Шпицберген глазами гляциолога
«Знание-Сила». - № 11. – 2012.
Шпицберген – большой перекрёсток. Над ним, пролетая над Арктикой, сталкиваются ветра и заваривается погода для всего полушария; на нём отдыхают, летя с севера на юг и обратно, стаи перелётных птиц; здесь переплетаются исторические пути разных народов: от голландцев, к которым принадлежал официальный первооткрыватель (1596) островов Виллем Баренц, викингов и русских поморов, бывавших здесь задолго до Баренца – до англичан и бельгийцев – к этим берегам ещё в XVII веке плавали и они. С некоторых пор - примерно с середины XIX века - на этой земле сходятся и взгляды исследователей, представляющих различные дисциплины. Среди них – и наука, изучающая лёд: гляциология, для которой Шпицберген представляет особенный интерес - снегом и льдом круглый год покрыто 60 % его территории.
Академик Владимир Михайлович Котляков, директор Института географии РАН и почетный президент Русского географического общества, знает об этом, как, пожалуй, очень немногие. И не просто потому, что гляциология – его основная специальность (кстати, его докторская диссертация, защищённой ещё в 1967 году по теме «Снежный покров земного шара и питание ледников», была, фактически впервые, выполнена на стыке двух дисциплин: снеговедения – нивологии - и ледниковедения). Участник и научный руководитель многих экспедиций, он и сам не раз бывал на Шпицбергене и проводил там исследования.
Наш корреспондент обратился к Владимиру Михайловичу, чтобы узнать: в чём уникальность Шпицбергена как объекта изучения и чем он сегодня важен в этом качестве для его коллег-гляциологов?
В. Котляков: Шпицберген – большой архипелаг островов в Арктике, который нам не принадлежит, - принадлежит он Норвегии. Шпицбергеном – как в своё время назвал его Баренц – теперь называем только мы. По-настоящему, по-норвежски, он называется «Свальбард»; собственно Шпицберген – это один из его остров, самый большой, мы называем его «Западный Шпицберген». Исторически Россия была с этим архипелагом очень тесно связана. Наши поморы плавали на Грумант, - так они его тогда называли, - ещё в средние века, так что он известен русским давно.
Когда же начался ХХ век, многие государства обратили внимание на Арктику. По Шпицбергенскому трактату, заключённому в 1920 году в рамках Парижской мирной конференции, над архипелагом был закреплён норвежский суверенитет. В отсутствие главного соперника – ушедшей в небытие Российской империи – норвежцы спешили закрепить спорные земли за собой. Это им удалось, - однако все страны-участницы трактата (всего их было 39, среди них, кроме Норвегии - США, Великобритания, Франция, Италия, Япония, Нидерланды, Швеция) получили право на добычу и разработку там полезных ископаемых. В 1925-м Шпицберген вошёл в состав Норвегии.
Впрочем, наша страна – которая присоединилась к трактату в 1935 году - оставила за собой ряд прав на Шпицберген, в том числе – обладание определёнными концессиями на земли, к тому времени занятые русскими, где уже тогда действовало несколько рабочих посёлков. Этот договор продолжает действовать и до сих пор.
Поэтому на Шпицбергене и сейчас существует большой российский посёлок, даже целый городок – Баренцбург. (Это как бы наша шпицбергенская столица, а Лонгйирбюен, или просто Лонгйир, - это «столица» норвежская.) Я в нём неоднократно бывал. В советские годы там были и другие посёлки: Пирамида, Грумант, - но теперь остался один Баренцбург, в котором живёт довольно много людей – в годы его расцвета там бывало и до трех тысяч, - здесь находится наше консульство, то есть это, по всем правилам, наша собственность.
Шпицберген, коротко говоря, интересен тем, что это – большой архипелаг на пути из Атлантики в Арктику. И воздушные массы, и морские воды, перемещающиеся, в частности, в Гольфстриме и на север и северо-восток от Европы - проходят южнее Шпицбергена. Поэтому Шпицберген в определённой мере влияет на климатические условия и формирование погоды.
Но кроме того, что интересно уже и для меня, гляциолога, - там очень много ледников.
Шпицберген – огромное поле льда, причём лёд этот – разный. Прежде всего это – ледниковые шапки, то есть мощные массивы льда, которые лежат на островах и постепенно стекают к океану. Вообще, ледником называется любое скопление льда на суше, которое движется. Ледник обязательно движется – вниз по ледниковой долине или от центральной части ледниковой шапки - к периферии.
«Знание-Сила»: То есть, он никогда не статичен?
