Айгунские волны: почему в Китае не забывают о "столетнем унижении"

Как и обещала, материалы в продолжение темы "закрытого музея". Привожу найденную статью Игоря Денисова полностью.

"К радости местных националистов, Китай вернул историческое название району Айгунь, где в 1858 году был подписан договор о передаче левобережья Амура России. Переименование должно помочь китайцам сохранять память о «горькой истории»

18 мая центральная газета провинции Хэйлунцзян «Хэйлунцзян жибао» сообщила о возвращении наименования Айгунь району и поселку, которые сейчас административно относятся к городу Хэйхэ. Этот город на Амуре расположен напротив российского города Благовещенска. Как было сказано в публикации, решение принято с целью развития туристических возможностей и для того, чтобы навечно сохранить память о «горькой истории».

Исправление имен

16 (28) мая 1858 года генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев-Амурский и полномочный представитель пекинского правительства И Шань в местечке Айгунь на правом берегу Амура подписали договор о переходе к России левобережья Амура. За Китаем оставался правый берег, до реки Уссури. При этом вопрос о принадлежности Уссурийского края временно был оставлен открытым – по договору, эти земли находились в общем владении двух государств. В Китае большинство историков считают Айгунский договор (наряду с Пекинским и Тяньцзиньским) неравноправным, поскольку сильная Россия принудила слабую сторону, Китай, к несправедливому для него пограничному разграничению.

Свое историческое название Айгунь (по-китайски – Айхунь) утратил в годы расцвета китайско-советской дружбы в 1950-е годы. Советские и китайские братья, по крайней мере на географических картах, постарались забыть об исторических обидах. Примерно в то же время по другую сторону границы поселок Отпор, названный так в связи с конфликтом на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), был переименован в мирный Забайкальск.

В Китае поступили хитрее. В соответствии с тогдашней позицией Пекина не признавать неравноправные договоры, но открыто не возражать против них, поселку Айхунь подобрали другие, но похожие по звучанию иероглифы – «Айхуэй». Причем официально политические причины переименования не озвучивались. Было лишь деликатно сказано, что прежние иероглифы заменены как слишком редкие и трудные в написании.

Удивительно, что новое «простое название», полученное в 1956 году, устояло в период Великой пролетарской культурной революции. Тогда инциденты на советско-китайской границе подавались пекинской пропагандой исключительно как попытка экспансии со стороны «новых царей», поэтому о «неравноправных договорах», навязанных империалистической Россией Китаю, в том числе Айгунском, вспоминали очень часто. Вот только о возвращении названия Айгунь никто не говорил.

Косвенно это подтверждает вывод о том, что часто цитируемое заявление Мао Цзэдуна о еще не предъявленном счете в полтора миллиона квадратных километров, скорее всего, было не более чем эмоциональной эскападой или тактическим ходом в попытке ускорить ход переговоров с СССР по границе. Пропаганда говорила одно, а советско-китайские пограничные переговоры шли хоть и трудно, но не касались возврата Китаю Дальнего Востока и Сибири. Китайское руководство понимало всю иллюзорность этих требований. Сам же Мао Цзэдун вскоре фактически опроверг себя, заявив: «Я ведь не говорил, что более миллиона квадратных километров непременно нужно возвратить Китаю. Я только сказал, что было такое дело. Это были неравноправные договоры, принятие которых было навязано Китаю».

Нормализация отношений между Москвой и Пекином, конечно, не обошлась без обращения к этой чувствительной теме. Слова Дэн Сяопина 16 мая 1989 года о необходимости «закрыть прошлое» в китайско-советских отношениях касались в том числе и территориальных счетов. Повторив традиционную китайскую трактовку неравноправных договоров, китайский лидер дал тогда понять Горбачеву, что «все эти проблемы канули в небытие», «на прошлом поставлена точка».

Обратное переименование района Айгунь можно было бы рассматривать с точки зрения любимой некоторыми российскими экспертами гипотезы о законсервированных претензиях, которые непременно будут предъявлены Китаем к России. Однако начиная с Цзян Цзэминя каждый новый китайский руководитель говорил о важности того, что вопрос о делимитации государственной границы между Россией и Китаем окончательно закрыт. В искренности этой позиции никаких сомнений нет.

К тому же любое признание «неравноправности» новых российско-китайских договоренностей по границе – это серьезный удар по легитимности самой китайской Компартии. Получается, что китайские партийные руководители, пошедшие на заключение заведомо невыгодного договора с Москвой, поступились национальными интересами страны. Кстати, именно так трактуют историю отношений КНР с постсоветской Россией радикальные китайские националисты. Об этом также пишут на сайтах и в печатных изданиях запрещенной в Китае организации «Фалуньгун».

Буря в комментах

С определенностью можно сказать одно: если на китайско-российских межгосударственных отношениях возвращение на карту Айгуня никак не скажется, то это точно приведет (и уже привело) к повышению активности ультранационалистов в китайском интернете. Даже малейший намек в ведущих СМИ на то, что тема является политически правильной и даже желательной, максимально усиливает позиции радикально настроенной части аудитории.

