Толпа – страшная и неуправляемая сила. У нее свои законы, свои правила, она следует за вожаком как стадо, сметая все на своем пути. Что может быть страшнее толпы? Только пьяная толпа. И эта пьяная толпа в 1905 и 1917 году очень часто вершила нашу историю.
Штурм Зимнего дворца. Кадр из художественного фильма «Октябрь», 1927 год.
Точка кипенияПервый пример – погром в Наровчатском уезде Пензенской губернии. В селе Воскресенская Лашма в 1905 году процветал винокуренный завод генерал-лейтенанта Ивана Алексеевича Арапова. Он был оборудован по последнему слову техники: имел электрическое освещение и даже телеграф. 11 декабря телеграфист Подзорнов принял сообщение о беспорядках в Москве, после чего доложил об этом управляющему заводом Пайпе. Подзорнова возмутило поведение бунтовщиков, возводивших баррикады в столице, и он заявил, что их следует отправлять на виселицу и на каторгу. Эмоционального малого услышали рабочие. Им эти слова не понравились, и они… полезли его бить! От разъяренных людей телеграфиста спас управляющий, но информация об инциденте уже разнеслась по всему заводу, обрастая все новыми и новыми подробностями. В итоге дошло до слуха о царском манифесте, в котором предписывалось рабочих и крестьян бить плетьми и вешать. Бунтарский дух рабочих завода тут же вырвался наружу: они бросили работу и объявили забастовку.
ПогромПосле первой смены 80 бунтовщиков направились к конторе за 100 саженей от завода и потребовали управляющего Ивана Васина. На счастье последнего в здании оказался только злополучный телеграфист и сторож, которым едва удалось покинуть контору живыми.
Помещение преобразилось за считанные минуты: мебель сломана, документы порваны, разбит телеграфный аппарат, кассовый стол взломан, причем из него тут же украли 350 рублей. Толпа добралась и до квартиры управляющего. Из нее были вынесены все ценности и 2400 рублей золотом, серебром и кредитками, на 12 тысяч ценных бумаг и 1542 рубля личных сбережений управляющего.
Утолившие первый «голод» мародерства погромщики вернулись на завод и направились прямиком в отделение по заготовке браги. Изрядно поднабравшись, рабочие пошли на мельницу, откуда растащили набитые мукой и немолотой рожью мешки по домам. Весь ущерб составил 5 тысяч пудов хлеба.
Погром длился весь день. Пристав Наровчатского уезда Гаврилов со стражниками и полицейскими урядниками прибыл только в пять часов. Однако опьяненная и потерявшая страх толпа встретила их палками и камнями. Поняв, что силы не равны, пристав поехал за подкреплением. Но смутьянов не остановили ни прибывший взвод казаков, ни предупредительные выстрелы.
Во избежание кровопролития Гаврилов увел свой отряд к деревне Червленой, после чего в лучших традициях того времени, завод был подожжен. Полиция никаких мер не предприняла, в результате к вечеру огнем были захвачены уже и жилища рабочих. Общий ущерб от пьяных бунтарей составил огромную по тем временам сумму – 60 тысяч рублей. И это, не считая кредиток, которые погромщики рассовали себе по карманам.
Почерк остался тем жеПогром 1917 года имел уже другие масштабы. Большинство источников утверждают, что Зимний дворец охраняли 2700 человек, а брали его 20 тысяч. Другие данные, однако, говорят о том, что к вечеру 25 октября, когда все было готово к штурму, во дворце оставалось не более тысячи человек – юнкера, казаки и рота «женского ударного батальона». В это время дворец окружали тысячи рабочих-красногвардейцев, солдат и матросов, перестреливавшихся с осажденными. Большевики заняли мосты через Неву, здания Главного штаба и Адмиралтейства, полностью окружив дворец.
В осажденном дворце, в маленькой столовой Николая I находились все министры Временного правительства кроме арестованного днем министра продовольствия Прокоповича. Они то и дело бросались к телефону, надеясь хоть на какую-нибудь помощь. Но ответа от премьера Керенского, выехавшего в 10.30 за помощью, министры так и не дождались.
Большевики надеялись на крейсер «Аврора», ставший ночью на якорь у Николаевского моста. Огонь его шестидюймовок мог превратить Зимний дворец в развалины буквально за полчаса. Однако во избежание кровопролития, представители большевистского Военно-революционного комитета Чудновский и Дашкевич в 19.10 явились во дворец с ультиматумом. Им отказали: осажденные ждали Керенского, обещавшего привести помощь. Но солдаты и казаки не собирались отдавать жизнь за порядком надоевшее им правительство.
