Интернационал
История рода Унгернов обросла самыми разными слухами. Рассказывают, что один из предков знаменитого кровавого барона погиб в «Крестовом походе детей», другой во вполне себе взрослом возрасте добрался до Палестины в воинстве очередного Крестового похода, третий, и это уж точно не относится ни к каким семейным легендам, прибыл в Прибалтику и стал вассалом Рижского архиепископа, тем самым присоединившись к германскому натиску на Восток, на земли славян и балтов. Потомка крестоносцев барона Романа Федоровича Унгерна-Штернберга тоже, как стрелку компаса притягивало к неведомому полюсу, только располагался он не на севере, а на Востоке, в окрестностях невидимой Аггарты, царства Пресвитера Иоанна, которое искали его предки-крестоносцы, полярных для индийской цивилизации гор Гималаев и Тибета. Этот полюс – центр великого континента Евразии, центр мира.
Царство
В концепции Г. Джемаля это притяжение между традиционалистским Западом и Востоком объясняется следующим образом:
Запад ищет выхода к сердцу буддистско-индуистского Востока, к сердцу сакральной Традиции. Представители спящих, ушедших в сокрытие королей и Императоров Запада от крестоносцев до Гитлера стремятся в Шамбалу, ищут контакта с ее «Подземным Императором»… Этот император, и все традиционные властители, в принципе, – есть ни что иное как «проявление на земном плане фигуры Великого Существа, в котором интегрированы все состояния бытия». В философии Джемаля эта фигура неизбежно ввиду контргенонизма автора (а Генон настаивал, кстати, на разотождествлении образов Царя Мира и князя мира сего) однозначно соотносится с Антихристом. В этом контексте территория России обладает особым метафизическим и политическим значением, это «бездонное и неопределённое («чёрная дыра» по Бжезинскому) расстояние между Западом и Шамбалой»#.
В ранних работах Александра Дугина прослеживается другое понимание этой, проходящей через наши земли оси, соединяющей Запад и Восток. Особым полюсом является сама Россия-Евразия. Символика Аггарты, Беловодья, Царства пресвитера Иоанна, отождествляемого Геноном с образом таинственного библейского первосвященника Мелхиседека, символика центра мира соотносится с Русью и землей Сибири. Это не просто «шашлык» (образ Г. Джемаля), разнородных, чуждых друг другу территорий, нанизанных на ось напряжения между Востоком и Западом, но земля белых царей со своей древней миссией, сама как таковая – центр Традиции, Север, центр первичный по отношению, как к Западу, так и к Востоку. Лишь отрицание, исключение Севера со стороны Запада или Востока, борьба против него, превращение его в «черную дыру», придает их взаимоотношениям темный, черномагический оккультистский характер.
Таинственная связь между сокрытыми императорами Запада и Востока, легенды о посольстве Пресвитера Иоанна к Фридриху II Гогенштауфену и монархическая авантюра верного российской монархии отпрыска старинного рода немецких рыцарей Романа Унгерна-Штернберга в песках и степях Монголии могут быть объединены в рамках единой интерпретационной модели. Легенды о сокрытых или ушедших в сокрытие царях и героях или сокрытых царствах, (в наиболее известной нашей легенде такого рода, сказании о граде Китеже, как раз и пересекаются эти темы), были распространены в России не в меньшей степени, чем на Западе. Другое дело, что в России фигуру сокрытого императора начинают соотносить с реальными историческими личностями довольно поздно. С этим связан феномен самозванчества, фиксируемый лишь с начала XVII века. Каждый самозванец претендует на то, что и есть тот самый, скрытый, «настоящий» царь. Сказания о Китеже и Беловодье – недавние, старообрядческие. Они, хотя и содержат древние, а лучше сказать, вечные сюжеты, актуализируются именно после Раскола. Причина столь поздней фиксации этой вечной истории о спящем, сокрытом царе в России, нам кажется, объясняется тем, что актуализируется она в результате катастрофических для монархии и общества изменений, ими могут быть исчезновение династии, занятие царского места недостойными правителями и родами, болезненные изменение в духовной сфере жизни общества. Когда с Царем и царством все в порядке нет необходимости ждать воскрешения или явления праведного монарха или выдвигаться в путь в сторону земли, где как пишет один из старообрядческих авторов XIX века древлеправославные христиане «даже царя своего имеют», причем из чистого, царского рода:
«Егда Никон патриарх возвея на церковь всемрачную бурю и ересей море великое и пространное на Российское царство испустити, царь же Алексей Михайлович и весь синклит и вся вои во след онаго отца ересем пошли, тогда убо старейший царевич, царя Алексия Михайловича сынок, не восхотел отступити от истинно древней православной веры и крепко утвердился в староцерковном благочестии. И воздвиже на него царь гнев свой, и томлен бысть царевич во единой от царских палат, яко в темнице, обаче ни поколебати, ни ослабити его, ни к своим волем преклонити не возмогоша. И бежа тот старейший царевич, с благочестивыми стрельцами и казаками, за море, в Персидские страны. И устроил тамо благоверное царство...И до дней наших царский благочестивый корень тамо не изсяче».
