Михаил Казанцев
Наполеон стремился разбить русские армии с самого начала кампании. Но Барклай и Багратион, даже объединив свои силы, избегали решительного сражения, продолжая отступление в глубь страны. И поэтому после Смоленска французский император, скорее всего, вопреки первоначальным планам предпринимает поход на Москву. Его расчет на то, что у ее стен русские дадут генеральное сражение, вполне оправдался. И все же, по свидетельствам очевидцев, накануне этой битвы Наполеон весьма опасался возможного отхода противника и по этой причине действовал очень осторожно.
Следует также заметить, что как ни стремился французский император разгромить русскую армию, именно в захвате Москвы он видел успешное завершение кампании.
Кутузов принял командование в очень неблагоприятной стратегической ситуации, в которой до подхода резервов и других войск лучшее решение, по-видимому, заключалось в сохранении армии. При этом в битве за древнюю столицу соотношение сил, по сведениям русского штаба, было слишком невыгодным[1]. Но отказ от ее защиты противоречил требованию царя и вряд ли нашел бы понимание в армии и народе.
После прибытия нового главнокомандующего отступление продолжалось еще в течение пяти дней, но это, вероятнее всего, было вызвано в большей степени не столько поиском лучшей позиции, сколько стремлением присоединить к армии все возможные подкрепления.
22 августа русская армия расположилась при Бородино. При этом основные силы французов оставались в Гжатске, а их авангард также не проявлял значительной активности второй день.
Хотя Кутузов осмотрел и одобрил позицию, у многих не было уверенности в том, что сражение будет дано именно здесь. Поэтому, пожалуй, неудивительно, что Багратиона в тот день не слишком беспокоили опасности, угрожавшие его армии. Не менее уязвленный назначением Кутузова Барклай, по его воспоминаниям, расположение своих войск осмотрел и приказал «для прикрытия правого фланга...построить несколько укреплений и засек»[2].
На самом деле этому крылу было уделено еще большее внимание. 22-го там началось строительство целой системы многочисленных укреплений. И тогда же по 2-й армии был отдан приказ, согласно которому весь ее шанцевый инструмент передавался в главную квартиру, а фактически — в 1-ю армию[3]. Очевидно, что ни Багратион, ни Барклай самостоятельно такой приказ отдать не могли.
В диспозиции на 24 августа есть специальное указание о том, что егеря 1-й армии «поступают частью для занятия лесов, на правом фланге, находящихся»[4]. Подобных указаний, например, о защите Утицкого леса там нет.
А Платов, согласно его рапорту[5], накануне сражения «отправил вправо верст за пятнадцать» отряд казаков Балабина 2-го, хотя севернее основной позиции уже вел наблюдение за противником отряд Власова 3-го.
Но какие имелись основания для такого беспокойства за правый фланг?
Разумеется, при слишком ненадежной обороне неприятель смог бы перейти Колочу в ее нижнем течении со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Путь в Можайск по левому берегу Москвы-реки был для противника, возможно, более удобным, чем, например, Старая Смоленская дорога, но, с другой стороны, французы практически не могли воспользоваться им для осуществления обходного маневра скрытно и внезапно. Помимо этого, для выхода в тыл русской армии им потребовалось бы форсировать Москву-реку два раза, причем даже возле Можайска.
Наконец, правое крыло было все-таки значительно лучше защищено условиями местности, чем левое.
Так как утром 23-го приказа об отступлении не последовало, то, по одной из версий, Багратион, уже встревоженный таким развитием событий, сообщил свое мнение о позиции 2-й армии главнокомандующему, после чего состоялась новая рекогносцировка.
В ходе осмотра позиции Кутузов, как утверждает Барклай, отклонил его предложение построить на Курганной высоте сильный редут, но отдал распоряжение о строительстве Семеновских укреплений[6].
В итоге эти укрепления, на которые и опирался левый фланг в день генерального сражения, начали возводить с опозданием на сутки или даже несколько более.
И это является ошибкой, прежде всего, генерал-квартирмейстера, которым 20 августа был назначен М. С. Вистицкий 2-й. Но, по мнению многих историков, его обязанности фактически исполнял К. Ф. Толь. И именно он сыграл главную роль в выборе позиции и размещении на ней войск.
Следует также заметить, что если бы французские войска остановились в Гжатске не на два дня, а всего на один, то они могли достигнуть русского левого фланга, когда инженерные работы на нем еще и не начинались.
