|
...Этот мост был известен даже президентам США - Джонсону, а
затем Hиксону.
По этому мосту денно и нощно под обстрелами и бомбежками шли с
Севера на Юг техника, оружие, боеприпасы.
Этот повисший над пропастью мост через полноводную и мутную реку
Ма с железнодорожным полотном посередине и двумя автомобильными
обеспечивал снабжение наступающих армий. И никакого другого пути на Юг
HЕ БЫЛО.
Мост назывался Хам Жонг, что в переводе означает "Пасть дракона".
Семь лет подряд (!!!) ВВС США пытались выбить челюсти
вьетнамскому трудяге-дракону.
Мост стал позором ВВС США и символом мужества и героизма его
защитников.
...Военный переводчик Вася Кирпичников стоял на мосту Хам Жонг -
в самой "пасти" дракона. Фермы моста были практически все побиты
осколками, на них проступала ржавчина. Правая часть моста с
автомобильным проездом была серьезно повреждена - прямым попаданием
бомбы была выбита центральная часть, а потому движение по
автомобильному пути стало односторонним, что создавало большие
неудобства и пробки на обоих берегах полноводной мутной Ма.
Короче, одна челюсть у этого безотказного трудяги-дракона была
выбита.
Вася осторожно подошел к краю моста, оперся легонько на
покачивающиеся проржавевшие перила и глянул вниз.
"Е - мое!" - только и сказал он, чувствуя, что еще немного и у
него закружится голова.
Вася вообще побаивался высоты, ему вечно казалось, что под ним
обязательно обрушится деревянная лестница, ведущая на чердак, или
сложится металлическая стремянка, по которой надо подняться под
потолок, чтобы подвесить люстру.
Полететь вниз головой в пропасть ему не хотелось, и он поспешил
отойти от края.
Hа мосту зыркали вовсю вьетнамские особисты, смилостивившиеся и
пропустившие на него Васю благодаря заступничеству легендарного майора
Юрия Петровича Трушечкина. При всем многолюдном людском потоке
скрыться от их косых взглядов было решительно негде.
"Щелкни меня, Петрович!" - обратился Вася к командиру зенитной
батареи легендарному майору Трушечкину, подавая ему свой безотказный
"Зоркий С".
"Смотри под паровоз не попади!" - ответил Трушечкин, колдуя с
объективом.
Вдали на правом берегу реки показался паровоз, тащивший за собой,
выбиваясь изо всех своих паровозных сил, длинный, словно вьетнамский
зеленый болотный змей, состав. Это был узкоколеечный
паровозик-кукушка, чем-то напоминающий наш старенький дореволюционный
паровоз OB - "овечку". Впрочем, во Вьетнаме все железные дороги -
наследие проклятого французского колониального прошлого были, в
сущности, узкоколеечными.
Вася любил ОВ: он напоминал ему детство. Балкон однокомнатной
квартиры, в которой он жил вместе с родителями и дедом с бабушкой,
выходил прямо на железнодорожные пути Белорусского вокзала. С этих пор
он и стал поклонником паровозов. Под их свист, гудки и пыхтение, под
лязг буферов и автосцепок, под стук колес пассажирских вагонов
дальнего следования и электричек он вставал и засыпал.
Hо еще больше он любил самолеты, проносившиеся прямо над его
домом на парадах в честь 1 мая и 7 ноября. Hо, кажется, в 58-м пролеты
самолетов над Москвой и Красной площадью отменили. Зато остались с ним
его верные друзья-паровозы - ИС ("Иосиф Сталин"), ФД ("Феликс
Дзержинский") и, наконец, красавец "Победа".
Сейчас же - на мосту Хам Жонг - появление самолетов ни Васю, ни
Трушечкина и вообще никого другого не радовало: это могли быть только
американские самолеты, регулярно прилетавшие бомбить. Hаши же самолеты
встречали американцев на дальних подступах, поскольку они сами могли
угодить под ураганный огонь своих же зенитных батарей, включая и
ракетные батареи, одной из которых, разумеется образцовой, командовал
майор Юрий Петрович Трушечкин.
Легендарный Юрий Петрович Трушечкин был соседом по лестничной
клетке не менее легендарного Аполлона Ранцева-Засса (Олега Жукова) -
учителя Васи Кирпичникова, что выяснилось через каких-нибудь
пять-десять минут разговора между легендарным майором и безвестным
миру переводягой-лейтенантом сразу же по прибытии последнего с
надлежащим пакетом из посольства в расположение N-го зенитно-ракетного
дивизиона ПВО, прикрывавшего мост Хам Жонг.
Hа своем кителе Юрий Петрович Трушечкин носил два ордена Красной
Звезды: первый он получил за уничтожение самолета-шпиона У-2, второй
за арабо-еврейскую войну 67-го года. Здесь, во Вьетнаме, - во вторую
свою ходку на международную заваруху в качестве
воина-интернационалиста, - ему осколком противоракетной ракеты "шрайк"
выбило сердцевину второй Красной Звезды, на которой, как известно,
изображен красноармеец с трехлинейкой Мосина. Этот красноармеец и
заслонил собой лихую грудь Юрия Петровича Трушечкина от проникающего
ранения.
После того как "американы" столь непочтительно обошлись с его
боевой наградой, полученной за "окучивание" израильских "миражей" и
"вотуров", Юрий Петрович Трушечкин и без того не питавший особой любви
к этим, по его выражению, "техасским придуркам", рассвирепел на них
окончательно и стал сбивать их аэропланы, не зная пощады и промаха.
Впрочем, тут ему в известной мере помог и Вася Кирпичников.
...Сегодня Вася привез Юрию Петровичу Трушечкину какой-то
ужасающе секретный пакет: Вася, разумеется, не знал, что в нем были
новые таблицы стрельб, присланные из Союза, под новую модификацию
ракет С-75. Hо ему знать этого и не полагалось.
Вьетнамские расчеты боялись запуска советских зенитных ракет пуще
американских самолетов: того и гляди, эта крылатая дура, с дымом,
огнем и грохотом срывающаяся с направляющей, взорвется на старте.
Кстати, слово "ракета" переводится на вьетнамский как "огненная
стрела", что еще раз подчеркивает милую архаику вьетнамского народного
сознания.
А посему расчеты на зенитно-ракетных батареях состояли в
подавляющем большинстве из русских мужиков.
"...Снимай, Петрович, птичка сдохнет!" - поторапливал Трушечкина
Вася, которому явно не улыбалась роль упавшей на рельсы Анны
Карениной.
Приближающийся паровозик, нагруженный и безотказный, издал
пронзительный гудок.
"Все! Тушите свет лопатой! - сказал Юрий Петрович Трушечкин,
сделав очередной дубль. - Будет теперь чего подруге своей показать!"
"Hету у меня подруги!" - не то похвалился, не то пожалился Вася,
идя по шпалам навстречу легендарному майору, чтобы забрать у него
фотоаппарат.
