Вот и заключительная часть сказок деда Семёна. Поскольку в одну статью не уместилось, разделил эту последнюю седьмую часть на две половины. Это первая.
Предыдущие части были опубликованы ранее: первая, вторая, третья, четвёртая, пятая и шестая.- - - - - - -
Приступаем к «мультикам», которые показывали мне в детстве. По характеру они разные. По прошествии стольких лет их можно разделить на направления. Попробую описать одно из первых. Мы плывём на деревянном корабле, я сижу на коленях у одного из гребцов, он немного похож на отца, и гребём вместе, но моя ладонь не может охватить ручку весла. На весле есть утолщения, это противовесы, одно возле уключины, а другое на самом конце весла, причём на конце весла сразу за противовесом выполнена ручка, которая расположена относительно оси весла почти вертикально. Получается, что одна рука, которая ближе к борту, обхватывает весло нормальным хватом, а вторая рука держит весло вертикальным хватом, я гребу двумя руками нормальным хватом, рядом с рукой того, у которого сижу на коленях. Ладони у него огромные, просто лапы, я потом свои ладони приставлял к отцовским, они были для масштаба, так ладони отца были раза в полтора меньше.
Сидим довольно высоко над водой, борта немного завалены в сторону воды, весло, можно сказать, короткое, поэтому в воду входит круто и во время гребка заглубляется довольно глубоко, примерно до метра. Лопасть выполнена интересно, очень похожа на большую деревянную лопату, но её рабочая поверхность - это выпуклая часть лопаты, и она немного срезана по кромке для того, чтобы из воды лопасть выходила вся одновременно. Гребок получается коротким, но достаточно мощным. Весло обратно возвращается по воздуху. Кроме ритмичного пения - что-то очень похожее на «Солдатушки, бравы ребятушки…» - мы гребём под собственное звуковое сопровождение. Когда весла идут по воздуху на замахе, все делают громкий вдох-восклицание «И-И-И», а в процессе гребка - выдох с восклицанием «Х-Х-А». От этого ритма, глубокого дыхания и звуков у меня возникало восторженное ощущение причастности к чему-то огромному, могучему, которое, сметая всё на своём пути, движется вперёд. Даже сейчас, когда пишу эти строки, у меня от воспоминаний мороз по коже идёт.
Противовесы, наверное, сделаны из свинца, потому что весло хорошо сбалансировано и в уключине ходит легко. Уключина полностью закрыта, позволяет грести как вперёд, так и назад. По каждому борту на вёслах человек по десять или по двенадцать, уже не помню точно, когда все одновременно делают гребок, то возникает полное ощущение, что корабль хочет выпрыгнуть из воды. Ход у корабля хороший, когда делает резкий поворот, то инерция чувствуется. По ходу, думаю, нашей гребной восьмёрке ни в чем не уступает. Есть рулевой на корме, он поёт, задаёт ритм или это за него делает кто-то из гребцов, или один из тех, кто находится в лодке. На носу находится кормчий, он даёт команды рулевому. Всего в корабле находится 35-40 человек. Груз сложен на дно и сверху закрыт толстыми щитами. Всё соединено без гвоздей на шкантах. По щитам можно спокойно ходить или на них сидеть. Под каждым гребцом есть ниша, в которую он в любой момент может соскользнуть. Если он в ней встанет, то голова будет над бортом, а если залезет на скамейку, то, примерно, по пояс будет над бортом.
За бортом идут природные пейзажи, но ими любоваться нет времени, грести мне тяжело, пот заливает глаза, но держусь до последнего. Периодически пристаём к берегу, кто-то разминается, кто-то бегает по кустам, потом садимся, теперь каждый на противоположное место. Если до этого гребли по левому борту, теперь гребём по правому борту. Возле каждого из гребцов стоят небольшие дымокурни из обожженной глины. Запах от них идёт душистый. Комары постоянно вьются, но на нас не садятся. На корабле есть мачта и парус, но парус у нас снят с мачты и служит навесом от дождя и Солнца. Возле каждого гребца на внешней стороне борта висят щиты каплевидной формы, их расцветку и изображение на них не запомнил, а с внутренней стороны борта в специальной нише по два-три копья, лук с колчанами стрел и короткий меч в ножнах. Копья не очень длинные, но тонкие, их удобно метать, а луки просто огромные, метра по два. Костяные, но выполненные не из цельных рогов, а составные, из склеенных между собой костяных пластин. У всех на руке, у кого на левой, у кого на правой - специальные накладки, защищающие руку от удара тетивы. Луки у бортов стоят разряженные, у них снята тетива, но практически у всех пассажиров в руках готовые к стрельбе луки и стрелы. Помню, когда у этих луков задевали тетиву, то они басовито гудели, от этого звука мне становилось страшно. Когда приставали к берегу, то все, кто сходил на берег, брали свой меч, лук и стрелы, без оружия на берег не сходили.
