Способ реализации проекта
У Кубы, Китая, Северной Кореи, Швеции, СССР — совершенно разные модели социализма. Каждая страна строила свой социализм самостоятельно. Глобализация не отменяет этого факта. Мы должны были понять, что социалистическая контрреволюция — наше национальное, а не интернациональное явление. Так же, как когда-то национальным явлением был капитализм. Наш социализм — только для нас, в «одной, отдельно взятой стране».
Наша проблема не в том, какой именно социальный проект был реализован в Советской империи России. Наш проект социализма/коммунизма был, безусловно, конкурентоспособен, прогрессивен и стал вызовом всему миру, и в этом качестве был миром принят. Наша проблема в том, каков был способ реализации, каков был способ установления власти.
Российская советская власть использовала для своего обоснования, прежде всего, не содержание проекта, а сам статус страны-проекта («у нас всё будет по-новому»). Ведь мыслительная и деятельностная «конструкция» замысла, по существу, делает его пространством абсолютной власти проектировщика. Проект по методу — полностью реализуемая мысль. Других субъектов, кроме проектанта, в пространстве проекта нет. Этот методологический аспект проектной работы наложился на неминуемо военный характер руководства страной, вытекавший не столько из сути проекта социализма, сколько из традиционного оборонительного геополитического положения России.
В ходе непрекращающейся в ХХ веке мировой войны, работая над социальным проектом, мы не занимались политическим развитием методов его реализации. Приказной, административный, военизированный способ осуществления власти до сих пор является символом веры значительной части населения.
Мы до сих пор искренне считаем, что несогласные с «правильным» курсом должны быть устранены, т.к. они «мешают» рационально организованной деятельности. Мы искренне верим, что «начальник» у всякого дела должен быть один, иначе наступит «бардак». Мы не верим, что современный мир деятельности построен на принципе многих, не подчинённых друг другу управляющих «надстроек» над одним процессом деятельности, на гетерархии управления, которая тем не менее не должна разрушать государство и власть, поскольку управление не должно использоваться в функции власти.
Религиозные догматы марксизма и русская революция
К 1917 году в России не было других идей по поводу нового общественного строя, кроме идеи социализма. В этом вопросе был достигнут идеологический консенсус. Вопрос заключался в практическом подходе, в том, какие силы, как и при каких обстоятельствах смогут использовать для этого власть.
Царская власть была уничтожена либерально-буржуазной революцией февраля. Более полугода в стране царила анархия. В конце концов, Россия оказалась в руках профессиональных революционеров, которые в своём уже далеко не первом поколении превратились в полноценную общественную элиту, стремящуюся к сокрушению старой власти и установлению самих себя на её место. Эти профессионалы обладали всеми необходимыми средствами: разветвлённой боевой организацией, пропагандой, революционной теорией критики и свержения старой власти.
Помимо совершения октябрьского переворота 1917-го им пришлось также преодолеть сопротивление либерально-буржуазной среды (в конечном счёте — путём уничтожения самой этой среды), а также привести к повиновению вооружившееся за годы войны население (в массе — крестьянское, но не только). В этом суть русской гражданской войны.
Но дальнейшее сохранение власти подразумевало государственное строительство. И никакого другого проекта, кроме социалистического, просто не было. Этот план вовсе не был программой большевистских марксистских террористов. Они владели лишь теорией разрушения и практикой захвата. С этого начинается история противоречия, определившая судьбу нашей версии социализма и ставшая содержанием русской истории ХХ века.
Догматы коммунистической светской веры, основанной Марксом, являются закономерным результатом разложения западного католического христианского сознания. Разложение это происходило с помощью протестантской революции, прежде всего английской, а также французского Просвещения, подражавшего последней. В коммунистических идеалах человек окончательно занимает место Бога и требует для себя соответствующих прав и полномочий.
Русский большевистский марксизм взял эти догматы на вооружение как идеологический таран против самодержавия, как средство подчинения членов боевой организации, ордена революционеров (и до взятия власти, и после) и как средство держать в повиновении остальное население. В новую веру должна была обратиться вся страна (что и было исполнено).