В.К.: Абсолютно никогда – он просто не может быть статичным. Ледник всегда движется. Это его главное условие и свойство. Если на склонах существуют какие-то неподвижные скопления снега и льда, мы называем их «снежниками» – на Шпицбергене их тоже довольно много. А если движется, - это обязательно ледник. – Причём ледники там большие, мощные, по 150-200 метров толщиной, а длина может доходить и до десятков километров. Их поверхность разбита трещинами, - поскольку лёд движется, он не может оставаться ровным и цельным. Поэтому ледники очень опасны: трещины в них очень глубокие, в них можно провалиться, и такие случаи бывали нередко.
Так вот, мы традиционно ведём там исследования. В посёлке Баренцбург есть база Российской академии наук.
Северо-Восточная Земля - огромный остров, входящий в архипелаг Свальбард, - покрыта ледниковым покровом почти целиком. Мы не раз там работали, используя, в том числе, и глубокое бурение. И скважина во льду, которую мы тогда пробурили, оказалась длиной более полукилометра.
Наша экспедиция постоянно действует там с 1965 года. И все эти годы, за редким исключением мы вели там работы самого разного толка. Это была не только гляциология: мы изучали там и почвы, и растительность, и животный мир, - но гляциологические исследования были, пожалуй, наиболее детальными и наиболее важными.
Хотя Шпицберген принадлежит Норвегии, там работают учёные из разных стран, в частности, поляки, - мы с ними активно сотрудничаем, работаем у них на станции, как и они - у нас. Естественно, мы очень тесно связаны с норвежцами, и с ними вместе тоже работаем.
«ЗС»: Каковы, кстати, отношения русских исследователей с норвежскими хозяевами островов, - вполне ли они бесконфликтны?
В.К.: Здесь стоит сказать о том, что в норвежском Лонгйире есть музей истории Шпицбергена, совершенно замечательный – я там был несколько лет назад. Так вот, к русской истории архипелага в этом музее относятся очень уважительно. Собственно, наша история занимает половину музея, потому что русские там бывали раньше норвежцев. Поморы плавали туда, жили там, строили избы, суда, занимались рыболовством, - это всё известно, и норвежцы не думают этого замалчивать. С другой стороны, к современному русскому присутствию на Шпицбергене они относятся очень ревниво.
Сейчас там работают наши археологи, из Института археологии, ведут раскопки, что очень сложно и трудно, - норвежцы этого не разрешают: будто бы (а может быть, и в самом деле) по экологическим мотивам – чтобы ничего не нарушать, чтобы оставить природу как можно более нетронутой. Но я думаю, здесь не обходится и без политических причин – они, конечно, не хотят, чтобы мы там присутствовали. Русского приоритета как такового они не отрицают и не боятся, - они просто не хотят, чтобы мы продолжали его наращивать. Они бы предпочли, чтобы на этой земле они были полными хозяевами. Но договор 1920 года им этого не позволяет.
Что касается науки, то русская наука на Шпицбергене была представлена по меньшей мере с начала ХХ века, - разве что с течением времени она несколько уменьшилась по массиву наблюдений. Во-первых, потому, что теперь это уже не наша территория, а во-вторых, потому, что в 1930-е годы были научно освоены другие архипелаги – наши, российские: прежде всего, Земля Франца-Иосифа (она находится севернее Шпицбергена и тем самым интереснее его, потому что ближе к Северному полюсу, - именно она служила базой для многих полярных экспедиций - не только русских, но и норвежской экспедиции Амундсена), Новая Земля, Северная земля, - они несколько отвлекли интерес от Шпицбергена.
Тем не менее, во второй половине ХХ века Шпицберген нас крайне интересовал. Со времён папанинцев, с 1937 года, до конца советского периода активно работали дрейфующие станции «Северный полюс». Потом это прекратилось - не стало возможностей, сил, денег, - но лет семь назад, после почти двадцатилетнего перерыва, работа дрейфующих станций возобновилась. И вот, станцию «Северный полюс-32» создавали, используя Шпицберген. Я, кстати, летал через Баренцбург на её открытие.
Так что Шпицберген по сей день используется для экспедиций, которые идут дальше на север: обычно используется Земля Франца-Иосифа, но и Шпицберген тоже.
«ЗС»: Расскажите, пожалуйста, об экспедиции, в которой вы сами участвовали. Чем она занималась?
В.К.: Наша экспедиция называлась аэрогляциологической. «Аэро» – потому, что мы очень активно использовали для работы вертолёты, - иначе на ледники было не попасть. Сейчас они используются в гораздо меньшей степени, потому что уже есть снегоходы, скутеры, - но когда мы начинали, их ещё не было.
