрепил металлическую пластину, тут подложил шайбу под болт. Вечно та же пластина, та же шайба, те же болты. Снова, и снова, и снова, и снова, и снова [...]. По мере того, как идут годы, многие, хоть и ненавидят свою работу, но смиряются. Есть, правда, и такие, которые не выдерживают и сходят с ума. Но любить свою работу никто не любит.

Словом, рабочий на конвейере, будто узник, только и думает о том, как бы вырваться из этого ада. Одной такой возможностью для него является прогул, другой - забастовка. И то, и другое вносит разнообразие, нарушает монотонность, а это - главное».

Артур Хейли

Артур Хейли



Цитата взята, конечно же, из знаменитого романа Артура Хейли (Arthur Hailey; 1920-2004) «Колёса» («Wheels»), который впервые был опубликован в 1971 году. А теперь приведу ещё две цитаты из романа Хейли: «Понедельники и пятницы на автомобильных заводах из-за прогулов - самые тяжёлые для начальства дни. Каждый понедельник куда больше рабочих, чем в любой другой день, не являются на работу; а за понедельником по числу прогульщиков следует пятница. Дело в том, что по четвергам обычно выдают жалованье, и многие рабочие предаются трёхдневному запою или принимают наркотики, а в понедельник отсыпаются или приходят в себя.

Таким образом, по понедельникам и пятницам все проблемы отступают на второй план, кроме одной, самой главной: как обеспечить выпуск продукции, несмотря на критическую нехватку людей. Людей переставляют, точно пешки на шахматной доске. Некоторых перебрасывают с той работы, к которой они привыкли, на ту, которой они раньше никогда не выполняли [...].

Это, естественно, не может не сказаться на качестве. Поэтому большинство машин, выпущенных в понедельник и в пятницу, собраны кое-как, с "запланированными" дефектами, и те, кто в курсе дела, избегают их, как гнилого мяса. Некоторые наиболее крупные оптовики, которым известно это обстоятельство и с которыми фирмы считаются ввиду объёма их закупок, обычно требуют для наиболее уважаемых клиентов машины, собранные во вторник, среду или четверг, и сведущие покупатели обращаются именно к таким оптовикам, чтобы получить приличную машину. Сборка автомобилей для служащих компании и их друзей производится только в те же дни».

И, наконец, вторая цитата из того же романа на ту же тему: «Игры на первенство мира, как и начало охотничьего сезона в Мичигане, были событиями, которых автомобилестроители страшились больше всего. В эти периоды прогулы достигали апогея - даже мастера и начальники цехов не составляли исключения. Качество резко падало, а когда шли игры на мировое первенство, дело осложнялось ещё и тем, что рабочие больше внимания уделяли карманным приёмникам, чем своей работе. Мэтт Залески помнил, как в 68-м году, во время игр на первенство, которые выиграли "Детройтские тигры", он мрачно признался жене Фриде - это было за год до её смерти: "Я бы сейчас не пожелал даже врагу своему купить собранную сегодня машину"».

Очевидно, что процесс отчуждения труда, его результатов от духовной сферы человека - явление, свойственное не только России. И это неизбежно приводит всё большее число людей как из мира науки, искусства, так и просто людей думающих к мысли о том, что современная цивилизация западноевропейского типа развивалась и развивается в направлении, противоположном потребностям своих граждан.

Валентина Чеснокова замечает, что человеку, таким образом, очевидно требуется гораздо больше свободного времени, чем он его имеет теперь. Но если человеку механически дать больше выходных, никоим образом не расчленив и не организовав дополнительное свободное время, у многих оно всё заполнится бытовым пьянством. Раз этот «алкогольный» архетип начал действовать, он будет стремиться завоевать всё новые и новые сферы. Бороться с таким архетипом можно только посредством другого архетипа, более сильного и ценностно значимого. Как говорится, клин клином вышибают.

