Трагические события в Кордае приобрели беспрецедентный масштаб. Свыше 6 000 беженцев в Кыргызстане, 10 убитых, более 120 раненных и 47 сожженных зданий минимум в четырех населенных пунктах Жамбылской области – позволяют говорить о масштабном этническом конфликте.
Случившееся не имеет прецедентов в новейшей казахской истории. Оно превосходит по масштабам и жертвам даже антикурдский погром в Маятасе 2007 года. Речь о новом уровне межэтнического насилия в Казахстане.
Власть и погромы
Ситуацию усугубила бездеятельность властей. Областная администрация признала, что в погромах участвовали 3 000 человек, которые с учетом местности и времени могли съезжаться к месту беспорядков только на автотранспорте. Однако милиция и КНБ проигнорировали сбор погромщиков, а равно массированную антидунганскую кампанию в социальных сетях. Также была проигнорирована подготовка, включая изготовление не менее 100 «коктейлей Молотова», использованных в ходе поджогов.
По сообщениям свидетелей, ОМОН появился через четыре часа после начала погрома, части спецназа – в 5:00 - 5:30 утра, когда уже начались массовые пожары в селах Масанчи и Булан-Батыре, а среди милиции на месте столкновений появились первые тяжелораненые. Возможно, власти не слишком спешили из-за того, что накануне днем в соседнем Сортобе местные жители-дунгане напали на патруль автоинспекции, пытавшийся оштрафовать их земляка.
В ночь с 7 на 8 февраля (около 1:30) один из лидеров местной общины взывал к власти о помощи через СМИ и социальные сети, поскольку на звонки в официальных инстанциях отвечали, что все меры уже приняты и проблема решена (это же докладывалось наверх и сообщалось для прессы).
В ответ от пользователей-казахов звучали упреки, что, во-первых, писать просьбы о помощи нужно только на казахском языке, во-вторых, такие сообщения «провокационны», в-третьих, «ваши ребята слишком наглые», а погром – лишь «дружеское напоминание о том, кто в доме хозяин».
Вызывают вопросы и последующие действия местных властей. Большинство лиц, задержанных на месте беспорядков полицией – освобождены в течение суток без каких-то внятных причин. Какие-либо следственные действия против провокаторов, разжигавших истерию в сети, неизвестны. Вплоть до появления сообщений о тысячах беженцев в Кыргызстане жамбыльские власти пытались представить случившееся «массовой дракой».
Президент уже отправил в отставку областное начальство, но проблемы явно глубже, чем простое головотяпство отдельные чиновников.
Проблема моноэтничных общин
Признаем честно, моноэтничные общины юга Казахстана, дунганские, курдские, узбекские или турецкие – составляют проблему. Часто это отдельные поселения и целые анклавы с 80% и более однородным населением, живущие наособицу. Для них характерен собственный язык общения, в чем-то более архаичные порядки, «теневая экономика», недоверие к властям.
В этих условиях община принимает некоторые государственные функции, включая судебные и защитные. Теневая торговля и неуплата налогов формирует либо связи с криминалом, либо криминализацию самого сообщества, вынужденного защищаться от притязаний криминалитета его же методами вне поля зрения властей.
Отказ от взаимодействия с властями и «неформальная» защита интересов общины, допускающая насилие, начинает порой применяться при иных видах внешних конфликтов. Февральские нападения на семью Кудашбаевых из Каракемера и двух автоинспекторов, которые спровоцировали текущий кризис – крайние проявления такого модели поведения.
На уровне соседних сел проблемы сглаживают знакомствами, межэтническими браками или переговорами аксакалов. Но вдали от мест компактного проживания, например, на тех же рынках, можно услышать много историй о неприятных межнациональных инцидентах. Это неизбежные издержки, связанные с этническими общинами, которые слабо интегрированы в «большой социум».
Власти уже не менее 20 лет пытаются интегрировать или даже ассимилировать такие сообщества через продвижение государственного языка, но эта политика безуспешна. И это связано с фундаментальными проблемами Казахстана.
