Александр Елисеев: Магия Капитала.

Часть I

Капитал, «воплощающийся в капиталисте», есть результат магического взаимодействия с небытием. Иначе говоря, капитал есть символ небытия и его экспансия в нашем, плотно-вещественном мире. В более же широком смысле, небытие - это и есть капитал, ведь символ реально содержит в себе символизируемое, хотя и не тождественен ему

Вещественное, слишком вещественное

 В данном очерке будет дана попытка осмыслить мистическую сущность капитала и капитализма.

Поэтому политэкономическая его трактовка интересует нас, как говорится, постольку поскольку.

Все определения капитала, данные в научных исследованиях и словарях, не могут нас удовлетворить, хотя и способны наметить какие-либо ориентиры. В целом же все они грешат приземленностью и выводят капитал из общественных отношений. Капитал здесь представляется чем-то вполне вещественным. Так, в словаре В. Даля читаем: «КАПИТАЛ м. денежное имущество, богатство в деньгах; наличные деньги, наличность; истиник». А вот определение, данное «Современным экономическим словарем»: «КАПИТАЛ… в широком смысле это все, что способно приносить доход, или ресурсы, созданные людьми для производства товаров и услуг. В более узком смысле это вложенный в дело, работающий источник дохода в виде средств производства…».

Несколько более сложное представление о капитале составил К. Маркс, подчеркнувший отличие капитала от вещи. «... Капитал, — писал он, — это не вещь, а определенное, общественное, принадлежащее определенной исторической формации общества производственное отношение, которое представлено в вещи и придает этой вещи специфический общественный характер».

Опираясь на этот подход, «Большая советская энциклопедия» просвещала читателей следующим образом: «Капитал (нем. Kapital, франц. capital, первоначально — главное имущество, главная сумма, от лат. capitalis — главный)— экономическая категория, выражающая отношения эксплуатации наемных рабочих капиталистами; стоимость, приносящая прибавочную стоимость. К., сосредоточенный в руках капиталистов, служит средством присвоения прибавочной стоимости; представляет собой историческую категорию, т. е. свойствен определенной общественно-экономической формации».

Тут уже капитал выступает как некая абстракция, а его рассмотрение происходит на стыке политэкономии и философии. Причем, что характерно, у основателя «научного социализма» иногда отчетливо звучат этакие мистические нотки. В свое время А. Чадаев представил любопытнейшее прочтение Маркса: «Капиталы – это такие особые паразитические существа, чья цель существования – расти неограниченно и бесконечно. Их рост происходит посредством превращения денег в товар и обратно в деньги, но сами они – не деньги и не товар, а нечто другое, особенное и невыразимое. Изначально они еще не обладают собственной волей и витальностью – но они обретают их, поселяясь в душу человека – капиталиста, который сам первая жертва капитала. Буквально: «…капиталист, т.е. как олицетворенный, одаренный волей и сознанием капитал» ( «Конспирология марксизма» ).

От этой цитаты начинают бегать мурашки по коже. Человек, ставший вместилищем чего-то внечеловеческого — это уже сюжет для фильма ужасов. Но все равно, даже и у Маркса капитал — это слишком очевидное и вещественное, великолепно «просчитываемое» на рациональном уровне. А между тем сама капиталистическая экономика действует в режиме хаоса, не случайно же говорят о «невидимой руке рынка». Причем сами адепты капитала относятся к нему, как к некоему божеству. Так не пора ли копнуть глубже?

Периферия бытия

Копнуть придется не просто глубоко, но очень глубоко — в ту область, которая находится ниже сугубо вещественного уровня. Очевидная, плотно-вещественная реальность, которая окружает нас, — это вторичная материя (materia secunda). Но есть еще и первичная материя (materia prima), созданная в начале всех начал. Это именно о ней пишется в самом начале «Книги Бытия»: «Земля была безвидна и пуста, и Дух Божий носился над водой». Можно также отождествить эту первоматерию с изначальным хаосом, о котором говорят языческие мифы. Первоматерия — это небытие (греч. «меон»), понимаемое как нечто до-вещественное, лишенное каких-либо качественных определений.

В то же самое время materia prima есть не только и даже не столько небытие, сколько недобытие. Православные богословы предостерегают от смешения ее с Ничто, из которого (ex nihilo) была сотворена вся реальность. Первоматерия — это «меон», тогда как ничто — это «укон». Меон сотворен, в то время как укон («nihil») — выражение отсутствия какого-либо бытия до творения. Его даже нельзя представить себе абсолютной Пустотой, находящейся вне Бога. «…Нельзя объективировать первичное «ничто», — писал В. Лосский. — Nihil здесь просто означает то, что «до» сотворения ничего «вне» Бога не существовало. Или, вернее, что эти «вне» и «до» абсурдны, если они обусловлены именно сотворением. Пытаться мыслить это «вне» значит столкнуться с «ничто», то есть с невозможностью мыслить» («Догматическое богословие»).

Первоматерия представляется как «универсальная субстанция», «чистая возможность» и «абсолютно неразличимая и недифференцированная потенциальность» (Р. Генон). Вот из ее-то потенциальности и сотворены все «вещи» мира, перешедшие из возможности в реальность. Вообще же, в первоматерии заключена возможность абсолютно всего качественно определенного.

Именно это и позволяет говорить о некотором сходстве первоматерии с Абсолютом. (У язычников материя в виде до-космического Океана есть нечто совечное богам.) В известном смысле, Первоматерия — это некий «низший абсолют», являющийся зеркальной противоположностью Абсолюта.

Нужен этот «абсолют» для того, чтобы человек имел возможность выбора. Не будь внутри нас некоего «абсолютного» дна — и мы не имели бы возможности двигаться от Бога в противоположную сторону. Но, не имея такой возможности, человек был бы обречен двигаться только к Богу, выступая как некая безвольная марионетка.

Имея возможность выбора, человек может обратить ее во зло. Собственно говоря, зло и есть движение к небытию (оно же — недобытие, оно же — не-сущее). Св. Григорий Нисский писал: «...Ум, уклонившись от стремления к истинному добру, обратился к не-сущему, признав, по лукавому внушению обольстителя и изобретателя зла, добром противоположное добру...»

Из всего этого логичным было бы предположить, что силы зла (подрывные силы) должны быть устремлены именно к меональному небытию, к хаосу, к первоматерии. Судя по всему, эти силы воспринимают дно онтологии как источник могущества, который способен дать власть над миром и, более того, открыть двери в иные измерения. И тут уже налицо магическое взаимодействие с первоматерией, которое, само собой, происходит при активном участии инфернальных сущностей.

Именно эта магия и сообщает могущество пресловутым «акулам капитала». «Невидимая рука рынка» действует в результате применения магических практик, которые воздействуют на воды изначального хаоса. Показательно, что сам капитал с его ликвидностью, символически ближе именно к стихии воды.

Показателен и образ капитала, переливающегося из одной точки мира в другую; капитала, размывающего национальные границы.

Кстати, не случайно капитализм создавался усилиями «морских» сообществ. Еще К. Шмит указывал на связь капитализма и морской стихии. История демонстрирует эту связь со всей очевидностью: Венеция, Голландия, Англия и США — все эти оплоты торгового строя теснейшим образом связаны с морской экспансией и морской торговлей. В то же время континентальная Россия упорно сопротивлялась капитализму на протяжении всей своей истории.