Продолжать же эту борьбу формальными, государственными и юридическими способами бессмысленно. Можно, конечно же, строить новые танцевальные залы (для тех, кто любит поплясать), открывать новые караоке-клубы (для тех, кто любит в свободное время попеть), строить всё новые и новые дворцы спорта, ФОКи (для тех, кто озабочен своим здоровьем). Но это - не решение проблемы.

Поскольку явно наблюдаемая уже не первое десятилетие дезорганизация русского общества имеет свою основу, прежде всего, в духовной сфере человека, Валентина Чеснокова приходит к естественному выводу о необходимости признания того факта, что эта дезорганизация, помимо прочего, тесно связана целеполаганием и смыслами, которые свойственны русскому национальному характеру.

 

5.

Русский национальный характер и ценностно-рациональный тип целеполагания.


Эпилептоидный тип личности, к которому, как уже было сказано ранее, относится русский человек, по определению психиатров, характеризуется сильной склонностью эпилептоидов к детальной разработке планов и стремлением неуклонно и поэтапно их реализовывать. Иначе говоря, эпилептоид является человеком крайне организованным, целеустремлённым и индивидуалистичным.

Но и по собственному мнению русских о себе, и по наблюдениям иностранцев, мы не отличаемся ни целеустремлённостью, ни индивидуалистичностью. То есть, в нас слабо выражена черта, которую, например, уважают американцы, называя её «achievment» (умение достигать цель, «достижительность»). Однако тест MMPI показал полную противоположность: русские - лучшие достижители, чем американцы. Как же так могло получиться?

Объяснение, по мысли Валентины Чесноковой, может быть лишь одно: качества и способы достижения целей, заложенные в американской шкале, для русских являются иррелевантными. То есть, способ разрешения той или иной проблемы должен соответствовать социальной применимости этого разрешения в каждой конкретной социальной группе. Иначе говоря, в русской национальной культуре существуют собственные архетипы, определяющие как цели, так и способы их достижения. И эти архетипы - не похожи на западноевропейские.

«Наш соотечественник в среднем, - пишет Валентина Чеснокова, - оказавшись в ситуации действия, отдаёт предпочтение действиям ценностно-рационального типа перед целе-рациональными. И это обусловливает своеобразие модели достижения цели».

Толкотт Парсонс

Толкотт Парсонс



Толкотт Парсонс (Talcott Parsons; 1902-1979), американский социолог-теоретик, глава научной школы структурного функционализма, один из создателей современной теоретической социологии и социальной антропологии, в своей работе «Структура социального действия» («The Structure of Social Action», 1938) даёт свою интерпретацию терминов, описывающих типы социального действия, сформулированных ранее Максом Вебером. Согласно Парсонсу, активные действия человека в обществе могут быть разбиты на четыре основных типа.

Действие может быть аффективно. То есть - сильно эмоционально, окрашено аффектами (чувствами).

Действие может носить традиционный характер. То есть - быть основанным на устоявшейся практике («все так делают», «так положено», «всегда так было»).

Действие может быть целе-рациональным. То есть - диктоваться определёнными ожиданиями человека на его действия со стороны объектов внешней среды и других людей; эти ожидания дают возможность сознательно оценить и рассчитать условия, а также средства достижения рационально поставленной им цели.

Действие  может носить ценностно-рациональный характер. То есть - диктоваться сознательным убеждением человека в том, что выбранная им модель поведения ценна сама по себе с точки зрения общепринятых в обществе этики, морали, религии и т.п. При этом выбранная человеком линия поведения может совершенно не зависеть от полученного результата.

