Анализ как одна из ценностей западного человека.
Однако трансформационные процессы в поведении и сознании западного человека начали происходить задолго до техногенной глобализации [35]. Рене Генон еще в 1927 г. в своем труде «Кризис современного мира» обозначил то, что затем получило дальнейшее развитие благодаря технологиям. Он писал следующее: «Одной из самых подозрительных особенностей современного мира является потребность в нескончаемой деятельности, в бесконечных изменениях, в погоне за скоростями, в стремлении поспеть за все убыстряющимся ритмом разворачивающихся событий. Это – количественное рассеяние во множественности, которая более не объединена никаким осознанием высшего принципа. В повседневной жизни, равно как и в научных идеях, мы повсюду видим анализ, доведенный до предела, анализ в этимологическом смысле этого слова, то есть разделение, разложение, бесконечную дезинтеграцию человеческой деятельности во всех ее разновидностях. Эта неспособность западного человека к синтезу и концентрации является в глазах людей Востока чертой шокирующей. Это – естественный и логический результат все возрастающего материализма, так как сама материя есть множественность и разделение. И вот почему все проистекающее из сферы материи, может породить лишь ссоры и конфликты между различными народами или личностями. Чем глубже нисхождение в материю, тем больше и сильнее противоречия. С другой стороны, чем выше подъем к чистой духовности, тем ближе к единству, которое может быть полностью реализовано только в знании универсальных принципов» [36,41]. С другой стороны, современный мир, с присущим ему бесконечным потоком детализированных сообщений, совершенно объективно приводит людей к отсутствию видения целостной картины мира и формированию представлений о ней через призму своей конкретной отрасли знания. Однако мы говорим здесь о необходимости комплексного видения картины мира, а равно и об освобождении от манипуляции сознанием, а, следовательно, не лишним будет сделать акцент на таком методе познания как синтез, который может привести нас к вычленению так называемых принципов всего. Поиском подобных взаимосвязей в литературе, философии, музыке, даже языках и прочих отраслях знания занимались в Касталийском университете в романе Германа Гессе «Игра в бисер» [37]. Вот что о подобных принципах пишет Генон: «Все восточные доктрины без исключения, равно как и древние доктрины Запада, утверждают превосходство умозрения над действием, превосходство того, что неизменно, над тем, что подвержено изменению. Действие, будучи преходящей и временной модификацией бытия, не может нести в самом себе свой принцип и свою собственную причину. Если же оно вообще не зависит ни от какого принципа, выходящего за пределы этой обусловленной сферы, то оно является лишь чистой иллюзией… Представители традиционного Запада, в частности, Запада античного (к примеру, Аристотель) утверждали, что должен существовать «недвижимый двигатель» всех вещей. «Недвижимым двигателем» всякого действия является знание. Действие полностью принадлежит к миру изменения и «становления». Только знание позволяет выйти за рамки ограниченности этого мира, и когда оно становится знанием чисто метафизическим, знанием самого Принципа, оно становится неизменным. Именно это упускают из виду современные люди: они не признают ничего кроме чисто рассудочного, дискурсивного знания, которое, будучи лишь «отраженным знанием», является косвенным и несовершенным. Но и это низшее знание они ценят все меньше и меньше и лишь в той степени, в какой оно способно служить осуществлению какой-то непосредственной практической цели. Полностью захваченные действием, вплоть до заведомого отрицания всего, что выходит за его пределы, современные люди не замечают, как вырождается само это действие, превращаясь, за недостатком принципа, в тщетную и пустую суету» [36, 40-41].
О девальвации слова
Подобно тому, как мышлением начинает править зрение, девальвировалось и слово. Слова, как метафизической данности больше не существует. Есть только симулякр, который каждый волен интерпретировать по-своему. Остается лишь внешний видимый образ, совершенно обыденный для восприятия каждого. Только филологи, либо образованные люди старшего поколения по-прежнему видят за словами нечто большее, нежели окутывающую их шелуху. Лишь немногие видят не какой-то свой, а четкий и объективный смысл, видят, пускай и частично – этимологию слова и отдают себе отчет в том, что каждое слово – это отражение внутреннего мира того, кто это слово употребляет. Слово перестало быть доверительным инструментом коммуникации и убеждения. Слово становится зеркальным, зрительным образом, вбирающим в себя все то, что его окружает в обыденном мире, что пребывает в современной толпе. Слово и жизнь неразделимы. Слово – это и есть жизнь. При этом слово – это еще и «кирпич» языка. Однако, вместе с оповерхностновлением слова, в русский язык проникают модные западные слова, например различные френды, мани, дринки и прочая «пакость» [38; 6, 513-514]. Однако, помимо обычного разговорного языка, иностранные слова лезут в метаязыки, извращая их в англометаязыки, что особенно ярко проявляется в политике и экономике.