Она позднее, чем какие-либо другие европейские страны пошла по пути капитализации, причем довольно-таки быстро свернула с него в 1917 году.

Итак, напрашивается только один вывод. Капитал, «воплощающийся в капиталисте», есть результат магического взаимодействия с небытием. Иначе говоря, капитал есть символ небытия и его экспансия в нашем, плотно-вещественном мире. В более же широком смысле, небытие это и есть капитал, ведь символ реально содержит в себе символизируемое, хотя и не тождественен ему. При этом сам капитал представляет собой некий реально существующий уровень материи, который находится на периферии нашего мира, и который возник в результате длительных магических экспериментов по воздействию на небытие. Этот уровень невидим, что придает накоплению капитала характер своего рода «духовного делания». При этом биржи, заводы, банки, деньги и т. д. являются некими индикаторами, показывающими, насколько глубоко тот или иной магнат погрузился в реальность самого низшего уровня материи. И показательно, что чем большим ресурсом располагает магнат, тем более он от него зависит. Человеческая личность, какой бы одаренной она ни была, имеет некие пределы. Рано или поздно наступает момент, когда объем накопленного возрастает настолько, что личность теряет возможность контролировать свою же собственность. И тогда богатство подчиняет себе личность, растворяет ее в небытийном хаосе капитала. Сам капитал становится в некотором роде разумным — подобно тому, как бывает «разумным» компьютер. А капиталист становится в некотором роде компьютером, который «просчитывает» дальнейшую стратегию накопления. Это и есть та одержимость капиталом, о которой писал Маркс. Вот почему необходимо ограничение капиталов. И в этом требовании нет ничего специфически левацкого — напротив, оно основано на типично традиционном представлении об ограниченности человеческого. Один человек не может брать на себя непомерный груз контроля над гигантскими ресурсами. (В связи с этим уместно провести разграничение между «предпринимателем» и «капиталистом». Первый сам владеет собственностью, в то время как второй не только владеет ею, но и подчиняется ей).

Хотя тут есть свое исключение, которое делается для Царя. В традиционной оптике Царь символизирует Бога и является Его наместником на земле. Поэтому он реально может управлять огромными территориями и владеть несметным богатствами, сохраняя в то же время свою самостоятельность. И в качестве единственного субъекта господства Царь ограничивает власть и собственность всех остальных — для общей пользы. Понятно, что магнаты, одержимые капиталом, стремятся ликвидировать или ограничить власть Царя, заняв его место. И если Царь является носителем высших влияний, то плутократы проводят влияния низшие. (При этом имеет место некая пародия на Царя. Часто воротил крупного бизнеса именуют «королями» — нефти, угля и стали и т. д. Говорят и о коммерческих «династиях»).

Аскеты наоборот

Разумеется, мы далеки от мысли приписывать капиталу и его адептам творческую активность, равную Божественной. Творить «вещи» непосредственно из первоматерии способен лишь Творец. Однако же маги капитала способны получать из взаимодействия с небытием некую важную информацию, дающую им преимущество перед конкурентами-«профанами». Более того, можно оказывать воздействие на других людей.

Выше мы представили небытие как дно онтологии. Но его можно сравнить и с онтологической периферией. Первоматерия «находится» во всех вещах мира. Поэтому, проникая туда мысленно, можно смотреть на эти вещи с их, так сказать, изнаночной стороны. А можно и каким-то образом воздействовать на них — получая информацию или подчиняя волю человека, незащищенного свыше, открытого для магии.

Конечно, полная проницаемость здесь недостижима, но многое увидеть можно. И не только увидеть, но и предугадать, и даже воздействовать. Не исключено, что наиболее продвинутые адепты магии капитала способны даже преодолевать определенное пространство, используя изнаночные «коридоры». Вот, что сообщается в своде «Джон Рокфеллер (John D. Rockefeller). Страницы биографии» : «Рокфеллер отличался феноменальной грубостью по отношению к сотрудникам. Подчиненные его смертельно боялись. Ужас, который он внушал, носил мистический характер — его собственный секретарь уверял, что никогда не видел, как Рокфеллер входит и выходит из здания компании». (К слову, в фантастической литературе часто описывают космические перелеты, осуществляемые через некое «подпространство»).

«Акул капитализма» частенько представляют этакими сверхчеловеками, которыми скопили свои капиталы в результате напряженного труда и гениальных догадок. Это, вне всякого сомнения, всего лишь реклама. На самом деле, головокружительные взлеты магнатов нельзя объяснить рационально и вне мистического подтекста. Опять-таки, обратимся к биографии Рокфеллера: «26 сентября фирма «Хьюитт энд Таттл» взяла его на работу помощником бухгалтера — этот день Рокфеллер будет отмечать как свое второе рождение. То, что первую зарплату ему выдали лишь через четыре месяца, не имело ни малейшего значения — его пустили в сияющий мир бизнеса, и он бодро зашагал к заветным ста тысячам долларов. Джон Рокфеллер вел себя так, как мог бы вести влюбленный: казалось, что тихий бухгалтер находится в состоянии эротического безумства. В порыве страсти он дико кричит в ухо мирно работающему коллеге: «Я обречен стать богатым!» Бедняга шарахается в сторону, и вовремя — ликующий вопль повторяется еще два раза… Рокфеллеру повезло — южные штаты объявили о выходе из Союза, и началась гражданская война. Федеральному правительству понадобились сотни тысяч мундиров и винтовок, миллионы патронов, горы вяленого мяса, сахара, табака и галет. Наступил золотой век спекуляции, и Рокфеллер, ставший совладельцем брокерской фирмы со стартовым капиталом $ 4000, сделал неплохие деньги». (Слова о «втором рождении» — это не метафора. «Второе рождение» означает некую инициацию, посвящение в какие-то учения и обретение иного бытийного статуса).

Очевидно, что это миф. Простой и тихий бухгалтер способен стать миллионером с такой вот скоростью благодаря своей личной энергии и благоприятному стечению обстоятельств? Нет, поверить этому решительно невозможно. Здесь неуместно какое-то рациональное объяснение, здесь налицо некое чудо.

Не менее загадочны и обстоятельства возникновения могущественной коммерческой династии Ротшильдов. «В 1775 году двадцатилетний Мейер Ротшильд открыл собственное дело по торговле антиквариатом и медалями, — сообщают С. Кугушев и М. Калашников. — И сразу же оказался в самых доверительных отношениях с наследным принцем Вильгельмом — будущим курфюрстом Гессенским Вильгельмом Первым. Как пишет Генрих Шнее, именно торговля монетами сблизила Мейера с его высоким патроном. И тут возникает сразу несколько вопросов. Как мог еврей из бедной семьи познакомиться с будущим курфюрстом? И что за монеты он смог предложить в коллекцию принца, чтобы сразу покорить Вильгельма, стать для него, если не другом, то близким товарищем? И откуда скромный юноша из гетто взял столь редкие монеты? Конечно, можно списать все, вслед за Шнее, на ум, трудолюбие и поворотливость Ротшильда. Но таких в еврейской среде Германии было ой как много. А Ротшильд состоялся только один». («Третий проект: точка перехода»).

