Экс-разведчик США: приход прозападных сил в Киеве готовили 20 лет

Что бы Путин ни предпринял в Украине, у него есть два выбора. Первое — просто принять изменения. Второе — действовать там, где он может достичь быстрых дипломатических и политических побед над Западом — Прибалтика, Молдова или Кавказ, пишет американская частная разведывательно-аналитическая компания Stratfor.

Джордж Фридмен пишет: Как я писал на прошлой неделе, фундаментальная проблема, которую Украина ставит перед Россией, кроме долгосрочной географической угрозы, заключается в кризисе внутренней легитимности. Российский президент Владимир Путин потратил свое время пребывания у власти на восстановление авторитета российского государства в самой России и авторитета России в рамках бывшего Советского Союза. События в Украине подрывают эту последнюю стратегию и потенциально — первую.

Если Путин не может поддерживать, как минимум, украинский нейтралитет, следовательно, восприятию его миром в роли искусного стратега придет конец, а легитимность и авторитет, созданные им для российского государства, в лучшем случае, пошатнутся.

Каким бы ни было происхождение событий в Украине, Соединенные Штаты теперь вовлечены в конфронтацию с Россией. Россияне верят, что Соединенные Штаты были основной движущей силой, стоящей за сменой режима в Украине. По меньшей мере, россияне намереваются вернуть украинские события вспять. А по максимуму, россияне пришли к выводу, что Соединенные Штаты намерены подорвать власть России. Они будут противостоять этому. У Соединенных Штатов есть возможность отклонить конфронтацию, вовлекшись в ничего не значащие санкции против отдельных лиц, и позволив событиям идти своим чередом. В качестве альтернативы, Соединенные Штаты могут выбрать путь участия и противостоять россиянам.

Отказ от участия, на этом этапе, приведет к тому, что страны на периферии России, от Эстонии до Азербайджана, решат, — в условиях самоустранения США и разрозненной Европы они должны искать компромисс с Россией. Это расширит власть России и откроет путь распространению российского влияния на весь европейский полуостров. США воевали трижды (в Первой мировой войне, во Второй мировой войне и в Холодной войне), чтобы предотвратить гегемонистское доминирование региона. Невовлечение будет аннулированием столетней стратегии.

Американская дилемма заключается в том, как обращаться со стратегическим контекстом в глобальных рамках, которые предполагают меньшее вовлечение в дела Ближнего Востока и продолжение работы над "поворотом к Азии". США также не могут дать событиям идти своим чередом. Соединенные Штаты нуждаются в стратегии, — экономической и военно, политически, финансово последовательной.

Существует два преимущества. Некоторые страны на российской периферии не хотят ее доминирования. Россия, несмотря на некоторые сильные стороны, — по сути слабая, и не потребует от США напряжения по примеру двух мировых войн, Холодной войны или даже участия в боях на Ближнем Востоке в прошедшем десятилетии.

Позиции России и США

На прошлой неделе я говорил о российских подходах к событиям в Украине. Путин сейчас находится на позиции, когда с целью уверенного удержания своего внутригосударственного авторитета, он должен действовать решительно, чтобы исход ситуации обратить вспять. Проблема в том, что не существует ни единого решительного действия, способного вернуть события обратно. В конце концов, естественный раскол в Украине мог бы повернуть события вспять. Однако прямое вторжение в восточную Украину попросту укрепит оппозицию к России в Киеве и вызовет международный ответ, который нельзя предсказать.

В результате, это просто даст самой России понять, что хотя россияне когда-то сохраняли доминирующую позицию во всей Украине, сейчас они распространяют ее на менее чем половину. В долгосрочной перспективе, этот вариант — как другие краткосрочные варианты — не решит российскую проблему.

Что бы Путин ни предпринял в Украине, у него есть два выбора. Первое — просто принять изменения, что, поспорю, он сделать не может. Второе — действовать там, где он может достичь быстрых дипломатических и политических побед над Западом — Прибалтика, Молдова или Кавказ — тем временем подталкивая правительство Украины к разрушительному тупику, и налаживая двусторонние связи по Эстонско-Азербайджанской линии. Это препятствует американской стратегии сдерживания — стратегии, которая работала во времена Холодной войны, именно ее европейцы неспособны реализовать самостоятельно. Она зависит от американцев.

