 Фото Георгия Настенко
Корреспондент «Труда» посетил самый древний на территории России христианский храм, побывал на главном форпосте русской армии во время Кавказских войн, а также тщательно осмотрел знаменитые ингушские боевые башни
Помнится, в конце 1980-х, когда мне исполнилось 30 лет, я впервые побывал в Чехословакии. Одно из самых ярких впечатлений в этой стране оставило созерцание древних замков, которые красовались на вершинах гор. Едешь по стране — на горизонте появляется силуэт крепости. Машина мчит тебя вперед, крепость остается где-то сбоку, потом сзади, но она еще не успевает скрыться за горизонтом, а впереди появляется еще одна крепость. И так постоянно в поле зрения остаются две, а то и три древних крепости.
Нечто подобное я позже видел в некоторых районах Швейцарии, северной Италии и восточной Франции, но Чехия, как мне показалось, более насыщена такими архитектурными древностями на фоне высоких гор.
И теперь читатель может представить мое изумление, когда в ущелье Ассы, Армхи и других рек горной Ингушетии сейчас я обнаружил великое скопление замков раннего средневековья — в более внушительных количествах, чем в Чехии!
В июне 2013 года корреспонденту «Труда» повезло еще и в том плане, что много интересного удалось узнать не просто от рядового гида, а от председателя комитета Республики Ингушетия по туризму Батыра Мальсагова, человека эрудированного и увлеченного своим делом. Более того, мне впервые в своей жизни довелось пообщаться с человеком в ранге министра, который, помимо всего прочего, имеет за спиной успешный опыт работы художником, журналистом и фотокорреспондентом.
Не зная грамоты, были виртуозами в строительстве
Добраться до знаменитых ингушских боевых башен раннего средневековья от равнинной Назрани на автомобиле можно менее чем за час.
Фото Георгия Настенко
Если рассказывать в хронологическом порядке, то первые сооружения, которые здесь появились, — это так называемые циклопические дома-крепости. Они были выполнены из сложенных друг на друга громадных каменных глыб — ученые до сих пор не могут понять, каким образом вручную эти глыбы нагромождали друг на друга (потому и такое название — «циклопические»). Никакого скрепляющего строительного раствора тогда еще не применяли. Площадью эти строения достигали 20 на 20 метров. Датируются они II тысячелетием до нашей эры, и их развалины находят только выше 1500 метров над уровнем моря.
По мере освоения строительных растворов стали строить жилые башни — самые ранние из них датируются VIII веком. С XI–XIII веков возводили боевые. Они — самые высокие, соответственно, и техника требовалась для них самая совершенная.
Изумляет такой парадокс. Ингуши, освоившие письменность фактически лишь в конце XIX века, за много сотен лет до того обладали высочайшим мастерством в строительстве высотных сооружений. Древние башни имеются во многих районах Кавказа — в Чечне, Осетии, высокогорных регионах Грузии. Но всеми признается, что ингуши обошли в мастерстве зодчества всех своих соседей. У них боевые башни самые стройные, изящные и высокие.
Нынешний вид боевых, жилых башен и прочих каменных построек не в полной мере говорит о многочисленности обитавших когда-то в этих селах жителей. Обычно на каждом этаже жила одна семья, а в опасную годину представители менее «сильных» фамилий поселялись в этих селах, пристраивая мазанные хатки вплотную к мощным каменным сооружениям, и при приближении врага взбирались вместе с местными жителями по приставной лестнице сразу на второй этаж боевой башни, после чего лестница втягивалась вверх, и находившиеся в ней защитники оставались практически недоступными для агрессивных пришельцев. По крайней мере так было до времен применения тяжелых артиллерийских пушек, которые, впрочем, по местному бездорожью было проблематично втащить сюда уже и в XIX веке.
Кроме того, все эти башни окружала общая крепостная стена городка, и местами высота стены могла доходить до третьего этажа боевой башни. И стены эти вплотную примыкали к строениям — так, что даже захоронения предков оказывались за пределами крепости. Сейчас из всех построек именно эти внешние крепостные стены менее всего сохранились.
