Команда Байдена, пусть даже не выражая желания попасть в ловушку новой холодной войны, судя по официальной платформе Демократов будет лишь чуточку менее конфронтационной, якобы «спасая» «основанных на правилах международный порядок», одновременно поддерживая введённые Трампом санкции.

Очень немногие китайские аналитики лучше подготовлены исследовать геополитическую и геоэкономическую шахматную доску, чем Ланьсинь Сян — специалист по отношениям между Китаем, США и Европой, профессор Женевского института международных отношений и развития (IHEID) и директор Центра «Одного пояса, одного пути» в Шанхае.

Сян получил докторскую степень в Школе передовых международных исследований Пола Нитце при Университете Джонса Хопкинса, его равно уважают и в США, и в Китае. Во время недавнего вебинара он изложил контуры анализа, который Запад игнорирует на свой страх и риск.

Сян сконцентрировал внимание на стремлении администрации Трампа «переопределить внешние мишени»: процесс, который он заклеймил как «рискованный, опасный и крайне идеологизированный», и не из-за Трампа — который «не заинтересован в идеологических проблемах» — но из-за того, что «политика Китая захвачена настоящими воинами холодной войны». Цель: «смена режима. Но это не было первоначальным планом Трампа».

Сян разносит обоснования этих воинов холодной войны: «Мы сделали большую ошибку в прошедшие 40 лет». То есть, он настаивает, что «абсурдно — читать прошлую историю и отрицать всю историю американо-китайских отношений после Никсона». И Сян опасается «отсутствия всеохватывающей стратегии. Это создает огромную стратегическую неопределённость — и ведёт к просчётам».

Усугубляя проблему, «Китай на самом деле не уверен в том, что хотят делать США». Поскольку всё заходит намного дальше сдерживания — которое Сян определяет как «очень хорошо продуманную стратегию Джорджа Кеннана, отца холодной войны». Сян лишь замечает модель «западная цивилизация против неевропеоидной культуры. Такой язык крайне опасен. Это прямой пересказ Самуэля Хантингтона, и оставляет очень мало пространство для компромисса».

По сути, это «Американский способ вляпаться в холодную войну».

Октябрьский сюрприз?

Всё вышесказанное непосредственно связано с сильными опасениями Сяна относительно возможного октябрьского сюрприза: «Вероятно, это могло бы случиться из-за Тайваня. Или ограниченного конфликта в Южно-Китайском море». Он подчёркивает «китайские военные крайне встревожены. Октябрьский сюрприз вроде боевого столкновения отнюдь не немыслим, поскольку Трамп может захотеть восстановить военное президентство».

Для Сяна «если победит Байден, опасность превращения холодной войны в горячую резко сократится». Он вполне в курсе сдвигов в двухпартийном консенсусе в Вашингтоне: «Исторически Республиканцев не тревожат права человека и идеология. Китайцы всегда предпочитали иметь дело с Республиканцами. Они не могут работать с Демократами – проблемы прав человека, проблемы ценностей. Теперь же ситуация обратная».

Впрочем, Сян «пригласил ведущего советника Байдена в Пекин. Крайне прагматично. Не слишком идеологично». Но в случае возможной администрации Трампа 2.0, всё может измениться: «Моё предчувствие, что он будет полностью расслаблен, возможно, даже развернёт политику в отношении Китая на 180 градусов. Я не был бы удивлен. Он вернулся бы к тому, чтобы быть лучшим другом Си Цзиньпина».

Как оказывается, проблема в том, что «главный дипломат ведёт себя как главный пропагандист, пользуясь преимуществами при эксцентричном президенте».

И потому Сян никогда не исключает даже вторжения на Тайвань китайских войск. Он рассматривает сценарий, когда правительство Тайваня объявляет «Мы — независимая страна» наряду с визитом Госсекретаря: «Это спровоцировало бы ограниченные военные действия и могло бы перерасти в эскалацию. Подумайте о Сараево. Вот это меня тревожит. Если Тайвань объявит независимость, китайцы вторгнуться меньше, чем через 24 часа».

В чём ошибается Пекин

В отличие от китайских специалистов, Сян освежающе откровенен в отношении недостатков самого Пекина: «Несколько моментов стоит контролировать. Как отказ от первоначального совета Дэн Сяопина, что Китаю следует ждать своего часа и не высовываться. Дэн в своем последнем желании отметил для этого срок в 50 лет как минимум».

Проблема в том, что «скорость экономического развития Китая привела к лихорадочным и преждевременным расчётам. И не очень хорошей продуманности стратегии. Дипломатия «волка-воина» — крайне агрессивная позиция — и язык. Китай начал огорчать США — и даже европейцев. Это был геостратегический просчёт».

И это приводит нас к тому, что Сян характеризует, как «чрезмерную растянутость китайского влияния: геополитическую и геоэкономическую». Об любит цитировать Пола Кеннеди: «Любая великая сверхдержава, если чрезмерно растянется, становится уязвимой».

Сян заходит так далеко, что утверждает, что Инициатива «Пояса и Пути» — эту концепцию он с энтузиазмом расхваливает — может быть чрезмерно растянута: «Они думают, что это чисто экономический проект. Но с такой широтой глобального доступа?».