Поскольку времени для сооружения серьезных укреплений возле Семеновского оставалось мало, необходимо было его выиграть. В этом и заключался истинный смысл упорной обороны Шевардинской позиции.
Толь же, скорее всего, желая оградить от критики Кутузова и себя, указывал, что Шевардинский редут был построен «для того, чтобы лучше открыть истинное направление неприятельских сил, а если возможно, то и главное намерение Наполеона»[7].
Но этот редут начали строить именно перед Семеновскими флешами и практически одновременно с ними.
А 24-го можно было «открыть» только то, что шедшие в авангарде главной колонны войска Мюрата и Даву совместно с корпусом Понятовского (который и должен был оказать им поддержку) стремились овладеть Шевардинской позицией. Но это стало вполне понятным уже через 3-4 часа боя, а он продолжался до наступления ночи, и в нем приняла участие, по меньшей мере, половина войск 2-й армии.
Этот бой, разумеется, не предопределял полностью дальнейшие действия неприятеля. На следующий день русскому командованию снова было необходимо внимательно следить за перемещениями войск Наполеона и пытаться разгадать его истинные замыслы. И в том же «Описании битвы...» Толя, Кутузов приходит к заключению, что «Наполеон имел намерение напасть главными силами своими на левое крыло Российской армии» только «под вечер» 25-го, когда «на правом крыле неприятельском, замечены были большие движения»[8].
Атака на батарею Раевского. Художники Ф. Рубо и К. Беккер. 1913 г. Холст, масло
Но где же находился левый фланг утром 24 августа?
Из письма Кутузова царю днем позже можно понять, что главнокомандующий решил «загнуть» его «к прежде сего укрепленным возвышениям» (т.е. к флешам) только после атаки «главнейших сил» противника[9]. Так же думал и Барклай, полагая, что у Семеновского готовится своего рода запасная позиция для войск 2-й армии.
Но на самом деле отряд Горчакова являлся по сути дела арьергардом. И даже в диспозиции на 24 августа имеется определенный намек на то, что «находящаяся на левом фланге» 27-я дивизия, вероятнее всего, не примыкала к 7-му корпусу, хотя и входила в «кор-де-баталь»[10]. Но впоследствии она должна была расположиться на восточной стороне Семеновского оврага, как показано на «Плане позиции...»[11].
На рекогносцировке 23 августа Багратион также обратил внимание Кутузова на опасность обхода левого крыла по Старой Смоленской дороге. Главнокомандующий же согласился с мнением Беннигсена, предложившего использовать для защиты этой дороги нестроевые войска (т.е. ополченцев). Однако совершенно очевидно, что эти войска смогли бы преградить путь только совсем незначительному отряду противника.
Внесенные на рекогносцировке коррективы никак не коснулись центра и правого крыла. И в дальнейшем Кутузов отклонил все предложения разместить всю армию (или, по крайней мере, «кор-де-баталь») южнее дер. Горки, что можно объяснить и повышенным вниманием к северному флангу, и, видимо, в большей степени стремлением при любом развитии событий удержать в своих руках главный путь отступления — Новую Смоленскую дорогу.
Конечно, 23 августа о намерениях французского императора можно было только догадываться. Но в своем письме царю, написанному в тот же день, Кутузов сообщает о своем твердом намерении оставить избранную позицию, если неприятель попытается ее обойти[12].
Вероятно, сначала Наполеон принял Шевардинский редут за передовое укрепление и приказал без промедления овладеть им, чтобы быстрее выйти к основной русской позиции. С другой стороны, этот редут просто мешал продвижению французских войск к Бородину, угрожая главной коммуникации с фланга, а также закрывал путь к самому выгодному направлению фронтальной атаки.
Однако некоторые французские маршалы полагали, что 24-го их войска атаковали уже основную позицию неприятеля, и, следовательно, русские либо попытаются вернуть утраченный редут, либо отступят еще дальше на восток. Это мнение, разумеется, не могло не беспокоить Наполеона[13].
Ведь если бы оправдалось первое предположение, то на следующий день пришлось бы обороняться, а не атаковать.
Довольно сложно было разработать хороший план генерального сражения 25 августа еще и по причине затянувшегося до наступления ночи Шевардинского боя. Кроме того, надо было подтянуть «артиллерийские резервы и все другие немного отставшие части», т.е. два армейских корпуса и значительную часть кавалерии, которой не было на перекличке в Гжатске.