Благодаря вертолётам – их у нас было несколько - мы смогли побывать во многих местах.
Мы проводили там, как я уже упомянул, глубокое бурение, - настоящее бурение скважин, с отбором образцов ледяного керна по всей глубине. Всё это мы делали сами, на нашем советском оборудовании, опираясь только на собственные знания и возможности. Ещё в 1980-х годах мы – пожалуй, впервые в научном мире, - пробурили ледник до дна: более 500 м, ледник оказался таким мощным.
Результаты, который мы получили, для того времени были очень передовыми. Сейчас это уже, конечно, рутинные вещи, всё ушло далеко вперёд в смысле методов и возможностей, - а в то время мы всё-таки были, я считаю, на передовом крае. Нам удалось получить длинную колонку льда, исследовать её, и эти результаты - они были потом опубликованы - позволили понять, какой климат был в этих краях раньше.
Это очень важно - прежде всего потому, что здесь, рядом, проходит Гольфстрим. Гольфстрим определяет климат всей Европы, во всяком случае, - всей Северной Европы, но и континента в целом тоже. Неподалёку от Шпицбергена Гольфстрим расходится на несколько струй - это сейчас довольно хорошо известно, - что влияет и на жизнь ледников.
Ледники ведь не просто постоянно движутся, - они всегда, непрерывно изменяются в своих очертаниях и размерах. Это неизбежно, потому что лёд – вещество, находящееся как бы на грани своего существования на Земле. При переходе через ноль градусов он начинает таять; зимой, напротив, идёт накопление масс льда: выпадает снег, он постепенно превращается в лёд. Зимой ледники как бы увеличиваются в массе, а летом начинается усиленное их таяние, и часть льда стаивает. Равновесия не бывает: в отдельные годы больше льда накапливается, чем убывает, в другие годы – наоборот. Сейчас, в эпоху потепления, почти все ледники на Земле отступают – по крайней мере, в горах, в Гренландии, в Западной Антарктиде (про Восточную Антарктиду этого сказать нельзя).
Так что повышение уровня океана, вызываемое таянием ледников, которое происходило в течение ХХ столетия и продолжается сейчас - очень важно и серьёзно. Как известно, треть человечества – то есть, примерно 2 миллиарда людей - живёт на берегах океана. Для них это чрезвычайно опасно.
В двадцатом столетии уровень океана поднялся на 17 сантиметров, – это заметно, но не очень много. А вот при некоторых других событиях, если будут какие-то ледниковые катастрофы – настоящие, большие, - а такие возможности теоретически предсказаны, - если, скажем, в Антарктиде сразу разрушатся огромные массивы льда, - океан может подняться на метр или даже на несколько метров. И это уже очень серьёзно. Тут уже в опасности оказываются и Нью-Йорк, и Петербург, и Голландия, и даже наша Западная Сибирь, которая находится почти на уровне океана…
«ЗС»: Это естественным образом выводит нас на разговор о проекте, в котором сейчас, насколько мне известно, участвует Шпицбергенская гляциологическая экспедиция: «Механизмы взаимодействия полярных ледников с атмосферой и океаном и эволюция оледенения» под Вашим руководством. В чём суть этого проекта?
В.К.: Понимаете, на Земле действует мощная природная машина с четырьмя составляющими: взаимодействуют суша, океан, атмосфера и ледники. Это очень сложное взаимодействие, в которое вовлечён целый комплекс взаимосвязанных и с разными скоростями протекающих процессов. Суша – в масштабах человеческого времени - изменчива совсем мало; океан изменчив гораздо больше; и очень изменчива атмосфера. Ледники тоже постоянно меняются. От того, что происходит с ними, очень многое зависит в истории Земли.
Шпицберген в этом отношении – очень показательная территория, потому что он находится в таком участке Земли, где различные процессы – например, процессы переноса воздушных масс - происходят очень активно, они обострены. Если, скажем, отступают ледники – там они отступают резко; если наступают – то тоже очень резко. Есть так называемые пульсирующие ледники, и там их довольно много, - они как бы ни с того ни с сего, без всяких видимых причин, начинают продвигаться - это очень опасный процесс. Словом, любые изменения там видны особенно отчётливо - это ключевой район для исследований.