То, что в религиозную действительность марксизма вляпались русские, — неудивительно, в неё уверовал и остальной мир. Но русские, со свойственным им максимализмом, вляпались ещё и в гражданскую, а потом и в полноценную религиозную войну. Мы освоили всю многообразную инквизиционную практику религиозного преследования, пройденную католицизмом, и всё это в сжатые исторические сроки.
О разных сущностях социализма и коммунизма
Однако марксизм как философия, как теория общественного устройства вовсе не обладал позитивным содержанием. Многие авторы рубежа XIX и XX веков, способные взглянуть на Маркса трезво, без религиозного почитания, отмечали, что, по сути, Маркс — всего лишь буржуазный английский экономист (хоть и немецкий еврей по рождению), не вышедший в своей социальной философии за пределы теории Иеремии Бентама и реализовавший ту же программу, что была начата по заданию Бентама ещё Адамом Смитом. Такую оценку мы найдём и у Освальда Шпенглера, и у Сергея Николаевича Булгакова.
Маркс не предлагает ничего отличного от мечтаний либеральной и нео-либеральной философии. Государство должно умереть. Личность должна свободно реализовать свой потенциал. Всё у неё должно быть, и ничего ей за это не будет. Личностью будет каждый. Благополучие Человека обеспечит развитие науки и техники, прогресс, развитие производительных сил. Всем правит экономический эгоизм (пусть коллективный, а не индивидуальный).
Марксистский коммунизм выражает страстное желание бедных овладеть благами богатых, но никак не проблематизирует природу самого богатства. Марксизм — строго та же пропаганда богатства, что и идеология буржуа, но только с обратным знаком. Пролетариат (абсолютно бедные) должен ограбить тех, кто ограбил их. Марксизм — та же английская философия грабежа, отрицающая государство и ставящая на его место общество.
Неудивительно, что, сохранив марксизм в качестве официальной государственной религии, на стадии «развитого социализма» мы записали в программу КПСС ценности потребительского общества (то есть якобы враждебного нам либерально-буржуазного проекта): «удовлетворение неуклонно возрастающих духовных и материальных потребностей советского человека». Противостояние закончилось конвергенцией систем, сближением стандартов коммунального и индивидуального потребления. Мы пали жертвой собственного «диалектического мышления».
Социалистический проект не имеет с вышеописанным ничего общего. Социализм есть забота о будущем и о целостности нации (народа, исторически практикующего политику и государственность). Социализм — это не социальная справедливость, когда нужно что-то у кого-то отнять и кому-то дать (это чисто коммунистическая идея). В противоположность коммунизму, где каждый живёт для себя, социализм есть, прежде всего, солидарность, где, по меткому выражению Шпенглера, «всё за всех».
Коммунизм стремится к «освобождению» труда, что есть его ликвидация по понятию как неизбежного отчуждения человеком своей сущности, своей жизни (по-гречески — души) ради чего-то отличного от себя. По сути, коммунизм выражает презрение к труду и обещает его историческое уничтожение, замену «творческой самореализацией». То есть богатством, ибо никакой другой социальной действительности у этой «самореализации» нет.
Социализм означает культуру труда как единственно осмысленного состояния человека, когда его жизнь посвящена всем остальным людям, с ним солидарным. Пределом пространства этой солидарности является государство, которое при социализме не упраздняется, напротив, — развивается и усиливается. Социализм — следующий шаг исторического развития власти, после того как власть основывается на богатстве и создаёт его как инструмент, после распространения власти на хозяйственно-экономические процессы (то есть после буржуазной революции).
Марксизм — «левое» движение, а социализм — точно нет. Социализм отрицает капитал как форму, ограничивающую развитие деятельности, но не рынок как нормальный хозяйственный механизм и средство управления обменом.
Коммунизм и сталинская практика государственного строительства
Идеология победившего большевизма была строго марксистской. В этом качестве она была священна — как средство удержания в подчинении, которое не подлежит обсуждению, и как «теория», которая не в состоянии объяснить и даже описать действительную практику хозяйственного, социального и государственного строительства. Абсурдность этого положения дел сформировала специфическую религиозную коммунистическую схоластику, известную как «научный коммунизм». Но не только.
