Когда буква закона больше не уважается предполагаемой элитой организации, остаётся лишь сила закона. Поскольку процесс прекращается, то маленький человек уступает. Вот так всё и работает.

Иначе говоря: общество, которое меньше заботит правда, больше тревожится о силе. Мы повсюду видим эти универсальные взаимоотношения. Мы живём в культуре, склонной мошенничать, но жаждущей похвал. Мы радостно лжём и обманываем ради славы — это всего лишь один из способов сказать, что мы с радостью обменяем правду на силу.

Подумайте о мириадах способов, которыми продаются фантазии в надежде на известность. Мы и глазом не моргнём при виде тех недостойных рекламных объявлений в сети, говорящих нам, что какая-то местная блондинка-деревенщина теперь получает $8 000 в неделю. Картинки, вероятно, не лгут — она же сейчас устраивает вечеринку на собственном частном самолёте. И что удивительно, она из родного города всех и каждого!

Где правда неважно, там остается лишь сила. У этой тенденции много лиц. Общество, которое больше не волнует принцип беспристрастности, всё больше оказывается заинтересованным в пропаганде. А что такое пропаганда, как не желание большего влияния и власти?

Значит, во времена, когда правда не так важна, пристрастность имеет большее значение. Больше значения имеют кланы и принадлежность к ним.

Похоже на нас.

Общество, которое больше волнует не правда, а политический имидж. Это мы, точно.

Недавно ирландская группа исследователей публично заявила, что в ставшем печально известным судебном процессе американского врача Кермита Госнелла (акушер из Филадельфии, сторонник абортов, осуждённый за множественные случаи детоубийств) обвинители выдвинули против него обвинения лишь в восьми эпизодах из опасений, что ежегодный уровень убийств в Пенсильвании может быть существенно искажён, если будут рассматриваться все эпизоды.

Иногда правда причиняет боль. Но, если вы ещё не заметили, в культуре ныне более доминируют субъективные чувства, чем объективные размышления. Значит, правду ненавидят, когда она причиняет боль.

В восприятии Майерса-Бриггса всё больше выглядит так, словно все способные думать ушли на пенсию, не оставив ничего, кроме способных чувствовать, которые и доминируют в культуре.  Доктор Джордан Петерсон, заметное исключение — известный канадский пример того, что происходит, когда думающий человек мыслит вне зависимости от того, как воспринимает культура. Вокруг Петерсона обыкновенно витает инстинктивное возмущение — но логически он никогда не проигрывает в дебатах. Его студенты-выпускники лишены исследовательских грантов — не из-за низкокачественных исследований, а скорее из-за силового использования финансового влияния. Кто-то оказался обижен.

А когда правда становится весьма обидной, всё, что остается — сила.

По иронии судьбы, в обществе, которое считает, что правда никогда не должна причинять боль, обычно отсутствует эмоциональная взрослость. Это подростковое общество. Более того, культуру, которую не волнует правда, также не волнуют и принципы. Новостные передачи скорее сентиментальны, чем предметны. В какой-то момент подобное общество больше не заботят и определения. Оно скажет, что имеет меньшее значение, что такое исламофобия, а большее — то, что она нас возмущает.

Подобная культура к тому же полагает, что лучше то, что мы можем истолковать закон, чем передать его истинное, первоначальное значение. Соответственно, подобная «либеральная» культура будет презирать Антонина Скалиа и искать возможность отвергнуть Нила Горсача.

Кроме того, общество, которое меньше волнует правда, не затрудняет себя утверждениями от лица истины. Оно всё более считает систему правосудия слишком состязательной, а парламентскую систему  — сбивающей с толку и безвкусной. Возможно, потому-то лидер либералов в Сенате Питер Хардер, размышляя об идеалах, думает, что закрытое собрание организованной опппозиции наносит ущерб политике Сената.

На самом деле, он прав лишь частично. По сути, организованная оппозиция никоим образом не наносит ущерба поискам истины. Однако, вполне предсказуемо, что организованная оппозиция нежелательна для власти.

И есть ещё одна странность в том времени, в котором мы живём. Поскольку университеты меньше обсуждали философию и теологию, они стали более одержимы вопросом власти. Моральный авторитет был отвергнут, освистан и даже принижен враждебными теориями и обвинениями в «привилегированности». Вдохновленная марксистами ярость вполне ощутима и даже предсказуема, поскольку проблема во власти, а не в правде.

Исторически, зависть и политический гнев однажды привели человека на крест. Его цель, как сказал он Понтию Пилату, состояла в том, чтобы «свидетельствовать истину». Пилата не волновало истина, и это ещё слабо сказано. Однако вскоре после он сказал Христу: «Ты понимаешь, что у меня достаточно власти, чтобы тебя освободить или распять?»

Конечно, Понтий. В несовершенном Римском мире имел значение Цезарь, а не Сократ.

Власть в целом будет пытаться убить правду — всегда, вплоть до того, кто сказал «Истина — это я».

Это отрезвляющий политический принцип, его очень даже стоит запомнить.

И по сей день очень даже стоит отвергать.