Наконец, дальнейшие атаки левого крыла русских были слишком предсказуемыми, и, вполне возможно, Наполеон хотел все тщательно обдумать.
25 августа Кутузов провел еще одну рекогносцировку[14]. Возле Курганной высоты Беннигсен предложил построить там сомкнутое укрепление бастионного типа с 36 орудиями. Но Кутузов предпочел мнение Толя, и несколько позднее там начали возводить люнет на 18 орудий. Таким образом, промедление с его сооружением составило более трех суток. Хотя некоторый объем работ и был сделан ранее, Раевский считал, что днем на этой высоте была лишь простая открытая батарея. При этом «кор-де-баталь» перед началом сражения стала проходить непосредственно через Курганную высоту.
Согласно рапорту Барклая, 3-й корпус Тучкова был переведен «24 числа в вечеру» на левый фланг по распоряжению Кутузова. Позднее он вспоминал, что узнал об этом случайно, а корпусу приказал следовать за собой Толь[15].
Но многие историки полагают, что все это произошло на сутки позднее.
Коновницын в своем рапорте, к сожалению, определенно указывает только время, когда на левый фланг «были отряжены» егеря его дивизии. И остается непонятным, где в этот момент находились ее остальные полки[16].
В своих воспоминаниях[17] Беннигсен пишет о том, что 25-го он отправился на крайний левый фланг, чтобы разместить там корпус Тучкова. А в рапорте Кутузову он сообщает, что и Вистицкий принимал в этом участие. В конечном итоге корпус Тучкова был размещен непосредственно в дер. Утица и возле нее, т.е. почти в точном соответствии с «Планом позиции...».
Но все же какова была цель данной передислокации?
Ее необходимость Толь, как известно, объяснял угрозой наступления противника по Старой Смоленской дороге. И, согласно его «Описанию битвы...», когда вечером 25 августа на правом фланге французской армии были замечены «большие движения», Кутузов «немедленно» направил 3-й корпус «для прикрытия» Старой дороги, подкрепив его ополченцами Моркова[18].
Однако на «Плане позиции...» войска Тучкова «расположены скрытно». Кроме того, их изображение на этих кроках больше соответствует именно скрытному размещению, а не оборонительному.
Поэтому, согласно другой версии, Тучков должен был «действовать во фланг» неприятелю, атакующему флеши Багратиона, из скрытой позиции в районе дер. Утица.
По мнению А. А. Щербинина, Кутузов отводил вступлению в бой дивизий 3-го корпуса и ополчения фактически ключевую решающую роль в сражении, а Беннигсен привел его план «в ничтожество»[19]. Но в настоящее время многие историки считают оба этих утверждения либо заблуждением, либо вымыслом.
Помимо Щербинина о данном плане были очень неплохо осведомлены Е. Вюртембергский, Э. Ф. Сен-При, а также Вистицкий, воспоминания которого, пожалуй, наиболее красноречивы: «Багратион посылал несколько раз к генерал-лейтенанту Тучкову 1-му, чтобы он из дер. Утицы ударил в тыл и во фланг неприятеля...»[20].
Исследователи давно обнаружили, что место для «засады» было выбрано довольно неудачно. Окрестности дер. Утица плохо обеспечивали визуальную скрытность большого отряда. Через указанную деревню проходила Старая Смоленская дорога, которая, бесспорно, имела большое тактическое значение, и противник мог попытаться использовать ее в своих планах. Кроме того, 3-й корпус и, соответственно, линия егерей впереди него располагались слишком близко к позициям французской армии, что, естественно, могло вызвать беспокойство ее командования.
Правда, на «Плане позиции...» расположение «засадного» отряда могло быть изображено приблизительно. Но даже если предполагалось поставить 3-й корпус южнее или восточнее, Тучкову и в этих вариантах могли потребоваться все его войска для защиты Старой дороги, если бы по ней наступал достаточно крупный неприятельский отряд.
Тем не менее, многие считали, что Тучков мог легко выполнить свою задачу, упрекая его в пассивности, нерешительности, переоценке сил атаковавшего его неприятеля и даже в том, что он «не умел держаться». Но эти упреки нельзя признать объективными.
Важным следствием перемещения 3-го корпуса на Старую Смоленскую дорогу стало то, что ее оборона стала, безусловно, намного надежнее. Но существенные изъяны все же имели место. У корпуса Тучкова было мало артиллерии, и для нее не построили никаких укреплений.
