Шел 140-й год по новому летоисчислению. Александрия уже утратила к этому времени былую славу мирового научного центра и перестала быть знаменитым “мусейоном”— местом, где под покровительством божественных муз успешно процветали самые разнообразные искусства и поощрялись всяческие знания. Но в природе её ничего не изменилось: днём все также нещадно палило солнце, а к вечеру сгущалась тьма, и с моря тянуло освежающей блаженной прохладой.
В один из таких вечеров Клавдий Птолемей завершил наконец свою титаническую работу над трактатом “Magiste”, куда вошла практически вся информация об астрономических исследованиях с античных времён. Разбросанная по разным источникам, до него она так никем и не была обобщена. Теперь оставалось в последний раз взглянуть на пергамент с новой картой звёздного неба, сделать необходимые уточнения и поразмышлять о будущем, достойном избранных.
Ведь по существу только он смог решить глобальную проблему, которую мудрый Платон полагал неподвластной человеческому разуму, а Цицерон считал труднодоступной для науки. Именно он, Птолемей, впервые представил математически выверенные и стройные доказательства того, что Земля является центром необъятной и загадочной Вселенной, заставляя обращаться вокруг себя Луну, Венеру, Марс, Меркурий, Юпитер и даже само Солнце, так сильно утомлявшее его с самого утра до наступления сумерек.
Сумерек Кумира...
В том, что после обнародования геоцентрической системы мироздания и астрономических таблиц, позволяющих прогнозировать расположение планет с точностью до десяти угловых минут, он станет всеобщим кумиром, Птолемей нисколько не сомневался. Недаром и назвал манускрипт из 13 книг “Величайшим”, как гласил буквальный перевод древнегреческого слова “Magiste”, украсившего объёмистую рукопись.
Только отражало ли оно его собственное величие — величие первооткрывателя, если аналогичный звёздный каталог давно уже составил его предшественник Гиппарх? Да что составил! Будучи действительно большим учёным, он ещё и сумел подтвердить свои наблюдения безупречными на ту пору измерениями, которые Птолемей грубо у него позаимствовал наряду с научными выкладками других мыслителей древности, лишь немного подправив их обычным сдвигом координаты светил на одну и ту же величину. У Гиппарха беззастенчиво переписал он и данные наблюдений за временем наступления осеннего равноденствия, которые тот получил 27 сентября 146 года до новой эры, т. е. на 278 лет раньше Птолемея.
Из работ остальных учёных, к примеру, были взяты и преподнесены им в качестве собственных выводы, касающиеся триады лунных затмений, якобы представших его взору в мае 133, октябре следующего и марте 136 года, как указывалось в рукописи.
За эту подтасовку фактов всерьёз можно было не беспокоиться, поскольку вряд ли малоизвестные имена всплыли бы в чьей-то памяти, но вот Гиппарх... Он-то в отголосице бурных научных споров как раз мог не забыться. Хотя бы за счёт его пионерской идеи управления Землёй движением остальных планет при помощи пятидесяти прозрачных небесных сфер, также изложенной Птолемеем от своего лица.
Знать бы наверняка, что правда никогда не прорвётся наружу! Но этого он не знал. Как и не знал, что спустя века талантливую подделку данных в его таблицах сначала обнаружит слишком любознательный поэт и философ Омар Хайям, а затем через столетия этот факт подтвердят экспериментальным путём французский астроном Жан Батист Жозеф Деламбре и английский исследователь Д.Роуленс. И уж конечно не знал и даже не допускал мысли Клавдий Птолемей, что с рождением выдающегося гения Николая Коперника вообще напрочь рухнет все его псевдоучение, продолжительно долго считавшееся непоколебимым и единственно верным. Но не знать, что почти каждая страница манускрипта пропитана чужими мыслями и насыщена чужими расчётами, он, конечно, не мог.
В труде, стоившем ему огромных усилий, не было и следа творческого озарения, намёка хотя бы на одно собственное научное открытие. Вся заслуга Птолемея состояла лишь в систематизации добытых другими знаний и скрупулёзном размещении их по соответствующим полочкам.
Понимание этого просто-напросто убивало. Правильно ли он поступил, пойдя на поводу своей бешеной гордыни? Не верней ли было отказаться от честолюбивых планов единолично завладеть интеллектуальной собственностью Гиппарха и прочих, сопроводив свой труд ссылками и сносками на их первоначальные работы? Не мошенничать, а по справедливости разделить предстоящий успех со всеми, кому он был обязан, как это предписывал труженикам науки мудрый Аристотель. Ведь в конце концов самый зелёный листочек из лаврового венка всё равно достался бы ему!