Большая часть жителей этнических поселков, хоть дунган, хоть узбеков, живут преимущественно сельским хозяйством и торговлей в «квадрате» – «поле, рынок, школа, дом», к которому может добавляться мечеть, церковь или иной общинный социальный клуб. В рамках этой жизненной схемы потребность в государственном языке минимальна, а контакты с государством – эпизодичны.
Общество и государство в силу объективных экономических трудностей часто не предлагает местным хозяйствам масштабных инфраструктурных проектов или кредитных ресурсов для развития своего дела, поэтому модернизация общин не происходит. Для нее просто нет ни ресурсов, ни стимулов.
Теоретически язык должен давать доступ к образованию, квалифицированному труду или карьере в госаппарате вне родного села. Но рынок квалифицированного труда на юге Казахстана ограничен: в Жамбыльской области только 17% рабочих мест не относится к торговле и сельскому хозяйству, причем доля квалифицированных – минимальна. Проблема актуальна, пусть и в меньшей мере, и для общеказахстанского рынка труда из-за недостаточного развития реального производства.
Доступ к популярным рабочим местам в госаппарате и ряде крупных компаний ограничен протекциями по линии семей и жузов. Представитель этнического меньшинства, даже блестяще выучив казахский язык, чаще всего не может встроиться в эту систему отношений.
Кроме того, в Жамбыльской и Туркестанской областях даже имеющих необходимое образование представителей нацменьшинств неохотно берут на административную работу. Их присутствие на подобных должностях заметно ниже, чем в советское время.
Финальным ударом для языковой политики стал агрессивный переход от официального двуязычия к казахизации. Исключение русского, как языка популярных телеканалов, песен и литературы, из продвигаемого культурного комплекса привело к окончательной потере интереса у местных жителей к языковой интеграции.
В результате у моноэтничных общин просто исчезают позитивные стимулы для интеграции в казахское языковое пространство.
Сегрегация по-казахски
Областные и районные инстанции не любят докладывать о неудачах языковой и национальной политики наверх, не говоря уже о предложениях по ее исправлению. Они предпочитают переходить к конфронтации с моноэтничными общинами, пытаясь «продавить» официальную политику кнутом, а не пряником.
Могу сослаться на исследование, опубликованное в республике пять лет назад, о проблемах взаимодействия властей Туркестанской области с местными узбекскими и курдскими общинами. Административные ограничения на использования национальные языков вызывают раздражение и уход деловой активности в неформальную сферу.
Например, осложнение официальной переписке механическим переводом на казахский сокращает число обращений к властям, но не фактическую деловую активность. В результате обособление моноэтничных общин от «большого социума» усугубляется, а к тому же начинает восприниматься частью молодежи, как насильственная сегрегация. В сумме дефицитом представителей меньшинств в госаппарате враждебность, недоверие и даже насильственные инциденты – ожидаемы.
Местных чиновников, как любых людей, ситуация по-человечески злит. Появляются примеры откровенной враждебности и дискриминации по этническому и языковому признаку.
«В Сайраме отмечали случаи, когда представители органов власти подчеркивали, что они, прежде всего, узбеки и поэтому должны искать защиты своих прав в Узбекистане. Так и было сказано в ситуации обращения одной жительницы села Сайрам в правоохранительные органы города Чимкента. В другом случае в военкомате села Сайрам призывнику сказали, чтобы он ехал служить в Узбекистан подметальщиком», - приводит исследователь свидетельства местных жителей в публикации еще 2015 года (!).
В ситуации развивающегося конфликта между госаппаратом и этническими общинами выигрывают местные казахские националисты, которые активнее начинают предлагать свою идеологию местной власти и обществу. Часть чиновников начинает воспринимать националистические группы, как дополнительные инструмент давления на моноэтничные общины – даже способствуют их деятельности.
Закономерный итог – рост агрессивного национализма, переходящего в погромы. Так было в 2000-е годы в результате политического «наступления» на курдскую и узбекскую общину Туркестанской и Алматинской областях. В 2007 году произошел погром в Маятасе, в 2008 году – отмечены столкновения в окрестностях Карабулака.