Конечно, эти четыре типа - так сказать, идеальные, теоретически выведенные определения. В жизни поведение человека чаще всего может быть описано как смешанный      тип активного действия индивида в социуме. То, что в русском национальном характере предпочтение отдаётся ценностно-рациональному целеполаганию, объясняется Валентиной Чесноковой так: «Когда я высказываю гипотезу, что наш соотечественник предпочитает ценностно-рациональную линию поведения всем остальным, то это вовсе не означает, что он не подвержен аффектам, не ставит самостоятельно целей и не выбирает средств. Это означает только то, что ценностно-рациональное действие всегда для него более значимо, чем другие. Оказавшись в ситуации, где он может определить своё действие несколькими разными способами, он в большинстве случаев предпочтёт ценностно-рациональный способ поведения, то есть сориентирует своё действие на ценность, а не на цель, поставленную им самим [...].

Мы выработали  такую культуру, которая как бы говорит нам: "Добиваться личных успехов - это не проблема, любой эпилептоид умеет это делать очень хорошо; а ты поработай на других, постарайся ради общего дела!". И культурный эпилептоид старается. Как только на горизонте появляется возможность реализации ценностно-рациональной модели, культурный эпилептоид с готовностью откладывает свои планы и всякие "житейские попечения". Он чувствует, что вот - наступил момент, и он может, наконец, сделать "настоящее дело", то дело, из которого лично он никакой выгоды не извлечёт - и вот это-то и есть в нём самое привлекательное.

Никакое личное и полезное для него самого дело не делает культурный эпилептоид с таким удовольствием и запалом, с каким он осуществляет ценностно-рациональную модель, он вкладывается в неё целиком, он переживает при этом бурю эмоций, положительных и отрицательных, - это действует в нём сентимент, безошибочно указывающий на "социальный архетип", заключённый в данной ценностно-рациональной модели.

Формально такое отвлечение культурного эпилептоида в ценностно-рациональную сферу, случающееся с ним довольно часто, понижает его достижительность. Свои дела он откладывает, а ценностное действие, как правило, не завершается каким-то определённым результатом: в нём этого и не предусмотрено, ведь оно - часть какой-то коллективной модели, по которой должны "продействовать" многие, прежде чем что-то получится. И оказывается наш соотечественник человеком, который вечно "суётся" в какие-то чужие дела, а свои собственные не делает.

Но это только со стороны так кажется. На самом деле он делает чрезвычайно важное дело - он "устраивает" свою социальную систему в соответствии с определёнными, известными ему культурными стандартами. А в хорошо отрегулированной социальной системе его собственные дела должны сами устроиться какими-то отчасти даже таинственными и неисповедимыми путями...».

 

6.

Готовность к самопожертвованию.


Иначе говоря, мы походим к ещё одному свойству русского национального характера, который отмечают и сами русские, и иностранцы - готовность к самопожертвованию. Это свойство, как и другие, зафиксировано в русском фольклоре: «На миру и смерть красна». Но чем объясняется самопожертвование? Что приводит в действие эту модель социального поведения?

Приведём ещё одну цитату из книги Валентины Чесноковой: «Если этот акт - самопожертвование - содержится в арсенале культуры, значит, он для чего-то  предназначен, значит, с точки зрения культуры, он чему-то служит. Вообще ценностно-рациональные действия в культуре имеют различное назначение. Самопожертвование - это для всех окружающих сигнал, призванный всколыхнуть чувства, привлечь внимание. Он говорит нам: "Несправедливость достигла невыносимых размеров!". Завидев на своём небе эту красную ракету и, может быть, другую и третью, культура должна спешно начать приводить в действие свои защитные механизмы. А что такое "защитные механизмы"? Это мы с вами и есть [...].

Чем более человек открыт миру, чувствителен, умеет болеть за других и за какие-то общие дела, - тем сильнее в нём проявляется этот архетип. Чем ближе человек к своей культуре, тем он жертвеннее. Недаром все исследователи нашей истории конца XIX - начала XX века в один голос утверждают, что русской интеллигенции в высочайшей степени была свойственна жертвенность: социалисты, террористы, либеральные марксисты, материалисты, народники, толстовцы, политики, критики, литераторы, инженеры, врачи - все отличались этим качеством.