В создавшейся ситуации кроется суть того, что называют «сталинскими репрессиями». Если Ленин как революционный практик был философским эклектиком, ему было наплевать, чем пользоваться, лишь бы добиться сиюминутных целей, то Сталин таким эклектиком быть не мог. Страна была «заряжена» на социалистическое строительство, и Сталин обязан был его обеспечивать. Однако «левые», большевики, марксисты были склонны к продолжению и углублению революции — и внутри страны, и во всемирном масштабе. Их приходилось утихомиривать и устранять.
А реальным строителям социализма нельзя было открыто формировать свою социалистическую теорию. Социализм должен был считаться промежуточным этапом на пути построения коммунизма, коим он не является и являться никак не может. Практики должны были делать своё дело, по сути, подпольно, тайно, без научной поддержки и идеологического прикрытия.
Отсюда — обширная практика секретности советского строя, видимая безосновательность наказаний. Впоследствии либеральные идеологи припишут абсурд интеллектуальной ситуации патологическим характеристикам личности одного человека. Огромная страна должна была солидаризироваться, собраться, чтобы выжить в продолжение мировой войны. В сжатые сроки всех воров не пересажаешь, их можно только перестрелять. Не говоря уже о шпионах. И одновременно необходимо ради сохранения власти насаждать религию, не имеющую отношения к делу. А новых религиозных фанатиков не подпускать к практике государственного управления и строительства. Нам ещё предстоит разобраться в этом подробнее, и всё же теория маньяка на троне просто смехотворна в сравнении с реальной сложностью проблемы.
Падение и будущее русского социализма
Как и обещал Маркс, то, что однажды происходит как трагедия, второй раз возвращается в виде фарса. Объявленное (и не опровергнутое потом никем) обещание Хрущева о построении коммунизма к 80-му году поставило крест на возможности и попытках рефлексии нашей национальной исторической деятельности. В качестве коммунизма мы заслуженно и закономерно получили перестройку и Горбачёва. То есть свободу ничего не делать и надежду на рог изобилия «демократии», «рынка» и «общечеловеческих ценностей».
Что ж, коммунизм, как и его брат-близнец либеральный потребительский буржуазный демократизм, исходит из концепции неограниченности ресурсов, таящихся в социальном и техническом прогрессе. На деле неизбежный дефицит «неограниченности» покрывается грабежом и экологическим геноцидом «недочеловеков». Социализм как честное и открытое социальное знание исходит из явной ограниченности ресурсов.
Марксистский коммунизм, марксистская социальная философия лишены сущностного, онтологического ядра, знания об устройстве мира. Впрочем, этого ядра лишена почти вся западная философия — в этом суть кризиса западноевропейской цивилизации. Отсюда чисто марксистский, английский, натуралистический приём: заменить социальную философию философией «экономической», то есть формальным описанием активности «субъекта», которому позволено всё — вплоть до его способности «обмануть» мир.
Принцип примата экономической действительности в философском мышлении, предельно ясно сформулированный марксизмом, — это способ скрыть кризис онтологии и не отвечать на основной вопрос философии, а значит, и исторической практики: что есть мир и кто мы такие? Экономизм, внедрённый в западноевропейское мышление марксизмом, есть способ маскировки онтологических проблем со всеми последствиями такой интеллектуальной тактики.
Мы не смогли сохранить и развить свой социализм, поскольку не в состоянии были понять и проанализировать сделанное, ясно сформулировать цели и проблемы. Продолжение социалистического проекта (а другой исторической альтернативы нет) потребует от нас осознанного построения онтологии освоения планеты, проектирования хозяйственно-экономических механизмов солидарности как неограниченного роста населения и накопления ресурсов жизни и деятельности на ограниченной территории. Роста и накопления, не требующего ограбления мира и экспансии, за пределами любых натуралистических мальтузианских представлений, по сей день живущих в любой чисто экономической, то есть формальной и натуралистической системе взглядов на человеческую деятельность.