И нечто совсем уж непонятное произошло с сыновьями Ротшильда: «Несмотря на то, что номинальным главой семейства выступал Амшель (во Франкфурте), реальным лидером клана быстро стал Натан, основавший Ротшильд-банк в Лондоне. Здесь-то и кроется самое удивительное. Натан приехал в Англию в 1798-м и занялся скупкой товаров для нужд отцовского бизнеса. В 1804-м он создает существующий по сию пору банк «Натан Мейер Ротшильд и сыновья». А уже через несколько лет берет на себя операции по финансированию и снабжению английской армии Веллингтона в Испании, ведущей войну против наполеоновских войск. Самое поразительное — он ведет их через своего брата Джеймса и его банк в Париже! И совсем невероятное заключается в том, что все это было известно наполеоновским властям, но они не оказали никакого противодействия семейке! А ведь что стоило могущественному императору прихлопнуть парижский филиал Ротшильдов, аки муху!.. Здесь впору говорить либо о мистике, либо о помешательстве великого полководца» («Третий проект: точка перехода»).

Да, безусловно, речь идет именно о мистике. Точнее сказать — о магии, которая может сделать безумцами и самих умных людей — если только они отвернулись от Бога и потеряли защиту свыше. То же самое безумие охватило и Гитлера, допустившего войну на два фронта. Не случайно же фюрера называют «бесноватым» — он явно вел себя как одержимый. И подобно Наполеону, наци номер один также заигрывал с мировой плутократией, думая использовать ее в своих интересах. На самом же деле нацистский лидер открылся для магического влияния и повел Германию в пропасть.

Рокфеллеры и Ротшильды творили некое чудо, позволившее им подняться на самую вершину финансовой пирамиды мира. Само собой, тут имеется в виду магическое чудо низшего порядка, которое отлично от чуда Божественного. Маги капитала идут путем контр-инициации, пародируя религиозные практики, в том числе и аскезу. Вот как вел себя Рокфеллер в самом начале своей бизнес-карьеры: «Рокфеллер не пьет (даже кофе!) и не курит, не ходит на танцы и в театр, зато получает острое наслаждение от вида чека на четыре тысячи долларов — он все время вынимает его из сейфа и рассматривает снова и снова. Девушки зовут его на свидания, а молодой клерк отвечает, что может встречаться с ними только в церкви: он ощущает себя избранником Божьим, и соблазны плоти его не волнуют».

В процессе такой вот инициации «навыворот» (контр-инициации) происходит продвижение человека к недобытию. И оно сопровождается воистину чудовищными трансформациями — прежде всего, на внутреннем, душевном уровне. Но эти трансформации проявляются и на уровне внешнем, телесном.

Вот, опять-таки, пример из биографии Рокфеллера: «Под конец жизни он стал похож на людоеда. Рокфеллер захворал алопецией, и у него выпали все волосы на теле. Без бровей, ресниц и усов он стал по-настоящему страшен: окружающие шарахались — казалось, что им навстречу шагает смерть».

Конечно, было бы неверным сводить все к магии. Действуя на иррациональном уровне, плутократы успешно задействуют и вполне рациональные рычаги. Вот только и здесь все упирается не в «деловую сметку», «свободную конкуренцию» и прочие мифы капитализма. Как раз наоборот, капитализм делает главную ставку на такие механизмы, которые нельзя отнести к рыночным. Известный американский социолог И. Валлерстайн утверждает: «Свободного рынка никогда не существовало и не могло существовать в рамках капиталистического мира экономики. Гипотетический свободный рынок – интеллектуальная конструкция, выполняющая такую же интеллектуальную функцию, как и понятие движения без трения, функцию стандарта, сравнением с которым измеряют степень отклонения. Капиталисты скорее стремятся максимизировать прибыль на мировом рынке, используя повсюду, где это только выгодно и где они в состоянии создать их, легальные монополии и/или иные формы ограничения торговли». Исследователь А. Ваджра, цитируя этот отрывок, весьма уместно обращает внимание на довольно-таки откровенное признание Д. Д. Рокфеллера: «Конкуренция – это грех». А далее Ваджра приводит пояснение этой мысли, сделанное конспирологом Э. Саттоном: «Старый Джон Рокфеллер и его собратья, капиталисты XX века, были убеждены в абсолютной истине: ни одно большое состояние не могло быть создано по беспристрастным правилам leissez-faire. Единственно верный путь к достижению крупного состояния – монополия, вытесняйте конкурентов, уменьшайте конкуренцию, уничтожайте leissez-faire и, прежде всего, добивайтесь государственной защиты вашего производства, используя податливых политиков и государственное регулирование. Этот путь дает огромную монополию, а законная монополия всегда ведет к богатству» («Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии»).

Что же касается свободного предпринимательства, то оно возможно только на определенном уровне, когда владелец адекватен своей собственности и действительно способен управлять ей — без магии и без монополий.

Часть II

Капитализм произрастает из рынка, товарно-денежных отношений. Это очень тревожная и опасная сфера человеческой деятельности, которая представляет собой периферию плотно-вещественного мира. Любой участник рыночного обмена как бы находится в пограничном районе, причем речь идет о границе с небытием

От оберега — к идолу

Капитализм произрастает из рынка, товарно-денежных отношений. Это очень тревожная и опасная сфера человеческой деятельности, которая представляет собой периферию плотно-вещественного мира. Любой участник рыночного обмена как бы находится в пограничном районе, причем речь идет о границе с небытием. Здесь очень легко переступить черту и попасть под магическое очарование первозданной бездны, вобрать в себя ничтожащий хаос. Сама рыночная периферия весьма активна — в силу того, что является проводником хаоса. Более того, стараниями разного рода магов она приобретает черты центра земного бытия и выдается за таковой. К примеру, экономический детерминизм, общий для либерализма и коммунизма, направлен именно на то, чтобы выдать периферию за центр. В то же время сторонники Традиции ставят во главу угла не экономику с ее неизбежной фиксацией на обмене, но именно политику с ее фиксацией на власти. С точки зрения правого, традиционалиста — власть есть нечто неизменное, передающееся из рода в род — по наследству (монархический принцип). В то же время для сторонника Модерна (либерала или марксиста) власть выступает как политическое продолжение рынка и обмена. Отсюда и требование постоянной смены носителей власти.

Рынок и присущий ему обмен принципиально неустранимы, ибо они (так же, как смерть, например) выражают поврежденное состояние этого мира. Люди отчуждены друг от друга, вот почему они вынуждены вступать в отношения обмена. При этом становится очевидным состояние отчуждения от Творца, которое и символизирует сам обмен.

Взять, к примеру, самый простейший, натуральный обмен — скажем, обмен яблока на гвоздь. Некто ковал гвоздь, а другой некто выращивал яблоко. Оба они в процессе обмена прощаются со своим творением, отчуждают его от себя. То есть, даже в этом случае происходит символическое отчуждение творения от Творца.

Но и это еще не все. Для каждого участника обмена качественная особенность вещи — «самобытность» яблока и гвоздя — перестает быть чем-то важным само по себе. Важным становится то, что находится по ту сторону самых разных качеств, что как бы все уравнивает и делает подвластным обмену. Иными словами, на первый план выходит количество.

Но абстрактное количество нуждается в некоей конкретизации, для чего и потребны деньги, которые становятся его зримым и материальным символом. В древности денежное обращение выполняло, прежде всего, сакральные функции. «Изначально… деньги, вернее монеты – традиционный предмет, используемый в сакральных ритуалах, чья символика восходит к мандале, магическому кругу, — пишет О.В. Фомин. — … В Индии металлические пластинки с нанесенными на них сакральными знаками – так называемые янтры — до сих пор используются для концентрации сознания. В Древней Греции монета – «проходной билет» на Элевсинские мистерии… Никакой экономической функции в первоначальном бытовании монеты мы решительно не обнаруживаем… Слияние сакральной функции с экономической, по всей видимости, обусловлено холистической интенцией, стремившейся все подчинить сакральному, все вовлечь в его сферу…» («Денница-капитал и его отчуждение»).