И, может быть, за всеми их доктринами, теориями, программами, партийными спорами, уставами, фракциями и т.д. всё время, как натянутая струна, вибрировало это чувство: невозможно жить в ситуации бессмысленности и несправедливости и желание пострадать, пожертвовать собой. Они одевали это в различные рассуждения, их рефлексия этого ощущения выливалась в различные учения и проекты, но, погибая якобы за эти учения и те или иные представления о "светлом будущем", они, по существу, непрерывно "сигналили" - обществу, миру, всем, - о том, что с культурой неблагополучно, что культура больна, что культура погибает.

И с тех пор до сего времени на нашем небе постоянно мы видим эти ракеты. Мы без них не живём, они стали как бы частью нашего постоянного окружения. Казалось бы, пора уже привыкнуть и перестать на них реагировать. Но слишком уж это чувствительно, когда живой человек приносит себя в жертву [...].

Но откуда же берутся (люди, которые сегодня жертвуют собой) в нашей культуре, в самом центре её? Они порождаются нашей государственной идеологией, которая, как мы уже неоднократно говорили, вся построена на чуждых нам ценностных системах. Исходя из этой идеологии, проводятся все мероприятия по "улучшению условий жизни" нашего населения. Но все они рассчитаны на отдельного изолированного индивида, озабоченного только своим личным благом - заботой о своём здоровье, внешнем виде, культурном кругозоре, своём отдыхе и профессиональном статусе [...].

Человек, привыкший оперировать социальной системой (пусть и не очень большого масштаба), умеющий и любящий взаимодействовать с другими ради "крупномасштабных" ценностных акций, "запертый" в узкую сферу своих личных интересов, должен чувствовать себя как волк, когда его, привыкшего пробегать в день десятки километров, преследуя добычу, терпеть неудобства, трудности, сажают в клетку размером два на два или чуть побольше. Его регулярно кормят и даже витамины дают, - с голоду он не умрёт. Но и жить не сможет [...].

Возникает феномен, который можно было бы назвать "угнетение первичных ценностных систем". Откуда они берутся, эти первичные ценностные системы, у человека, ничего не повидавшего в жизни, кроме условий для удовлетворения "постоянно расширяющихся потребностей"? Как они передаются в этих условиях? Это - вещь совершенно таинственная.

По-видимому, в процессе воспитания есть какие-то моменты, непонятные и неизвестные ни воспитателю, ни воспитуемому. Воспитатель ведь часто передаёт воспитуемому совсем не то или не совсем то, что намеревался. В конечном счёте, он передаёт ему себя, со всеми первичными ценностями, которые сам когда-то получил такими же неисповедимыми путями от своих воспитателей и которые довольно часто не осознаёт явно, хотя по мере возможности реализует всегда. И воспитуемый, получив эти ценности, будет нести их через всю свою жизнь и прививать своим воспитанникам. И, удовлетворяя эти свои растущие потребности, будет постоянно страдать от того, что первичные ценности не реализуются. И будет не понимать, чего ему не хватает, какого такого витамина, без которого и шерсть на нём клочьями висит, не блестит, и глаза мутные, и не хочется ничего.

Эти первичные ценностные системы повелительно требуют от человека быть причастным к чему-то "доброму, вечному" в мире, к чему-то непреходящему; они требуют, чтобы он своим поведением это "доброе, вечное" поддерживал, увеличивал, формировал. Только когда он эту свою причастность ощущает, он по-настоящему живёт, он "не даром коптит небо", его жизнь имеет смысл [...].

Дело осложняется ещё и тем, что человек, себя не нашедший, склонен пользоваться готовыми моделями целеполагания. Он "берёт пример" с каких-то понравившихся ему героев и стремится построить свою жизнь так же, как они. Здесь иногда помогает ему то, что "нравятся" ему именно те герои, в действиях которых "проглядывают" родственные ему ценностные иерархии, хотя он этого может и не осознавать.