Наш шанс в том, что мы прошли по этому проблемному историческому пути гораздо дальше других.
Как бы ни различались «экономические модели» социализма в различных странах Латинской Америки, Западной Европы или мира англосаксонской культуры, все они — всего лишь конкурентная и дополнительная имитация социализма, основанная на обществе потребления и пропаганде социальной справедливости. Все они исповедуют марксистско-либеральный тип левой идеологии, практикуют либеральную всеобщую представительную демократию, то есть являются буржуазными обществами, основанными на стремлении к богатству и бегстве от труда. Опыта реального солидарного государства, то есть подлинного исторического социализма в отличие от нас у них нет.
Никакого социализма не построил и Китай, перешедший от чисто коммунистической практики к её зеркальной кальке — капитализму. То же можно сказать о Вьетнаме. Куба и Северная Корея остаются коммунистическими странами, то есть чистым логическим отрицанием капитализма.
Социализм в отличие от коммунизма не противоположность капитализма, а следующая стадия развития цивилизации, как бы мы её ни оценивали в категориях «хорошо-плохо», «нравится-не нравится», «хочу-не хочу». Альтернатива социализму одна: грабить самим или быть ограбленными.
Развитие сферы расширенного воспроизводства человека как историческая цель для России
Нам сегодня нужен социализм, ориентированный на инвестиции в сферу воспроизводства человека. Этот инвестиционный цикл должен изначально проектироваться как сверхдлинный, заведомо недоступный частному планированию, альтернативный инвестициям в товарное производство и даже инфраструктуру, которые при капиталистическом способе организации общества и экономики не способны поглощать избыточный капитал и не обеспечены ростом рынков сбыта в постколониальной глобальной экономике. Государство должно обеспечить развитие этой сферы. В этом его главная функция в преодолении цивилизационного кризиса общества, модернизированного капиталом.
Воспроизводство (в т.ч. и расширенное воспроизводство) человека, конечно же, не является естественным природным процессом. Человек рождается, формируется, воспитывается и обучается, вводится в культурно-исторические и духовные измерения системным комплексом общественных институтов и практик. Поэтому можно говорить об особой полисфере воспроизводства человека, включающей в себя сферы образования, здравоохранения, культуры, религии, семьи. От качества этой сферы зависит и качество человека, которого она производит. Само состояние сферы воспроизводства человека определяется, в свою очередь, историческим типом общественного устройства.
Демографическая проблематика вторична по отношению к состоянию данной сферы. Если плохи дела во всей сфере воспроизводства человека, то не будет и частного процесса — рождения детей. Рождаемость — системный критерий состояния сферы воспроизводства человека.
Такой системный и комплексный взгляд позволяет, например, ответить на вопрос, почему падает рождаемость в обществе потребления. Общество потребления разрушает институт семьи. В экономической парадигме потребления и обществе конкуренции дети не нужны: рождение ребёнка снижает уровень потребления. Лучше делать карьеру, больше зарабатывать, ездить на всё более дорогих машинах и т.п. Поэтому общество потребления не самовоспроизводится: дети никому там не нужны. Если дети становятся не более чем участниками конфликта интересов поколений, то их и не будет.
Кроме того, эксплуатация человека через потребление оказалась наиболее сильной формой эксплуатации. Именно потребительское общество изъяло женщину из семьи, переориентировало её на участие в социально-производственных отношениях. Женщина сегодня «самореализуется» через карьеру, а не в семье. Дети перестали быть для неё приоритетом.
Вообще следует радикально отказаться от прагматического взгляда на воспроизводство человека. Сегодня этот процесс сам подчинён экономике и обслуживает её. Как следствие, процессы воспроизводства человека конфликтуют с процессами воспроизводства деятельности, приводя, с одной стороны, к появлению «лишних» людей, не включённых в деятельность, а с другой — к кризису рождаемости, когда в одних регионах она избыточна, и дети не получают не только образования, но даже имён и пищи, а в других дефицитна и ведёт к старению популяции. Существование, воспроизводство и развитие сферы расширенного воспроизводства человека должно стать не средством решения других проблем, а исторической целью существования страны. Целью, которая сама будет превращать все остальные проекты в средства и, соответственно, «оправдывать» их существование. Поскольку именно эта сфера отвечает за воспроизводство жизни, то есть не только экономического, но и до-, вне- и надэкономического факторов существования народа (нации).