Оба этнических кризиса были уменьшенной копией Кордайских погромов: из-за невнимания властей этнические инциденты перерастали в столкновения с насилием и поджогами, направленными против моноэтничных общин, уничтожение имущества и провоцирование миграции.
Новый уровень национализма
Масштаб Кордайских событий стал возможен не только из-за координации погромщиков и агрессивных националистов через интернет, но из-за нового всплеска национализма, связанного с ошибками властей.
Причина – неудачное наступление уже на русский язык, имеющий в Казахстане официальный статус. Схема процесса полностью повторяют опыт «интеграции» моноэтничных общин: попытки продвижения казахского языка, отсутствие отклика, административный прессинг, конфликт местного госаппарата и целевой аудитории.
Проблема в том, что «наступление на русский» затронуло преимущественно образованное городское население, русских, корейцев, русскоязычных выходцев из Узбекистана и Кыргызстана.
Эти группы играют заметную роль в бизнесе и образовании, что создает базу для использования «национальный карты» в конкуренции за денежные ресурсы и популярные рабочие места. В результате в «националистическом бизнесе» начинают крутиться более существенные деньги и действовать более мощные политические и бизнес-интересы.
В конце 2010-х годов начались даже попытки партийного строительство на базе идей казахского этнонационализма от полуэмигрантского «Жана Казахстан» до «Демократической партии» Жанболота Мамая. Окончательная легализация радикалов удерживает только позицией центральной власти республики.
Антидунганские погромы в Кордайском районе стали масштабной трагедией, так как в последние годы национализм «откормился», приобрел существенно большие ресурсы. Сообщают, что погромщики приезжали в дунганские села даже под утро, когда на выездах появились блок-посты. Вряд ли организаторы сами ожидали такого масштаба событий. Они просто не осознали, что располагаемый ими информационный и организационный ресурс гораздо мощнее, чем двенадцать лет назад.
Национализм начинает превращаться в новый и опасный для государства фактор.
Власть и национализм
После прошлогодних национальных конфликтов в Караганде и Астане (конфликт у «Абу-Даби Плаза») у властей сложилось ошибочное впечатление, что активность националистов можно легко контролировать силовыми мерами, следовательно, можно дальше использовать их как инструмент национально-языковой политики.
Но события в Кордайском районе стали тревожным сигналом. У националистических вспышек появились неконтролируемые международные последствия – 6 000 беженцев в Кыргызстане вместе с информационным резонансом нанесли огромный ущерб репутации Казахстана и властей республики.
Растущая эмиграция из Казахстана в Россию прошлых лет (более 50 000 человек в 2019 году) имела цивилизованную форму, и можно было отрицать ее связи с ростом русофобии и общим межнациональным климатом, но Кордайские события исключают любые попытки скрыть проблему.
Сообщается даже, что в Токмаке появились представители казахский властей, требующие от беженцев вернутся на родину. Сообщают об угрозах лишить компенсаций и иной помощи всех, кто откажется немедленно въехать в Казахстан. Тем не менее, многие опасаются, а некоторое количество беженцев вовсе находится в кыргызских больницах на излечении от ран, полученных в ходе погромов. Есть риск, что минимум часть беженцев решит остаться в Кыргызстане на ПМЖ.
Кроме того, Кордайский кризис может стать причиной провала инвестиционных проектов в регионе. Например, казахско-германского проекта по добыче драгоценных металлов в регионе.
Казахстан сталкивается с необходимость пересмотреть свою национальную политику. Не просто наказать конкретных организаторов событий в Кордайском районе, но и пересмотреть отношения с националистами в целом. Отказаться от заигрывания с этой идеологией. А также прекратить попытки продавливать с их помощью свою языковую политику.
Для страны легче существовать в условиях сосуществования нескольких языковых сообществ, чем переживать масштабные этнические конфликты и миграцию граждан и налогоплательщиков.
Автор благодарит Игоря Савина, чьими полевыми данным воспользовался. Также благодарю за сведения и интересные дискуссии пожелавших остаться анонимными коллег из КИСИ и корреспондентов в Кордае и Токмаке.
Автор: Никита Мендкович, председатель Евразийского аналитического клуба, эксперт Российского совета по международным делам