В поисках священства и царства русские люди двинулись не только к персидским пределам, но и на Алтай и в Забайкалье, освоив северную окраину тех земель, где позже пройдет конница Унгерна. Туда же двинулись экспедиции русских географов и путешественников, каждый из которых был еще и агентом спецслужб, Тибет и Центральная Азия стали одной из точек столкновения Российской и Британской Империй в Большой Игре. В 1901 году миссия Далай-ламы XIII одарила Николая II священными реликвиями, подлинными одеждами Будды, заявив: «Тебе одному принадлежат они по праву, и ныне прими их от всего Тибета». В этот же период работали над сближением России, Монголии и Тибета Петр Бадмаев и посланник Далай-ламы XIII Хамбо Агован Лобсан Дорчжиев. Гелюн (военный буддийский священник) Всевеликого Войска Донского Дамбе Ульянов, автор книги «Предсказания Будды о Доме Романовых и краткий очерк моих путешествий в Тибет в 1904-1905 гг.», объявлял Россию Северной Шамбалой, он же действовал в качестве российского агента в Тибете в царствование Николая II. Даже краткий обзор приведенных исторических фактов, идея «северной Шамбалы», признание буддистскими ламами российских императоров как сакральных властителей, показывает, что Россия по отношению к области мифической восточной Аггарты выступал в качестве автономного и независимого от Запада полюса. Кроме рассмотренной в начале статьи оси Запад-Восток, для полноты картины нужно учитывать и ось Север-Восток.
Карта страны Шамбала
Согласно гипотезе тибетолога Б.И. Кузнецова и Л.Н. Гумилева, изучавших древнюю тибетскую карту страны Шамбала тибетско-иранской картографической традиции, это название стоит переводить как «господство Сирии». «Сирия по-персидски называется Шам, а слово «боло» означает «верх», «поверхность», - пишет Гумилев. «Следовательно, Шамбала переводится как «господство Сирии», что и соответствовало действительности», добавляет он, датируя это название временем расцвета империи Селевкидов, чья столица располагалась в сирийской Антиохии#. Однако, на карте, изученной Гумилевым и Кузнецовым присутствует еще одно «сирийское» название. Располагается оно к востоку от центра (соотносимого исследователями с царской столицей персидской монархии при Кире и Камбизе Парсогардом). Это топоним Sham-po-lha-rtse, (№ 3- на каре-реконструкции исследователей) переводимый ими как «сирийская небесная (божественная вершина)», однако Сирия – в совсем другой стороне! И почему в центре, описывающей могущество империи Селевкидов стоит дворец царской персидской династии? Еще интересно, что карта некоторыми своими моментами напоминает мандалу традиции бон (в частности на некоторых бонских мандалах как и на карте отсутствует круг, схема мироздания – вписанные друг во друга квадраты) или центральную часть обычной буддистской или индуистской мандалы, особенно Калачакра-мандалы, в центре которой находится тантрический император, Чакравартин, соотносимый как раз с правителем Шамбалы.