Соединенные Штаты развивали, в большинстве своем по умолчанию, не стратегию невовлечения, но стратегию непрямого вовлечения. В период с 1989 по 2008 гг. Стратегия США заключалась в использовании американских войск по умолчанию, для работы с зарубежными проблемами. Начиная с Панамы, до Сомали, Косово, Афганистана и Ирака, Соединенные Штаты следовали политике прямого и срочного вовлечения американских военных мощностей. Однако не такой была стратегия США с 1914 по 1989 гг. Тогда стратегия заключалась в предоставлении политической поддержки союзникам, совместно с экономической и военной помощью, советниками и ограниченными силами, и в некоторых случаях — средствами предварительного блокирования. Соединенные Штаты держали основную мощность в резерве на случаи, когда (как в 1917, и 1942, и, в меньшей степени, в Корее и Вьетнаме) союзники не могли сдержать потенциального гегемона. Основная мощность была последним средством.

Прежде всего, это была стратегия поддержки баланса сил. Сдерживание Советского Союза включало создание системы альянса стран, находящихся под риском советского нападения. Сдерживание было стратегией баланса сил, оно не ставило конечной целью капитуляцию Советского Союза, также как увеличения рисков наступательных действий с союзническими странами в роли щита на передовой. Угроза полной американской интервенции, потенциально включая возможность использования ядерного оружия, вместе со структурой альянса, ограничили советский риск.

Поскольку нынешняя Российская Федерация значительно слабее, чем Советский Союз на своем пике, и поскольку общий географический принцип региона остается неизменным, после событий в Украине может возникнуть стратегия в некотором роде аналогичного баланса сил. Схожая с политикой сдерживания 1945-1989 годов, по принципу, если не в деталях, она объединит экономику силы и финансов, и ограничит развитие России как гегемонической силы, тем временем поставив США под ограниченный и контролируемый риск.

Воссоединение этой стратегии — развитие, которое я предсказал в двух книгах: The Next Decade (Следующее Десятилетие) и The Next 100 Years (Следующее Столетие), в виде концепции, которую я назвал Intermarium (Междуморье). Междуморье было планом, созданным после Первой мировой войны польским лидером Йожефом Пилсудским для федерации, под эгидой Польши, центральных и восточных европейских стран. То, что возникает сейчас, — не Междуморье, но близко к нему. И сейчас это трансформируется из абстрактного прогноза в конкретную, возможно все еще проходящую стадию становления, реальность.

Силы, ведущие к появлению альянса

Прямая военная интервенция Соединенных Штатов в Украину невозможна. Во-первых, Украина большая страна, и силы, которые потребуются для ее защиты, превысят американские возможности. Во-вторых, обеспечение такой силы потребует логистическую систему, которая не существует, а ее создание займет слишком много времени. И наконец, такая интервенция будет немыслима без сильной системы альянса, распространяющегося на страны Запада и вокруг Черного моря.

Соединенные Штаты могут предоставить экономическую и политическую поддержку, но Украина не может стать противовесом России, и Соединенные Штаты не могут разогревать ситуацию до той точки, когда придется использовать собственную силу. Украина — поле боя, на котором у российских сил будет преимущество, а для США возникнет возможность поражения.

Если США выберут конфронтацию с Россией с использованием военной составляющей, они должны находиться в стабильном периметре на максимально широкой передовой, чтобы растянуть российские ресурсы и снизить возможность российского нападения на какую бы то ни было точку, из страха отмщения с любой стороны. Идеальным механизмом для такой стратегии станет НАТО, в который включены практически все критические страны, кроме Азербайджана и Грузии. Проблема в том, что НАТО — не функциональный альянс. Он был создан для борьбы в рамках Холодной войны на линии гораздо западнее нынешней. Более важно то, что существовала общность принципа, считающего Советский Союз угрозой существованию Западной Европы.