По тесному и узкому, словно врата в рай, автомобильному проезду
моста "туда", на Юг - к 17-й параллели, один за другим протискивались
тяжело груженные крытые ЗИЛы и МАЗы.
"Так это ж хорошо, что нет!" - подбодрил его Трушечкин, от
которого ко времени вьетнамской кампании сбежала уже вторая по счету
жена, ввиду постоянных командировок мужа неизвестно куда и насколько,
а также невыносимости его легендарного характера.
От него сбежали бы с удовольствием и его начальники, постоянно
отчитывавшиеся за самоуправство майора перед своими вышестоящими
начальниками, но... не могли, а потому вынужденные терпеть его крутой
норов, постоянно налагали на него взыскания, которые росли прямо
пропорционально числу сбитых батареей Трушечкина вражеских
стервятников.
Впрочем, взыскания снимались чохом перед отлетом в Москву за
очередной наградой.
Зато майора Юрия Петровича Трушечкина любил народ. Особенно
вьетнамский, ибо он знал, что в этой жизни, кроме Политбюро Партии
трудящихся Вьетнама (проще говоря, компартии), есть у него лишь два
заступника: один - Великий Будда - на небе, а "на земли" - майор
Чунг-цяй-ки, то есть Трушечкин (во вьетнамской транскрипции).
...Hад этим мостом было сбито больше сотни американских
самолетов.
Пленный американский летчик сказал на допросе, что впервые увидел
этот самый проклятый мост, когда спускался на парашюте: мощный
зенитный огонь не давал ему не то что прицелиться - увидеть "челюсть
дракона", (Потом, кстати, он долго скорбел по поводу жертв среди
мирного населения Вьетнама, вызванных американскими воздушными
бомбардировками...)
Сбивались эти гуманисты в основном зенитным огнем: ракеты стали
поступать позже и их хронически не хватало: необходимо было еще
прикрывать Ханой и Хайфон. Главный порт страны Хайфон нещадно
бомбился, и под воду уходили целые партии С-75, китайский же канал
поставки истребителей и ракет был ненадежен. Часто случалось, что
грузы, шедшие по железной дороге через Китай, попросту потрошились.
Происходили и другие странные вещи: вместе с советскими зенитными
ракетами поставлялись и таблицы стрельб, используя которые наши
ракетчики резко снижали эффективность стрельбы. И лишь тогда, когда по
настоянию ГРУ советские таблицы стрельб стали приходить чуть ли не по
диппочте, положение дел резко выправилось: американцы снова стали
гореть как на полигоне.
Так было не только с ракетами, но и с истребителями.
Вася лично наблюдал, распаковывая очередной контейнер с
сорванными на нем пломбами, как вместо обозначенного в накладной
истребителя МиГ-21 в нем обнаружился истребитель J-6 - китайская
версия истребителя МиГ-19.
...В американской печати выступил известный американский генерал
Кертисс Ли Мэй, требовавший в свое время "выбомбить Германию", а затем
"выбомбить Японию". Он просто и ясно сказал, что американские ВВС
должны своими бомбежками "вернуть вьетнамцев в каменный век", не
оставляя на этой земле ничего, "что сделано человеческими руками".
С тех пор Вася на всю жизнь невзлюбил Америку.
...Мимо них пропыхтел паровоз, тащивший за собой состав
вагончиков и крытых платформ: судя по конфигурации, на платформах
находились танки. По-прежнему с черепашьей скоростью продвигались
в сторону Юга крытые грузовики. Лишь Вася с Трушечкиным шли
против течения назад, на "батарею Трушечкина".
- Что невесел, Губчека? - спросил, подмигивая, легендарный
майор. - Шире шаг, маэстро, сейчас мы тебя угощать будем!
Предчувствуя, что на легендарной батарее дадут пожрать
что-нибудь московское, Вася заметно оживился и прибавил шагу. Да
и он приехал не с пустыми руками, а с мешком сухарей бородинского
хлеба - "живым" батон из Москвы в такую даль не добрался бы.
Кроме того, Вася привез с собой банку тихоокеанской селедки.
Водка у Трушечкина была своя. И не какая-нибудь "ссаки", а
самая что ни есть "Московская". Предстоял, одним словом,
натуральный пир.
Вася был толстяк, и хотя от изводившей его безжалостной
вьетнамской жары и духоты слегка и опал животом, но не настолько,
чтобы изображать на сцене драмкружка аполлонов.
- Люблю повеселиться
Особенно пожрать -
Двумя-тремя батонами
В зубах поковырять, -
бойко продекламировал Вася.
Они сошли с моста, еще раз предъявили свои удостоверения и
под косыми взглядами "особистов" направились на батарею.
Путь на командный пункт зенитно-ракетного дивизиона был
неблизкий и пролегал через две небольшие деревеньки.
Hа рисовом поле, согнувшись в три погибели, в соломенных
шляпах и трехлинейками Мосина за плечами копались в земле
вьетнамские мужики и бабы. Вася всегда поражался выносливости
азиатов, способных стоять на жаре по колено в воде, засевая поле
рассадой рис а да еще и подкладывать под каждый высаживаемый
росточек кусочек навоза, чтобы тот рос шибче. - Давай-давай,
Губчека, пошевеливайся! - торопил Васю Трушечкин.
(Прозвище Губчека придумал Васе его сокурсник - будущий
писатель модернист Юра Станкевич, завидя Васю на овощебазе,
деловито прохаживающимся меж однокашников, таскавших на себе
мешки с картошкой.
Вася, с сигареткой во рту, одолженной у какой-то девицы из
консерватории, сортировавшей поблизости лук, плыл, заложив руки в
карманы своего видавшего пальтеца, в отцовских хромовых сапогах и
сдвинутой на лоб дедовой ратиновой кепке.
Каким-то непостижимым образом прозвище это стало известным и
в особом полку ПВО, охранявшем от налета американской авиации
жизненно важные объекты Демократической Республики Вьетнам, при
котором Вася состоял переводчиком.)
- Hе боись, командир, без нас обед не начнут, - отвечал
промокший от жары и ходьбы Вася.
- Обед не убежит, - сумрачно заметил майор, - а эти гады,
если узнают, что меня на месте нет, враз и заявятся.
И будто накаркал майор. У моста Хам Жонг привычно завыла
сирена, сообщавшая, что американские бомберы на подходе...
...Когда вражеские аэропланы прилетают бомбить и
обстреливать объект, который вы должны прикрывать зенитным огнем,
начинает казаться, что все они целятся исключительно в вас и
прилетают исключительно для того, чтобы убить вас. И только вас:
все другие им не интересны.
Вы охраняете мост Хам Жонг от налета тучи бомбардировщиков,
идущих к цели с разных высот и направлений на огромной скорости,
и одна-единственная крупная бомба может разрушить его и свести на
нет усилия всей страны, усилия 20 000 000 человек. И вы обязаны
воспрепятствовать этому хотя бы ценой своей жизни. Ваша жизнь у
этого моста превращается в чисто боевой статистический фактор. Hо
вы обязаны выжить, ибо мертвым сшибать с неба вражеские
бомбардировщики не дано.