Интересно, а как бы на его месте поступил другой Птолемей, соратник великого Александра Македонского, основатель царской династии в Египте, буквально из руин поднявший науку и культуру Александрии после смерти полководца на захваченных им территориях Египта и Малой Азии ещё в III веке до нашей эры? Что в нём одержало бы верх: нравственность или страсть к победе? К какому зову бы он прислушался — совести или королевской крови?
Пожалуй, голос крови оказался бы сильнее. Вот и Клавдий, втайне причисляющий себя к роду именитых предков, сделает такой же выбор. Даже при условии, что это его блажь и выдумка. В своих, пускай нечестных, притязаниях на мировую учёность и славу, он всё равно будет историей оправдан. Она, как правило, победителей не судит. А раз так, то всякую щепетильность следует отбросить в сторону. Тем более, если личное могущество послужит престижу отечества.
Доказательства же его мошенничества современникам и потомкам найти будет тяжело. Да что там тяжело! Просто невозможно. Ведь все рукописи лучших мыслителей древности вместе с наследием обкраденного им Гиппарха погибли в безжалостном пламени огня, бушевавшего в стенах знаменитой Александрийской библиотеки много веков назад.
Даже сам Юлий Цезарь, доведись ему сейчас воскреснуть, пребывал бы в полной уверенности, что подданные ему воины, отважившиеся на этот грандиозный пожар, уничтожили все семьсот тысяч хранившихся в запасниках свитков. Ему бы и в голову не пришло, что часть работ чудом уцелела или отпечаталась у кого-то в мозгу!
Нельзя, конечно, сбрасывать со счётов его величество Случай. Если какие-то крупицы древних знаний осели в личном архиве Птолемея, то что мешало им сохраниться в архивах или умах других памятливых людей? Вдруг не сейчас, а, скажем, через десятилетие, кто-нибудь из числа просвещённых знатоков заметит в Птолемеевых таблицах скрытые совпадения его хорд с хордами Гиппарха? Как опровергнет он это безусловное тождество, притом что рассчитанные Птолемеем величины действительно основываются на сведениях, взятых из первых в мире гиппарховых тригонометрических таблиц?
Да и математические выкладки по эпициклам, строго говоря, украдены. Понятие эпицикла внёс в астрономическую науку во II веке до нашей эры незаслуженно забытый древнегреческий математик Апполоний Пергский. Оно значительно раздвигало и уточняло представления о сложных траекториях движения небесных тел. Согласно учению Апполония каждая из планет вращается вокруг некоего центра — эпицикла, который, в свою очередь, перемещается по окружности, охватывающей другой эпицикл, следующий порождает изменение в положении светила по траектории такого же типа и так до конца, пока не будет затронут последний эпицикл, заставляющий вращаться любую планету вокруг Земли. Начальные расчёты этих траекторий Птолемей также беспардонно выдернул из работ Апполония.
Здесь — Апполоний, там — Гиппарх, но ведь должно хоть что-то из его труда целиком принадлежать ему самому! Может это описание периодических отклонений от расчётных данных в реальном передвижении Луны? Обидно, но к открытию явления эвекции, под которым современная наука подразумевает наиболее значительное отклонение истинного движения Луны от расчётной орбиты, вызываемое воздействием Солнца, он тоже не имел никакого отношения. Но тогда — что, что?
Охваченный нервной дрожью Птолемей в нетерпении переворачивал одну страницу за другой. И вот наконец его глаза наткнулись на искомое: вывод о медленном смещении земной оси при вращении по круговому конусу, которое он обозначил термином “прецессия”! Но опять же не он нашёл, что период прецессии составляет примерно 26 тысяч лет, и не его догадка, что вследствие прецессии полюс мира перемещается между звёздами, а их экваториальные координаты звёзд беспрерывно изменяются.
Все это новое оказалось прочно забытым старым. Двести лет назад проклятый Гиппарх уже открыл явление прецессии, по-своему назвав его “предварением равноденствия”. Он не только открыл, но и указал величину ежегодного изменения положения планет во время весеннего равноденствия. По Гиппарху, она составила 38 секунд (по данным Птолемея — 50 секунд).
Разоблачат ведь когда-нибудь, непременно разоблачат. И тогда его имя будут произносить не с подобострастием, а брезгливо морщась. Замок, выстроенный на песке, рассыплется в прах, и в благородном облике знаменитого учёного проступит хищный оскал выдающегося вора в законе...
На мгновение Птолемея охватил панический страх. Он отёр взмокший от пота лоб, но тут же вновь овладел собой. Ерунда. Покойники не свидетели. Пускай природа поскупилась в полной мере наделить его даром научного провидения, зато в искусстве подчисток и подделок он даст фору многим аферистам прошлого и будущего.