Если попробовать описать тех, кто плыл в корабле, то надо сказать, что все физически очень развиты, широкоплечие, тонкие талии, ростом, как сейчас принято говорить, выше среднего. Одеты в темные (серые) штаны и светлые льняные расшитые рубашки, я уже раньше знал, как выглядит льняное полотно. У меня такая же рубашка, но полотно более грубое, чем я видел дома. Орнаменты, вышитые на рубашке, не помню, но у всех они разные и у меня тоже не похож на другие. Лица у всех разные, есть славянские, азиатские, есть даже, как сейчас называют, лица «кавказской национальности». Возраст от 20 до 40 лет. Есть командир, наверное, самый возрастной, он постоянно находился возле кормчего, или кормчий возле него, не знаю, как правильно, на берег он за всё время, когда я был там, не сходил. Плыли по течению, река Сибирская, но не Обь или Томь. Более похожа на современный Чулым, река сильно петляла. Лес вокруг хвойный, стволы в два обхвата, много бурелома. В реке много рыбы, но никто на неё не отвлекается, всё протекает спокойно и деловито. Похоже, из-за меня смены устраивали чаще, но смены три я выдержал точно, когда стали выходить на последней смене, то меня уже не держали ноги. Человек, похожий на моего отца, с улыбкой вынес меня на руках, где на берегу я позорно заснул. Проснулся же под боком у деда, но, что интересно, у меня потом несколько дней после этого все мышцы болели, как после тяжёлой физической работы, а на руках обозначились мозоли.
Я уже писал, что на секцию академической гребли пошёл за поиском прошлых воспоминаний. Хотя в то время они воспринимались как какой-то далёкий сон, я всё равно невольно сравнивал: технику гребка, какая группа мышц в основном нагружена, устройство весла, посадку и т.д. На Сенной Курье в то время был плот, на котором мы осваивали технику. По вечерам перед сном иногда приходил с веслом на плот и выяснял, что обратной стороной весла грести можно, когда весло высоко от воды, то лопасть тонет в воде примерно на такую же глубину и т.д.
В итоге до меня дошло, что всё это был не сон и таким образом реально можно грести в стеснённых условиях на довольно больших лодках, например, на небольших реках. Кроме того, у меня сложилось впечатление, что такой стиль гребли является отличным упражнением для развития и тренировки на силовую выносливость группы мышц, ответственных за ударную технику. Это нанесение ударов сбоку, колющие удары и удары без замаха. Которыми пользуются при, так называемой, «тесной рубке» в строю или в стесненных условиях (в зданиях, в густом лесу и т.д.). В условиях тесной рубки могут победить только те, кто хорошо владеют такой техникой. Воин, прекрасно владеющий приемами вооружённого единоборства на открытом пространстве, в таких специфических условиях боя практически беззащитен. Именно умение солдат армии Александра Македонского сражаться в условиях тесной рубки было решающим фактором в его победах. Своим строем они навязывали противнику свои условия боя, в которых они на голову превосходили всех, именно это умение и делало их непобедимыми.
Армия Александра Македонского была непобедимой, пока держала тесный строй.
Дури у меня в то время было много, да и жизненный объём легких оказался на высоте, за шесть литров. Когда на плоту отрабатывали максимальный гребок, умудрился сломать весло. Как оказалось, в истории секции это был второй случай. Сломал по-настоящему, трещины или пропила не было. После этого случая меня посадили восьмым номером в восьмёрку. Но потом нужно было выбирать: или брать академический отпуск на год и ехать на сборы в Прибалтику для подготовки к Спартакиаде Народов 1975 г., или выходить на диплом, я выбрал диплом. От академической гребли уже к тому времени всё, что для меня нужно было, я получил. Ребята поехали, взяли бронзу и стали мастерами спорта и почти все приобрели аритмию. Я ещё год выходил из тренировочного цикла, что сохранило мне внешность, меня не разнесло, как многих, с кем занимался. В конечном счёте, сохранил свое здоровье, за исключением спины.