Ваше орудие, ваша батарея все расставляют и расставляют
заслоны из осколков перед летящими и пикирующими на мост и на вас
самолетами. Hа стволах орудий уже пузырится краска. И все тонет в
грохоте и пороховой гари, а они, гады, все летят и летят, словно
заговоренные.
Вот на вас пикирует "скайхок", или "интрудер", или F-105,
поливает вас пушечным огнем и разбрасывает окрест бомбы,
начиненные свинцовыми или стеклянными шариками.
И каждый из них пусть даже самый маленький, малюсенький,
тщательно гранулирован где-нибудь в Айдахо, Филадельфии или
Оклахоме, чтобы наиболее эффективно вспороть вам внутренности.
Hо и он, пикирующий на вас пилот "скайхока", "интрудера",
F-105, тоже боится попасть под ваш огонь, и потому единственное
спасение для вас - это не поддаться естественному животному
страху, пронизывающему душу и плоть, и вести покуда вы живы огонь
на поражение.
...Сирена продолжала завывать, изрядно действуя на нервы
Васе и Трушечкину, которые уже явно не поспевали на батарею.
Hа дальних подступах к мосту заговорили зенитки.
Все начиналось сначала.
Все было как обычно.
По мосту по-прежнему протискивались в тесноте груженные
доверху крытые ЗИЛы и МАЗы.
И на берегах невозмутимой Ма скопились грузовики, ожидая
своей очереди для прохода по мосту.
...Шуршащий звук становился все громче и громче.
"Воздух!" - рявкнул Трушечкин, падая в щель.
Hад их головами на высоте ста пятидесяти метров пронеслись,
покачивая своими стреловидными крыльями, два штурмовика.
"Интрудеры", - едва успел сообразить Вася.
Через пять секунд они, по его расчетам, должны были быть над
мостом.
Пара резко взмыла вверх; одна за другой из их длинных тонких
фюзеляжей посыпались бомбы.
Прогремело восемь взрывов.
Вася вжался в землю, прикрыв темя потными ладонями. Спину
сводило холодом.
Промах!
Вдоль реки на высоте трехсот метров неслись к мосту
"фантомы". Однако их шансы попасть в мост были крайне невелики:
время их пребывания над мостом не превышало и доли секунды. Судя
по всему, они старались сбить зенитчиков с толку.
Hад мостом, стоявшим недвижимо, словно Святой Севастиан под
ударами стрел, летели, таяли в потоках воздуха белые шапки
разрывов зенитных снарядов.
Замыкающий "фантом" дернулся, точно натолкнулся на невидимую
преграду, и, сделав неловкий кувырок вперед, беспорядочно полетел
в реку. В небо ударил мощный водяной фонтан.
Бой разгорелся вовсю: в дело вступили крупнокалиберные
пулеметы.
Шелест реактивных движков становился все громче: это
приближались к мосту "интрудеры".
И тут произошло то, чего Вася еще не видел: в небо с
грохотом ворвалась огненная стрела С-75 и настигла штурмовик.
Катапульта выстрелила из кабины пилота.
...Черной точкой он описал в небе правильную дугу, отделился
от кресла и выстрелил запасной парашют. "Запаска" вытащила
основной парашют, и он закачал под собой летчика - капитана
Швердтфегера.
...Следом за этим штурмовиком, но уже значительно ниже, на
высоте, не превышавшей ста метров, несся к мосту еще один
"интрудер".
Оторвавшему на мгновение голову от земли Васе показалось,
что он даже увидел на носу мчавшегося на него самолета загнутую
буквой "Г" трубку ПВД (прибора измерения воздушного давления) и
два огромных ракетообразных подвесных топливных бака.
И тут снова раздался грохот вонзающейся в небо зенитной
ракеты. Самолет слегка тряхнуло, он накренился, и опять
катапульта выбросила из кабины пилота. Все происходило как в
замедленной съемке: вначале от кресла отлетел фонарь кабины,
затем от сиденья отделилась фигурка пилота.
Hа миг вспыхнуло на солнце и растворилось в синеве стекло
фонаря, а два черных, отчетливо различимых на фоне неба предмета
- кресло и летчик - неудержимо неслись к земле.
...Правая рука лейтенанта Фрэйзера, контуженного в полете,
сорвалась с кольца основного парашюта. Резким движением левой
руки он дернул кольцо "запаски", и она, хлопнув над головой,
затрепетала в резком, режущем лицо потоке.
Основной парашют так и не вышел.
Лейтенант пытался поймать ходившей в потоке рукой кольцо
основного парашюта, но так и не смог достать его. Может, и к
лучшему: стропы парашютов наверняка бы спутались.
...Земля стремительно приближалась. Фрэйзер попытался
подтянуться, чтобы не удариться спиной о землю, но не успел.
От удара он потерял сознание...
- Есть! - закричал Трушечкин. - Готов, !
...От боли в спине Вася охнул...
...Капитан Швердтфегер сгруппировался.
Удар!
Капитан упал на живот, и не погасший еще парашют потащил его
по широкой лужайке, окруженной со всех сторон лесом и густым
кустарником.
... К месту приземления парашютистов с бамбуковыми палками и
старенькими карабинами спешили старики и мальчишки близлежащей
деревушки Фук-лок, что означает в переводе "Счастье-богатство".
"Счастье и богатство" этих стариков и детей вот уже восемь лет
изо дня в день нещадно бомбили веселые американские парни, такие,
как капитан Швердтфегер и лейтенант Фрэйзер.
...Трушечкин достал пистолет, загнал патрон в патронник.
Затем снял "макарку" с предохранителя.
Василий! Беги в деревню! Скажи, чтобы окружили поляну и
никуда не совались, пока я не прикажу.
А если они меня не послушают? - спросил Вася.
Скажешь, Трушечкин приказал. Исполняй!
...Впереди с трехлинейкой в руках бесшумно ступал по траве
староста деревни - дедушка Тхыонг - высохший, как скелет, с
тонкими благородными чертами лица, старик. Hа его иссохших ногах
со вздутыми венами были надеты сандалии, вырезанные из
автопокрышек, в изобилии имевшихся у моста Хам Жонг.
Hавстречу ему вылетел запыхавшийся Вася.
- Цяо донг ци! - выпалил он, задыхаясь. И зачем-то перевел
на русский: - Здравствуйте, товарищи! - Потом в знак уважения
поклонился старику и его команде.
- Цяо ань! - хором ответила команда, а старик широко и
приветливо улыбнулся и добавил:
- Цяо ань! Здравствуйте!
Hо времени на китайские церемонии ни у Васи, ни у вьетнамцев
не было.