Но бывает и так, что берёт он за образец героя, понравившегося ему чем-то внешним или какими-то своими достижениями, а не выбором путей к ним. Вот тогда-то и начинает проявляться феномен "угнетения первичных ценностных систем", когда человек вроде бы и достигает чего-то, и всё "складывается" у него, и "продвигается" он наверх по служебной лестнице, и обеспечен, но нет в его жизни чего-то капитально важного. Он вянет, тоскует, впадает в депрессию, иногда его даже начинают лечить таблетками. А чаще всего в таких случаях он сам лечится - алкоголем. От бессмысленности жизни.

Хотя этого как-то вроде бы и не скажешь никому, что вот именно от бессмысленности такие меры принимаются. Странно и неудобно перед другими: кто-то болеет раком, кто-то потерял любимого человека, у кого-то ребёнок умер, а этот - от бессмысленности жизни... Хотя, может быть, это последнее и более страшное явление, чем все остальные.

Не войны, не голод и не эпидемии породили ширящуюся сейчас в мире эпидемию наркомании - а именно ощущение бессмысленности жизни...».

Анализируя тесты MMPI, полученные при исследовании американцев и русских, Валентина Чеснокова делает интересный вывод. Русским про американцев (естественно, в то время, когда в СССР проводились исследования с помощью теста MMPI - в 1970-е годы) говорили - да они и сами признавались в этом, - что их грызёт и мучает постоянная неуверенность в завтрашнем дне и т.п.

Чеснокова анализирует шкалу, которая называется «Установка на социальное отклонение» (S-dev, шкала 235). Иначе говоря, то, что характеризует готовность человека нарушать общепризнанные нормативы. Результаты сравнения получаются очень интересные. По этой шкале американцы выбирают около одной трети (мужчины - 36,6 %, женщины - 30,5 % шкалы). Русские - половину шкалы (мужчины - 52,6 %, женщины - 45,6 %). «Это может означать только то, - замечает Валентина Чеснокова, - что у нас сильнее идёт процесс распада и девальвации социально-нормативных схем. Мы сами позволяем себе нарушать эти схемы, не веря в их ценность, не ощущая их непреложной необходимости».

Примерно такое же соотношение Чеснокова наблюдала и на шкале «Dg, 235», характеризующую деликвентность поведения. То есть - готовность идти на разного рода отклонения, которые характеризуются как преступление границ дозволенного в погоне за удовольствиями, за немедленным удовлетворением своих желаний, стремление получить острые ощущения и переживания. Мужчины-американцы набирают по ней 23,9 %, наши - 35,2 %. То же - и с женщинами: 18,7 % и 28,3 % соответственно.

Аналогичные данные наблюдались и на шкале De (307), которая характеризует социально неодобряемые отклонения, порочности, склонности и привычки (разного рода не вполне невинные «чудачества», пьянство и пр.). Расхождение аналогично тому, что наблюдалось на предыдущей шкале. Мужчины американцы набирают 24,4 % шкалы, наши - 35,0 % (соотношение у американских и наших женщин: 21,7 % и 32,7 %).

Но наибольший пик расхождения Валентина Чеснокова зафиксировала по шкале «внутренней неадаптивности» (In, шкала 5), то есть - неумение достигнуть внутренней гармонии, слаженности, согласия с собой.

Такое состояние приводит к тому, что называется «падение духа» (в тесте MMPI измерялось шкалами MOR, 75 и ML, 215). Тест уже в 1970-х зафиксировал ощутимое «падение духа» как у наших мужчин, так и у женщин. Валентина Чеснокова объясняет это следующим образом: «Когда кто-то нарушает общепризнанную норму, кто-то другой, на эту норму "рассчитывавший", теряет от этого нарушения, остаётся в "накладе". И чем больше нарушений, тем больше разочарованных».

Анализируя данные теста MMPI, Валентина Чеснокова заметила, что нарушать нормы больше было свойственно мужчинам. При этом - что вполне объяснимо - гораздо большую внутреннюю неадаптированность испытывали, согласно тесту, именно женщины. «Женщины сильнее ощущают последствия распада социально-нормативных систем, им за это приходится болезненнее расплачиваться, - замечает Валентина Чеснокова. - И не просто потому, что они вообще чувствительнее. По-видимому, процесс разложения социальных норм захватывает сейчас сферу интимных отношений между полами, которая по мере "обветшания" "социальных архетипов" становится всё более неподвластной социальному регулированию. Тем самым человек в ней всё более беззащитен против "произвола" своего партнёра, который односторонним актом может порвать отношения, не выполнить обещаний, обидеть, оскорбить, - и остаться безнаказанным».

Излишне говорить, что с начала 1990-х годов эти тенденции лишь усилились. И не только в России. Получается такая картина: общественные «стандарты» и общественное устройство всё больше давят на человека. Давят в социуме, давят в личной жизни. К чему это приводит? А к тому, что уже в самом начале 1980-х годов диагностировала Валентина Чеснокова:

«В конечном счёте, нам некуда деваться от того факта, что заболеваемость психическими болезнями увеличивается. Она увеличивается не только в нашей стране, но и у нас проявляется этот симптом. Принято объяснять этот печальный факт тем, развитие цивилизации несёт с собой хронический дефицит времени, "гонку", а слишком активная динамика, связанная, в частности, с техническими изменениями, даёт сильную нагрузку на психику. В наши времена уже не скажешь, как сказал когда-то Гераклит, что "всё течёт": нынче всё летит, всё мчится. Однако же сказать лишь это, по моему мнению, значит - не до конца сказать.

Самое неприятное во всём этом стремлении то, что всё больше осознаётся нами бесцельность этой гонки. Куда летит всё? Что будет достигнуто в результате? Раньше на эти вопросы давало утешительный ответ учение о прогрессе, о том, что всё неуклонно совершенствуется и улучшается. Но с того момента, как вера в прогресс пошатнулась, люди вновь начинают постепенно осознавать свою ответственность за то, куда же "всё" стремится и что будет потом?

Теория прогресса избавляла нас от необходимости думать о смысле нашей жизни, избавляла от ответственности. С постепенным её крушением эти вопросы вновь возникают в сознании людей, и, быть может, они-то и дают самую страшную нагрузку на психику. Бессмысленность жизни при отсутствии успокоительной уверенности в самостоятельно, по законам истории, наступающем прогрессе и "светлом будущем", оказывается не просто неприятной, не просто лично для меня обременительной, она становится причиной моего безответственного поведения и начинает осмысляться как ГРЕХ, порождает чувство вины».

 

7.

Упрямство.


Продолжая анализировать и сопоставлять данные, полученные с помощью теста MMPI в США и СССР, Валентина Чеснокова отмечает существование в русском национальном характере такой черты, как стремление установить истину. Естественным следствием этого является попытка установить некую объективную истину, которая не зависит от каждого конкретного человека и его индивидуальных потребностей. После чего совершенно естественно обнаруживается стремление найти абсолютную истину - истину неизменную, не зависящую от тех или иных обстоятельств, истину, не имеющую степеней и оттенков.

К примеру, по шкале Pd-3 люди наши существенно опережали американцев. Шкала эта означает «социальная невозмутимость». То есть - нечувствительность и устойчивость к влиянию, давлению извне, к попыткам окружающих заставить субъекта свернуть с избранного пути.

«Наша генотипическая эпилептоидная черта - дикое упрямство - вообще-то весьма смягчённое культурой, в этих исключительных случаях, когда речь идёт о соответствии поступка абсолютной истине, проявляется по всём своём величии, - замечает Валентина Чеснокова. - Это очень непривычно, может быть, слышать о народе, который всегда обвиняли в слишком большом коллективизме и вытекающем отсюда конформизме. Но объясняется это тем, что указанное упрямство, как выше мы сказали, проявляется не во всех, а только в особых случаях [...].

