12 поражений Наполеона Бонапарта. Эпилог Святой Елены

Списки Чандлера

В современной наполеонике классическими считаются перечни боевых столкновений, а также их участников, составленные, точнее, скрупулёзно систематизированные, британским историком Дэвидом Чандлером. Он подготовил их параллельно с обширной наполеоновской библиографией, избавленной от пустышек и откровенной пропаганды, при работе над своими книгами, впоследствии ставшими знаменитыми: «О наполеоновских войнах», «Военные кампании Наполеона», «Ватерлоо» и «Маршалы Наполеона».

На них сегодня и опираются все апологеты Наполеона Бонапарта, разбирая кампании и битвы генерала, первого консула и дважды императора французов, его многочисленные победы и поражения. Ещё до Чандлера считалось, что французский полководец дал 60 сражений, и только 12 из них не сумел выиграть.




Стоит в связи с этим напомнить, что многие полководцы, и прежде всего великий Суворов, которого зарубежные военные историки упорно не желают признавать таковым, вообще не знали поражений. Но также стоит признать, что слишком многое в ту эпоху было и против Наполеона, и против Франции и французов, искавших собственный путь к свободе. Тем весомее кажутся их победы, и тем интереснее – поражения.

Итак, 12 поражений Наполеона Бонапарта — это проваленная осада Сен-Жан д’Акра в 1799 году, Прейсиш-Эйлау в 1807-м, Асперн-Эсслинг в мае 1809 года, четыре сражения 1812 года – Бородинская битва, кровавые схватки при Малоярославце и Красном, а также крах и удивительное спасение на Березине, четырёхдневный Лейпциг 1813 года, справедливо названный «Битвой народов», Ла-Ротьер, Лаон и Арси-сюр-Об во французской кампании, и наконец, эпическое Ватерлоо 18 июня 1815 года.

К этим двенадцати неудачам на поле боя авторы цикла решили добавить две большие военные кампании – испанскую и русскую, в которых даже неоднократные блистательные победы императора не помогли изменить ровным счётом ничего. Многие с определёнными на то основаниями считают неудачной и Египетскую кампанию, хотя генералу Бонапарту она, помимо славы, принесла также и власть.


За шесть лет, которые после Ватерлоо и второго отречения узник Европы провёл на о. Святой Елены, он не успел рассказать или описать многие из своих побед, но не пропустил практически ни одного поражения. Той же Египетской кампании посвящена отдельная работа Наполеона с детальным разбором причин первой неудачи гения. Впрочем, он успел посетовать графу Лас-Казу на то, что никто даже не пытался по горячим следам рассказать о беспримерной кампании 1814 года.

Именно Лас-Каз, который провёл вместе с императором на далёком острове всего восемь месяцев, положил начало созданию наполеоновской легенды. Вряд ли можно принимать за таковое знаменитые бюллетени Наполеона, в которых он с упорством, достойным лучшего применения, обманывал скорее не публику, а самого себя.

Удивительные по лаконизму «Мысли и максимы», записанные графом, по объёму в разы уступают мемуарам и поздним работам его повелителя и суверена. Тем не менее, именно в них, кажется, и нашлось место тем оценкам и эмоциям, которые испытывал Наполеон в отношении собственных неудач. И всё же император в беседах с Лас-Казом не успел или, скорее всего, не пожелал высказаться о большинстве из тех, кто его побеждал.

Кстати, и среди неудач действительно достойное место нашлось только для Ватерлоо, которое, по мнению самого Наполеона, перевесило все его 40 побед. Но и здесь великий побеждённый не отказал себе в праве озвучить некий альтернативный вариант, выдав заодно исключительный комплимент маршалу Груши.

Переход Груши от Намюра до Парижа (после Ватерлоо) император не постеснялся назвать «одним из самых блистательных подвигов войны 1815 года». «Я уже думал, — писал он, — что Груши с его сорока тысячами солдат потерян для меня и я не смогу вновь присоединить их у к моей армии за Валансьеном и Бушеном, опираясь на северные крепости. Я мог организовать там систему обороны и отстаивать каждую пядь земли».


Наполеон упомянул и битву при Эйлау, которая, по его словам, «стоила дорого обеим сторонам и не имела решающего исхода». И никак иначе, и никакого разбора собственных полётов и хотя бы упоминания генерала Беннигсена. Лучше красиво вещать собеседнику про «одно из тех неопределённых сражений, когда отстаивают каждую пядь земли».

Нам не так важно, что Наполеон решил отметить, что «не стал бы выбирать такое место для сражения», важен сам факт того, что Лас-Казу в его предельно лапидарном труде всё-таки пришлось напомнить об Эйлау. Зацепило, а как же иначе, и тут, как при Бородине или на Березине, незачем никого убеждать в своей сомнительной победе.

В своих же собственных трудах Наполеон так или иначе вспомнит практически все постигшие его неудачи. Начнёт он с Сен-Жан д’Акр, описание осады которого займёт больше трети книги, посвящённой Египетском походу. А завершить всё подробным разбором кампании 1815 года Наполеон просто не успеет.