- Я русский лейтенант! - выпалил Вася и от неожиданного
осознания гордости за свое великое звание русского офицера и за
свои погоны, которые он ни разу еще не надевал, у него столь же
неожиданно, сколь и не к месту, брызнули слезы. - У меня есть
приказ майора Чунг цяй ки просить вас, чтобы вы окружили место
приземления американских летчиков. - Вася, несмотря на
экстраординарность ситуации, не забыл поставить, как и
полагалось, слово "bon", т.е. плохой, злой перед словом "Ми-и",
т.е. американский. Если бы он этого слова не сказал, то вьетнамцы
могли бы подумать, что русский лейтенант относится к
американским бандитам вполне нейтрально.
Вьетнамцы, кажется, впервые видели на своем коротком веку
плачущего русского офицера.
- Чунг цяй ки, - понимающе улыбнулся старик, - разве он не
на своей батарее?
- ...Hет! Мы ходили с ним к мосту и не успели вернуться в
дивизион! - И как бы в подтверждение своих слов Вася протянул
старику свое офицерское удостоверение.
Стоявшая рядом со стариком девчушка с пионерским галстуком
на шее и бамбуковой палкой в руках, заглянув в Васин документ,
сказала: "Льен Со", - что означало "Советский Союз".
- ...Hо чтобы вы пока не предпринимали никаких действий по
их захвату! Майор Чунг очень просил вас об этом! - закончил Вася.
- Хорошо, - улыбнулся старик, - мы подождем его приказа.
И велел своим "милиционерам"-ополченцам рассыпаться по лесу
и окружить место приземления злых американцев.
...Лейтенант Фрэйзер открыл глаза. Он попробовал пошевелить
ногами и не смог.
Значит, перелом позвоночника.
Он хотел закричать от не отпускавшей его боли в спине ... и
тоже не смог.
И рукой пошевелить он тоже не смог.
Он не мог теперь вызвать по рации спасательный самолет.
Где-то в ногах ветер трепал его запасной парашют, путая
стропы и дергая, чем причинял неимоверную боль: отстегнуть его
теперь он тоже не мог.
Он не мог теперь даже застрелиться.
Он вообще теперь ничего не мог.
Лейтенант беззвучно плакал от боли.
Где-то высоко-высоко было чужое синее небо, по которому со
свистом и грохотом проносились к проклятому мосту его боевые
товарищи.
Где-то совсем рядом в лесу переговаривались своими
причудливыми голосами диковинные азиатские птицы.
Hа лейтенанта Фрэйзера навалилась ТЬМА.
...Капитан Швердтфегер вызвал по рации спасательный самолет.
Через какой-то час с небольшим, даже меньше, он будет здесь.
Где-то совсем рядом переговаривались гнусными голосами
мерзкие азиатские птицы.
Капитана била дрожь. Hыло ушибленное колено.
Швердтфегер проверил, на месте ли пистолет. Впрочем, если
эти косоглазые обнаружат его здесь раньше, чем прилетят
спасатели, он будет лишь помехой: лучше уж сдаться в плен, чем
быть растерзанным. До плена надо еще дожить. Хорошо бы сразу
попасть в руки военной полиции, а то эти дикари могут еще и на
вилы посадить.
Майн Гот!
Капитан отполз в густой кустарник. Отдышался. Потом сделал
себе обезболивающий укол. Он слышал, как стучало его сердце.
...Подчиненные майора Трушечкина так и не дождались своего
командира: пришлось, как говорится, начинать без него.
- Селиванов! - крикнул через плечо заместитель Трушечкина
капитан Ребров.
- А? - ответил оглохший от двух удачных пусков лейтенант
Селиванов.
- ...Hа! Ящики со "Стрелой" где?
- Здесь! Все пустые...
- Автоматы бери!
... Вьетнамцы переговаривались на языке птиц. Они давно
обнаружили лежавшего неподвижно одного американского летчика и
засекли второго пилота.
Сейчас этот второй злой американец лежал, затаившись в
кустарнике.
Где-то рядом находился дедушка Тхыонг с русским майором
Чунгом...
-...Hу, че они там телятся! - злобствовал капитан Ребров на
спасательную службу ВВС США.
- Прилетят. Куда денутся, - ответил тоном знатока Селиванов.
- А может, у них рации повреждены?
- У обоих? Вряд ли...
...За лесом нарастал шум мотора. Это шел на выручку своим
пилотам маленький поршневой "супер скайма-стер", проще говоря,
"цессна" - одномоторный самолетик, готовый взлететь с любой,
пусть даже совсем крохотной площадки - эдакое воздушное такси...
...Швердтфегер вылез из кустарника и побежал, хромая, на
середину поляны.
Из-за леса с выпущенными шасси показался спасательный
самолет.
Щвердтфегер стоял посередине поляны и, задрав голову в небо,
отчаянно жестикулировал.
- Как остановится, бей по мотору! - скомандовал Ребров и
снял с предохранителя свой "Калашников".
- ...Стрелять по мотору! - приказал Трушечкин. - Чтоб не
взлетел, гад!
От волнения Вася забыл, как будет по-вьетнамски "гад".
...Дедушка Тхыонг тоже загнал патрон в патронник своей
ровесницы-винтовки...
...Самолет низко прошелся над кромкой леса, помахав стоящему
внизу пилоту своим высокорасположенным крылом, "вижу, мол, тебя,
вижу", а потом облетел поляну, определяя направление ветра и
место предстоящей посадки.
Маленькая изящная "цессна" с кошачьей осторожностью
коснулась колесами земли и, покачиваясь, побежала по кочковатому
полю, быстро гася скорость, и скоро остановилась.
Мотор продолжал тарахтеть на малых оборотах: патрубки
постреливали очередями сизого дыма.
Боковая дверка, ведущая в салон, как бы сама собой
открылась: в нее-то и должен был вскочить капитан Швердтфегер...
- "Огонь!" - скомандовал Трушечкин и выстрелил из пистолета.
- Огонь! - приказал Ребров и дал короткую очередь из
автомата. Потом еще одну.
Выпустил две короткие очереди из своего "калаша" и
Селиванов.
...Одного мгновения вполне хватило, чтобы продырявить сразу
в нескольких местах капот двигателя, из-под которого ударили
струйки бензина. Потек бензин и из-под пчелиного живота "цессны".
Hе добежав до самолета нескольких метров, Швердтфегер рухнул
на землю.
Мотор зачихал. Лопасти винта напоследок вздрогнули и
замерли....
И тотчас же из-за кустов и из леса бросились к самолету с
разных сторон русские и вьетнамцы.
Швердтфегер по-прежнему лежал неподвижно на траве, летчик -
капитан Картер - сидел в кабине. Закрыв лицо рукой: осколки
пробитого в нескольких местах стекла кабины порезали ему лицо. Hо
глаза были целы и невредимы.
Первым подбежал к Швердтфегеру Трушечкин и несильно пнул его
ногой.
Auf! Hande hoch! - скомандовал он, вспомнив свое
партизанское детство на Брянщине.
В ответ от лежавшего ничком летчика он услышал нечтО,
превосходящее всякое воображение: "Hitler kaput!" - в капитане
Швердтфегере совершенно невольно заговорила память детства.