Этого консенсуса больше нет. У разных стран разное восприятие России и разные опасения. Для многих, повторение Холодной войны, даже с учетом российских действий в Украине, — хуже, чем примирение с этим фактом. Вдобавок, конец Холодной войны привел к серьезному сокращению численности сил в Европе. НАТО попросту недостает сил, разве только произойдет массивное и внезапное их наращивание. Это не произойдет по причине финансового кризиса, среди прочих причин. НАТО требует в действиях единодушия, этого-то единодушия и не существует.

Страны, подвергавшиеся риску с 1945 по 1989 годы — не те, что подвергаются риску сейчас. Многие из этих стран были тогда частью Советского Союза, а остальные были советскими спутниками. Старая система альянса не была создана для этой конфронтации. Линия Эстония-Азербайджан первичным интересом имеет сохранение суверенитета в виду российской силы.

Остальная Европа не находится в опасности, и эти страны не готовы приложить финансовые и военные усилия ради проблемы, которая, по их мнению, может быть решена с минимальным для них риском. Следовательно, любая американская стратегия должна обходить НАТО или, как минимум, создать новые структуры для организации региона.

Характеристики альянса

Каждая из различных участвующих стран — уникальна, и с ней нужно соответствующе обращаться. Но эти страны стоят перед общей опасностью, что события в Украине могут распространиться и напрямую задеть их интересы национальной безопасности, включая внутреннюю стабильность. Как я писал, Прибалтика, Молдова и Кавказ — регионы, где россияне могут стремиться получить компенсацию за свое поражение. По этой причине, и также по причине действительной важности, Польша, Румыния и Азербайджан должны стать форпостами, вокруг которых построят альянс.

Балтийский путь, 145 километров (90 миль) от Санкт-Петербурга, в Эстонии, станет целью российской дестабилизации. Польша граничит с балтийскими странами и остается ведущей страной Вышеградской группы, организации в рамках Европейского Союза. Польша стремится к более тесному военному сотрудничеству с Соединенными Штатами, поскольку ее национальная стратегия долгое время основывалась на гарантиях третьих сил в борьбе против агрессоров. Поляки не могут защитить себя и балтийские страны, учитывая военные возможности, требующиеся для этой задачи.

Река Днестр находится в 80 километрах от Одессы, главного для Украины порта на Черном море, и важного для России. Речка Прут расположена приблизительно в 200 километрах от Бухареста, столицы Румынии. Молдова расположена между этими двумя реками. Это регион — поле боя, по крайней мере, для конкурирующих политических групп. Румыния должна быть вооружена и поддержана в деле защиты Молдовы и организации юго-западной Европы. В западных руках, Молдова угрожает Одессе, главному украинскому порту в Черном море, который также использует Россия. В российских руках, Молдова угрожает Бухаресту.

На дальнем конце структуры альянса я предвижу Азербайджан, который по Каспийскому морю граничит с Россией и Ираном. Если дестабилизируется Дагестан и Чечня, Азербайджан — исламская страна с шиитским, хоть и светским, большинством — станет критическим в деле ограничения регионального распространения джихадистов.

Азербайджан также поддержал бы позиции альянса на Черном море, поддерживая Грузию, и послужил мостом для взаимоотношений (и энергообмена) если отношения Запада и Ирана продолжат налаживаться. Для юго-запада, очень пророссийская Армения — в которой присутствует российский военный контингент, и действует долгосрочный договор с Москвой — может усилить напряжения с Азербайджаном в Нагорном Карабахе. Ранее эта проблема не была довлеющей для Соединенных Штатов. В отличие от нынешнего времени. Безопасность Грузии и ее портов на Черном море требует вовлечения Азербайджана в альянс.

Азербайджан служит скорее стратегической цели. Большинство стран альянса — серьезные импортеры российских энергоносителей; например, 91% польского энергетического импорта и 86% венгерского имеют российское происхождение. У этой проблемы нет краткосрочного решения, но Россия нуждается в доходах от этого экспорта, также как эти страны нуждаются в ее энергоносителях.

Разработка европейских сланцевых месторождений и импорт американских энергоносителей — решение долгосрочное. Среднесрочное решение, зависящее от развития проекта постройки газопровода, который Россия пыталась блокировать в прошлом, заключается в поставках газа из Азербайджана в Европу. До настоящего момента, это было коммерческой проблемой, но стало вопросом стратегически критичным.