Выбирая место для будущих боевых башен и строений вокруг них, руководствовались несколькими соображениями. Местность должна быть труднодоступна для пришельцев. И одновременно должно быть хорошее сообщение с другими пунктами, населенными ингушами (в том числе, и визуальное — чтобы можно было увидеть сигнальные костры). Из Эгикала видны Хамхи, Таргим и так далее.
Строили башни только на каменном грунте из самых твердых пород. Сначала долбили небольшую ямку, наливали туда молоко. Грунт признавался годным, если за трое суток все вылитое оставалось в этой ямке, а не просачивалось вглубь. Потом мастер ставил углы. В качестве раствора применялась известь, которую в громадных ямах гасили годами. Целесообразно было заготавливать известь сразу в больших количествах, чтобы его хватило сразу на целый храм. Наполнитель для раствора — толченый сланец или речной песок.
Обычно эти боевые башни имели 5–6 этажей, и высота достигала 25–30 метров. Сейчас при реконструкции башен используются и внешние леса. Но в средние века при строительстве лестницы леса всегда ставили только внутри башен. А во время защиты от набегов приставная лестница вела с земли на второй этаж. Когда все защитники залезали вовнутрь, лестницу втягивали вверх, и на верхние этажи поднимались только по внутренним. Балкончики без перил использовали для укрытия стрелков, которые сбрасывали камни, стреляли с луков, а позднее — из ружей.
Сначала захватчиками здесь были племена кипчаков, скифов, половцев и других степняков с севера. Потом — разорительное нашествие войск Тимура (Тамерлана). Далее — ногайцы, кабардинцы. У входа в Джейрах есть селение Эбан и высокогорное селение Гули. Они не поддерживали Шамиля, но карательная экспедиция генерала Абхазова разрушила почти все строения в этих населенных пунктах. Тогда уже начали применять достаточно мощные пушки, так что против серьезной артиллерии эти крепости устоять не всегда могли. Но и до середины XIX века эти стены удары пушечных ядер и даже снарядов выдерживали даже с близкого расстояния. Причина тому — камни для кладки использовались крупные, массивные — даже для верхних слоев. До сих пор не совсем понятно, как в то время при строительной технике того уровня удавалось эти блоки затаскивать на большую высоту.
Главное для строителя — быстро и громко крикнуть
Камни, как правило, умело откалывались от больших глыб и каменных массивов по найденным трещинам. В трещины забивались деревянные колья, их заливали водой, колья разбухали и раскалывали глыбы. В то время крупные обтесанные каменные блоки правильной формы считались большой ценностью, и даже на свадьбы и другие торжества их было принято дарить. Для основания стены с гор доставляли громадные обтесанные глыбы, которые было под силу тащить лишь 16 одновременно запряженным быкам. Соответственно, и цена этой каменной глыбы — обтесанной и поставленной в основание башни — составляла 16 быков.
При закладке башни резали барана, и все четыре угла для соблюдения ритуала обмазывали свежей кровью — «для крепкой связки». Стройка шла не более года. Если сроки первышали 365 дней, то эту башню суеверные ингуши признавали несчастливой, а мастера — неумелым. Заканчивали постройку башни установкой на ее крыше обтесанного белого камня. За эту строительную операцию мастеру-строителю давали особую премию — одного трехгодовалого быка.
Из фольклора
Если во время строительства в результате неловкого движения каменщик падал с высоты и если в ходе падения он успевал прокричать «фетта», что означало «голодный», это говорило о том, что его плохо кормили заказчики и он ослаб и сорвался от голода. Коль находились свидетели такого крика, заказчиков обязывали на длительный срок кормить осиротевшую семью каменщика. Правда, известен один случай, когда в ответ на «фетта» хозяин успел до падения рабочего прокричать, что завтрак был. И заказчик был признан невиновным, а значит, не обязанным кормить вдову и сирот.