Важную подсказку дает В.И. Карпец: «Сурья или Сирия — это царская кровь, руда, русь или солнечный свет. Еще в начале двадцатого века, встречая рассвет, говорили: "Пойду, на Русь погляжу". Поэтому изначально "Русь" — это "цари" — множественное число и одновременно женский род (как "елень" или "камень"), "русский" — "царский". В Библии также упоминается Царь-священник, "Царь Салима" — Мелхиседек (др.-евр. — melkhi-tsedek, т.е. "священный царь") — "без родословия", т.е изначальный. Он предшествует Аврааму и не имеет отношения собственно к haberim. Мелхиседек и арийский Ману — одна и та же метаисторическая фигура».
Итак, понятие «Сирии», скорее надвременное , соотносится не только с известной сейчас под таким названием землей и связано опять же с фигурой священного царя. С ней же соотносится, как считает В.И. Карпец и понятие «Русь». Есть «Сирия» и «Сирия», Сирия на Западе и Сирия на Востоке. На той же карте, рассматриваемой Гумилевым и Кузнецовым восточнее «сирийской божественной вершины» в сторону удаления к периферии от центра располагаются Gyung-drung-bkod-gling («Страна, в которой упорядочивают свастику», №12 на карте) и Rgyal-rigs-rgyal-sa'dzin — «Царский род поддерживает (или «укрепляет») трон – №24 на карте». Оба названия связаны с символами неподвижного центра и царской власти, но последняя страна соотносится с владениями царского рода, в названии которого присутствует «солнечный» корень «сур». Вот, что об этой географической области пишет Гумилев: «В парфянскую эпоху на восточной окраине царства находился наследственный удел рода Суренов, второго по значению в Парфии. Глава этого рода при церемонии коронации возлагал тиару на голову Аршакида, вступавшего на престол. Локализация удела Суренов на тибетской карте совпадает с известной нам#». Расшифровка Гумилева опять приводит к осознанию важности связи того, что изначально было названо «Шамбалла» с символами света. золота, солнца, неподвижного центра, царской властью и … Русью. Это не просто некое географическое понятие, но идея господства света и царского, «солнечного» рода.
Не просто так русские крестьяне считали, что именно в Персии располагается царство во главе именно с русским царем. Ментальная карта, представление о мире человека традиционного общества, как и любая традиционная карта – это не иллюстрация положения дел в строго определенную эпоху, а закодированная информация. И как знать, нет ли особого метафизического подтекста в образовавшемся сейчас геополитическом сирийско-ирано-русском треугольнике?
Царь
Россия - не пустое пространство, хотя многие хотели бы видеть ее таковой, но особый, северный центр Традиции, изначальный по отношению как к Западу, так и к Востоку. Все вторичные месторасположения полюса Традиции, как пишет Александр Дугин, являются отражениями Северного Полюса, его проекциями, хранителями его тайны.
Унгерн - посланник от Царей к Царям. Его судьба и миф – послание, стрела, брошенная через века и пространства. От царей и спящих императоров Запада, Запада его предков, к сокрытым владыкам Востока его последнего похода. От Императорской династии России - к маньчжурской династии Цинь, священным владыкам Богдо-гэгэну и Далай ламе. Его знамя – штандарт с монограммой МII, так и не взошедшего на престол последнего императора России Михаила Второго и к моменту монгольской эпопеи Унгерна, расстрелянного большевиками. Любопытно, что тогда сразу же распространилось представление о том, что Михаил не был убит, но скрылся. Опять образ скрытого императора.
