Ученый мирового масштаба, создатель нового направления, скрупулезный и дотошный системщик. Разносторонне развитый: учился на мелиоратора, переучился на медика. Параллельно осваивал вокал в Ташкентской консерватории, даже пел в Государственном академическом большом театре имени Алишера Навои. Студентом написал кандидатскую диссертацию, но не стал защищать.

В ноябре 1941 года Владимир Яздовский окончил мединститут и как староста курса бросил клич: все на фронт. Служил вначале в запасном, затем и штурмовом авиаполку, лечил, делал операции, возвращал пилотов в строй, нередко и местному населению оказывал помощь. Потом дивизионным врачом – в Прибалтике, в Украине, в Прикарпатье. И по-прежнему тянуло к исследованиям: как там, в кабине самолета в экстремальной обстановке?

НА СТЫКЕ ДВУХ НАУК

Совмещение инженерных и врачебных способностей стоило ему вызова в Москву, в НИИ возле метро «Динамо». Оттуда – в КБ Туполева. Там был неуступчив, на крик главного отвечал: «Пока в кабине не исправите, акт приемки не подпишу». При этом сам уточнял, как можно улучшить. И Андрей Николаевич «отомстил»: рассказал Королеву, что есть такой спец, которого он ищет – и технарь, и врач. Состоялась краткая встреча в Петровском парке, Яздовский был сосватан в свой же институт авиационной медицины, но на закрытую тематику.

На счету Владимира Ивановича более 270 научных работ, но только с подачи академика Анатолия Благонравова он решился обобщить результаты полетных исследований биообъектов. Стал доктором наук. Дальше не пошел.

Будучи полиглотом (как и отец, знавший 10 языков), жадно читал зарубежные публикации по своей тематике. И положил начало сборникам переводных статей и работ отечественных авторов по космической биологии и медицине.

Но главное: он совместил способности теоретика, организатора и практика. Еще в 1949 году разработал научную доктрину космической биологии и медицины, спустя два года курировал всю программу подготовки и высотных испытаний биообъектов, за что был удостоен Госпремии 1952 года. Как считает генерал-майор медицинской службы Владимир Пономаренко, в прошлом – начальник научно-исследовательского испытательного института МО РФ, никогда еще отрасль медицины не получала такую государственную задачу. По сути, Яздовский обеспечил безопасный прорыв человека в космос. При этом организовал исследование поведения живых существ в условиях микрогравитации, внедрение неизвестной ранее системы медицинского сопровождения космонавтов. В этом наши ученые не имели себе равных.

СОБАКИ ВЫВЕЗЛИ СССР В КОСМОС

По рассказам Виктора Яздовского, отец нередко привозил на дачу собачек, они резвились, будто понимая: не все вернутся на землю. Как считает профессор Рафаэль Вартбаронов, впервые в мире его учитель обосновал высокую адаптивность простых дворняжек к экстремальным ситуациям, создал систему их подготовки к поэтапной жизни на разных высотах. Доказал: собаки терпеливее, надежнее обезьян.

Орден Красной Звезды завотделом института получил за великую Лайку, первое в мире живое существо вне Земли. А орден Ленина, как венец десятилетней программы биологических экспериментов на геофизических ракетах и кораблях-спутниках – за обеспечение успешного полета космонавта № 1. Примечательно, что и спустя полвека «ноевы ковчеги» (так за рубежом именовали наши аппараты с мышами, морскими свинками, мухами, растениями, бактериями, собаками) уже под названием «Бион» продолжают давать ценные данные о действии факторов полета на живые организмы.

Кто сейчас знает, что Герман Титов после полета потерял почти два килограмма, а температура тела повысилась до 37,6 градуса. Главное тогда было доказано для науки и перспектив космонавтики: космонавт способен сохранить работоспособность в течение суток и более.

Приходилось учитывать и опробовать все факторы космического полета. Впервые – катапультирование. Впервые – питание на борту.

ЧЕСТЬ ИМЕЮ!

По словам сына, Владимир Иванович обладал волей, на пустяки не обращал внимания. Но если уж дело шло на принцип, тогда говорил то, что думал. Так случилось, когда заместитель главкома ВВС маршал Сергей Руденко ставил под сомнение задачи, решаемые институтом. Требовал, чтобы все работы велись только для Военно-воздушных сил. «Создалась ведомственная неразбериха, которая страшно мешала работе нашего коллектива. Помощи командования и медицинской службы ВВС мы не ощущали, наоборот, были только помехи», – подчеркивал сам Яздовский. В итоге руководство ВВС настояло на передаче работ по космической биологии и медицине от Минобороны в другое ведомство. Так появился Институт медико-биологических проблем. «В итоге мы получили не консолидацию, а разъединение сил... результативность упала», – горько констатировал ученый.

В силу ряда факторов возросла поспешность в реализации важнейших программ (издержки – не только в отставании, но и в трагических событиях на переломе 60-х–70-х годов). Яздовский уходит из института, которому отдал 17 лет. Работа в новом ИМБП – тоже замом по науке – не приносила радости. Намечался и сильный параллелизм в деле подготовки космонавтов. Заместитель начальника института с его непокладистым характером отстаивал интересы дела, науки новой и перспективной. Может быть, поэтому шесть представлений к генеральской должности были отклонены.

Но полковник Яздовский по праву – признанный в мире основоположник и главком космической биологии и медицины, основатель многих методик, форм исследований и профилактики, конструктор эко- и биосистем на космических кораблях и станциях. Имя юбиляра засияет на звездных картах, а институт у «Динамо» еще заставит говорить о себе.