Бичуя нынешнюю литературную пору как до обидного точный сколок поры политической — более-менее точного повторения последних семи лет царствования Николая I, — Дмитрий Быков завершает свою вселенскую смазь — или, если угодно, свой отлуп — на неожиданно оптимистической ноте: «Остается надеяться на то, что не за горами свой «Обломов», свои «Отцы и дети», а там, чем черт не шутит, и «Война и мир». Но для этого надо, чтобы семилетие длилось именно семь лет. Иначе Гончаров умрет от лени и «ожирения сердца», Тургенев окончательно порвет связи с Родиной, а Толстой застрелится, замаскировав это дело под несчастный случай на охоте.
Иному читателю может показаться, что это именно Быков умрет от ожирения, какой-нибудь Михаил Шишкин или Борис Акунин порвет связи с Родиной, а на охоте застрелится, допустим, тоже Лев, но зато Рубинштейн, или все же Виктор, но зато Шендерович. И произойдут все эти трагические события, произойдут непременно, если В.В. Путин все-таки пойдет в 2018 году на очередной срок. Однако подобный подход к глубокомысленному быковскому пассажу был бы поверхностен.
Да, конечно, это именно он, Быков, по-гончаровски умрет от ожирения сердца, но и по-тургеневски порвет связи с Родиной тоже он. Да и по-толстовски застрелится на охоте. Да и по-пушкински погибнет на дуэли. Да и по-пастернаковски откажется от Нобелевской премии. Да и по-шолоховски примет ее и по-бродски произнесет зажигательную (но ни в коем случае не поджигательскую) речь. Быков — наше всё, если не в объективной реальности, то в самооценке. Однако дело еще запущеннее: всё в нашей изящной словесности (и в неизящной тоже) — это Быков, лишь кое-как тяп-ляп загримированный. И если Быков утверждает, что литература наша пребывает там же, где, по крылатому выражению из фильма «Изображая жертву», находится современное российское кино, то обретает в этом нехорошем месте прежде всего сам Быков.
Напрасно было бы ждать от популярного куплетиста (и куда менее популярного беллетриста, драматурга, поэта, прозаика, публициста, издателя и — он еще немножечко шьет — портного) мало-мальски объективного, компетентного или, как принято нынче говорить, вменяемого анализа нынешней литературной ситуации. Равно как, впрочем, и ситуации политической. Если Быков говорит о литературе — он говорит о себе и только о себе. Если пишет романы — то речь в них идет о Быкове и только о Быкове. Если утверждает, что в русской литературе воцарилась разруха, то разруха эта наблюдается в его собственной голове (хотя, может быть, и не только там).
Однако о русской литературе давайте всё же поговорим как-нибудь в другой раз — и по другому (желательно куда менее комичному) поводу. А сами сейчас сосредоточимся на Быкове и на его убийственном приговоре, вернее, на приговоре самоубийственном, потому что вынесен он, не будем забывать, этим исключительно плодовитым сочинителем самому себе и всей своей на сегодняшний день безнадежно затоваренной быкотаре:
«За прозу обычно берешься, надеясь либо решить мировую проблему, либо справиться с интересной технической задачей, либо, на худой конец, позабавить читателя и заработать денег, но всё это надо делать всерьез, а не спустя рукава. <…> Писать не то чтобы очень трудно, вопреки старой серапионовской формуле, но это требует какой-никакой эрудиции, усидчивости, изучения материала. Там, где слово ничего не весит, у автора нет стимула для всех этих прекрасных занятий» (Цитата сокращена, я выпустил в высшей мере симптоматичное рассуждение о кремлевских «опричниках», которые-де и сами настолько ленивы, что просто не дают Быкову шанса, сразившись с ними, продемонстрировать поистине богатырскую силу и удаль.)
На самом деле Дмитрий Быков, конечно же, литератор исключительно одаренный: пишет он феноменально быстро, феноменально много и в феноменально различных жанрах. И по совокупности — в литературном, так сказать, пятиборье — его безусловно следует признать чемпионом. Скажем, он лучший стихотворный фельетонист среди отечественных прозаиков. И лучший сочинитель в формате ЖЗЛ из числа современных драматургов. И лучший лирический поэт во всем координационном совете оппозиции. И лучший прозаик в когорте телеведущих. И самый орфографически грамотный из числа современных фантастов. Одним словом, Быкову безусловно есть чем гордиться: он чемпион по литературному пятиборью.
Одна беда: литературное пятиборье — дисциплина не олимпийская, а, так сказать, паралимпийская. Ни в коем случае не хочу задеть этим сравнением наших настоящих паралимпийцев: мы гордимся и ими самими, и их спортивными подвигами. Но ведь гордимся мы и нашим Дмитрием Быковым. Правда, и гордясь им, не забываем: стране нужны замечательные прозаики (и они, кстати, есть), а не средней руки беллетристы, умеющие сочинять стихотворные фельетоны; стране нужны блестящие публицисты, а не сочинители литературно-художественных биографий, строчащие многоводные, как Ниагара, колонки по поводу и без. Стране — лишний раз вспоминая так всё же и не застрелившегося Льва Толстого — нужны и плясуны, и пахари. Нужны ей, кстати, и люди, пляшущие за плугом, нужны литературные паралимпийцы — но всё же куда в меньшей степени.
Как литературный паралимпиец Дмитрий Быков хорош. Чудо как хорош. А что не получилось из него олимпийца — и никогда не получится — тут и к бабке ходить не надо. И на мрачное «николаевское семилетие» (или там, на глухую пору листопада) кивать нечего. Олимпийцы и вообще-то получаются далеко не из каждого.