Право побеждённого

Не кажется ли вам, уважаемые читатели, что известная сентенция о том, будто историю пишут победители, отнюдь не является аксиомой? На примере наполеоновских войн это чувствуется особенно сильно. По праву побеждённого Наполеон сумел мастерски расставить акценты как в своей личной истории, так и в истории Франции и всего тогдашнего цивилизованного мира.

Своё первое поражение в Сирии 30-летний генерал Бонапарт, всерьёз примерявший на себя лавры и право власти Александра Македонского, изучит, можно сказать, вдоль и поперёк. Трудно найти лучший учебник для полководца, который готовит длительную осаду крепости. Однако сам Наполеон всегда впоследствии избегал осад, предпочитая решать дело в открытых сражениях.

Крепости же Наполеон предпочитал либо обходить, стараясь найти иные опорные пункты для коммуникаций, или же изолировать, причём так, чтобы сразу сделать бессмысленным продолжительное сопротивление. Однако сам же, ещё не примерив императорской короны, стал активно строить крепости во Франции и оккупированных странах. И сам же не раз опирался на них уже в своих последних кампаниях, когда отступать ему приходилось намного чаще, чем вести наступательную войну.

Не раз он рассматривал крепостные гарнизоны как последний резерв. Но совсем не случайно, что все войны, которые он вёл вплоть до русского похода, Наполеон начинал с большим преимуществом в силах, следуя своему же правилу, что при ином раскладе дело лучше вообще не начинать. Тем не менее, при осаде Сен-Жан д’Акр (Акры) ни о каком преимуществе в силах у французов не было речи, но на Востоке Бонапарта это не слишком смущало.


Особое внимание к Акре побудило Наполеона не только к тому, что он избегал затяжной борьбы за крепости, но и к очень пристальному разбору такой борьбы. Причём сразу в двух работах, которые и сегодня можно считать хрестоматийными: «Об оборонительной войне» и «О наступательной войне».

Подвело же его под Акрой, по большому счёту, всего лишь стечение обстоятельств, лишившее профессионального артиллериста достаточного количества тяжёлых пушек. И никакой инженерный талант Пикара де Филиппо, никакое упорство будущего сэра Сиднея Смита уже не помогли бы обороняющимся. Хотя вряд ли, даже взяв Сен-Жан д’Акр, генерал Бонапарт действительно мог стать императором Востока. И дело тут не в его талантах и амбициях, а в реальных возможностях революционной Франции.

Тем не менее, Наполеон в своих воспоминаниях и записках отнюдь не из академического интереса посвятил Сиднею Смиту едва ли не самые едкие и пространные комментарии. И это среди всех, кому удавалось лишить его лавров победителя.

Нельзя также не отметить, что Наполеон в свои трудах и даже рабочих заметках свёл к минимуму всё, что касалось испанской и русской кампаний. Точно так же не удостоились ничего, кроме отдельных критических, а порой и оскорбительных высказываний, попавших в воспоминания и мемуары соратников, такие полководцы, как Кутузов, а также все до одного испанские военачальники.


Вообще-то, великий полководец уж очень скуп на внимание не только к своим неудачам, но и к тем полководцам, которые его побеждали. Не удостоился сколько-нибудь пристального внимания и победитель Ватерлоо герцог Веллингтон, презрение к которому император подчёркивал весьма регулярно, хотя, извините за повтор, Наполеон, скорее всего, просто не успел до него добраться в своих воспоминаниях и трудах.

А к примеру, Шварценберг, в будущем генералиссимус, получивший жезл фельдмаршала фактически по протекции французского императора, в трудах Наполеона упоминается всего дважды – в контексте конкретных событий. Для Кутузова у того, кого армия престарелого князя, как было сказано, «мордой и в г…о», не нашлось даже слова. Зато адмирала Чичагова Наполеон очевидно вспомнил не без удовольствия, потому как «отбросил его за Березину».

Кстати, если оставить за скобками Британию, то и о своём главном геополитическом сопернике, императоре Александре I, корсиканский выскочка тоже не успел сколько-нибудь основательно высказаться. Впрочем, даже Блюхер, не раз буквально вводивший императора в бешенство, мог бы считать себя обделённым вниманием Наполеона, если бы он не завершил своё объёмное исследование о кампании 1813 года. По поводу Ватерлоо о Блюхере говорится тоже в основном просто по ходу повествования. Без оценок и характеристик, а также без эмоций.


Помимо Акры действительно скрупулёзного разбора удостоился лишь почти полный разгром при Асперне и Эслинге, который сам Наполеон упрямо не считал за неудачу. При этом император Франции никогда не скупился на комплименты австрийскому главнокомандующему эрцгерцогу Карлу. Завершим наш эпилог короткой цитатой, приведя всего два абзаца из нескольких страниц об этой битве. Их можно без каких-либо оговорок считать вершиной наполеоновского мифотворчества.