Любыми средствами надо добиться своего, заставить признать себя величайшим из астрономов современности. Смерть беспощадна и страшна, а слава — вечна. Не так ли? Да и что толку бежать от себя самого? Болезненная страсть к увековечиванию своего имени преследовала Птолемея постоянно. Теперь настал час избавиться от неё. Все рассуждения о благе отечества — не более чем тщетная попытка самооправдаться, затушевать истинные мотивы своих преступных действий.
Как бы там ни было, завтра его труд всё равно станет ошеломляющей научной сенсацией. Только бы не набралось слишком много охотников низвергнуть предложенную им геоцентрическую модель мироздания. Впрочем, к такому научному спору он готов. Новая идея вполне соответствует существующим религиозным догматам, а при такой мощной идеологической поддержке победа ему будет обязательно обеспечена.
Птолемей зевнул, аккуратно свернул пергамент и, убрав звёздную карту в тайник, спокойно отправился почивать. Утром он проснётся уже всемирно известной личностью. Той, что не побоялась оттяпать свой кусок жизни с лихвой...
Надо отдать Птолемею должное: в своей неуязвимости он почти не ошибся. Переименованный арабами в “Альмагест” его труд прослужил человечеству целых полтора тысячелетия как единственный подробный свод астрономических знаний, а включённый в него каталог небесных координат стал незаменимым подручным пособием для многих поколений исследователей. Таким долгожительством не могла бы похвастаться никакая другая научная теория. Да и его имя пережило его самого: он вошёл в солидные энциклопедические издания как выдающийся астроном с безупречной репутацией.
Исследователь творческого наследия Птолемея Жан Батист Жозеф Дел амбре ещё в XIX веке удивлялся, что в звёздный каталог Птолемея отчего-то не попали светила, явно появлявшиеся над Александрией во время его земного бытия. Ради выяснения истины он предпринял путешествие по Средиземноморью, где прежде жили античные мыслители, перелопатил горы материала, но так и не смог уличить хитрого грека в подделке знаменитых таблиц. Как ни убеждал он своих современников, что включённые в каталог звезды возможно было наблюдать только находясь на древнегреческом острове Родос, к которому Птолемей никогда и не приближался, его резко обрывали. Общество не проявило любопытства к версии Деламбре и обнаруженным им фактам, даже когда они получили огласку в его шеститомном сочинении по астрономии.
Безуспешны были и попытки разоблачения Птолемея со стороны англичанина Д. Роуленса, который уже в нашу эпоху всем с пеной у рта доказывал, что вероятность наблюдения за “каталожными” звёздами в Александрии составляет ничтожно малую величину, в то время как версия относительно их “родосского” происхождения верна по крайней мере на 80 процентов.
И только профессору Университета Джона Гопкинса Роберту Ньютону, выпустившему в 1977 г. труд с интригующим названием “Преступление Клавдия Птолемея”, повезло быть услышанным. “По всей видимости, — писал обвинявший древнегреческого астронома в шулерстве Р. Ньютон, — когда Птолемей сформулировал свою астрономическую теорию, он столкнулся с тем, что она не согласуется с имеющимися наблюдениями. Но вместо того, чтобы отказаться от геоцентрической модели, он преднамеренно подтасовал эти данные, чтобы доказать её состоятельность”. Кое-кто из историков вслед за Р. Ньютоном был вынужден признать, что Птолемей действительно причинил астрономии немало вреда. Гораздо больше, чем пользы.
И это так. Птолемеевы таблицы, которыми руководствовались на практике многие поколения астрономов, провоцировали при прогнозах положения звёзд появление постоянной ошибки, равной 6 часам и 18 минутам, что заведомо вносило путаницу в расчёты и пагубно отражалось на развитии дальнейших исследований. А уж историческая наука, если вспомнить, что “Альмагест” являлся для неё единственным источником в уточнении дат правления древних царских династий, понесла от противоправных действий Птолемея ещё большие потери. Фактически полетела к чёрту вся Вавилонская хронология. Не понёс их только сам Птолемей, превзошедший по изворотливости легендарного Остапа Бендера и поистине совершивший самое удачное в науке воровство. Следовательно, без всяких сомнений ему можно приписать славу великого комбинатора и великого фальсификатора вдобавок к позорной славе вора.
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Чтобы писать комментарии Вам необходимо зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
» Информация
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации. Зарегистрируйтесь на портале чтобы оставлять комментарии
Материалы предназначены только для ознакомления и обсуждения. Все права на публикации принадлежат их авторам и первоисточникам. Администрация сайта может не разделять мнения авторов и не несет ответственность за авторские материалы и перепечатку с других сайтов. Ресурс может содержать материалы 16+
