Россия имеет все шансы оставаться на передовых позициях в исследовании космоса


космос, россия, космонавтика / На орбитальной станции
На орбитальной станции "Мир", 1997 год: американский астронавт Майкл Фоул, Александр Лазуткин, Василий Циблиев.
Фото Reuters

 

Приближается очередная дата первого полета человека в космос – 12 апреля. Что такое космонавтика ХХI века и осталась ли профессия космонавта привлекательной? Об этом в беседе с журналистом Татьяной УЛИТИНОЙ размышляет Герой России, 86-й космонавт РФ и 353-й космонавт мира, директор Мемориального музея космонавтики Александр ЛАЗУТКИН.


– Александр Иванович, 51 год назад, после полета первого космонавта планеты Юрия Гагарина, казалось, что земляне начинают жить по новому летосчислению. Была уверенность, что с освоением космоса к нам придут новые технологии, инопланетяне обязательно пополнят нашу науку не только уникальными знаниями, но и подскажут путь к счастью для всей планеты. Не было сомнения, что эти чудесные перемены будут транслироваться именно через нашу страну, давшую миру первого космонавта. Сегодня мы живем в другом государстве с иными приоритетами...


– Я постоянно встречаюсь со школьниками и с ответственностью могу сказать: космонавтика как профессия по-прежнему занимает самые высокие рейтинговые строчки. У детей глаза загораются, когда они слышат рассказы людей, видевших Землю с высоты 340 километров.


Члены первого отряда космонавтов – поистине великие люди. Я отношусь к ним с благоговением. Гагарин летел в неизвестность. Опасности, которые его поджидали, вообще не поддаются измерению. Поэтому уровень эмоциональности у первопроходцев был очень высок. Сейчас уже знаем: запланирован полугодовой полет – проживешь на орбите это время, привыкнешь к невесомости и вернешься здоровым. Риски, конечно, и сейчас есть, но техника стала надежнее. И все же завидую первым.

После полета я понял, что и члены первого отряда космонавтов завидуют нам, живущим в кораблях по нескольку месяцев. Гагарин сделал один виток вокруг Земли – это так мало! Наши потомки тоже, наверное, скажут: что такое год крутиться в околоземном пространстве? Неинтересно!

Развиваясь, космонавтика обязательно изменит международный климат и объединит все человечество. В этом я уверен. Например, марсианский проект очень хороший. Уже обоснована возможность и целесообразность подобных крупных разработок на основе международной космической кооперации. И к Луне полетим. Чисто технически сейчас такой вопрос решить можно. Цель, которая будет достигнута, окупится сторицей.

 

– Кто же станет осуществлять все эти грандиозные планы, если – я сама видела – из четырех классов профильной школы стать космонавтами хотят только два мальчика и три девочки? В 60-е годы поднимался лес рук в любом учебном заведении страны. Может, люди теперь не столь романтичны или перестали видеть практический смысл полетов в космос? Что дает космонавтика?


– Сколько существует космонавтика – столько задают этот вопрос. Проведем такой эксперимент: уберем космонавтику и посмотрим, что останется. Спутниковые средства связи, радиотелефоны, поисковые системы, навигаторы, метеопрогнозирование и многое другое включает это направление. В космосе получаем материалы, которые невозможно произвести на Земле. В частности, мы проводили эксперименты с лекарствами. Создали инсулин, КПД которого в десятки и даже сотни раз выше того, что удается достичь в земных условиях. Беда в том, что дальше экспериментов дело не идет.

Бытует мнение, что много денег тратится на космос. Стоит сравнить, какой процент в бюджете занимают эти деньги. Приведу такой пример. В 1993 году закрыли программу «Энергия–Буран». Объявили, что в стране серьезное экономическое положение, программа дорогостоящая, и будет большой роскошью найти 500 миллионов рублей на ее реализацию. Мне тогда тоже казалось, что это огромная цифра. Депутаты говорили: давайте перебросим эти деньги на сельское хозяйство, например. А осенью расстреляли парламент и потом на его реставрацию потратили те же 500 миллионов! Это меня поразило. Депутаты, которые голосовали за закрытие космической программы, наверное, не почувствовали, что они стали намного беднее, отремонтировав так называемый Белый дом. У нас воруют намного больше, чем тратится на космос.