Согласно книге пророка Даниила, Михаил – имя последнего Царя, призванного править в предапокалиптическое время последним остатком верных (Дан. 12) (образ, применяемый в русском контексте уже в повести Временных лет# . Кроме того, это имя Архангела, в новозаветной традиции - предводителя сил света в окончательной битве с силами тьмы (Ап. 12:7). Архангел Михаил – Ангел с огненным мечом, «хранитель ключей ада и смерти». Схожую миссию берет на себя Унгерн в противостоянии большевикам. В знаменитом приказе №15 он приводит обширную цитату из Книги пророка Даниила:
««И восстанет в то время Михаил, Князь Великий, стоящий за сынов народа Твоего, и наступит время тяжкое, какого не бывало с тех пор, как существуют люди, до сего времени, но спасутся в это время из народа Твоего все, которые найдены будут записанными в книге. Многие очистятся, убелятся и переплавлены будут в искушении, нечестивые же будут поступать нечестиво, и не уразумеет сего никто из нечестивых, а мудрые уразумеют. Со времени прекращения ежедневной жертвы и поставления мерзости запустения пройдет 1290 дней. Блажен, кто ожидает и достигнет 1330 дней»#.
В приказе Унгерн провозглашает: «Нет «правды и милости». Теперь должны существовать «правда и безжалостная суровость». Зло, пришедшее на землю, чтобы уничтожить Божественное начало в душе человеческой, должно быть вырвано с корнем…» Он по существу глашатай, воин в армии последнего императора, совместно с ангелическим воинством архистратига Михаила, выступившей против сил зла.
Герой
Как пишет Юлиус Эвола, распространенные в индоевропейских культурах легенды о спящих и пробуждающихся Царях и героях, это формы «общего мифа о невидимом вселенском императоре, а также о его проявлениях. Эта тема возникает, начиная с самой глубокой древности, и она тесно связана с доктриной «циклических проявлений», аватар, то есть с проявлением в определенные моменты и в различных формах единого Принципа»#. В индоевропейской традиции пробуждается не только Царь, просыпаются и герои, в частности воинство императора (как в легенде о пробуждении Фридриха Второго), иранский герой Кераспа, присоединяющийся к Саошянту и др.
Интенция к восстановлению монархии, политическая программа Унгерна совпадает с метафизической задачей – пробуждением Царей как сакральных владык, потому ему больше импонируют монархии Востока, старые русские цари, средневековые императоры, и с антропологической программой, пробуждением в человеке солнечного героического начала, угасшего в темные века, но в финальный момент мировой драмы демонстрирующего свое присутствие. Вместе с императором воскресает не только войско, образ приносящего плоды засохшего дерева, повсеместно, по крайней мере, в Европе сопровождающий эту легенду, есть символ восстановления во всей полноте сакрального имперского порядка.
Судьба Унгерна в контексте истории его рода, - пример такого пробуждения. Унгерны к Первой мировой войне обуржуазились настолько, что одного из потомков тевтонских рыцарей, скупавшего на Юге России железнодорожные концессии, С.Ю. Витте называл смиренной овечкой. Никаких признаков древней воинственности он не демонстрировал. И вдруг в одном из остзейских баронов словно возрождается далекий предок, человек Средневековья, или точнее, вечный герой Традиции. Речь идет, конечно, не идет о какой-то рейнкарнации, но о пробуждении надиндивидуального архетипа. «Голос крови» как пишет Эвола относительного аналогичного случая, «исполняет функцию проводника».
Унгерна можно было назвать политическим солдатом, если бы ни одно «но». Концепт политического солдата описывает человека эпохи Модерна (и при этом лучшего его человека) готового умирать или убивать за политические идеи, независимо от того, истинны они или нет, утверждающего в своем выборе ценность политической идеологии. Роман Федорович же прямо объявляет большевизм религией и прямо утверждает будучи фактическим военным правителем Монголии, и на допросах во вражеском плену, что признает войну лишь между религиозными и метафизическими системами, но не профанными идеологиями. Для него в политике важно именно метафизическое измерение. Политология здесь полностью поглощается теологией и ангелологией, а политическая для его противников борьба осмысляется в драматических терминах ангеломахии, сражения ангелов и бесов. Александр Дугин утверждает идею «Ангелополиса», города ангелов, как преодоление исчерпавшего себя с концом Модерна концепта «политического солдата» и определенную альтернативу концепту «теологического солдата» Гейдара Джемаля, утверждая, что ««возвращение теологии в политику есть в первую очередь пришествие симулякра теологии в симулякр политики. И лишь во вторую – столкновение теологии с симулякром в сфере политического»#. В деятельности Унгерна-Штернберга можно увидеть интересный пример обращения к политической ангелогии, который как нам кажется, позволит по-новому взглянуть на эту концепцию.