От себя добавим, что в традиционном обществе деньги рассматривались как некий оберег, защищающий человека от экспансии небытия. Отсюда и круглая форма монеты, ведь окружность — это обережная граница. (Достаточно вспомнить Хому Брута, рисующего круг мелом.) Монета указывала человеку на то, что обмен ограничен (круг — граница), и его нельзя возводить в абсолют [1].

В современном обществе деньги перестают быть оберегом. Сначала они становятся бумагой, что уже есть проявление некоего утончения, виртуализации (как формы идеализации). Потом возникают «виртуальные деньги», которые уже есть практически полная абстракция. Таким образом, обмен конкретных вещей воспринимается как некое таинство, которое воплощается в чем-то «духовном». Деньги воспринимаются как незримые, «духовные», «ангелические» сущности, выступающие посредником между божественным капиталом и людьми. А на зримом своем уровне (банкноты, монеты, карточки и т. д.) они являются совокупностью идолов, обильно смазанных кровью.

Равенство как орудие небытия

Важнейшим, если не центральным, моментом магии Капитала является эгалитаризм. Жрецам накопления нужно свести все вещи к одному знаменателю — с тем, чтобы обосновать возможность всеобщего и тотального обмена. Именно с этой целью на рынок идей была брошена идея политического равенства, которая увлекла за собой столько наивных мечтателей. Эгалитаристы заявили о том, что все люди равны, а, следовательно, все они могут решать важнейшие политические вопросы, связанные с управлением целыми государствами. Тем самым признавалась возможность и необходимость менять власть, ведь ее носители равны друг другу, и никто из них не обладает какими-либо исключительными отличиями. Сама смена нужна и для того, чтобы еще раз подчеркнуть главенство обмена и облегчить накопление капитала. На демократическом Западе выборы, в ходе которых и происходит смена власти, устроены так, что требуют огромных денежных затрат. Поэтому и победить на них могут только ставленники Капитала.

Возникает вопрос: но если все вещи равны и могут быть сведены к одному общему знаменателю, то чем же является этот самый знаменатель? Здесь все очевидно. Достаточно предположить (чисто гипотетически), что «вещи» абсолютно равны друг другу, не отличаясь ничем. Тогда они должны совпадать в одной точке пространства и в одной точке времени, так как различия в месторасположении и длительности есть важнейшие проявления неравенства одного другому. Но в этом случае все «вещи» должны быть сведены к одной, существовать как нечто одно. Причем это одно не может иметь и внутренних различий, ведь тогда будет существовать неравенство целого и части, а также — одной части и другой. Итак, перед наблюдателем возникает нечто сугубо единственное и лишенное какой-либо структурности. Проще говоря — небытие.

Таким образом, эгалитаризм утверждает первенство небытия (недобытия), которое выступает божеством плутократов. Именно ему и уподобляется общество Модерна, внутри которого происходит ликвидация всех качественных различий. Начальным этапом этой ликвидации является упразднение сословий, региональных ассоциаций, ремесленных цехов и других институтов, обеспечивающих многообразие внутри наций. На место человека Традиции, принадлежавшего сразу же к нескольким социокультурным мирам, становится человек Модерна, который живет в одномерном, плоском мире тотального количества. Смешение различных социально-психологических типов ведет к образованию однородного общества, в котором все чрезвычайно похожи друг на друга — право-субъектностью и стилем жизни. При этом социальное смешение неотвратимо ведет к смешению этническому, ведь нация, ставшая однородной внутри себя, теряет «чувство дистанции» вообще и легко расстается со своими отличительными признаками. Более того, «на повестку дня» встает половое смешение. Таким образом, маги Капитала ведут в небытие целые социальные и национальные коллективы.

Эгалитаризм против эгалитаризма

Между тем надо иметь в виду, что эгалитаризм эгалитаризму рознь. Одно дело — либеральное равенство и совсем другое — социалистическое уравнение. Возьмем, к примеру, коммунистов. Как радикальные и честные сторонники Модерна, они требуют дополнить политическое равенство равенством социально-экономическим. Но это совершенно не входит в планы магов Капитала. Отрицая политическое неравенство, они стоят за неравенство экономическое, которое затрагивает сферу количества. Им нужно, чтобы капитал сосредотачивался в нескольких, немногочисленных центрах [2]. Тогда он сильнее «выражает» хаос и надежнее подчиняет своих же собственных хозяев. Социализм же при своем возникновении потребовал ограничить концентрацию капитала и даже обобществить сам капитал. А это было невыполнимо без ограничения прав собственников — в том числе, и политических.

Классик русского традиционализма К. Н. Леонтьев утверждал, что коммунистические порывы будут нарастать «пока не ограничат надолго прямыми узаконениями и всевозможными побочными влияниями как чрезмерную свободу разрастания подвижных капиталов, так и другую, тоже чрезмерную свободу обращения с главной недвижимой собственностью — с землею, т. е. свободу, данную теперь всякому или почти всякому продавать и покупать, накоплять и дробить поземельную собственность. Коммунизм, думая достигнуть полного равенства и совершенной неподвижности путем предварительного разрушения, должен неизбежно, путем борьбы своей с капиталом и попеременных побед и поражений привести, с одной стороны, действительно к значительно меньшей экономической неравномерности, к сравнительно большему противу нынешнего экономическому уравнению, с другой же, к несравненно большему противу теперешнего неравенству юридическому, ибо вся история XIX века, освещенная с этой стороны, и состояла именно в том, что по мере возрастания равенства гражданского, юридического и политического увеличивалось все больше и больше неравенство экономическое и чем больше приучается бедный нашего времени сознавать свои гражданские права, тем громче протестует он противу чисто фактического властительства капитала, никакими преданиями, никаким мистическим началом не оправданного. Коммунизм в своих буйных стремлениях к идеалу неподвижного равенства должен рядом различных сочетаний с другими началами привести постепенно, с одной стороны, к меньшей подвижности капитала и собственности, с другой — к новому юридическому неравенству, к новым привилегиям, к стеснениям личной свободы и принудительным корпоративным группам, законами резко очерченным, вероятно даже, к новым формам личного рабства или закрепощения…» («Средний европеец как идеал и орудие всемирного разрушения»).

То есть в политическом плане социалисты выступали как бессознательные (по большей части) противники западной, либеральной демократии. В то же самое время они стремились соединить несоединимое — социальное равенство и политическую демократию. Отсюда и термин — «социал-демократия», которым пользовались и пользуются многие сторонники социализма. В конечном итоге, большинство социалистов выбрало демократию, что привело к фактическому отказу от социализма в пользу либерализма (в его левой, социал-реформистской версии).

Тем не менее, пророчество Леонтьева сбылось в России, слабо затронутой развитием капитализма. Здесь победа коммунистов-радикалов (большевиков) привела к построению сталинского «военно-феодального» социализма, что надолго затянуло процесс образования мировой торговой республики. (Сегодня этот процесс именуется глобализацией). Экономический эгалитаризм ударил по эгалитаризму политическому, и змея Модерна больно укусила себя за хвост.

