В 1942 году антрополог Эшли Монтегю (Ashley Montagu) опубликовал книгу «Самый опасный миф человека: Ложная идея о расе» (Man's Most Dangerous Myth: The Fallacy of Race), которая оказала большое влияние и в которой говорится о том, что раса является социальной концепцией, лишенной какого-либо генетического основания. Классическим и часто цитируемым примером является несостоятельное определение понятия «черный». В Соединенных Штатах традиционно «черным» считается человек, если у него имеются какие-либо предки из местности, расположенной к югу от Сахары. В Бразилии человек не считается «черным», если известно, что у него были какие-либо европейские предки. Если понятие «черный» относится к различным людям в различных контекстах, то каким образом у них может быть какая-либо генетическая основа?

Начиная с 1972 года в этот спор стали включаться научные открытия в области генетики. В том году генетик Ричард Левонтин (Richard Lewontin) опубликовал важную статью, посвященную изменениям типов протеина в крови. Он сгруппировал проанализированных им людей в семь «рас» — западные евразийцы, восточные евразийцы, африканцы южные азиаты, коренные американцы, жители Океании и австралийцы. Он также обнаружил, что 85% изменений в типах протеина могут быть объяснены изменениями внутри популяций и «рас», и только 15% изменениями между ними. Он пришел к выводу о том, что, с учетом возможных изменений среди представителей человеческого рода, большая их часть обусловлена «различиями между индивидами».

Таким образом установился консенсус относительно того, что внутри популяций человека не существует значительных различий, которые поддерживали бы концепцию «биологической расы». Вместо этого, по его мнению, раса является «социальным конструктом», способом распределения людей по категориям с течением времени и в разных странах.

Верно то, что раса является социальным конструктом. Верно то, что, как подчеркнул д-р Левонтин (Lewontin), популяции человека «так удивительно похожи друг на друга» с генетической точки зрения.

Однако с течением времени этот консенсус стал превращаться — судя по всему, без особого обсуждения — в своего рода ортодоксальность. Эта ортодоксальность сводится к тому, что средние генетические различия между людьми, сгруппированными с помощью используемых в настоящее время расовых терминов, являются настолько незначительными, когда речь заходит о значимых биологических чертах, что их можно игнорировать.

Сторонники подобного ортодоксального подхода на этом не останавливаются и утверждают, что мы должны опасаться любых исследований в области генетических различий между различными группами популяций человека. Эта озабоченность связана с тем, что подобного рода исследования, какими бы благими ни были намерения, будут находиться на скользкой почве, и все это может привести к псевдонаучным аргументам по поводу биологических различий, которые использовались в прошлом для оправдания работорговли, движения сторонников евгеники, а также убийства нацистами 6 миллионов евреев.

Я с глубокой симпатией отношусь к обеспокоенности по поводу того, что генетические открытия могут быть превратным образом использованы для оправдания расизма. Но, как генетик, я также знаю, что сегодня уже просто невозможно игнорировать наличие средних генетических различий между «расами».

В течение двух предыдущих десятилетий были достигнуты революционные результаты в области технологии секвенирования ДНК. Эти достижения позволяют нам с очень высокой точностью установить, какая часть генетического наследия человека имеет отношения, скажем, к Западной Африке 500-летней давности, то есть перед тем, как в Америках произошло смешение западноафриканских и европейских генофондов, которые были почти полностью изолированы друг от друга в предыдущие 70 тысяч лет. С помощью этих инструментов мы узнаем, что, хотя раса и может быть социальным конструктом, различия и в генетическом наследии, коррелирующие с многочисленными сегодняшними расовыми конструктами, являются реальными.

Недавние генетические исследования показывают наличие различий у представителей популяций человека не только в генетических детерминантах и таких простых качества, как цвет кожи, но также в таких более комплексных характеристиках как размеры тела и предрасположенность к болезням. Так, например, сегодня мы знаем о том, что генетические факторы помогают объяснить, почему жители северной Европы, в среднем, выше ростом, чем жители южной Европы, почему рассеянный склероз больше распространен среди американцев европейского происхождения, чем среди американцев африканского происхождения, а также почему обратное соотношение верно, когда речь заходит о почечных заболеваниях финальной стадии.