Другое направление из меня вышло совершенно неожиданно, это было после выхода из отпуска, конец августа 1977 или 1978 гг. Мы уже сидели в подвале 05 аудитории 8`го корпуса Томского политехнического института. В пристройке к корпусу, её называли «скворечником», Саруев Лев Алексеевич проводил эксперименты по прохождению ударных импульсов по длинным буровым ставам. Лев Алексеевич отличался от многих в своём окружении тем, что он практически всегда лично проводил всю свою экспериментальную часть, вел её тщательно и скрупулёзно. С нашей первой встречи, когда мы познакомились, всегда обращался ко мне уважительно, по имени и отчеству. Не скрою, для молодого инженера НИС это было весьма приятно. Иногда заходил в нашу комнату чай попить, отдохнуть, у него в «скворечнике», кроме приборов, практически ничего втиснуть не получалось.
Помню, я у него спросил, почему он не привлечёт инженеров типа меня, он руководитель темы, деньги на теме есть. Они ему экспериментальную часть быстро бы сделали. Тут он довольно странно на меня посмотрел и сказал так, что до сих пор помню: «Виктор Владимирович, для нас, прикладников, не важен положительный результат эксперимента, мы его и так знаем, для нас самое главное понять, почему он не получается в каждом конкретном случае». Потом он позвал к себе, чтобы показать, что могут сделать волновые процессы. Там я стал свидетелем эксперимента, который меня потом включил, до сих пор всё перед глазами стоит, как будто вчера произошло.
Суть эксперимента: 100-граммовый боёк закреплён на маятниковом копре, по дуге поднимают на расчётный уровень, спускают курок, боёк по дуге падает и ударяет по торцу става. Потом Лев Алексеевич смотрит записи осциллограмм и начинает ворчать, мы подходим к ставу, а он длиной более 50 метров, в только ему понятных местах трубными ключами или подкручиваем соединения муфт или, наоборот, ослабляем. Так продолжается раза три-четыре. Мой пессимизм возрастает, на что Лев Алексеевич меня каждый раз успокаивал: «Подождите, Виктор Владимирович, скоро получится».
Наконец, получилось, я находился снаружи «скворечника», когда бабахнуло. Да так бабахнуло, что у меня сработали вбитые армейские рефлексы, как у нас говорили, «в воздухе переобулся». Понял, что лежу на земле и всё сделал как надо, ногами по направлению к взрыву, халат на голове, уши зажаты ладонями, чтобы сохранить барабанные перепонки. Быстро поднимаюсь, отряхиваюсь и осматриваюсь. Вижу такую картину: вся живность, которая кормилась возле стоящих недалеко столовских бачков, с визгом, сломя голову разбегается в разные стороны, причём запомнил то, что коты несутся вовнутрь корпуса, а собаки от корпуса. У взлетающих голубей во время полёта пух и перья высыпаются в полёте, я потом узнал, что во время сильного стресса у голубей такое бывает. Над всем ставом рассеивается облако пыли, оно похоже на длинный полуцилиндр.
Из «скворечника» выходит довольный Лев Алексеевич, говоря: «Наконец-то, получилось, а я-то уже волноваться начал». Мы идём вдоль става, находим место разрыва буровой штанги, я с ним как в полусне, в голове стоит звон, меняем порванную штангу. Разрыв ровный, будто бритвой разрезали. Возвращаемся к нам в 05 комнату, снова пьём чай, чайник ещё не успел остыть, как включили, сразу зашумел. Проводим расчёты на логарифмической линейке, какие были силы, которые разорвали штангу, немного не дотянули до сотни тонн. Определяем, сколько энергии выделилось и сколько в ударную волну ушло, впечатляет. Узнаю разницу между условиями образования ударной воны от точечного взрыва и ударной волной от источника длиной в 50 метров. Внимательно слушаю лекцию о влиянии волновых процессов на механизмы и машины. Этот раздел теоретической механики после такой демонстрации я очень сильно начал уважать. После того, как с Львом Алексеевичем расстались, по дороге домой в моей голове пошёл мультик. Я бродил по городу до тех пор, пока не понял, что сеанс закончился.
Судя по тому, что там я был такого же возраста, что и когда грёб, то можно считать, что этот сюжет проявился после показательной лекции Льва Алексеевича.