Эгалитаризм без эгалитаризма

Правым также придется взять на вооружение экономический эгалитаризм, если только они хотят сделать что-то серьезное, а не «заниматься консерватизмом». В области политики (а это область, прежде всего, качества) необходимо автократическое и аристократическое неравенство. А в сфере экономики (как в сфере, преимущественно, количественной) потребно именно что равенство. Конечно, речь идет о равенстве приблизительном (политический эгалитаризм тоже весьма приблизителен и заключается, скорее в равенстве возможностей). И уж, само собой, нет и речи ни о какой уравниловке в плане доходов. Необходимо не только обобществить крупный капитал, но и децентрализовать его, создав совокупность небольших общин (артелей), находящихся в собственности трудовых коллективов. В СССР коммунисты не столько обобществили капитал, сколько огосударствили его, сосредоточив гигантские промышленные ресурсы в руках крупных бюрократических структур. (Отсюда, кстати, и та легкость, с которой произошла либеральная революция 1991 года, приведшая к беззастенчивому и крупномасштабному «распилу» общенародной собственности.) Иными словами, в вопросе об организации собственности, коммунисты действовали примерно так же, как и капиталисты.

Впрочем, это было во многом обусловлено требованием форсированной индустриализации, которая предполагала сосредоточение ресурсов в нескольких «прорывных» центрах. Индустриализм, который есть порождение капитализма, еще не был исчерпан, вот почему он требовал типично капиталистических форм организации. Сегодня же, в условиях вызревания постиндустриального (информационного) общества, возникла уникальная возможность перехода к совсем иной модели организации промышленного производства. Автоматизация позволит производить гигантскую по объему работу, имея в распоряжении небольшой коллектив тружеников, которые в то же время являются собственниками всего предприятия. Современная экономика характеризуется весьма драматическим сосуществованием гигантских, разветвленных промышленно-финансовых структур и множества мелких (средних) предприятий. Социально-экономический эгалитаризм, сопряженный с мощнейшим рывком в области научно-технического развития, станет таким порядком, при котором взаимодействовать будет множество примерно равных (по объему) мелких общин-предприятий [3]. А автократия (самодержавная монархия), прямо вытекающая из политического неравенства, будет всемерно сдерживать поползновения различных протолигархов, пытающихся захватить собственность трудящихся [4]. По сути, эгалитаризм в рамках такой модели перестает быть эгалитаризмом, но становится условием, необходимым для осуществления политического неравенства.

Возникает вопрос о судьбе частной собственности — не поступят ли с ней по-коммунистически? Разумеется, коммунистическое отрицание частника не нужно и вредно. В условиях политической автократии, экономического эгалитаризма и постиндустриальной децентрализации мелкая трудовая частная собственность сохранится и будет практически неотличима от мелкой коллективной. Иными словами, произойдет не отмена частной собственности, но ее «снятие» — интеграция в собственность общественную (без потери самостоятельности).

При этом экономика станет во многом натуральной (естественной), то есть ориентированной на потребление самими же производителями. Научно-техническое развитие, свободное от плутократических оков, позволит производить множество нужных вещей, так сказать, на дому. Один только синтезатор пищи сделает возможным существенно сократить сферу обмена. Что же до производства, то оно станет производством не столько товаров, сколько идей, образов и смыслов.

[1] Восточные славяне верили, что если в рот умершему оборотню не положить монету, то он станет упырем. Сам же оборотень, как очевидно, есть один из наиболее зловещих символов тотального обмена — в процессе оборотничества человек превращается в животное, и наоборот. В результате он становится чем-то средним между человеком и животным. Вампир же заходит еще дальше — он становится мертвецом, а потом возвращается из мира в мертвых — как не-живое и не-мертвое (обменивая смерть на жизнь). Капитализм как раз и основан на оборотничестве и вампиризме. Маги Капитала стремятся обратить все в товар, подлежащий обмену, и они же наделяют мертвые богатства и средства производства чертами живого существа. При этом капитализм относится к окружающей реальности как к своей жертве, из которой надо высосать как можно больше жизненных соков.

[2] Процесс концентрации капитала сопровождается его обезличиванием и порабощением самих владельцев. «На протяжении столетий олигархические династии, как некие жреческие касты, преданно служат своим богам – фондам, — пишет А. Ваджра. — А так как деньги можно накапливать бесконечно, то для этих семей служение фондам становится смыслом жизни, причем на протяжении целого ряда поколений. Таким образом, эти родовые кланы становятся живыми придатками фондов. Как говорит американский экономист и общественный деятель Линдон Ларуш: «Семья уже не владеет реально фондом. Фонд владеет семьей, как, например, в случае семьи Тюрн унд Такис в Европе. Это фонд, а принц — всего лишь наследник фондов. Вы можете наблюдать это во всем мире: корпорации, богатые семьи создают фонды. Например, семья Рокфеллеров. У нее нет больших денег. Есть миллионы, но не миллиарды. Миллиарды заключены в фондах. Таким образом, мы имеем здесь безжизненную коллекцию мертвых душ» («Путь зла. Запад: матрица глобальной гегемонии»).

[3] К слову, на Западе уже хорошо известен феномен «виртуальных корпораций», которые представляют собой коллективы собственников-сотрудников. Их креативность настолько высока, что они не зависят от рыночной конъюнктуры, но, напротив, во многом ее же и формируют.

[4] Коммунисты, как люди Модерна, декларировали свою приверженность демократии. На практике это выразилось в так называемой «коллегиальности», которая, при Хрущеве и Брежневе, была властью различных — партийных, ведомственных и т. д. — кланов. (Отсюда и разоблачение сталинского вождизма и культа личности). Когда же эти кланы окрепли, то они сбросили маску коммунистов-социалистов — под разговор о демократизации.

Часть III

Жрецы накопления умеют работать с разными уровнями реальностями. Они достигли воистину фантастических успехов, вот почему их деятельность может и должна быть рассмотрена в оптике фантастической литературы. Впрочем, граница между фантастикой и реальностью всегда была призрачной донельзя

Забывчивая Мышь

Магия Капитала, однако, не исчерпывается работой с темными «водами» небытия. Дело в том, что есть еще и «воды» верхние. Это разделение возникло на второй день творения: «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от воды. И стало так. И создал Бог твердь, и отделил воду, которая под твердью, от воды, которая над твердью. И стало так. И назвал Бог твердь небом». (Быт. 1, 6-8).

Высшие воды, находящиеся над небом, в разных традициях называются по-разному. Этот регион тварного бытия именуется «Астралом», «Мировой душой», «Психеей», «Навью», «Аидом», «Хелем» и т. д. В принципе, это тот же самый изначальный хаос, но только оформленный до уровня «чистого движения», не имеющего центра. Данный регион действительно представляет собой что-то вроде «души мира», это — надкосмическая, но тварная — витальная силу. У каждого человека и даже животного есть своя душа — «психея», которая сообщает ему разные желания и которая находится ниже разумно-волевого духа.

С душой (мировой, коллективной и личной) могут осуществляться разные магические операции.

Одна из таких операций направлена на то, чтобы потреблять жизненную («психическую») энергию человека – причем, в промышленных масштабах. Собственно говоря, на этом потреблении и основан вампиризм – мощная контр-инициатическая практика, которую успели превратить в некую зловещую сказку. Между тем, вампиризм – это страшная быль, которая намного ужаснее любых сказок.