В китайской блогосфере теперь наперебой обсуждают то, что сообщение о переименовании прозвучало в эфире самой идеологически выдержанной ежедневной новостной программы Центрального телевидения «Синьвэнь ляньбо». Причем с экрана было сказано и об утрате обширных территорий, и об унизительном характере Айгунского договора, а со ссылкой на мнение неназванных экспертов подчеркивалось, что последнее решение правительства провинции Хэйлунцзян позволит «помнить историю».

С одной стороны, в Китае, похоже, понимают всю двусмысленность оживления темы «неравноправных договоров» в год, когда Москва и Пекин обращаются к «позитивной странице» своих отношений – совместной победе во Второй мировой войне. Хотя решение о переименовании было принято в марте, объявили о нем только спустя два месяца, то есть уже после завершения торжеств в Москве и переговоров Си Цзиньпина и Владимира Путина. С другой стороны, тема продолжает широко обсуждаться в китайском интернете, совсем не анонимно и без вмешательства цензуры.

Так, в своем аккаунте в социальной сети «Вэйбо» профессор Центрального института социализма Ван Чжаньян одобрительно отозвался о том, что на Центральном телевидении наконец было сказано об агрессии царской России в Китае. Это, по его мнению, «ясный сигнал» начала «корректировки внешней политики».

После появления новости о переименовании активизировались все деятели националистического спектра, в том числе те, кто прославился на противостоянии Японии. Активист Движения по защите островов Дяоюйдао Инь Миньхун призвал Россию принести извинения Китаю и восстановить китайские права на утраченные территории. Ранее в другой своей статье он заявил о том, что в нынешнем году следует отмечать не только 70-летие победы над Японией, но и 70-летие поражения Китая в связи с советской агрессией (имеется в виду операция против Квантунской армии в Маньчжурии).

Автор публикации на популярном сайте политических комментариев «Гуншиван» («Консенсус»), положительно отозвавшись о возвращении топонима Айгунь, раскритиковал фейерверк, устроенный на двух берегах Амура – в Хэйхэ и Благовещенске – 9 мая в День Победы в Великой Отечественной войне. По его мнению, фейерверк на китайской территории «наносит ущерб национальному самоуважению». «Узкие идеологические иллюзии, близорукий политический практицизм неизбежно приводят к историческому нигилизму», – говорится в комментарии.

Работа над памятью

Обращение к исторической памяти – важная часть национальной консолидации, и естественно, в проекте «китайской мечты» историческая часть играет не последнюю роль. Ключевые положения своей концепции Си Цзиньпин озвучил во время посещения экспозиции «Путь к возрождению» в Национальном музее на площади Тяньаньмэнь. Говоря об уроках истории, Си Цзиньпин тогда подчеркнул, что «все члены партии должны крепко помнить, что за отсталость бьют и что только развитие ведет к самоусилению».

Между тем консолидация преимущественно на отрицательном опыте (столетнем унижении – начиная с периода «опиумных войн» до образования КНР) формирует то, что английский китаевед Уильям Каллахан назвал «пессоптимизмом» современного китайского общества. Нарратив «обиженной нации», особенно в его крайних формах, все более явно противоречит как реальным успехам Китая, так и его прагматичной внешней политике.

Подчеркнутая демонстрация прошлых обид и национальных страданий вряд ли соответствует образу «мудрого», миролюбивого и несущего гармонию Китая, который транслирует внешняя пропаганда КНР. К тому же это чревато «кризисом ожиданий», когда население от правительства будет требовать невозможного – решительных действий там, где ситуация требует более тонкой дипломатии. С этой точки зрения весьма показательно подключение к дискуссии об отношениях с Россией одного из лидеров Движения по защите островов Дяоюйдао от Японии.

«Общественный характер» обсуждения вопроса о переименовании предполагает, что никакого дипломатического ответа со стороны России здесь не требуется. Сама дискуссия скорее носит ситуативный характер и вскоре может сойти на нет. Во всяком случае, это не тот фактор, который может грозить устойчивости российско-китайского стратегического партнерства. Однако было бы неправильно полностью игнорировать проблему «исторической памяти». Те, кто занимается вопросами публичной дипломатии и продвижения образа России в Китае, должны представлять всю сложность ситуации. Если история отношений двух стран вызывает столь неоднозначную реакцию в китайском обществе, актуально было бы дать адекватный ответ, причем желательно совместный – усилиями китайских и российских экспертов. При всей важности состоявшейся недавно в Москве российско-китайской конференции по истории Второй мировой войны в сборнике трудов конференции не представлено ни одного совместного доклада. Борьба с фальсификацией истории ограничилась осуждением «внешних фальсификаторов» (прежде всего японских), а не профессиональным разбором разных точек зрения внутри России и Китая, может быть и конфликтующих.

В этом анализе меньше всего хотелось бы обращаться к конспирологии. Вероятнее всего, главным мотивом переименования был не сигнал из Пекина, а коммерческие интересы местных властей. Развитие туризма, привлечение в Айгунь китайских граждан, интересующихся подробностями заключения «унизительного договора», наверное, действительно может принести деньги в местный бюджет. Однако хорошо ли для российско-китайских отношений, что такой товар все еще находит спрос?

Игорь Денисов – старший научный сотрудник Центра исследований Восточной Азии и ШОС Института международных исследований МГИМО(У) МИД России"

Източник: http://carnegie.ru/commentary/...