Итак. Я пацан, нахожусь внутри большого карьера, где добывают камень, какой камень я не могу сейчас назвать. Рядом находятся мужики, все зрелого возраста, степенные, 40-45 лет, одеты так же, как и гребцы, серые штаны и светлые, длинные, подпоясанные рубахи. В отличие от гребцов, у всех на голове вязанные узкие повязки для удерживания волос, на которых вышиты орнаменты, у всех они разные. У них есть старший, он держит в руках некое устройство, выполненное из светлого металла, похожее на посох, высотой примерно ему до подмышки. На верхнем конце посоха имеется расширение в виде раструба, по форме напоминающее раковину или рог какой-то африканской антилопы. Всего человек 12-15, у остальных у ног стоят довольно массивные кувалды из темного металла, на одной из сторон которых выполнен массивный прилив, похожий на широкое тупое зубило, расположенное перпендикулярно ручке. Ручки по длине выше пояса, деревянные и хорошо отполированные. Эта группа находится возле довольно большого каменного блока прямоугольной формы. По этому блоку ходит человек с посохом и постукивает по блоку, прижимает к блоку свой посох и слушает звук, который выходит из раструба.
Все кругом замерли, и я тоже. Так продолжается не долго, потом этот человек берёт лежащую на каменном блоке палку с обгорелым концом и наносит ей две метки по концам блока. Потом поднимаются по приставленной деревянной лестнице четыре человека и натягивают между отметками тонкую верёвку и сверху на неё насыпают белый порошок, мне показалось, что это был мел. Когда нитку убрали, на поверхности камня осталась тонкая ровная белая линия, все кроме человека с посохом спускаются.
Потом человек с посохом стал ходить вдоль линии, постукивать и слушать, останавливался и смотрел на людей. К нему поднимался по деревянной лестнице один из них и ставил свою кувалду острием зубила на указанное место на линии и спускался с блока, так повторялось до тех пор, пока все кувалды не были расставлены в указанных местах, но у некоторых кувалд ручки были по разные стороны от линии.
Все поднимаются на каменный блок, берут в руки кувалды, приседают на корточки и начинают ритмично постукивать по указанным местам, при этом человек с посохом начинает петь и одновременно посохом задавать ритм ударов. Постепенно пауза между ударами возрастает, а его голос становится всё громче и громче, и, наконец, он восклицает «И-И», при этом все вскакивают и поднимают свои кувалды высоко над головой, под возглас «Х-Х-А» начинают опускать, а под звук «А» все с силой бьют ими в указанные места. Раздаётся громкое «Бабах», и блок раскалывается ровно по нанесённой разметке.
Так повторяется до тех пор, пока не раскалывают весь блок, времени было затрачено меньше часа, Солнце сместилось не очень сильно. Как и чем расколотый блок растаскивали, я не видел, ушёл обратно к деду. Когда вернулся на следующий раз, было продолжение, все отколотые блоки были разложены по поверхности песка. Поверхности блоков были неровными, наблюдались небольшие наросты или углубления. Дальше процесс их раскалывания пошёл немного по иному, человек с посохом теперь только наблюдал или подходил только к тем, кто у него просил совета. Работники самостоятельно размечали теперь уже с помощью шаблонов, сами предварительно стучали и сами кололи. Меня удивило, что кувалда не отскакивала при ударе, а буквально прилипала к поверхности. Голос мне объяснил, что кувалда полая внутри, а полость заполнена тяжёлым металлическим песком. По этой причине она и не отскакивает.
По моей просьбе показали, как откалывают большие блоки. Голос мне рассказал, что это делают в определённый день и час, только в это время можно заставить камень ровно раскалываться, в другое время он будет ломаться, как он захочет. Когда потом всё сопоставил, пришёл к выводу, что время согласуется с лунными приливами. Раскалывать нужно тогда, когда прилив максимальный, а это бывает примерно раз в месяц, а самый большой прилив один раз в год.