Кровь здесь выступает как некий символ. В разных традициях содержится информация о том, что в крови человека содержатся какие-то уровни души. Так, в Ветхом Завете сказано : «… Душа всякого тела есть кровь его, она душа его, поэтому я сказал сынам Израилевым: не ешьте крови ни из какого тела, потому, что душа всякого тела есть кровь его» (Лев. 17, 14). Вот почему потребление, часто практиковавшееся в древности (и практикуемое ныне — во время магических обрядов) символизирует потребление душевной энергии, которая вполне по-капиталистически отчуждается от человека. Не случаен же образ «капиталиста-вампира». ( «Метафизика вампиризма» )

Конспирологи написали про вампиризм много чего познавательного, однако, по нашему мнению, наиболее ценной является «информация», данная в романе Виктора Пелевина «Ампир В». Художественная литература, как и кинематограф, часто содержат прозрения, до которых сложно дойти самым продвинутым интеллектуалам. И с романом Пелевина – как раз такой случай. Здесь вампиризм показан как базис капитализма, а сами вампиры – как истинные хозяева современного мира. Сами они (в романе) утверждают о том, что их владычество было изначальным, и даже люди созданы именно вампирами. Однако, внимательный читатель легко найдет логические несостыковки в этой «апологии». Они содержатся уже в самой вампирской «теогонии». У Пелевина вампиры поклоняются великой богине – «Иштар», которую еще именуют «Великой Мышью». Это существо было сослано на землю (и, вообще, в наш плотно-вещественный мир) — из каких-то высших сфер. Из каких – вампиры не знают, что уже опровергает их же миф о собственном всесилии. Собственно, не знает этого и сама Великая Мышь. Вампир Озирис сообщает, что она «думала, будто сама создала этот мир, просто забыла, когда и как. Затем у нее появились в этом сомнения, и она создала нас, вампиров. Сначала у нас были тела – мы выглядели как огромные летучие мыши… А потом, когда с климатом стали происходить катастрофические перемены, мы эволюционировали в языки, которые стали вселяться в живых существ, лучше приспособленных к новым условиям… Вампиры с самого начала были избранными существами, которые помогали Великой Мыши. Нечто вроде ее проекций. Они должны были найти смысл творения и объяснить Великой Мыши, зачем она создала мир. Но этого им не удалось… Тогда вампиры решили хотя бы комфортабельно устроиться в этом мире и вывели людей…»

Налицо смесь абсолютной гордыни и конечного бессилия, которая столь характерна для сатаны и других павших ангелов. Некогда сатана был предводительством всего ангельского воинства и вождем всех тварных миров. Однако затем он попытался встать на место Бога (космогоническая иллюзия Мыши) и был извержен с небес Духа (ссылка Мыши). Даже изверженный, сатана все равно пытается корчить из себя Творца, но ему дается только исказить творение. Так, у Пелевина вампиры вроде бы и не люди, но все равно продолжают оставаться людьми, обладающими человеческими – логикой, эмоциями и т. д. Другое дело, что в них живут некие языки – отдельные существа. И тут сходство с христианской «демонологией» также очевидно, перед нами «бесноватые». По сути, вампиры – это «эвлия эш-шайтан» («святые сатаны»), максимально исчерпавшие свою человечность, но так и оставшиеся людьми – с предельно тревожной посмертной перспективой.

Показательно, что сатана у Пелевина показан как «женское божество». Это вполне логично, павшие ангелы являются своего рода потусторонними гермафродитами. Ангелы, конечно, не имеют пола, но их изображают только и исключительно как мужчин – таков символизм. И с поправкой на него можно назвать регион разумно-волевого Духа — мужским регионом. В то же самое время абсолютно-импульсивная «мировая душа» является регионом женским. Именно туда, как существа внетелесные, и попали Люцифер вместе со своими сообщниками. И там они смешали свою духовно-мужскую природу с душевно-женской. Вот почему Люцифера можно представить себе как мужским, так и женским существом. (Что нагляднее всего демонстрирует двуполое чучело Бафомета, выставленное в масонском музее Чарльстона).

Сами вампиры, несмотря на всю свою брутальность, показаны у Пелевина как феминократы. В каждый стране есть своя Иштар, являющая эманацией верховной личности, которой кровососы и подчиняются. Впрочем, с иерархией у агентов инферно дела обстоят неважно, поэтому исчерпавшую свой лимит «местную Иштар» просто уничтожают.

У истоков капитализма

Вампиры управляют людьми при помощи халдеев – особого сообщества, возникшего в эпоху Нововавилонского царства. (1) Это была грандиозная коммерческая империя, и реальная власть в ней принадлежала торгово-финансовой олигархии. Она правила в почти суверенных городах, главным из которых был собственно Вавилон – миллионный мегаполис. В то же самое время власть царей являлась почти номинальной, распространяясь на армию и завоеванную территорию. «Особенность социальной структуры Вавилона заключалась в том, что правившая в нём финансовая олигархия была неразрывно связана со жречеством, - замечает Максим Журкин. - Храмы были ни чем иным, как крупными фирмами и банками, проворачивавшими масштабные сделки, дававшие деньги под проценты, владевшими крупной недвижимостью: землями, ремесленными мастерскими, торговыми лавками. По сути, жреческие корпорации Вавилона были одновременно и финансовыми». ( «Цивилизация золота»)

Сами халдеи были семитским народом, князья которого постоянно пытались захватить власть в древнем Вавилоне. Наконец, им это удалось, в результате чего и возникло Нововавилонское царство. В дальнейшем халдеями стали называть магов, объединенных неким всесильным учением. Так, у Аммиана Марцеллина можно прочитать о том, что Зороастр был учеником халдеев. Эта жреческая корпорация имела успех в древней Европе – в частности, в Риме, где к ним внимательно прислушивались такие великие правители, как Цезарь, Сулла, Тиверий и др. Существует весьма оригинальная гипотеза, согласно которой с халдеями связано возникновение многих знатных родов Евразии: «Сама же хазарская аристократия, по мнению Дэвида Айка, как мы уже указывали, происходит от магов Вавилона — это бывшие халдеи (khld), этимологически родственные кельтам ( klt ) c их культами, основанными на человеческих жертвоприношениях, - пишет Владимир Карпец. — Эта же «черная аристократия» — «черная» не столько в современном моральном, сколько в средневековом герметическом смысле — имевшая в Европе свои центры в Венеции и Амстердаме, породила в XI и XII веках целый ряд знатных и королевских семейств, в частности, Сен-Клеров (Синклеров), Медичи, Заксен — предков таких династий, как Кобургская, Оранская, Глюксбургская (Датская) и Ганноверская. Нынешние банкирские семейства, такие, как Дюпоны, Рокфеллеры, те же Ротшильды, Варбурги, Аньелли и многие другие — как считающиеся еврейскими, так и не считающиеся — происходят из того же гнезда. К «Вавилонскому братству», как называет его Дэвид Айк (лучше говорить о «Вавилонском круге») относились и Финикийцы». ( «Четвертое измерение русского Кавказа»). Добавим, что кельтизм сыграл огромную роль в формировании масонства. Ритуалы друидов (лежание в гробнице и т. д.) стали неотъемлемой частью масонских ритуалов. А в XVIII в. венты друидистов создавались одновременно, и при тесном взаимодействии, с масонскими ложами.