Каспийский регион, в котором Азербайджан — краеугольный камень, единственная серьезная альтернатива России в энергетическом вопросе. Следовательно, быстрое расширение проекта газопровода в сердце Европы — настолько же важно, как обеспечение Азербайджана военной мощностью для самозащиты (за эту возможность он готов платить и, в отличие от других стран союзников, не требует гарантий).

Ключом к газопроводу станет готовность Турции разрешить транзит. Я не включил Турцию в состав альянса. Ее внутренняя политика, сложные взаимоотношения и тяжелая энергетическая зависимость от России делают такое участие трудным. Я вижу Турцию в структуре такого альянса как Францию в Холодной Войне. Она была союзна, но независима, самодостаточна с военной точки зрения, но зависима от эффективного функционирования остальных. Турция, внутри и снаружи формальной структуры, будет играть эту роль по причине того, что будущее Черного моря, Кавказа и юго-восточной Европы для Анкары жизненно важно.

Эти страны, настолько разнообразные, обладают общим желанием не поддаваться доминированию россиян. Эта общность — основа для того, чтобы собрать их в функциональный военный альянс. Это не агрессивная сила, но сила, созданная для сдерживания российской экспансии. Всем этим странам нужно современное военное снаряжение, в частности ПВО, противотанковая и мобильная пехота. В каждом случае, готовность Соединенных Штатов предоставить это оружие, за наличные или в кредит, как того требует ситуация, усилит про-американские политические силы в каждой стране и создаст стену, в рамках которой Запад будет инвестировать. Это станет организацией, к которой могут присоединиться другие, и в отличие от НАТО она не предоставит каждому члену право вето.

Практическое осуществление стратегии США

Существуют люди, которые будут критиковать этот альянс за то, что он включает членов, не разделяющих все демократические ценности госдепартамента США. Может быть это правда. Также правда, что в ходе Холодной войны Соединенные Штаты были в союзе с шахским Ираном, Турцией и Грецией под диктаторским правлением, и маоистским Китаем после 1971 года. Поощрив независимость Украины, Соединенные Штаты — в попытке защитить эту независимость и независимость других стран в регионе — создадут структуру альянса, который включит страны, такие как Азербайджан, которые подвергались критике.

Как бы то ни было, если со стороны Азербайджана не поступят энергоносители, они поступят со стороны России, и тогда украинские события превратятся в трагический фарс. Госдепартамент должен бороться с суровыми силами, выпущенными на волю собственной политикой. Это предполагает, что непредубежденное мышление, ограниченное доброкачественными предположениями, чья иллюзорность доказана, должно уступить дорогу реальным политическим расчетам.

Баланс силовой стратегии позволяет Соединенным Штатам использовать природные склонности союзников для укрепления своих позиций и предпринимать различные шаги, среди которых на последнем месте военная интервенция, отнюдь не на первом. Это означает, что Соединенные Штаты, как 25% мировой экономики и глобальный морской гегемон, не могут уклониться от участия. Сам их размер и существование есть вовлечение.

Не могут Соединенные Штаты и ограничиться жестами, такими как санкции, направленные на двадцать человек. Это не рассматривается как признак решимости, — только слабости. Это значит, что если Соединенные Штаты вовлекутся в вопросы, подобные украинскому, и вынуждены будут принимать стратегические решения, существует альтернатива интервенции, такая как альянсы. В этом случае, естественная структура альянса представлена, — наследница НАТО, но созданная для этого кризиса, как альянс, который я предрек ранее.

С моей точки зрения, российская сила ограничена и была в расцвете, пока США отвлеклись на свои войны на Ближнем Востоке, и пока Европа боролась со своим экономическим кризисом. Это не значит, что Россия не опасна. Она обладает краткосрочными преимуществами, и ее нестабильность означает, что она пойдет на риск. Слабые и нестабильные государства с временными преимуществами опасны.