Как указано в «Донесении...»[21], на пространстве «от 3-го корпуса до левого крыла 2-й армии» «для лучшей связи» были поставлены 4 полка егерей.
Утицкий лес не был труднопроходимым совершенно и полностью, что позволило французам использовать там 26 августа достаточно крупные силы. И в борьбе с этими неприятельскими войсками, несомненно, очень большую роль сыграли прибывшие с правого фланга части корпуса Багговута. Таким образом, расположенным «для лучшей связи» между 3-м корпусом и 2-й армией егерям Шаховского могли срочно потребоваться значительные подкрепления. Причем, как выяснилось позже, они были также необходимы Багратиону, а затем и Тучкову.
Важно отметить, что регулярные войска, направленные на Старую Смоленскую дорогу, были взяты не с правого фланга, а из главного резерва, численность которого после этого значительно сократилась.
После Шевардинского боя 2-я армия понесла значительные потери, но никаких подкреплений в нее не поступило, и поэтому Багратион был вынужден уменьшить свой резерв, выдвинув в первую линию дивизию Воронцова. Правда, ранее общее количество орудий в его армии было доведено до 186, а батарейных — до 90.
Но в том случае, если левое крыло Багратиона будет атаковано главными силами неприятеля, Кутузов, по свидетельству Ф. Н. Глинки, еще накануне планировал усилить его войсками Милорадовича.
25 августа готовился к решающей битве и Наполеон, проведя в тот день две или три продолжительные рекогносцировки.
Он отклонил предложение Даву обойти левое крыло противника силами 1-го и 5-го корпусов ночью. Действительно, крупному отряду пришлось бы преодолеть значительное расстояние в темноте через лес по незнакомой местности. В таких условиях он мог заблудиться, быть обнаружен неприятелем и т.д., что могло иметь самые разные последствия, включая и отказ Кутузова от сражения.
Определенный риск был и в возникавшем при таком плане существенном разделении главных сил Наполеона. Кроме того, посланному в обход отряду еще было необходимо выйти на открытое пространство, чтобы построиться в боевые порядки. В противном случае, вся эта масса войск осталась бы в лесу.
В целом план Даву обещал многое, но при этом не так мала была вероятность и неудачи, которая могла оказать большое влияние на исход битвы.
При совершении подобного маневра днем, естественно, терялся эффект внезапности. А в наступлении через лес можно было использовать практически одну пехоту в рассыпном строю. И в этих «лесных» баталиях могло «увязнуть» даже большое соединение. И все же существует мнение, что Наполеону следовало больше сил направить не на Семеновские укрепления, а южнее, поскольку там французам удалось добиться неплохих результатов, причем с использованием артиллерии и даже кавалерии.
В собственном плане французского полководца основная роль отводилась фронтальному наступлению на левый фланг противника от Курганной высоты до Утицкого леса.
А в обход по Старой Смоленской дороге был направлен только относительно небольшой по численности польский корпус, которому предстояло выступить не ночью, а на рассвете.
Следует заметить, что это решение могло быть никак не связано с войсками Тучкова.
Прежде всего, Наполеон мог думать просто об обеспечении фланга главным силам. В самом деле, Старая Смоленская дорога проходила не так далеко от маршрута движения дивизий Даву, и была для французов не таким уж крайним флангом. А если бы заслон противника на этой дороге оказался слабым, Понятовский смог бы совершить обход.
Всего против русского левого крыла Наполеон предполагал сосредоточить более 90% «Великой армии» (включая польский корпус). К началу сражения он расположил на правом берегу Колочи почти столько же орудий, сколько было у Кутузова в центре, на левом фланге и в главном резерве. Но большая часть остальной артиллерии впоследствии была использована для поддержки наступления войск Богарне на Курганную высоту. В то же время орудия Милорадовича отделяло слишком большое расстояние даже от передовых постов неприятеля.
Французский император принял целый ряд мер для того, чтобы создать у противника ложное представление о действительном расположении и дальнейших действиях своих войск[22]. 25 августа на левом берегу Колочи находилась значительная часть армии, включая всю гвардию, которая покинула свои бивуаки у дер. Валуево только с наступлением темноты.