Итак, все совершенно очевидно – древнейший капитализм явился порождением древнейшего жречества. В начале были маги-жрецы, которые желали получить прибыль, воздействуя на потусторонние миры. (2)

Страдания – в мошну

Тут нужно вспомнить о существовании еще одной коммерческой псевдоимперии – Ассирии. Выросло это образование из города-государства Ашшур, где издревле правили олигархи («великие»), вовсю манипулирующие (как это, собственно, всегда и происходит) народным собранием. Данное торговое образование было весьма мощным и распространяло свое влияние далеко за пределы собственно города. Наряду с торговой элитой в городе всегда существовала «военная партия», предлагающая силовой вариант экспансии Ашшура. В конечном итоге, милитаристы победили, что завершилось некоторым разделением самой Ассирии. Ашшур остался под контролем торговцев, тогда как воинственные цари правили в новом городе – Ниневии.

М. Журкин пишет : «… Характер завоеваний ассирийцев, равно как и их империя, были весьма специфичны. Во-первых, войны их носили крайне жестокий характер. Ассирийцы не просто завоёвывали соседние страны, — они разоряли их, уничтожали города, истребляя всё, что способно сопротивляться. Их нашествия оставляли после себя пустыню, а цари Ассирии хвалились в своих победных надписях и дворцовых рельефах тем, сколько тысяч людей они истребили. И не просто убили, а замучили — посадили на кол, сожгли и т д., сколько глаз выкололи, рук и ног отрезали. Как таковых, покорённых областей они к своему государству изначально не присоединяли, не сажали своих наместников, не облагали налогами. Либо полностью их разоряли, либо страхом нашествия заставляли более мелких владык приносить богатые дары и дань. Подобная поверхностная и жестокая экспансия Ассирии выдаёт, то обстоятельство, что это государство не было классической империей создаваемой кастой воинов — военно-бюрократической системой. Это первая известная в мире колониальная империя, создаваемая кастой собственников — торговцев. Особенность её в том, что покорённые области и их правящий класс не присоединялись к метрополии, как равные провинции, а служили всего лишь объектом финансовой эксплуатации. В данном случае безудержного грабежа и вымогательства. Завоевания здесь становятся всего лишь коммерческим предприятием».

Жестокость ассирийцев, вне всякого сомнения, носила магический характер. Массовые, изощренные убийства были призваны не только покорить и запугать народы. В древности каждое действо имело некую «трансцендентную» мотивацию, которая, впрочем, ничуть не противоречила прагматизму и т. д. И можно предположить, что древнеассирийский террор ставил своей главной целью пробуждение психического, душевного хаоса. Страдания и страх генерировали психическую энергию в огромных масштабах. А элиты Ассирии ее потребляли, выступая как «коллективный вампир».

Таким образом, наряду с вещественной, материальной добычей, захватчики питались еще и добычей тонкой, душевной, причем одно обуславливало другое – в точном соответствии с законами магии. Главным было потребление «психической», вирильной, жизненной силы. В то же самое время обладание материальным богатством символизировало готовность стяжать и богатства надматериальные, находящиеся в регионе Души.

Это – чистейшей воды контр-инициация, пародия на традиционное стяжание духовных богатств. Человек Традиции рассматривал богатство как нечто, подлежащее трате. Отсюда – пышные праздники, во время которых имущие люди тратили значительную часть своих богатств на неимущих. Накопление считалось ими чем-то, несомненно, важным, но второстепенным, будничным. А вот растрачивание (совершенно безвозмездное) накопленного происходило в особые, праздничные дни, когда сакральное максимально сливалось с мирским. (3) Взамен растраченного вещества человек Традиции получал нечто, намного превышающее все его траты. На него изливалась особая благодать, понимаемая как совокупность нетварных, Божественных энергий. В сущности, здесь нельзя говорить о каком-либо обмене, ибо благодать нельзя соизмерить с любыми материальными и, вообще, тварными ценностями.

Напротив, капитализм предполагает перманентное накопление материальных богатств, которое как бы обменивается на богатства душевные, психические.

Суть этого обмена заключается в следующем – капиталист отчуждает ценности от людей, замыкая их на себе. Тем самым он как бы изымает богатство из нашего, плотно-вещественного мира. Но это значит, что они посвящаются какому-то иному миру, передаются во владение неким его субъектам.

Этим миром является тонкий мир психических энергий, а сущностями – попавшие (павшие) туда ангелы. Взамен отданных им богатств они помогают магам капитала присваивать психическую, жизненную энергию народов. И вот тут уже вполне можно соизмерять два вида ценностей, ведь они принадлежат одному и тому же — тварному. При этом контрагенты считают, что они обманули (обмен идет рука об руку с обманом) друг друга. Маги плотного мира радуются тому, что получают нечто «тонкое» благо, превышающее материальное. В то же время их «высокие» покровители отлично знают, что очень скоро они получат души самих магов.

Апогей несвободы, или бег за иллюзией

Ассирийские милитаристы питались энергией погубленных ими людей. Современные их последователи потребляют намного более уточенные яства и пития. Энергия страдания весьма сильна, но она разбавлена ясным осознанием происходящего. Человек страдающий отлично понимает, что он страдает. Война и работа – всё это одна сплошная страда, которая стала неизбежной в результате грехопадения. В Раю Адам занимался исключительно творчеством, и его труд был свободен от всякого принуждения. Но после страшной метафизической катастрофы Адаму было дано задание возделывать землю в поте лица своего. К труду теперь прибавилась работа, под которой следует понимать не только пото-, но и кровопролитие. Творчество, конечно, не исчезло, и сам труд может быть более или менее творческим. Но работа, страда никуда не исчезнет в этом мире, она прекратит свое действие лишь после Конца.

В традиционном обществе люди это отлично понимали, рассматривая страдание как нечто очевидное и неизбежное. Они могли быть объектами самого грубого насилия, направленного на получение выгоды; их могли заставлять трудиться почти даром; их могли грабить и убивать в ходе захватнических войн. Но везде и всегда человек понимал свое реальное положение в этом мире, что делало его до некоторой степени свободным. Хотя бы уже потому, что само понимание собственного рабства (ср. со словом «работа») делало возможным осуществлять некие осмысленные и целенаправленные усилия по освобождению.

Это обстоятельство неизменно «обламывало кайф» магам капитала – вместе с эмоциями страдания они потребляли еще и осознание несвободы. То есть, к чистой душевности прибавлялся еще и некий «логос», портящий напиток.

Выход был найдено в эпоху Нового времени, когда маги капитала сделали упор на т. н. «экономическом принуждении» (К. Маркс). Человека убедили в том, что он работает по собственной инициативе и выступает как совершенно свободный субъект. Для этого понадобилось «смягчить» систему эксплуатации, переведя ее на более тонкий уровень. И вот уже вместо энергии страдания к вампирам капитала потекла чистая жизненная сила. При этом человеку стало комфортнее на материальном уровне, но за этот комфорт он вынужден платить страшную цену. Человек деградирует как личность, что выражается. В частности, в лавинообразном росте психических заболеваний, столь характерном для «развитых» стран.

Этот процесс как раз и описан в романе Пелевина. Его вампиры потребляют жизненную силу человека, который вырабатывает агрегат «эм-пять». «Это особый род психической энергии, которую человек потребляет в процессе борьбы за остальные агрегаты, — учит своего молодого коллегу Раму вампир Энлиль Маратович. – Агрегат «эм-пять» существует на самом деле. Все остальные состояния денег – просто объективация этой энергии».