Псевдоморфоз наших дней
Подобные явления – лишь видимая часть огромного айсберга. Несмотря на нашу жажду соединения с западным миром, нашу любовь к нему и вечные ссылки на его развитость, России, в данном случае, как стране-периферии по отношению к Западу, достаются только объедки, завернутые в красочную обертку. У Освальда Шпенглера существует интересное понятие – псевдоморфоз. Термин взят из минералогии и означает изменение естественного роста кристалла, например, путем плавления, под воздействием огромных температур вызванных извержением вулкана. Примечательно, что кристаллы растут сотни и даже тысячи лет, образуя изящную и красивую природную форму, тогда как их изменение – псевдоморфоз – превращает их в уродство. Шпенглер использовал этот термин для описания того, что происходит с обществом, которое подвергается влиянию на него другого, более развитого общества [39, 245-303]. Другой, уже российский философ – Александр Дугин продвинулся значительно дальше Шпенглера. Расширив понятие, он ввел в оборот свой термин – археомодерн, который означает практически судьбу целого народа, попавшего под многофакторную зависимость от другой, более агрессивной цивилизации. В его работах [40; 41, 33-156; 48] разбираются вопросы, связанные с влиянием культуры Запада на российское общество, самостоятельность его мышления … начиная еще с времен Петра Первого и заканчивая 90-ми годами. Несмотря на то, что в нашем случае речь идет об общецивилизационном явлении, псевдоморфоз и археомодерн занимают здесь ключевую роль. Дело в том, что центр техногенной глобализации находится на Западе – в Европе и США. А Интернет, как ее главный проводник был создан американцами, да вдобавок против Советского Союза. Вот что пишет по этому поводу источник, которому в данном случае можно верить – Википедия: «После запуска Советским Союзом искусственного спутника Земли в 1957 году Министерство обороны США посчитало, что на случай войны Америке нужна надёжная система передачи информации. Агентство передовых оборонных исследовательских проектов США (DARPA) предложило разработать для этого компьютерную сеть. Разработка такой сети была поручена Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе, Стэнфордскому исследовательскому центру, Университету штата Юта и Университету штата Калифорния в Санта-Барбаре. Компьютерная сеть была названа ARPANET (англ. Advanced Research Projects Agency Network), и в 1969 году в рамках проекта сеть объединила четыре указанных научных учреждения. Все работы финансировались Министерством обороны США. Затем сеть ARPANET начала активно расти и развиваться, её начали использовать учёные из разных областей науки.» [42] Таким образом, зафиксируем следующее. Во-первых, Интернет был создан Соединенными Штатами. Во-вторых, служба регистрации ключевых доменных зон находится в США, следовательно, именно им принадлежит монополия на регистрационную информацию, что упрощает процесс отслеживания и контроля информации [27, 62-63]. И, наконец, в-третьих, Интернет – это великолепное средство распространения западной культуры, демократии и западных, англосаксонских ценностей [2;3]. Вместе с тем, Интернет, помимо бесконечного растущего по экспоненте замусоривания эфира, – это еще и превосходный канал для «вброса» и распространения любой так называемой утки. При монополии определенной СМИ, формирующих «правильные» взгляды на те или иные вещи, и информационного вала, времени и возможности на осознание остается меньше, благодаря чему возрастает общая доверчивость, либо проявляется «впадание» в теорию заговора. В результате обыденное западночеловеческое мышление вновь переходит в регистр мифа [43;6], то есть начинает верить сказкам. Отсюда появляются общества уфологов, астрологов, спиритологов и гадалок, обостряются всевозможные ожидания конца света, а в горах продолжаются активные поиски йети. Через Интернет также становится совершенно доступной и всякая мерзость, различные извращения. Таким образом, из-за подобной вседозволенности, высвобождается и девальвируется природа индивидуума, падает рождаемость, обостряются социальные противоречия, нарастают конфликты. Чрезмерная свобода в своей глубине крайне энтропийна. Неслучайно в мусульманском мире Коран запрещает девушкам обнажать даже лицо. Китайцы, например, хорошо понимают такую угрозу и ставят определенные фильтры на получение информации. То, что это ограничение свободы – это факт, однако подобное ограничение, при условии его грамотного использования призвано служить только во благо [44]. То же можно сказать и о Беларуси, где также ограничивается медийное пространство. Однако, вопросы ограничения, как, впрочем, и свободы требуют еще большого количества времени для осмысления их пределов.