Вполне логично, что Наполеон демонстрировал неприятелю силу своего левого крыла. В начале сражения русское командование могло видеть, что там находятся достаточно крупные силы, опиравшиеся на укрепления, возведенные западнее села Бородино. Но 4 дивизии Богарне с итальянской гвардией также должны были перейти Колочу у Алексинского брода уже в ходе битвы. Мосты для осуществления этого маневра инженеры вице-короля навели в последний момент - в ночь на 26 августа.
Той же ночью французы построили три большие артиллерийские позиции против левого крыла и центра русской армии. В итоге на рассвете 26 августа 102 французских орудия открыли огонь по Семеновским укреплениям. Причем вопреки распространенному мнению ядра сразу же долетали до цели. Принято считать, что у русских на этих укреплениях и возле них было установлено 52 орудия. В настоящее время эта цифра многим историкам кажется завышенной. Еще 18 орудий находилось несколько дальше — за Семеновским оврагом. Батарея Шульмана тоже, по всей видимости, не могла отвечать артиллерии генерала д'Антуара де Врэнкура равным огнем.
Наполеон также, чтобы не тревожить противника, преднамеренно оставил в его руках село Бородино. А Понятовский, вероятно, даже не выдвинулся ближе к Старой Смоленской дороге.
Конечно, очень трудно сделать определенный вывод о том, в какой мере эти военные «хитрости» повлияли на решения Кутузова. Однако то, что русский главнокомандующий не снял с правого фланга ни одного солдата и ни одного орудия Наполеону было, несомненно, выгодно.
Правильность расчетов полководцев обычно выясняется в ходе сражения. Судя по тексту «Описания битвы...», русская армия была, по крайней мере, совсем неплохо подготовлена к тому, что главные силы неприятеля устремятся на ее левое крыло. Лишь ценой огромных потерь и только к полудню французам удалось окончательно овладеть Семеновскими укреплениями. Причем до ранения Багратиона это крыло действовало настолько удачно, что даже имело «поверхность над неприятелем»[23].
Авторы очень интересного исследования «Девять на двенадцать...»[24] убедительно доказывают, что такое изложение событий является искажением фактов, начало которому было положено Карлом Толем сначала в «Донесении...», а затем в «Описании битвы...»[25]. Многочисленные документы свидетельствуют о том, что Багратион был в действительности ранен около 9 часов утра, а все три флеши полностью перешли в руки противника не позднее 10 часов. С помощью изменения хронологии событий и некоторых литературных приемов Толь стремился скрыть подлинный драматизм этого эпизода сражения.
Пожалуй, только первые атаки французских войск на позиции дивизии Воронцова не внушали больших опасений. Но уже около 7 часов утра Багратион, видя, что сил 2-й армии явно недостаточно, обратился к Кутузову и Барклаю с просьбой направить ему подкрепления. Согласно рапорту Лаврова, еще до этого «вся гвардейская пехотная дивизия по назначению полковника по квартирмейстерской части Толя... заняла позицию позади правого фланга 2-й Армии для подкрепления оной»[26]. Через некоторое время Багратион получил в свое непосредственное командование вторую и сводно-гренадерскую бригаду этой дивизии, а также 3 полка гвардейских кирасир с частью артиллерии из главного резерва. Несмотря на то, что время непосредственного вступления гвардейцев в бой было разным, за исключением кирасир Шевича, все они практически с самого начала сражения находились под жестоким огнем неприятельской артиллерии. Этот факт особо отмечает Лавров в своем рапорте.
Барклай неоднократно высказывал свое удивление и несогласие по поводу столь раннего использования в сражении гвардейского корпуса. Багратион, видимо, придерживался того же мнения и не торопился бросить в бой гвардейские полки. Сначала он привлек к борьбе за флеши свои частные резервы, а также войска с соседних участков позиции.
Уход части 7-го корпуса, дивизии Коновницына и кавалерии Сиверса к Семеновским укреплениям, безусловно, ослабил центр и крайний левый фланг русской армии. Но и до перемещения этих войск у Раевского и Тучкова далеко не все было благополучно.
Судя по рапорту и «Запискам...» Ермолова[27], защитники Курганной высоты несли большие потери от огня французских батарей и, скорее всего, испытывали недостаток в артиллерийских зарядах. Построенное там укрепление было слабым, а из-за его тесноты основная часть пехотного прикрытия находилась снаружи, где она истреблялась неприятельской картечью. Этой ситуацией и воспользовалась пехота Морана, овладев этим важным пунктом при первом штурме.