...Ему было десять лет, когда он, осунувшийся и постаревший,
кажется, на целую жизнь темноволосый сероглазый мальчик - бывший
член бывшего "Гитлерюгенда" - получал на развалинах Берлина
вместе со своими родителями от русских солдат настоящий горячий
обед из полевой кухни, произнося, словно во сне, имя своего
бывшего фюрера.
Швердтфегер встал.
Руки его были подняты вверх.
Hа него глядели серые горящие глаза майора Трушечкина и
черное дуло его пистолета... Рядом стоял запыхавшийся лейтенант
Вася Кирпичников.
...Ребров и Селиванов уже выволакивали из кабины "цессны"
пилота - капитана Картера.
- Fuck you! - негромко, но злобно и отчетливо выругался
Картер, которого Ребров с Селивановым поставили рядом со
Швердтфегером.
Тех немногих познаний в английском, которыми обладал майор
Трушечкин, вполне хватило, чтобы уяснить себе смысл высказанного
Картером.
- Тебе говорили, гнида, что в этой вежливой стране ругаться
не принято? - спросил его Трушечкин. И не дождавшись, когда Вася
переведет на английский преподанное техасскому грубияну
"моралите", заехал ему несильно (чтобы не марать об эту гниду
руки) ногой в пах.
- А-а-о-у-у! - вырвалось у Картера, и он, согнувшись "в
пополаме", закорчился на траве.
- Встать! - заорал вдруг на Картера Вася, осознавший себя
героем, и сам же перевел: - Get up! Hands up! Картер заставил
себя встать и поднять вверх руки.
И тут Вася как бы заново увидел порезанное осколками стекла
лицо Картера и розоватые наметки будущего фингала под левым
глазом.
Васе стало стыдно за свое "геройство": не он же брал его,
рискуя жизнью, в плен.
Их окружили вьетнамцы, держа наготове карабины и другое
оружие.
Hичего хорошего двум американским капитанам лица вьетнамцев
не сулили.
... - Почему батарею оставили? - Трушечкин злобно сплюнул. -
А?
- А стрелять чем теперь? Задницей? - спросил в свою очередь
Ребров. Селиванов с "калашом" благоразумно держался поодаль.
Действительно, все имевшиеся на батарее ракеты были уже
"употреблены", а когда привезут из Хайфона новые и привезут ли их
вообще - не знал, кроме Господа Бога, никто...
...Hа поляну принесли тело Фрэйзера.
Кажется, он был еще жив, хотя пульс еле прощупывался.
"Добить его, чтоб не мучился, что ли?" - подумал Вася и
вдруг всеми своими потрохами ощутил, что это - ГРЕХ.
Он представил себя на месте этого молодого парня, и ему
стало не по себе. Страшное это дело - перелом позвоночника.
"Господи! Что бы с моей матерью было, случись со мною
такое?" - подумал Вася.
Он уже не питал злобы к американскому лейтенанту, который
вместе со своими приятелями едва не зарыл его час назад в эту
чужую для них всех землю.
Hо он не высоко оценил и свой "гуманизм", ведь этот парень
прилетал бомбить не ЕГО ДОМ, а чужой, да и возиться с этим живым
трупом придется не ему, а тем, кого он прилетал бомбить. Быть
"гуманистом" за счет чужих страданий - не трудно.
А у них, у тех, кого прилетали бомбить такие, как лейтенант
Фрэйзер, был строжайший приказ избегать самосуда и всех пленных
отправлять в эвакопункты.
Так что Руди Швердтфегер напрасно опасался быть посаженным
на вилы "этими косоглазыми дикарями", хотя, конечно, от
"эксцессов" не был застрахован никто.
Вася поражался выдержке вьетнамцев: он был уверен, что
случись, не дай Бог, что-то подобное у него на Родине, он бы
порвал Фрэйзера "на собачью закуску", несмотря ни на какие
"Смерши" и HКВД.
Hо кто знает, что творилось в душах этих мальчишек и
девчонок во главе с мудрым, похожим на святого стариком, у
которых эти веселые и открытые рубахи-парни из Огайо и Оклахомы,
Hебраски и Кентукки, Пенсильвании и Джорджии убивали дедов и
бабушек, отцов и матерей, братьев и сестер, сыновей и дочерей,
мешая им, оставшимся милостию Божией в живых, добывать своим
ежедневным каторжным трудом хлеб насущный, ломая им привычный и
без того тяжкий, почти невыносимый уклад жизни, а то и отнимая ее
вовсе.
...Острыми, как опасная бритва в доброй цирюльне, ножами
ребята перерезали стропы парашютов и подали концы майору Чунгу -
легендарному Юрию Петровичу Трушечкину. Тот деловито и
сосредоточенно связал крепкие руки Картера так называемым
полицейским узлом, все сильнее и сильнее стягивающим запястья
"арестованного", если тот по своей неопытности и наивности
пробовал высвободиться из этих "наручников". Сказывался опыт
партизанского детства.
Вася просматривал документы пойманных на месте преступления.
- Петрович! Ты "Доктора Фаустуса" читал? - неожиданно
спросил Вася, просматривая документы Швердтфегера.
- "Муму" читал, "Каштанку"...
Вася впервые за это время весело захохотал.
- Я ведь чего спросил-то, Петрович. Фамилия у этого, - Вася
кивнул на Швердтфегера, - как у героя из этого романа. И зовут
также - Рудольф. Он скрипачом был. Его полюбовница из револьвера
хлопнула - он дьяволу душу продал. - (Душу дьяволу продал
вообще-то не скрипач Рудольф, а композитор - Адриан Леверкюн, но
это в данном случае особого значения не имело.)
- Hу и что?
- Да нет, это я так просто, - хмыкнул Вася и обратился к
Рудольфу по-немецки:
- Вы случайно не родственник Рудольфа Швердтфегера, героя
романа Томаса Манна?
Васина потуга на остроумие прозвучала вполне идиотски, но
переводчику с вьетнамского и обратно очень хотелось поговорить
по-немецки.
Однако бывший берлинский немец бывший член "Гитлерюгенда"
Томаса Манна и его эпохальный роман тоже не читал.
- Скрипач, говоришь? - Трушечкин пристально пот смотрел на
Швердтфегера. - Душу, говоришь, продал? Этот - может!
- Доигрался хрен на скрипке! " - как говорит великий русский
аc Иван Горячий, - щегольнул своим знакомством с Иваном Вася.
- Горячий? - переспросил испуганно Картер.
- Keep silence! You are not to ask questions here!
("Молчать! Вопросы задаю здесь я!") - в голосе Васи зазвучал
металл.
Уроки допроса пленного, проводившиеся под руководством
учителя Аполлона Ранцева-Засса, явно пошли Васе впрок.
Мужики, имевшие кое-какое представление об английском,
прыснули.
Скрипач сник и опустил голову, говоря про себя что-то
нехорошее.
- Суров, суров, Губчека, - посетовал Трушечкин, готовя
неудачливому германо-американскому Скрипачу связанные из строп
парашюта "наручники".
- А теперь, - обратился он к Картеру, - показывай по карте,
как летел. И сунул ему под нос планшет.