Я обеспокоен тем, что благонамеренные люди, отрицающие возможность существования значительных биологических различий среди популяций человека, сами ставят себя в незащищенную позицию, которая не сможет выдержать наступления со стороны науки. Я также обеспокоен тем, что, независимо от открытий — мы на самом деле не знаем, какими они могут быть, — их результаты будут использоваться как «научные доказательства» того, что расистские предрассудки и повестки с самого начала являлись верными, тогда как благонамеренные люди при этом не смогут достаточно хорошо понять науку для того, чтобы отвергнуть подобного рода утверждения.

Вот почему важно, и даже необходимо, чтобы мы разработали честный и современный в научном отношении способ обсуждения любых подобного рода различий, а не засовывали голову в песок, оказавшись в результате неподготовленными к научным открытиям.

Для тог чтобы получить некоторое представление о том, что представляют собой обычные отличия между различными популяциями человека, я могу привести пример из моей собственной работы. Примерно с 2003 года я начал изучать вопрос о том, насколько смешение популяций, происходящее в Америках за последние несколько столетий, могло повлиять на возможность обнаружения факторов риска при заболевании рака простаты — болезни, которая в 1,7 раза чаще обнаруживается у людей, называющих себя афроамериканцами, чем у людей, называющих себе евроамериканцами. Это различие нельзя было объяснить на основе различий в принимаемой пище или в окружающей среде, и в результате напрашивался вывод о том, что генетические факторы могли играть определенную роль.

 

Люди, считающие себя афроамериканцами, получают, в среднем, около 80% генетического наследия от обращенных в рабство африканцев, привезенных в Америку в период между XVI и 19-м столетиями. Вместе с моими коллегами мы смогли установить, что в 1597 случаях заболевания раком простаты те места генома, которые были связаны с предками из Западной Африки, оказались больше, чем другие его части. В 2006 году мы обнаружили именно то, что искали — то место в геноме, в котором было на 2,8% больше африканского наследия, чем в среднем.

 

Затем мы стали углубляться в детали и обнаружили, что в этих местах содержится, по крайней мере, семь независимых факторов риска для рака простаты, и все они более распространены среди жителей Западной Африки. Наши находки полностью объясняют более высокий уровень заболевания раком простаты у афроамериканцев, чем у американцев европейского происхождения. Мы можем сделать такой вывод, поскольку те афроамериканцы, которые имели полностью европейское наследие в этой небольшой части генома, имели такой же риск заболевания раком простаты, что и произвольно взятые европейцы.

Использовались ли в этом исследовании такие термины как «афроамериканцы» и «евроамериканцы» и обозначались ли таким образом сегменты генома как вероятные «западноафриканские» или «европейские»? Да. Удалось ли в результате проведенного исследования идентифицировать факторы риска для заболеваний, который по своей частотности зависели от конкретной группы, и позволяют ли полученный данные рассчитывать в будущем на улучшение здоровья и спасение жизни? Да.

 

Хотя многие люди согласятся с тем, что обнаружение генетического объяснения повышенного уровня заболевания является важным, они часто подводят здесь линию. Обнаружение генетического влияния в случаях предрасположенности к заболеванию — это одна вещь, говорят они, а заниматься поиском воздействия на поведение или на умственные способности — это другое.

Однако нравится ли нам это или нет, но эта линия уже пересечена. В ходе недавнего исследования, проведенного под руководством экономиста Дэниеля Бенджамина (Daniel Benjamin), была собрана информация о количестве лет обучения среди более 400 тысяч людей, и почти все они были европейского происхождения. После проведения контроля различий социоэкономического характера, он и его коллеги идентифицировали 74 генетические вариации, которые представлены в значительно большем количестве в тех генах, которые, как установлено, играют важную роль в неврологическом развитии, и каждое из них — это неопровержимые данные — более часто встречается у европейцев с большим количеством лет обучения, чем у европейцев с меньшим количеством лет обучения.

Пока еще не ясно, каким образом действуют подобного рода генетические изменения. Следующее исследование, объектом которого стали жители Исландии, было проведено под руководством генетика Августина Конга (Augustine Kong). Его результаты показали, что эти генетические изменения подталкивают обладающих ими людей к тому, чтобы отложить появление в семье детей. Поэтому такого рода изменения могут свидетельствовать о том, что более длительное пребывание в школе влияет на поведение человека, и это не имеет ничего общего с его интеллектуальными способностями.

