Айгунские волны: почему в Китае не забывают о "столетнем унижении"
Как и обещала, материалы в продолжение темы "закрытого музея". Привожу найденную статью Игоря Денисова полностью.
"К
радости местных националистов, Китай вернул историческое название
району Айгунь, где в 1858 году был подписан договор о передаче
левобережья Амура России. Переименование должно помочь китайцам
сохранять память о «горькой истории»
18 мая центральная газета
провинции Хэйлунцзян «Хэйлунцзян жибао» сообщила о возвращении
наименования Айгунь району и поселку, которые сейчас административно
относятся к городу Хэйхэ. Этот город на Амуре расположен напротив
российского города Благовещенска. Как было сказано в публикации, решение
принято с целью развития туристических возможностей и для того, чтобы
навечно сохранить память о «горькой истории».
Исправление имен
16
(28) мая 1858 года генерал-губернатор Восточной Сибири Николай
Муравьев-Амурский и полномочный представитель пекинского правительства И
Шань в местечке Айгунь на правом берегу Амура подписали договор о
переходе к России левобережья Амура. За Китаем оставался правый берег,
до реки Уссури. При этом вопрос о принадлежности Уссурийского края
временно был оставлен открытым – по договору, эти земли находились в
общем владении двух государств. В Китае большинство историков считают
Айгунский договор (наряду с Пекинским и Тяньцзиньским) неравноправным,
поскольку сильная Россия принудила слабую сторону, Китай, к
несправедливому для него пограничному разграничению.
Свое
историческое название Айгунь (по-китайски – Айхунь) утратил в годы
расцвета китайско-советской дружбы в 1950-е годы. Советские и китайские
братья, по крайней мере на географических картах, постарались забыть об
исторических обидах. Примерно в то же время по другую сторону границы
поселок Отпор, названный так в связи с конфликтом на Китайско-Восточной
железной дороге (КВЖД), был переименован в мирный Забайкальск.
В
Китае поступили хитрее. В соответствии с тогдашней позицией Пекина не
признавать неравноправные договоры, но открыто не возражать против них,
поселку Айхунь подобрали другие, но похожие по звучанию иероглифы –
«Айхуэй». Причем официально политические причины переименования не
озвучивались. Было лишь деликатно сказано, что прежние иероглифы
заменены как слишком редкие и трудные в написании.
Удивительно,
что новое «простое название», полученное в 1956 году, устояло в период
Великой пролетарской культурной революции. Тогда инциденты на
советско-китайской границе подавались пекинской пропагандой
исключительно как попытка экспансии со стороны «новых царей», поэтому о
«неравноправных договорах», навязанных империалистической Россией Китаю,
в том числе Айгунском, вспоминали очень часто. Вот только о возвращении
названия Айгунь никто не говорил.
Косвенно это подтверждает вывод
о том, что часто цитируемое заявление Мао Цзэдуна о еще не
предъявленном счете в полтора миллиона квадратных километров, скорее
всего, было не более чем эмоциональной эскападой или тактическим ходом в
попытке ускорить ход переговоров с СССР по границе. Пропаганда говорила
одно, а советско-китайские пограничные переговоры шли хоть и трудно, но
не касались возврата Китаю Дальнего Востока и Сибири. Китайское
руководство понимало всю иллюзорность этих требований. Сам же Мао Цзэдун
вскоре фактически опроверг себя, заявив: «Я ведь не говорил, что более
миллиона квадратных километров непременно нужно возвратить Китаю. Я
только сказал, что было такое дело. Это были неравноправные договоры,
принятие которых было навязано Китаю».
Нормализация отношений
между Москвой и Пекином, конечно, не обошлась без обращения к этой
чувствительной теме. Слова Дэн Сяопина 16 мая 1989 года о необходимости
«закрыть прошлое» в китайско-советских отношениях касались в том числе и
территориальных счетов. Повторив традиционную китайскую трактовку
неравноправных договоров, китайский лидер дал тогда понять Горбачеву,
что «все эти проблемы канули в небытие», «на прошлом поставлена точка».
Обратное
переименование района Айгунь можно было бы рассматривать с точки зрения
любимой некоторыми российскими экспертами гипотезы о законсервированных
претензиях, которые непременно будут предъявлены Китаем к России.
Однако начиная с Цзян Цзэминя каждый новый китайский руководитель
говорил о важности того, что вопрос о делимитации государственной
границы между Россией и Китаем окончательно закрыт. В искренности этой
позиции никаких сомнений нет.
К тому же любое признание
«неравноправности» новых российско-китайских договоренностей по границе –
это серьезный удар по легитимности самой китайской Компартии.
Получается, что китайские партийные руководители, пошедшие на заключение
заведомо невыгодного договора с Москвой, поступились национальными
интересами страны. Кстати, именно так трактуют историю отношений КНР с
постсоветской Россией радикальные китайские националисты. Об этом также
пишут на сайтах и в печатных изданиях запрещенной в Китае организации
«Фалуньгун».
Буря в комментах
С
определенностью можно сказать одно: если на китайско-российских
межгосударственных отношениях возвращение на карту Айгуня никак не
скажется, то это точно приведет (и уже привело) к повышению активности
ультранационалистов в китайском интернете. Даже малейший намек в ведущих
СМИ на то, что тема является политически правильной и даже желательной,
максимально усиливает позиции радикально настроенной части аудитории.
В
китайской блогосфере теперь наперебой обсуждают то, что сообщение о
переименовании прозвучало в эфире самой идеологически выдержанной
ежедневной новостной программы Центрального телевидения «Синьвэнь
ляньбо». Причем с экрана было сказано и об утрате обширных территорий, и
об унизительном характере Айгунского договора, а со ссылкой на мнение
неназванных экспертов подчеркивалось, что последнее решение
правительства провинции Хэйлунцзян позволит «помнить историю».