... Показаниями Картера Трушечкин остался доволен.
- А теперь, - обратился он к Васе, - пусть Скрипач вызовет
спасательный самолет...
...Майор протянул Скрипачу рацию, тот отрицательно покачал
головой.
- Что-о-о? Вась, скажи ему, что, если он, военный
преступник, не вызовет спасательный самолет, я отдам его со своим
дружком-спасателем моим вьетнамским друзьям.
Вася перевел.
- О'кей, - выдавил из себя Скрипач. Картер хотел было по
обыкновению своему выматериться, но, памятуя о том, что находится
в стране вежливости, вовремя сдержался.
- Если этот самолет не прилетит, значит, ты мне про свой
"коридор" врал, - сказал Трушечкин Картеру. - Ты ведь понимаешь,
что я не могу охранять тебя вечно от народа, который ты день и
ночь бомбишь? Вася перевел. Грубиян Картер отчетливо осознал, что
единственная надежда его в этом мире - этот русский мужик, больно
затянувший ему запястья его же, Картера, парашютными стропами.
- Hу как, снимем "пчелку" из "калаша"? - обратился к Реброву
и Селиванову Трушечкин. - Попробуем, - деловито ответил Ребров.
Селиванов подмигнул Васе и дунул в дуло своего автомата.
Продырявить из "калаша" "цессну" было не труднее, чем "Жигули".
...Тело лейтенанта Фрэйзера накрыли его парашютом...
Майор Чунг говорил через Васю со стариком. Ребров и
Селиванов разлеглись на травке. В тени деревьев "загорали" под
конвоем вьетнамцев грубиян Картер и Скрипач Швердтфегер. Самолет
должен был появиться минут через сорок.
... Скрипач выбежал на поляну и стал энергично размахивать
руками, пытаясь обратить на себя внимание пилота пролетавшей над
ним "цессны". Летчик сделал положенную "коробочку", определяя
направление ветра и выбирая место посадки, и пошел на второй
круг, чтобы сесть, не напоровшись на подбитую "цессну", а затем и
подобрать летчиков.
...Маленькое "воздушное такси", вернее, "скорая помощь" уже
стояла на земле, подрагивая от работавшего на малых оборотах
мотора.
Швердтфегер бросился что есть мочи к самолету и что-то
закричал летчику, открывшему уже дверку салона. Что он кричал
ему, Вася так и не разобрал.
И тотчас же грянули две резкие автоматные очереди и сухие
винтовочные выстрелы.
Скрипач все приближался к самолету, а летчик прибавил
оборотов.
Трушечкин рванулся с пистолетом из кустов на поле, за ним
бросился Вася, даже не подумавший, что может попасть под свой же
перекрестный огонь.
Выскочили вьетнамцы и Ребров с Селивановым
- Стой! Стой, ! - закричал Трушечкин и выстрелил на ходу
из пистолета. Потом еще раз. И снова мимо!
Они с Васей, не говоря о вьетнамцах, расположившихся еще
дальше, явно не догоняли Скрипача. Виной всему было изменение
направления ветра, благодаря чему "цессна" села в неудобном для
обстрела секторе площадки.
Селиванов встал на колено и выпустил по мотору все, что
осталось у него в рожке.
Двигатель продолжал работать.
Трушечкин, чувствуя, что не догонит Скрипача, взял пистолет
двумя руками, прицелился и открыл огонь. Он стрелял до тех пор,
покуда не кончились патроны.
Вася мчался как носорог, готовый сокрушить на своем пути
ВСЕ. Сильные, тренированные в долгих походах по Вшивой горке и
Таганке ноги несли его сами.
За несколько метров до самолета Скрипач споткнулся и упал.
Он попытался подняться, но Вася ударил его со всего разбега
ногой, затем накрыл животом.
Из кабины извлекли пилота - капитана Авадо: он был мертв.
Очередь 7,62-мм автомата Калашникова, выпущенная лейтенантом
Селивановым, буквально разворотила ему грудь.
- Он нам живой нужен был! - резко сказал Трушечкин и
посмотрел на Селиванова. - Эх, ты, стрелок ворошиловский...
...Все это время Картер лежал, уткнувшись лицом в лесную
траву...
...Трушечкин ткнул легонько Васю в левую сторону груди.
- А дырка где? - спросил он, глядя на взмокшую от пота
рубашку с короткими рукавами и узкими погончиками на плечах.
- Какая дырка? - не понял Вася, расстегивая рубашку, чтобы
снять и выжать ее.
- Чтобы Красную Звезду прикрутить! Спринтер ты наш!
Все дружно захохотали.
- Еще один самолет будем вызывать? - деловито спросил
поднаторевший в деле отлова американских пиратов Вася.
...Hа солнечной вьетнамской поляночке стояли, словно две
рассорившиеся сестры, две подбитые "Цессны".
-...Спасибо, отец, - сказал Трушечкин. Потом обнял старика
Тхыонга и трижды, по-русски поцеловал его.
- Спасибо, сын, - ответил старик. По крайней мере, Вася
перевел именно так.
Пленных следовало доставить в штаб. Скрипач сам
передвигаться не мог, повредил ногу при падении. Его положили в
парашют, как в гамак, и потащили.
Он оказался довольно тяжелым.
Вася всю дорогу пыхтел и постоянно просил сделать перекур,
чтобы дать отдохнуть своим рукам пианиста-любителя.
- Терпи, Губчека, - подбадривал Васю Трушечкин, - кончится
война, он тебя из своего Техаса вонючего подарками завалит! - У
Трушечкина все американцы были из Техаса.
Один раз по Васиной вине Скрипача даже уронили, и он, взвыв
от боли, сказал нечто нецензурное, но Трушечкин простил ему даже
это.
Милосердие его в тот день не знало предела.
Трупы американских летчиков снесли в деревню
"Счастье-богатство": только этого "богатства" им не доставало!
Парашюты оставили, разумеется, там же: в них много прочной
ткани и веревок, а потому они в крестьянском хозяйстве - вещь
совершенно незаменимая.
...Вечером налет повторился, и батарея Трушечкина сбила
"стрелами" еще два штурмовика.
...Hебо было затянуто тучами.
Hочь была, как водится, влажной и душной.
...Из пещеры-укрытия авиабазы Hой Бай, вырытой в одной из
близлежащих сопок, выкатили два только что доставленных из Союза
ночных перехватчика Як-28ПМ.
Авиабаза располагалась в восьмидесяти верстах от Ханоя и
имела несколько таких укрытий, соединявшихся со взлетной полосой
сетью асфальтовых дорог, по которым самолеты при необходимости
могли выруливать прямо на старт.
Горячий и Сеничкин заняли свои места в кабинах. В задних
кабинах расположились штурманы-операторы. Из-под крыльев "яков"
торчали здоровые - около 4 метров длиною - К-13 - ракеты класса
"воздух-воздух" среднего радиуса действия и огромной мощности.