Человека вынуждают вырабатывать «эм-пять», но он воспринимает это как собственное делание, как абсолютно свободный и осознанные процесс достижение того могущества, которое дают деньги. «Человек занят решением вопроса о деньгах постоянно. Просто этот процесс принимает много разных форм. Может показаться, что человек лежит на пляже и ничего не делает. А на самом деле он прикидывает, сколько стоит яхта на горизонте и что надо сделать в жизни для того, чтобы купить такую же… В центре всех подобных психических вихрей присутствует цен тральная абстракция – идея денег. И каждый раз, когда эти вихри возникают в сознании человека, происходит доение денежной сиськи. Искусство потребления, любимые брэнды, стилистические решения – это видимость. А скрыто за ней одно – человек съел шницель по-венски и перерабатывает его в агрегат «эм-пять». При этом человек думает, что он побеждает и подчиняет окружающую его реальность: «… Во внутреннем диалоге современного городского жителя всегда в той или иной форме повторяются два паттерна. Первый такой: человек думает – я добьюсь! Я достигну! Я всем докажу! Я глотку перегрызу! Выколочу все деньги из этого сраного мира!... А еще бывает так: человек думает – я добился! Я достиг! Я всем доказал! Я глотку перегрыз!... Все остальные процессы в сознании быстро гасятся. На это работает весь гламур и весь дискурс».(4)

«Эм-пять», однако, не так ценен, как его конденсат – «эм-шесть», именуемый еще и баблосом. «Баблос» — это очень древнее слово, — поучает Раму «местная богиня» Иштар Борисовна. - Может быть, самое древнее, которое дошло до наших дней. Оно одного корня со словом «Вавилон». И происходит от аккадского слово «бабилу» — «врата бога». Баблос – это священный напиток, который делает вампиров богами… Иногда баблос называют красной жидкостью. А Энлиль выражается по-научному – «агрегат эм-шесть», или окончательное состояние денег. Конденсат жизненной силы человека… Баблос сосут. Его мало… Что такое деньги? Это символическая кровь мира. На ней все держится и у людей, и у нас… Человек рождается на свет для того, чтобы вырабатывать баблос из гламурного концентрата. В разные века это называется по-разному, но формула человеческой судьбы не меняется много тысяч лет.

В человеке пять литров красной жидкости. А баблоса из него за всю жизнь получить не больше грамма… И это белый протестант в Америке дает грамм. А наши русачки – куда меньше…» Здесь, как очевидно, круг замыкается. Для вампира потребление крови не есть главное – это символ. Но все равно — вампиризм, он же капитализм, есть самое настоящее кровопийство.

Тем не менее, вампиризм, из прямого насилия (которое так любят изображать в современном кинематографе) превратился в сумму очень тонких технологий, заставляющих человека отдавать свою жизненную силу совершенно добровольно – и даже с энтузиазмом. При этом сам человек абсолютно уверен в том, что он свободен и сокрушает разнообразные преграды на пути к могуществу. На самом же деле, он преследует фантомов: «… Формула человеческой судьбы не меняется много тысяч лет… «Иллюзия-деньги-иллюзия». .. Люди постоянно гонятся за видениями, которые возникают у них в голове. Но по какой-то причине они гонятся за ними не внутри головы, где эти видения возникают, а по реальному физическому миру, на который эти видения накладываются. А потом, когда видения рассеиваются, человек останавливается и говорит – ой, мама, а что это было?»

Здесь очень важный момент. Погоня за иллюзиями сегодня приобретает свою законченную форму. Речь идет о т. н. «виртуальной реальности», которая уже завтра может стать пристанищем для миллионов, жаждущих реализовать свои нереализованные фантазии. В православной антропологии есть термин «яростно-желательное начало» — его используют для характеристики души, понимаемой как нечто, находящееся ниже духа, разума. Получается, «чистое желание» — это стремление сделать реальным любой фантом. «Чистая ярость» — это стремление разрушить любую объективность, и даже трансцендентность, этому мешающие.

Промежуточный, тонкий мир Нави — это «чистое желание» и «чистая ярость», это сплошное Движение — без Центра. У каждого человека есть своя душа, собственная «навь» — это нормально. Но когда она становится на первый план, то случается большая онтологическая беда. А сегодня нам, вообще, предлагают создать Навь на Земле – в виде некоего глобального киберпространства, свободного от любых ограничений. Находящиеся в нем люди устроят такую гонку за иллюзиями, что станут производить намного больше баблоса, несказанно радуя вампиров.

Капитализм держится на Иллюзии – свободы, предпринимательства, творчества и т. д. Он магически фальсифицирует реальность, искажает само бытие.

Единственный способ одолеть этот планетарный морок – начать думать по-настоящему, отбрасывая все доктрины, созданные в эпоху вампирского Модерна.

Коммунизм, либерализм, консерватизм, фашизм – все это не более, чем «дискурс», окрашенный в цвета «гламура».

1) Необходимо вспомнить о том, что Вавилоном изначально прозывался город в долине Сенаар. Его, вместе с гигантской Башней, строило человечество в послепотопный период. Как известно, строители пытались достичь неба. Если же вспомнить, что небо твердь, отделяющая верхние воды от нижних, то можно предположить о наличии у них замыслов магического достижения нижнего и верхнего хаоса.

2) Любопытно, что славяне-язычники просили о материальном благополучии своих умерших предков. Древние индоевропейцы считали мир мертвых источником богатства. А мир мертвых часто помещали в регионе Души – Нави, Аиде и т. д. Его представляли в виде пастбища, где пасутся души умерших.

Причем, что любопытно в индоевропейских языках отчетливо заметна связь торговли и скотоводства. Так, лат. pecu («стадо, скот») тесно связано с лат.

рecunia («состояние, деньги»), и более того, восходит к реконструированному праиндоевропейскому *peky, которое означало как первое, так и второе. Слова «капитал» произошло от латинского слова «caput» (голова крупнорогатого скота), его и переводят как «скот». В германских языках наблюдается то же самое: древне-северное fe переводится как «скот, имущество, деньги», древнеанглийское feoh как «стадо, движимость, деньги».

3) Типичный пример такой сакральной траты дает Святой Владимир Креститель: «И дал Владимир обет поставить церковь в Василеве во имя святого Преображения, ибо в день, когда случилась сеча, было Преображение Господне. Избегнув опасности, Владимир построил церковь и устроил великий праздник, наварив меду 300 провар. И созвал бояр своих, посадников и старейшин из всех городов, и много всяких людей, и раздал бедным 300 гривен. И праздновал князь восемь дней, и возвратился в Киев в день Успения святой Богородицы, и здесь снова устроил великое празднование, созывая бесчисленное множество народа. Видя же, что люди его христиане, радовался душой и телом. И так делал постоянно».

4) Таким образом, выходит показательная симметрия. Капитал есть проявление темного недобытия, низшего хаоса, а деньги – эманация хаоса «высшего» («особый род психической энергии»). В общем же, речь идет об одной и той же реальности, отличной от нашего плотно-вещественного мира, но эффективно присутствующей в нем. Сама по себе эта реальность ни «плоха», ни «хороша», «плохое» начинается тогда, когда определенные – здешние и нездешние – силы пытаются усилить ее воздействие на нас. А эти попытки предпринимаются с самого начала. При этом надо иметь в виду, что деньги традиционного общества являются, скорее, ограничителями денег как таковых. Выше уже было сказано о том, что древняя монета – это некий оберег.

Рейтинг публикации:

6

Комментарии (0) | Распечатать

Добавить новость в: