Статья является продолжением аналитического цикла «Ближневосточный клубок». Предыдущие части вы найдёте на "ВО" здесь: про Израиль и про Турцию.

Ещё одним претендентом на роль «первой скрипки» в ближневосточных делах является Иран. В отличие от Турции, все ещё находящейся на определенном ментальном распутье, Тегеран достаточно однозначно ощущает себя частью региона, а также осознает, что решение большинства стоящих перед ним проблем находится в плоскости укрепления его геополитических позиций. Есть и крайне важное отличие от Израиля: Иран, хоть и является преимущественно шиитской страной, при определённых обстоятельствах может рассчитывать и на духовное лидерство в регионе. Поэтому его стратегией может быть не только военное подавление возможных конкурентов, но и использование «мягкой силы» как религиозного, так и экономического происхождения.




Уточним исходные данные. Иран – довольно крупная страна с населением примерно 80 миллионов человек. Населен Иран преимущественно персами, говорящими на фарси и исповедующими ислам шиитского течения. Это сильно отличает их от арабов-суннитов, населяющих расположенные поблизости Ирак, Саудовскую Аравию, Катар, ОАЭ и другие страны Аравийского полуострова.

Геополитическое положение Ирана чрезвычайно выгодно: он является своеобразным «замком» к Средней Азии, с одной стороны, и контролирует значительную часть побережья Персидского залива, с другой. Приче, контролирует он и Ормузский пролив (северо-восточное его побережье), являющийся настоящим «бутылочным горлышком» крупнейшей нефтяной кладовой планеты.

Оба эти фактора долгое время были не столько благословением, сколько проклятием Ирана. Даже сейчас мы видим, как Иран осаждается американцами, не отказавшимися бы «переформатировать» тегеранский режим во что-то более «демократическое» (или послушное, что гораздо ближе к истине) и начать через его территорию фатальную для России и Китая экспансию в среднеазиатский регион. Но это отнюдь не изобретение последних лет: и раньше чрезвычайно богатая и выгодно расположенная Персия была объектом алчных англосаксонских притязаний. Пожалуй, на протяжении нескольких последних столетий Иран был вынужден занимать оборонительную позицию (и далеко не всегда это получалось – длительные периоды ограничения суверенитета имели место быть), когда было не до геополитических амбиций.

Но ситуация изменилась. После Исламской революции 1978-1979 годов Тегеран уже никому не уступал суверенитета над собственной территорией. Можно спорить о том, чего больше она принесла народу Ирана – плюсов или минусов, но иранской государственности она придала второе дыхание, позволив стране выстоять и в войне с Ираком, и в санкционном противостоянии с США.

И сейчас это многомиллионное, богатое углеводородами, достаточно состоятельное в военном плане государство получило, наконец, небольшую передышку. Возможно, самое время оглядеться по сторонам и попытаться занять более высокое место в ближневосточной и мировой иерархии.

Чтобы лучше понять шансы Ирана на гегемонию в ближневосточном регионе, мы должны сразу сделать несколько важных оговорок.

Прежде всего это оговорка, касающаяся абсолютно всех других участников потенциальной гонки: пока США занимают доминирующее положение в регионе, там будет сохраняться статус-кво. И сколько-нибудь осязаемые изменения на ближневосточной политической арене возможно только после ослабления позиций нынешнего гегемона.

Проблемы у Ирана и с поиском возможных союзников в регионе. Автоматически исключаем Израиль и Саудовскую Аравию, являющихся явными антагонистами персов и их возможных притязаний. Почти столь же уверенно вычеркиваем и Египет. Ирак больше подходит на роль жертвы Ирана, нежели на роль его союзника. И дело тут даже не в последствиях затяжной войны между этими странами: скорее, Ирану гораздо выгоднее усилиться за счет населенной шиитами части Ирака, нежели ожидать серьёзной помощи от измотанного бомбардировками и гражданской войной Багдада.

Довольно спорно выглядит и долгосрочное партнерство с Турцией. И нас не должно вводить в заблуждение сотрудничество Турции, Ирана и России в деле сирийского урегулирования (хотя бы потому, что Турция там больше из-за её политического веса и логистической полезности, нежели из-за реальной необходимости). Строго говоря, Турцию в этот процесс пригласили скорее для того, чтобы она сильно не мешала, нежели ожидая от неё какой-то помощи. И по действиям Анкары понятно, что она преследует свои интересы с гораздо большим рвением, чем сирийские.

Однако есть у Ирана с Турцией и точка соприкосновения. Во-первых, частично курды живут и в Иране. Эти страны объединяет общий взгляд на курдскую проблему, который заключается в отказе видеть какую-либо проблему вообще. При том значении, которое Турция придает курдскому вопросу, это крайне важно. Кроме того, Иран граничит с Турцией в районах, населенных курдами. А также с другими территориями, населяемыми этим народом – с севером Ирака, например. Сильно испортив отношения с Ираном, турки могут получить массу проблем из-за поддержки Тегераном курдских военизированных формирований по всей линии соприкосновения их с Турцией. Иран может пойти на это в силу того, что перед ним курдская проблема стоит не так остро, и серьёзных внутриполитических осложнений от курдов там не ожидают.

Разумеется, в потенциальные союзники Тегерана можно смело записать Сирию: вряд ли там забудут тот вклад, который иранские добровольцы внесли в общее дело разгрома террористических формирований, на протяжении нескольких лет терзавших эту страну. Но, объективно говоря, это тоже не самый сильный союзник, который в нынешнем своем состоянии может быть легко нейтрализован хоть Израилем, хоть Турцией.

То есть мы вряд ли можем ожидать формирования какой-то проиранской коалиции в случае, если Саудовская Аравия какими-то необдуманными действиями сама не оттолкнет от себя Анкару. В то же время и Турция вряд ли безоглядно бросится под антииранские знамена, кем бы они ни были подняты. Разве что ей самой предложат возглавить поход, и ожидаемые выгоды с лихвой перевесят возможные издержки.

А вот с чем у Тегерана есть полная определенность, так это с противниками. Или даже врагами – в данном случае это вполне конкретное определение.

Пояснять, какие отношения сложились у персов с израильтянами, вероятно, нет особого смысла. Израиль считает Иран угрозой номер один, решительно протестует против любых сделок с Ираном и, в общем, является последовательным сторонником военного решения всех спорных вопросов. Причина предельно проста: Иран ближе всех в регионе (кроме самого Израиля) подобрался к созданию своего ядерного оружия, полностью взять под контроль его ядерные исследования довольно проблематично, и, вкупе с обещаниями некоторых иранских официальных лиц уничтожить Израиль, это вызывает у последнего серьёзнейшие опасения за свою безопасность.

А вот отношения с Саудовской Аравией не так просты. Строго говоря, формальных раздражителей в отношениях двух стран не так уж и много. Прежде всего это позиция Саудовской Аравии по Бахрейну.

Бахрейн является островным государством в Персидском заливе, примерно на 70% населенным мусульманами-шиитами. И хотя расположено оно у саудовского побережья, исторически Бахрейн был либо частью Ирана, либо, в современном понимании, его протекторатом. В своё время, после обретения независимости от Великобритании, властям Бахрейна удалось провести своеобразный размен – отдать Ирану несколько островов в обмен на его официальное признание. И с тех пор на официальном уровне этот вопрос особо не поднимался.

Но неофициально Иран до сих пор оказывает большое влияние на шиитское большинство Бахрейна. В ходе восстания 2011 года шиитское большинство было как никогда близко к свержению суннитского правления, и только ввод войск Саудовской Аравии предотвратил такое развитие событий. Волнения периодически вспыхивали и позднее, в чем власти СА и Бахрейна обвиняли Иран, а в 2016-м году, после казни в Саудовской Аравии видного шиитского проповедника Нимр ан-Нимра, обвиняемого в подстрекательстве к мятежу и свержению власти в Бахрейне, акции протеста прошли по всему Ирану, после чего дипломатические отношения между Саудовской Аравией и Ираном были разорваны.

Помимо формальных, есть и неформальные раздражители. Это и общее недовольство Ирана по поводу последовательной проамериканской позиции Эр-Рияда, и встречное недовольно СА из-за военной поддержки, которую Иран оказывает йеменским хуситам, и даже саудовские претензии на лидерство в исламском мире, которые иранцам кажутся не совсем обоснованными, мягко говоря. В сирийском конфликте стороны также занимают диаметрально противоположные стороны: одни террористов снабжают и финансируют, другие их, с помощью ВКС РФ и сирийской армии, уничтожают.

И все эти противоречия гарантируют, что Ирану в любом случае не стоит ожидать спокойной жизни, а подрывная работа как против него, так и против его интересов будет вестись планомерно и непреклонно. И это мы ещё взаимоотношения Ирана с США не затронули…

Одним из примеров такой работы стали сравнительно недавние народные волнения в крупных иранских городах. По странному совпадению, они хорошо координировались из-за океана посредством известного и у нас мессенджера «Telegram», имеющего довольно серьёзный алгоритм шифрования. Волнения удалось остановить, не допустив развития событий по сирийскому сценарию, но нельзя исключать, что аналогичные попытки в будущем окажутся более успешными.

Некоторые сомнения вызывают и текущие возможности иранской армии. Да, она вполне боеспособна и с задачами по обороне страны справиться в состоянии. Но длительные санкции и отсутствие возможностей закупить современную технику не лучшим образом сказались на оснащенности иранских вооруженных сил. Отчасти это компенсировалось собственными разработками: Иран разработал и производит собственные противокорабельные ракеты, и беспилотники. Закупки у РФ современных ЗРК С-300 тоже положительно сказались на обороноспособности страны.

Но против Тегерана до сих пор действуют ограничения, касающиеся наступательных вооружений. Это понятие трактуется достаточно широко, и в своем желании приобрести современную авиацию, корабли и даже бронетехнику Иран сильно ограничен.

Поэтому мы можем вполне определенно сказать, что в военном плане этот претендент на лидерство не имеет решающих козырей в сравнении и Турцией и, особенно, Израилем. Технически он существенно проигрывает и саудитам, но последние настолько «успешно» воюют с нищими йеменскими формированиями хуситов, что против Ирана никакое их техническое превосходство не кажется достаточным.

В итоге мы получаем примерно следующее. Иран, имея потенциал, сопоставимый с турецким, а в чем-то даже и превышающий его, довольно сильно, выражаясь спортивным языком, засиделся на старте. И сейчас совершенно не важно, насколько объективными были причины этого. Важно то, что, не имея не экономического, ни демографического, ни военного превосходства над своими прямыми конкурентами, Тегеран вряд ли может рассчитывать на лидерство в регионе.

Разумеется, со временем ситуация может сильно измениться: оружие докупится, нефть подорожает, заокеанский «куратор» Ближнего Востока не сможет оплачивать госдолг и т.д. Но очевидно и то, что конкуренты тоже вряд ли будут стоять на месте.

Наверное, ситуацию может исправить высокий уровень отношений с какой-то из мировых держав, метящих на место США в мировых делах. Например, с Китаем. Но об этом мы поговорим в следующей части исследования.

Продолжение следует…