 

– Понятно, что сегодня отставание в космических программах – это отставание в передовых технологиях в целом. На ваш взгляд, удастся ли нам опять стать первыми?


– Многое зависит от мнения, желания, взглядов руководства страны. Россия имеет все шансы оставаться на передовых позициях. Во-первых, в космонавтике пока еще на руководящих постах стоят профессионалы, а не менеджеры, готовые управлять чем угодно. Если посмотреть на проблему с философской точки зрения, то ясно: естественный процесс, который начался в 1957 году, не остановишь. Не смог бы Колумб открыть Америку – это сделал бы кто-то другой.

Сегодня на изучение космоса ориентировано немало стран. У Китая уже своя космическая программа и свои космонавты. Европа делает корабли.

Чтобы быть конкурентоспособными, нужно развивать инженерные науки. Количеством тут ничего не добьешься. Конкурс в технические вузы всегда был низким, потому что инженерные профессии требуют особого склада ума. Природа сама регулирует этот процесс.

Есть еще один фактор, который снижает конкурс. Даже способные к инженерным специальностям люди стоят перед выбором: много учиться, удовлетворять интеллектуальные потребности в интересной работе и при этом получать невысокую зарплату или расстаться с мечтой и гораздо легче заработать больше денег. Итог таких размышлений мы видим в абитуриентских потоках. Экономика, юриспруденция, психология, все виды шоу-бизнеса – процветают.

 

– Когда диктор телеканала «Россия-1» сообщил, что космический телескоп «Хаббл» обнаружил галактику, которая всего на полмиллиарда лет старше нашей Вселенной, я ждала, что оговорка будет исправлена. Не дождалась. Так что я пропустила величайшее открытие века – проход в иную Вселенную? Но открытие ученых касалось галактики, которая образовалась через 500 миллионов лет после Большого взрыва. Астрономы не вышли за пределы того пространства, которое называется нашей Вселенной.


– К сожалению, за искажение информации никто не несет ответственности. И еще такое новое веяние последних десятилетий: не стыдно признаваться в элементарном невежестве.

Технические науки, несомненно, развивают человека. С детства мечтая о космических полетах, я вначале окончил Московский авиационный институт, а потом стал летчиком. Так мне казалось правильнее. И вся последующая космическая практика подтвердила верность моего решения. К тому же теперь в отряде космонавтов нет чистых летчиков. Задания для членов экипажа многогранны. Именно поэтому наша профессия так интересна.

Получив инженерное образование, можно легко овладеть любой профессией, в том числе стать гуманитарием. Например, намного выше ценятся переводчики с инженерными знаниями. Даже врачом будешь более квалифицированным, с костями легче разберешься, если вначале изучишь теоретическую механику (термех) или сопромат. И биомеханика не будет для вас чем-то запредельно сложным. Обратных же примеров не знаю.

Еще нужно учесть, что после полетов в космос у каждого из нас жизнь продолжается на Земле. В этой связи обязательно встанет вопрос о гражданской профессии. Хорошее фундаментальное образование – гарантия продолжения достойной трудовой биографии.

Следующий аргумент: если человек не понимает законов природы – это не просто стыдно, но еще и накладно для кармана. Грамотного трудно обмануть. Поверит ли образованная девушка, что тушь увеличит ее ресницы именно на 52 процента? Или энергетический напиток сделает тебя успешным в жизни? Или зубная паста этой фирмы вычистит зубы на 92 процента лучше, чем обычная? Малограмотные подсаживаются на такую рекламу и чисто физиологически начинают от нее зависеть. Когда говорят, что у нас слишком много инженеров и вообще людей с высшим образованием – это непатриотично.

 


Космонавт Александр Лазуткин: «Сегодняшние претенденты на полеты в космос по-прежнему образованные и ответственные люди».
Фото автора

 

 

– Вы готовили космонавтов к полетам. Кто сейчас стремится к звездам?