Итак, Инициатива — случай чрезмерного растяжения или источник дестабилизации? Сян отмечает: «китайцы никогда на самом деле не интересовались внутренней политикой других стран. Не интересовались экспортом модели. У китайцев нет реальной модели. Модель должна быть проработанной — со структурой. Если вы не говорите об экспорте традиционной китайской культуры».

Проблема опять-таки в том, что Китай считает возможным «проскользнуть в геополитические области, на которые США никогда не обращали особого внимания, Африку, Центральную Азию, без того, чтобы обязательно спровоцировать геополитический провал. Но это наивно».

Сян обожает напоминать западным аналитикам, что «модель инфраструктурных инвестиций была изобретена европейцами. Железные дороги. Транссибирская магистраль. Каналы, подобно Панамскому. Для Пекина эти проекты всегда были колониальным соревнованием. Мы стремимся вести такие же проекты — минус колониализм».

И всё же, «китайские планировщики спрятали головы в песок. Они никогда не используют это слово — геополитика». Таковы его постоянные шутки в адрес китайских политических деятелей: «Вам может не нравится геополитика, но геополитике-то вы нравитесь».

Спросить у Конфуция

Главный аспект «пост-пандемийной ситуации», по словам Сяна, в том, чтобы забыть о «той чуши с волком-воином. Китай, возможно, сумеет вновь запустить экономику ранее кого-либо другого. Разработать действительно работающую вакцину. Китаю не следует это политизировать. Ему следует показать универсальную ценность, следовать многосторонности , чтобы помочь миру и улучшить свой имидж».

Во внутренней политике Сян категоричен в том, что «в последнее десятилетие атмосфера в стране по проблемам меньшинств, свободе слова ужесточается до такой степени, что не помогает имиджу Китая как глобальной державы».

Сравните это, например, с «неблагоприятными видением Китая» в исследовании наций в индустриальном Западе, в которое входят лишь две азиатских страны: Япония и Южная Корея.

И это приводит нас к Поиску легитимности в китайской политике Сяна — возможно, самому важному современному исследованию со стороны китайского специалиста, способного объяснить и соединить политический раскол Восток-Запад.

Эта книга является таким крупным прорывом, что её основной концептуальный анализ будет предметом следующей колонки.

Основной тезис Сяна таков, что «легитимность в китайской традиционной политической философии — вопрос динамический. Трансплантировать западные политические ценности в китайскую систему не получится».

И даже при том, что китайская концепция легитимности динамична, Сян подчёркивает, что «Китайское правительство столкнулось с кризисом легитимности». Он имеет в виду анти-коррупционную кампанию прошедших четырёх лет: «Широко распространённая официальная коррупция, ставшая побочным эффектом экономического развития, высветила дурную сторону системы. Заслуга Си Цзиньпина в том, что он понимает: если позволить этому продолжаться, то КПП потеряет всю легитимность»

Сян подчёркивает, как в Китае «легитимность основана на концепции морали — со времён Конфуция. Коммунисты не могли обойтись без этой логики».

Никто до Си не осмеливался взяться за коррупцию. У него хватило духа её выкорчевать, арестовав сотни коррумпированных генералов. Некоторые даже попытались совершить два или три государственных переворота».

В то же время Сян категорически против «ужесточения атмосферы» в Китае в смысле свободы слова. Он упоминает о примере Сингапура при Ли Кван Ю, «просвещённой авторитарной системе». Проблема в том, что в Китае нет верховенства закона. Однако, там много легальных аспектов. Сингапур — маленький город-государство. Как и Гонконг. Они просто взяли британскую систему законов. Для их величины она очень хорошо работает».

И это приводит Сяна к цитированию Аристотеля: «Демократия никогда не может сработать в больших странах. А в городе-государстве она работает». И, вооружившись Аристотелем, мы вступаем в Гонконг: «Гонконг имел верховенство закона — но никогда там не было демократии. Правительство напрямую назначалось Лондоном. Вот как на самом деле работал Гонконг — как экономическая динамо-машина. Неолиберальные экономисты считали Гонконг моделью. Это уникальные политические договорённости. Политика магнатов. Никакой демократии — даже колониальное правительство не правит так, как авторитарное. Была развернута рыночная экономика. Гонконгом управляли Jockey Club, HSBC, Jardine Matheson с колониальным правительством в качестве координатора. Их никогда не волновали люди внизу».

Сян отмечает, что «самые богатые люди Гонконга платили подоходный налог всего лишь 15%. Китай хотел придерживаться этой модели при колониальном правительстве, назначенном Пекином. Опять политика магнатов. Но теперь есть новое поколение. Люди, родившиеся после передачи власти — которые ничего не знают о колониальной истории. Китайская элита, правящая с 1997 года, не обращала внимания на низы и пренебрегала чувствами молодого поколения. Целый год китайцы ничего не делали. Закон и порядок рухнули. Вот причина, почему континентальные китайцы решили вмешаться. Именно об этом и новый закон о безопасности».

А что насчёт другого любимого «злодея» в Кольцевой — России? «Путину понравилось бы, если бы победил Трамп. И китайцам, как и три месяца назад. Холодная война была великим стратегическим треугольником. После того, как Никсон побывал в Китае, США сидели посредине, манипулируя Москвой и Пекином. Теперь всё изменилось».