Соединенным Штатам важно действовать срочно, потому что срочные меры обходятся дешевле, чем меры, предпринятые в поздней спешке. Это вопрос ПВО, боевых вертолетов, коммуникационных систем и учений, среди прочего. Этих вещей в Соединенных Штатах — в изобилии. Здесь не стоит вопрос о разворачивании контингента, которого мало. Поляки, румыны, азербайджанцы и, конечно, турки могут защитить себя сами. Им нужно оружие и подготовка, и это заставит Россию поостудить свой пыл, когда она выдохнется от последней попытки сыграть роль великой державы.
http://imperialcommiss.livejournal.com/1409886.html

В рамках противостояния американскому глобализму и гегемонизму у России сегодня есть множество союзников в мире. Этими союзниками являются все те, кому не нравится однополярный американоцентричный мир, и кто стремится к построению международных отношений на основе многополярности. В деле борьбы за многополярный мир на стороне России находятся Китай, Индия, Бразилия, Иран, Венесуэла и так далее.

Однако нужно идти дальше и стремиться приобрести себе союзников внутри самих Соединенных Штатов, которые бы изнутри США помогали перейти от однополярности к многополярности.

Следует отметить, что можно выделить два возможных направления поиска врагов американского глобализма внутри США.

Первое направление – это ставка на сепаратистов и разнообразные антигосударственные силы. В данном случае мы ориентируемся на чисто подрывную деструктивную работу внутри Америки с целью её разрушения и развала, с последующим воцарением хаоса, войны всех против всех, межрасовых и межнациональных конфликтов.

Второе направление, которому и посвящена данная статья, – это американские патриоты-изоляционисты, к которым относятся многие консерваторы-республиканцы, прежде всего, так называемые палеоконсерваторы, которых не надо путь с неоконсерваторами-империалистами. Изоляционисты выступали и выступают с идеей создания «Крепости Америка» на основе принципов изоляционизма и автаркии, по сути они выступают как сторонники самобытной северо-американской цивилизации, отказавшейся от однополярного глобализма и выступающей в роли одного из центров многополярного мира.

Изоляционистский палеоконсерватизм распространён среди правого крыла Республиканской партии и связанного с ней «Движения чаепития». Среди современных изоляционистов-республиканцев можно назвать Рона Пола и его сына Рэнда Пола, Патрика Бьюкенена, Джесси Хэлмса, Курта Велдона, Пола Вайрихи и так далее.

Вместе с тем, американский изоляционизм имеет давнюю историю. Крупным представителем «старого изоляционизма» был сын президента Уильяма Тафта Роберт Альфонсо Тафт. Ему посвящена статья Михаила Шевлякова «Люди оболганных принципов» на ресурсе Terra America. В предисловии к статье говорится о заметном усилении изоляционистских настроений в современной Америке, особенно после ситуации в Сирии:

«Американские СМИ бьют тревогу: в современной Америке усиливаются изоляционистские настроения. Подавляющее большинство американцев выступают против нанесения военного удара по Сирии, они вообще – против втягивания их страны в новые конфликты за рубежом, в тех случаях, когда безопасности их страны ничто не угрожает. Доктрина «гуманитарного интервенционизма» не находит никакой поддержки у простых американцев…».

Далее в статье проводятся параллели между новым расцветом изоляционизма в Республиканской партии, во главе которого сегодня стоят Рон Пол и его сын Рэнд Пол, и старой изоляционистской платформой Тафта:

«Многие обозреватели говорят, что политическая линия Рэнда Пола и его единомышленников представляет собой возрождение «старого изоляционизма», символом которого был знаменитый сенатор от штата Огайо Роберт Альфонсо Тафт (1889-1953 годы), сын президента Уильяма Тафта.

Роберт Тафт активно выступал против вовлечения США во вторую мировую войну, а впоследствии критически относился к созданию блока НАТО и вооруженной поддержке антикоммунистических режимов в Европе и Азии».

Роберт Тафт был патриотом, сторонником сильных США, но при этом резко выступал против превращения Америки в авангард глобализма транснациональных корпораций.

«В области внешней политики патриотическая позиция Тафта нашла свое абсолютное выражение в идее создания «Крепости Америка», то есть, такой системы обеспечения безопасности, которая делала бы невозможными любые действия против США».