К этому исследованию добавляются другие, в ходе которых были обнаружены генетические предикторы, оказывающие влияние на поведение. Одно из них, проведенное под руководством Даниэль Постума (Danielle Posthuma), состояло в изучении более 70 тысяч людей, и в результате были обнаружены генетические вариации в более чем 20 генах, который оказывали влияние на результаты тестов на интеллектуальное развитие.

Зависят ли показатели тестов на интеллектуальные развитие или количество проведенных в школе лет от того способа, с помощью которого воспитывался человек? Конечно. А измеряют ли они то, что имеет отношение к некоторым аспектам поведения или познавательной деятельности? Вероятнее всего. А поскольку предполагается, что все подверженные влиянию генетики черты различаются (поскольку частотность генетических вариаций редко повторяется внутри популяций человека), то генетическое воздействие на поведение и познание тоже будут различаться в разных популяциях.

Иногда можно услышать такое мнение: любые биологические различия между популяциями человека, вероятно, будут незначительными, поскольку люди лишь недавно стали отличаться от своих общих предков, и поэтому еще не могли возникнуть существенные различия под влиянием естественной селекции. Это неверная позиция. Предки восточных азиатов, западных африканцев и австралийцев до недавнего времени были почти полностью изолированы друг от друга в течение почти 40 тысяч лет или даже больше, и этого времени было более чем достаточно для того, чтобы вступили в силу эволюционные силы. На самом деле, результаты проведенного доктором Конгом исследования показывают, что в Исландии существовала поддающаяся измерению генетическая селекция, действовавшая против появления генетических вариаций, которая свидетельствует о большем количестве лет обучения в этой популяции как раз в течение последнего столетия.

Для понимания того, почему так опасно для генетиков и антропологов просто повторять старые выводы относительно существующих у популяций человека различий, следует посмотреть на то, какие голоса заполняют те пустоты, которые создает наше молчание. Николас Уэйд (Nicholas Wade), обладающий большим опытом и пишущий о науке журналист газеты «Нью-Йорк Таймс» в своей вышедшей в 2014 году книге «Тревожное наследие: гены, раса и человеческая история» (A Troublesome Inheritance: Genes, Race and Human History) справедливо отмечает, что современные исследования бросают вызов нашему представлению о природе различий у людей. Однако далее он делает необоснованное и безответственное утверждение: якобы результаты этого исследования показывают, что генетические факторы объясняют традиционные стереотипы.

Так, например, одним из главных источников для г-на Уэйда является антрополог Генри Харпендинг (Henry Harpending), который утверждает, что люди, имеющие в качестве своих предков выходцев из региона к югу от Сахары, не склонны работать, когда в этом нет необходимости, поскольку, как он считает, они не прошли через естественный отбор в области тяжелой работы в последние несколько тысяч лет, как это произошло с евразийцами. Не существует вообще никаких научных доказательств в поддержку этого утверждения. На самом деле, как подчеркнули 139 генетиков (включая меня) в письме в редакцию газеты «Нью-Йорк Таймс» по поводу книги г-на Уэйда, не существует никаких генетических данных, которые бы подтверждали продвигаемые им расистские стереотипы.

Еще одним получившим известность примером является Джеймс Уотсон (James Watson), специалист, который в 1953 был в числе ученых, открывших структуру ДНК, и который был вынужден оставить пост главы лаборатории Cold Spring Harbor Laboratories в 2007 году после сделанного им в интервью следующего заявления (оно не было подкреплено какими-либо научными данными): проведенное им исследование показывает, что генетические факторы объясняют то, что у африканцев более низкие умственные способности, чем у европейцев.

Во время состоявшейся через несколько лет встречи д-р Уотсон сказал мне и моей коллеге генетику Бет Шапиро (Beth Shapiro) что-то вроде: «И когда же вы, ребята, поймете, почему вы, евреи, значительно умнее многих других?» Он утверждал, что евреи смогли добиться больших результатов из-за генетических преимуществ, возникших в результате продолжавшегося тысячи лет естественного отбора за право стать ученым. А азиатские студенты, по его словам, склонны к конформизму из-за селекции в области подчиненности в китайском обществе (Недавно д-р Уотсон отрицал, что он делал такого рода заявления, и он подчеркнул, что они не соответствуют его взглядам; однако доктор Шапиро сказала, что ее воспоминания соответствуют моим).