Как его откалывали, тоже было интересно смотреть. Сначала очистили всю стену от непрочных фрагментов, причём почему-то поднимались снизу вверх, сидя на беседках, процесс довольно опасный. За всеми процессами следил человек с посохом. По его команде он подходил к стене снизу, стучал посохом и слушал, потом его поднимали на беседке вдоль стены, он также стучал и слушал. Одновременно очистили от грунта на необходимое расстояние сверху, человек с посохом там тоже всё проверил. Потом начался процесс вырубания в нижней части стены по всей длине предполагаемого откола ниши, примерно на глубину 3-4 метра, высотой до 1,5 м., и длиной более 10 метров. Еще прорубили на такую же глубину вертикальные щели, на ширину предполагаемого откола. Каждая из них оказались шириной также до 1,5 метров, чтобы удобно было работать.
Работали в основном инструментами очень похожими на современные кирки, лопаты, ломы, использовали и кувалды. Отколотый камень и крупная щебёнка вывозилась на телегах, запряженными лошадьми. Как долго продолжался этот процесс судить не могу. Когда всё закончили, всё дно завалили толстым слоем песка и мелкой щебёнки, когда всю поверхность разровняли, то получилась подушка. Все торопились к назначенному человеком с посохом сроку.
Наступил кульминационный момент, в итоговом действии участвовали около 20 человек. Время было выбрано поздним вечером, при факелах, сценарий такой же, когда ломали большой блок на части. Отличие было в том, что наготове стояли по парам люди и держали в руках ящики с раскалёнными древесными углями. Они их раскачивали, чтобы постоянно держать раскалёнными. До того, как подошли к своим кувалдам, по команде на белую полосу насыпали красные угли, получилась полоса шириной 20-25 сантиметров. В сумерках эта полоса смотрелась очень красиво. В процессе песни человека с посохом и простукивания кувалдами, внутри карьера я начал слышать сначала слабый, а потом всё усиливающийся гул. После финального удара, раздаётся грохот, гораздо мощнее, чем получилось у Льва Алексеевича. В это время все бросились бежать от карьера вместе с кувалдами, но убегали от взлетевших вверх (метра на три-четыре) горящих углей, картина со стороны была феерической.
Ко всем кувалдам к концам ручек предварительно были привязаны длинные верёвки, поэтому получалось так, что одновременно кувалду тащили её хозяин, а за верёвку помогал его помощник. Свет факелов заметался и многие из них от удара воздушной волны потухли. Весь целик как-то просел вниз и начал валиться вовнутрь, поднялся столб пыли, слышался какой-то треск и гул. Наступила тишина, разожгли потухшие факелы, потушили места на земле, которые начали тлеть от разлетевшихся в разные стороны углей. Наверно до получаса ждали в полной тишине, пока внутри карьера осядет пыль. Потом часть людей с факелами спустились вниз. По лестнице человек с посохом поднялся на отколотый блок, походил по поверхности, постучал, послушал и что-то одобрительно крикнул. Все закричали, стали обнимать друг друга и радоваться.
В другой раз по моей просьбе показали, что делают с готовыми блоками дальше. Всё оказалось очень интересно. Выяснилось, что карьер, в котором добывали камень, расположен от реки на удалении 15-20 километров и достаточно высоко от уровня реки.
Доставляли эти блоки довольно оригинально, их не везли, а волочили друг по другу. Путь доставки представлял дорогу с каменными бордюрами, между которыми насыпана песчаная подушка, на которую укладывались блоки встык друг к другу. При этом следили, чтобы блоки были на одном уровне. Когда все блоки были уложены, то самый первый блок затаскивали сверху на второй. На верхний блок сверху устанавливали деревянную конструкцию с колёсами сверху и с постромками для лошадей по бокам. В этой конструкции клиньями раскрепляли верхний блок. Все блоки засыпали тонким слоем песка и смачивали водой, после чего лошади тащили верхний блок по всем другим уже выложенным блокам до конца.
Протащенный таким образом блок наезжал на каток, который по ширине больше ширины блока и катился по бордюрам. После того, когда блок соскальзывал вниз своим дальним краем, блок поднимали на ломах, вытаскивали каток, снимали деревянную конструкцию, переворачивали и ставили её на колеса. Вручную выравнивали этот блок и ждали подхода следующего. Конструкция теперь уже на колёсах, запряжённая теперь только одной лошадью по дороге, которая шла рядом, возвращалась в начало. Вторая лошадь шла по другой стороне или сама, или её вёл мальчишка примерно моего возраста. Так крутились до десяти пар лошадей.