С
одной стороны, в Китае, похоже, понимают всю двусмысленность оживления
темы «неравноправных договоров» в год, когда Москва и Пекин обращаются к
«позитивной странице» своих отношений – совместной победе во Второй
мировой войне. Хотя решение о переименовании было принято в марте,
объявили о нем только спустя два месяца, то есть уже после завершения
торжеств в Москве и переговоров Си Цзиньпина и Владимира Путина. С
другой стороны, тема продолжает широко обсуждаться в китайском
интернете, совсем не анонимно и без вмешательства цензуры.
Так, в
своем аккаунте в социальной сети «Вэйбо» профессор Центрального
института социализма Ван Чжаньян одобрительно отозвался о том, что на
Центральном телевидении наконец было сказано об агрессии царской России в
Китае. Это, по его мнению, «ясный сигнал» начала «корректировки внешней
политики».
После появления новости о переименовании
активизировались все деятели националистического спектра, в том числе
те, кто прославился на противостоянии Японии. Активист Движения по
защите островов Дяоюйдао Инь Миньхун призвал Россию принести извинения
Китаю и восстановить китайские права на утраченные территории. Ранее в
другой своей статье он заявил о том, что в нынешнем году следует
отмечать не только 70-летие победы над Японией, но и 70-летие поражения
Китая в связи с советской агрессией (имеется в виду операция против
Квантунской армии в Маньчжурии).
Автор публикации на популярном
сайте политических комментариев «Гуншиван» («Консенсус»), положительно
отозвавшись о возвращении топонима Айгунь, раскритиковал фейерверк,
устроенный на двух берегах Амура – в Хэйхэ и Благовещенске – 9 мая в
День Победы в Великой Отечественной войне. По его мнению, фейерверк на
китайской территории «наносит ущерб национальному самоуважению». «Узкие
идеологические иллюзии, близорукий политический практицизм неизбежно
приводят к историческому нигилизму», – говорится в комментарии.
Работа над памятью
Обращение
к исторической памяти – важная часть национальной консолидации, и
естественно, в проекте «китайской мечты» историческая часть играет не
последнюю роль. Ключевые положения своей концепции Си Цзиньпин озвучил
во время посещения экспозиции «Путь к возрождению» в Национальном музее
на площади Тяньаньмэнь. Говоря об уроках истории, Си Цзиньпин тогда
подчеркнул, что «все члены партии должны крепко помнить, что за
отсталость бьют и что только развитие ведет к самоусилению».
Между
тем консолидация преимущественно на отрицательном опыте (столетнем
унижении – начиная с периода «опиумных войн» до образования КНР)
формирует то, что английский китаевед Уильям Каллахан назвал
«пессоптимизмом» современного китайского общества. Нарратив «обиженной
нации», особенно в его крайних формах, все более явно противоречит как
реальным успехам Китая, так и его прагматичной внешней политике.
Подчеркнутая
демонстрация прошлых обид и национальных страданий вряд ли
соответствует образу «мудрого», миролюбивого и несущего гармонию Китая,
который транслирует внешняя пропаганда КНР. К тому же это чревато
«кризисом ожиданий», когда население от правительства будет требовать
невозможного – решительных действий там, где ситуация требует более
тонкой дипломатии. С этой точки зрения весьма показательно подключение к
дискуссии об отношениях с Россией одного из лидеров Движения по защите
островов Дяоюйдао от Японии.
«Общественный характер» обсуждения
вопроса о переименовании предполагает, что никакого дипломатического
ответа со стороны России здесь не требуется. Сама дискуссия скорее носит
ситуативный характер и вскоре может сойти на нет. Во всяком случае, это
не тот фактор, который может грозить устойчивости российско-китайского
стратегического партнерства. Однако было бы неправильно полностью
игнорировать проблему «исторической памяти». Те, кто занимается
вопросами публичной дипломатии и продвижения образа России в Китае,
должны представлять всю сложность ситуации. Если история отношений двух
стран вызывает столь неоднозначную реакцию в китайском обществе,
актуально было бы дать адекватный ответ, причем желательно совместный –
усилиями китайских и российских экспертов. При всей важности
состоявшейся недавно в Москве российско-китайской конференции по истории
Второй мировой войны в сборнике трудов конференции не представлено ни
одного совместного доклада. Борьба с фальсификацией истории ограничилась
осуждением «внешних фальсификаторов» (прежде всего японских), а не
профессиональным разбором разных точек зрения внутри России и Китая,
может быть и конфликтующих.
В этом анализе меньше всего хотелось
бы обращаться к конспирологии. Вероятнее всего, главным мотивом
переименования был не сигнал из Пекина, а коммерческие интересы местных
властей. Развитие туризма, привлечение в Айгунь китайских граждан,
интересующихся подробностями заключения «унизительного договора»,
наверное, действительно может принести деньги в местный бюджет. Однако
хорошо ли для российско-китайских отношений, что такой товар все еще
находит спрос?
Игорь Денисов – старший научный сотрудник Центра
исследований Восточной Азии и ШОС Института международных исследований
МГИМО(У) МИД России"
Източник: http://carnegie.ru/commentary/...
Рейтинг публикации:
|
Статус: |
Группа: Посетители
публикаций 0
комментариев 656
Рейтинг поста:
Китайцы не хотят помнить, что их исконная территория была южнее Великой Китайской Стены. И северные земли они захватили только после развала Древней Руси(как мы говорим Киевской Руси).