Ингуши славились своим мастерством строителей по всему Кавказу, так что их часто приглашали и во многие другие регионы, даже довольно дальние. Но всякий раз они старались строить башни на чужбине чуть ниже, а стены чуть тоньше, чтобы, если не дай бог, самим придется делать набег, то покорение чужих крепостей обошлось меньшей кровью. Но все равно, чтобы их приманить, цены удваивали — на коэффициент риска. То есть отправляясь в чужой край, ты хуже можешь предсказать, сможешь ли оттуда вернуться живым. А на территории Ингушетии всего сохранилось порядка 100 боевых башен. Все они имеют некие единые форму и стандарт. При высоте 25–30 метров их основание составляет 5×5 или 6×6 метров, а к самому верху сужаются ровно наполовину.
Особо прославились строители из села Тори — Баркинхоевы и другие мастера. За возведение одной башни мастерам отдавали 60 голов крупного рогатого скота.
В одной башне во время осады жили более 20 человек. Мебели в современном понимании внутри этих башен почти не было. Перекрытие выполнялось из дерева — на балки прибивалась обрешетка, и ее обмазывали глиняным месивом. Вместо кроватей использовали многоярусные нары. Вместо шкафчиков — ниши в стене и сундуки. В центре комнаты был очаг, над которым крепились цепи. Камины, а с ними и трубы появились лишь пару веков назад, а до того дым от печи уходил в верхнее окно. В первое время и окна оставались всегда открытыми, и лишь с XV–XVI веков их стали на зимнее время закрывать бычьими пузырями или листами прозрачной слюды. Крышу делали из листов сланца — сейчас эта технология возвращается в строительство: я видел современное подобие такой кровли в фешенебельных отелях высокогорной Швейцарии.
Земледелие в горной Ингушетии было слабо развито — только террасное. В большей мере — скотоводство и охота. Обитаемыми эти исторические сооружения были до 23 февраля 1944 года.
В конце 1943 года, еще незадолго до официального приказа о массовом выселении ингушей, некоторые села бомбили с самолетов. Отчасти Сталин расплачивался с местными жителями и за период поздней коллективизации, которая в самых высокогорных селах так и не смогла окончательно установиться.
Более подробно строительство этих башен, а также быт древних ингушей описаны в романе классика ингушской литературы Идриса Базоркина «Из тьмы веков», который был создан после долгого и тщательно изучения этих строений, а также всех устных воспоминаний, потому что письменных источников почти не было.
Любопытно название одного из таких башенных комплексов, прекрасно сохранившихся и отреставрированных — Эрзи, что на русский переводится как Орел. Таким образом, на территории России есть три населенных пункта с названием Орел — одноименный областной центр, черноморский Адлер (переводится с немецкого как «орел») и ингушский Эрзи.
Предки святы
Хоронили тоже в специальных маленьких башнях за пределами крепостной стены, и в этих могильниках также делали 4–5 этажей. Ингуши, будучи до середины XIX века большей частью язычниками, верили в загробную жизнь и потому думали, что их умершие предки ведут образ жизни, похожий на тот, какой был и в этом мире — только вместо солнца у них была луна. После сбора урожая было традицией ставить в специальные ниши могильника съестные припасы. Постройка жилища и могильников планировалась таким образом, чтобы любой житель села мог видеть захоронения своих предков. А духи предков видели земные дела потомков, и осуждали за недостойные поступки. Таким образом, умершие предки (деды, прадеды) в какой-то мере являлись звеном, связывающим живого человека с загробным миром и языческими богами.
Фото Георгия Настенко
По языческим обрядам покойника в праздничной одежде и вместе с его оружием помещали в солнечный могильник. Египетские мумии получались с помощью специальных мазей. А в ингушских могильниках мумификация шла естественным способом — благодаря вентиляции и разреженному воздуху высокогорья.
На некоторых склепах находят выдолбленные в камне кресты. Но это не христианский, а языческий символ, которые использовали в виде оберегов жрецы некоторых народов еще до нашей эры. Кое-где можно различить даже свастику, которая, впрочем, встречается в виде различных символов у народов в разных концах планеты.