Штурм Зимнего Тем временем через неохраняемые окна дворца со стороны Невы и Миллионной улицы дворец начал заполняться бунтарями. Они разбрелись по величественным залам, на ходу сметая все ценности. В 21.40 прогремели два холостых выстрела с «Авроры» и сигнальной пушки Петропавловской крепости. Засевшие за баррикадами казаки, вовремя показавшие «белый» флаг, были отпущены, а последовавших за их примером женщин-ударниц отвели в солдатские казармы, где с некоторыми из них поступили «по законам военного времени». Впрочем, очевидец тех событий американец Дин Рид написал об этом так: «Городская дума назначила для расследования дела особую комиссию. 16 (3) ноября эта комиссия вернулась из Левашова, где квартировал женский батальон. … член комиссии - д-р Мандельбаум сухо засвидетельствовал, что из окон Зимнего дворца не было выброшено ни одной женщины, что изнасилованы были трое и что самоубийством покончила одна, причём она оставила записку, в которой пишет, что «разочаровалась» в своих идеалах». (Джон Рид, «10 дней, которые потрясли мир», 1957, с. 289)
В Смольный сообщение о взятии дворца, о чем большевики торжественно оповестили Второй Съезд Советов, пришло в 22.40. Однако праздновать победу было рано: оставшиеся 300 юнкеров не спешили сдаваться новой власти. Открыв огонь, они заставили атакующих разбежаться. Это заставило большевиков сильно понервничать: ведь любое промедление могло отразиться на захвате власти. Причем вокруг все шло своим чередом: по улицам ходили трамваи, по Невскому проспекту разъезжали извозчики, в городе работали кинотеатры.
В 23.20 был нанесен сокрушительный удар со стороны Петропавловки: один артиллерийский снаряд попал в подъезд, другой в кабинет Александра III, прямо над столовой, в которой укрывались министры Временного правительства. После этого осажденные уже не стреляли, но на наступление большевики решились, только когда подошло подкрепление из Смольного. Все три главных подъезда были открыты, и толпа атакующих хлынула внутрь. В перестрелке погибли шесть человек с обеих сторон. Министров долго искали и только в 1.50 их арестовали, найдя в столовой. Комиссары еле успели спасти их от самосуда, отправив в Петропавловку, арестованные юнкера были отпущены на следующий день. Дворцу повезло меньше: все, что можно, было разграблено, а остальное исколото штыками.
Но самое главное, что толпа на этом отнюдь не остановилась, а ринулась к царским винным складам в подвалах Нового Эрмитажа. Как указывают некоторые источники, там упилось до смерти и утонуло в разлившемся вине больше людей, чем погибло при штурме самого дворца. Мародерство в Зимнем продолжалось двое суток. После чего, лишь к вечеру 27-го, комиссары вытеснили «победивших пролетариев», а недопитые дары Диониса спустили в Неву. Так она на некоторое время приобрела кровавый оттенок, предвещая будущие российские трагедии.
Пьяные майские дни В мае 1917 волна погромов докатилась и до Самары. С 1 по 3 мая огромные толпы обезумевших горожан принялись громить винные магазины, склады, погреба и аптеки. Раскупоривать бутылки было некогда и нечем. Пробки отбивали вместе с горлышками. В страшной толчее люди резали себе губы и руки о края разбитых бутылок, но продолжали пить, не переставали, обливаясь кровью и вином. Жизнь города была парализована практически полностью.
На чрезвычайном соединенном заседании Советы рабочих, военных и крестьянских депутатов была принята резолюция о принятии решительных мер, введен комендантский час. Склады заводов и винных погребов были затоплены с помощью городских пожарных команд. Но люди бросались вплавь в образовавшиеся пенные потоки и жадно пили, а некоторые захлебывались и тонули в этих мутных хмельных лужах. Остатки алкоголя повсюду уничтожались отрядами вооруженных рабочих. Только в одном из магазинов – купца Пятова – было уничтожено 10 тыс. бутылок вина и 2050-ведерных бочек.
Затем, как обычно бывает в таких случаях, начался поиск врагов. Обвиняли черносотенцев, охранников, городовых, жандармов и прочих «слуг старого режима», к которым, дескать, присоединились уголовные и тому подобные «темные элементы». Такие перевороты, прокатившиеся по многим губерниям, дали большевикам возможность вооружаться под предлогом наведения порядка. И так было, между прочим, на протяжении всего нашего революционного действа, когда, переплетаясь в страшной борьбе, отливали алым цветом и кровь и вино.