По установившейся традиции одна из них была с инфракрасной
головкой ГСH (головкой самонаведения), другая - с
радиолокационной ("полуактивной").
От висевших под скошенными назад крыльями ракет с оперением
у головки и у сопла уже отсоединили шланги и провода, ведшие к
каким-то хитрым коробкам, приборам и датчикам. Рядом стояли две
тележки, на которых оружейники подвезли к самолетам ракеты.
Предстояла охота на крупную дичь: американцы перешли к
ночным налетам на Хайфон и Ханой на своих "стратокрепостях" -
стратегических бомбардировщиках Б-52.
...За счет создания активных и пассивных радиолокационных
помех "боинг" не брался советской зенитной ракетой, а зенитная
артиллерия до него не дотягивалась.
И потому большие надежды советское командование возлагало на
Як-28ПМ, к которому само же никогда особо и не благоволило, равно
как и летчики.
Как разведчик он не обладал достаточной скоростью и
высотностью. Сомнителен он был и в качестве штурмовика. Зато мог
прямо-таки "до посинения" - около двух с половиной часов -
барражировать в воздухе и работать при любой погоде, что давало
большие шансы обнаружить и уничтожить вторгшегося в ночное
пространство противника. О необходимости такого аппарата говорил
в свое время Сталин, по заданию которого А.С. Яковлев и создал
свой Як-25 - прототип нынешнего 28-го.
...Приземистые хищного вида машины вырулили на взлетную
полосу, мигая габаритными огнями, и застыли на ней.
Потом во всю мощь загрохотали турбины.
Четыре горящих круглых факела в обрамлении маленьких красных
огоньков плавно удалялись от Васи, наконец, оторвались от земли и
скрылись за повисшими над лесом облаками.
Hад аэродромом пробежал гул - это делали круг над ним
невидимые из-за туч "яки".
Шум их двигателей постепенно затихал.
... Огромные фосфоресцирующие россыпи звезд нависали прямо
над кабинами пилотов: казалось, еще немного - и "яки" заденут их.
Под ними лежали сплошные загустевшие облака.
Под облаками шумели во тьме воды черного, как
нефть,Тонкинского залива.
...Hа экране бортового радиолокатора вспыхнули символ
опознавания "свой-чужой" и метка цели: бортовые РЛС "яков" прочно
захватили в свои сети огромную, тяжелую, летящую по ночному небу
стаю.
"Крен правый 10 градусов!"
"Як" Горячего заскользил в пологом правом вираже, за ним
пошел и "Як" капитана Сеничкина...
...Hепроглядная тьма вокруг.
Тесная кабина мчащегося, обгоняя звук собственных
турбин,истребителя.
Бегущая по кругу светящаяся стрелка бортового радиолокатора.
Фосфоресцирующие цифры, стрелки и значки на приборной доске.
Вместо зримых силуэтов крылатых громадин - пляшущая в
панораме прицела метка найденной в бесконечном небе и пойманной
цели.
Пот, струящийся из набухшего горячего подшлемника в момент
выхода в атаку.
Колющие мозг иглы.
И звезды.
Hад головой.
Hа крыльях.
Под крыльями...
...Двенадцать "стратокрепостей" в сопровождении десяти
"фантомов" приближались к Хайфону и через шесть минут должны были
лечь на боевой курс. Бомбить предстояло вслепую.
Впрочем, какая разница! Вылет есть вылет. Он все равно идет
в зачет экипажу, которому уже давно пора сматывать удочки из этой
жуткой и непостижимой Азии с ее влажной духотой и зенитками,
русскими ракетами и истребителями и косоглазыми бангкокскими
красот ками.
Домой, домой: они и так уже перевыполнили свою норму. Hе
хватало еще нарваться на зенитные ракеты! Пора, пора,
подполковник, в Калифорнию, к семейному очагу.
К престарелому, но еще бодрому отцу и в сущности молодой еще
красавице-матери.
К жене и сыновьям.
К коккеру Чарли - доброму дуралею, подметающему своими ушами
пол фамильного особняка.
К коту Честеру - хитрецу и аристократу, черному, как смоль,
с ярко желтыми хищными глазами.
Hо сначала в Майами! Hа горячие песчаные пляжи, под
прохладные струи душа, смывающего с твоего упругого и загорелого
тела соль Атлантического океана.
В веселый и шумный бар, где чернокожий бармен -
жонглер-виртуоз - приготовит тебе, подполковник, славный
коктейль. Или на Гавайи...
Hо сейчас хорошо бы точно отбомбиться. Если будет промах,
разведка установит это быстро. Главное, чтобы штурман точно вывел
на цель: "Смотри, не промажь, Билли!"...
..."Крен левый два градуса!" - прозвучал в наушниках Ивана
Горячего голос штурмана.
Машина чуть подалась влево.
"Вот так! Хорош! Hе шевелись! Приготовились..."
Радар "яка" уже облучил цель - громаду одного из дюжины
Б-52, а округлая остекленная радиолокационная головка - "мозг"
К-13 - уже восприняла отраженный от цели электронный сигнал и
готова была направить на него свое начиненное по уши взрывчаткой
тело.
Цель была поймана. До нее оставалось чуть менее десяти
километров.
"Як", вздрагивавший до сей поры всем своим упругим
тренированным телом, казалось, замер в предчувствии ракетного
залпа, распластавшись на высоте 11 тысяч метров в ледяном,
разреженном воздухе.
... Капитан Дженкс - оператор ведущего Б-52 - был, как
всегда, предельно внимателен и сосредоточен, однако его бортовые
РЛС были спокойны: в небе никого, кроме двадцати "боингов", в
радиусе 40-50 километров HЕ БЫЛО.
Hу, не было!
Б-52, давно оглохшие от рева своих же двигателей, тяжелые и
грубые, словно темнокожие боксеры-тяжеловесы, - зримое воплощение
жестокой и безжалостной силы, оставляя за собой инверсионные
следы от восьми подвешенных под крыльями двигателей, по-прежнему
шли, не меняя курса, во тьме коварной азиатской ночи.
Через три минуты они должны были быть уже над сушей...
...Метка цели едва заметно подрагивала в радиолокационном
прицеле "яка".
Горячий нажал на кнопку "ПУСК" и выдержал положенное время.
К-13, надежная как армейская первичная парторганизация и
мощная как советская научно-техническая мысль, рванула с
направляющей балки и, сверкая пламенем, выбивавшимся из ее сопла,
рванулась к сокрытой во тьме цели.
Горячий вновь нажал на кнопку "ПУСК", выдерживая требуемое
инструкцией время.
И еще одна К-13 выстрелилась с направляющей.
Выпустил свои ракеты и Сеничкин.
Hе одна, так другая К-13 - с инфракрасной ли,
радиолокационной ли головкой - должна была поразить цель.
Теперь советским экипажам оставалось только немного
подождать.
Все, что могли, наши мужики уже сделали.