Меня удивило, что во многих древних ингушских солнечных могильниках-склепах открытыми для взора лежат хорошо сохранившиеся кости и даже черепа. Я спрашивал насчет этого у разных людей. Ну мало ли какому ненормальному придет в голову прихватить с собой этот череп и потом дома использовать, как говорится, не по назначению. Но дело в том, что до 1944-го все входы-лазы в склепах были закрыты деревянными щитами, так как у средневековых ингушей был очень сильно развит культ мертвых. После депортации ингушского народа в Казахстан и Среднюю Азию почти все склепы были открыты и разграблены мародерами. На сегодняшний день решено останки людей, похороненных по языческим обычаям, оставить на прежних местах. Ингушей, принявших ислам, хоронили в других местах — на мусульманских кладбищах, а в этих склепах самые поздние захоронения приходятся на конец XIX века. Сейчас Министерство культуры прорабатывает вопрос — закрыть входы-лазы «солнечных могильников» деревянными щитами, как это было раньше.
Фото Георгия Настенко
Сейчас потомки жителей этих сел живут на равнине — местных жителей в округе Эрзи, Таргим, Вовнушки и других некогда многолюдных сел едва ли наберется пару десятков человек. В основном это пастухи, следящие за большими стадами овец и коров.
Древнейший на территории России христианский храм соседствует с языческими захоронениями.
Фото Георгия Настенко
Храм Тхаба-Ерды, который находится в горах недалеко от границы с Грузией, был сооружен в VIII веке. Но поздние раскопки показали, что он стоит еще на более древнем фундаменте более древнего языческого капища. Строились подобные здания в то время очень долго, и за время возведения здесь побывали проповедники из Армении, потом Грузии и даже Византии. Об этом свидетельствует разнообразие символов, которые можно увидеть на различных элементах строения. То есть они характерны для христианских церквей разных конфессий. Многочисленные барельефы, выполненные на крупных камнях кладки, иллюстрируют различные события из Библии. В этом храме были найдены золотые солиды — византийские монеты VIII–IX веков нашей эры. И надо отметить: в должной мере этот храм специалистами истории и археологии до сих пор еще не исследовался.
Но окончательно христианство здесь не прижилось. По прошествии какого-то периода местные ингуши начали совершать в этом храме свои языческие обряды, которые перемешивались с христианскими. Например, совершали в стенах храма жертвоприношения, при этом ставили зажженные свечи. Такому гибриду в церковных службах удивлялись ученые и просвещенные путешественники еще XVIII и XIX веках, посещая эту церковь.
В самом храме целыми веками ингуши справляли свои языческие обряды и вокруг него. Например, недалеко от храма сохранилось место, где собирались 12 старейшин, чтобы судить провинившегося. Остались 12 каменных глыб — сидений для судей с одним — самым крупным — для председательствующего. Причем этот совет старейшин тогда судил не только провинившихся, но и, например, молодоженов. Если желающие вступить в брак не могли «сдать экзамен», то есть правильно выполнить какие-то действия или точно ответить на какие-то вопросы, им не только на год откладывали свадьбу, но еще они в течение этого срока должны были кормить всю дюжину старейшин.
Часть ингушей, принявших в средние века православие, в XVII–XVIII веках переселилась в Грузию, в область Тушетию из высокогорного ингушского села Эрзи. Но они продолжают оставаться этническими ингушами, и их старики еще до недавнего времени знали ингушский язык.
В 1969–1970 годы была проведена реставрация храма. Сейчас установлена временная крыша из современной черепицы, а тогда малочисленные оставшиеся куски старой кровли из сланца имели грузинские клейма. Кроме того, возводя заново стены храма, реставраторы уложили валявшиеся на земле старинные кирпичи в неправильном порядке — те, что были внизу, оказались наверху, и наоборот. Власти обещают провести новую реставрацию, которая придаст этой церкви вид более первозданный, чем имеет сейчас.
