Мы живем в мире победившей демократии не потому, что выросла политическая и социальная сознательность масс, а по чисто технической причине – с появлением Интернета каждый дурак может заявить о своей позиции на весь мир, а ценность не только каждого политика или звезды, но и рядового гражданина определяется числом кликов на его интернетовскую «физиономию».
И Интернет со статистической ясностью доказал, что в основе демократии лежит самый обыкновенный человеческий эксгибиционизм, который, скажем, в греческом полисе имел возможность реализоваться просто в силу малого числа народа в нем. С появлением же Интернета и мобильной связи выяснилось, что раскрыть свою душу и тело нараспашку готов практически каждый житель земли. Просто раньше он не имел для этого возможности. И разного рода социальные сети, Живые Журналы, «Одноклассники» и т.д. и т.п. демонстрируют стремление к эксгибиционизму впечатляюще большого числа людей.
К сожалению, и люди современной науки – не исключение, а скорее наоборот. И конец науки, происходящий на наших глазах, не в последнюю очередь связан с тем, что большинство людей современной науки весьма склонны к эксгибиционизму. И такие люди становятся героями нашего времени и, как показывает последний нобелевский итог, получают и Нобелевскую премию, давно потерявшую свой престиж среди людей, по-настоящему понимающих толк в науке. Но их сейчас крошечное меньшинство.
В отличие от политики и искусства, занятий, по природе своей рассчитанных на борьбу за массу, голоса, тиражи и зрителей, наука, как ни крути, – это все же дело избранных. Ну так она устроена, что невозможно, зная только таблицу умножения, решать, скажем, уравнение Шредингера или Навье–Стокса. Но в мире победившей демократии не может быть занятий для малого числа избранных, тихо решающих свои уравнения и ставящих сложные эксперименты в разных уголках мира. Поэтому после Второй мировой войны научные кадры начали раздуваться с экспоненциальной быстротой и превратились в настоящие научные массы. Соответственно дорога в храм науки открылась не только тем, кто был избран самой природой решать уравнения и изучать древние рукописи, но и тем, кто был предназначен работать слесарем, и тем, кому надлежало стать генералом, и тем, кто вообще не имел за душой ничего, кроме желания легкой и беззаботной жизни.
Отмеченная метаморфоза людей науки породила сорок лет назад целый класс профессоров-менеджеров, сразу понявших, что надо кончать с наукой избранных и пора бороться за массы. Ибо наука – это всего лишь бизнес и ничего, кроме бизнеса. Но бизнес это особый, который коротко можно назвать «инновационной порнографией». Заключается он в продаже инновационных фантомов, то есть вещей, обещающих светлое техническое и технологическое будущее, которое придет когда-нибудь после того... А сейчас принесет деньги в виде миллионных грантов. Такое будущее нам обещают квантовые компьютеры, спинтроника и, наконец, углеродные материалы различных модификаций, включая графен, за открытие которого и присуждена в этом году Нобелевская премия по физике.
А началось все с открытия высокотемпературной сверхпроводимости, тоже обещавшей так много… а, по существу, породившей уже названный вид бизнеса. Любое время рождает своих героев. Эпоха инновационной порнографии не исключение. Вот и один из нынешних нобелевских лауреатов по физике стал единственным из физиков, удостоенных и так называемой Шнобелевской (то есть «потешной», антинобелевской, в 2000 году: за статью, в которой описывался эксперимент в области диамагнитной левитации - Гейму и его соавтору удалось добиться левитации лягушки при помощи сверхпроводящего магнита ), и Нобелевской премий.
Это знак. Ясный и яркий. И демонстрирующий, что Нобелевский комитет не устоял перед напором современных реалий, когда «кухарки» победившей демократии восклицали: «Где новые и обновляющие мир открытия, за которые можно дать премию сразу и не слишком думая» – и подвергали критике обычную практику Нобелевского комитета по физике, присуждавшего до последнего времени премии в основном по разделам и только за проверенные десятками лет практики результаты.
Правда, не слишком Нобелевский комитет и сопротивлялся. Скорее последние годы он метался между реальным бизнесом и профессорским «инновационно-порнографическим», присудив в 2007 и 2009 годах премии за работы, принесшие миллионные прибыли индустрии, но не содержащие фактически никаких глубоких и новых физических результатов. Скажем, премия прошлого года дана за изобретение прибора, работа которого фактически основана на фотоэффекте, открытом почти сто лет назад.
В одном из телешоу этого года, посвященном тому, чем же может удивить мир современная наука, в какой-то из моментов вскочила восторженная простодушная девица и воскликнула: «Нобелевскую премию надо вручить за открытие графена!» Именно такой девицей и предстал Нобелевский комитет по физике, присудив «графеновую» премию и заявив о себе как о настоящем органе мира победившей демократии.