Вся деятельность этой сферы имеет до-, над- и внеэкономический смысл. Более того, именно инвестиции в неё придают смысл и самой экономике как ресурсному источнику для гуманитарной сферы.
Нам необходимо организовать перетекание ресурсов из сферы потребления в сферу воспроизводства человека. Ведь если цивилизационное назначение хозяйства в том, чтобы сделать человека независимым от естественной среды обитания, от природы, то назначение экономики как управляющей деятельности по отношению к хозяйству — сделать человека независимым, освободить от хозяйственной деятельности, создав возможности для других видов деятельности. Экономизация не должна выходить за границы хозяйства и претендовать на всеобщий цивилизационный статус. Другие сферы деятельности — и в первую очередь сфера воспроизводства человека — должны использовать экономику как ресурс.
Социализм как альтернатива обществу потребления
Реорганизация сферы воспроизводства человека не может осуществляться через капиталистическую экономику, то есть расширяющиеся рынки расширяющегося потребления, которые обеспечивают самовозрастание капитала. Подчинение данной сферы этим инструментам разрушает её. Не говоря уже о том, что сам этот тип экономики, понимаемой как рамка для любого типа деятельности, как деятельность, способная ассимилировать любую другую деятельность, а не только хозяйство, находится в состоянии общепланетарного кризиса.
Поэтому нам нужен новый социализм — как тип общества, где экономические процессы подчинены логике системного развития других сфер деятельности, космического творчества, как сказали бы греки. Нам нужен социализм как альтернатива обществу потребления и конкуренции, как системный контекст, необходимый для развития сферы воспроизводства человека.
Нам надо ответить на принципиальный вопрос: во что втягивать наше население?
Точно не надо его втягивать в расширенное потребление, как в США и Западной Европе. Мы не сможем его обеспечить. Миф о единственности общества потребления как модели, к которой нужно и возможно стремиться, должен быть развеян.
Нужно втягивать людей в деятельность и самодеятельность, а также в новые образы жизни. Нам нужно освоение и современной конкурентоспособной деятельности, и наших ресурсов. Обеспечение потребностей должно быть производной от этих процессов, а не их целью.
Современное потребительское общество целенаправленно генерируется финансовым капитализмом и идеей самодеятельности и самодостаточности капитала. Мы же считаем, что капитал — это инструмент управления деятельностью и должен быть поставлен в определённые целевые, ценностные, деятельностные рамки.
Сделать это можно только в достаточно большом масштабе реализации — цивилизационном. Поэтому наша страна претендует не на то, чтобы быть «куском», фрагментом европейской цивилизации, а на то, чтобы воспроизвести и развивать на своей планетарно соразмерной территории цивилизационное целое.
Нам нужен реальный социализм, то есть свободный от системы денег и рынка доступ к социокультурным ресурсам для каждого гражданина. Мы должны воспроизвести реальный социализм в системном альянсе с конкурентоспособной суверенной экономикой, понимая, что социализм — это система поддержания и развития на коротких отрезках времени экономически неэффективных, но ценностно приоритетных и абсолютно необходимых для воспроизводства человека институтов общества, в частности:
— культуры;
— непотребительских моделей жизнедеятельности;
— свободной активности уже, ещё или временно неработающих людей;
— поисковых типов активности и самоопределения личности;
— здоровья как того, что не приносит дохода технологиям лечения болезней;
— образования как того, что не приносит дохода работодателям, эксплуатирующим профессиональную подготовку;
— увеличивающейся продолжительности нетрудовой жизни;
— счастливого детства.
Источник: Однако.
Рейтинг публикации:
|