Впрочем, эта церковь — единственный случай в Ингушетии, когда в православном храме проводились языческие обряды. Эти обряды проводились не только в храме, но и в языческих святилищах, которые были расположены по всей территории горной Ингушетии и посвящены различным богам. И сегодня еще там можно увидеть сохранившиеся святилища. Одно из главных и почитаемых языческих святилищ, посвященное божеству благополучия и плодородия, — Мят-Сели, расположенное на горе Столовой на высоте 3000 метров над уровнем моря. В день летнего солнцестояния, то есть 22 июня, ежегодно, у храма проводились пышные празднества в честь божества. К этому празднику очень долго готовились. Специально для праздника откармливали жертвенных животных, выпекались хлебные изделия, на каждом из которых ставили особое клеймо, обозначавшее герб их рода. Эти выпечки служили оберегами. И затем в нарядной одежде вся семья с жертвенными подарками совершала восхождение к святилищу.
Храм Мят-Сели в средневековье был своеобразной Меккой не только для ингушей, но и для горцев-соседей: чеченцев, осетин, грузин. Храм имеет два входа и был построен таким образом, что сюда при восходе солнца его лучи пронизывали помещение с востока на запад, и при закате лучи также освещали храм с запада на восток. И в этом ингуши видели святость и величие храма.
Памятник сожженным жителям села Таргим. Фото Георгия Настенко
«Боевые успехи» маршала Берии
Родовое село Мальсаговых — Таргим находится в полукилометре от дороги, идущей из Назрани. А прямо на обочине установлен большой камень, где на двух языках рассказывается о трагедии, произошедшей здесь во время Великой Отечественной войны, несмотря на то что линия фронта сюда не дошла.
В феврале 1944 года здесь выпал большой снег, и далеко не все люди могли своих ходом добраться до пунктов эвакуации. Особенно сложно это было сделать людям старым, больным и малолетним. И в родовом селе Мальсаговых Таргим энкавэдэшники нашли, по их мнению, рациональный выход: загнали несколько десятков «нетранспортабельных» граждан в сарай, заперли их там и сожгли. Об этом факте до недавнего времени мало кому было известно, и сейчас возле проезжей дороги напротив старинного селения Таргим стоит памятник этим жертвам. За столь «решительные» действия против сельского населения были даже поощрены некоторые старшие офицеры НКВД. Например, генерал Гвишиани, руководивший операцией, именно весной 1944 года был награжден орденом Суворова, а в конце лета — и орденом Красной Звезды. Подобных наград не удостоились даже многие боевые генералы за геройские действия на Курской дуге и Сталинграде. О большой важности этих операций говорит и тот факт, что Лаврентий Берия ею лично руководил, находясь в это время в Грозном и оттуда постоянно держа связь с самим вождем товарищем Сталиным. И еще важная деталь: в городе Назрани одна из самых живописных улиц носит имя Никиты Хрущева, при правлении которого ингуши были реабилитированы и возвратились в родные села и города.
Примерно треть ингушей из числа попавших под кампанию по наказанию «недостойных» народов погибло в 1944 году во время принудительного переселения в Казахстан. Расстреливали тех, кто не успевал уложиться в полчаса, отведенные на то, чтобы сложить все необходимые в дорогу вещи. И тем более, тех, кто пытался остаться на родной земле вопреки «высочайшему приказу». Те, кто на время депортации по какой-то причине оказался за пределами Ингушетии и, вернувшись домой, с удивлением увидел опустевшие родные села, потом тоже подлежали отлову и аресту.
Многие умирали в дороге, пока их в зимние холода везли в товарных вагонах в течение 13 дней. Всего, по некоторым данным, в течение 1944 года погибло до трети мирного населения, ранее проживавшего на территории Ингушетии. А уже на местах, куда должны были прибыть массово депортированные ингуши, местное население предупреждали, что едут криминальные элементы, чуть ли не людоеды. Одним словом, народу удалось выжить только благодаря своей сплоченности.
Пострадали даже многие из тех, кто находились на фронте — их прямо из района боевых действий отправляли в Казахстан или даже в Сибирь. Некоторые у себя в боевых подразделениях договаривались со своими командирами, и у них в документах писали национальность «русский», «грузин», при этом мусульмане иногда себе брали имя-отчество типа «Николай Иванович» или «Петр Петрович».