На наш взгляд, в идее «крепости Америки» проглядывают очертания американского цивилизационного континентализма. США традиционно принято относить к державам морям, и именно Америка сегодня выступает как эталон атлантистской талассократии. Однако в деятельности консервативных республиканцев, подобных Роберту Тафту, проглядывают черты какой-то другой Америки-континента. В изоляционизме виден некий набросок американской почвенной теллурократии.

Здесь можно провести параллели с выдвинутой Александром Дугиным концепцией «другой Европы», альтернативной Европе либерально-атлантистской. Думается, что потенциально можно вести речь и о «другой Америке» – американской континентальной самобытной цивилизации, представляющей собой альтернативу современным либеральным, глобалистским, атлантистским Штатам. Надежды на реализацию этой альтернативы сегодня связаны как раз с изоляционистским палеоконсерватизмом.

Вернёмся к статье Шевлякова. Роберт Тафт « …был твердо убежден, что “основное назначение внешней политики Соединенных Штатов есть обеспечение свободы нашего народа”, а вовсе не построение бескрайней империи по британскому образцу. Приводя в пример Пуэрто-Рико, он спрашивал – если США не могут “успешно управлять маленьким островом с двумя миллионами населения, то как мы собираемся управлять несколькими миллиардами людей в остальном мире?”».

В американском изоляционизме привлекает критический настрой по отношению к финансово-олигархической банкократии, фактически захватившей власть в США через учреждение ФРС в 1913 году и превратившей США в орудие отстаивания интересов транснациональных корпораций и банков с пропиской в Уолл-стрит и Лондонском Сити. Сегодня очень резко и ярко против диктатуры ФРС выступает Рон Пол, требующий национализировать Центробанк. Но и ранее старые изоляционисты также придерживались того мнения, что внешняя политика должна защищать национальные интересы американского народа, а не обслуживать стремление международных банкиров к безграничному увеличению своих прибылей.

«“Ничто не может уничтожить эту страну”, говорил он, “за исключением перерасхода наших ресурсов”. Он считал, что защита внешней торговли США или инвестиций в зарубежные страны не оправдывает агрессивную внешнюю политику, и полагал, что вступать в войну со страной лишь потому, что “однажды эта страна может стать успешным конкурентом во внешней торговле – это полностью чуждая американскому народу точка зрения”».

Шевляков подчеркивает антиплутократическую, антиолигархическую направленность американских изоляционистов эпохи Рузвельта:

«Они были патриотами своей страны и именно поэтому не желали видеть ее прислужницей денежных мешков и чужих империй».

В конце статьи перечисляются 4 основных принципа американского изоляционизма: 1) США должны быть построить «крепость Америку», мощную и неприступную систему обороны от внешнего врага, чтобы гарантировать свою безопасность; 2) в этом случае никакая страна не станет нападать прекрасно защищенные США; 3) помощь иностранным государствам не должна вестись в ущерб обороноспособности США; 4) в случае войны американская демократия оказывается под угрозой цензуры и государственного диктата.

В заключение нашего небольшого обзора подведем итоги. Из двух возможных способов влияния на внутреннюю политику США – поддержка деструктивных сепаратистских сил и поддержка американских изоляционистов-патриотов – более правильной представляется именно вторая стратегия.

Причина состоит в том, что американские палеоконсерваторы-изоляционисты являются носителямя кода «Другой Америки» – самобытной континентально-американской цивилизации, выступающей в качестве одного из полюсов силы в полицивилизационном и многополярном мире. Нужно развить заложенные в изоляционистах тенденции американского континентализма. В дальней перспективе можно даже вести речь о диалоге евразийского континентализма и американского континентализма.

В любом случае, сегодня американским патриотам следует помочь разгромить глобальный Уолл-стрит и Сити – воплощения транснациональной корпоратократии и банкократии. Это находится как в интересах русского, так и американского народов.

Наконец укажем на один идеологический внутрироссийский аспект. Нам в России требуется найти некую идеологическую замену либерализму для активных предпринимательских слоев. Поскольку правые республиканцы-изоляционисты всегда ориентировались на предпринимателей (но не на глобальный транснациональный капитал), в них мы также можем найти один из ориентиров для создания своей предпринимательской, но при этом абсолютно патриотической идеологии.
http://imperialcommiss.livejournal.com/1408432.html