В бароне Унгерне политическое подчиняется ангелическому и далее божественному. Утверждается иерархия начал, где человеческое включено в эсхатологический порядок царства Грозного Ангела, Великого Князя Михаила, царский строй которого приуготовляет пришествие Царства не от века сего. На территории подконтрольной барону учреждается это эсхатологическое ангелическое царство, не просто ангелополис, но «ангелобасилейя», не республика, но монархия, которая как и империя Чингисхана есть одновременно и воинство. Источники политичекой активности и власти остаются за рамками антропологии, но не отбрасывают, а вбирают ее в себя, делая человека активным участником столкновения сверхчеловеческих сил, а значит и больше чем просто человеком.
Кроме того Унгерн выступает под знаменем не только идей, и ангелологических ремисценций, но и конкретных личностей, или точнее царских родов и династий: Романовых и Цинь. Значение этой конкретики трудно переоценить. Подобное царистское мышление, на само деле, отголосок древнеарийского, доплатонического мироосмысления, где на первые план, как отмечает В.И. Карпец, выходит не созерцание идей ( и по Хайдеггеру возникающее в результате отождествления Бытия с Сущим, забвение о Бытии), а непосредственная погруженность в Бытие (и Ничто) сакральных царско-жреческих родов.
Бог
Пробудившийся герой стоит вне мировой энтропии, но мощью распада дубли и карикатуры на него множатся. Если среди современников Унгерна к его прямым дублям-антиподам можно отнести людей типа Рериха, агента контр-инициации, претендовавшего на царскую преемственность, происхождение от древнескандинавского королевского рода Скъёльдунгов, и непосредственно от Рорика Ютландского, то нынешние измельчали и размножились как пыль. И если, безбожный синкретизм, щегольское пустое бахвальство наиболее ярких представителей такого псевдотрадиционализма выдает их с головой, то это никоим образом не снимает проблему дубля как таковую. Но если Рерих благополучно устраивается в Гималаях и занимается сочинительством басен о Шамбале, а Унгерн, который, как говорят, искал таинственную Аггарту, выдвинувшись в Тибет оказывается много севернее в Новониколаевске, под дулами расстрельной команды, то нет ли и здесь своего символизма? Как Гиперборея, Север, «Аггарта Севера», Асгард первичны по отношению к Востоку, Тибету и Гималаям, и уж тем более зловещим «Шамбалам» оккультистов, так и выбор героем воинского пути служения и битвы утверждает его превосходство по отношению к поприщу довольствующегося второсортной мистикой «посвященного» и «борца за мир». Смерть указала всю жизнь стремившемуся к Востоку другую дорогу – на Север.
В гиперборейской теории Германа Вирта утверждается, что «изначальной верой человечества был солнечный, полярный монотеизм Бога-Спасителя, понятого как вневременная фигура Сына Божьего, вошедшего во Время, чтобы в нем умереть и воскреснуть. Для Вирта Спаситель — это распятый на космическом кресте и ежегодно воскресающий полярно-райский нордический архетип, пришедший из доисторической Гипербореи архетип Вечного Возвращения, упраздняющий линейное время»#. Как отмечает В.И. Карпец: «Вирт говорит о "пра-Христианстве", и мы легко видим: именно такая метафизика воскресает в основании зрелого Православия Вселенских Соборов, Второго и Третьего Рима»#. Православный выбор Руси демонстрирует ее верность гиперборейскому духу.
Как и подобает герою, барон Унгерн принял смерть мужественно. И как знать, не был ли промысел Божий в том. чтобы преградить ему дорогу к Тибету и даровать смерть в Новониколаевске, в географическом центре Российской Империи, в царстве света, Русском Царстве, в земле, по отношению к которой, все остальные центры Традиции, западные и восточные – вторичны.
Источник: zavtra.ru.