Во время войны на территории Ингушетии фашисты были остановлены на подступах к Маглобеку — самому северному городку Ингушетии. И потому особо нелепыми выглядят обвинения в адрес ингушей, что они сотрудничали с немцами. Немцы просто не дошли до территории, на которой проживали ингуши.
Генерал Мальсагов угадал место своей могилы
Естественно, побывав в родовом селе тейпа Мальсаговых, я не мог не спросить моей у провожатой — великолепного знатока истории Лены Мальсаговой о ее знаменитом родственнике.
Лена Мальсагова рассказывает о своем родом селе Таргим. Фото Георгия Настенко
Оказалось, что генерал Сафарбек Мальсагов, будучи мусульманином, был в начале погребен в дубовом гробу на татарском кладбище в Варшаве, а не в родовом селе Альтиево.
В первую мировую Сафарбек Мальсагов прославился личным мужеством — сам водил подразделения Дикой дивизии в атаки, под ним неоднократно подстреливали коней, но он — даже контуженный — все равно продолжал бой. Во время гражданской до самого прихода Красной армии на территорию Ингушетии он там был военным правителем. В 1920 году генерал Мальсагов эмигрировал на Запад и всегда критически относился к действиям советской власти. Человек, который был хорошо образован, знал несколько иностранных языков, находясь в эмиграции в Париже, влачил полунищенское существование, перебиваясь случайными заработками — переводами книг и различных текстов. Об этом случайно узнал сын графа Пусловского, чье имение в Первую мировую Сафарбек спас от разорения и мародерства, которое было обычным делом на войне. Российский генерал Мальсагов воспрепятствовал этому, заявив солдатам, что «мы не воюем против мирного населения». И теперь Пусловский-младший предложил Мальсагову переехать его роскошное имение в Польше, чтобы жить там — сколько тот пожелает, без всяких забот. Старый генерал такую благодарность не принял, но согласился быть воспитателем у малолетних сыновей владельца имения. Там он прожил несколько лет до начала Второй мировой войны. Как известно, война началась с захвата Польши. Оказавшемуся на оккупированной фашистами территории генералу Мальсагову было предложено сотрудничать с немцами, однако Мальсагов, как и его бывший командир Антон Деникин, твердо ответил, что он против власти коммунистов, но не против российского народа. В подтверждение своих слов он активно участвовал в работе Красного креста. В частности, из концлагеря Майданек Мальсагову прямо перед их расстрелом удалось вызволить около 20 советских военнопленных чеченского и ингушского происхождения.
Один из спасенных Мальсаговым солдат — Бексолт Кодзоев — всего лишь несколько лет назад рассказывал об этой сцене. 70-летний бывший царский генерал подошел к военнопленным, и один из них, парень лет 20, извинился перед ним, что стоит раздетый перед пожилым человеком — для молодого вайнаха это большой грех, если он будет перед своим старейшиной хотя бы с расстегнутым воротом рубахи. Мальсагов успокоил парня: «Вот приедешь после войны к себе домой, и там будешь соблюдать наши мусульманские обычаи». После этого Мальсагов и другой известный деятель в эмиграции Висангирей Джабагиев там же, насколько это им в тех условиях удалось, накрыли для спасенных им от смерти красноармейцев стол.
Генерал уже тогда был очень слаб здоровьем, и в 1944 году умер. Перед смертью он удивил своих близких тем, что завещал себя похоронить хотя и на мусульманском кладбище Варшавы, но в дубовом гробу — а это вопреки обычаям ислама. Объяснил он так: «Когда-то в России, и в частности, на моей малой родине, к власти придут нормальные люди. И я уверен, что среди моих потомков найдутся люди, которые перезахоронят меня на родовом кладбище Мальсаговых, а в гробу мои останки лучше сохранятся». И это в самом деле произошло 1995 году. Трое мужчин из рода Мальсаговых привезли из Варшавы его останки на родину. Похоронили со всеми почестями, и по пути каждый местный житель пытался быть причастным к этому событию.