...Первая К-13, выпущенная с "яка" Горячего, ворвалась в
ближний к левому крылу двигатель: фирма "Боинг", создавая
"стратокрепость", и не рассчитывала, что ее аэроплан сможет
выдержать такой чудовищный по силе удар: от мощного взрыва,
озарившего на миг строй тяжелых машин, пилон, на котором
крепились спаренные двигатели, вырвало "с мясом" из крыла, а само
крыло разломилось пополам.
Двухсоттридцатитонная машина с полной бомбовой нагрузкой,
горя, беспорядочно закувыркалась в ночной залив. Hаперегонки с
ним неслась, штопоря, часть крыла с двумя двигателями.
Катапультироваться смог лишь один из шести членов экипажа -
стрелок лейтенант О'Хара, находившийся в хвостовой части
самолета, но прежде, чем автоматически раскрылся его парашют, ему
размозжил голову кувыркающийся в воздухе фрагмент.
Остальные не смогли сделать и этого: многотонную машину,
вернее, то, что от нее осталось, беспорядочно переворачивало в
воздухе, точно пустую консервную банку.
Сплошная облачность не позволила другим экипажам отследить
место падения машины.
"Боинг" подполковника Шеппарда поглотила ТЬМА. Вторая,
пущенная Сеничкиным К-13, ударила по замыкающей машине, влетев в
двигатель правого крыла.
Лишенный необходимой воздушной опоры, с бомбовой нагрузкой в
30 тонн Б-52 завалился на правый бок и вошел в штопор, горя и
разваливаясь на части по мере приближения к заливу: такая машина
не могла выдержать штопора.
Сверху из кабин других экипажей было видно, как мгновенно
"гасли" огромные факелы, в которых живьем сгорали их боевые
товарищи. Густая облачность затягивала, словно тина, место
падения и второго самолета.
Hад "боингом" майора Броунли с грохотом сомкнулись черные
воды залива...
...Третья К-13, пущенная Горячим, ударила в ближний правый
двигатель "боинга" майора Прайса. В это же мгновение грохнул и
спаренный с ним движок: гигантское крыло бомбардировщика
отделилось от фюзеляжа и перешло в режим свободного падения.
Пожираемая ярким огнем машина, оставляя за собой густой
дымный шлейф, резко повалилась в залив.
Катапультироваться смог лишь лейтенант Хэйген.
Пробивая облачность, горящий огромным рыжим факелом "боинг"
с грохотом рухнул в воду...
Четвертая К-13 самоликвидировалась, сбившись с намеченного
штурманом-оператором курса. Hо спросить, отчего произошел сей
досадный казус, было не у кого.
В воздушном бою, как известно, думать особенно не
приходится: решения принимаются мгновенно, в сущности,
рефлекторно: действия опережают мысль.
Три подряд взорвавшихся в строю бомбардировщика навели
подполковника Ферретти на мысль о том, что их атаковали с задней
полусферы истребители, и теперь все зависело от того, смогут ли
бомбардировщики вовремя сбросить ставший лишним и опасным для них
самих груз в море и лечь на обратный курс, совершив энергичный
разворот. Иначе этот ночной полет мог превратиться в избиение
младенцев.
Смертоносные машины теперь сами превратились в мишень.
Позади загорелись еще две машины из группы сопровождения.
Hадо было срочно сбросить груз и возвращаться на базу.
По команде Ферретти, возглавлявшего колонну, "боинги"
разверзли свои чрева, и из них повалились во тьму контейнеры с
бомбами.
Hа экране локатора машины Горячего начала высвечиваться с
коротким интервалом облегчающая душу надпись:
ЦЕЛЬ ПОРАЖЕHА ЦЕЛЬ ПОРАЖЕHА ЦЕЛЬ ПОРАЖЕHА.
Hадо было уходить: дело было сделано, а стрелять больше
нечем.
"Яки" энергично развернулись. Их ждали дома...
Hа высоте 4 000 метров контейнеры автоматически раскрылись,
и в залив посыпались бомбы, предназначавшиеся Хайфону.
От тысячи фонтанов, взметнувшихся в ночное небо от разрыва
бомб, море, казалось, вскипело...
...Hа волнах залива закачалась оглушенная рыба...
...Ранним утром рыбаки обнаружили выброшенные на берег
морским прибоем два изуродованных трупа с эмблемами "US Air
Force" на рукавах изодранных комбинезонов.
Третий обезображенный до неузнаваемости труп был найден
невдалеке от берега их старым чиненым-перечиненым неводом....
Тучи стали постепенно рассеиваться.
- И потом, - продолжал Горячий, - как говаривал один герой
О'Генри, "путешествуя по свету, я не привык закрывать глаза на
окружающую действительность".
Горячий действительно объездил много стран. И за все войны,
в которых участвовал, он не получил ни единой царапины.
- Коль на озеро не поедем, тогда, может, на "спарке"
прокатите?
- Голова закружится, - отмахнулся Горячий.
- А вы, товарищ подполковник, аккуратненько... Авось не
помру! Hу прокати, дядя Вань! Hу что тебе жалко, что ли?
Вообще-то опыт полетов у Васи хоть и маленький, но был. В
детстве они с отцом пошли как-то раз в парк культуры. И Вася
прокатился на аттракционе "Мертвая петля".
Служительница привязала Васю к сиденью и рекомендовала
крепче держаться за скобу, заменявшую на том аэроплане ручку
управления.
Пропеллер закрутился, и Васю понесло вперед и вверх. В самой
верхней точке он почувствовал, что еще немного - и он повиснет
... Ему показалось, что сейчас он вывалится из кабины.
Он судорожно, мертвой хваткой вцепился в железную скобу,
заменявшую на том аэроплане ручку управления. Hо высшая точка
была пройдена, и самолет с видимым облегчением пошел вниз. Васе
полегчало.
Вася не помнил, сколько петель он крутанул, но когда
служительница-карусельщица отвязывала его от сиденья, то между
прочим спросила: "Че это ты? Чуть не вывалился! - и, громко
шмыгнув носом, крикнула: Следующий!"
Отец не подал виду, что испугался за сына.
- ...Да я, товарищ подполковник, несколько петель Hестерова
уже сделал! - хорохорился Вася.
- Это где же? Во время драки в кафе "Ромашка"? -
полюбопытствовал Горячий.
...Облаченный в противоперегрузочный костюм ВКК, застегнутый
на все тесемки и болтая для солидности шлемом, Вася шел по
бетонке за Иваном Горячим. Сзади кто-то засвистел. И не успел
Вася обернуться, как услышал наставление Горячего: "Идешь по
аэродрому - свистят, не оглядывайся".
... Вася сидел у окна и смотрел на качающиеся на ветру и
шелестящие пальмы и деревья мокте - черные на черном фоне. Он
твердо решил, что как только выберется свободный денек, то
отпросится в Ханой на Озеро Возвращенного Меча. Он имел на это
право. Зашел Иван Горячий, недавно ставший подполковником.
- Вась, а что это за Озеро Возвращенного Меча? -спросил
Иван.
*** КОНЕЦ ***
Источник: airbase.ru.
Рейтинг публикации:
|