Войска 3-го корпуса значительно уступали полякам в артиллерии, а без 3-й дивизии - и в живой силе. Кроме того, Тучков почти сразу же был вынужден оставить слишком невыгодную позицию возле дер. Утица и отступить на 1,5 км к востоку.
Действия фланговых групп Наполеона на начальном этапе сражения оказались в целом весьма эффективными. Хотя французам и не удалось прочно овладеть батареей Шульмана и Утицким курганом, русским понадобились солидные резервы и огромные усилия, чтобы этого не допустить.
В борьбе за Семеновские флеши обращает на себя внимание следующий факт. Войска 2-го пехотного корпуса, которые должны были в случае серьезной угрозы левому флангу подкрепить армию Багратиона, не приняли непосредственного участия в этой борьбе. Это произошло потому, что 2-й корпус подошел к левому крылу, когда битва за флеши находилась в завершающей стадии, и судьба этих укреплений фактически уже была решена. В то же самое время очень опасная обстановка сложилась для русских в центре их позиции и в Утицком лесу. По этой причине Барклай расположил 4-ю дивизию южнее Курганной высоты, а Багговут повел 17-ю дивизию на крайний левый фланг армии. Позднее к нему присоединилась 2-я бригада 4-й дивизии.
Для того, чтобы достигнуть позиций 2-й армии, не говоря уже о Старой Смоленской дороге, Багговуту требовалось немало времени. Поэтому медлить с проведением этого маневра было рискованно. Судя по тексту «Донесения...», Кутузов отдал приказ о переводе 2-го и 4-го корпусов к левому крылу и центру около полудня, причем после ранения Багратиона. Но в действительности корпус Багговута покинул правый фланг значительно раньше. И в «Описании битвы...» главнокомандующий отдает приказ Багговуту уже вскоре после 7 (т.е. около 8) часов утра. Вероятнее всего, командир 2-го корпуса получил два приказа: первый от Барклая, а второй позднее, когда его войска были уже в пути, от Кутузова.
Исходная позиция 4-го пехотного и 1-го кавалерийского корпусов была, на наш взгляд, вполне оправданной, поскольку перед началом сражения вся группа Богарне, за исключением дивизии Морана, располагалась на левом берегу Колочи. Но пехота Остермана-Толстого покинула правый фланг тоже задолго до полудня и, по-видимому, уже с 10 утра находилась в центре позиции.
Существует два противоположных мнения об основной идее тактического плана Наполеона - использовании «косого» боевого порядка (ориентированного против наиболее уязвимой части слишком «растянутой» позиции неприятеля) и последующего фронтального наступления главных сил.
Одни полагают, что это решение было в принципе верным, так как к 9 часам французы уже почти добились победы, и развить успех им помешали лишь некоторые неудачные обстоятельства и ошибки их военачальников. А после этого Кутузов успел подтянуть почти все свои резервы, включая войска с правого фланга.
По мнению других, исход этой битвы был вполне закономерным, и главная причина ее «прискорбных» для французов результатов заключалась в том, что Наполеон решил атаковать хорошо укрепленную позицию противника с фронта, а не использовал обычно применяемый в таких случаях маневр.
Но, во-первых, никаких «бастионов» русские на Бородинском поле не сооружали. Их оборона опиралась только на обычные полевые укрепления, которые, по свидетельствам очевидцев, имели существенные недостатки.
Во-вторых, все главные опорные пункты на левом крыле и в центре в конечном итоге были захвачены французами. При этом и русские сражались за них с огромным напряжением сил и тоже понесли очень серьезные потери (вероятно, даже более значительные). Тем не менее, уже утратив все эти укрепления, войска Кутузова не были дезорганизованы и не отступали, а, напротив, сохраняли боевой порядок и продолжали обороняться на новой позиции.
План Наполеона был, по нашему мнению, не настолько ошибочным, и менее стойкий противник в тех же условиях мог потерпеть полное поражение.
Но при Бородино этот план не принес французскому полководцу ожидаемого результата, прежде всего, потому, что русские солдаты проявили в этом сражении беспримерный героизм и стойкость, а их военачальники руководили своими войсками умело и энергично.
Во многом по этой же причине оказались не столь значительными успехи «Великой армии» и на начальном этапе битвы, т.е. до 9 часов утра.
Источник: inoforum.ru.
Рейтинг публикации:
|