О видимой части грядущих катастроф. Антропо-техногенный закон самосохранения природы
Получается весьма странная картина. Казалось бы, благодаря технологиям стало больше возможностей, информации. Но парадокс наших дней состоит в том, что чем больше информации, тем меньше знаний. Есть лишь обилие слабосвязанных между собой фактов. Отсутствует система, теряется причинно-следственная связь. Создаются оптимальные условия для запуска в действие технологий управляемого хаоса [45; 2, 345-346].Однако огромное, растущее по экспоненте количество информации в мире с нашей точки зрения запустило в действие какой-то, пока нам неведомый закон природы, призванный сдерживать прыть человеческого разума (назовем его антропо-техногенным законом самосохранения природы). Вот и получается, что мир красочных образов затуманивает нам разум, и за ветками мы перестаем видеть деревья, но зато видим потрясающую структуру листьев [46]. Из-за видео-доминирования и связанных с ним изменений мышления наступает эра творчества, когда логос временно уходит на второй план, перестает интересовать, а творческое, левое полушарие, которое, как известно, развито более у женщин, выходит на авансцену. Таким образом, западный мир вновь как бы вспоминает эру матриархата [47]. Наш дискурс показывает, что экраноцентричное развитие западного, а равно, к сожалению, и нашего общества, означает работу именно этого «закона самосохранения». Можно в этом усомниться, заявив, что технологии дают обширные возможности для развития личности, в конце концов, они дают знания и т.п. Однако с нашей точки зрения путем погружения в зрительный образ, происходит явное расслоение жизни реальной и жизни виртуальной. Смотря телевизор, общаясь в Интернете, особенно в социальных сетях, играя в компьютерные игры, словом, живя той самой экранной жизнью и создавая себе вымышленные социальные образы, человек развивает в своем сознании его некий симулякр, некое сознание-подобие, второе Я, только ущербное, усовершенствованное пределами воображения, совершенно не настоящее. Подобные тенденции, с развитием и распространением описанных нами технологий набирают все более крутые обороты.Один из классиков социологии – Жильбер Дюран [6, 81-90; 48] писал о расстоянии между человеком и объектом восприятия, как о своеобразном аквариуме, искажающем представление о реальности, делающим его сугубо индивидуальным, личным, соответствующем определенной личности или обществу (антропологический траект). В современных гипертрофированных обилием зрительной информации условиях такой аквариум становится похожим на черный квадрат Малевича, в котором каждый человек видит ровным счетом столько, сколько он хочет видеть.Таким образом, появляется новый хайдеггеровский dasein [49;50] – виртуальный dasein. Своеобразное вымышленное бытие среди нового интернет-поколения, которое вообще не знает, что значит жить без таких технологий. Образуется новая ноосфера. Подобно виртуальному финансовому капитализму, где оборот только биржевых деривативов за год превышает 2 квадриллиона долларов, то есть сумму примерно в 1500 раз большую, чем ВВП России [51]. Развивается виртуальное коллективное сознание. Страшнее этого – вероятность формирования виртуального коллективного бессознательного, означающего активную работу подсознания на защиту и интенсификацию развития подобных технологий, то есть подсознательное нежелание быть свободным от своего второго Я. И это лишь видимая часть айсберга, раздвигающая пропасть между западным миром и миром, пока еще относительно традиционным – восточным. Осмыслить пределы такой виртуализации сознания, значит создать тот самый коммунизм, за который боролись лучшие умы чуть меньше столетия назад. Уже сегодня существуют технологии, позволяющие смоделировать целостный виртуальный мир, для которого нужен лишь шлем виртуальной реальности и устройства имитации тактильных ощущений. Таково близлежащее будущее.
Преждевременность глобализации и эра информации хаоса
Идея неизбежности глобализации в наши дни представляется нам преждевременной. Помимо глобальной сети и интенсивного маркетинга как философии западной жизни, которые объединяют континенты и распространяют культуру Запада, говорить о создании единого глобализированного мира нельзя, хотя бы даже потому, что помимо культуры западной существует еще как минимум 11 больших культурных пространств [52, 461-466], каждое из которых способно претендовать на абсолют своих культурных ценностей как это делает Запад, во главе которого стоят США.
Тот глобальный финансово-экономический кризис, который мир встретил на рубеже 2007-2008 гг. является лишь предтечей глобальной трансформации западного мира, вызванной описанным выше влиянием информационно-телекоммуникационных технологий. В ближайшие десятилетия будет происходить два параллельных процесса – продолжение бурного развития указанных выше технологий и глобальная регионализация, то есть усиление связей внутри 12-ти больших пространств. И если первый процесс будет иметь своим результатом кардинальную трансформацию нынешнего Запада [53;54], то по окончании регионализации произойдет уже настоящая глобализационная трансформация. Однако российское общество живет в мире археомодерна [48] или псевдоморфоза по О.Шпенглеру, а, следовательно, те процессы, которые происходят сегодня на Западе, эхом вибраций проносятся по нашему сознанию, определенно изменяя его далеко не в лучшую сторону. Влияние оказывает практически все то, что было описано выше. Но особое опасение вызывает в наши дни действие основного принципа биологии, когда побеждает не сильнейший, а наиболее приспособленный, то есть тот, кто меньше всех принципиален и готов на манипулирование. Манипуляция сознанием и беспринципность финансового капитализма, ведущие к применению технологий управляемого хаоса, правят сегодня миром. Из такого движения следует рождение эры господства неуправляемой информации – информации хаоса [57], откуда, как и ранее, на протяжении всей истории, будет рождаться 3 процента населения высшего порядка («черные лебеди» [55]), которым и предстоит определять дальнейшее развитие всей системы. Однако это будет уже другое поколение – поколение Хаоса, возможно с особым мышлением, способным структурировать ранее немыслимые объемы данных, ведь иначе ему будет суждено утонуть в нелинейном водовороте информации. Федор Смирнов, экономист
Источник: Геополитика.Ру.
Рейтинг публикации:
|