– Сегодняшние претенденты на полеты в космос по-прежнему образованные и ответственные люди. Хлебом не корми – дай поучиться. Человечество осваивает пока лишь околоземное пространство. Отправиться к иным планетам и тем более в другие солнечные системы – дальняя перспектива. На нее нужно работать. Еще раз повторю: наша профессия познавательно и эмоционально чрезвычайно насыщенна. Если у человека есть мечта и она осуществилась – это счастье. У меня мечта реализовалась.

 

– Но ваш полет содержал такое количество нестандартных ситуаций! Пожар, столкновение с грузовым кораблем, разгерметизация, многочисленные отказы аппаратуры...


– Да, полет проходил в экстремальных условиях. С 10 февраля по 15 августа 1997 года я летал в качестве бортинженера корабля «Союз ТМ-25» и ОК «Мир» вместе с Василием Циблиевым по программе 23-й основной экспедиции. По программе Мир-NASA вместе с нами в составе экипажа вначале был Джерри Линенджер, а затем Майкл Фоул. Во время полета произошло сразу несколько ЧП.

23 февраля на станции начался пожар от бракованной кислородной шашки; 25 июня при перестыковке транспортника «Прогресс М-34» произошло столкновение корабля с комплексом, приведшее к разгерметизации модуля «Спектр». Как со всем этим справлялся? Я прочту пару страниц из моего дневника. Думаю, этого будет достаточно.

«Руки работают, пытаясь опередить время. Влетаю в корабль, выкидываю один воздуховод, отвинчиваю шланг от холодильно-сушильного агрегата. Мелькает мысль, что уже обдумывал эти действия раньше. Руки работают быстро. Идет борьба со временем. Не соревнование – борьба!

...Люк свободен. Выскакиваю из корабля и направляюсь к центральному пульту управления. Василий в наушниках ведет связь с Землей. О чем речь, не знаю. Не слышу.

– Вася, давление?!

– 730.

Еще можно жить.

Бросаюсь в модуль «Спектр». Влетаю и слышу шипение. Плана действия нет. Тело и разум борются со временем без осмысленного плана. Вопроса «что делать?» не возникает. Работаю с листа. Чувство времени обострилось. В сознании держится цифра 730. Вопроса о вычислении резервного времени также не возникает. Нет времени.

...Приходит решение закрыть люк в «Спектр». Куча кабелей. Кидаюсь в модуль «Квант-1», там видел ножницы по металлу. Ножом кабели не отрежу. Ножниц нет. Хватаю нож – и обратно. Пролетаю над центральным пультом. Василий сидит на связи, и это успокаивает. Значит, время еще есть. «Вася, давление?» – спрашиваю пролетая. Остановиться не могу. Ответ ничего не значит для меня. Люк – вот моя цель. Майкл уже рядом с люком. Я раскручиваю разъемы и разбрасываю кабели в сторону. Слегка задевает мысль: «Напряжение!» Но руки уже схватили кабель и расстыковывают его. Чувствую падение давления. Два кабеля перерезал. Все, люк свободен. Хватаю и закрываю его. «Саша, ты уменьшаешь объем?» – слышу голос Майкла. Он спрашивает и одновременно помогает мне. Вопрос мною не осмысливается. Время – вот что сидит во мне! Давление уже не волнует. Волнения вообще нет.

...«Помоги!» – говорю Майклу и одновременно закрываю люк. Все!

Вижу, как Василий открыл вентили блока наддува и оттуда с шипением начал выходить воздух. Давление уже не падает. А вокруг станции летает, кувыркаясь, корабль. Летает близко, даже страшно становится. Вдруг еще раз произойдет соударение?»

 

– К счастью, вы все успели и благополучно вернулись на Землю. Знаю, что вашим опытом решения нестандартных ситуаций пользуются последующие экспедиции. Что можно пожелать землянам в канун очередной годовщины первого полета человека в космос?



– Летать в космос и смотреть на наш общий дом со стороны. Земля очень красивая. Я бы отправил туда президентов всех стран, чтобы они почувствовали единое пространство планеты и поняли свое место на ней. Космическое братство должно объединить государства. В этом смысл прогресса земной цивилизации. Уверен, что ХХI век даст нам много открытий во всех сферах жизни именно благодаря освоению космоса.