Мы упрямствуем, когда дело касается поступков, непосредственно связанных с истиной, воспринимаемой нами как абсолютная. В наиболее благоприятных обстоятельствах это сводится к уклонению от действий, расходящихся с абсолютной истиной. В случае, если уклонение невозможно, мы демонстрируем открытое и явное неделание, отказ поступать несоответствующим образом.

Если же противоположная сторона будет, в свою очередь, упорствовать и продолжать политику навязывания нам указанного неприемлемого способа поведения, то дело завершится эпилептоидным взрывом, сопровождаемым целой бурей отрицательных эмоций, агрессивных и разрушительных поступков, разрывом отношений и объявлением войны. Умная и опытная "противная сторона" до этой стадии дело, как правило, старается не доводить».

Таким образом, наличие в русском национальном характере таких черт, как готовность к самопожертвованию и упрямство приводят к выводу в существовании в русском социальном архетипе так называемого «судейского комплекса». В русском характере, по мысли Валентины Чесноковой, очень ярко проявляется  «судейский комплекс» в его совершенно конкретном репрессивно-эпилептоидном оформлении.

Этот комплекс, в свою очередь, можно трактовать как стремление противостоять разрушению культурных отношений и отношений между полами, о чём было сказано ранее. Но в чём и как проявляется «судейский комплекс»? В конце концов, что такое, этот «судейский комплекс»?



Источник: conspirology.org.

Рейтинг публикации:

Нравится4



Комментарии (2) | Распечатать

Добавить новость в:


 

 
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.

  1. » #2 написал: vladusm (9 августа 2012 14:15)
    Статус: Пользователь offline |



    Группа: Публицист
    публикаций 8
    комментариев 728
    Рейтинг поста:
    0
    Нет никакой загадочности. Есть особенности, сформированные суровым климатом, в котором жили и живут русские и прочие народы России. Вся загадочность в стойкости и упорстве, которые необходимы, чтобы покорять суровую пироду, выживать в суровом климате.


    --------------------
    Боже, спаси нас от внутренних врагов. А с внешними мы сами разберемся.

       
     


  2. » #1 написал: Al Xan (9 августа 2012 10:20)
    Статус: Пользователь offline |



    Группа: Посетители
    публикаций 0
    комментариев 938
    Рейтинг поста:
    0
    На самом деле всё очень просто. Запад сочинял про Россию всякие нелепости и верил в них. А потом удивлялся, что они не соответствуют действительности. И обьяснял это загадочной русской душой.

       
     






» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
 


Новости по дням
«    Март 2024    »
ПнВтСрЧтПтСбВс
 123
45678910
11121314151617
18192021222324
25262728293031

Погода
Яндекс.Погода


Реклама

Опрос
Ваше мнение: Покуда территориально нужно денацифицировать Украину?




Реклама

Облако тегов
Акция: Пропаганда России, Америка настоящая, Арктика и Антарктика, Блокчейн и криптовалюты, Воспитание, Высшие ценности страны, Геополитика, Импортозамещение, ИнфоФронт, Кипр и кризис Европы, Кризис Белоруссии, Кризис Британии Brexit, Кризис Европы, Кризис США, Кризис Турции, Кризис Украины, Любимая Россия, НАТО, Навальный, Новости Украины, Оружие России, Остров Крым, Правильные ленты, Россия, Сделано в России, Ситуация в Сирии, Ситуация вокруг Ирана, Скажем НЕТ Ура-пЭтриотам, Скажем НЕТ хомячей рЭволюции, Служение России, Солнце, Трагедия Фукусимы Япония, Хроника эпидемии, видео, коронавирус, новости, политика, спецоперация, сша, украина

Показать все теги
Реклама

Популярные
статьи



Реклама одной строкой

    Главная страница  |  Регистрация  |  Сотрудничество  |  Статистика  |  Обратная связь  |  Реклама  |  Помощь порталу
    ©2003-2020 ОКО ПЛАНЕТЫ

    Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам.
    Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+


    Map