Особенно коварными делает заявления доктора Уотсона и г-на Уэйда то, что они начинают с правильных слов о том, что многие ученые отрицают возможность наличия средних генетических различий между популяциями человека, но затем они делают такое заявление (без каких-либо доказательств): им известно, какими являются эти различия и что они соответствуют расистским стереотипам. Они используют нежелание академического сообщества открыто обсуждать подобные сложные вопросы для того, чтобы предоставить риторическое прикрытие для отвратительных идей и старых расистских «уток».

Вот почему хорошо знающие свой предмет ученые должны открыто заявить о своей позиции. Если мы откажемся от создания рациональных рамок для обсуждения различий между популяциями человека, то мы рискуем тогда потерять доверие публики и будем способствовать росту недоверия к научной компетенции, которое сегодня столь распространено. Мы оставляема вакуум, который заполняется псевдонаукой, а результат будет значительно хуже того, который мы сможем получить в ходе открытого обсуждения.

Если ученые и могут быть уверенными в чем-то, так это в том, что любые наши современные представления о генетической природе различий, вероятнее всего, являются неверными. Так, например, сотрудники моей лаборатории в 2006 году установили, что «белые» не происходят от популяции, существовавшей с незапамятных времен, как некоторые полагают. На самом деле, «белые» представляют собой смесь четырех древних популяций, существовавших 10 тысяч лет назад, и все они отличались друг от друга, как сегодня европейцы отличаются от жителей Восточной Азии.

Так как же мы должны готовиться к вероятности того, что в ближайшие годы воздействие генетических вариаций на многие черты, и как эти черты будут, в среднем, отличаться среди различных групп населения планеты? Будет невозможно — на самом деле это будет ненаучно, глупо и абсурдно — отрицать наличие подобных различий. На мой взгляд, естественный ответ на эти вызовы состоит в том, чтобы поучиться на примере биологических различий, существующих между мужчинами и женщинами. Эти различия между полами значительно более глубокие, чем те, которые существуют между различными популяциями человека, и в этом отражается более 100 миллионов лет эволюции и адаптации.

Мужчины и женщины сильно отличаются друг от друга в том, что касается генетического материала — Y-хромосомы, которые есть у мужчин и которых нет у женщин, а также вторая X-хромосома, которая есть у женщин, но которой нет у мужчин.

Почти все признают, что существующие биологические различия между мужчинами и женщинами глубоки. Помимо анатомических различий, мужчины и женщины, в среднем, отличаются по размерам и физической силе (Существуют также средние различия в темпераменте и поведении, хотя остаются неразрешенными важные вопросы о том, насколько эти различия подвержены воздействию социальных ожиданий и воспитания).

Как нам следует относиться к вопросу о биологических различиях между мужчинами и женщинами? На мой взгляд, ответ очевиден: мы должны, с одной стороны, признать существование генетических различий между мужчинами и женщинами, а, с другой, мы должны предоставить обоим полам одинаковую свободу и возможности, независимо от существующих различий.

С учетом неравноправия, продолжающего существовать между мужчинами и женщинами, реализация подобных чаяний на практике будет представлять собой вызов. Однако, с точки зрения концепции, это открытый вызов. А то, что относится к мужчинам и женщинам, можно сказать о любых различиях, которые мы можем обнаружить у людей, тогда как значительно их большинство будет существенно менее глубокими.

Неизменный вызов для нашей цивилизации состоит в том, чтобы относиться к каждому человеческому существу как к отдельной личности и оказывать поддержку всем людям, независимо от того, какие карты они получают из карточной колоды жизни. В сравнении с огромными различиями, существующими между отдельными людьми, различия между популяциями в среднем во много раз меньше, и поэтому это должно быть всего лишь умеренным вызовом для согласования его с той реальностью, в которой существует различный средний генетический вклад в черты отдельного индивида. Следует встречать любые результаты научной работы без предубеждений и с уверенностью в том, что мы можем быть в достаточной степени зрелыми для того, чтобы достойно воспринять любые выводы. Разговоры о том, что существенные различия между популяциями человека на нашей планете невозможны, лишь дадут повод для расистского злоупотребления генетикой, чего мы хотели бы избежать.

Дэвид Райх — профессор генетики Гарвардской медицинской школы, а также автором выходящей вскоре книги под названием «Кто мы и как мы здесь оказались? Древние ДНК и новая наука о прошлом человечества» (Who We Are and How We Got Here: Ancient DNA and the New Science of the Human Past), частью которой и является данная статья.