Этим мы и занимается на протяжении сорока с лишним лет. Сейчас в меньшей мере – стало труднее. Раньше там была очень мощная организация – «Арктикуголь», там же угольные пласты, и Россия с 1920-х годов добывает там уголь. Сейчас это уже не очень рентабельно, уголь сейчас почти не нужен, - суда уже не ходят на угле, как это было раньше. Тем не менее он, хотя и в небольших масштабах, добывается там до сих пор, и «Арктикуголь» является как бы хозяином нашей шпицбергенской территории. Правда, он уже обеднел; сейчас это не государственная организация, а частная; и нам сложнее там работать: всё очень дорого, и вертолётов стало меньше.
Но тем не менее в Баренцбурге и сейчас действует база Академии наук, и мы там очень активно работаем. Только что, буквально вчера, на Шпицберген уехала очередная наша экспедиция. Кроме того, там работают ещё люди из Кольского научного центра Академии наук, находящегося в Мурманске - вот он и содержит академическую базу.
Но если раньше мы плавали туда на кораблях, то теперь летаем на самолётах. Мы продолжаем наземные работы, даже расширяем их географически. Теперь мы перемещаемся по ледникам уже не пешком, а на скутерах, то есть на снегоходах.
Пытаемся понять, что там происходит с вечной мерзлотой – связанные с ней процессы там тоже идут очень резко, и результаты получаются весьма наглядные. Смотрим, например, как влияет на мерзлоту снежный покров. На землю ведь каждый год падает снег. А ещё там растёт мох, и он предохраняет землю от проникновения холода. Состояние вечной мерзлоты вообще сильно зависит от того, что происходит на поверхности: есть ли там мох, много или мало там снега… Это всё ничуть не абстрактные вещи - для нашей страны, у которой под вечной мерзлотой – едва ли не половина территории, они имеют огромное значение.
Тут надо заметить, что наш институт – комплексный: география ведь – наука очень широкая. Как говорил Николай Николаевич Баранский, - автор, кстати, школьных учебников географии, по которым училось два или три поколения, в том числе и моё, - она простирается от геологии до идеологии. Так вот, мы и сейчас посылаем на Шпицберген экспедицию не гляциологическую, а комплексную. Туда едут специалисты и по ледникам, и по климату, - сейчас там работает наш заведующий лабораторией климатологии, - и гидрологи - исследователи водных потоков, и, что особенно важно, почвоведы и биогеографы: мы пытаемся понять природу на краю возможностей её существования – в Арктике. Мне кажется, наша экспедиция интересна тем, что она исследует все элементы природы.
Но особенное внимание мы обращаем на климат. Он же постоянно меняется. Происходит либо потепление, либо похолодание, более влажную эпоху сменяет более сухая. Арктика даёт большие возможности для таких наблюдений потому, что находится в экстремальных условиях. Арктика – нас ещё в школе учили - «кухня погоды»: все процессы, происходящие здесь, отражаются на большой части территории нашей страны. Если мы понимаем, что делается в Арктике, мы можем предполагать, как будут обстоять дела и в более южных широтах.
«ЗС»: Представители разных научных специальностей исследуют Шпицберген с середины XIX века – и при этом, насколько я себе представляю, процессы его изучения далеки от завершения. Какие исследовательские проблемы, связанные со Шпицбергеном, для вас сейчас наиболее актуальны? Что вообще остаётся непонятым?
В.К.: Проблема, которая ближе всего к моим интересам, конечно, связана с ледниками. Например, языки ледников кончаются в море. Лёд частично стаивает, но от него также откалываются айсберги. И мы не знаем, почему их то больше, то меньше. А это очень серьёзная проблема, потому что, скажем, в том же Баренцевом море или в Северном добывают нефть, причём прямо с морских платформ. И вдруг появляются айсберги. Любой айсберг, даже самый маленький – несравненно больше любого предмета, который может создать человек – и корабля, и платформы. Если он движется, то он сметает на своем пути все препятствия (вспомним случай с «Титаником»). Как нефтяные платформы могут устоять? В закономерностях формирования айсбергов мы до сих пор не всё понимаем. Поэтому одна из задач – понять, как много будет образовываться айсбергов и как они будут вести себя в арктических морях.
Далее возникает ещё одна проблема, связанная с морем: вот образовался айсберг – в каком направлении он будет двигаться? С чем это связано, с каким морским течением? Постоянны ли вообще морские течения, или они меняются - в связи, например, с переменой климата? Это всего лишь маленький пример – одна из проблем, которой мы сейчас занимаемся.
А вообще, главное свойство человечества – желание узнать и понять новое. Так вот, этот процесс бесконечен. Едва человек нашел ответ на какой-то вопрос – он тут же ставит себе десять других, связанных с этим. Так же и на Шпицбергене: там масса непознанных вещей, которые возникают постоянно, и конца этому не будет никогда.
Рейтинг публикации:
|