Вдоль дороги были заранее завезены кучи песка. Через определённое расстояние есть избушки с навесами от дождя, где работники отдыхают и кушают. Работа идет посменно днём и ночью. Те блоки, у которых поверхности достаточно хорошо уже выровнялись, дальше продолжают катить уже по каткам. Голос мне рассказал, что процесс транспортировки идёт достаточно быстро, недели через две все блоки будут у реки. Дальше их везут на деревянных кораблях. Небольшие блоки укладывают на дно одним слоем, если позволяет грузоподъёмность, то по дороге догружают дополнительный груз.
Блоки больших размеров везут полностью погруженными в воду на кораблях, напоминающих катамараны. Сначала в воду на достаточную глубину затаскивают блоки, установленные в деревянные каркасы. На этих каркасах имеются прочные рёбра, выступающие над водой. Потом над каркасом устанавливают корабль и его заполняют водой, при этом он садится на вертикальные рёбра. С помощью клиньев корабль и каркас с блоком соединяют в единое целое. Воду вычерпывают, корабль всплывает, гребцы садятся на свои места, процесс пошёл. Голос рассказывал, что их довозят по рекам до зоны степей, там выгружают, а зимой по снегу везут дальше, теперь уже в санях. На мой вопрос куда, последовал ответ - «откуда ветер дует», что это такое я в то время не понял. В регионе Томска господствующее направления ветров - западное, получается, что камень везли на Запад. А, может, это некая подсказка, что, кто купит, тот туда и везёт, не знаю.
Из всех наших рек, удобных для перевозки блоков по этой технологии, больше всех подходит Чулым, в части, которая течёт с востока на запад. По Оби можно подняться выше, там уже начинается зона открытых пространств, степей. Здесь, возможно, и была база, она может быть и на том месте, где расположена современная Колывань. Там каменные блоки хранились, их готовили для перевозки, здесь их выбирали и покупали купцы (как современная оптовая база). На мой вопрос, почему остальные части блока не обрабатывали по дороге, голос ответил, что камень становится сильно гладким, его плохо крепить, поэтому его много начинает биться по дороге, а так он хорошо закрепляется и его без потерь довозят в целости и сохранности.
После того, как пришло осознание, что со мной произошло, у меня начался зуд проверить, а не дурят ли. Взялся за то, что в то время было для меня ближе всего, проверить, как будет работать модель кувалды из моего видения. У нас в подвале был в обращении самодельный «тёщин молоток», как утверждало местное предание, он остался от зэков, строивших наш корпус. Кувалда была конкретной, на что я был тренированный, и то она мне казалась весьма тяжёлой. Я выбил из неё ручку, установил на фрезерный станок, выбрал внутри полость, но место, в которое устанавливается ручка, не тронул. Изготовил из толстого листа крышку, подогнал её, засверлил в ней отверстие, чтобы пары выходили при сварке. Нашёл на складе стальную дробь, которую применяют в специальных муфтах, засыпал, потом обварил крышку, в конце заварил технологическое отверстие, насадил ручку и пошёл её испытывать.
Дело было уже вечером, возле «скворечника» находились лишние фундаментные блоки. Предварительно проверил, да, от бетонного блока «тёщин молоток» не отскакивает после удара, а буквально прилипает. Конечно, молот стал легче и удобнее, ну, а потом с одного удара я расколол подряд три блока, потом внутренний голос меня остановил. Отнёс инструмент в мастерскую на место. Дня через три-четыре, когда появилось свободное время, решил продолжить изучение «агрегата», а тут выяснилось, что ему, как у нас говорили, ноги приделали. Кто-то попросил дать на время, но никто не помнит кто, стандартная ситуация. Думаю, что кто-то из НИИВН (у них окна напротив) случайно увидел мои «трудовые подвиги» и на экспериментальный агрегат глаз положил. Больше он нигде не всплыл. Сейчас, думаю, доживает свой век, в каком-нибудь гараже или на даче.
Свой утешительный приз я всё-таки получил. Примерно месяца через два, перебирая на кафедре подшивки «Изобретателя и Рационализатора» натолкнулся на заметку, где говорилось, что рационализаторы докопались, если в молоток поместить дробь, то он не отскакивает после удара и т.д., и т.п. Был приведён график, который я собирался получить с помощью Льва Алексеевича. Выпущена опытная партия обрезиненных металлических киянок с внутренней засыпкой, что позволило многократно повысить производительность труда жестянщиков. Примерно так.
Продолжение см. здесь: Сказки деда Семёна. Часть-7.2: живые образы великой Северной Страны.