Форпост Российской империи
Назрановская крепость, которая находится на окраине столицы Ингушетии, была важным стратегическим объектом по время Кавказских войн XIX века. С 1832 года она являлась ключевым оборонительным пунктом на подступах к Владикавказу и Военно-Грузинской дороге. Выполнила она свою роль и при обороне от набегов Шамиля в 1841 году. Знаменитый имам, недружелюбный к России, руководил атаками своей армии в течение трех дней, но так и не сумел покорить Назрановскую крепость. Сейчас эти стены не кажутся столь внушительными, как 150 лет назад. Во-первых, верхние слои кладки обсыпались. Во-вторых, каждое очередное строительство или реконструкция наносят неизбежные слои почвы и строительного мусора вокруг основания стены, так что нижние камни кладки постепенно оказываются ниже уровня земли. С начала XX века крепость уже утратила свое военное назначение, так что еще до революции все корпуса внутри стены были перепрофилированы под больницу по специализации легочных заболеваний — местный целебный воздух к этому располагает.
Туристические перспективы Ингушетии
Теперь, извиняюсь за каламбур: напрашивается вопрос: а в какой мере сейчас эти красивейшие создания природы и рук человека востребованы туристами?
В советское время через территорию Ингушетии проходило несколько туристических маршрутов — как для начинающих «пешеходов», так и для горных туристов высокого класса и для альпинистов. Тропы вели в Осетию, Чечню, Кабардино-Балкарию, Грузию. Рядом с Эрзи работала известная многим альпинистам и горным туристам база отдыха. Довольно эффективно лечились на специализированных курортах приезжавшие сюда больные — горный воздух, прекрасная экология, целебные источники, реликтовые леса и альпийские луга.
В большей мере для туриста, конечно, была бы привлекательна южная — горная часть Ингушетии. Если посмотреть на схему, ущелье каждой реки изобилует скоплениями боевых и жилых башен, языческими могильниками. Какие-то из них требуют ремонта (и реконструкция идет), но многие уже находятся в прекрасном состоянии. Эти места, как уже говорилось ранее, мало населены, но из городов и сел равнинного севера республики регулярно приезжают потомки проживавших здесь до 1944 года горцев. Так что частично восстановление знаменитых башен идут за счет личных средств этих потомков.
Из других республик, в том числе и «русских» регионов России сейчас туристов приезжает мало — в 1990-е годы внутренний туризм по России вообще сошел до минимума, а тут еще дополнительно недобрую репутацию региону создавали войны, терроризм и «зачистки» от боевиков, которые регулярно проходили в соседней Чечне.
Но нынешний президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров четко дал директиву развивать в республике туризм. Это означает, что наличие красот природных и старины рукотворной очень желательно, но явно недостаточно. Необходимо развивать всю инфраструктуру туристического бизнеса. Следует всех жителей республики приучить к тому, чтобы любой турист здесь воспринимался как личный гость. Турист вкладывает деньги в твой регион, и ты обязан ему помочь. Именно с такими словами через республиканские и федеральные СМИ обратился президент Ингушетии Юнус-Бек Евкуров к своим соплеменникам. И он привел в качестве примера Египет. «Мне очень понравился подход египтян: там с первого класса учат гостеприимству. Есть даже специальный предмет в школьной программе. Для кавказцев гостеприимство — это святое».
В самом деле, если вспомнить обстановку в Египте и в той же Турции хотя бы 50–70 лет назад — кто бы мог тогда подумать, что эти регионы станут центром мирового туризма? Там еще совсем недавно творились дела похлеще: и локальные войны шли, и взрывали, и иностранцев в заложники брали. Тем не менее наладили инфраструктуру.
Глава Ингушетии отметил, что, не обладая значительными промышленными объектами, республика просто обязана развивать туристическое направление. И первые шаги уже сделаны. Например, гости из Москвы, а также из ближнего и дальнего зарубежья уже в апреле остались довольны катанием с гор на недавно открывшемся горнолыжном центре в Армхи.
Источник: trud.ru.
Рейтинг публикации:
|
